Умер от рук господина Бэймина

Ли Юнь едва не содрал с Лужи кожу и не вытянул жилы, а стоявший поблизости Янь Чжэнмин заявил, что он всегда готов полакомиться жареной курочкой с солью и перцем. Но они так и не смогли выяснить, почему ей никак не удается вернуть себе человеческий облик.

Вероятно, некоторые мужчины были способны только на угрозы, но в ответственный момент они непременно заваливали все дело.

Лужа клюнула Ли Юня в голову и сердито произнесла:

— Какой от тебя толк?

Она совершенно не уважала старших. Завалившись на бок, птица тяжело вздохнула, но вдруг словно вспомнив о чем-то, выплюнула изо рта слипшуюся маленькую записку.

Янь Чжэнмин мгновенно изменился в лице. Закрывшись веером, он тут же отступил на два шага назад.

— Я ничего не могла поделать, — сердито сказала Лужа. — У меня не было рук. Я не могла спрятать ее под крылом.

Янь Чжэнмин возмутился.

— Хочешь, чтобы я поймал почтового голубя и показал тебе, что делают другие птицы?

— Ты когда-нибудь видел, чтобы почтовый голубь сам привязывал письмо к своей ноге? Я не видела шисюна Чжэши. Эта штука валялась в груде птичьего корма, мне с трудом удалось ее вытащить. Если бы не мой острый глаз, я могла бы ее и не заметить.

Слова «птичий корм» успешно отпугнули ее дашисюна.

Однако Чэн Цянь протянул руку и взял записку. Развернув ее, он увидел лишь несколько строк: «Вошел в Министерство небесных канонов. Здесь все очень строго, это место полно тайн. В будущем будьте осторожны».

Немного удивившись, Чэн Цянь обернулся, чтобы посмотреть на Янь Чжэнмина.

— Дашисюн…

Веер Янь Чжэнмина все еще наполовину закрывал его лицо. Он выглядел словно цветущая слива (1), державшая красный ярлык (2), и всем своим видом говорил «хочу отказаться, но вместо этого соглашаюсь». Однако взгляд его оставался острым. Он прошептал:

(1) 花魁 (huāku) — лучший из цветков: цветущая слива/орхидея/лотос (знач. куртизанка).

(2) 红牌 (hóngpái) — стар. красный ярлык. Здесь это означает самую красивую и искусную куртизанку.

— Министерство небесных канонов недосягаемо для взоров обычных людей. Однако, в этом месте, заклинатели, у которых нет клана, могут поступиться собственными принципами и получить какое-никакое положение. Чжэши потребовалось более тридцати лет, чтобы попасть туда. У них слишком много тайн.

Закрыв веер, он заложил руки за спину и сказал:

— Мир полон пустяков. Разумно полагать, что самосовершенствующиеся не должны заходить слишком далеко. Но я всегда думал вот о чем: обычные люди, живущие в богатстве и процветании, разве они не хотели бы жить вечно? Разве император не хотел стать бессмертным? Я не верю, что все чиновники при императорском дворе озабочены лишь своей преданностью и самоотверженностью, и никогда не допускали такой мысли. Иначе зачем этому ничтожному правителю идти против течения и окружать себя таким количеством заклинателей и амулетов?

— Какое отношение это имеет к нам? — спросила Лужа.

— Глупая птица, — Янь Чжэнмин легонько ударил ее сложенным веером. — Боюсь, что по какой-то неизвестной причине, Министерство небесных канонов уже давно следит за нами. Сто лет назад Чжоу Ханьчжэн был слишком хорошо осведомлен. Никогда больше мне не хотелось бы увидеть еще одного Чжоу Ханьчжэна, поэтому я должен быть готов защитить нас в любое время и любыми средствами.

Вопреки ожиданиям, тело дашисюна тоже носило на себе отпечаток убийственной Ци. Человеческий мир полон случайностей, порой невозможно доподлинно предположить чей-либо исход.

У Чэн Цяня внезапно заныло под ложечкой. Когда он покинул ледяное озеро, все чувства, что были в его сердце, превратились в замерзшую реку. Но теперь они медленно оттаивали, возвращаясь к жизни. И он, наконец, почувствовал душевную боль.

