На горячих источниках

***

— Путешествие, да…

Голубое небо и бесконечное море, пляж с белым песком… Держа в руках открытку с такой картинкой, Судзуки Мисаки бормотал себе под нос.

Он сел разбирать свежую почту и, как ни странно, обнаружил там адресованную ему открытку от университетского друга, который отдыхал сейчас на острове Гуам.

Вообще, ему было несвойственно слать письма, но это было его первое путешествие вместе со своей девушкой, и он хотел кому-нибудь похвастаться тем, как им откровенно весело там.

Эта мысль немного раздражала Мисаки, но раз тот написал, что привезет ему сувенир, он решил простить его.

— Здорово… Я тоже хочу поехать куда-нибудь…

К тому же сейчас летние каникулы.

Но в планах не было никаких поездок. Не то, чтобы не нашлось бы друга, с которым он мог поехать, просто Мисаки сам не хотел. Потому что ему хотелось быть рядом только с одним человеком…

— Хаа… — подумав об этом самом человеке, Мисаки бессильно вздохнул.

Как ни посмотри, у него не найдется свободного времени на поездку. Мисаки вовсе не собирался нагло просить его игнорировать еще более плотный, чем раньше, график, иначе вся та работа, от которой он не может отказаться, потом завалит его с головой.

Хоть они и были, так сказать, любовниками, Мисаки не хотел обременять этого занятого человека своим детским эгоизмом.

Он был счастлив просто быть рядом и просить о чем-то большем считал непозволительной роскошью.

— Чего это ты так вздыхаешь?

— Ой! А… Акихико-сан…

Услышав этот голос прямо за своей спиной, Мисаки аж подпрыгнул с испугу. Он автоматически обернулся и увидел перед собой своего возлюбленного и по совместительству причину этого самого вздоха… Тодо Акихико.

Он был ростом сто восемьдесят сантиметров, хорошо сложен, с красивыми и благородными чертами лица.

Однако с такой внешностью, которой все завидовали, Акихико не стал ни моделью, ни телезвездой. Он был писателем бестселлеров с такой широкой известностью, что было очень и очень мало людей, кто не знал бы его имени.

Небеса одарили его и красотой, и умом, и талантом. Мисаки, с его заурядностью, не шел ни в какое сравнение с этим человеком…

Во всем идеальный Акихико начал встречаться с Мисаки, которого не назвать иначе, как самым обычным парнем, с тех пор как стал ему репетитором, чтобы помочь в подготовке к поступлению в университет.

В прошлом году у Мисаки была такая невообразимо низкая успеваемость, что и речи быть не могло о поступлении. Не в силах больше это выносить, его старший брат попросил самого умного из своих друзей, Акихико, помочь Мисаки с учебой.

Так получилось, что это был тот самый человек, о котором Мисаки мечтал с детства, и теперь ему выдалась возможность бывать с ним наедине до самых экзаменов… И Мисаки думал, что этого ему будет достаточно, но Акихико неожиданно признался ему: «Всегда любил тебя».

Мисаки не мог поверить своему счастью.

Уже это казалось ему чудом, а тут еще одновременно с поступлением в университет он переехал к Акихико.

До того момента он жил вместе с братом, но во время весенних кадровых перестановок Такахиро внезапно отправили в офис в Осаке, и Мисаки должен был остаться жить в Токио один, но Акихико забрал его к себе.

У него было чувство, будто все просто решили за него.

Даже давно уже переехавшие по работе в Кансай родители дали согласие, сказав, что ему так будет лучше, чем оставаться одному в городе, так что у Мисаки даже не было времени помучиться, его просто поставили перед фактом еще перед началом весенних каникул этого года.

И с тех пор Мисаки начал жить в квартире Акихико, взяв на себя домашние хлопоты в качестве оплаты.

— Что ты так пугаешься. Ну… Из-за чего эти страдания?

— Н… не из-за чего.

Мисаки поспешно затолкал открытку за диванную подушку, на которую наваливался спиной.

— Если не из-за чего, то почему сидел тут вздыхал с таким лицом?

Акихико встал перед Мисаки, чтобы заглянуть ему в лицо, которое он старательно отворачивал.

— Что?!

— Не хочешь мне говорить?

Его глаза, смотрящие прямо на него. Его голос, слетающий с тонких и красивых губ, приятный тембр, сладко отдающийся в ушах.

Мисаки ненавидел врать, и всего этого уже было достаточно, чтобы он оробел.

— Ну…

Он не мог ему сказать. Потому что не хотел доставлять хлопот Акихико.

— Давай, сознавайся.

— Эй… Не…

Акихико сел на диван, схватил Мисаки за подбородок и повернул его голову к себе. Под пристальным взглядом светло-карих глаз сердце Мисаки бешено забилось, готовое выпрыгнуть из груди.

Что же делать? Он не хотел, чтобы Акихико узнал об этом, но не решался и солгать в ответ на прямой вопрос Акихико…

Мисаки мысленно схватился за голову.

Зная ли или не зная о его внутренних метаниях, Акихико крепко обнял продолжавшего молчать Мисаки.

— Не скажешь, я замучаю тебя до слез, так что ты будешь умолять выслушать тебя.

— Ай, Акихико-сан?!

От этого шепота прямо ему на ухо Мисаки весь вспыхнул.

Уже пару раз было такое, что в объятиях Акихико он совершенно лишался рассудка и начинал плакать. Об этих смущающих ситуациях он хотел забыть, и на следующий день запирался в своей комнате, не в силах смотреть Акихико в глаза.

Но, сколько ни сопротивляйся, Акихико был таким человеком, который всегда держит свое слово. И он беспощаден…

Если Мисаки сейчас же не заговорит, писатель, несомненно, в самом деле доведет его до слез.

В попытках вырваться из этих рук, Мисаки начал извиваться всем телом.

— П… понял я! Скажу, я скажу, так что отпусти…

— Нет уж. Не отпущу, пока не скажешь.

— Акихико-сан!

«Аа… ну что за!»

Теперь оставалось только смириться. Он так не хотел ничего говорить, но эта его решимость почему-то оказалась такой хрупкой перед лицом Акихико.

— Только не смейся…

— Хорошо.

Акихико с серьезным выражением лица кивнул, и Мисаки поверил ему.

— Мне… просто захотелось поехать в путешествие, — как бы между прочим пробормотал он.

— Путешествие? — переспросил Акихико. Судя по всему, такое ему даже близко в голову не приходило.

— Уже летние каникулы, и все мои друзья разъехались кто куда… Ну, и я подумал, как было бы здорово поехать куда-нибудь вдвоем с тобой…

«Наверняка, он поражен этим ребячеством…»

Мисаки говорил сбивчиво, еле выговаривая слова, но через мгновение Акихико вдруг расплылся в улыбке.

— Да ладно… Только и всего?

— Я же просил не смеяться!

Рассердившись, Мисаки снова попытался вырваться из его объятий, но Акихико сжал его еще сильнее, и его попытка провалилась.

— Я смеюсь не над тобой. Просто ты всегда можешь сказать мне об этом.

— Что?

— Я ведь тоже хочу, чтобы ты проявлял инициативу. А ты никогда ничего подобного не говоришь.

— А…

«Акихико-сан?»

Он говорил так удрученно, но от звука его сладкого голоса Мисаки не мог унять все учащающееся сердцебиение.

Чтобы Акихико не заметил, как парня бросило в жар, он начал вертеться в его руках, но тот не давал ему так просто вырваться на свободу.

Сколько он ни толкался и ни тянул, хватка не ослаблялась ни на йоту, и Мисаки застонал:

— А… Акихико-сан… я же все рассказал, о… отпусти. Давай, разожми уже свои руки!

Но и это не заставило Акихико отпустить его.

— Разве я могу отпустить тебя, когда ты говоришь такие милые вещи?

— В с… в смысле милые?

От шепота Акихико лицо Мисаки залил румянец. Он попытался возразить, но из-за охватившего его волнения смог выговорить только это.

— Хватит, не вертись.

— М!

Акихико сказал это в приказном тоне и прильнул своими губами к губам Мисаки.

— М…

Кончик языка провел по его губам, а потом протиснулся между ними. По телу Мисаки прошла мелкая дрожь, он начал задыхаться, а поцелуй становился все глубже.

— Ха… Ах…

Язык Акихико проник в его рот, как будто ему там самое место, и переплелся с языком Мисаки. От грубого трения языков у Мисаки побежали мурашки.

— М… Мм…

От чавкающих звуков смешивающейся в его рту слюны тело Мисаки охватил жар.

Акихико начал медленно заваливать Мисаки на диван.

— Еще только полдень!

— Мне все равно.

— А мне нет… М! У… Не…

Акихико всегда нападает на него вот так ни с того ни с сего.

Мисаки, в принципе, не был против всех этих прикосновений, но ему было стыдно за свое тело, которое вот так легко повелось на провокацию средь бела дня. К тому же ему казалось развратным заниматься сексом в светлое время суток, и он терзался безнравственностью происходящего.

— Ах… М…

Но, несмотря на все эти мысли, тело Мисаки уже было безвольно расслабленно.

Хотя сам виновник этого состояния словно был совершенно хладнокровен. И после поцелуя, от которого, как Мисаки казалось, он сейчас потеряет рассудок, как всегда, последовал вопрос с очевидным ответом.

