Встреча

***

— Это что, тот самый дом?

Судзуки Мисаки стоял с широко раскрытым ртом и смотрел вверх на возвышающееся перед ним многоквартирное здание с жильем высшего класса.

Не то чтобы дом был весь в вызывающем декоре. Он был, скорее, прост и функционален с виду, но навевал атмосферу высокого качества, так что Мисаки остро ощущал робость.

Он мог только стоять и часто моргать при виде этого строения, больше напоминающего отель.

— Что такое, Мисаки?

От шока Мисаки долго не мог шелохнуться, и теперь в изумлении повернулся к своему старшему брату по имени Хиротака.

— Ну, так ведь я впервые в таком месте…

— А-ха-ха, и правда. Когда он впервые пригласил меня к себе, я тоже долго не решался войти. Но после нескольких раз привык.

— Неужели…

Нет… Казалось, он ни за что в жизни не сможет привыкнуть к такой атмосфере.

И если говорить, почему он, обычный парень, которого настолько может впечатлить просто здание, оказался в таком месте… то все дело в результатах пробного экзамена, который он сдавал два дня назад.

Университет, куда он хотел больше всего, поставил ему балл D¹. Начался второй триместр последнего года старшей школы, и до вступительных экзаменов еще было время, но с такими результатами то учебное заведение, куда он надеялся поступить, ему просто не светило.

¹ Система оценок средней и старшей школы в Японии (хоть и может отличаться в разных школах) заимствована из США и имеет оценки A B C D F.

Но если вот такими оказались результаты того, что он все летние каникулы чуть ли не каждый день ходил на лекции в подготовительную школу, то не стоило и надеяться, что это поможет ему повысить успеваемость. Чем дольше он готовится самостоятельно, тем больше становится пропасть между ним и другими абитуриентами.

После долгих переживаний он рассказал об этом Хиротаке, и тот (Мисаки не знал, как именно так получилось) попросил Тодо Акихико, своего лучшего друга со времен школы, стать брату репетитором.

И вот его дом.

— Но удивляться пока еще рано.

— Что?

— Давай, пошли. Нехорошо заставлять его ждать, ведь так?

— Эм, а, да, конечно.

Хиротака хлопнул Мисаки по плечу, подталкивая вперед. Видимо, брат знал пароль от двери, потому что разблокировал замок сам, и вот так быстро они оказались внутри здания.

Мисаки робко следовал за старшим братом, но никак не мог перестать волноваться, чувствуя, что совсем не вписывается в эту обстановку.

— Не нервничай ты так, все нормально. Ты же часто встречался с Акихико, когда был маленьким. Забыл, что ли? Ты так обожал его, все кричал: «Акихико-сан, Акихико-сан».

Заметив, какой скованной стала походка Мисаки, Хиротака залился смехом.

— Я помню! Но… Это было очень давно…

— И правда, с тех пор, как я устроился на работу, он к нам больше не заходил, так что вы давно не виделись, да?

— Угу… В последний раз, когда я был в средней школе, наверное?

Однако все то время, что они не виделись, Мисаки никогда не забывал об Акихико.

Он этого не озвучивал, но все это время в глубине души он тоскливо ждал, когда же тот снова придет в гости.

Но и Хиротака, и Акихико были все время очень заняты на работе. Он оглянуться не успел, а прошло уже пять лет, но благоприятного случая, на который так надеялся Мисаки, так и не выдалось.

Акихико был писателем.

Писал иногда мистику и беллетристику, но в основном любовные новеллы.

Он дебютировал еще в старшей школе, когда написал роман о несчастной любви и был за это удостоен известной премии, и на него с его так рано раскрывшимся талантом возлагали большие надежды, но опасались, что он может потерпеть неудачу из-за того, что молод. Все эти предрассудки как ветром сдуло, ведь теперь он был широко признанным автором бестселлеров.

Разумеется, Мисаки был большим фанатом работ Акихико, и, естественно, полное собрание сочинений стояло на полке в его комнате. Он прочитал все, даже маленькие статьи и заметки о нем.

Но вместе с тем, чем больше Мисаки читал эти произведения и статьи с интервью, тем больше ощущал, как постепенно и неуклонно отдаляется от него Акихико, бывший когда-то так близко.

«И вот внезапно он будет моим репетитором».

Мисаки был рад, что сможет увидеть Акихико, с которым так давно не виделся, но последние несколько дней его сердце было охвачено неуемным волнением.

Пусть Хиротака и был его самым лучшим другом со старшей школы, но Мисаки оставался не более, чем «младшим братом друга». Больше никаких точек соприкосновения у них не было, поэтому вспомнит ли Акихико его вообще?

— Акихико-сан, наверное, уже даже не помнит, как я выгляжу?

— Ха-ха, быть такого не может. Когда тебе десять с небольшим, даже год кажется значительным периодом, но после двадцати пяти лет время пролетает в мгновение ока. Как бы долго вы не виделись, он никогда не сможет забыть твое миленькое личико.

— Думаешь?

— Уверен.

— Но почему Акихико-сан вообще согласился стать моим репетитором?

Такой занятой человек вряд ли может выделить время решать чужие проблемы.

С того самого момента, как брат сообщил ему новости, Мисаки все не переставал удивляться этому.

— Я просто заговорил с ним об этом, и Акихико сам предложил. В студенческие годы он подрабатывал репетитором, так что, наверное, подумал, кто, как не он.

— Но разве Акихико-сан не занят? Ничего страшного, что он будет тратить на меня время?

Ему хотелось, насколько это возможно, не создавать проблем для Акихико. Так что, если вдруг он станет для Акихико обузой, Мисаки собирался тут же отказаться от этой затеи.

«И все же…»

Несмотря на все эти размышления, он бессовестно пришел сюда с Хиротакой, ведь ему так отчаянно хотелось хоть одним глазом увидеть Акихико.

— Это же не то же самое, что нянчиться с детьми, так что все нормально. И потом, писатели же и так все время проводят дома, так? Он строчит сутками, но у него есть свободное время, и еще он сказал, что общение с другим поколением может его вдохновить или что-то вроде того.

— Правда? Ну, все равно, я не хочу мешать Акихико-сану.

— Да успокойся. Он, может, таким не кажется, но он нелюдимый и самолюбивый. Если бы его что-то не устраивало, он бы с самого начала не стал и браться за это.

— А? Акихико-сан нелюдимый и самолюбивый?

Ему с трудом в это верилось. Когда Акихико приходил к ним домой, тот был улыбчивым и всегда серьезно выслушивал ребяческие просьбы Мисаки.

Он просил его играть вместе в мяч и видеоигры, а иногда капризно упрашивал не уходить, даже когда было уже совсем поздно. Но как бы эгоистично он себя ни вел, ему ни в чем не отказывали.