Он уничтожил записку Чжэши и похлопал Янь Чжэнмина по спине.

— Если я смог убить первого Чжоу Ханьчжэна, я убью и второго. Не беспокойся.

Но Янь Чжэнмин, казалось, не был в этом так уверен. Он повернул голову и сказал:

— Так позволь мне не беспокоиться. Тебе прекрасно известно, что такое Большие и Малые Небесные Бедствия, но ты упорно делаешь вид, что понятия не имеешь, о чем я. Я все еще не разобрался с тобой. Даже не думай… А! Чэн Цянь! Маленький ублюдок, к чему ты только что прикасался!

Дашисюн, как истинный глава клана, вполне серьезно отчитывал его. Но стоило ему только подумать, какой рукой Чэн Цянь коснулся его, как он внезапно издал ужасный крик.

С невинным лицом благородного человека, Чэн Цянь слегка поднял ладонь и добавил к снегу еще и инея (3).

(3) 雪上加霜 (xuě shàng jiā shuāng) — на снег еще и иней (обр. в знач.: несчастье за несчастьем; сыпать соль на рану).

— Всего лишь слюна. Она уже давно высохла.

Лицо Янь Чжэнмина исказилось.

Чэн Цянь вздохнул и тут же поспешил успокоить его.

— Хватит, не будь таким, дашисюн, ты все еще чистый.

Янь Чжэнмин промолчал.

Так вот что значит: «Содержать шиди хуже, чем содержать собаку». Теперь ему казалось, что клан Фуяо пришел в упадок из-за обоюдной убогости его сверстников. И, похоже, это было небезосновательно.

Янь Чжэнмин никак не мог решить, должен ли он вернуться к себе, чтобы умыться и переодеться, или нужно было сначала отмыть Чэн Цяня. Внезапно снаружи послышался топот.

Несколько человек одновременно замерли. Улыбка в уголках глаз Чэн Цяня исчезла. Он весь, казалось, покрылся инеем. Лужа закрыла клюв, сорвалась с места и полетела к подставке для кистей, делая вид, что она просто обычная птица.

Через мгновение к двери подбежал незнакомый мальчик и почтительно сказал:

— Господин Чэн, вам письмо.

— Когда это тебе было позволено по своему желанию входить во внутренний двор и разговаривать? — холодно спросил Янь Чжэнмин.

С одной стороны, в усадьбе существовали правила, с другой, вся стена у входа была увешана амулетами. Посторонние не могли сюда проникнуть.

Чэн Цянь взмахнул рукой, и письмо неторопливо подлетело к нему. В тот момент, когда бумага покинула руку мальчика, он словно проснулся, будто его ударили палкой, и внезапно вздрогнул. Мальчик в ужасе уставился на хозяина усадьбы, стоявшего перед ним. Но, едва встретившись с Янь Чжэнмином взглядом, он с глухим стуком рухнул на колени и задрожал.

— Го… Господин, на этом… на этом… на этом письме есть какое-то колдовство, этот ничтожный… (4) Этот ничтожный не нарочно…

(4) 小人 (xiǎorén) — устар. простой человек, простолюдин; незначительный человек; унич. я (напр., при обращении к властям, старшим).

Чэн Цянь взглянул на конверт и увидел надпись: «Передать лично Чэн сяою». Ниже значилась подпись — «Тан Чжэнь».

Печать на конверте была вскрыта, и от нее исходил слабый аромат. Юноша знал, что так пахнет сок лунной травы. За последние годы Тан Чжэнь объездил всю Поднебесную. Вокруг него происходило очень много странностей. Даже Чэн Цянь приобрел кое-какие знания.

Если смешать сок лунной травы с чернилами, то любой, кроме настоящего получателя, кто прикоснется к печати со злыми умыслами, будет ею атакован. Например, этот ничтожный, что бродил за пределами усадьбы, в поисках хоть какой-то бреши, чтобы попасть внутрь. Стоило ему только сделать это, как ему тут же было приказано бежать прямо во внутренний двор.

