Глава 36. Киллиан

Киллиан

Через пару недель Ривер потащил меня в мой старый дом в тупиковом переулке. Поначалу я надумал притвориться тушкой в знак протеста, но потом решил быть мужчиной и покончить со всем раз и навсегда. Правда, для этого пришлось сглотнуть огромный колючий комок, застрявший в глотке.

— Ты же сказал, что мы пойдём завтра, — вздохнул я.

Ривер доверил мне свой набор инструментов, а сам нёс тяжелые доски. Со стороны мы наверняка смотрелись ужасно глупо. Он с изяществом скользил по дороге, ничуть не сгибаясь под весом реек за спиной, а я едва полз, безуспешно сражаясь с громыхающим ящиком. Запястье ломило и пульсировало от боли.

— Тогда бы ты успел придумать отговорку, чтобы не идти. Дожди уже начались, и на улице похолодало. Нужно быстрее запечатать твой дом. Пойдём, всё будет хорошо.

Я снова сглотнул комок, на этот раз застрявший ровно посередине горла. Остановившись, Ривер ждал, пока я догоню, следя за мной своими чёрными, как смоль, глазами. Как всегда терпеливый к моим слабостям.

Стоя спиной к моему старому дому, он походил на мужчину с плаката к фильму ужасов. Ослепительно красивый, бледный серийный убийца возвышается на фоне зловещего, притаившегося на отшибе двухэтажного дома под свинцовым небом. Он заманивал свою жертву внутрь, разделывал живьём и тушил в духовке. В моей голове Ривер безумно хохотал, когда кровь фонтаном брызгала ему на лицо, затем вновь поднимал испачканный алым топор и опускал на свежий труп. Тошнотворные чвоки эхом отскакивали от голых гипсокартонных стен. Хрясь, хрясь, хрясь. Жалко, что за спиной у него сейчас вязанка реек, а не топор.

— Я на всякий случай прихватил «Ксанакс».

Интересно, Ривер заметил, что я мысленно уплыл в другой мир, или подобные разговоры для нас уже стали нормой? Как бы там ни было, я свирепо зыркнул в его сторону.

— Не надо меня постоянно накачивать до состояния овоща. Со мной всё не настолько плохо.

Тот фыркнул. Очевидно, настолько.

Я попытался взяться поудобнее за ручку ящика. Ривер наблюдал, как я воюю с металлическим ящиком, неловко мусоля его в руках, и, скорее всего, внутренне смеялся над тем, что мне не по зубам унести даже тридцатифутовый контейнер. Он высокий, сильный и подтянутый. А я — худосочная развалюха.

Ящик с дребезжанием выскользнул из хватки, и мне пришлось ловить его травмированной рукой. Ничего хорошего из этого не вышло. По запястью зазмеилась острая боль, и я всё-таки упустил контейнер, рухнувший на асфальт. К счастью, крышка не распахнулась, но от грохота все кошки в округе пулями разлетелись в по углам.

 — Прости! — воскликнул я. В горле привычно запершило.

Но Ривер всего лишь улыбнулся, занося руки над поясом и снимая с себя ремень.

— Ты не виноват, у тебя ведь до сих пор не зажило запястье. Я же сказал, что сам донесу.

Он продел ремень под ручкой ящика, поднял и закинул себе за плечо. Потом протянул мне руку. Вцепившись в неё, я поднялся на ноги.

— Пожалуйста, дай мне.

Покачав головой, тот поцеловал меня в губы.

— Нет, он слишком тяжёлый для тебя. А мне нетрудно. Когда рука пройдёт, и ты немного подрастёшь, то сможешь таскать всё без проблем.

Лицо незамедлительно вспыхнуло краской стыда. Теперь со стороны мы смотрелись не просто глупо, а жалко. Ривер нёс всё необходимое, чтобы заколотить мой дом, а я бесполезно семенил рядом. Он по-прежнему не сводил с меня взгляда — такого, который видит всё насквозь, но я свои глаза от него прятал. Я прекрасно знал, почему вдруг пал духом и опять чувствовал себя ни на что не годным.