Немыслимо, чтобы такой Акихико был нелюдимым и эгоцентричным. Но, возможно, он просто уступал ему потому, что Мисаки был маленьким?

— Он не подпускает к себе тех, кто ему не нравится. И на людях почти не улыбается. Удивительно, что у нас дома ему, наверное, становилось весело… Вот и приехали.

За разговором они сами не заметили, как добрались на лифте до самого последнего этажа. Мисаки было интересно послушать, что еще скажет Хиротака, но время вышло.

Пытаясь в срочном порядке успокоиться и настроиться на встречу, Мисаки изо всех сил старался глубоко дышать.

— Эм, что? Тут всего одна дверь?

Они вышли из лифта, и прямо перед ним тянулся прямой коридор, в конце которого была дверь. И больше никаких других дверей не было.

— Угу. Потому что на этом этаже одна только квартира Акихико.

— Чего?!

— Я же тебе говорил, что еще рано удивляться?

Получалось, что весь пентхаус принадлежал одной семье?

Уклад жизни автора бестселлеров, как и следовало ожидать, и качественно, и количественно, был на совершенно другом уровне. Мисаки слышал, что семья Акихико была состоятельной, но такие жилищные условия были за гранью его воображения, и он лишился дара речи.

«Но за той дверью сейчас Акихико-сан…»

Стоило ему это осознать, и от спокойствия не осталось и следа, а сердце бешено и громко заколотилось в груди. Он снова перешел на глубокое дыхание, как вдруг дверь перед ними резко распахнулась.

— Мисаки!

— ?!

Какое там настроиться и успокоиться, ему казалось, у него сердце сейчас остановится.

Парень забыл, как дышать, и не мог пошевелиться, но стоявший рядом Хиротака, который тоже вздрогнул от неожиданности, первым пришел в себя и, глубоко вздохнув, с недовольством сказал:

— Ты напугал нас, Акихико. Я только собрался звонить в дверь.

— Виноват, простите. Я увидел вас на экране и не мог больше ждать.

Улыбающийся без намека на раскаяние Акихико медленно перевел взгляд на остолбеневшего Мисаки.

— Добро пожаловать, Мисаки.

— А, д… да! — ответил дрожащим голосом Мисаки, не ожидавший, что с ним заговорят.

Осознав, что ведет себя неподобающе, он поспешно выпрямился и натянул на лицо улыбку. Глядя на эту неподвижную стойку смирно, Акихико тихо усмехнулся:

— Что ж ты так стесняешься?

— Ну, но ведь…

Пусть они и не виделись пять лет, но Акихико с тех пор совсем не изменился. Нет, или, может, ему только сейчас показалось, что он стал даже еще круче, чем прежде?

К тому же, из-за того, что Мисаки стоял по стойке, он заглядывал в лицо Акихико с гораздо более близкого расстояния, чем раньше, и мог в деталях рассмотреть и его холодные глаза, и мягко улыбающиеся губы.

— Он давно с тобой не виделся — вот и разнервничался.

— Брат!

Зачем говорить ему об этом вот так?

Бросив осуждающий взгляд искоса на выставившего его на посмешище Хиротаку, Мисаки почувствовал, как смех Акихико приблизился и что-то теплое коснулось его головы.

— В самом деле, давно. Кто бы мог подумать, что ты так вырастешь.

— Я, мне уже восемнадцать…

От прикосновений руки Акихико, ворошащей его волосы, Мисаки совсем терял самообладание, и вместе с тем сердце в его груди сжималось от захлестнувших его воспоминаний.

— Вот как, уже восемнадцать. Мне было примерно столько же, когда мы с тобой познакомились.

— Точно-точно, Мисаки еще учился в младших классах. Любил Акихико больше, чем меня, и все спрашивал, когда ты придешь снова.

— Зачем ты, это же все давно было!

Мисаки засмущался из-за этих рассказов о прошлом, и его щеки залил румянец.

Это же был тот самый Акихико, что так часто приходил к ним в гости, одетый в стильную школьную форму. Его отстраненное выражение лица мгновенно преображалось, и в тот миг, когда на нем появлялась улыбка, сердце Мисаки начинало бешено стучать, и все это он помнил ясно, как будто это было вчера.

— Мисаки, тебе понравилось в парке развлечений в твой день рождения?

— Держи. Ты же говорил, что хочешь новый мяч?

Он помнил все до мельчайших подробностей, ведь для маленького Мисаки Акихико был волшебником, безупречно исполняющим все его желания.

Когда же то непорочное восхищение превратилось во влюбленность?

Быть может, за время разлуки его чувства ослабли? И такая мысль его посетила, всего на мгновение.

Однако теперь, при новой встрече, Мисаки лишь еще раз убедился, что он «влюблен» в Акихико…

— Правда, так и было? Впервые об этом слышу.

Он задумывался о том, что они оба парни, но эти мысли ничего не изменили, а только помогли ему убедиться в том, что он любит его несмотря ни на что, и с тех пор эти чувства становились только все сильнее.

— Как я мог рассказать тебе об этом? Я должен был сохранить лицо старшего брата. Я растил его, как собственного ребенка, и мне было досадно, что он любит постороннего человека больше, чем меня.

— Не обижайся, Хиротака.

Так продолжали они болтать, сдерживая улыбку. Они не ссорились, а скорее наслаждались разговором о старых добрых временах, подшучивая над Мисаки.

Сам же предмет их разговора едва ли мог это выносить…

— Мисаки, что тебе так нравилось в Акихико?

— Мне тоже интересно.

— Ну, брат, хватит уже меня обсуждать…

Он направил на Хиротаку взгляд с мольбой сделать что-нибудь, сменить тему разговора, и тут снова услышал, как Акихико тихо смеется.

— Что ж, проходите, что мы тут стоим.

«Он посмеялся надо мной».

Акихико, скорее всего, все еще видит в нем ребенка. Как же заставить его понять, что он, пусть немного, но повзрослел?

— Ага, спасибо. Мисаки, хватит стоять столбом, заходи.

— А, с… спасибо… Эй, погоди, брат.

Мисаки замешкался в непомерно просторной прихожей, аккуратно расставляя обувь, и брат ушел, не дожидаясь его. Когда Мисаки поспешил за ними в гостиную, обстановка квартиры поразила его.

Само здание выглядело внушительно, и квартира была ему под стать.

— Крутяк…

Зачем ему столько места…

Их проводили в гостиную, которая сама по себе была больше, чем все комнаты отчего дома Мисаки вместе взятые. По предложению хозяина, Мисаки и Хиротака уселись в центре комнаты на мягкий диван в зоне для приема гостей.

— Могу предложить вам черный чай. Я уже заварил. Подождите немного.

— Акихико, да ладно, не надо суетиться.

— Я кофеман, но по вот таким случаям пью черный чай. И еще мне подарили торт. Мисаки, ты же любил, вроде, сладкое?

