Зелень. Часть шестая

Перед Вэй Усянем стоял Лань Ванцзи, словно окутанный ореолом инея и льда.  Сюэ Ян мгновенно парировал, отправив Шуанхуа отразить атаку Бичэня: прославленные мечи столкнулись в воздухе и вернулись в руки к своим владельцам. Вэй Усянь заметил:

— Как там говорят: «Лучше прийти вовремя, чем рано»?

Лань Ванцзи:

— Мгм.

Завершив приветствие, Лань Ванцзи вступил в бой с Сюэ Яном. Не далее чем пару секунд назад тот гонял Вэй Усяня кругами, но сейчас его самого прижал к стенке Лань Ванцзи, наносящий удар за ударом. Понимая, что дело принимает дурной оборот, Сюэ Ян забегал глазами и ухмыльнулся, неожиданно перебросив Шуанхуа в левую руку, а правую запустив в рукав. Вэй Усянь насторожился, опасаясь, что он может пустить в ход метательные кинжалы или швырнуть в пол склянку с ядом, однако Сюэ Ян всего-навсего вынул из пространства цянькунь ещё один меч и, без малейшей заминки, с лёгкостью перешёл к фехтованию парным оружием. Новый меч, извлечённый из рукава, отливал сумрачным и угрюмым сиянием, а при взмахе словно оставлял за собой невесомую чёрную дымку, резко разнящуюся с серебряным ореолом Шуанхуа. Сюэ Ян с одинаковой ловкостью орудовал мечами, непринуждённо и стремительно двигая обеими руками, и вскоре вернул себе преимущество в бою. Лань Ванцзи спросил:

— Цзянцзай?

Сюэ Ян удивился:

— Ого! Ханьгуан-цзюнь знает этот меч? Какая честь для меня.

«Цзянцзай¹» был собственным мечом Сюэ Яна, и подобное зловещее название идеально подходило как владельцу, так и самому оружию, нёсшему с собой лишь кровопролитие и смертоубийство.

¹Цзянцзай досл. — «ниспосылать несчастья».

Вэй Усянь заметил:

— Его имя в самый раз сочетается с хозяином.

Лань Ванцзи сказал:

— Уходи. Тебе нет нужды здесь находиться.

Вэй Усянь смиренно повиновался и направился к выходу. В дверях он остановился и окинул улицу взглядом. Вэнь Нин, с абсолютно каменным лицом, вцепился Сун Ланю в горло, поднял в воздух и впечатал в стену, оставив в ней вмятину в форме человеческой фигуры. В ответ Сун Лань, с таким же бесстрастным выражением, схватил Вэнь Нина за запястья и перебросил через себя на землю. Оба лютых мертвеца непрестанно обрушивали друг на друга удары, не выражая при этом ни тени эмоций. Ни один из них не страшился ни боли, ни травм, и даже потеря одной-двух конечностей не составила бы для них трудности, и лишь полное расчленение их тел на куски остановило бы битву. Вэй Усянь пробормотал себе под нос:

— Думаю, и здесь во мне нет необходимости.

Вдруг он увидел напротив темнеющий вход в лавку, подле которого Лань Цзинъи отчаянно подзывал его рукой. Вэй Усянь подумал: «Хах! Вот там-то я точно нужен».

Едва он ушёл, сияние Бичэня расцвело буйным цветом, и Шуанхуа легко выскользнул из ладони Сюэ Яна, оказавшись в воздухе, а Лань Ванцзи ловко воспользовался моментом и подхватил его. Увидев, что Шуанхуа угодил в чужие руки, Сюэ Ян размахнулся Цзянцзаем, намереваясь отсечь Лань Ванцзи левую руку, которой тот поймал меч. Но его атака провалилась. Холодная ярость промелькнула в глазах Сюэ Яна, и он с угрозой в голосе произнёс:

— Верни мне меч.

Лань Ванцзи ответил:

— Ты его не достоин.

Сюэ Ян холодно усмехнулся в ответ.

Тем временем Вэй Усянь добрался до учеников. Юноши обступили его со всех сторон, и он спросил:

— Все в порядке?