Эшер Фэллон.

Он был гнойным пузырём в моём мозгу, отзывающимся саднящей болью при каждом ментальном прикосновении. Симпатичный, рыжеволосый волдырь, который вспух и загнил, заражая своими ядовитыми сомнениями мою и без того мнительную и закомплексованную натуру. Каждый раз, когда Ривер говорил о нём, ещё больше грязи попадало внутрь, и очаг воспаления всё разрастался и расползался. Поначалу ранка была совсем маленькой, но последние две недели Ривер невольно подкармливал её. Теперь фурункул грозил взорваться при малейшем упоминании имени Эшера.

Мои дряхлые, потёртые кроссовки ступали в линию друг за другом. А Эшер бы смог нести ящик с инструментами и доски. Он бы не отставал от Ривера. Прошла всего какая-то пара недель, а тот ходил уже почти нормально. Походка уже была гораздо пластичнее моей, движения воздушные и приятные глазу. С каждым днём… И с каждой ночью, что Ривер возвращался из дозора, я всё меньше и меньше доверял ловцу.

Кто я по сравнению с ним? Слишком юный, слишком слабый, наивный, да к тому же — трус. Тепличная травка из Тамерлана. Меня опекали всю мою жизнь и не учили защищаться. Мой разум не способен выносить ужасов Пустоши, я косорукий, я неуклюжий, и… и…

Он идеален.

Эшер красивый, грациозный, могучий, даже опасный. Я слышал их с Ривером разговоры. Про рейверов, которых они убьют, когда поедут за его тайником. Мозг его был хитросплетением жестокости и садизма, совсем как у моего Ривера. Но что хуже всего — Эшер обдал огромной харизмой и едва ли не светился дружелюбием. И Ривер на это откликался. Вот почему они стали друзьями.

Для всех остальных Ривер был коброй. Кем-то, кого лучше обойти стороной, желательно на цыпочках, кого нужно избегать. Если ты всего лишь посмотришь на него, он может атаковать. Я быстро усвоил эту истину: до смерти родителей Ривер меня пугал. Я уважал его стремление к одиночеству и держался от него на приличной дистанции.

А Эшер — нет. Он непринуждённым шагом подплыл прямо к змею и принялся разгуливать с ним в темноте.

Мы стояли уже на лестнице. Ривер всё так же смотрел на меня, однако если он спросит, что случилось, я совру. Моя неуверенность в себе, сомнения и подозрения не были для него секретом. Поднятие этой темы в разговоре может закончиться руганью. К тому же мне не хотелось загонять его в ловушку, опутывая своими собственными дурными мыслями. С Эшером Риверу было весело, а он заслужил веселье и радость.

Если повторю это достаточное количество раз, возможно, мозг купится, и дело с концом.

Но я действительно желаю Риверу счастья! Я поджал губы, молча наблюдая, как тот достаёт гвозди из своего ящика. После всего, что произошло между ним и Грейсоном, и не говоря уже о тайне Лео, Ривер заслуживает иметь друга со схожими интересами, чтобы вместе с ним ходить и… убивать всякое. Друзья и романтические партнёры — это ведь совсем разные вещи… Да?

Да?!

— Киллиан?

Мои внутренние крики заползли обратно в глубины сознания, сменившись реальностью, в который Ривер уставился на меня, изогнув одну из своих изящных бровей.

— Давай ты будешь подавать мне гвозди.

Раздув щёки, я протяжно выдохнул. Потом усилием воли заставил себя отвлечься от самоуничижения и принялся помогать ему заколачивать окна. Это стоило нам приличного количества времени и одного ушибленного пальца — благодаря мне, вздумавшему отвлекать Ривера пустой болтовнёй — но, в конце концов, мы полностью законсервировали первый этаж.

А потом началось самое трудное… Второй этаж, который Риверу придётся забивать, стоя на карнизе над окнами первого. Когда мы вернулись к ступенькам, ведущим на переднюю террасу и к парадному входу, в животе всё перевернулось.