— Д… да!

Мисаки был так счастлив узнать, что Акихико помнит, что ему нравится.

Раньше по дороге из школы на Акихико часто налетали девчонки и, не давая опомниться, вручали ему подарки вроде бисквитных тортиков и шоколадок, и все это он отдавал Мисаки.

Мальчик действительно любил сладкое, и в тот период у него был хороший аппетит, но теперь ему казалось, что он просто не хотел, чтобы Акихико это ел, и поэтому настаивал, что съест все сам.

Он не размышлял об этом всерьез, но это было своего рода собственничеством. До такой степени он был влюблен в Акихико, и не мог сдерживать свои чувства.

— А, на, держи. Ты же, поди, до сих пор ешь всего раз в сутки?

Хиротака передал Акихико бумажный пакет, который принес с собой. Внутри были лично им приготовленные и упакованные овощные закуски к рису.

— Спасибо тебе за заботу. Но ем я не раз в сутки. Как минимум два.

Акихико выглядел радостным, принимая этот бумажный пакет, и от слов Хиротаки отмахнулся, пожав плечами.

— Да ладно. Строчишь свои рукописи и совсем забываешь про еду. Вот же… Ты всегда так небрежно относился к себе. К тому же ты так хорошо готовишь, почему бы тебе хоть иногда не готовить для себя?

— Только для себя готовить — совсем неинтересно. Так что в моем списке приоритетов готовка стоит где-то в конце.

Из гостиной открывался вид на расположенную довольно-таки далеко от дивана, где сидели гости, кухню, куда прошел Акихико, чтобы поставить на плиту чайник.

— И это проблема. Так что, раз уж так сложилось, Мисаки за тобой присмотрит.

— Присмотрю? — не понимая, о чем идет речь, он озадаченно наклонил голову набок, и Хиротака объяснил:

— Он, когда уходит весь с головой в свою рукопись, вообще не может делать ничего другого. Забывает и есть, и спать.

— Он же так здоровье подорвет! — испуганно воскликнул Мисаки в ответ на слова брата.

Есть такое выражение «позабыв про еду и сон», но он никогда не задумывался, что именно так Акихико породил такое огромное количество сочинений. Может, его самого все и устраивало, но со стороны смотреть на это было невыносимо. Надо хоть немного заботиться о себе.

— Вот именно! Так что ты, когда будешь сюда приходить, проследишь за всем этим.

— Хиротака, снова ты со мной, как с ребенком… — с кислым выражением на лице Акихико вынес к гостям поднос с заварочным чайником.

— Я говорил тебе об этом много раз, но ты же не слушаешь, как всегда. Никто больше о тебе не заботится, так что это идеальное решение.

«Никто о нем не заботится?..»

От этих слов Хиротаки в голове Мисаки внезапно возник вопрос.

Акихико сейчас один? Ему же уже 28, и к тому же парень всегда считал, что у такого человека, как Акихико, вполне может быть любовница или две (если можно их так назвать).

— Акихико-сан, вы живете здесь один?

— Вообще, да. А что?

— Просто зачем одному человеку столько места?

Пока чай заваривался, Акихико расставил блюдца с тортом.

Это был бисквитный торт с клубникой, который Мисаки особенно нравился. Заметив, что тот кусок, что поставили перед ним, намного больше, чем остальные, он немного смутился.

Значит, Акихико в самом деле все еще воспринимает его как ребенка?

— В общем-то, хорошо бы, если бы комнаты были поменьше, но жить на одном этаже с другими семьями проблематично. Поэтому я и выбрал такую квартиру.

— Но разве вам не одиноко здесь?

Если бы парень оказался на его месте, то не протянул бы и месяца.

Родители Мисаки из-за работы переехали в Осаку, поэтому они жили не вместе. Они приезжали повидаться во время отпусков, и вместо родителей он жил теперь со своим братом Хиротакой. И, несмотря на это, все равно иногда он чувствовал себя одиноко.

Может, жить вот так самому по себе, в самом деле, вольготно, но разве ему не становится одиноко сидеть одному в такой огромной гостиной?

— Ну да. Но теперь ты будешь приходить ко мне, Мисаки, и мне больше не будет одиноко.

— Э?

Мисаки невольно покраснел от его ответа и его улыбки.

Этот румянец на его лице определенно покажется им странным. Он хотел быстренько успокоиться, но только еще больше разволновался и не мог найти нужных слов.

В отличие от Мисаки, Акихико был спокоен, разливая заварившийся черный чай по чашкам.

— Акихико, тебе уже тоже нужно найти себе кого-нибудь. А то я ношу тебе домашние закуски к рису, будто я твоя девушка.

— Что ты несешь?

— Ну, разве не так? Разве есть еще кто-то, кто о тебе заботится?

От этих слов сердце Мисаки резко сжалось от боли.

Он уже испытывал нечто подобное. В День святого Валентина, когда он увидел Акихико с горой шоколадок в руках.

Он осознавал, что они с Хиротакой были настолько близкими друзьями, что практически могли читать мысли друга, но на такие демонстрации их близости смотреть было несколько тяжело.

— Ладно-ладно, прости. Я занят работой, мне не до этого.

— Вранье. Ты пользуешься популярностью, даже если просто молчишь.

— Вовсе нет. В общем, я сейчас ни с кем не хожу на свидания.

Значит, он и сейчас популярен…

Мисаки почувствовал себя совсем удрученно, а потом подумал, чему он сейчас удивляется. Он и раньше был довольно классным парнем, а теперь стал еще красивее, и к тому же является автором бестселлеров и обеспеченным мужчиной. Девушки, наверное, ему совсем прохода не давали.

Он полностью впал в отчаянье, когда его внезапно окликнули:

— Мисаки, тебе чай с сахаром, с молоком?

— Ах, да!

— Если не пьешь горячий, давай принесу молока… — слова Акихико были прерваны разнесшимся по квартире звонком телефона.

— Телефон звонит. Не будешь брать?

— Не обращайте внимания. Сейчас включится автоответчик.

Как и сказал Акихико, он тут же включился, и после произнесенного механическим голосом предложения записать сообщение раздался слегка встревоженный мужской голос.

— Это Кавада из издательства Маруяма. Я звоню по поводу подготовки к вашей следующей рукописи. Может быть, вы еще немного отдохнете?

— Это же звонок по работе? Не обращай на нас внимания, лучше сними трубку…

Но, игнорируя беспокойство Хиротаки, он отключил телефон, заявив, что перезвонит.

— Да ладно. Как я могу отвечать на звонки, когда пришли дорогие мне гости?

— Не преувеличивай, мы же можем прийти в любое время.

— Не в этом дело, я…

На лице Хиротаки, когда он говорил, была бессильная вымученная улыбка. Акихико же как будто был вполне серьезен.