— Да! Мы сделали, как ты сказал, дышали медленно.

Вэй Усянь сказал:

— То-то же. Если кто-то откажется меня слушать, то я вновь накормлю его кашей.

Несколько юношей, которым уже удалось познать вкус сего кушанья, притворились, что их сейчас стошнит. Внезапно со всех сторон послышался прерывистый и гулкий топот, а в конце улицы возникли первые шатающиеся тени. Лань Ванцзи также услышал этот звук и, взмахнув рукавом, достал свой гуцинь, Ванцзи.

Он с грохотом положил инструмент на стол, перебросил Бичэнь в левую руку и продолжил с прежним мастерством сражаться с Сюэ Яном. Одновременно с этим, Лань Ванцзи, даже не повернув головы, занёс правую руку над гуцинем и быстро перебрал струны.

Аккорд этот, чистый и звонкий, отражённым эхом пронёсся по всей улице и вернулся странным, но уже знакомым звуком лопающихся голов мертвецов. Лань Ванцзи, не останавливаясь ни на секунду, одной рукой вёл бой с Сюэ Яном, а другую держал над гуцинем, время от времени мимоходом оглядывая улицу и невозмутимо играя несколько нот. Он действовал обеими руками разом, но, тем не менее, казался по-прежнему уверенным и спокойным.

Цзинь Лин не удержался от восклицания:

— Он так хорош!

Ему приходилось наблюдать, как Цзян Чэн и Цзинь Гуанъяо умерщвляли тварей на ночной охоте, и зрелище это убедило его во мнении, что его дяди являлись самыми могучими заклинателями на всём белом свете. К Лань Ванцзи же он всегда испытывал бо́льший страх, нежели почтение, особенно к его владению заклятием молчания и отчуждённому нраву. Однако сейчас он не мог не преклоняться перед умениями Лань Ванцзи. Лань Цзинъи с гордостью подтвердил:

— Ну конечно же! Ханьгуан-цзюнь, безусловно, хорош. Просто он никогда не хвастает своими достоинствами попусту. Он очень сдержанный и скромный, да?

Его «да» было обращено к Вэй Усяню, и тот недоумённо спросил:

— Ты это мне? Почему ты спрашиваешь меня?

Лань Цзинъи, начиная закипать, выпалил:

— Значит, ты думаешь, Ханьгуан-цзюнь не хорош?!

Вэй Усянь коснулся подбородка:

— Ага. Он хорош. Определённо. Очень хорош. Он самый лучший. — На последних словах он невольно расплылся в улыбке.

Полная опасностей, но в то же время захватывающая ночь близилась к завершению — вдалеке занималась заря. Однако новость эта несла мало хорошего: в дневном свете демонический туман станет гуще, а значит, им вновь не удастся ступить и шагу!

Будь их лишь двое, Вэй Усянь и Лань Ванцзи, дело представлялось бы в разы проще. Но, кроме мужчин, в городе также находились юноши, и если, в конце концов, они окажутся окружёнными большой толпой живых мертвецов, то вряд ли им удастся сбежать. Пока Вэй Усянь лихорадочно соображал, как же им поступить, с улицы вдруг вновь послышался мерный и гулкий стук бамбукового шеста о землю.

Призрак слепой девушки с вырванным языком вернулся!

Не колеблясь ни секунды, Вэй Усянь приказал:

— Вперёд!

Лань Цзинъи спросил:

— Куда?

Вэй Усянь уточнил:

— Следуйте за звуком бамбукового шеста.

Цзинь Лин слегка удивился:

— Ты хочешь, чтобы мы пошли за призраком? Кто знает, куда она нас приведёт!

Вэй Усянь ответил:

— Именно. Я хочу, чтобы вы отправились за призраком. Этот стук неотступно следовал за вами по пятам, с тех самых пор, как вы попали в город, ведь так? Вы пытались пробраться к его центру, но она вывела вас к воротам, где вы и наткнулись на нас. Девушка хотела прогнать вас прочь и тем самым спасти!