Внутри до сих пор хранились вещи моих родителей. Фотографии мамы, одежда папы. Въевшиеся в дерево пятна, оставленные ими во время болезни. А вдруг опарыши вернулись? Вдруг я что-то пропустил? Внутри будет темно. Вдруг я услышу шум? Или споткнусь обо что-нибудь? В мыслях я уже секунд десять как удрал обратно в подвал Ривера, но в реальности ступни оставались намертво приклеенными к земле. Понятия не имею, сколько прошло, пока я стоял и тупо пялился на дверь.

— Ключи, Киллиан?

Медленно кивнув, я открыл свою сумку-портфель и достал звенящую связку. Один от задней двери, один от передней и пара от нашего подвала. Я протянул ключи Риверу, и тот мягко улыбнулся. Мой парень понимал, что я глуплю и волнуюсь понапрасну, и я тоже это понимал. Но всё же…

— Я попрошу Редмонда или ещё кого-нибудь забрать мои ключи у Грейсона, — со звоном отперев дверь, тот повернул ручку и вернул мне связку. — Запасные положим на место, а у тебя будут свои собственные. Или ты хочешь вернуться в этот дом?

За секунду разогнавшееся до скорости света сердце более чем ответило на этот вопрос. И поскольку я знал, что Ривер точно его услышал, то не стал утруждаться высказыванием вслух того, что именно я думал по этому поводу.

— Хочешь, я войду первым? — голос его был таким добрым.

Я боязливо заглянул за дверь, впервые за месяцы видя свою бывшую кухню, и кивнул. Запах, исходящий изнутри, оживил в голове воспоминания, к которым я навряд ли был готов. Я спешно отвернулся.

— Хочу, — я умудрился выдавить из себя ответную улыбку.

Ривер прошёл на кухню и, уперев руки в боки, завертелся на месте, оглядываясь по сторонам. Иссохшие половицы застонали под его берцами.

— Давненько меня здесь не было.

А это уже интересно. Утрамбовав поглубже тревожность, я сделал шаг вперёд. Ривер как ни в чём не бывало прогуливался по кухне и прилегающей к ней зоне отдыха. Пальцы его пробежались по букету искусственных цветов, принадлежавшему маме.

— А когда ты сюда приходил?

Тот распахнул дверцы шкафчиков и принялся выгребать оставшиеся консервы.

— Кроме случаев, когда ходил за твоей одеждой и ловил Биффа? Когда Мэтт сообщил, что ты пропал. Я помчался сюда, надеясь, что ты просто лёг пораньше.

Ривер указал мне под ноги. Опустив голову, я увидел на полу засохшую грязь в форме отпечатков мужских башмаков и проследил за ними взглядом. Следы шли до лестницы и исчезали наверху. Поднявшись, я с удивлением понял, что они ведут прямиком в мою комнату.

— Ты знал, где моя спальня? — спросил я с любопытством, проходя внутрь. Отпечатки заканчивались у моей кровати, затем разворачивались и спускались обратно. Тот, кто их оставил, не заходил в спальню родителей, словно чётко знал расположение комнат.

Ривер, маячивший позади, молчал. Нагнувшись, я подобрал старую книжку, что читал когда-то. Потом положил на место и, так и не дождавшись ответа, повернулся к нему. Странно, Риверу почему-то явно было по себе. Он заложил руки за спину и сосредоточенно, не отрываясь, глядел в угол. В тот, где стояло лишь поломойное ведро да комод с парой стопок одежды.

— Я мог бы покончить с этим ещё в первую ночь… — прошептал Ривер так тихо, что я едва разобрал.

— Что? — переспросил я громко. Ривер покраснел, как помидор, и пробормотал что-то уже совсем неслышное, затем принялся возиться с окном.

— Можешь рассказать мне, душа моя, — мягко проговорил я, укладывая руку ему на плечо, но Ривер неловко отшатнулся. Поставив ступню на подоконник, он вылез из окна и оказался на очень узком карнизе, балансируя для поддержания равновесия.

