В вышине он в лазурные дали проник, вглубь спустился до Желтых ключей*

Том 4. Падение из процветания  

Говорят, в ту ночь гигантский морской змей, живший в озере у ворот Западного дворца, умер и всплыл кверху брюхом.

Стены большого зала обрушились. После снятия драконьих замков на горе осталась стоять лишь пустая платформа. Льющаяся с неба вода стекала вниз, и повсюду ощущался густой запах крови.

Темные заклинатели подняли под горой Шичжоу небывалый переполох. Они затевали драки и ввязывались в стычки. Все дикие животные, населявшие горные склоны, сбежали прочь, спасаясь от разразившихся сражений. Буря докатилась и до раскинувшихся вокруг бесчисленных деревень. Однако причиной тому были не бандиты и не мятежники. Императорская армия не только не смогла справиться с ситуацией, но и вынуждена была бежать вместе с мирными жителями.

Однако, стоило отдать им должное, императорский двор среагировал довольно быстро. В тот же день Управление небесных гаданий прислало к месту происшествия своих людей. К сожалению, это не возымело никакого эффекта. Заклинатели из известных кланов были слишком горды, чтобы выслушивать чужие приказы. А демоны, явившиеся с Южных окраин, были еще более непредсказуемыми. Полагаясь на свою численность, они переходили с места на место, нанося еще больший ущерб.

На процветающие земли у подножия горы Шичжоу обрушилось великое бедствие. На многие ли вокруг были разбросаны останки умерших от голода людей. Все источники воды оказались заражены трупным ядом, и в этих краях внезапно вспыхнула эпидемия. Множество мирных жителей в мгновение ока остались без крова.

Заклинатели сражались друг с другом, не заботясь о том, что их окружало. Столкновение их духовной энергии с энергией природы стало одной из причин беспорядков. За внезапными пожарами следовали внезапные наводнения, под палящим солнцем лежал свежий снег, и среди этой сияющей белизны цвели нежные летние цветы, вынужденные распуститься раньше времени. И они и осенние сверчки беспомощно смотрели друг на друга, совершенно не понимая, что происходит.

Безумие длилось несколько дней и пролилось на мир гневом небес. Яростная молния ударила в Платформу Бессмертных и расколола ее надвое.

Казалось, это событие положило начало хаосу, поглотившему и тех, кто следовал по истинному пути и темных заклинателей. Старый порядок рушился на глазах. 

Бянь Сюй не стал здесь задерживаться. Покинув Платформу Бессмертных, он немедленно возвратился в зал Черной черепахи, а затем объявил, что уходит в уединение. Он отказывал всем, кто просил у него аудиенции.

Владыки горы Белого тигра и вовсе нигде не было видно. И не важно, шла ли речь о тайном расследовании инцидента на Южных окраинах или об инциденте на Платформе Бессмертных. Все, что он сделал, это послал туда кучку своих учеников и одного из старейшин, чтобы послушать о бедах «черепашьего сына»¹. Со временем поползли слухи, что владыка горы Белого тигра не появлялся потому, что уже давно был мертв. 

¹ 龟儿子 (guīérzi) – черепаший сын, то же, что и сукин сын. Ублюдок. 

Четверо Святых, охранявших четыре стороны света, подобно четырем небесным столпам, пали в безмолвие. С их печальным уходом, казалось, ушли и спокойные времена. 

Мир погружался в хаос, все, будь то заклинатели или смертные, дрожали от страха. 

Большие города и пышные празднества превратились в прекрасные, высеченные на льду, барельефы. Пролей на них кипяток, и они исчезнут. 

Однако Чэн Цяня все это мало волновало. 

В тот день он покинул Платформу Бессмертных вместе с Тан Чжэнем. Они нашли приют в простой гостинице у подножия горы Шичжоу. Чэн Цянь впервые увидел, что бывает, когда духовная энергия восстает против своего хозяина.

