Призрачный огонёк над головой, жизнь запечатана паролем. Часть вторая

Бабочка тут же скрылась. Гуцзы округлил глаза и отозвался:

— Я… я пошёл пописать!

Ци Жун с насмешкой бросил:

— Маленькие дети только и делают, что писаются! — и отстал от мальчика.

Гуцзы отошёл чуть подальше и тихо позвал:

— Мусорный гэгэ, мусорный гэгэ!

Се Лянь, сидя на крыше, сказал:

— …Зови лучше даочжаном. Мусорный гэгэ звучит как-то… странновато, ха-ха-ха… Гуцзы. Те люди, которых схватил твой отец, очень несчастные, а ещё они чужие подданные, их госпожа придёт и надаёт твоему отцу тумаков. Можешь помочь нам их освободить?

Гуцзы кивнул:

— Я знаю! Это люди небесной богини на чёрном быке! — Мальчик почесал затылок. — Я хотел их освободить, но… отец заболел, он говорит, что только человеческое мясо поможет ему излечиться. И что есть человечину — это нормально, просто я ещё маленький и не понимаю. А когда вырасту, он научит меня, как надо есть. Но мне кажется, что это не очень хорошо…

Куда там, это даже очень нехорошо!

Се Лянь подумал, что ситуация и впрямь опасная: проведя с Ци Жуном так долго, Гуцзы уже начал незаметно сворачивать с верного пути. В дальнейшем он может к такому привыкнуть, и человечина станет для него обыденным блюдом. Принц поспешил заверить:

— Это просто ужасно! Поедание человечины может вызвать очень серьёзную болезнь. Призраки съеденных будут преследовать тебя и твоего отца. Он вовсе не болен, просто не может бросить дурную привычку, слишком пристрастился. Ты должен придумать, как не дать ему съесть больше ни кусочка. Иначе останешься сиротой!

— Н-но что же делать?!

Хуа Чэн сказал Се Ляню:

— Гэгэ, позволь мне.

Он передал что-то через серебристую бабочку, а Гуцзы послушал и хорошенько запомнил. Затем Хуа Чэн вновь посмотрел на Се Ляня и произнёс:

— Нужно выманить Сюань Цзи.

Демоница тем временем говорила Ци Жуну:

— Мне всё-таки кажется, что этот тип слишком подозрительный. Утверждает, что он — подчинённый Повелительницы Дождя, но от него так и веет демонической Ци. Думаю, он нам лжёт. Поспрашиваю его ещё.

Видя, что Гуцзы куда-то убежал, Ци Жун воспользовался возможностью за его спиной продолжить обгладывать руку, и сейчас невнятно пробормотал:

— Как хочешь.

Если не брать во внимание моменты, когда Сюань Цзи при виде Пэй Мина сходила с ума, всё остальное время она оставалась намного мнительнее Ци Жуна. Всё-таки женщина. К тому же, Гуцзы её немного побаивался, и пока она рядом, вполне мог выдать себя. Се Лянь кивнул.

— Как её выманить?

Они переглянулись и снова, не сговариваясь, пришли к мнению:

— Генерал Пэй.

Се Лянь сложил руки в молитвенном жесте, как бы извиняясь.

— Делать нечего, придётся просить вас временно принести себя в жертву, Генерал Пэй. Все спасённые вознесут вам благодарности.

Хуа Чэн хохотнул:

— Лучше пусть благодарят тебя, гэгэ.

Тем временем с узора на его наручах спорхнула ещё одна призрачная бабочка, которая подлетела к уху Се Ляня, и принц услышал голос мужчины. Пэй Мина. Значит, перед уходом Хуа Чэн оставил в храме ещё несколько бабочек, а теперь мог услышать, что происходит с остальными. Се Лянь сосредоточенно послушал и прошептал:

— Идёт, идёт. Воспользуемся этим отрывком. Выберем следующие фразы…

Сюань Цзи стояла спиной к окну и неотрывно глядела на Инь Юя, задавая ему вопросы. Тот добросовестно отвечал:

— В деревне Повелителя Дождя я отвечал за оказание помощи голодным демонам, которым больше некуда пойти. Когда они забредали к нам, я давал им пригоршню риса, потом провожал в дорогу. Так и вышло, что запачкался демонической Ци…

Остальные пленные, будучи как раз настоящими крестьянами из деревни Повелителя Дождя, прекрасно понимали, что Инь Юй несёт полный бред — в их деревне действительно был такой работник, но конечно, не Инь Юй. Впрочем, никто и виду не подал.