Он мог бы покончить с этим ещё в первую ночь… Понятия не имею, что это значит, но у меня хватало ума не вытягивать из своего парня что-то, чем он не хочет делиться. Не проронив больше ни слова, я принялся подавать ему гвозди. Эшер не стал бы допытываться, и я не буду.

Ривер взял у меня пару гвоздей и зажал между зубов, потом начал вбивать по одному в оконную раму. Вскоре мою спальню окутала тьма. Когда молоток опустился на последнюю шляпку, я направился в спальню родителей. Дверь была закрыта, и она оставалась таковой с самого дня их смерти.

Я нервно и дёргано заломил руки. Привычка эта появилась у меня после Периша. Ривер давно это подметил и выдал уже приличное количество резких и презрительных комментариев по этому поводу, но я ничего не мог поделать. Каждый раз, когда меня охватывало беспокойство, я машинально выкручивал руки.

Мысленно дав себе нагоняй, я коснулся ладонями бёдер и замер по стойке «смирно» перед белой и облупленной дверью. Пытаясь подбодрить самого себя напутственной речью.

Мамы больше нет, папы больше нет. Их больше никогда не будет рядом. Они мертвы, и прятаться от воспоминаний о них нет никакого смысла. Теперь у меня есть Ривер, и он меня поддержит.

Я взялся за дверную ручку. Так оказалась холодной и аморфной в моей руке. Родители никогда не познакомятся с моим чудесным парнем, они никогда не узнают, какой Ривер прекрасный. Что он так добр ко мне, что он любит меня, защищает и… И он просто идеально мне подходит, даже несмотря на то, что является химерой. Жаль, что мама не увидела нас вместе при жизни. Она умерла, боясь, что никто в этом мире больше не позаботится обо мне. Нужно навестить их на кладбище и рассказать, какой Ривер замечательный. Может, она где-то слушает. Или я могу рассказать ей об этом прямо сейчас.

— У меня всё хорошо, мам, — прошептал я, закрыв глаза. — У меня есть Ривер, и до тех пор, пока он будет со мной, всё будет хорошо.

Толкнув дверь, я вошёл в спальню. Свет, поступающий снаружи, частично перегораживал Ривер, стоящий на карнизе. Взгляд сам по себе упал туда, где раньше лежал матрас. При виде жирных очертаний у кровати, куда мой отец скатился однажды ночью, к горлу подступила тошнота.

Папа. Его лицо зелёное, а в уголках рта пузырится кроваво-красная пена. У него приступ, такой же, как у Ривера, но всё же другой. Я помню каждый спазм, каждое дёргающееся сокращение мышц, при котором белые червячки сыпались из полостей его тела. Как дождь на землю.

Я подскочил, шугнувшись Ривера, открывшего окно снаружи. 

— Всё хорошо?

Голос его был такой нежный… Такой заботливый. Он очень-очень старался облегчить для меня поход в этот дом. Вообще, он уже как будто бы даже и не старался — всё получалось естественным путём. С тех пор, как Ривер покинул Арас, он стал гораздо добрее и участливее. Правда, до определённого предела. В конце концов, это же Ривер.

Я попытался сглотнуть, но в глотке пересохло до такой степени, что я испугался, что сейчас меня вырвет. Всё хорошо. У меня всё хорошо.

Дошагав на ватных ногах до окна, я вручил Риверу гвозди.

— Хочешь что-нибудь забрать? — поинтересовался тот. В ход пошла следующая доска.

— Деньги, некоторые книги, специи, еду…

Я пытался говорить спокойным и ровным голосом, но глаза предательски возвращались к пятну, въевшемуся в дерево. Пятно от матери осталось в гостиной. Я прикрыл его ковриком. Опарыши провалились в зазор между половицами, и мне пришлось выковыривать их ножом. Их мягкие, бесформенные тела лопались, разбрызгивая тягучую слизь.