— Что будем делать?

— Кх…

«Безжалостный!»

Он же прекрасно понимал, что ответит Мисаки в таком состоянии, и как же подло с его стороны нарочно спрашивать такое.

Но все зашло уже слишком далеко, упрямство делу не поможет. Поборов нерешительность, Мисаки, превозмогая стыд, выдавил из себя:

— Пусть… прям здесь… скорее… сделай это…

Акихико внезапно улыбнулся и обронил легкие поцелуи на веки Мисаки, а потом заскользил кончиками пальцев по его телу.

— Милашка.

— М…

Когда эти пальцы скрылись под краем одежды и коснулись вспотевшей кожи, Мисаки мелко задрожал. Прохладная рука Акихико так явственно ощущалась на его полыхающем теле.

— Ах… Акихико-сан…

Мужчина задрал его футболку до груди и начал осыпать кожу поцелуями. Он медленно вел ладонью от линии талии вверх, одновременно с этим оставляя на белой коже засосы, как метки.

— У тебя сердце будто вот-вот выскочит.

— Ну ведь…

Из-за этого подтрунивания над его громко заходящимся сердцем Мисаки зарделся от стыда. Но даже полностью все осознавая, он никак не мог силой воли взять это под контроль.

— Ах…

Губы коснулись острого бугорка на груди, и, когда мягкий язык начал его лизать, по его спине прошла судорога.

С чмокающим звуком Акихико с силой втянул кожу губами в рот, а потом снова принялся водить языком по этому чувствительному месту, и у Мисаки что-то кольнуло внизу живота.

— М, ах… Там… Нет…

Акихико всего лишь игриво куснул отвердевший сосок, а Мисаки всего переполнило нетерпение. Ему было страшно предположить, как он будет реагировать, если Акихико и дальше продолжит играть с одним и тем же местом, которое и так уже слишком чувствительно.

— Ты говоришь: «Нет», но имеешь в виду: «Да».

— Вовсе… Ах, м!

Он так сильно всосался в кожу, что у Мисаки от потрясения прогнулась спина.

— Ах… Ахм…

Акихико даже не трогал его между ног, но Мисаки был уже почти болезненно возбужден, и стоило Акихико умело надавить туда своей ногой и несколько раз потереться, и он тут же еще увеличился в объеме.

— Вс… Не могу… Ко… снись…

Мисаки хотел более ощутимых прикосновений и начал двигать бедрами в такт движениям ноги Акихико, прижимаясь плотнее. Осознавая, как жалок, он не мог остановиться…

— Вот так?

— Не… Прямо, возьми… Ах!

Мисаки умолял его своим затуманенным взглядом, выводившая едва ощутимые линии поверх его джинсов рука Акихико ослабила его пояс и легко скользнула под него.

Это долгожданное прикосновение. В момент прямого контакта его горячего тела с рукой Мисаки вскрикнул:

— Ах, мм… М…

Но, стесненные туго натянутой и плотной тканью, даже ловкие пальцы Акихико не могли двигаться свободно. От досады Мисаки пришел в раздражение и сам стянул джинсы.

— Какой ты нетерпеливый.

— Ну ведь…

Акихико сказал это как будто с восхищением, и Мисаки внезапно смутился. Тогда вместо остановившихся на полпути рук Мисаки Акихико сам стянул с него джинсы вместе с трусами.

— Ах…

Его ноги обнажились, и Мисаки почувствовал пульсацию требующей высвобождения страсти.

Окинув взглядом все это, Акихико приблизил туда свое лицо.

— Вот этого не хочу…

— Врешь.

Именно такие ласки ртом прямо там Мисаки больше всего не любил в сексе. Но сколько он ни говорил, что не хочет, тело предавало его своей реакцией.

— Нет… Ах.

Акихико провел языком по нижней стороне от основания до самого кончика. Мисаки было просто невыносимо смотреть вот так на то, как он втягивает губами сочащуюся из него жидкость и проглатывает ее.

— Нет… Ах… Ах, ах… А…

Нарочито громко причмокивая, чтобы смущать его слух, Акихико начал сосать.

В его рту было так горячо, что Мисаки казалось, что этот жар растопит его. Ту часть, что в его рту не поместилась, Акихико обхватил пальцами и массировал от основания вверх.

— Ха, ах… М…

Проступившие слезы катились к затылку.

Акихико развел ноги смерившемуся в бессилии Мисаки и закинул одну из них на спинку дивана. Эта неприличная поза полностью открыла вид на зад Мисаки.

— Ах… Быс… трей…

Акихико начал поглаживать складки прохода подушечкой пальца, и по внутренней поверхности его бедер от самого основания прошла судорога. Кончик пальца проворно скользнул внутрь, и объятое жаром тело Мисаки смиренно приняло его.

— Мм, ах… А… Ах…

От медленных движений внутрь и обратно палец постепенно начал проходить все свободнее.

Развлекаясь с ним сзади, Акихико продолжал сосать.

Хлюпающие звуки и собственное тяжелое дыхание возбуждали Мисаки все больше.

— Не… Пусти…

Трепещущее от непомерного удовольствия тело перестало его слушаться, и, когда Акихико начал играть языком с отверстием на кончике, бушующий жар в его пояснице достиг предела.

— Ах, а! Ааа!

Его бедра сотряслись от крупной дрожи, и скопившееся в нем сладострастное напряжение прорвалось наружу.

Мисаки судорожно выплеснул все в рот Акихико и наконец смог сделать глубокий вдох.

— Ах… Ха…

Акихико продолжал сосать, пока не собрал все до последней капли, а потом вылизал Мисаки дочиста.

Почему он, с таким красивым лицом, творит такое?

— Жестокий… — сказал он охрипшим от не до конца рассеявшейся сладости голосом и пристально уставился на него, а Акихико демонстративно слизал языком с губ оставшуюся на них сперму. И тут же сунул этот язык Мисаки в рот.

— М, м…

«Опять он делает все, что мне не нравится!»

Мисаки с детства ненавидел проигрывать и не мог не ответить на брошенный вызов.

Подумав об этом, он обхватил Акихико за шею, притягивая к себе с мольбой о более глубоком поцелуе.

***

Мисаки наблюдал за тем, как Акихико сидит на диване в гостиной и проверяет недавно пришедшую по факсу статью с интервью для журнала.

— Ты все еще не спишь? — спросил Акихико, не поднимая головы.

— Ну, мне никак не заснуть.

Чтобы быть готовым к завтрашнему дню, он хотел улечься пораньше, но, как и следовало ожидать, не мог сомкнуть глаз от напряжения.

Мисаки считал, что это так по-детски с его стороны, вести себя так перед поездкой, но ничего не мог с собой поделать.

— Уже все приготовил?

— Почти. А, Акихико-сан, я и твои вещи уже упаковал.

Видимо, сразу после того разговора Акихико организовал поездку, и Мисаки, узнавший об это только за два дня до выезда, только и делал, что в панике готовился к ней.

Его переполнял стыд за то, что Акихико со своей загруженностью выделил время специально для него, но, с другой стороны, его желание сбылось, и он не мог успокоиться в предвкушении их совместной поездки.

Они собирались на горячие источники на Хоккайдо.

Мисаки предпочел бы место поближе, но Акихико пожелал оказаться как можно дальше от работы, так что специально выбрал место подальше.

И, понимая, что на горячих источниках Акихико сможет хорошенько расслабиться и отдохнуть, Мисаки в конце концов решил, что ему неважно куда ехать, лишь бы вместе.

— Можешь не спать, просто поваляйся в кровати. Иначе, когда придет время выходить, будешь совершенно измотанный.

— Не такой уж я и слабый. И вообще, ты и сам не идешь спать.

Так настаивает, что Мисаки нужен отдых, но Акихико и самому следовало бы прислушаться к своим же словам.

Стоило ему озвучить свои полные негодования мысли, и Акихико, улыбаясь, заметил:

— Мне достаточно четырех или пяти часов сна. А вот ты, если не продрыхнешь часов восемь, глаза открыть не сможешь.

— Это как-то нечестно…

Говорит так, будто он какой-то засоня. Акихико, конечно, все правильно говорит, но…

К тому же, Акихико был так спокоен, что Мисаки подумал, что он один так радостно взбудоражен предстоящим путешествием, и он почувствовал себя в душе как-то одиноко.

— Ладно. Я сейчас закончу с этим факсом, подожди немного.

Закончив с проверкой, Акихико поднялся с дивана с документом в руке.

— Что?

— Значит, ждал меня, чтобы вместе пойти спать?

— Во… вовсе нет!

— Нечего так смущаться.

— Не думай так! Я правда просто не мог заснуть…

Мисаки отчаянно пытался оправдаться, как вдруг их разговор прервал звонок телефона.

— Да, Тодо…

Акихико тут же снял трубку и заговорил спокойным тоном, так что Мисаки почувствовал легкое облегчение. Если бы этот разговор продолжился, шансов на победу у него, определенно, не осталось бы.

— Давно вас не слышал. Да… Без изменений?

Акихико мгновенно совершенно преобразился, и невозможно было поверить, что это тот же самый человек всего несколько секунд подкалывал Мисаки.

Мисаки допил кофе, ставший совсем слабым от растаявшего льда, чтобы смочить свое совсем пересохшее от напряжения горло.

— Нет, это я очень признателен… Что?