Таинственно загадочный, то появляющийся, то исчезающий стук бамбукового шеста пугал людей, попадавших за городскую черту, но вовсе не обязательно, что призрак таким образом желал причинить им зло. Бумажную голову Силача Преисподней, о которою споткнулся Вэй Усянь, вероятно, тоже подложила она, в надежде устрашить и насторожить их. Он продолжил:

— А ночью она явно желала сообщить нам нечто очень важное, но не смогла объяснить. К тому же, девушка испарилась как раз перед приходом Сюэ Яна, скорее всего, стараясь избежать встречи с ним. Выходит, она определённо не из его шайки.

— Сюэ Ян?! Откуда взялся Сюэ Ян? Ведь мы видели лишь Сяо Синчэня и Сун Ланя!

— Эм, объясню чуть позже. Одним словом, Ханьгуан-цзюнь сейчас сражается в доме вовсе не с Сяо Синчэнем, а с Сюэ Яном, который выдал себя за него.

Стук бамбукового шеста о землю повторился вновь, словно девушка ожидала и поторапливала их. Рискни ученики последовать за ней — и они могли бы угодить в западню; останься юноши на месте — и ходячие мертвецы добрались бы до них и извергли бы потоки порошка, содержащего трупный яд — такой вариант нисколько не безопаснее первого. Взвесив все «за» и «против», ученики твёрдо решили прислушаться к Вэй Усяню и пойти на звук. И в самом деле, едва люди двинулись с места, стук также заскользил по дороге. Временами им удавалось различить в тумане худую, расплывчатую тень, а временами — совсем ничего.

Через некоторое время Лань Цзинъи спросил на ходу:

— Мы что, просто так сбежим?

Вэй Усянь обернулся и выкрикнул:

— Ханьгуан-цзюнь, оставляю здесь всё на тебя. Мы ушли вперёд!

Струны гуциня затрепетали, будто кто-то сказал «мгм», и Вэй Усянь прыснул со смеху. Лань Цзинъи заметил:

— И это всё? Больше ничего не скажешь?

Вэй Усянь удивился:

— А чего ты ещё ожидал? Что ещё я должен был сказать?

Лань Цзинъи ответил:

— Почему бы не сказать: «Я волнуюсь за тебя, поэтому останусь!», «Уходи!», «Нет, я не уйду! Если я и уйду, то только с тобой!». Разве не так всё должно быть?

Вэй Усянь прыснул:

— Кто научил тебя этому? С чего ты вообще взял, что подобные разговоры должны иметь место?  И ладно, если бы я сказал нечто эдакое, но можешь ли ты хотя бы представить, чтобы ваш Ханьгуан-цзюнь произносил такие фразы?

Ученики Ордена Гусу Лань хором ответили:

— Нет…

Вэй Усянь продолжил:

— То-то и оно. Пустая трата времени. Ваш Ханьгуан-цзюнь чрезвычайно надёжный человек, и я твёрдо убеждён, что он непременно сможет со всем разобраться. Именно поэтому сейчас я займусь своими собственными делами и буду ждать, пока он меня не найдёт, или же сам отправлюсь на поиски.

Они уже около четверти часа шли за стуком бамбукового шеста, и после нескольких поворотов и петляний по узким улочкам звук резко оборвался. Вэй Усянь протянул руку, давая юношам знак оставаться за ним, и сделал несколько шагов вперёд. Перед его взором возник одинокий дом, мрачно притаившийся во всё густеющем и густеющем демоническом тумане.

Скрип…

Кто-то распахнул перед ним дверь, молчаливо приглашая чужаков войти. Интуиция подсказывала Вэй Усяню, что внутри непременно находилось нечто важное, причём не опасное и стремящееся их убить, а желающее о многом поведать и дать ответы на все вопросы.

Он обернулся к ученикам:

— Мы проделали большой путь. Так давайте же войдём.

Вэй Усянь высоко задрал ногу и перешагнул порог дома, а пока его глаза привыкали к темноте, он, не оглядываясь, предостерёг юношей:

— Аккуратнее на пороге. Не споткнитесь.