Когда началось ответная реакция, у Янь Чжэнмина на лбу вздулись синие вены. Казалось, что они вот-вот прорвут кожу. Он случайно зацепился рукой за край каменного ложа, и из горла юноши вырвался слабый стон. Каменное ложе толщиной в половину его ладони превратилось в груду каменной крошки.

— Дети, оставайтесь снаружи. Это не шутки. Тот, кто еще не сформировал свой изначальный дух, тоже должен держаться подальше… Ай! — громко произнес Тан Чжэнь.

Прежде чем он успел договорить, из тела Янь Чжэнмина вырвалась невероятно мощная аура меча. Она несла в себе холод и мощь «Божественного Царства». Никто не смог бы долго выносить такую силу.   

Задыхаясь, Тан Чжэнь повалился на спину и прижал ладонь к тяжело вздымавшейся груди.

Вся гостиница ходила ходуном, казалось, она вот-вот рухнет. Со стороны одной из колонн раздался громкий треск. Аура меча лишь слегка коснулась ее, но в дереве уже образовалась глубокая дыра.

Тан Чжэнь схватил Чэн Цяня за плечо. Его костлявые пальцы задели рану юноши, заставляя того вздрогнуть.

— Я не могу оставаться здесь. У меня не хватит сил справиться с ним, так что теперь все зависит от тебя. Ты не должен позволить его духовной энергии просочиться наружу. В противном случае не только его тело не выдержит полученных ран, но и все в радиусе нескольких сотен ли будет разрушено! Никто не сможет этого избежать!

Чэн Цянь немедленно сосредоточился. Он собрал всю свою духовную энергию, накрывая гостиницу невидимой сетью, чтобы запереть внутри ауру меча Янь Чжэнмина.

Однако он сам только и умел, что сражаться и убивать. Он никогда раньше никого не лечил и не оказывал помощи другому человеку. Кроме того, его разум постоянно подвергался бессознательным атакам, в то время как он сам должен был заботиться о том, чтобы не усугубить травмы Янь Чжэнмина. Обе стороны оказались в тупике. Прошло не так уж много времени, но на висках Чэн Цяня уже выступил пот.

Янь Чжэнмин лежал на каменном ложе, будто только что пережил казнь тысячи порезов. Силы покинули его. Юноша не мог издать ни звука.

Казалось, он больше не спал, но его взгляд был рассеянным, его разум боролся до последнего. Он никак не мог понять, где находится. Его сведенные судорогой руки тщетно хватались за воздух. В конце концов, он истратил все свои силы, и лишь кончики его пальцев слегка подрагивали. Бескровные губы Янь Чжэнмина слабо шевельнулись, словно он хотел позвать: «Сяо Цянь».

Тан Чжэнь начертил в воздухе сложное заклинание, и Чэн Цянь тут же ощутил порыв свежего ветерка, по коже пронесся поток теплой воды. Когда он коснулся ран и синяков юноши, они тут же зажили.

Приятный ветерок прошел мимо, избегая Янь Чжэнмина. Янь Чжэнмин слегка пошевелился. Его дыхание стало более явным, и он, казалось, начал приходить в себя. Лицо Тан Чжэня мгновенно побледнело, будто он только что умер еще раз.

Видя, что Янь Чжэнмин в сознании, Тан Чжэнь поспешно произнес: 

 — Глава клана Янь, пожалуйста, обуздай свою ауру меча!

Янь Чжэнмин слышал его, но ничего не мог сделать, даже если бы захотел. Он чувствовал себя так, словно каждый цунь его тела был исполосован острыми лезвиями, он смутно подумал: «Учитель, тренироваться с мечом так больно. Я больше не хочу этого делать».

Холодный пот выступил у него на висках, и Тан Чжэнь повернулся к Чэн Цяню. 

— Мы больше не можем медлить!

Чэн Цянь стиснул зубы и заставил себя напрячь свой изначальный дух, пытаясь успокоить бушующую ауру меча. Пока аура меча билась о невидимую сеть, юноша чувствовал, как его внутренний дворец захлестывали яростные волны. На мгновение ему даже показалось, что его сердце пронзила тысяча стрел.