Почему Акихико постоянно так себя ведет? Неужели ему так весело подтрунивать над Мисаки и докучать ему?

Раз он сказал подождать, Мисаки не мог вот так просто уйти.

Но если он останется здесь, то Акихико определенно продолжит изводить его. Хорошо бы, если б только этим все закончилось, но речь шла об Акихико, и он точно переведет все в иное русло.

И не то, чтобы Мисаки был против. Он просто думал, что это несправедливо, что только Акихико вот так играет с ним, а он сам — нет.

— Извините, на минуту… Мисаки.

— Что?

Он обернулся на внезапный оклик и увидел, как Акихико смотрит на него с суровым выражением на лице, которого раньше там в помине не было.

— Все-таки иди спать один. Это надолго.

— Акихико-сан?

Мисаки озадаченно смотрел на Акихико, с нахмуренным лицом отправляющего его спать, зажав рукой телефонную трубку.

Неужели там всё настолько серьёзно?

Акихико никогда до этого не прогонял его, вне зависимости от того, что это был за телефонный разговор.

— Угу, ладно.

Ему было любопытно, но он не хотел создавать проблем отказом. Мисаки лишь тихо пробормотал: «Спокойной ночи» — и направился к себе в комнату.

Но стоило ему закрыть дверь, и он начал переживать из-за того недовольного выражения на лице Акихико, которого он никогда раньше видел…

***

— Ванна просто волшебная.

— Да, ты прав.

Гостиница, которую забронировал Акихико, была построена давно и выполнена в элегантном японском стиле.

У них был номер с двумя комнатами и личной горячей ванной под открытым небом, но Акихико заявил, что на горячих источниках лучше всего пользоваться большими общественными купальнями, и после ужина потащил в такую Мисаки.

В этой самой общественной купальне было людно, царила атмосфера обыденности, отчего, как Мисаки показалось, Акихико чувствовал себя не в своей тарелке, ведь в той их ванне под открытым небом было ничуть не хуже и температура воды в самый раз.

— Тебе жаль, что мы не искупались в той ванне, что в нашей комнате?

— Мы же с ночевкой. Можно искупаться утром.

— А, хорошо.

Еще же есть завтрашний день, так что можно было и не торопиться.

Сегодня они прилетели в аэропорт Титосэ и оттуда на взятом в аренду автомобиле отправились в гостиницу, заезжая в разные места.

Поели в знаменитом ресторане суши, проехали по городу Отару, чтобы полюбоваться видами, потом снова долго ехали на машине… Так весь день и потратили на экскурсии.

От радости их первой совместной с Акихико поездки Мисаки невольно начал резвиться, как ребенок.

Однако при всем при этом Мисаки не мог не заметить, как периодически омрачалось лицо Акихико.

— Акихико-сан?

Акихико его не услышал, и это было на него очень непохоже.

«Если бы что-то случилось, он наверняка уже рассказал бы мне…»

— Мисаки, иди в номер без меня. Я куплю сигарет, — сказал Акихико, когда они, нагулявшись по сувенирным лавкам, собрались возвращаться в номер.

— Нет, я схожу с тобой.

— Хочешь, чтобы пошли вместе и купили мороженое?

— Во… вовсе нет! Не говори так, будто я дитя малое!

Почему он постоянно обращается с ним, как с ребенком!

На самом деле, он видел тут мельком мороженое, что показалось ему чуточку аппетитным, но не настолько, чтобы прям уж захотеть его съесть… Наверное.

На обиженное возражение Мисаки Акихико потрепал его по волосам:

— Хорошо. Держи ключ. Раз такой взрослый, залезай на футон и жди меня.

— Чт…

По его сияющей улыбке Мисаки понял все недосказанное.

Ему было совершенно очевидно, что Акихико нравится заставлять его нервничать, но Мисаки все еще не мог спокойно слушать подобное.

— Обойдешься! — бросил Мисаки и с залитым румянцем лицом пошел один в номер.

Пройдя по крытому коридору, соединяющему здания гостиницы, Мисаки добрался до того крыла, в котором находились их апартаменты, и тут услышал знакомую мелодию.

— Это мой?

Кстати, да, он чуть не забыл сотовый при выходе из дома и в спешке сунул куда-то в сумку. Рыская по ней, он наконец по звуку отыскал телефон на самом дне.

— Да, алло!

Он в спешке ответил на звонок и был поражен, услышав голос на другом конце.

— Мисаки?

— Эм… Папа? Что это ты вдруг звонишь? — бездумно выпалил он.

Мисаки периодически связывался со своими родителями, живущими в Осаке, но каждый раз трубку брала мама. Папиного голоса он не слышал уже давно.

— В смысле: «Что»? Я думал, ты уже взялся за ум, а ты все такой же.

— Н… нет же. Я просто удивился, что именно ты мне вдруг позвонил, а не мама.

— И вот, кстати, об этом.

— А? Что-то произошло?

Раз папа специально сам позвонил ему, значит, наверное, что-то случилось. Поэтому Мисаки безумно хотел узнать в чем же дело.

— Да. Можешь переезжать в любое время, как только тебе будет удобно.

— Что? О чем ты?

Переезжать?

Это простое, казалось бы, слово озадачило Мисаки.

Кто и куда переезжает? Может, ему надо помочь кому-то с переездом?

— Акихико-кун ведь сказал тебе?

— Акихико-сан? Нет, ничего.

От него Мисаки ничего на эту тему не слышал. О чем все-таки речь?

— Странно. А мне вчера по телефону сказал, что поговорит с тобой.

— Вчера?

Значит, вчера поздно вечером звонил его папа? Но если так, то почему Акихико тогда прогнал его?

В его груди бушевало дурное предчувствие, с которым Мисаки был не в силах справиться.

— Я приеду в Токио в конце следующего месяца.

— Что?

— Мне обещают должность, так что я смогу остаться насовсем. И мы снова сможем жить вместе.

— Эм…

Голова Мисаки вдруг опустела.

Снова жить вместе с родителями… То есть он больше не сможет оставаться у Акихико?

Он был рад, что родители приедут, но стоило ему подумать о расставании с Акихико, и Мисаки мог только молиться о том, чтобы все это оказалось неправдой.

Они жили в одном доме, но из-за несовпадения режима дня он проводил с Акихико отнюдь не 24 часа в сутки. И если они начнут жить порознь, то станут проводить вместе еще меньше времени.

— И, раз такое дело, я решил купить новый дом. Конечно, там есть комната и для тебя.

— Н… но я впервые об этом слышу.

— Я хотел сделать сюрприз. До университета будет добираться немного дольше, но не очень. К тому же нельзя вот так бесконечно досаждать Акихико-куну, верно?

— Вообще… Так-то оно…

Отец привел веский довод.

Если не говорить о том, что он «любовник» Мисаки, Акихико был ему всего лишь другом старшего брата. Иными словами, совершенно чужим человеком.

И раз никто вокруг не знает об их отношениях, то с переездом родителей в глазах окружающих отпадет всякая необходимость Мисаки оставаться в доме Акихико.

— Мисаки, ты не рад, что мы приедем?

— Нет… Я рад.

В ответ на нерешительный вопрос папы из Мисаки вырвался какой-то неестественный смех.

— Ха-ха, ты что, думаешь, что родители будут тебе докучать?

— Н… нет.

— Все будет хорошо. Ты уже студент, так что мы с мамой не будем надоедать тебе, как раньше.

Видимо, папа решил, что он ведет себя так нерадиво потому, что думает, что потеряет свою свободу. Мисаки не мог рассказать папе, что на самом деле не хочет разлучаться с Акихико, и промолчал.

— Ну…

Почему Акихико не рассказал ему о таком важном повороте событий?

Может, у него есть какой-то план, который позволит Мисаки не возвращаться к родителям?

Хоть это был лишь ложный оптимизм, Мисаки не мог перестать надеяться на это. Однако…

— Наконец-то сможем жить вместе. Акихико-кун тоже сказал, что тебе будет лучше с семьей.

— Акихико-сан?

«Не может быть…»

Слова отца тяжким грузом легли на сердце, в один миг разбив все надежды Мисаки.

Он действительно так сказал?

И, значит, Акихико совсем не против этого расставания?

— Ну, в любом случае нам еще надо перевезти вещи. Я просто хотел узнать о твоих планах.

— Прости… У меня нет под рукой записной книжки, так что не знаю. Я потом перезвоню.

— Ну, хорошо. Извини, что так внезапно позвонил. Я тоже немного переживаю.

— Вот именно. Это ж только через два месяца, так что к чему такая спешка?

— Прости, прости. Ладно, буду ждать от тебя вестей. Если меня не будет, передай все маме. Спокойной ночи.

— Да, спокойной…

Мисаки до самого конца, пока папа наконец не положил трубку, старался говорить непринужденным тоном, чтобы скрыть свое подавленное состояние.

— Акихико-сан… — все еще с сотовым в руке ошеломленно пробормотал Мисаки. От шока у него было чувство зияющей пустоты в груди.

«Не верю…»

Не мог Акихико вот так дать согласие на его переезд к родителям.

Выходит, один только Мисаки был так счастлив от каждой мелочи их совместной жизни?

Какое-то время он просто неподвижно сидел на татами, пока не вернулся Акихико.

— Мисаки, я пришел.

— Да…

— Прости. Я курил в фойе, поэтому задержался.