И действительно, один из учеников, едва не растянувшись на входе, понуро пробурчал:

— К чему делать такие высокие пороги? Это ведь не храм.

Вэй Усянь ответил:

— Нет, это не храм. Но без высоких порогов тут не обойтись.

Юноши разбрелись группками, по пути зажигая около дюжины огненных талисманов. Колеблющиеся оранжево-жёлтые огоньки осветили дом.

Земляной пол помещения был устлан рисовой соломой. В передней части комнаты находился алтарь и несколько скамеек различной высоты. С правой стороны виднелся вход в небольшую каморку, утопающую в кромешной тьме. И завершали картину семь или восемь чёрных деревянных гробов.

Цзинь Лин предположил:

— Так значит, это и есть так называемый «похоронный дом»? Место, где временно держат мертвецов?

Вэй Усянь ответил:

— Ага. Трупы, которые никто так и не опознал, покойников, могущих, по поверьям, принести несчастье в дом своих родных, или же тела, что ожидают погребения,  обыкновенно складывают в подобных строениях. Можно сказать, что это перевалочный пункт для мертвецов.

Каморка справа, скорее всего, служила комнатой отдыха для сторожа похоронного дома.

Лань Сычжуй спросил:

— Учитель Мо, почему в похоронном доме такой высокий порог?

Вэй Усянь объяснил:

— На случай преображения трупов.

Лань Цзинъи изумился:

— Неужели высокий порог сможет сдержать преображение?

Вэй Усянь возразил:

— Нет, он не сможет сдержать преображение. Но зато время от времени подобные пороги способны сдержать низкоуровневых мертвецов, которые уже преобразились, и помешать им выйти на улицу. — Затем он встал у входа и добавил: — Допустим, я — только что преобразившийся труп.

Юноши дружно закивали головами. Вэй Усянь продолжил:

— Итак, я только что преобразился, а значит, все мои суставы окоченевшие, верно? И из-за этого я весьма ограничен в действиях.

Цзинь Лин согласился:

— Да это-то и дураку понятно. Ты не в состоянии даже ходить. Твоим ногам не удастся сделать и шага, поэтому тебе придётся прыгать… — Тут он замолчал, сообразив наконец в чём дело.

Вэй Усянь подтвердил:

— Вот именно. Мне остаётся лишь прыгать. — Он свёл обе ступни вместе и попытался выпрыгнуть наружу, но из-за высокого порога все его попытки проваливались. Ученики, наблюдая, как он раз за разом бьётся пальцами ног о дерево, нашли это зрелище чрезвычайно уморительным и начали хихикать, представляя только что преображённого мертвеца, изо всех сил пытающегося ускакать на улицу, но неизменно натыкающегося на высокий порог. Вэй Усянь подытожил: — Теперь видите? И не смейтесь над сметливостью простых людей. На первый взгляд, задумка и впрямь кажется малость глупой, но на самом деле это средство крайне действенно в сдерживании низкоуровневых мертвецов. Если преображённый труп споткнётся о порог и упадёт на землю, то из-за окоченевших суставов ему довольно долго придётся вставать на ноги. А когда же он наконец поднимется, то либо в скором времени наступит рассвет и прокричит первый петух, либо придёт сторож и обнаружит неудачливого беглеца. Порой народная мудрость людей, далёких от заклинателей, но способных додуматься до подобных методов, действительно восхищает.

Услышав объяснение, Цзинь Лин, ещё несколько мгновений назад смеявшийся вместе со всеми, тут же спрятал улыбку:

— Но зачем она привела нас в похоронный дом? Неужели потому что ходячим мертвецам нас не достать здесь? И куда она сама подевалась?

Вэй Усянь ответил:

— Скорее всего, им и впрямь не добраться сюда. Мы уже довольно долго стоим на одном месте. Кто-нибудь слышит их шаги?

Стоило ему задать вопрос, как на крышке гроба внезапно возник призрак девушки.