Ожидавший у двери Ли Юнь вздрогнул. На мгновение внутри комнаты вспыхнул яркий свет, и оконная решетка содрогнулась. Внезапно, на окне расцвели ледяные цветы, и все вокруг замерзло. 

Таща за собой не в меру любопытную Лужу, Ли Юнь, дрожа, толкнул обледеневшую дверь.

В комнате, Чэн Цянь, опустившись на одно колено, прижимал к себе Янь Чжэнмина. Его разорванная одежда пропиталась кровью и прилипла к телу. Ли Юнь неуверенно шагнул вперед и тихо позвал: 

— Сяо Цянь?

Чэн Цянь попытался было встать, но потерял равновесие, и Ли Юнь поспешно бросился ему на помощь. 

— Какой же ты безрассудный!

Чэн Цянь на мгновение лишился дара речи.

— Пока он в порядке, — Тан Чжэнь с трудом поднялся на ноги и бросил взгляд на лежащего без сознания Янь Чжэнмина. — Остальное зависит от удачи.

Они не стали задерживаться у горы Шичжоу. Поспешно залечив свои раны, Чэн Цянь одолжил повозку Тан Чжэня, чтобы уже ранним утром следующего дня вернуться в усадьбу Фуяо.

Молодые лошади были так напуганы, что не могли сдвинуться с места. У Лужи не оставалось другого выбора, кроме как использовать на них две искры истинного пламени. Это так сильно пришпорило несчастных животных, что те рванулись вперед и больше не останавливались. 

Тан Чжэнь выбился из сил и уснул в дальнем углу повозки. Когда он бодрствовал, он выглядел как хорошо воспитанный ученый с неизменно учтивым выражением лица. Но когда он засыпал, его дыхание становилось очень тихим, и от него исходила смертельная аура гниющего трупа.

Нянь Дада, как и всегда, вполголоса о чем-то болтал, Люлан молчал. Ли Юнь тихо сидел у двери повозки. Юноша был расстроен и встревожен.

Держа на руках бессознательного Янь Чжэнмина, Чэн Цянь прислонился к ближайшей стене. Он не видел на лице Янь Чжэнмина никаких признаков боли, будто тот просто заскучал на лекции учителя в Традиционном зале и заснул.

Чэн Цянь вспомнил, что, когда он был ребенком, учитель поселил его в павильоне Цинань. Он хотел, чтобы мальчик вел себя тихо и спокойно. До этого момента, Чэн Цянь никогда не задумывался о том, почему же учитель позволил Янь Чжэнмину жить в «Стране нежности»?

Неужели он с самого начала знал, что Янь Чжэнмину суждено было наслаждаться беззаботной жизнью лишь в детстве? 

Снаружи лил дождь и бушевал ветер. Как маяк, который вот-вот погаснет, истинное пламя красного журавля вспыхивало в ночном небе промокшего насквозь мира.

Вдруг, молча смотревший в окно Люлан внезапно нарушил тишину и сказал: 

— Когда я понял, что я больше не человек, но еще и не призрак, коим являюсь сейчас, я утратил желание жить.

Юноша почти никогда не разговаривал в присутствии других людей. Всем казалось, что его голос повредился после встречи с темным заклинателем, и что Люлан, в итоге, стал немым.

— Нет ничего плохого в том, чтобы быть смертным, — Нянь Дада зевнул, а затем продолжил, окончательно проснувшись. — Жизнь и смерть удел всех простых людей². Становясь старыми, они с удовольствием играют со своими внуками, а потом их хоронят в родовых гробницах рядом с предками. В загробной жизни они снова превращаются в горячо любимых родителями маленьких детей.

² Пастораль (фр. pastorale «пастушеский, сельский») — жанр в литературе, живописи, музыке и в театре, поэтизирующий мирную и простую сельскую жизнь.