Мисаки, следящему за ними со стороны, было очевидно, как глубоко они друг друга уважают. Они были лучшими друзьями, но не позволяли себе нахального поведения по отношению друг к другу, хоть и не сказать, что они вели себя чересчур сдержанно… Мисаки с давних пор так сильно завидовал этому их уникальному уважению личного пространства друг друга.

— Что ж, мне уже пора идти.

— Что?! – громко воскликнул Мисаки на слова Хиротаки.

— К сожалению, мне скоро нужно встретиться с клиентом.

— В субботу? Что за бессовестная компания, что так эксплуатирует своих сотрудников?

— Ничего не поделать, я работаю там, потому что мне в ней нравится. Что ж, Мисаки. Веди себя хорошо.

— Я уже не ребенок, не волнуйся!.. Ты что, правда, пошел домой?!

Если Хиротака уйдет, то он останется наедине с Акихико.

Он понимал, что к этому все и придет, когда начнется репетиторство, но, по крайней мере, сегодня он хотел, чтобы брат остался с ним…

— Не домой, а на работу.

— Я понял, но…

Раз это по работе, остановить его никак не выйдет.

Он бросил на брата преисполненный беспокойства взгляд, и Хиротака беззвучно, одними губами сказал ему: «Все нормально».

— Мисаки. Думаю, сегодня вернусь домой поздно, так что ужинай без меня, ладно?

— Угу, понял…

Раз брат вернется с работы поздно, значит, он будет дома один. Мисаки погрузился в мысли о том, как уныло ему будет ужинать в одиночестве, ведь к этому он еще не привык, когда вдруг вмешался Акихико:

— Тогда пусть ужинает сегодня со мной.

— Вот это было бы здорово. Акихико, тогда оставляю Мисаки тебе?

— Да, можешь на меня положиться.

— А? А? Вы о чем это?!

Мисаки растерянно и нервно сидел между ними, а они вот так просто все решили, даже не спросив его.

Ужинать вдвоем с Акихико?

Что за шутки?! Они же только-только встретились после разлуки, он же еще не пришел в себя!

— Эм, брат.

— Ну, я пошел.

— Ага, проводить тебя вниз?

Не обращая внимания на нервничающего Мисаки, Акихико вышел в прихожую вслед за собирающимся Хиротакой.

— Что ж, вам с Мисаки нужно многое обсудить. Акихико, позаботься о нем.

— Конечно. Давай, осторожней на дороге.

Постепенно их голоса удалялись.

Что же делать?

О чем с ним говорить?

Чем дольше он мучился в таких размышлениях, тем сильнее натягивались невидимые нити напряжения, что начали было распускаться.

— Извини, что заставил ждать, Мисаки.

— Эм, вовсе нет! Ничего, ничего страшного, — ответил Мисаки, резко вырванный из раздумий возвращением Акихико в гостиную.

— Можешь не разговаривать со мной так уж вежливо. Ты же раньше разговаривал со мной вполне непринужденно, так ведь?

— Да, раньше, так и будет… А что?

И тут он осознал, что сморозил какую-то чушь. Видя состояние Мисаки, Акихико рассмеялся:

— Выпей чаю, это тебя немного успокоит, — сказал он и потянулся рукой за стоящей на столе сахарницей. — Сколько тебе сахара?

— Да, да я и сам могу… Ай, — не в силах больше это терпеть, Мисаки попытался отобрать сахарницу, и в этот момент кончики его пальцев коснулись руки Акихико.

И ничего больше, но его сердце бешено забилось, готовое выскочить из груди.

— И… извини… А! Горячо!

Мисаки слишком бурно отреагировал, отдернув руку и сбросив ей со стола чашку с чаем. Чашка подскочила на диване, и все еще горячий чай расплескался и обжег ему большой и указательный пальцы.

— Мисаки?!

— Извини, я такой неуклюжий…

Мисаки сокрушался над своей неловкостью, чувствуя облегчение лишь от того, что чай не попал на Акихико.

Но на лице Акихико появилось неожиданно суровое выражение, и он поднялся, подавшись всем телом вперед.

— На пальцы же попало? Покажи.

— В… все в порядке! Не такой уж он был горячий…

Но Акихико схватил его за руку, которую он пытался от него спрятать, и стал внимательно ее разглядывать.

— К счастью, ожога вроде бы нет.

— Я же сказал, что в порядке!

Парню хотелось, чтобы он поскорее отпустил его руку.

Это было для Мисаки намного важнее, чем какой-то ожог.

— Школьнику, готовящемуся сдавать экзамены, нельзя ранить пальцы. Хорошо, что ты в порядке, — пробормотал Акихико и приник губами к кончикам пальцев Мисаки.

— А!.. Акихико-сан?!

От нежного прикосновения у него закипела кровь и побежала от кончиков пальцев по всему телу, окрашивая все в красный цвет, так что он даже не мог больше нормально дышать.

— А… Нет, это просто такое заклинание, чтобы эти пальчики не пострадали.

— За… заклинание?..

Мисаки захотелось задать ему так много разных вопросов, узнать, зачем и почему, но в тот момент он мог лишь ловить ртом воздух, как рыба.

Раз Акихико сказал, что это такое заклинание, значит, так оно и есть. Но Мисаки продолжал спрашивать себя, действительно ли это весь смысл, что он закладывал в этот жест, и его взгляд невольно поднялся на те губы, что только что его поцеловали.

Если он покажет свое смятение по такому поводу, то тем самым выдаст свои сокровенные чувства. А если Акихико узнает, что Мисаки в него влюблен, то это, безусловно, разрушит их нынешние отношения.

Он вот так балует его сейчас именно потому, что это младший брат его близкого друга. Чтобы не потерять то, что он имел сейчас, ему нельзя было желать большего.

— Не стоит так переживать, я в порядке.

— Что ты такое говоришь? Хиротака доверил тебя мне, так что я не могу допустить, чтобы ты пострадал.

— А…

«А, вот почему…»

Его грудь пронзила мгновенная острая боль.

И тут же бесследно исчезла, но на это короткое мгновение его сердце точно сжалось от боли.

— Погоди. Сейчас заварю заново.

— Ах.

Акихико поднял и потрепал его по волосам, будто с намерением отвлечь.

— Чтобы ты не обжегся, я сделаю тебе чай со льдом.

От этой мягкой и легкой улыбки у Мисаки снова загорелись щеки.

Сможет ли он в таком состоянии учиться и вникать в то, что ему будут объяснять?

Тот поцелуй в пальцы для Акихико, наверное, не был чем-то особенным. И если он начнет анализировать произошедшее, то, наверное, подумает, что Мисаки — странный тип.

В любом случае, пока Акихико был занят приготовлением чая со льдом, надо было как-то прийти в себя и успокоиться.