Этот его безмятежный тон действовал Мисаки на нервы.

Ему даже почудился скрытый намек от Акихико, что это их сожительство в течение последних нескольких месяцев совсем ничего для него не значило.

— Что такое? Мисаки?

Значит, только Мисаки хотел провести с Акихико хоть на минутку, хоть на секундочку больше времени.

Так безнадежно, безоговорочно, всеобъемлюще любил, выходит, только…

— Почему ты мне не сказал?

— Мисаки?

— Вчера тебе звонил мой папа, разве нет?! Почему ты мне ничего не сказал?! — не в силах больше держать все в себе, потребовал ответа Мисаки.

— Как… — начал было говорить Акихико, но тут его взгляд упал на телефон в руке Мисаки, и, все осознав, он замолк.

— Слушай, это же неправда, что ты сказал отцу, что мне лучше будет жить с ними? Ты же не прогоняешь меня? — спрашивал он, цепляясь за тоненькую ниточку надежды.

«Скажи, что это неправда. Скажи, что на самом деле ты так не думаешь. Скажи сейчас же, что я нужен тебе рядом с тобой».

Но Акихико легко обрушил все отчаянные надежды Мисаки.

— Тебе будет лучше с родителями…

— А?!

Мисаки просто не знал, что сказать.

— Раз твои родители возвращаются в Токио, у тебя больше нет причин оставаться у меня.

— Что? Значит, тебе все равно, что я уеду?!

— Ничего не поделать. Ты же и сам понимаешь, что так нужно?

— И все-таки!

Даже понимая, что так правильно, он не мог смириться. И как может Акихико быть сейчас таким рассудительным?

— Послушай. Ребенку лучше со своими родителями.

— Я уже в универе учусь!

— Пока тебя содержат родители, ты ребенок.

— Мы сейчас не об этом! Не меняй тему!

— Ми…

— Акихико-сан, тебя совсем не волнует, что я съеду? Значит, вот что я значил для тебя?

От этой стремительной словесной атаки лицо Акихико помрачнело еще сильнее.

— Это не так.

— Тогда почему ты говоришь мне уезжать?! — Мисаки негодовал все сильнее от непоколебимой рассудительности Акихико.

— Я тебе надоел? Ты больше не любишь меня? Кто я вообще тебе, Акихико-сан?! Эй! Отвечай…

— Мисаки.

Даже этот увещевающий тон Акихико совсем не действовал на Мисаки в таком состоянии. Разъедаемый гневом и печалью, он говорил то, что даже на самом деле не думал.

Он вовсе не хотел, чтобы разговор зашел в такое русло, но не мог остановить поток слов.

— Если хочешь расстаться, то так бы и сказал! И не надо было устраивать эту поездку, раз говоришь, что все кончено!

— Никто ничего подобного не говорит! Мисаки, успокойся.

— Как я могу успокоиться?! Ладно, отлично. Мы с тобой расстаемся! Я же не взрослый, как ты, так что не могу быть таким рассудительным. Нам просто все же не суждено быть вместе!

Может, Акихико потому и пошел на поводу у Мисаки с этим эгоистичным желанием, что собирался расстаться. Такая мысль тоже пришла ему в голову.

Даже после звонка папы Мисаки считал, что это просто невозможно, но после предательства самого любимого на свете человека в его голове воцарился хаос, он отказывался верить.

— Значит, расстаемся… — стараясь не разреветься, Мисаки вскочил с намерением проскользнуть мимо Акихико.

— Мисаки.

Акихико внезапно схватил его за руки и силой повалил его худенькое тело на расстеленный футон.

— Нет!

Акихико уронил его на живот и завел попытавшие было сопротивляться руки за спину, притянув оба запястья к пояснице. До Мисаки донесся шорох ткани, а потом Акихико начал связывать ему чем-то руки.

— Ч… что за?!

— Ты, видимо… совсем не понимаешь, что я чувствую…

Он попытался пошевелить запястьями, но узел только затянулся еще туже.

Видимо, Акихико так связал ему руки его же поясом, что руки никак не высвободить.

Сколько Мисаки ни дергался, ткань только туго натягивалась, впиваясь в руки и спину.

— Ну-ка, развяжи.

Акихико был у него за спиной, и Мисаки даже краем глаза не мог уловить выражение на его лице. Но само по себе молчание явно свидетельствовало о том, что обстановка накалилась.

— Я сказал, пусти, мы расстаемся… Ай!

Когда он закричал снова, рука занырнула под подол его юкаты и внезапно крепко сжала центр чувствительности Мисаки. Он мгновенно перестал рыпаться и сопротивляться.

— Замолчи.

— Не… надо…

Мисаки невольно судорожно вздохнул, когда Акихико начал с нажимом растирать его через ткань трусов.

Без прелюдий — Акихико сразу перешел к делу. Но все это он проделывал с ним уже столько раз, что орган Мисаки тут же отвердел, а кончик начал сочиться.

Его рука одновременно и причиняла боль, и доставляла наслаждение, как будто преднамеренно добиваясь от него вполне определенной физиологической реакции.

— Акихико-са… хвати… не… ах.

— Говоришь: «хватит», а сам что творишь?

— Ах…

Акихико сорвал с него начавшие промокать трусы, и высвобожденный из плена ткани возбужденный орган поднялся. Мисаки изо всех сил старался держать таз на весу, чтобы не испачкать гостиничный матрас.

— Так задираешь зад, что сразу видно, что ты не против.

— В… вовсе не… А…ах!

Длинные пальцы обвились вокруг него и начали грубо ему дрочить. От сочащейся жидкости из-под движущихся вверх и вниз пальцев доносились непристойные чавкающие звуки.

Жаждущее кульминации тело Мисаки предательски выдало ложь в его собственном отрицании, и объятый жаром и ставший вдруг таким чувствительным орган в руке Акихико требовал большего.

— Ах, а… не… надо… ах… м…

— Мисаки…

Пальцы Акихико, как будто желая заставить Мисаки осознать его же собственные реакции на ласки, были сосредоточены только на одном месте.

 Он ни за что ему не простит то, как тот силой заставляет уступить. Ему казалось невыносимым, что он сдается вот так мало-по-малу, хотя все вопросы остаются нерешенными.

Но тело Мисаки привыкло к этим прикосновениям и было покорно воле Акихико.

— М… ах …Акихи… ко-са… м…

— Еще нет…

Как будто точно просчитав предел Мисаки, рука Акихико внезапно удалилась.

Он сам хотел, чтобы это прекратилось, но дело не было доведено до конца и его тело затряслось от жажды продолжения. 

Мисаки изо всех сил старался унять учащенное дыхание и как-то справиться со своим телом и объявшим его сводящим с ума жаром, от которого некуда было бежать.

Однако…

— Не… Ах!

Закатав рукава юкаты, Акихико без предупреждения сунул увлажненный палец в сокровенный бутон, скрытый меж ягодиц.

Он легко скользнул внутрь благодаря смазавшей его жидкости, проникая глубоко в Мисаки. И тут же плотно сжатая слизистая сообщила ему, что палец внутри него был не один.

— Не… Ах, а, м, ах…

Пальцы Акихико грубо двигались внутрь и обратно.

Несколько раз он ощущал спазмы боли от трения о недостаточно увлажненные внутренние стенки. Но, словно только и ждавший внимания Акихико, бутон медленно раскрывался.

Мисаки был раздражен на свое развратное, непристойное тело, которое, несмотря на жестокость Акихико, было просто неспособно отказать тому, кто обучил его всему с нуля.

— Мисаки, расслабься.

— Ах…

Внезапно пальцы выскользнули из него, и вместо них бутона коснулось нечто горячее. В момент, когда Мисаки затаил дыхание, предвкушая новую величину, Акихико резко дернул его таз на себя.

— А… Ах!

Акихико с силой ворвался в него, но Мисаки еще не до конца расслабился и был не готов принять чужое тело. От боли проникновения он почувствовал головокружение.

Акихико держал его таз на весу, войдя с высокой точки.

От этого толчка по низу живота и между его ног пробежала дрожь, и в следующее мгновение жар выплеснулся мутно-белыми каплями на футон, который он так старался не испачкать.

— Ах… Не…

Внутренняя слизистая была вынуждена раздвинуться в стороны, чтобы принять проникающую внутрь мужскую плоть, и все сознание Мисаки было поглощено агрессивным давлением, проникающим так глубоко, что казалось, все его органы сместились вверх.

— Мисаки…

— А…

Он не успел даже вздохнуть, как это внушительных размеров мужское достоинство внутри него начало двигаться. Мисаки задыхался от толчков, лишенных всякой нежности.

— Ха, ах, а… а… М…

Каждое движение вверх по внутренним стенкам рождало наслаждение, медленно растапливая изнутри его своим жаром. Мисаки казалось, будто он весь горит там внутри, как от ожога.

— М, не… Аах.

Последние силы оставили его напряженное под атакой толчков тело, он не мог уже даже озвучивать свои протесты. Мисаки чувствовал себя жалко, слушая собственное бесстыдное прерывистое дыхание, а к уголкам его глаз подступили слезы.

— Не…Ах?!

Клин прорвался так глубоко, что, казалось, складки его прохода подвернулись внутрь, потом резко рванул назад и снова внутрь.