Благодаря наставлениям Вэй Усяня юноши уже успели ознакомиться с её обликом: они видели её кровоточащие глаза и рот с вырванным языком, поэтому сейчас, когда девушка неожиданно появилась перед ними, никто не занервничал и не устрашился. Всё вышло в точности так, как говорил Вэй Усянь: ученики действительно стали храбрее и научились сохранять спокойствие после того, как их хорошенько напугали.

Девушка не имела физического тела, а лишь нематериальную оболочку, испускающую тусклое сумрачное сияние. Фигура её была весьма хрупкой, а лицо – миниатюрным, и после небольшого прихорашивания она могла бы стать очаровательной соседской девчушкой. Однако сейчас девушка прислонила к гробу бамбуковый шест, используемый ею в качестве трости для слепых, а сама сидела на его крышке и в нетерпении болтала широко расставленными ногами, что совсем не придавало ей прелести.

Она слегка похлопала рукой по крышке, затем спрыгнула на пол и сделала пару кругов вокруг гроба, жестами пытаясь что-то показать им. На этот раз её знаки оказалось вполне легко понять — призрак просил их что-то «открыть». Цзинь Лин предположил:

— Она хочет, чтобы мы помогли ей открыть гроб?

Лань Сычжуй продолжил его мысль:

— Возможно, внутри лежит её тело? И она жаждет похорон и упокоения своей души. — Подобный вывод являлся наиболее разумным, поскольку одной из самых распространенных причин, по которым множество призраков до сих пор скитались по земле, служило как раз их непогребение. Вэй Усянь встал с одной стороны гроба, а несколько юношей подошли напротив, намереваясь помочь ему поднять крышку.

Однако Вэй Усянь предупредил их:

— Я справлюсь сам, а вы лучше отойдите подальше. А вдруг там вовсе и не мертвец, а то, что извергнет на вас целые потоки порошка, содержащего трупный яд?

Он открыл гроб в одиночку, положил крышку на пол, затем заглянул внутрь и увидел тело.

Но принадлежало оно вовсе не девушке, а кому-то ещё.

Внутри лежал молодой мужчина, одетый в белоснежное облачение заклинателя и уложенный в гроб в позу вечного покоя: со скрещенными на груди ладонями, под которые втиснули метёлку из конского волоса. Очертания нижней части его бледного, с бескровными губами, лица были изящны и красивы; верхняя же часть оказалась обмотана слоями лоскутов белой ткани, шириной около четырёх пальцев. В месте, где находились глаза, ничто не проступало над поверхностью тряпиц; повязка беспрепятственно проваливалась внутрь — глазницы мужчины пустовали.

Услышав, как Вэй Усянь поднял крышку, девушка приблизилась к гробу и запустила в него руки. Поискав некоторое время, она наконец нащупала лицо мертвеца и затопала ногами, а тонкие струйки крови вновь потекли из её незрячих глаз.

Никаких жестов или слов ни для кого не требовалось. В гробу, стоящем в одиночестве в похоронном доме на отшибе, лежал настоящий Сяо Синчэнь.

Слезы призраков лишены возможности падать на землю. Девушка беззвучно размазала кровь по щекам, а затем вдруг вскочила на ноги и, скрежеща зубами, застонала, обращаясь к людям. Вид она имела весьма рассерженный и разгорячённый, словно страстно желала выразить свои чувства. Лань Сычжуй спросил:

— Мне сыграть «Расспрос»?

Вэй Усянь ответил:

— Не стоит. Мы можем задавать совсем не те вопросы, на которые она столь сильно жаждет ответить. К тому же, что-то мне подсказывает, что её ответы будут весьма запутанными и сложными для понимания.

Он не сказал «боюсь, ты не справишься», тем не менее, Лань Сычжуй весьма устыдился и пообещал сам себе: «Вернувшись домой, я с ещё большим упорством займусь изучением «Расспроса». Мой перевод обязательно должен стать таким же быстрым и точным, а игра — такой же искусной, как у Ханьгуан-цзюня». Лань Цзинъи удивился:

— Тогда что же будем делать?

Вэй Усянь предложил:

— Применим «Сопереживание».