Янь Чжэнмин поднял руку, намереваясь схватить и увести мальчика. Он специализировался на выведывании информации, не прилагая к этому особых усилий. Однако, подозрительный мальчишка внезапно вскочил на ноги, быстро увернулся и выбежал прочь.

Но как только он подбежал к двери, перед ним вдруг возник силуэт. Ледяной клинок сверкнул холодным светом и мгновенно преградил ему путь.

— Отпустить тебя? — тихо сказал Чэн Цянь. — Останься с нами.

Мальчик все еще намеревался сбежать, но давление славы пережившего семь Небесных Бедствий Чэн Цяня не на шутку напугало его. Он так ослабел, что бросился на землю и невнятно произнес:

— Простите меня, учитель…

Но, прежде чем он закончил молить о пощаде, все его тело внезапно оцепенело. Его голова откинулась назад, рот открылся так широко, что кожа треснула, разделив лицо несчастного на две части, как спелый арбуз, разрезанный ножом. Из зияющей дыры вырвалось облако серого дыма и тут же устремилось к Чэн Цяню.

— Будь осторожен! — воскликнул Ли Юнь.

Взгляд Чэн Цяня застыл, и облако замерзло, не успев приблизиться к нему даже на три шага. Как человек с превосходными инстинктами, он отступил назад, а затем вонзил в тело мальчика меч. Голова несчастного мгновенно превратилась в белые кости.

Хватило и кончика его меча, чтобы череп мальчика окончательно рассыпался в порошок. Теперь он превратился в обезглавленный труп.

— Уловки Темного Пути. — отозвался Чэн Цянь. — Но это не обязательно сделал кто-то из демонических совершенствующихся. Случалось ли такое раньше?

Янь Чжэнмин выглядел сосредоточенным.

— Нет. Я никогда раньше не видел этого человека. Все, кто входят и выходят из усадьбы — это знакомые люди. Мы поселились в этих краях почти десять лет назад и больше не встречали здесь ни одного заклинателя.

— Возможно ли, что кто-то следил за сяо Юанем и заодно дотянулся до нас? — быстро спросил Ли Юнь.

Тем, что толкнуло Хань Юаня на Темный Путь, было, принадлежавшее Чжоу Ханьчжэну, заклинание «душа художника». Чжоу Ханьчжэн, по-видимому, имел какое-то отношение к Министерству небесных канонов.

Лужа не осмеливалась произнести ни слова. Интуиция подсказывала ей: это было даже хорошо, что Чжэши ее не встретил.

— Дашисюн, нам… нужно уехать? — мягко осведомился Ли Юнь.

Он был в смятении, произнося эти слова. После ста лет жизни подобно бездомным собакам он почти привык к этому.

Янь Чжэнмин немного помолчал, а потом сказал:

— Мы никуда не поедем.

— Но…

Янь Чжэнмин внезапно вскинул брови и перебил его:

— Думаешь, можно прятаться всю жизнь? Хотел бы я посмотреть, что эти дрянные крысы смогут со мной сделать.

С этими словами он взмахнул рукавами и вдруг услышал шум, доносившийся от самых ворот.

Сердце Чэн Цяня подпрыгнуло, и ледяной клинок тут же взмыл в воздух. Взлетев, Чэн Цянь увидел, что у входа в усадьбу выросла огромная каменная плита. Бесчисленные смертные смотрели на нее и показывали пальцами. Неизвестно, кто из них первым поднял глаза и увидел Чэн Цяня, стоявшего на мече, но все люди в усадьбе вдруг опустились на колени и стали молить бессмертного о благословении.

На каменной плите было выгравировано четыре больших иероглифа: «Усадьба Фуяо».

Чэн Цянь покачал головой. Он не был уверен, сердился ли его дашисюн или действительно хотел сделать это вот уже в течение долгого времени. Молча взяв отправленное Тан Чжэнем письмо, юноша возвратился в бамбуковую рощу.

В письме не оказалось ничего важного, только то, что владыка долины Минмин отправил к нему Люлана. Люлан был одержим Цзян Пэном, и его душа оказалась повреждена. К счастью, Чэн Цянь пригвоздил его тремя ледяными шипами. В будущем ему придется совершенствоваться изо всех сил, чтобы достичь результата.