— А… А! А! А…

Угол изменился, и мужское достоинство Акихико вонзилось своим кончиком в самое чувствительное место. Мисаки невольно вскрикнул.

Пальцы впивались в широко разведенные в стороны ягодицы. Сотрясаемый неуемной дрожью, Мисаки всхлипывал, отбросив всякое приличие.

— Же…Ах, а… В…се, не… м, ах.

Как так вышло? Он же просто хотел быть рядом с Акихико. Просто хотел любить этого человека.

И раз все так сложилось, то лучше ему было не говорить тогда, что он хочет в путешествие. Все это определенно его наказание за те эгоистичные слова, что он навязал Акихико, несмотря на то, что тот так занят.

«Больше Акихико не будет со мной…»

Мисаки был так счастлив, что его чувства наконец нашли ответ, но теперь все было кончено.

— Мисаки…

— Не… Аах…

Не в силах больше сносить боль, раздирающую ему сердце, Мисаки почувствовал, как из глаз покатились слезы.

Но руки Акихико, что должны были быть нежны с ним, не стерли эти слезы с его щек…

***

— Ай…

Стоило Мисаки подняться, и он тут же ощутил ниже поясницы острую боль, напоминающую судорогу. Из него вырвался непроизвольный вскрик, и он поспешно закрыл себе рот рукой.

Он вгляделся в спящего рядом Акихико и решил, что тот погружен в глубокий сон и в ближайшее время, скорее всего, не проснется.

«Надо успеть уйти…»

Стараясь не разбудить Акихико, Мисаки начал быстро собирать вещи.

Раз он не нужен Акихико, то он не может больше вот так беззаботно оставаться рядом с ним. Продолжать эту совместную поездку он тоже больше не мог.

Чем еще раз услышать от Акихико слово «уходи», лучше уж он уйдет сам.

— Ух…

Стоило ему подумать об этом, Мисаки тут же ощутил жжение в уголках глаз.

Мисаки и сам прекрасно понимал, что Акихико все правильно говорит. Сколько бы Мисаки ни сопротивлялся этому, все же осознавал, что рано или поздно ему придется покинуть дом Акихико. Но, пусть он все это и понимал, смириться никак не мог. К тому же они встречались всего чуть больше полугода. Мисаки не мог спокойно усидеть на месте, даже просто услышав слово «любимый».

«Хочу, чтобы ты был рядом».

На самом деле, Мисаки хотел услышать эти слова, даже если бы они были ложью. Даже в таком виде он бы принял их, как роскошный подарок.

Сам факт того, что Акихико сказал ему, что любит его, Мисаки не мог воспринимать иначе, как чудо. Привыкнув к этому счастью, он оказался охвачен дерзкими желаниями, так что не было ничего странного в том, что Акихико охладел к нему.

Поэтому сейчас, прежде чем он доставит еще больше проблем, прежде чем он еще сильнее рассердит своего любимого, он должен, по крайней мере, уйти сам.

Мисаки тихонько покинул гостиницу и, проехав сначала на такси, а потом на поезде, наконец добрался до аэропорта Титосэ. И, не раздумывая, купил билет до Осаки.

В дом Акихико в Токио он больше не вернется. Он был преисполнен решимости…

***

Автомобиль тронулся с места, и взволнованный отец рассмеялся:

— Я так удивился, когда ты позвонил и сказал, что ждешь в аэропорту Кансай.

Примчавшись в такой спешке в Осаку и не зная при этом адрес своих родителей, Мисаки, как только приземлился, позвонил им.

А папа, который как раз был в летнем отпуске дома, сказал, что приедет за ним в аэропорт.

— Прости, что так внезапно напряг тебя…

Мисаки думал, что как-нибудь добрался бы, если бы ему просто объяснили, куда идти, и был очень благодарен отцу за заботу.

— В смысле? Все-таки ты повзрослел за то время, что я тебя не видел. Когда это ты стал таким внимательным к другим?

— Всегда таким был!

Когда с ним так разговаривали, ему казалось, что его считают неподдающимся контролю ребенком.

Когда Мисаки обиженно возразил, папа от души рассмеялся:

— Ха-ха-ха, действительно? Ну, так что, что-то случилось? Ты же не поссорился с Акихико-куном?

— Эм… — запнулся Мисаки.

Откуда папа об этом знает? Может, еще до его звонка с ним связался Акихико?

— Угадал? Это потому, что ты ведешь себя так импульсивно, только когда что-то происходит.

— Д… да?

— Ты же как-то поссорился с другом и убежал тогда очень-очень далеко в парк, помнишь? И потом Хиротака отыскал тебя и привел домой в слезах.

И правда… Он помнил о том случае, когда доставил брату столько проблем… Значит, родители прекрасно знали эту его схему поведения.

От этого проникновенного разговора о прошлом Мисаки пришел в замешательство от стыда и неловкости. Но, с другой стороны, он успокоился оттого, что папины слова — это просто догадка.

Если папа узнает, что он сбежал прямо посреди поездки, то дело примет серьезный оборот.

Чтобы не допустить недопонимания, Мисаки начал оправдываться.

— Не будем ворошить прошлое! В общем, Акихико-сан, судя по всему, очень занят своей работой, вот я и подумал, что не хочу ему мешать, и все… К тому же я хотел побывать в Осаке до того, как вы вернетесь в Токио.

— Кстати, ты же не был здесь ни разу. Я сам давно не был в отпуске летом, так что давай отвезу тебя в места, которые мне нравятся.

Было неясно, поверил ли папа в его на скорую руку состряпанную отговорку, но Мисаки хотя бы удалось сменить тему, и он почувствовал облегчение.

— Давай. Я же уже не ребенок.

— Я все работал и работал, и совсем никуда не выбирался. Если бы сейчас все так не сложилось, то опять никуда бы не пошел. Хорошо, что мы встретились, да?

— Тогда я хочу такояки¹ и окономияки².

¹ Такояки — популярное японское блюдо, шарики из жидкого теста с начинкой из отварного осьминога и других ингредиентов.
² Окономияки — жареная лепёшка из смеси разнообразных ингредиентов, смазанная специальным соусом и посыпанная очень тонко нарезанным сушёным тунцом (еще ее называют «японской пиццей»).

— У тебя всегда такой хороший аппетит… Кстати, Хиротака сказал, что зайдет вечером. К сожалению, Маюми-сан прийти не сможет, но сам он отпросился уйти с работы по раньше, потому что ему не терпится увидеться с тобой, Мисаки.

— Брат звонил?!

Родители и брат, что был намного старше его, в самом деле сильно баловали Мисаки. Он даже иногда думал, что эта долгая разлука давалась им сложнее, чем ему.

— Ну, конечно. Давно уже наша семья не собиралась полным составом. И мама сказала, что приготовит ужин, так что мы все ждем его с нетерпением.

— Не слишком ли… — начал Мисаки, но тут понял, что и сам предвкушает эти посиделки в уютном семейном кругу, ведь у них так давно этого не было. Наверняка атмосфера беззаботного веселья хоть немного рассеет его чувства.

 Чувства по отношению к Акихико, которыми он был переполнен…

— Ах…

Ищет ли его сейчас Акихико? Или он только рад тому, что Мисаки ушел, и спокойно отдыхает в гостинице?

Он много раз говорил себе, что ему надо перестать думать об этом… Сейчас все эти терзания были уже просто бессмысленны.

Но стоило ему закрыть глаза, и он видел его лицо. Сколько парень ни пытался думать о чем-то другом, все равно в итоге все мысли вели его к Акихико.

«Акихико-сан…»

Мисаки отвернулся и уставился на открывающиеся за окном машины пейзажи Осаки, чтобы папа не увидел навязчиво подступающих к глазам слез.

 

Ужин с семьей в полном составе, каких у них не было уже несколько месяцев, был довольно веселым. К тому же, как и следовало ожидать, мамина стряпня была в разы вкуснее чем то, что Мисаки готовил сам.

— Блин… Все-таки мама готовит намного вкуснее, чем я.

— Это же естественно? С большим отрывом, — мама радостно улыбалась словам Мисаки.

— Поделишься рецептом?

Если он запомнит, как это готовить, то сможет потом сделать это для Акихико. Пусть он и хвалит все, что бы Мисаки ни приготовил, это блюдо ему бы точно понравилось, и он был бы доволен.

— Ах…

Замечтавшись, Мисаки позабыл обо всем.

Он больше не сможет вернуться в тот дом, так к чему все эти мысли? Возможности что-то приготовить ему больше не представится.

— Тогда научу тебя завтра. А за это пойдешь со мной по магазинам?

— Л… ладно…

Все-таки отказать он не мог, ему пришлось согласиться. Стоило им с мамой достичь договоренности, тут папа оставил на время еду и сказал:

— Эй, эй, Мисаки. Разве мы не договаривались идти вместе гулять?

— Да?

— Ну, мы же вот сегодня в машине говорили о том, что я совсем никуда не выхожу. Ты что, уже забыл?

— П… правда?

Теперь ему вспомнилось, что о чем-то таком они говорили, но не мог же он теперь вдруг сказать, что все это было лишь оправданием?

— Ах так, значит? Маму бросили?

— Вовсе нет! — поспешил возразить Мисаки притворяющейся обиженной маме.

— Давайте пойдем все вместе! Так же веселее. Ты же тоже так считаешь, брат?