Каждый крупный орден обладал своим, наиболее действенным для них, способом запрашивания и получения сведений от духов. «Сопереживание» было подобным приемом для Вэй Усяня, но его метод не требовал тщательного и углубленного изучения, и все могли пускать его в ход. Его суть состояла в простом позволении призраку захватить своё собственное тело и использовании его в качестве проводника, при этом заклинатель получал доступ к воспоминаниям духа, видел его глазами, слышал его ушами и воспринимал происходящее его чувствами. Если же эмоции призрака оказывались исключительной силы, то ярость, горечь или ликование могли перекинуться на самого исполнителя ритуала. Именно поэтому способ назывался «Сопереживание».

Он считался самым простым, удобным, быстрым и результативным методом среди всех, но, что более важно, также и самым опасным. Все страшились и страстно пытались избежать захвата своего тела призраком. Кроме того, «Сопереживание» и в самом деле являлось игрой с огнём: даже незначительная ошибка могла привести к восстанию призрака против заклинателя. Если дух вдруг передумает в процессе и отыщет лазейку для обрушения своего гнева, то лучшим исходом станет захват тела-проводника навсегда.

Цзинь Лин возразил:

— Слишком рискованно! Из подобных тёмных приёмов ни один…

Вэй Усянь перебил его:

— Ладно, ладно. У нас не так много времени, поэтому давайте поторапливаться. Все приготовьтесь. Мы должны еще вернуться за Ханьгуан-цзюнем. Цзинь Лин, ты будешь наблюдателем.

Без наблюдателя не проходил ни один обряд «Сопереживания». Заклинатель и выбранный им человек заранее договаривались об условном знаке, который тот издавал, если исполнитель ритуала слишком глубоко погружался в эмоции призрака. Лучше всего в роли подобного сигнала выступали слово или звук, очень хорошо знакомый сопереживающему. Наблюдателю полагалось пристально следить за ходом всего действа, при малейшем изменении ситуации немедленно среагировать и вернуть заклинателя в этот мир. Цзинь Лин указал на себя:

— Я? Ты хочешь, чтобы сын… Чтобы я присматривал за тобой, пока ты занимаешься подобным?

Лань Сычжуй произнёс:

— Если молодой господин Цзинь отказывается, то я готов.

Вэй Усянь спросил:

— Цзинь Лин, ты принёс серебряный колокольчик Ордена Юньмэн Цзян?

Серебряный колокольчик, используемый в качестве поясного украшения, служил отличительным признаком Ордена Юньмэн Цзян. Цзинь Лин с малолетства воспитывался в двух орденах, и одну половину времени проживал в Башне Золотого Карпа Ордена Ланьлин Цзинь, а вторую — в Пристани Лотоса Ордена Юньмэн Цзян, поэтому знаки принадлежности к обоим кланам всегда должны были быть при нём. И в самом деле, Цзинь Лин, поколебавшись, достал маленький колокольчик, на вид незатейливый и старинный, отделанный выгравированным лотосом о девяти лепестках — клановым узором Ордена Цзян. Вэй Усянь на мгновение уставился на предмет, и Цзинь Лин, заметив в нём перемену, спросил:

— Что?

Вэй Усянь ответил:

— Ничего, —  и передал колокольчик Лань Сычжую. — Серебряный колокольчик Ордена Юньмэн Цзян помогает успокоить разум и сосредоточиться. Он будет условный сигналом.

Цзинь Лин вырвал колокольчик из рук юноши:

— Давайте всё же я!

Лань Цзинъи заворчал:

— Тебя не поймёшь: то хочешь, то не хочешь. Какой же ты ветреный, словно юная госпожа!

Вэй Усянь обернулся к девушке:

— Заходи.

Девушка ещё раз вытерла глаза и щёки и влетела в его тело. Её душа полностью скрылась внутри Вэй Усяня, а он сам обмяк и, прислонившись к гробу, медленно сполз на пол. Юноши поспешили подтащить кучу соломы и усадить мужчину. Цзинь Лин крепко вцепился в колокольчик, размышляя о чём-то своём.