Он собрал всю волю в кулак, и тут вернулся Акихико с подносом, на котором стоял вытянутый стеклянный стакан. Он положил перед Мисаки костер² и спросил:

² Подставка под чайную чашку.

— Пальцы не болят?

— Вс… все нормально.

От этого проявления беспокойства Мисаки снова вспомнил о том прикосновении и покраснел аж до ушей.

Он пытался всеми силами унять себя. Севший прямо перед ним Акихико неторопливо заговорил.

— Что ж, перейдем к главной теме.

— А, да! Конечно!

Он же пришел сюда, чтобы ему помогли с учебой. Ему предстоит часто видеться с Акихико, так что не время терять самообладание.

 На лице Мисаки появилось выражение напряженной сосредоточенности, и он крепко сжал в кулаки свои ладони, лежащие на коленях.

— С чего бы начать… Ну что ж, раз я буду помогать тебе с учебой, то расскажи, какие предметы тебе не даются. Может, есть какой-то предмет, с которым тебе нужна помощь в первую очередь?

— Предмет, который не дается…

Их было слишком уж много, так с какого же начать?

Ему нравился современный японский, но камбун³ и, соответственно, древние тексты он осилить не мог. Грамматику английского языка он тоже не понимал, математику пропускал, а к естественным наукам у него душа не лежала. В истории мира, как и в истории Японии он не мог запомнить года, а политика и экономика были просто набором длинных непонятных слов.

³ Китайский литературный язык.

Если бы он поставил себя на место учителя, который будет его обучать, то бросил бы все еще до начала занятий.

При таком положении дел, вполне ожидаемо, ему никак не поступить на филологический факультет университета М…

Он хотел выбрать профессию, которая приблизила бы его к Акихико. Но у него не было писательского таланта, так что он мечтал хотя бы в качестве редактора быть рядом с Акихико, и потому и выбрал этот путь, но если он не поступит в университет, то все пропало.

— Хорошо, тогда с какими предметами хорошо справляешься?

— Современный японский… физкультура и домоводство, вот.

— Последние два ведь не имеют отношения к предстоящим экзаменам?

Он рассмеялся.

И все же это было очень мило со стороны Акихико утешить его напоминанием о том, что были и те предметы, что давались ему хорошо.

— И правда… А вот это результаты пробных экзаменов, только не смейся, пожалуйста, ладно?

Решив, что будет лучше, если прояснить все с самого начала, Мисаки пошарил в сумке и вытащил свои результаты пробных экзаменов. Скрывая смущение, он придвинул лист поближе к Акихико, и, конечно же, на лице Акихико появилась озадаченная вымученная улыбка.

Когда он показал результаты Хиротаке, он тоже выглядел весьма обеспокоенным.

— Это… просто ужасно…

— А… Все-таки не попасть мне в универ…

Само желание поступать в университет с такой успеваемостью можно было назвать самонадеянным.

Даже подготовительная школа ему совсем не помогла, так что, наверное, ему стоило бы бросить эту затею и не доставлять Акихико хлопот.

— Отнюдь.

— Акихико-сан?!

— Все будет хорошо, я с тобой. Ты точно поступишь, — с абсолютной уверенностью в себе сказал Акихико. Это были не красивые слова напоказ. Мисаки ясно понимал, что он говорит со всей искренностью.

— Ты всегда был тем, кто обязательно сделает, если возьмется за дело. Ты и плавать не умел, но мы же это преодолели вместе? И в арифметике, когда я давал тебе подсказку, ты все дорешивал правильно.

— А…

«И правда…»

В детстве он чуть не утонул в море, и из-за этой травмы даже не мог опустить голову под воду, и именно Акихико терпеливо тренировал его и научил Мисаки плавать. И еще с бесконечно огромным заданием по арифметике на летние каникулы тоже помог Акихико, и поправил доклад по книге тоже он.

Конечно, брата он тоже утомлял своими проблемами, но почему-то в памяти Мисаки остались яркие образы того, каким умелым во всем был именно Акихико.

— Ты просто не можешь уловить сути. Я покажу тебе, что к чему, ты поймешь.

— Правда?

Неужели даже такой, как он, может справиться?

На лице Мисаки отразилось беспокойство, и Акихико, с неожиданно посерьезневшем выражением, сказал:

— Я уверен.

— А… Ага…

После таких слов Мисаки непроизвольно решительно кивнул.

В самого себя он пока совсем не верил, но словам Акихико он мог доверять.

К тому же ему хотелось оправдать надежды Акихико, который сказал, что все будет в порядке даже после того, как увидел, насколько у Мисаки все печально с успеваемостью, на которого и школьные учителя, и преподаватели подготовительной школы уже махнули рукой.

— Будем стараться вместе…

Акихико небрежно потрепал Мисаки по волосам.

От этих теплых интонаций его голоса к глазам Мисаки подступили слезы. В этот момент впервые в жизни Мисаки был рад, что такой глупый.

***

Так началось его времяпрепровождение с Акихико.

Четыре дня в неделю после школы Мисаки ходил к нему домой, а в остальные дни заучивал то, что Акихико говорил ему учить, и нарешивал определенное ему количество заданий из сборника.

Писатель объяснял все даже лучше, чем Мисаки предполагал, и успеваемость парня повысилась очень быстро.

Поначалу он не понимал даже, что есть что в цепочке иероглифов, но всего через несколько недель он смог выбрать правильный ответ из предложенных вариантов на любое задание, и хотя зубрежка наизусть не была и не стала его сильной чертой, ему казалось, что он начал запоминать все намного лучше, чем раньше, когда считал себя тупицей.

И дело было не только в том, что Акихико хорошо объяснял. Он был еще и очень внимательным.

Всякий раз, когда Мисаки начинал жалобно хныкать из-за задания, Акихико всегда давал хорошие подсказки к пониманию, на чем именно он споткнулся и откуда начинать искать правильное решение.

Благодаря всему этому на вчерашнем промежуточном тестировании он набрал вполне сносный балл, и его классный руководитель была так впечатлена, что чуть не прослезилась.

И вот, сегодня…

— Акихико-сан, Акихико-сан!

Сжимая в руках только что выданные ему результаты государственных пробных экзаменов, Мисаки влетел в комнату Акихико.

— Что за волнение? Я от тебя не убегаю, так что и ты давай помедленнее. А то упадешь.

— Не упаду, я уже не ребенок! Лучше посмотри вот сюда, смотри!

От того, что Акихико по-прежнему обращается с ним, как с ребенком, Мисаки на мгновение надул губы, но тут же снова повеселел и всучил ему в руки свой совсем измятый листок с результатами пробных экзаменов.

— М? Это результаты недавнего пробника?

— Да!

На протяжении всей его жизни выданные результаты тестирования были удручающим зрелищем, так что ему никогда не хотелось их кому-то показывать.