Разрываясь между своими требующими внимания родителями, Мисаки обратился за помощью к брату, который с улыбкой наблюдал за остальными.

— Это правда. Но, к сожалению, я и завтра тоже работаю.

— А, понятно…

Так совпало, что отец был в летнем отпуске, но он совсем не подумал, что это вовсе не означало, что и брат должен отдыхать в то же время. Да и сегодня он специально заехал к родителям после работы.

— Не ссорьтесь, идите втроем. А я буду надеяться, что вы мне что-нибудь купите.

— Почему бы и нет…

— Мисаки, куда ты хочешь?

Куда бы он хотел?

У него не было на примете какого-то определенного места. Ни парки развлечений, ни исторические места уже как-то не интересовали. Он и путешествовать собирался куда угодно, лишь бы с Акихико. Да, если бы только рядом был Акихико…

— Эх…

— М? Что такое?

— Д… да нет. Я ничего не знаю об этом городе, так что понятия не имею!

На самом деле, он, наверное, серьезно болен…

Так старается не думать об Акихико и постоянно внезапно срываться на всепоглощающие мысли о нем.

Это расставание помогло Мисаки осознать, что весь его мир вращается вокруг Акихико.

— Тогда я сам придумаю маршрут.

— А… ага, здорово.

Ему было стыдно за то, что он омрачает оживление папы, и Мисаки вымучил из себя улыбку.

— Кстати, Мисаки.

— Что?

— Как поживает Акихико?

— Э?

Мисаки не ожидал, что брат так вдруг поднимет эту тему.

На мгновение его охватило подозрение, что Акихико связывался с братом, и тот загоняет его в ловушку своим вопросом, но потом решил, что это же совершенно естественно интересоваться жизнью друга, вряд ли тут есть какие-то подводные камни.

Стараясь не показывать своего волнения, Мисаки тут же бросился спасать ситуацию.

— Он как будто становится все больше занят?

— А, да. У него постоянно поджимают сроки, но, думаю, он в порядке.

Пусть режим сна у него нарушен, но питался он как следует, и от природы писатель был сильным и выносливым, поэтому не болел.

Он постоянно говорил, что у него «нет времени», но с тех пор, как Мисаки стал жить вместе с ним, Акихико начал вести вполне заурядный образ жизни.

— Никто не уделяет себе внимания меньше, чем Акихико. Пока живешь там, присматривай за ним.

— Да… хорошо.

«Но ты прости, брат. Я больше не вернусь к Акихико-сану…»

Правду Мисаки рассказать не мог, и, продолжая кивать, мысленно просил у брата прощения за свою ложь.

После ужина они проводили брата, которому на следующее утро нужно было на работу, а затем Мисаки, сославшись на вполне правдоподобную усталость от перелета, уединился в комнате для гостей. Заставляя себя веселиться, он устал от натянутой улыбки.

— Ха…

Будет лучше сразу лечь спать.

Мисаки плюхнулся на футон и глубоко вздохнул. Он закрыл глаза и понял, что его тело требует сна.

Из-за того, что накануне ему практически не удалось поспать, он был полностью истощен. Но, несмотря на это, Мисаки был бодр, и ему никак не удавалось заснуть.

— Акихико-сан…

Интересно, Акихико все еще в гостинице? Он поел?

Как и сказал брат, этот совершенно небрежный по отношению к себе человек без присмотра может забыть про еду и сон на несколько дней.

«Может, стоит ему хотя бы позвонить?»

Он же сбежал, даже не сказав куда. Вдруг Акихико переживает.

Мисаки вытащил из сумки телефон, который так и пролежал там все время с той минуты, как он сел в самолет. Робея, он включил питание, и в тот же момент по комнате разнесся звонок.

— Ай!

От неожиданности у Мисаки чуть сердце не остановилось.

Посмотрев на дисплей телефона, он увидел имя того, о ком только что думал.

— Ч… что же делать…

Звонить самому и когда звонят тебе — это совершенно разные вещи. Зачем Акихико звонит ему?

Может, хочет проверить, все ли у него хорошо, ведь ему доверили Мисаки? Или он скажет ему возвращаться?

— Да ну… вряд ли…

Мисаки самоуничижительно отбросил промелькнувшую в его голове надежду.

Но как бы там ни было, им было бы лучше один раз все обсудить. Может, поговорить с ним, когда он не будет видеть его лица, будет проще?

Вот так, собравшись с духом, Мисаки дрожащим пальцем нажал на кнопку приема вызова.

— Алло…

— Мисаки?

— Д… да.

В трубке звучал его спокойный голос. Из голоса Акихико пропал и гнев, и раздражение, и вся вчерашняя накаленная ситуация казалась просто сном.

— Наконец дозвонился. Где ты сейчас?

— А… Ну, в Осаке, у родителей…

— Так я и думал. Теперь я спокоен.

Раз он сказал: «Так я и думал», значит, строил догадки и предположения?

— Э… А ты, Акихико-сан?

— Я? Дома.

— Э? Ты что, вернулся домой?

— Разумеется. Там же скучно одному. К тому же я подумал, что ты мог вернуться в Токио.

— Э…

Мисаки сожалел, что не оставил хотя бы записки.

А что, если, не найдя его в Токио, Акихико стал обзванивать места, куда Мисаки мог пойти?

Раз звонок раздался, как только он включил телефон, значит, он продолжал волноваться.

— Прости за вчерашнее. Взрослый человек не должен так себя вести.

— Акихико-сан…

Все-таки Акихико такой добрый.

Стоило Мисаки снова осознать это, и его посетила мысль, что, может быть, и о том разговоре с его папой Акихико не рассказал ради самого же Мисаки. Может быть, он просто хотел не омрачать поездку.

— Раз ты с семьей, то можешь не спешить. Вы, наверное, обсуждаете переезд?

— Н… но тебя это устраивает, Акихико-сан? У тебя будет время на готовку и стирку?

— С этим трудно, но я как-нибудь справлюсь. Я же взрослый человек и как-то справлялся до этого без тебя. И вообще, я жил с тобой не для того, чтобы ты занимался за меня работой по дому.

— Ну… да…

Акихико справится без него. Мисаки хотелось рыдать при мысли о том, что он не нужен ему даже для того, чтобы заботиться о нем.

— Я ведь только мешаюсь тебе, да, Акихико-сан? Я совсем не нужен тебе, и если ты говоришь, что нам нужно расстаться, то ничего… — начал Мисаки, но его прервал возбужденный голос:

— Ты все еще об этом?!

— Что?

Удивившись гневным интонациям его голоса, Мисаки захлопал глазами.

— Послушай. Я же ни слова не сказал о том, что расстаюсь с тобой. Я просто сказал тебе возвращаться к родителям.

— Но… тогда, Акихико-сан, ты же занят, и я учусь, у нас совсем не будет времени видеться? Это то же самое, что расстаться…

Может быть, Акихико было не так важно время, проведенное вместе. Но Мисаки даже от недолгой разлуки начинал скучать и переживать.

Если бы он только знал, что между ними такая пропасть в глубине чувств, то лучше бы остался со своей неразделенной любовью.

— Конечно, я скучаю без тебя. Я бы хотел, чтобы ты всегда был рядом. Но не могу же я просить тебя остаться из-за этого, так?

— Чего?!

От этих слов Акихико Мисаки широко раскрыл глаза.

Только что ему показалось, что он услышал нечто невообразимое.

Может, он ослышался? Чтобы никто иной, как Акихико, сказал, что «скучает»?

— Чему ты так удивляешься?

— А… Акихико-сан, ты сейчас… сказал, что скучаешь…

— Эй… Ты за кого меня держишь? Ты что, думал, что я не способен ни грустить, ни скучать?

— А, ну…

Не то, чтобы Акихико попал в точку, но был недалек от правды, и Мисаки невольно начал мямлить.

— Будем скучать, но этот переезд не проложит между нами такое расстояние, что мы не сможем видеться, когда захотим. И мы оба, если озадачимся целью найти время друг на друга, легко это сможем, так? Мы просто будем жить отдельно, но где ты видишь необходимость расставаться?

— Т… тогда мы можем не расставаться? — искренне удивившись, задал вопрос Мисаки, и на том конце послышался изумленный вздох.

— Конечно, можем… И вообще, что ты там не так понял, что привело тебя к таким мыслям? Теперь дай я тебя спрошу. То есть ты, раз мы больше не будем жить вместе, готов просто взять и расстаться со мной?

— А…

— Я тебе столько уже раз говорил, а ты никак не поймешь. Я же говорю, что люблю тебя. Вчера… я понимал, что ты что-то не так понял, но, когда ты сказал, что мы расстаемся, у меня сердце просто заледенело.

От этих искренних слов Акихико у Мисаки сжалось сердце.

Раз он говорит, что проблема была в недопонимании, значит, все сказанное им вчера только ранило Акихико. Если бы нечто подобное сказали ему, это было бы по-настоящему больно, и Мисаки, разумеется, рассердился бы.

Теперь, понимая, как он тогда, переполненный переживаниями, даже не задумавшись о чувствах Акихико, просто сбежал, Мисаки повесил голову.

— Пусть отношения у вас не очень, но это же твои родители, которые тебя очень любят. А раз это все ради тебя, то как я могу помешать тебе?

От звуков этого нежного голоса Мисаки готов был расплакаться. Разве можно говорить такое человеку, который отнесся к тебе столь наплевательски?