Когда призрак только вошёл в него, Вэй Усянь вдруг подумал о возможном затруднении: «Девушка ведь слепая, и если я буду делить с ней чувства, то выходит, тоже стану на время незрячим и ничего не смогу увидеть? Тогда полезность этого метода весьма снижается. Ну да ладно, возможность слышать тоже не так уж и плоха».

Тут перед его глазами всё завертелось, и изначально воздушная душа словно внезапно обрела вес и ощутила под ногами твёрдую землю. Девушка открыла глаза, а вместе с ней и Вэй Усянь. Однако, к его вящему удивлению, перед его взглядом простиралась вовсе не кромешная тьма, но солнечный пейзаж погожего денька.

Он мог видеть!

Выходит, во время этих воспоминаний девушка ещё не ослепла.

«Сопереживание» показывало Вэй Усяню те сцены из её жизни, что вызывали у неё самые сильные чувства и о которых она больше всего желала поведать другим людям. Он мог лишь молча наблюдать и воспринимать её эмоции как свои собственные. Сейчас их ощущения слились: глаза девушки стали его глазами, рот девушки стал его ртом.

Девушка сидела у ручья и прихорашивалась у воды. Одежда её, по большей части, состояла из лохмотьев, но, тем не менее, вид имела вполне опрятный. Она отбивала ступней незатейливый мотивчик и, мурлыча мелодию себе под нос, усердно приглаживала волосы, словно ей не нравилось, как они уложены. Вэй Усянь почувствовал, как туго села в её прическу тонкая деревянная шпилька. Внезапно девушка опустила взгляд на своё отражение в воде, и обзор Вэй Усяня также изменился. На него смотрела молодая девчонка с овальным лицом и заострённым подбородком.

Её глаза не имели зрачков и представляли собой один сплошной белок.

Вэй Усянь удивился: «Такие глаза принадлежат явно слепцу, но почему же мне всё равно удаётся отчётливо видеть?»

Затянув волосы в пучок, девушка похлопала себя по бёдрам, отряхивая одежду, вскочила на ноги и схватила бамбуковый шест, покоящийся у её ступней. Она вприпрыжку отправилась вниз по тропинке и по дороге непрестанно размахивала своим шестом в разные стороны, околачивая им ветки над головой, поддевая камни и распугивая кузнечиков, притаившихся в кустах. Однако, увидев приближающиеся вдалеке фигуры, девушка тут же прекратила скакать, как положено оперлась на шест и медленно поплелась вперёд, при каждом шаге простукивая землю перед собой, будто опасаясь наткнуться на что-то. Вскоре перед ней оказалось несколько сельчанок, которые, увидев слепую, уступили ей дорогу и обменялись шепотками. Девушка торопливо закивала:

— Спасибо, спасибо.

Одна из женщин, похоже, прониклась к ней сочувствием, приподняла белую тряпицу, покрывавшую корзинку, достала ещё горячую маньтоу и протянула девушке:

— Ступай осторожно, сестра. Ты голодна? Вот, поешь.

Девушка ахнула и со всей признательностью ответила:

— Мне совестно вас стеснять, я-я…

Женщина вложила маньтоу ей в руку:

— Держи.

И девушка приняла угощение:

— Сестрица, А-Цин очень благодарна тебе!

Получается, её звали А-Цин.

Распрощавшись с сельчанками, А-Цин в два присеста покончила с маньтоу и продолжила скакать по тропинке, с каждым прыжком подлетая всё выше и выше. Вэй Усянь был вынужден трястись в её теле, и вскоре голова его закружилась. Он подумал: «Какая бойкая девчушка! Теперь я понял, в чём дело — она притворяется незрячей, и, скорее всего, белые зрачки у неё с рождения. На вид она и впрямь кажется слепой, н на самом деле у неё отличное зрение, поэтому она обманывает людей, заставляя их сочувствовать себе». Для девушки, в одиночестве скитающейся по улицам, мнимая слепота, в первую очередь, подразумевала снижение бдительности окружающих. Однако фактически её глаза замечали всё до мелочей, что позволяло их обладательнице приноравливаться к обстановке и действовать по обстоятельствам. Это был довольно разумный метод обеспечения собственной безопасности.