Ци Жун вскрикнул:

— Хах! Я ведь тоже голодный демон, почему бы вам и мне не оказать помощь? Съел пару человек, а она загнала меня до смерти! Мелочная скряга, чего притворяться щедрой?!

Сюань Цзи совершенно не поняла такой добродетельности:

— В Поднебесной голодных демонов великое множество, разве можно помочь всем и каждому? Строит из себя невесть что.

И тут за спину демоницы неслышно подлетела бабочка, скрывшая своё сияние — сверкнула и пропала. Пленники это видели, но всё же сумели не подать виду и весьма слаженно притворились, что ничего не заметили. Сюань Цзи собралась задать следующий вопрос, как вдруг… услышала приглушённый мужской голос:

— Ну раз так… сначала… У тебя ещё… или нет? Давай…

Первоначально фраза звучала так: «Ну раз так, сначала зажарим эту крысу. У тебя ещё остались змеи или нет? Давай сюда парочку».

Когда Се Лянь услышал эти слова Пэй Мина, в душе его постигло потрясение и сочувствие. Наверняка генерал убил крысу, которая подобралась к ним, решил, что это обыкновенный вредитель, и вознамерился приготовить его на огне, чтобы накормить Пэй Су. Но можно ли человеку есть такое? Как видно, нужно поскорее возвращаться и остановить его. Теперь же, когда Хуа Чэн стёр несколько слов в этой фразе, результат получился весьма загадочным и как будто нёс в себе некую подоплёку, но в то же время смысл остался неясен. Сюань Цзи содрогнулась всем телом и рывком развернулась. Но бабочка тоже оказалась довольно хитрой и проворной — она не излучала сияния, а перед тем как демоница обернулась, взмахнула крыльями и спряталась.

Сюань Цзи, потрясённая и озадаченная, вновь обратилась к пленникам:

— Вы что-нибудь слышали? Видели кого-нибудь?

Инь Юй первым покачал головой, другие последовали его примеру с честным и невинным видом. Ци Жун, у которого весь рот был измазан в крови, повернулся к демонице с вопросом:

— А что ты услышала?

Сюань Цзи, немного потерянная, ответила:

— Я, кажется… слышала голос Пэй Мина.

Ци Жун воскликнул:

— А? У тебя слуховая галлюцинация? Я ничего не слышал.

Серебристая бабочка ближе всего находилась к Сюань Цзи, и другие не могли расслышать человеческого голоса, звучавшего от неё. Сюань Цзи недоумевала:

— Правда? Мне всё время кажется… что он может быть где-то рядом. — Она некоторое время молчала, растерянная, потом вздохнула: — Наверное, это и есть так называемый отклик души?.. Ваше Превосходительство, позвольте мне пойти проверить?

Весьма неожиданный успех. Се Лянь тихонько сжал кулаки и улыбнулся Хуа Чэну. И Хуа Чэн улыбнулся ему. Но тут Ци Жун остудил их надежды чаном холодной воды:

— Эх! Но ты же только что выходила на разведку? Какой ещё отклик души? Галлюцинация, вот и всё. Ты то и дело думаешь о нём по восемьсот раз на дню, как тут не появиться галлюцинациям.

Судя по виду Сюань Цзи, Ци Жун её убедил — она почти поверила и отбросила идею выйти снова. Однако Се Лянь не упал духом, несмотря на первую неудачу. Ведь они выбрали ещё несколько отрывков, которые пока не воспроизвели. Сюань Цзи собиралась вернуться к расспросам Инь Юя, когда вновь услышала голос Пэй Мина:

— Эх ты, глупышка! Поди сюда, я тебя научу.