Трудно было сказать, что за выражение появилось на лице Люлана. Его полностью скрывала маска. Юноша бросил на Нянь Дада тяжелый взгляд и тихо произнес: 

— Ты понятия не имеешь, каково это — быть смертным. Вы, заклинатели, способны призывать дожди. Если разразится потоп, вы этого даже не заметите. Смертные, что живут у подножия горы, заснут мирным сном, но когда они проснутся, то обнаружат, что их дома и поля были разрушены. Всего за одну ночь они потеряют все, что строили целую жизнь. 

— Это…

— Это лишь те, кому повезет. По крайней мере, они сохранят свои жизни, чтобы покинуть свою родину, — сказал Люлан. — Что касается остальных… Остальные умрут во сне, потому что их дома обрушатся прямо на них. Или они погибнут, став случайными жертвами в чьем-то сражении. А может, они наткнутся на темного заклинателя? Тогда некому будет даже похоронить их кости. Но вы будете говорить лишь о том, кто выиграл, а кто проиграл, или о герое, убившим нескольких последователей Темного Пути. Всем остальным можно запросто пренебречь.  

Люлан улыбнулся, а затем добавил: 

— Это похоже на то, как человек убивает муравьев, просто наступая на них. Разумеется, это всего лишь случайность, но кому есть дело до мертвых насекомых.

— В этом нет ничего нового, — устало произнес Ли Юнь. — Каждый в этой жизни — муравей. Некоторые хотят стать больше, чем они есть на самом деле, и забыть о том, что они, в конце концов, тоже всего лишь насекомые. В этом мире человек не властен ни над счастьем, ни над трагедией. Пока мы живы, мы должны принимать это. Взгляни на нашего главу и старшего брата. Он — заклинатель меча, достигший «Божественного Царства». Все боятся его, но разве это спасло его от страданий?

Слово «страдания», казалось, задело Чэн Цяня за живое. Он опустил голову, взял Янь Чжэнмина за руку и принялся прощупывать пальцами его слабый пульс. Он и раньше ощущал боль старшего брата, но никогда не чувствовал, что этот человек может быть таким хрупким. Даже просто глядя на него, Чэн Цянь ощущал беспокойство и печаль.

Он долго прислушивался, но так ничего и не нашел. Поскольку его собственная Ци была холодной, как лед, он не осмеливался безрассудно соваться во внутренний дворец другого человека. Не заботясь о том, спал Тан Чжэнь или нет, юноша спросил: 

— Когда же он проснется?

Тан Чжэнь ответил, не открывая глаз: 

— Я не знаю. Сейчас он находится под гнетом собственного разума, терзаемого внутренним демоном. Может быть, вскоре его просто вырвет кровью, и он очнется. А может быть, он больше никогда не проснется, и вы потеряете его навсегда. 

Как только он произнес эти слова, в повозке вновь воцарилась тишина. Даже болтливый Нянь Дада не осмеливался произнести ни слова.

Вороний рот Тан Чжэня снова сказал правду. После возвращения в усадьбу Фуяо прошло больше месяца, но Янь Чжэнмин все еще выглядел как живой мертвец.

Хотя Тан Чжэнь ничего им и не обещал, но он, вероятно, чувствовал себя ответственным за то, что обучил Янь Чжэнмина запрещенной технике. Он остался в усадьбе Фуяо вместе с Нянь Дада и Люланом. Он объяснил Ли Юню, как укрепить защитный массив, и раз в несколько дней проверял состояние Янь Чжэнмина.

Тан Чжэнь уже привык ходить сквозь бамбуковую рощу. Он вошел в комнату и одним глотком осушил стоявшую на столе чашку с водой, а затем обратился к утомленному долгим ожиданием Чэн Цяню: 

— Ты пережил семь Небесных Бедствий и вновь сформировал свое тело. Почему ты все еще придерживаешься принципов аскетизма?

— Я привык к этому, — ответил, Чэн Цянь, садясь рядом с ним. Мгновение спустя он добавил. — Раньше я думал, что хладнокровным людям в мире приходится непросто. Однако теперь мне кажется, что чувствовать слишком много не так уж и хорошо.