Запах… Вонь. Он вгрызался в твои слизистые, просачиваясь в мозг и затуманивая все остальные органы чувств крепким, густым смрадом. Он оставался с тобой навечно, впечатывался в тебя и возвращался при малейшем напоминании.

Задохнувшись в рвотном позыве, я развернулся и бросился прочь из комнаты. Забежав в старую уборную, проблевался в ванну. В спальне возобновился грохот молота по дереву. Хорошо, что Ривер не поспешил меня утешать. Чем скорее закончим, тем лучше.

Меня снова скрутило. Я навис над фаянсом, опираясь одной рукой на холодный край, второй — на крышку унитаза, и таким образом поддерживая равновесие. Меня тошнило прямо на стенки чистейшей ванны. Я столько раз драил её с хлоркой, что поверхность блестела. Ещё раз. Сверкающая керамика окрасилась кусками крысятины и стручковой фасоли.

Вытерев рот, я поплевался и сел на пятки, пытаясь восстановить дыхание. Пребывание здесь как-то странно на меня действовало, словно я провалился в другой мир. Я наполовину ожидал услышать за дверью голос мамы, спрашивающей меня, всё ли в порядке. В Тамерлане я часто болел. Помню, она покупала мне чай с имбирём, чтобы успокоить желудок. А сейчас… Сейчас меня успокаивали толчёные болеутоляющие, от которых жёг нос, и «Ксанакс», от которых терялась ориентация в пространстве.

Молоток всё стучал. Ривер скоро закончит на втором этаже. Ещё пару окон на чердаке и всё… Я положил ладони на лицо и медленно потянул вниз. Запах прокисшей рвоты и кислотной желчи заполонил мою когда-то идеальную ванную. Опёршись на колени, я поднялся.

Но уже спустя долю секунду завизжал и отскочил назад, едва не свалившись в изгаженную ванну. За дверью что-то было… Мёртвое. Размером примерно с крупного кота и настолько гнилое и разложившееся, что не угадывались никакие формы. Серый, клочковатый мех слез с тушки в процессе тлена, и из-под месива плоти болотного цвета торчали острые рёбра. Но самое ужасное — этот могильный алтарь шевелился: крошечные, зернообразные червячки пульсировали и извивались, словно отдельные клетки одного сознательного организма.

Я вновь заорал, отползая в угол между ванной и унитазом. Потом завыл в голос. Мозг превратился в пюре, переходя в режим «бей или беги». Правда, в моём случае обычно включался третий вариант: сожмись в как можно более незаметный комок и рыдай. Я изо всех сил зажмурился, отчаянно стараясь не обращать внимания на запах гнили. Как я вообще умудрился пропустить эту вонь с самого начала.

Неожиданно дверь распахнулась на полную. Я резко открыл глаза, как раз в тот самый момент, как труп расплющило вдоль стены. Всплеск протухшей коричневой крови брызнул на белую краску. Серый мех и опарыши разлетелись по кафелю, словно кто-то уронил миску с рисом. Несколько личинок приземлилось подле меня. Я, как одурманенный, опустил взгляд и увидел, как их тельца корчатся, а чёрные головки в замешательстве ворочаются во все стороны.

«И какие-то из них точно попали на меня».

Я пронзительно заверещал. В следующую же секунду меня рывком подняли на ноги, и я из последних сил вцепился в Ривера. Остатки сознания крошились на мелкие кусочки. Разум нёсся прямиком в бездну панической атаки, и та обещала быть очень суровой.

— Отдай его мне, — сказал вдруг Ривер.

Стоп, а кто тогда держал меня? Неожиданно меня передали в сильные руки моего парня, и тот сбежал вместе со мной вниз по лестнице. Кто-то шагал позади.

Прохладный воздух освежил мои растерзанные лёгкие, но в носу всё равно стоял трупный запах. Ривер попытался поставить меня на землю, но я не дался, повиснув на нём, как перепуганный котёнок. Тогда он опустился на линялую, серую дощечку и крепко прижал меня к себе. Даже несмотря на то, что мы были не одни, Ривер всё равно не отпускал меня.

— Там дохлый скейвер.