Акихико так о нем заботится, а он, по сравнению с ним, такой эгоист. Пусть тот и не поддерживал его желание жить вместе, теперь Мисаки видел, что Акихико желает ему только лучшего.

— Прости… пожалуйста…

— Можешь не извиняться. Это я виноват, что не смог объяснить.

Нет, это не так. Это Мисаки даже не пытался выслушать Акихико и только нападал на него с упреками.

Однако, несмотря на все это, Акихико был по-прежнему добр к нему.

— Кх…

После судорожного вздоха из него вырвался всхлип.

Все вышло из-под контроля. Он больше не мог сдерживать слезы, что катились по щекам одна за другой, Мисаки оставалось только вытирать глаза тыльной стороной ладони.

— Мисаки? Дурачок, не плачь.

— Акихико…сан…

— М?

— Хочу к тебе…

Он хотел быть с Акихико.

Сейчас же, сию секунду хотел отправиться к нему.

Пусть Акихико вышел из себя. Пусть он сказал ему возвращаться к родителям.

Но эти чувства… Об этих своих чувствах он сию секунду хотел сказать Акихико с глазу на глаз, и этого будет достаточно…

— Все-таки я поехал!

— Поехал, эй, Мисаки?

Повесив трубку, Мисаки резко вскинул голову и вытер совсем мокрое лицо.

Именно! Раз он хочет увидеться прямо сейчас, то должен сам поехать к нему. В этот час еще не поздно вернуться в Токио.

И тогда Мисаки подхватил свою спортивную сумку, которую так и не распаковал, и вылетел из комнаты.

Поразив маму своей просьбой одолжить деньги, Мисаки выскочил из дома.

Кое-как разобравшись с метро в незнакомой ему Осаке, он чудом нашел дорогу до станции Син-Осака. До отправления последнего на сегодня поезда до Токио оставалось буквально несколько минут. Ему просто повезло в последний момент заскочить в синкансэн.

В поезде Мисаки никак не удавалось расслабиться на своем сидении, он встал в тамбуре, уставившись в окно на ночные пейзажи.

Что ему сказать, когда он увидит Акихико?

Ему хотелось сказать слишком много всего — Мисаки не знал с чего начать.

В любом случае нужно было извиниться за свой эгоистичный поступок, взять назад те ужасные слова, что он наговорил… и четко дать понять Акихико, что он хочет быть рядом с ним.

Все эти долгие три часа в поезде он был переполнен чувствами. И, когда синкансэн начал тормозить, прибывая на платформу Токио, Мисаки весь изнывал от нетерпения.

Когда двери открылись, Мисаки в тот же миг первым выпрыгнул из вагона. Он хотел как можно скорее, хоть на минуту или на секунду, увидеть Акихико…

— Куда это ты, Мисаки?

— А?

Сжимая билет в руке, Мисаки собирался броситься бежать вниз по лестнице, когда его остановил оклик сзади.

Этот голос…

Но быть такого не может.

Мисаки так жаждал увидеть его, что не было ничего удивительно в том, чтобы у него начались слуховые галлюцинации, но почему на станции?

С громко колотящимся в груди сердцем Мисаки боязливо повернулся и увидел перед собой того самого, о котором мечтал.

— Почему…

Переживая, уж не мираж ли это, Мисаки несколько раз моргнул.

Даже после этого Акихико не исчез, но все это казалось ему нереальным, словно он спит и видит сон.

— Я услышал, как ты внезапно расплакался, а потом ты заявил мне такое и бросил трубку… Ты что, хочешь, чтобы я поседел раньше времени? К тому же до тебя снова не дозвониться.

— Ой, телефон!

Он же тогда так резко вскочил и, видимо, забыл его. Вся голова была занята мыслями о возвращении, и Мисаки даже не вспоминал о его существовании.

— Мне пришлось позвонить на домашний. И мне сказали, что ты, как ни странно, на пути Токио. Ты уже взрослый, так что думай, прежде чем действовать.

— Про… прости… — Мисаки пал духом от упреков Акихико.

— Кстати… А как ты узнал, на чем я добираюсь?

— Я подсчитал, на чем ты мог бы добраться и сколько тебе понадобится времени, и стал ждать.

Когда Акихико, поддразнивая, заявил ему, что в остальном ему помогла сила любви, Мисаки от счастья чуть не расплакался.

— А, кстати. Забыл сказать.

— Что?

— С возращением… Мисаки.

Эти слова, произнесенные беззаботным тоном только что опомнившегося человека, отозвались в сердце Мисаки.

— Акихико-сан…

Сердце сжималось от горечи.

Мисаки бросился в объятия мягко улыбающегося Акихико.

Его тело было таким теплым. Мисаки четко осознал, как сильно он тосковал по нему, хотя они не виделись всего один день.

— Прости… прости меня… Я… усомнился в тебе, Акихико-сан, наговорил ужасных слов…

— Не переживай об этом.

Тяжесть ладони, размеренно гладящей его по голове, действовала успокаивающе.

— Может, я не достоин тебя, Акихико-сан, но я не хочу расставаться… Я не могу без тебя!

Он должен был сказать ему об этом с большей невозмутимостью и большим спокойствием в сердце, но под влиянием момента Мисаки выплеснул все свои чувства. Ему было уже совершенно безразлично, что здесь, на платформе метро станции Токио, много смотрящих на них глаз.

— Ты неисправим…

Пробежавшая по его спине рука была такой крепкой, однако при этом такой нежной.

Не хотелось покидать эти объятия. Он хотел всегда быть рядом с этим теплом. Осознавая всю эгоистичность этого желания, Мисаки отказывался выпускать из рук то, что заполучил.

— Я сделаю все, что хочешь… сделаю все, что скажешь, Акихико-сан, только позволь мне быть с тобой… Я не буду докучать тебе, не буду мешать, поэтому прошу…

Неважно, какие перемены их ждут. Пусть его ругают за непочтительность по отношению к родителям. Если при этом он сможет оставаться рядом с этим человеком, он сможет выдержать все. И с этой отчаянной решимостью Мисаки озвучил Акихико свою просьбу.

Молчание Акихико, по которому было неясно, то ли он удивлен, то ли рассержен, с особой тяжестью навалилось на Мисаки.

Но через мгновение, которое показалось ему бесконечно долгим, он услышал вздох Акихико у своего уха.

— Ладно, сдаюсь.

— Что?

Мисаки, по-прежнему прижатый к груди Акихико, робко поднял голову.

Что он имеет в виду под «сдаюсь»?

Может быть, эти необдуманные слова в конец разочаровали Акихико в нем?

В груди Мисаки снова зародилось беспокойство.

Но следующая фраза стала для него полной неожиданностью.

— Я решил, что не верну тебя родителям.

— Э?! — Мисаки не мог осмыслить сказанное и ответил не впопад.

То есть, иными словами… это значит?

Он поднял свое совершенно растерянное лицо на Акихико и увидел легкую озадаченную улыбку на красивом лице.

— Эм, но… я же…

— Проанализировав ситуацию по-взрослому, я хотел молча позволить тебе уйти, но не могу.

— А?

Мисаки был совершенно сбит с толку эти словами, хоть Акихико и произнес их уже во второй раз.

Он, в самом деле, должен их понимать буквально?

— Иногда люди принимают сложные для себя решения, а потом осознают, что не могут с ними жить. Тебя не было рядом всего один день, а я уже себе места не находил, так как я могу вот так взять и отпустить тебя?

— Тогда, ну…

Значит, Акихико чувствовал абсолютно то же самое, что и он сам?

Страдал в разлуке, тосковал и сгорал от невыносимого желания увидеться, выходит, не только Мисаки?

— Готовься. Я не отпущу тебя, даже если скажешь, что хочешь к родителям.

— Акихико… сан… значит, м… можно? Мне можно остаться с тобой?

Дозволено ли ему столь наивно озвучить сейчас свои мечты? Он был так счастлив от подобного развития событий, что, если бы ему сказали, что он во сне, он бы поверил.

— Да.

— Правда? Я тебе не мешаю?

Не в силах поверить, Мисаки переспросил несколько раз. Акихико усмехнулся.

— Конечно, нет… Мисаки, будь со мной всегда.

— Хорошо…

Мисаки энергично кивнул в объятиях Акихико. Тогда рука писателя ухватила его за подбородок и потянула вверх. Уловив смысл этого жеста, Мисаки закрыл глаза.

Нежное прикосновение губ. Этот поцелуй как будто скреплял данную ими клятву…

— М… ах, м…

Они вернулись к Акихико домой, и стоило Мисаки переступить порог квартиры, как Акихико обхватил его со спины и сжал в объятиях.

После яростного поцелуя, который полностью лишил Мисаки дыхания, они, не выпуская друг друга из объятий, дошли до спальни и упали на кровать.

— Мисаки…

— Хн… ах, м…

Их слюна смешивалась и стекала из уголков губ. От грубого трения переплетающихся языков у Мисаки совсем пустело в голове, а внизу живота началась почти болезненная пульсация.

В перерывах между поцелуями Мисаки судорожно сдергивал с себя одежду. Комната была освещена только лампами коридора через оставленную распахнутой дверь. Акихико скинул рубашку, и взгляд Мисаки оказался прикован к красивому поджарому телу, выхваченному этим светом.