В конце письма Тан Чжэнь смутно намекал, что в ближайшее время они не должны слишком часто появляться вблизи горы Фуяо. Слишком много людей обращают на нее внимание.

На мгновение Чэн Цянь почувствовал себя подавленным. Казалось, что дорога назад к горе Фуяо была слишком длинной.

Через несколько дней Янь Чжэнмин усилил заклинания снаружи усадьбы. Согласно первоначальному плану, они отправилась в Наньцзян. Их все еще было трое человек и одна птица. Птица благополучно взгромоздилась на голову Ли Юня, надеясь таким образом убедить его работать и найти способ как можно скорее вернуть ей человеческий облик.

Они прошли этот путь пешком, без полетов на мечах.

С одной стороны, путешествие к Наньцзяну не было делом первой необходимости. С другой, когда заклинатели долгое время находились вдали от мира, им действительно нужно было время от времени выходить в люди. Как говорится, «нет худа без добра» и «даже вор в дороге попутчик». Порой мирская суета помогала добиться прорыва. В этом определенно была доля здравого смысла. Как известно, большинство заклинателей, которые только начали совершенствоваться, время от времени делали это, но, чем сильнее они становились, тем больше выбирали уединение.

Если подняться слишком высоко, то попадешь на узкую дорогу. Полет птицы Пэн превратится в тонкую паутину, в шаткий мостик из одной доски. Слишком страшно будет ошибиться.

Казалось, что чем сильнее человек, тем более робким он может быть, из-за постоянного страха рухнуть вниз.

Построенная на центральных равнинах, усадьба Фуяо находилась немного севернее, и виды вокруг нее сильно отличались от южного пейзажа.

В это время уже миновала середина лета, и приближалось начало осени. Однако на юге все еще было тепло и дождливо. Еще не доходя до Няньцязна, Ли Юнь был ослеплен обилием в здешних местах целебных трав.

Каждый день он как бродячий целитель носил на голове бамбуковую корзину. Он ходил по горам и лесам, будто дикий кот. Иногда он поручал Луже отбирать у мелкой нечисти природные богатства и земные сокровища. Он был настолько бесстыден, что кичился авторитетом своей шимэй.

Ли Юнь оправдывал это желанием в будущем создать «пилюлю-противоядие», чтобы защищаться от ядовитых испарений, окутывающих Наньцзян.

Однако, как считал Чэн Цянь, всего этого хватило бы не только на его пилюли, но и на то, чтобы нормально питаться три раза в день.

У Янь Чжэнмина не было другого выбора, кроме как смириться с отсутствием у его второго шиди человеческого облика. Он мог только притвориться, что не знает его. Каждый день он переодевался смертным и вел Чэн Цяня на рынок. Это действительно было тяжелым испытанием для Чэн Цяня. С самого детства юноша был спокойным и тихим, не говоря уже о том, что долгое заключение во льдах и вовсе не способствовало никакому контакту с людьми. Каждый день он вынужден был мучительно переносить эту бесконечную, наступающую на пятки, толпу.

Но Янь Чжэнмин понятия не имел, что с ним не так. Юноша напоминал отнятого от груди котенка, который только и хотел, что поскорее найти свою мать. Стоило ему потерять Чэн Цяня из виду лишь на мгновение, как он тут же превращался в надоедливого демона, что до смерти изводил его.

Они хотели как можно больше узнать о кошмарных путниках, потому поселились в пограничном городе в Няньцзяне. Однако за большую часть месяца, проведенную здесь, они не обнаружили никаких следов заклинателей.

Неужели это сборище было похоже на девушек из высшего общества, что не могли ни за ворота выйти, ни переступить порог.

Тогда эти демоны должны были быть такими же… как их дашисюн.

Янь Чжэнмин не боялся ни ограбления, ни выставлять свое богатство на всеобщее обозрение. Он был беспечен. Каждый день он заявлялся в чайную, занимал лучший столик и заказывал различные блюда, даже не спрашивая, есть ли они в наличии. Он позволял себе покупать все только самое дорогое. С ног до головы, от кончиков ногтей и до кончиков волос, он весь был словно закутан в шелка.