Блин, это Эшер. Это он поднял меня с пола. А я в него вцеплялся! Вот гадство, откуда он вообще взялся. Юркий подонок.

— У него фобия на опарышей. Его родители медленно умирали в этом самом доме.

Я почувствовал, как в губы упирается горькая таблетка в оболочке. Мне хотелось попросить Ривера не рассказывать этому козлу ничего, но паническая атака мёртвой хваткой сжала мне горло. Я спрятал пилюлю под язык, ощущая, как в голове всё вертится и кружится, словно в бетономешалке. Рот безуспешно ловил воздух, однако из глотки вырывались лишь сдавленные и сиплые хрипы.

— Бедняга, — цокнул языком Эшер. Он хотел выразить сочувствие, однако в моих ушах его голос брызгал осуждением. Вот бы он свалил отсюда к чёртовой матери. Мне не нравится, когда он рядом. — Но хорошо, что вы занялись домом. Как раз начинается дождь.

Дыхание постепенно приходило в норму, а вместе с ним и мечущиеся по всей черепной коробке мысли. Задрав голову, я понял, что Эшер был прав: с неба действительно капали мелкие капли. Когда сердце более-менее успокоилось, Ривер нежно приподнял мой подбородок.

— Ты в порядке, котик Килли? — прошептал он тихо, чтобы Эшер не мог услышать. И я это понимал: Ривер ненавидит проявлять чувства на людях. Я всё понимаю. Но если бы он показал, насколько сильно любит меня перед Эшером, то, возможно, тот бы оставил свои попытки захомутать моего парня.

Прогнав лишние мысли, я кивнул. Мне и впрямь становилось лучше.

— Давай заберём всё нужное и пойдём домой? — протянул я умоляющим тоном. Вот тебе и смелость, вот тебе и мужественность…. И всё это при Эшере. Ненавижу себя.

Ривер согласился, и спустя несколько секунд мы оба поднялись на ноги. Он поддерживал меня своей твёрдой рукой.

— Давай ты присядешь за стол и перечислишь, где лежит всё, что тебе нужно. А я всё принесу. А потом мы вместе спрячемся в нашем подвале и будем сидеть там, пока тебе не надоест. Накачаем тебя дурью.

Губы мои тронула улыбка. Идея действительно неплохая. Мне захотелось поцеловать Ривера, но Эшер торчал под боком, да к тому же во рту стоял привкус рвоты.

Я плюхнулся за кухонный стол и сосредоточил все силы на том, чтобы опять не облеваться. Получив от меня короткий список того, что я хочу забрать домой и где это найти, Ривер убежал наверх, оставив меня в гостиной наедине с… Эшером. Тот расслабленно прислонился к дверному косяку. Меня же едва не трясло от подобной близости.

Прямые тёмно-рыжие волосы упали ему на глаза, частично закрыв обзор. Я проследил, как тонкие длинные пальцы убирают прядки за уши. Нужно проколоть уши… Эшер носил серёжки, и, может быть, с ними я буду казаться взрослее.

«Если хочешь казаться взрослее, не закатывай истерики при виде опарышей и гниющих трупов. Проклятый трус».

Ривер наверху рыскал по ящикам и шкафам. Эшер хранил молчание, однако ни на секунду не сводил с меня глаз. Не пронзительных, как у Ривера, которыми он видит тебя насквозь, а внимательных, которые будто бы следили за каждым движением, словно их обладатель тебя изучал.

«Пытаешься понять, что я за человек, козёл? Пытаешься понять, что во мне нашёл Ривер?»

Я стиснул челюсти. Если он попытается сесть на стул, где висит папин пиджак, я точно сорвусь. Никому не дозволено сидеть на этом стуле, это стул моего отца. Вслед за зубами сами по себе сжались и кулаки. Я подавил злобное шипение. Нужно смотреть куда угодно, только не на него. Кухонные тумбы… Чистенькие и аккуратно прибранные. Навесная полка со сковородками и кастрюлями, отсортированными по размеру… Консервы с провизией уже лежат в холщовых мешках.