— Судя по тому, что я видел, на пути сюда, у вас, ребята, снова гости, — сказал Тан Чжэнь. — Люди стекаются к вам, как на праздник. Но в этом есть смысл. Почти все сильнейшие заклинатели пали. После инцидента на Платформе Бессмертных ты и твои братья обрели широкую известность. В столь смутные времена, вполне естественно, что вы угодили в самую гущу событий. 

— Пока на горе нет тигра, обезьяны мнят себя правителями, — резко произнес Чэн Цянь, даже не потрудившись поднять глаза. 

Похоже, юношу совершенно не беспокоило, что эти слова очерняли и его самого.

Тан Чжэнь посмотрел на него и ответил: 

— Похоже, ваш гость с горы Белого тигра. Ты не выйдешь ему навстречу?

— Их владыка притворяется мертвым. Что толку, что он со мной встретится? — апатично ответил Чэн Цянь.

— Похоже, Управление небесных гаданий тоже просит вас об аудиенции, —продолжил Тан Чжэнь.

Лицо Чэн Цяня тут же потемнело: 

— Если они пришли из Управления небесных гаданий, просто вышвырни их вон. Если они позабыли, где их место, они могут и вовсе не вернуться назад. Даже если солнце погаснет, какое это имеет отношение к нам?

Какое отношение к ним имели нынешние события?

Скоро весь мир узнает о том, что Хань Юань — ученик клана Фуяо. Когда до этого дойдет, смогут ли они все также оставаться в стороне? 

Но, поскольку Янь Чжэнмин все еще был без сознания, Чэн Цянь становился все более нетерпеливым и тревожным. Не желая больше его провоцировать, Тан Чжэнь оставил эту тему. Он прошел в глубь комнаты и послал свое сознание исследовать внутренний дворец Янь Чжэнмина.

Великий заклинатель Чэн, который только что проповедовал «сохранение ясности ума и отречение от мирских забот», тут же подался вперед и спросил: 

— Как он?

Тан Чжэнь долго молчал. Чэн Цянь не мог усидеть на месте. Он несколько раз прошелся взад-вперед по комнате. Ему все время хотелось окликнуть Тан Чжэня, но он сдерживался, чтобы не потревожить старшего.

Тан Чжэню потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя. С большой осторожностью он убрал руку Янь Чжэнмина обратно под одеяло, но продолжил молчать, так и не решаясь заговорить.

— Брат Тан?

— Я думаю… ты должен позвать сюда своих старшего брата и младшую сестру, — сказал Тан Чжэнь.

Чэн Цянь ошеломленно замер.

Никогда еще он не чувствовал в своем сердце такого холода, будто кто-то разрубил ему грудь и наполнил ее вековым льдом. Это был поистине невыносимый холод. 

Казалось, даже Небесное Бедствие не смогло бы сравниться с ним.

Тан Чжэнь неловко посмотрел на юношу и произнес: 

— Мой юный друг, жизнь не всегда подчиняется нашим желаниям. В мире есть счастье, но есть и печаль. Ты давно очистил свой разум от мирских забот и желаний. Неужели ты до сих пор этого не понимаешь? 

— Нет…

Чэн Цянь просто выплюнул это слово. Его голос дрожал. На мгновение он застыл в растерянности. Он хотел было шагнуть вперед, но его ноги подкосились, и он зашатался. Его взгляд упал на Янь Чжэнмина. Тан Чжэнь заметил, что глаза Чэн Цяня на мгновение покраснели. Но мог ли нефрит плакать?

Откуда во взгляде человека, не дрогнувшего даже перед лицом Небесных Бедствий, столько страха?

Однако его беспомощность была лишь мимолетным наваждением. Прежде чем Тан Чжэнь успел что-то сказать, взгляд Чэн Цяня внезапно стал решительным. Он твердо произнес: 

— Нет, прошу тебя, пока ничего им не говори. Брат Тан, ты так много знаешь, тебе должно быть известно решение. Что бы ты ни сказал, я сделаю это, независимо от того, придется ли мне вознестись на небеса или нырнуть в подземный мир. Даже если ты скажешь мне, что в обмен на его спасение я должен буду отдать свою жизнь, я сделаю это…

Тан Чжэнь перебил его.