Наконец-то в их краях появился такой транжира. Хозяин заведения смотрел на него как на подарок, ниспосланный ему предками. Жители Няньцязна были суровы, они не делали никакой разницы между мужчинами и женщинами. Хозяин постоянно посылал к юношам свою дочь, опасаясь, что сам будет недостаточно осторожен.

Однако, независимо от того, насколько вкусны и восхитительны были блюда, Чэн Цянь никогда не хватался за палочки. Он всегда молча ждал чашку холодной воды.

Юная госпожа внимательно следила за ним с минуту, пока, наконец, не набралась смелости спросить:

— Господину это не по вкусу?

Манера общения Чэн Цяня всегда была ясной. В присутствии посторонних он был вежлив и хмур. Если ему не нужно было ни о чем спрашивать, он практически не проявлял никакой инициативы в разговоре и всегда выглядел холодным.

Но в это время рядом с ним был Янь Чжэнмин, слишком ленивый, чтобы иметь дело с посторонними. Тогда Чэн Цянь произнес лишь одну короткую фразу:

— Нет, большое спасибо.

Маленькая хозяйка была умна, она не осмелилась больше провоцировать его. Повернувшись к Янь Чжэнмину, девушка сказала с улыбкой:

— Сейчас не самое подходящее время для визитов сюда. Позже станет прохладнее и вокруг будет уже не так много людей.

— Поблизости есть какие-нибудь интересные места, которые можно было бы посмотреть? — спросил Янь Чжэнмин.

— Неподалеку находится башня Чжу-Цюэ (5), сейчас все спешат туда.

(5) Чжу-Цюэ — одно из четырех мифологических существ в китайской мифологии. Она представляет собой элемент огня, направление на юг и сезон лета. Иногда ее называют Красной птицей Юга (Чжу-Цюэ) (南方朱雀 (Nán Fāng Zhū Què). Чжу-Цюэ — мифологический дух-покровитель юга.

Янь Чжэнмин внезапно замер.

— Башня Чжу-Цюэ? Ты имеешь в виду башню Сюй Инчжи, одного из Четырех Святых?

Он знал только, что Сюй Инчжи жил где-то на юге, но не знал точного местоположения башни Чжу-Цюэ и уж точно не ожидал, что так скоро столкнется с чем-то подобным.

Молодая хозяйка кивнула головой и сказала.

— Да, хозяин башни Чжу-Цюэ скончался более ста лет назад, оставив после себя лишь старинные реликвии и верного старого слугу. Повинуясь его воле, старый слуга превратил это место в лунный свет и прекрасный ветерок (6), теперь оно никому не принадлежит. Каждый год пятнадцатого числа восьмого месяца слуга открывает дверь, чтобы поприветствовать «особых» гостей. Всегда находятся желающие попытать удачу. Даже если они и не «особые» гости, даже если они не могут попасть в башню и встретиться со старым слугой, они все равно надеются, что, может быть, старик закроет на это глаза и даст им несколько советов. Хе-хе, да, хотя башня Чжу-Цюэ и потеряла своего хозяина, войти в нее не так-то просто. Оба молодых господина кажутся богатыми и знатными, вы не должны вставать в один ряд с этими неотесанными заклинателями. Они борются и разбивают себе головы, однако, местная власть никак не может повлиять на тех, кто жаждет крови

(6) 清风明月 (qīngfēng míngyuè) — лунный свет и приятный ветерок; обр. прекрасный пейзаж, идиллия; (наслаждаться отдыхом).

Видя, что за несколько дней пребывания здесь им так и не удалось ничего разузнать о кошмарных путниках, они не желали больше задерживаться. Но никто из них даже и представить себе не мог, что им удастся случайно обнаружить в Няньцзяне башню одного из Четырех Святых.

Неужели, действительно, не было бы счастья, да несчастье помогло?

Однако, в сердце Янь Чжэнмина были некоторые сомнения. Поскольку он знал, что печать может быть связана с Четырьмя Святыми, он уделил пристальное внимание некоторым слухам, связанным с ними, но башню Чжу-Цюэ поставил на последнее место.

На это не было совершенно никаких причин, кроме той, что ее хозяин Сюй Инчжи, умер от рук господина Бэймина.