Но в этот раз все было иначе. Мисаки хотелось как можно скорее отчитаться перед Акихико, так что он бежал сюда от самой школы со всех ног.

— И балл, и итоговая оценка улучшились. Молодец!

Услышав от Акихико слова, которые он так ждал, Мисаки невольно расплылся в улыбке.

По результатам экзаменов, что он сдавал в конце летних каникул в тот университет, куда мечтал попасть, у него по всем предметам стояли одни только D. А теперь, всего месяц спустя, его оценки сменились на В и С.

— И промежуточный тест недавно я тоже написал хорошо, и все это благодаря тебе, Акихико-сан.

— Моя помощь была минимальной. Рост твоей успеваемости — это плоды твоих стараний, Мисаки.

— Вот и нет! Это все потому, что ты мне помогал, Акихико-сан!

Мисаки был искренне признателен ему.

Конечно, Акихико объяснял все очень понятно, но именно само его присутствие заставляло Мисаки трудиться, несмотря на то что ему все быстро надоедало и он не умел концентрироваться.

Эти его мотивы, наверное, можно было назвать нечистыми, но… он не мог отрицать, что его побуждали стараться желание не доставлять Акихико проблем своими плохими оценками и услышать похвалу от него.

— Я…

— А, ну, ты просто так замечательно все объясняешь!

Он так необдуманно выпалил, что думал, и теперь парню пришлось придумывать тем словам объяснение.

Он пока не мог раскрыть правду о своих чувствах. По крайней мере, пока экзамены не закончатся, он должен держать все в секрете, иначе он потеряет возможность быть с Акихико.

— Но все же это результат твоих стараний, Мисаки, разве нет? Точно, надо тебя за это как-то наградить.

— Э? Н… не стоит, зачем же, — взволнованно замотал головой Мисаки в ответ на предложение Акихико.

Как лучший друг старшего брата, он и так согласился на особых условиях стать репетитором для Мисаки, и если Акихико еще к тому же что-нибудь ему купит, то это станет настоящей пыткой.

— Я не пытаюсь обращаться с тобой как с ребенком. Я просто хочу что-нибудь для тебя сделать.

— Но…

Конечно же, Мисаки, который и так был полон самоуничижительных мыслей из-за уверенности, что Акихико видит в нем только ребенка, пришел в смятение от этой внезапной реплики про награду.

Он был счастлив просто проводить с ним время. И ни о чем большем он и думать не смел.

— Наверняка же есть что-то, чего бы тебе хотелось? Пусть даже что-то из еды?

— Из еды… — Мисаки непроизвольно повторил за Акихико.

— Да, назови место, и я туда тебя свожу. Куда хочешь?

— Тогда я хочу, чтобы ты, Акихико-сан, приготовил омурайсу⁴.

⁴ Популярное японское блюдо, состоящее из жареного риса, покрытого или завернутого в омлет, и украшенное кетчупом.

— А?

Услышав такой неожиданный ответ, Акихико округлил глаза. Видимо, он совсем не предполагал, что Мисаки так ответит.

— Я хочу приготовленный тобой омурайсу, Акихико-сан.

— И всего-то? Может, что-то другое…

— Но я хочу, чтобы ты еще раз его приготовил для меня, как раньше.

Однажды, когда родителей не было дома, Акихико остался у них ночевать. И тогда он приготовил свой совершенно особенный омурайсу.

Мисаки до сих пор не мог забыть, как тот укладывал омлет поверх жареного риса с курицей и кучей других ингредиентов, и как после ловкого надреза ножом растекался сочный желток.

Ему нравилось и то, как Хиротака заворачивал омлет в усуяки-тамаго⁵, но то нежное блюдо в исполнении Акихико оставалось для Мисаки чем-то совершенно особенным.

⁵ Вид омлета; перемешанные желток и белок тонким слоем заливаются на сковороду и жарятся, как блинчик.

Размышляя об этом сейчас, парень готов был признать, что даже больше, чем вкус, ему понравилось то, что это было приготовлено специально для него.

— Глупыш. Уж это-то я тебе могу в любое время приготовить.

— Для меня это будет лучшим угощением!

Мисаки не хотел уступать хотя бы в этом и с напором сверкал глазами, глядя на Акихико снизу вверх, так что тот кивнул, с несколько удивленной улыбкой на лице.

— Ладно.

— Ура!

Услышав ответ Акихико, Мисаки весь засиял.

— Но у меня закончились яйца, так что давай в эту субботу. Ты хочешь тот мягкий омлет, что я готовил, когда остался у вас на ночь, да?

— Угу! — размашисто закивал он, и улыбка на лице Акихико стала еще мягче.

— Как давно это было. Тогда я стряпал для тебя ужин вместо Хиротаки. Я очень удивлен, что он больше не слоняется по кухне, а научился полноценно готовить.

— Неправда, брат прекрасно готовит!

Сейчас Хиротака умел вести хозяйство и готовил тоже очень хорошо.

Вместо мамы, которая уехала вслед за отцом в Осаку, куда его перевели по службе, он делал изумительные завтраки и всю свою душу вкладывал в ужины.

В последнее время Хиротака был занят на работе, и Мисаки начал готовить на ужин вместо него, но у него не выходило так же хорошо, и это было причиной его переживаний.

— Этот парень научился готовить уже после того раза. А тогда мне пришлось приложить руку. Он же даже не скрывал, что готовит тебе совершенно изуродованный омурайсу.

— Так оно, конечно…

От этого разговора о прошлом на лице Акихико появилась мягкая, чуть печальная улыбка:

— А те, что у него подгорели и сбились в комок, мы на пару съели.

— Сейчас брат хорошо готовит омурайсу…

— Ему, вероятно, было досадно. Он какое-то время после этого дулся на меня. Наверное, тренировался до полного изнурения.

После этих слов Акихико рассмеялся.

Во время разговора о Хиротаке выражение лица Акихико становилось особенно мягким. Чувствовалась какая-то нежность в его голосе, когда он произносил «это парень», что явно свидетельствовало о том, что они доверяют друг другу, уважают и полагаются друг на друга.

С давних пор вокруг них витала атмосфера, провозглашающая, что никому не под силу встать между ними. Мисаки наблюдал за ними с близкого расстояния и пришел к мучительному пониманию, что даже если насильно заставит их принять его, то все равно не станет частью этой их атмосферы.

Когда был ребенком, он где-то глубоко внутри четко осознавал разницу в возрасте, и его устраивало все как есть. Его мечты были обращены в будущее, когда он станет взрослым и сможет встать рядом с Акихико.

Но, сколько бы лет ни прошло, эта разница в возрасте не исчезнет. Теперь Мисаки знал, что, сколько бы он ни прилагал усилий, ему не встать рядом с Акихико и не стать для него тем же, кем был Хиротака.