— Разве ты не понимаешь, какие ужасные слова ты говоришь? Если бы твой старший брат услышал это, он бы точно избил сначала тебя, а потом меня.

Чэн Цянь пристально посмотрел на Тан Чжэня, и с леденящим душу спокойствием продолжил: 

— Мне удалось создать свое тело из камня сосредоточения души. Пока ты указываешь мне путь, для меня нет ничего невозможного. 

Взгляд Тан Чжэня сделался еще более пристальным. Наконец, он заметил, что в глазах Чэн Цяня не было ни тени сомнения.

— Вознестись на небеса или… нырнуть в подземный мир, — повторил Тан Чжэнь, а затем неопределенно улыбнулся. — Мой юный друг, в этом мире существует множество историй о крепкой связи между учениками одного клана. Однако такая сильная связь, как ваша, встречается крайне редко. 

— Это место называется «усадьба Фуяо», а не «мир», — тихо сказал Чэн Цянь.

Тан Чжэнь не стал останавливаться на этой теме. 

— Чужаки, вроде нас, и представить себе не могут, какие опасности таятся на уровне «Божественного Царства». Он только что перешел все границы. Это слишком опасно. К тому же, его разум терзает внутренний демон. Его состояние и без того было слишком нестабильным и все же он опрометчиво использовал запрещенную технику. Видел ли ты, до какой степени он усилил себя в той битве на Платформе Бессмертных?

— Я не сильнее его, я не могу сказать наверняка. Я могу лишь предположить... Вероятно, он поднялся, по крайней мере, еще на один уровень, — сказал Чэн Цянь.

— Верно. Это все равно, что занять денег под очень высокий процент. В его случае он взял взаймы, не в силах вернуть долг. На уровне «Божественного Царства» каждый шаг огромен, потому и ответная реакция за это может оказаться смертельной, — отозвался Тан Чжэнь.

Чэн Цянь сразу же понял, к чему тот клонит. 

— Значит, пока его уровень будет соответствовать тому, что он позаимствовал, ответная реакция будет для него менее болезненной? Я могу отдать ему всю свою духовную энергию. Мне всего лишь придется заново совершенствоваться еще сто лет. Через некоторое время человек привыкает к Небесным Бедствиям.

Услышав это, Тан Чжэнь был ошеломлен. Не удержавшись, он рассмеялся и сказал: 

— О чем ты только думаешь? Что духовная энергия подобна миске риса, которую ты можете отдать по прихоти? Ты не заклинатель меча, и даже если бы ты им был, духовная энергия двух разных людей может быть несовместима друг с другом.

В этот момент Тан Чжэнь вздохнул. 

— Чтобы пережить это бедствие, ему нужно найти «ножны» прежде, чем его тело окончательно разрушится. Но ты должен понимать, что на пути заклинателя огромный труд порой равен малым достижениям. Даже тем, кто идет по короткому, Темному Пути, требуется не менее ста дней. Для него, как для заклинателя меча, каждый пройденный шаг требует огромных усилий. Ничто извне не способно помочь ему в этом деле. Нам остается только довольствоваться малым. Даже если ты и хочешь что-то сделать, ты попросту не сможешь. 

Взгляд Чэн Цяня на мгновение потускнел. 

*Название главы 上穷碧落下黄泉 (shàng qióng bì luò xià huáng quán) – где «лазурные дали» олицетворяют собой небесный дворец, обитель бессмертных, а «Желтые ключи» – Желтый источник, т.е. загробный мир. Представляют два конца жизненного пути. Фраза взята из поэмы «Вечная печаль» Бо Цзюйи, поэта эпохи Тан, где описана любовь танского государя Сюань-цзуна к красавице Ян-гуйфэй и трагический конец этой любви во время мятежа Ань Лушаня. (п/п: Настоятельно рекомендуем почитать поэму, очень красивое произведение)
Фраза взята из перевода Л. Эйдлина