А затем голос молодой девушки:

— Не стоит, Генерал Пэй, я уже делала это однажды, опыт имеется, давайте лучше я сама…

Конечно же, Пэй Мин давал наставления Бань Юэ, как испечь крысу для Пэй Су. Однако для Сюань Цзи всё обернулось совершенно иным смыслом. Изначальное презрение и неспособность найти подходящие слова демонице показались нежностью и жалостью, расстройство и отказ стали смущением и робостью. Сюань Цзи пронзительно вскрикнула, её глаза покрылись кровяными прожилками, а огонёк над головой вспыхнул ярким пламенем, подобно огню ярости в её сердце. Она схватилась за волосы и завопила:

— Это он!!! Ошибки быть не может, это точно он, он здесь, я его чувствую, моя душа откликается ему!!! Пэй Мин! Снова ты за своё! Что за девка на сей раз? Я убью тебя!!!

С этими криками она выскочила прочь, подтаскивая стучащие по земле переломанные ноги. Ци Жун вслед разразился бранью:

— Эй! Сюань Цзи? Мать твою! Ноги сломаны, а как резво поскакала! Ради какого-то жеребца-осеменителя! Стоит ли того?!

Се Лянь, глядя на исчезающий вдали силуэт Сюань Цзи, которая пошатывалась и чуть не падала на бегу, ощутил лёгкий укол печали и сочувствия. Хуа Чэн, должно быть, решил, что он переживает за безопасность оставшихся в храме, и произнёс:

— Не стоит беспокоиться. Призрачная бабочка уведёт её в противоположном направлении. Даже если она отыщет Пэй Мина, с ними Жое, и демоница не проникнет в круг. Давай поскорее разберёмся здесь.

Сюань Цзи ушла, теперь настал черёд Гуцзы сыграть свою роль. Мальчик поднялся и обтёр запачканные грязью руки о штаны сзади. Се Лянь всё ещё волновался:

— Он точно справится?

Хуа Чэн спокойным тоном ответил:

— Гэгэ, верь мне. Если это не сработает, за неимением лучшего, есть ещё один способ. В крайнем случае просто сделаем так, чтобы Ци Жун больше в жизни не смог рта раскрыть, а потом уж не спеша придумаем, как погасить его призрачные огни.

— …

Когда Гуцзы вошёл в зал, Ци Жун уже успел слизать кровь с пальцев, а при виде мальчика произнёс:

— Сынок, подойди, разомни папке ноги!

Гуцзы послушался и принялся стучать кулачками по ногам Ци Жуна. Спустя некоторое время мальчик сказал:

— Отец, а почему люди, которые сидят в углу, не связаны верёвками, но всё равно не смеют пошевелиться?

Ци Жун с явным удовольствием ответил:

— Хи-хи, ну конечно, они так сильно боятся меня, твоего папашу, что у них колени подкашиваются и ноги не ходят от страха!

— …

Гуцзы разинул рот и широко открыл глаза.

— Ты так силён?!

Ци Жун, удовлетворяя своё тщеславие, воскликнул:

— А то! Слушай внимательно, сегодня ты узнаешь, насколько твой папка силён! Видишь вон те огоньки? Один мой приказ — шух — и людишки разом сгорят без остатка! Разумеется, они меня боятся! И ещё, есть два мелких демона, запоминай.

Гуцзы закивал, подобно цыплёнку, клюющему пшено, а Ци Жун продолжил:

— Одного зовут Хуа Чэн, прозвище другого — Черновод. Оба — никчёмная бесталанная мелочь, подлецы, заполучившие в руки силу и немного своей пёсьей удачи, а на самом деле вся их слава — дутая. Понимаешь, что значит «дутая слава»? Я тебя научу. Это такое выражение, оно означает, что они только с виду непобедимые, а на деле им никогда не сравниться со мной!

— ……

Гуцзы, вроде бы, понял, а вроде бы и нет, поэтому только охнул в ответ.

Ци Жун не унимался:

— Да ведь им же просто повезло! Мне бы такое везение, я бы достиг в десять раз больше! Погодите у меня! В этот раз твой папка непременно проскочит этот рубеж! Скоро я им лица расквашу! Никто больше не посмеет смотреть на меня свысока, только мне будет позволено смотреть свысока на всех!