И именно поэтому Мисаки никак не мог избавиться от чувства одиночества, что заполнило все его сердце.

— Сегодня я приготовил сэндвичи. Будешь?

— Правда? Ура! Я очень голодный.

Скрывая в душе свои переживания, он старался просто невинно радоваться.

Но от через силу натянутой улыбки Мисаки лишь стало тяжело дышать.

***

— Мисаки, можно тебя на минутку?

— Что?

Был уже поздний вечер пятницы, когда раздался стук в дверь, а затем этот голос, и Мисаки, крутанувшись на стуле, повернулся к двери.

В проеме, все еще в костюме, стоял его старший брат Хиротака, только что вернувшийся с работы.

— Извини, но на завтра я хочу забрать у тебя Акихико, — устало произнес Хиротака.

— Э? Ну, ладно… А зачем?

Видимо, он пришел поговорить об этом с Мисаки из-за того, что на следующий день было запланировано репетиторство.

Но у Мисаки возникло какое-то странное чувство от того, что брат спросил его об этом так официально. Ведь это Хиротака был более близок с Акихико.

— У меня к Акихико есть важный разговор, но у меня столько дел, поэтому я свободен только завтра.

— Важный разговор?

— Да, ничего такого.

— Ну ладно, я не против.

Хиротака работал в отделе продаж, и в последнее время ему поручили много ответственной работы, так что он был сильно занят. Он был занят по горло даже в выходные и только успевал присесть и расслабиться дома, как тут же снова исчезал.

— Я попрошу Акихико перенести занятие на воскресенье. Это не испортит твои планы, Мисаки?

— Нет. Я все равно в воскресенье собирался пойти заниматься в библиотеку.

— Понятно. Ну, все равно извини, — с облегченным видом Хиротака извинился перед Мисаки.

При виде его серьезного настроя Мисаки вдруг охватило беспокойство.

У Хиротаки был сильный характер, и, как правило, он решал все свои проблемы сам. Что же это, интересно, за вопрос, раз такой человек, как Хиротака, непременно должен был обсудить с Акихико?

— Что-то случилось?

Наверное, чтобы развеять беспокойство помрачневшего в лице Мисаки, Хиротака расплылся в улыбке.

— Нет… Ничего серьезного. Все в порядке, не переживай. Я потом тебе тоже обязательно расскажу, подождешь еще немножко?

— Ладно. Раз так…

Мисаки было интересно, что такого недоговаривает Хиротака, но он пообещал рассказать обо всем чуть позже. К тому же, раз так уважаемый им брат с улыбкой на лице говорит, что все в порядке, он просто поверит ему.

Так убеждал себя Мисаки.

Хиротака собирался уже выйти из комнаты, но внезапно остановился:

— А. Кстати, Мисаки.

— М?

— Насчет Акихико…

— Э, а что, я что-то сделал не так? — от того, что с ним заговорили об Акихико, Мисаки откровенно растерялся.

Вдруг это репетиторство стало ему в тягость, или, похвалив его, в глубине души он опустил руки, увидев, как плохо парень справляется?

— Нет, нет. Он хвалит тебя за твои успехи. Я не об этом. Просто мне кое-что любопытно, и я решил спросить.

— Любопытно? — в ответ на сказанное Хиротакой Мисаки озадаченно наклонил голову набок.

Есть ли что-то об Акихико, что знал Мисаки, но не знал Хиротака, который общался с ним намного дольше?

— В общем, мне кажется, он в кого-то безответно влюблен. Ты об этом что-нибудь знаешь, Мисаки?

— А?

«Это Акихико-то безответно влюблен?!»

Вопрос потряс Мисаки до глубины души. Голос его не слушался, и только в голове вихрем носились по кругу вопросы: «Как? Когда? Где? В кого?».

— Значит, ты тоже не в курсе. Мне он тоже ничего не рассказывает…

— Без… безответно влюблен, серьезно?

— Да, он не стал этого отрицать, так что, думаю, так и есть.

Эти слова повергли Мисаки в такой шок, как будто его ударили по голове чем-то тяжелым. Он внезапно побледнел, и вся его спина покрылась потом.

— Я спросил его, кто это, подумав, что, может, кто-то из редакторов или писателей, но он ответил, что это близкий человек, которого я тоже знаю. Но мне никто не приходит на ум.

И, конечно же, Хиротака тогда сдался и решил спросить Мисаки, который теперь так много времени проводит с Акихико, занимаясь у него.

Хиротака выглядел так, будто разгадывает сложную загадку, а на Мисаки совсем лица не было.

Акихико в том возрасте, когда факт, что ему кто-то нравится, никого не удивит. Но для Мисаки, который все это время как раз старался об этом не думать, эти новости стали тяжелым ударом.

И вместе с этим в голове Мисаки появилась еще смутная догадка о том, кто может быть безответной любовью Акихико.

— Вот как…

Это… кто-то из близких, кого брат знает.

Так он сказал своему лучшему другу, Хиротаке, но, несмотря на сказанное, брат не понял, кто это…

Исходя из этих фактов, ответ всего один.

— Ох…

В его груди будто разверзлась дыра, и Мисаки почувствовал бесконечную пустоту. В этой темной дыре носился вихрь чего-то грязного и мрачного.

— Мисаки?

Оклик Хиротаки заставил его вырваться из мира гробовой тишины и с удивлением прийти в себя.

Если он сейчас покажет брату, как расстроен, то тот догадается о его чувствах к Акихико. Опасаясь этого, Мисаки приложил все усилия, чтобы смягчить свое выражение лица, и, чтобы брат его не допрашивал, сменил тему:

— А ты, брат, в кого-то влюблен?

На лице Хиротаки сначала мелькнуло удивление, а потом появилась сияющая улыбка. Поколебавшись буквально мгновение, он кратко ответил:

— Да.

— Что?! Не может быть!

Он совершенно не знал.

Хиротака всегда, как только начинал встречаться с девушкой, тут же знакомил ее с Мисаки. И после расставания с предыдущей девушкой он вел себя так, будто ни с кем не встречается. Так когда же он успел влюбиться?

— К… кто это? С работы? — невольно спросил он, но Хиротака с мягкой улыбкой ответил:

— Пока секрет.

— Почему ты не хочешь мне рассказать? Мы знакомы? Не знакомы? Хоть намекни!

Хиротака приблизился с выражением явной досады из-за своей обмолвки.

— Хмм. Подсказка: ты отлично знаешь этого человека, вот.

— Э?

— Все, сегодня больше ничего не скажу. Я пошел в ванную, а ты занимайся.

Хиротака помахал ему рукой и решительно вышел из комнаты Мисаки.

Оставшись один, Мисаки неподвижно сидел, глядя на захлопнувшуюся дверь.

— Что за…

Хиротака сказал, что Мисаки знает человека, в которого он влюблен.