В этот момент впервые ощутил в себе до этого незнакомый порыв:

«Как же быть… Хочу коснуться его тела…»

— Акихико…сан…

— Мисаки?

— Ты позволишь… мне?

Мисаки поднялся и оттолкнул нависшего над ним Акихико, меняя позицию. На лице Акихико было написано недоумение, но он позволил ему делать, что хочется.

Повалив мускулистое тело на кровать, он сел на него верхом и посмотрел на мужчину сверху вниз. Это пробуждало в Мисаки неведомый доселе восторг.

С бешено колотящимся сердцем в груди он наклонился и приник губами к обнаженной коже Акихико.

— М…

Скользя ладонями по этому телу, наслаждаясь ощущением прикосновения к его коже, он чувствовал, как она наливается жаром от его касаний. Понемногу Мисаки смещался вниз, пока, наконец, не остановился у низа живота.

Когда он покрывал поцелуями твердые мышцы пресса, тело под ним слегка задрожало. Мисаки был рад, что ему удалось хоть немножко доставить ему удовольствие.

Как будто провоцируя его продолжать реагировать в том же духе, Мисаки ослабил пояс Акихико и извлек оттуда начавшую твердеть плоть.

— Ты что, серьезно?

Замешательство Акихико нельзя было назвать беспочвенным. Он и сам не понимал, с чего вдруг стал таким смелым. Однако Мисаки был уверен, что не хочет только принимать.

Он тоже хотел доставлять удовольствие Акихико.

— Ну… Если тебе не понравится, я остановлюсь…

Не то, чтобы он не переживал из-за этого первого опыта, но он не ощущал и тени сомнений. Мисаки лишь боялся, получится ли у него сделать все как надо.

Он чуть высунул язык и сначала коснулся им кончика. Несколько раз лизнув, Мисаки решительно взял его в рот.

— М…

Он терся губами о напряженно сжавшуюся плоть, упирался кончиком языка в ямку, посасывал головку. От этого размер достоинства увеличился, а Мисаки ощутил во рту горечь понемногу сочащейся жидкости.

— У… м…

— Не заставляй себя.

— М, ах…

Мисаки попытался взять еще глубже, но, конечно, целиком он не помещался. Выпустив плоть изо рта, он провел языком по той части, которую не смог заглотить.

Припоминая, что Акихико делал с ним, Мисаки, как во сне, водил по всему органу языком снизу вверх, пытаясь увлажнить его слюной и радуясь реакциям любимого.

— Тебе… нравится?

— Да.

Мисаки снова взял его в рот и начал двигаться, втянув щеки и прибрав зубы. Акихико едва слышно втянул воздух, определенно ощущая это трение о слизистую рта еще острее, чем Мисаки.

— Уф...

Ему показалось, что и пальцы в его волосах чуть-чуть напряглись. Мисаки хотел заставить Акихико чувствовать еще больше и стал заглатывать страсть любимого до самого горла, но тут Акихико внезапно остановил его.

— Хватит.

— М… Так тебе не нравится?

Взволнованно он поднял голову и получил отрицательный ответ.

— Тебе ведь тоже хочется, так?

— А…

Акихико приподнялся и запустил руку между ног Мисаки, начав поглаживать пальцем скрытый от взгляда вход. Только и ждавший этих прикосновений бутон объял трепет желания.

— Давай, придвинься поближе.

— Да…

Найдя опору в плече сидящего Акихико, Мисаки встал на колени, приблизившись к нему вплотную. Отвечая на поцелуи Акихико, он попытался опуститься и принять кончик страждущей плоти, но у него ничего не вышло.

— Без подготовки будет слишком узко.

— М…

— Попробуй сам. Так же, как я всегда делаю, — сказал Акихико, взял флакон, стоявший у изголовья кровати, и протянул ему.

Немного поколебавшись, Мисаки решительно выдавил лубрикант на руку и скользнул пальцами назад.

— М…

От холода и стыда Мисаки крепко зажмурил глаза. Но если этого не стерпеть, то и принять Акихико он не сможет.

Мисаки, превозмогая робость, медленно разминал себя изнутри.

— Ах…

Он отчаянно двигал пальцами в то время, как Акихико поглаживал тело Мисаки. Его руки прошли по бокам, а потом стали мять уже и без того затвердевшие острые бугорки на груди.

— М… Не…ах…

— Так возбудился только оттого, что взял в рот?

— Не гово… ри… ах, да.

Акихико то и дело менял силу нажима на возбужденное и сочащееся средоточие его существа, и Мисаки, будто упрашивая его о продолжении, начал двигать тазом.

— Хочешь, чтобы я продолжил?

— Ах… да… Ах, а…

Скользящая вверх-вниз рука дарила все большее наслаждение. От этих ощущений и сзади он расслабился и раскрылся.

— В… се… Акихико-са…

Рукой сзади Мисаки продолжал разрабатывать вход, а второй взял возбужденную плоть Акихико.

В момент, когда горячее, как будто плавящееся, достоинство Акихико коснулось его отверстия, Мисаки от нетерпения дернулся.

— Ч…

Жаркий клин проник в увлажненный распустившийся бутон. Медленно опуская бедра, он чувствовал, как жадно внутренние стенки захватывают давящий на них орган.

— У… м…

От осознания, что внутри него то, что совсем недавно он ласкал ртом, собственные ощущения показались ему четкими, как никогда.

Ему удалось полностью опуститься вниз, и он начал двигаться, а его тело начало непроизвольно искать то самое место, дарящее наслаждение.

— Да… ах, а… ах…

— Ты сегодня меня поражаешь.

Колебания от этого сдерживаемого смеха тоже превратились в наслаждение.

— Но ведь… тело…

Его душа и тело изнывали от жажды Акихико.

Мисаки ощущал внутри себя биение страсти Акихико, его тело медленно таяло. Он уже не понимал, где заканчивается плавящаяся от жары слизистая и начинается проникающий в него клин.

— Можешь двигаться побыстрее.

— Не, а, а, а… аха!

Акихико начал с силой раскачивать его таз вверх и вниз. Он выходил почти полностью, а потом снова проникал внутрь, это трение о внутренние стенки было невообразимо приятным.

Изогнувшись и запрокинув голову назад, Мисаки чувствовал, как трется о живот Акихико и бесстыдно сочится. Стекающие капли смешивались с им же самим нанесенным лубрикантом, и при каждом подъеме доносились развратное чвоканье.

— Ах… А, ах… м… да…

Как будто с намерением протаранить его насквозь, твердая горячая плоть терлась о его самое чувствительное место. Не поддающееся никакому контролю тело оказалось во власти бесконечного глубокого и сладкого наслаждения.

Мисаки цеплялся за шею Акихико, отчаянно сдерживая свое готовое взорваться от безудержного ритма тело.

— Не… ах, таю… ах… а, а…

Он задыхался и не мог толком выговорить ни слова. И все же ему удалось сказать, что хотел:

— Больше… не отпус…кай… ах!

— Да. Никогда.

После этого ответа у него снова навернулись слезы.

Мужчина стер их с глаз и щек, а последовавший за этим поцелуй был горько-соленым, но, в отличие от жесткого и развратного секса, бесконечно нежным.

После этого долгого поцелуя Акихико сказал:

— Запомни…Ты мой навеки.

И Мисаки испытал счастье, которого никогда прежде не знал.

***

Пробивающийся меж штор лучик солнца ласково грел лицо Мисаки.

— М…

Хмурясь от яркого света, Мисаки медленно поднимался из бездны сна.

Прошлым вечером они занимались любовью до полного изнеможения, и теперь его тело казалось неподъемным, но его сердце было переполнено чувством полного удовлетворения.

Хотя он готов был со стыда сгореть, вспоминая, как его прорвало, будто лопнул обод бочки, и он потерял контроль, как никогда прежде.

— А… что?

Вдруг он заметил, что Акихико не было, хоть он и должен был спать рядом. Место, где писатель лежал, еще сохранило остатки его тепла.

И куда же он ушел?

Боль в его собственном теле была явным свидетельством того, что вчерашние события не были сном, и все же…

— Мисаки… проснулся?

Стоило ему погрузиться в свои беспокойные терзания, как дверь в спальню со скрипом отворилась.

— Акихико-сан!

Когда Акихико, с накинутым на плечи полотенцем, которым он сушил волосы, вошел в комнату, Мисаки вновь успокоился. Мужчина сел на край кровати, от него доносился слабый запах шампуня.

— Хорошо выспался, Мисаки?

Желая удостовериться в том, что все это не было сном, Мисаки крепко обнял Акихико.

— Я же сказал тебе не отпускать меня…

— Прости.

С легкой улыбкой Акихико сжал его в ответ. От ощущения реальности человека рядом беспокойство Мисаки полностью рассеялось.

— Ну и с каких это пор ты стал таким избалованным?

— Это твоя вина. Акихико-сан, — оправившись от неловкости, он укорил Акихико, скрывая свое смущение.

— Какая честь, — радостно парировал он, и у Мисаки не нашлось больше слов.

«Ничего не поделать, да?»

Сегодня он позволит ему называть себя избалованным. Мисаки потерся носом о шею Акихико.

— Акихико-сан… люблю тебя…

В ответ на эти тихие слова он услышал легкий шепот на ухо.

И услышанное заставило Мисаки мягко улыбнуться.