Он с воодушевлением размахивал руками и громко вещал, а Гуцзы, хоть и не понимая, о ком идёт речь и что это вообще означает, всё-таки решил уважить его:

— Отец, у тебя обязательно получится!

— …………

Се Лянь на крыше закрыл лицо рукой.

Напыщенные рассуждения Ци Жуна поистине заставляли потерять дар речи. Подумав, что Ци Жун, как ни крути, а всё же его двоюродный брат, принц почувствовал за него истинный стыд и обратился к Хуа Чэну:

— Сань Лан, это… он… я…

Но Хуа Чэн с фальшивой улыбкой ответил:

— Гэгэ, не стоит обращать внимания. Он ещё и не такое может сказануть, это лишь верхушка айсберга.

По правде говоря, испокон веков под Небесами не найдётся ни одного мужчины, который не любил бы прихвастнуть. Ветром ему в руки принесло платок девушки из Сада Витающего Аромата¹, тут же скажет, что за ним увивается влюблённая прославленная певичка несравненной красоты. Подаёт обувь² и протирает скамьи для наложницы двоюродного брата внука дяди по материнской стороне наложницы императора — непременно всюду растрезвонит, что занимается важным делом в резиденции родни самого императора, занимает едва ли не важнейшую должность! Поэтому исключительной редкостью считаются как раз мужчины, которые хвастаться не любят.

¹Сад Витающего Аромата — название публичного дома.

²Подаватель обуви — унич., обр. в знач. бездарный, никчёмный человек.

Иные же, в первую очередь, любят бахвалиться перед женщинами, во вторую — перед собственными сыновьями. Даже Се Лянь помнил, как в детстве отец часто скрыто или явно стремился рассказать ему о своих достижениях и успехах в делах государственных. Именно поэтому с малых лет принц глубоко уверовал в то, что его отец — неизмеримо мудрый правитель, слава о котором непременно останется в веках. Когда же понял, что это не так, в его душе и зародилось чувство «ничего особенного» по отношению к отцу. Слишком разительным было отличие двух образов, что и привело впоследствии к протесту в душе принца, когда он уже повзрослел. Задумавшись об этом, Се Лянь помотал головой, ему самому показалось смешным: «И почему я стал сравнивать Ци Жуна и своего отца?»

Вот уж поистине неожиданный поворот. Наверное, причина в общей любви возвысить себя в глазах сына? Но всё же и отец принца, и любой другой отец, по крайней мере, не выходили за рамки дозволенного, а Ци Жун уже до того дохвалился, что нёс совершенно бесстыжие речи с абсолютной уверенностью в своей правоте. Не удивительно, что даже всегда скромный и тихий Хэ Сюань относился к нему со стойким презрением — при встрече сразу находил повод избить наглеца. Се Ляню в то же время стало любопытно — почему Ци Жун всё ругает других, но до сих пор ни словом не обмолвился о нём самом? Неужели изменил своим привычкам?

Впрочем, Се Лянь, кажется, начал смутно понимать, по какой причине Ци Жун до сих пор не съел Гуцзы. Если бы он взялся разглагольствовать перед обычным или же хоть сколько-нибудь опытным взрослым человеком, собеседник мог и не купиться на его речи. И подпевания такого слушателя всё равно звучали бы неискренними, либо излишне заискивающими, подобно возгласам мелких демонов, прежних слуг Ци Жуна. А вот похвала Гуцзы звучала совсем иначе: каждое слово исходило от души, от чистого сердца. Ведь мальчик по-настоящему считал, что его «отец» — самый сильный во всём мире!

Ци Жун, должно быть, уже давно не бахвалился с таким удовольствием. Наконец, полностью удовлетворённый, он пригрозил:

— Ты должен меня слушаться, понятно? Если не станешь, я и тебе на голову надену призрачный огонёк!

Гуцзы испугался и поскорее закрыл голову ладошками.

— Не надо, я не хочу… Верно, отец, — он вспомнил, что ему велели Хуа Чэн и Се Лянь, и робко проговорил: — т-ты ведь уже не сможешь снять эти зелёные огоньки?

Спроси мальчик «сможешь ли ты снять эти зелёные огоньки», и Ци Жун мог не сказать правды. Но вопрос прозвучал иначе, с ноткой сомнения в его силах — конечно же, по указанию Хуа Чэна и Се Ляня — и Ци Жун тут же пинком запустил в полёт голову одной из окаменевших статуй.