— Так где именно ты жил в Скайфолле? — спросил Эшер весёлым голосом.

Я прекратил шарить глазами по сторонам и с усилием перевёл на него взгляд, хоть это и было последним, что мне хотелось делать. К моей досаде, оказалось, что тот успел покинуть свой пост у косяка и теперь сидел перед пианино. Я старался не выдавать своих эмоций, однако всё равно зыркал на него довольно свирепо.

— Могу задать тебе тот же самый вопрос.

Ох, и голос тоже получился совершенно ледяным, изумив меня самого. В наказание я прикусил язык. Одно дело думать всякое, но произносить вслух...

Эшер беззаботно хихикнул и нажал пару клавиш на пианино.

— Из Мороса. Также известного как самый дерьмовый и помойный район.

— Из Тамерлана, — решил рассказать я, раз уж тот проявил учтивость и дал мне прямой ответ. И что ещё более учтиво — не стал заострять внимание на моём ядовитом тоне. — Я пришёл сюда два года назад. Тогда мне было пятнадцать, — подхватив диванную подушку, я принялся выкручивать ткань в руке. — А как ты сюда попал?

Эшер озадаченно уставился на меня.

— Как обычно, — рассмеялся тот. — На машине. Тебе нужно разрешение, только если ты живёшь в Никсе, Эросе или Скайленде. За Моросом никто не следит, и оттуда всегда можно свалить на все четыре стороны. Правда, редко кто валит, потому что лучше уж прозябать в трущобах, чем рисковать шкурой в Пустоши.

— А… Я забыл.

Единственным выходцем из Мороса, встреченным мной за всю жизнь, был старый лавочник, живший в Тамерлане. Обычно беглецы уходили в Пустошь и поселялись в городе или квартале. Правда, реальность была такова, что гораздо чаще они просто не добирались до места назначения. Наёмники убивали их, едва покинув пределы столицы — больше выгоды. Мёртвые беглецы ни у кого не вызывали вопросов.

— Там всё такое же?..

— Такое же, такое же.

Я с пониманием кивнул. В Скайфолле ничто и никогда не менялось. Знать жила в шикарных отремонтированных небоскрёбах, а остальные районы обеспечивали им роскошную жизнь. Или то, что считалось «роскошной жизнью» до Фоллокоста. Так работала классовая система короля Силаса.

Вздохнув, я притянул подушку к груди. Окно моей спальни на втором этаже захлопнулось, затем послышались ещё шаги. Скорее бы уже вернулся Ривер. Эшер снова клацал по пианино. Мне хотелось пихнуть его в сторону и показать, как играть по-настоящему.

Остановившись, он перекрутился на стуле и снова уставился на меня.

— Так значит, вы с Ривером встречаетесь уже пару лет?

«Хватит пытаться меня заболтать, пронырливая крыса. Это не твоё дело. Или хочешь, чтобы я чуть-чуть подпортил твоё идеальное личико?»

— Нет, почти год.

Какая наглая ложь… Но… Может быть, мы можем начать считать с момента, как он начал ходить за мной? В таком случае будет почти год, да? Нет, это тоже восемь месяцев. Или девять. Блин, понятия не имею, я не сразу его заметил. Придётся признаваться в своём вранье Риверу и молить поддержать мою версию.

— Тебе повезло, что ты встречаешься с прекрасным созданием. Он безупречен.

«Он — химера. И если бы Лео не украл его из семьи, ты бы сейчас лизал ему башмаки, а заодно и мне».

Я нахмурился, но Эшер, рассмеявшись, крутанулся на стуле обратно и принялся практически идеально играть на пианино. Песня оказалась мне знакомой и одной из любимых. Меня так и подмывало подпеть, пусть даже совсем тихо, себе под нос, но как только рот открыл Эшер, я спешно захлопнул свой ладонью. Как и всё остальное, голос его был просто божественен: мужским, мелодичным и кристально чистым. Он попадал по самым дальним клавишам, вытягивал каждую протяжную ноту. Не успел я опомниться, как понял, что искренне наслаждаюсь этой великолепной музыкой, которую мне не доводилось слышать нигде, кроме как на дисках или в плеере. Для выходца из трущоб Эшер играл поразительно красиво. Интересно, на что ещё способен этот совершенный человек.