Но, несмотря на это, призрак А-Цин и вправду ничего не видел, а значит, девушка всё-таки ослепла по-настоящему. Что же могло произойти, если притворство обернулось истинной незрячестью?

Увидела ли она что-то, чего не должна была видеть?

Когда людей поблизости не находилось, А-Цин скакала по тропинке; когда кто-то возникал на горизонте, она трусливо съёживалась и прикидывалась слепой. С подобными заминками, девушка наконец добралась до рынка.

Базарная площадь кишела самым разным людом, здесь А-Цин могла блеснуть своими талантами в полной мере и показать, на что способна. Она медленно зашагала сквозь толпу, аккуратно постукивая перед собой бамбуковым шестом, и актёрская игра её заслуживала самой высокой похвалы. Внезапно девушка налетела на мужчину средних лет, одетого в нарядное и дорогое на вид платье, а затем тут же притворилась смертельно напуганной и суетливо забормотала:

— Простите, простите! Я не вижу, куда иду, простите!

Она не видит, куда идёт? А-Цин намеренно врезалась в мужчину!

Сбитый ею мужчина раздражённо обернулся, словно желая разразиться бранью на виновника столкновения. Однако, обнаружив, что перед ним стояла слепая, к тому же весьма хорошенькая и юная девушка, он поостерегся хлестать её по щекам, справедливо опасаясь порицания со стороны прохожих, поэтому ограничился лишь руганью:

— Смотри, куда прёшь!

А-Цин всё повторяла и повторяла слова сожаления. Мужчина уже почти тронулся в путь, но перед уходом, будто отказываясь мириться с произошедшим, схватил девушку за ягодицу и пребольно ущипнул. Сейчас Вэй Усянь и А-Цин делили чувства, поэтому сопереживающий только что испытал на себе, как правая рука мужчины сжала его тело. В ту же секунду мурашки сплошным потоком прокатились по всему естеству Вэй Усяня, и жгучее желание одним ударом вколотить того в землю наполнило его сердце.

А-Цин сжалась в комочек и замерла, словно устрашившись. Когда же мужчина исчез вдали, девушка, продолжая стучать бамбуковым шестом, свернула в укромный закоулок и сразу же плюнула на землю. Затем вытащила из-за пазухи мешочек с деньгами, высыпала в ладонь его содержимое, пересчитала и вновь отплевалась:

— Эти паршивые мужчины все из одного теста: строят из себя невесть что, а денег кот наплакал — потрясёшь, и монетки не звякнет!

Вэй Усянь не знал, плакать ему или смеяться. А-Цин была ещё очень юна, пожалуй, даже моложе пятнадцати лет, однако уже довольно ловко бранилась, и ещё ловчее таскала чужие кошельки. Он подумал: «Если бы ты обчистила мои карманы, то не стала бы ругаться. Ведь в своё время и я был неприлично богат…»

Пока Вэй Усянь тяжело вздыхал и размышлял о том, как он стал голодранцем, А-Цин уже отыскала свою следующую цель. Вновь прикинувшись слепой, она вышла из закоулка, немного прошла по улице и повторила тот же трюк: врезалась в человека, одетого в белоснежное облачение заклинателя, ахнула и запричитала:

— Простите, простите! Я не вижу, куда иду, простите!

Вэй Усянь покачал головой: юная красавица не изменила даже своей присказки!

Заклинатель, покачнувшись от толчка, обернулся и первым делом поддержал девушку, помогая вернуть равновесие:

— Ничего страшного. Девушка, ты тоже слепая?

Человек этот, в скромных, но свежих одеждах заклинателя, и с завёрнутым в белое полотнище мечом за спиной, находился в ещё весьма юном возрасте. Нижняя часть его лица была довольно красива, хотя и измождена; верхняя же половина скрывалась под слоями лоскутов белой ткани около четырёх пальцев шириной. Бледно-красные кровавые следы едва заметно проступали на поверхности повязки.