— Чушь собачья! Папка может навесить их, когда захочет, и точно так же снять! Смотри! Я прямо сейчас тебе это докажу! — Затем он указал на одного из крестьян и крикнул: — Псом вылюбленный Се Лянь!

Се Лянь:

— …

Хуа Чэн:

— …

И огонёк над головой человека погас. Пленник тут же вскочил, но не успел отбежать и на пару шагов — Ци Жун плюнул, из его рта вылетел ещё один ярко-зелёный призрачный огонёк и снова навис над головой крестьянина. Ци Жун расхохотался и похлопал Гуцзы по голове.

— Ну что, силён твой папка?

Се Лянь на крыше стёр со лба пот. Хуа Чэн же выглядел равнодушным, но голос его при этом прозвучал угрожающе:

— Видимо, никчёмная дрянь решила стать ещё более никчёмной.

Принцу даже показалось, что кулаки Хуа Чэна захрустели, он сказал:

— Не всё так страшно. Разузнать пароль оказалось проще, чем предполагалось!

Они научили Гуцзы ещё нескольким способам выманить пароль, которые, видимо, уже не пригодятся. Теперь понятно, почему Ци Жун ни разу не высказался в адрес Се Ляня — оказалось, что привычке он не изменил, просто сделал излюбленное ругательство паролем для своих призрачных огней. Подобной глубине чувств можно было только подивиться. Теперь-то Хуа Чэну и Се Ляню отпала нужда прятаться, они тут же пробили крышу и спрыгнули вниз!

Услышав грохот, Ци Жун от испуга свалился со своего стула.

— Кто такие?! Кто такие?! — Затем пригляделся и стал заикаться: — Псом… псом… — Видимо, хотел выругаться, но вспомнил о пароле, и торопливо закрыл сам себе рот.

Крестьяне в углу зала наперебой заговорили:

— Кажется, он только что назвал пароль, может, попробуем сами себя освободить?

— Да! Ведь нужно просто выругаться! Правда, совестно перед человеком по имени Се Лянь, но ведь его здесь нет, думаю, ничего страшного!

Хуа Чэн приподнял бровь и бросил взгляд в их сторону. По лицу Инь Юя прокатилась капля холодного пота, и он обратился к остальным пленникам:

— Ну… Не важно, присутствует ли здесь этот человек, я всё же советую вам не говорить тех слов. Иначе последствия будут ещё более тяжёлыми, чем наше теперешнее положение…

Тем временем Ци Жун, схватив Гуцзы и выставив мальчонку перед собой, выразился по-другому:

— Пёсья… пёсья подстилка, Се Лянь! Совсем совесть потерял! Подслушивать вздумал! Какая подлость!

Се Лянь слегка расстроено пробормотал:

— Пёсья подстилка? Это что ещё такое?

Ци Жун вновь засиял самодовольством:

— А впрочем, хи-хи, пускай ты узнал пароль, это тебе не поможет! Или станешь сам себя бранить? Хуа Чэн, да и тебе такого никогда не высказать!

Хуа Чэн заметно помрачнел, его пальцы вновь отчётливо хрустнули. Се Лянь же этого не заметил, а вот заявление Ци Жуна показалось ему странным, и он ответил:

— Стану! Что здесь такого? — и без тени колебаний повторил пароль пять-шесть раз. По разу на каждого пленника.

Те уже поняли, что объявившийся спаситель — и есть тот, о ком говорилось в пароле, и потому не удержались, чтобы не поднять вверх большие пальцы со словами:

— Ему хватило смелости самого себя унизить! Настоящий мужчина!

Однако огоньки над их головами, вопреки ожиданиям, так и не погасли. Се Лянь слегка изменился в лице, а Ци Жун разразился безумным хохотом:

— Ха-ха-ха-ха-ха! Попался! Вот что я тебе скажу: только я сам лично могу снять заклятие! Ты зря себя обругал! Ха-ха-ха-ха-ха…

К лицу Гуцзы подлетела серебристая бабочка, и веки мальчика, дважды моргнув, тут же слиплись — ребёнок уснул. Ци Жун всё ещё хохотал как умалишённый, как вдруг его крутануло ударом длинного рукава, закружило вокруг своей оси, а после восемнадцати оборотов впечатало в стену.