Я вновь заскрежетал зубами. Надеюсь, последним его талантом не станет умение виртуозно красть чужих парней прямо из-под носа их партнёров.

Когда стихла последняя нота, Эшер бережно закрыл пианино, и я с изумлением заметил печаль в его глазах. На губах играла рассеянная улыбка, но вид при этом был мрачным и как будто не от мира сего.

Эшер провёл рукой по пыльной поверхности. Скайфоллец ничего не говорил, и я тоже безмолвно наблюдал за ним. Не знаю почему, но у меня вдруг появилось такое чувство, будто мне выпал редкий шанс заглянуть ему в душу. Возможно, он не так уж сильно пытался мне напакостничать, как мой разум пытался меня убедить.

Потерев измазанный указательный палец о большой, он наблюдал, как серые крупинки кружатся в воздухе, опадая на пол, а затем поднялся на ноги. Краем глаза я заметил движение. Оказалось, что в дверном проёме уже стоит Ривер, держа в руках несколько мешков, заполненных под завязку.

— Если концерт окончен, то мы можем идти, — Ривер лучезарно улыбнулся нам обоим. — Кстати, ты отлично играешь. И я сразу узнал песню — это же та, что ты пел на машинах. Где этому научился?

Эшер небрежно пожал плечами.

— Ну, ни для кого не секрет, что я из Скайфолла. Я учился играть на электропианино, которое обменял на бутылку стаута «Краун Дэ Ви» и полфунта конопли.

Явно впечатлённый, мой парень присвистнул. Я забрал у него один мешок, и мы все вместе вышли на улицу. Ривер принялся заколачивать входную дверь, а я мысленно произнёс слова прощания своему старому дому. Весной я вернусь и всё проветрю… Это ещё не конец, но пока… Пока это он. В голове продолжала играть та тоскливая мелодия. Я попрощался с мамой и папой и пообещал, что в следующий раз переступлю порог нашего дома уже взрослым мужчиной.

Глаза сами собой нашли Эшера, который помогал Риверу с дверью. Эшер — взрослый, он не ревёт и не впадает в панические атаки. Он зрелый, мужественный… И он больше подходит для Ривера. Я с негодованием наблюдал, как он держит доску для моего парня, а тот вбивает последний гвоздь, запечатывая верхнюю половину двери. Два прекрасных, идеально сложенных парня, у которых столько общего…

Волдырь всколыхнулся, и ещё больше ядовитых мыслей вспрыснулось в мозг. Ко мне вернулась суровая действительность, временно затуманенная мимолётной меланхолией Эшера. Нужно держать ухо востро и следить, чтобы они с Ривером не слишком сближались. Я доверяю своему парню, но боюсь, вот… этот может обвести его вокруг пальца и использовать себе на потеху. В отличие от меня, Ривер вообще ни капли не понимает в хитросплетениях социальных взаимодействий. За это у нас отвечаю я. Если бы он хоть что-то в этом соображал, то заметил бы, какими коварными способами Эшер пытается подобраться к нему. Но Ривер этого не замечал. Только я один.

Я вновь заломил руки. Ривер закончил забивать дверь и со звяком уложил свой молоток обратно в ящик с инструментами. Затем отряхнул руки и, кивнув мне, вместе с мешками направился в сторону нашего дома. Эшер последовал за ним.

Эшер Фэллон дружелюбно улыбнулся мне, и я вежливо улыбнулся в ответ. В руках у него громыхал набор инструментов Ривера. И нёс тот его без малейших усилий, в одной руке — в раненой руке. Ривер оставил на крыльце ящик для Эшера; я точно знаю, что он оставил его не для меня.

Я упёрся взглядом в заколоченную дверь.

Для меня ничего не осталось.