— Псом вылюбленный Се Лянь! — сорвалось с его языка.

Стоило ругательству прозвучать, и призрачный огонёк над головой Инь Юя исчез. Он тут же вскочил на ноги и отступил подальше. Ци Жун понял, что по неосторожности проболтался, и снова зажал себе рот. Се Лянь же с доброжелательным видом сказал:

— Ну же, давай, ничего страшного, не надо себя сдерживать, выпусти наружу свою истинную сущность, продолжай браниться.

Его слова звучали благожелательнее некуда, но при этом принц схватил Ци Жуна скрученным рукавом, и по его виду поистине трудно было сказать, что он собирается с ним сделать. Ци Жун заорал что есть мочи:

— Бей! Можешь хоть убить меня, но я больше этого не скажу!

Рядом послышался зловещий голос Хуа Чэна:

— Это меня как раз устраивает.

Ци Жун обернулся и успел увидеть только улыбку Хуа Чэна, такую фальшивую, что фальшивее уже некуда, а мгновением позже всё исчезло.

Голову Ци Жуна вбили в пол на три цуня.

— …

Хуа Чэн оторвал его лицо от пола, и Ци Жун взревел:

— Да как вы посмели творить со мной такое! К чёрту всё, я сейчас сожгу этих людишек одним махом! Погибнем вместе! Паршивый пёс Хуа Чэн! Горите!

Как видно, фраза «паршивый пёс Хуа Чэн» была другим паролем, для убийства. Однако после собственного крика Ци Жун не услышал ни единого вопля боли. Он в недоумении раскрыл глаза и увидел, что крестьяне целёхоньки и стоят вокруг, глазея на него.

— Что это такое? Почему вы ещё живы? Сейчас же умрите! Сдохните! Кто снял с вас заклятие?! — поразился Ци Жун.

Се Лянь ответил ему:

— Ты, собственной персоной! — и указал на серебристую бабочку, которая издала точно такой же рёв, как сам Ци Жун: «Ты зря себя обругал! Ха-ха-ха-ха-ха…»

Выходит, призрачная бабочка в точности запомнила и воспроизвела голос Ци Жуна, включая фразу-пароль. Ци Жуну достаточно было сказать её единожды, и теперь можно освободить сколько угодно пленников.

Хуа Чэн холодно произнёс:

— Вместе с тобой никто погибать не собирается. Отправляйся-ка в путь в одиночестве.

Ещё один мощный удар, от которого Ци Жун пробил дыру чуть ли не к самому сердцу земли.

Когда дым сражения рассеялся, крестьяне окружили яму, посмотрели и спросили:

— Его… его ещё получится оттуда достать?

Инь Юй спрыгнул в яму, которую Хуа Чэн проделал Ци Жуном, и вскоре выскочил обратно, держа в руках зелёного неваляшку.

— Градоначальник, Ваше Высочество, Лазурный Демон Ци Жун захвачен.

Ярко-зелёный неваляшка скалил зубы и кривил рот, высунув длинный язык, да ещё закатил глаза, будто насмехался над кем-то, и в то же время словно изо всех сил играл на публику. В общем, ужасная безвкусица. Даже маленький ребёнок при виде такой игрушки презрительно забросил бы её подальше. Неизвестно, пожелал ли сам Ци Жун принять такой облик, или Хуа Чэн специально придал ему это выражение лица.

— Нам эта тварь не нужна, — сказал Хуа Чэн. — Неси её сам, от нас подальше.

— Слушаюсь, — ответил Инь Юй.

Честно говоря, Се Ляню и самому не очень хотелось брать неваляшку в руки. Принц подобрал с земли только спящего Гуцзы. Несколько призрачных бабочек влетели откуда-то снаружи и опустились на тыльную сторону ладони Хуа Чэна. Посмотрев на них, он сказал:

— Нам нужно поскорее возвращаться в храм.

Се Лянь рывком развернулся к нему.

— В храме что-то случилось?