Если подумать о том, в кого из знакомых Мисаки мог быть влюблен Хиротака, то список был весьма ограничен. Да и вообще на ум приходит лишь один человек.

Та недавняя догадка после слов Хиротаки перешла в уверенность, и Мисаки судорожно сглотнул.

Значит, Акихико влюблен в Хиротаку, а Хиротака влюблен в Акихико.

Он не тот человек, что будет говорить о любви с тем, в кого сам безответно влюблен. Поэтому писатель на вопрос Хиротаки не ответил, а лишь туманно намекнул, ведь брат — тоже близкий Акихико человек.

— Ясно…

Именно поэтому Акихико так сдержан при общении с Хиротакой.

Хорошо бы им поскорее рассказать друг другу о своих чувствах. Сколько же лет они скрывают их, медля и раздумывая?

«Нет, теперь Хиротака должен заговорить об этом. Может быть, этот его важный разговор с Акихико как раз и есть признание в любви?»

— Вот дураки.

И Акихико, и Хиротака, да и он сам.

Как же он жалок, что расчувствовался от легкого прикосновения и слов похвалы. От осознания такой на самом деле очевидной реальности у Мисаки потемнело в глазах.

Он с самого начала понимал, что этой любви быть не суждено, но он и подумать не мог, что все закончится именно так.

В конце концов, как бы близок он к нему ни был, Мисаки был обречен остаться третьим-лишним.

Он не мог даже рассказать о своих чувствах и получить отказ. Если бы это был кто-то совершенно недосягаемый, если бы он не имел возможности общаться с предметом своей влюбленности, то не зашел бы так далеко в своих чувствах.

Мисаки и не предполагал, что будет так страдать от того, что сблизился с ним.

«Но что, если мои предположения неверны?»

Значит, он все еще лелеет надежду… Подумав об этом, он вдруг осознал.

Кто, как не он, считал, что достаточно просто смотреть со стороны, просто быть рядом? Зная, что не умеет сдаваться, Мисаки все больше приходил в смятение.

— Акихико-сан, — дрожащие губы с запинкой произнесли его имя.

Сердце болело так, будто его пронзили ножом. Он прижал ладонь к левой части груди, но эта боль становилась все только сильнее…

***

— Во сколько ты сегодня вернешься? — спросил Мисаки Хиротаку, который присел в прихожей, чтобы обуться.

— Ну, я планировал поужинать там, так что, думаю, часов в девять.

В субботу у него должен был быть выходной от работы, но одет Хиротака был в костюм. К тому же в более дорогой, чем он носил обычно.

Его волосы выглядели так, будто он тщательно их укладывал. И галстук на нем был тот самый, который Мисаки подарил ему на день рождения и которым Хиротака так дорожил.

Несмотря на все свое любопытство, Мисаки говорил весьма непринужденно:

— Значит, на тебя ужин можно не готовить?

— Угу. Извини, что тебе придется ужинать одному.

Закончив надевать свои начищенные ботинки, Хиротака поднялся и повернулся к нему с виноватым выражением на лице.

Мисаки ответил ему улыбкой и хлопнул Хиротаку по плечу.

— О чем ты? Я уже не маленький, так что не думай и иди отдыхай. И вообще, ты успеваешь на электричку? Если не поторопишься, то пропустишь и опоздаешь.

Мисаки указал на часы, стоящие на обувном шкафчике, и Хиротака тут же заторопился.

— Ой, черт! Сегодня же выходной?!

В самом деле, по расписанию выходного дня в это время электрички ходили не так-то часто. Пропустишь одну, и потом не успеешь пересесть.

— Тогда все, будь паинькой.

— Да-да, до встречи.

— Пока, — сказал Хиротака и второпях вылетел из дома.

Обычно такой спокойный и осмотрительный брат сегодня был пугающе взволнован. Было ли это свидетельством того, что предположения Мисаки были верны?

— До встречи, да?

Мисаки стоял с улыбкой на лице и махал брату рукой, но, как только дверь перед ним закрылась, эта через силу натянутая улыбка пропала.

Хиротака бросил в него ту бомбу еще вчера вечером, так что он успел оправиться от шока разбитого сердца и смог выдавить из себя улыбку, но на самом деле он совсем не знал, что делать.

Человек, которого он полюбил, любил другого, и этот другой был его старшим братом. Из такой путаницы в душе, казалось, выбраться будет непросто.

Если бы Акихико хотя бы был влюблен не в Хиротаку, он бы сейчас всего этого не испытывал. Если бы это был кто-то, кого он не знает, он бы просто ревновал — и все. Но раз это был Хиротака, ему приходилось балансировать между своими истинными чувствами, чувствами показными и совестью.

Он любил Акихико, но и Хиротака был его обожаемым старшим братом.

Все его мысли были обращены к единственной надежде, что «он ошибся в своих предположениях», но, видя с какой тщательностью тот собирался перед выходом, он даже эту надежду готов был признать тщетной.

— Все кончено…

Ему нужно от чистого сердца порадоваться тому, что Хиротака признается в своих чувствах и Акихико сможет обрести свое счастье. И все же то, что он не может искренне пожелать этого, заставляло его ненавидеть себя.

Будучи таким ничтожеством, он не может соперничать с братом. Никогда в жизни ему не сравниться с таким безвозмездно добрым Хиротакой.

А раз так, сумеет ли он сдаться и отказаться от этих чувств…

«Не знаю. Я даже ничего понимать уже не хочу».

Мисаки продолжал стоять в прихожей, обеими руками пряча лицо. Сейчас у него, наверное, такое ужасно мерзкое выражение лица.

— Точно…

Надо куда-нибудь пойти.

Если останется сейчас один дома, то додумается до чего-нибудь дикого.

С того дня, как закончились летние каникулы, он каждый день занимался одной лишь учебой. Если он хотя бы сегодня расправит крылья, ничего страшного, наверное, не случится.

Решив так, Мисаки вернулся в свою комнату и набрал друга, который должен был быть свободен. Этот друг собирался в частный колледж по рекомендации, так что у него наверняка побольше свободного времени, чем у других.

— Алло? Да, я. Меня уже мутит от этой зубрежки. Может, пойдем развеемся?

Можно сходить в кино, в кафе, в караоке. Если хватит времени, то и в игровой центр можно заскочить. С течением времени эта боль в груди, непременно, стихнет. И, может быть, тогда ему станет немножко легче.

— Тогда через час на станции. Чего? Понял я, постараюсь сегодня не опоздать, — пообещал он и повесил трубку.

Так пролетит этот день. Лучше привести свои чувства в порядок перед завтрашней встречей с Акихико. По крайней мере, сейчас он ни о чем лишнем думать не будет.

Повеселиться, лечь спать, проснуться, и эти ужасные чувства, наверняка, забудутся. Ведь до сих, когда бы ни случилось что-то плохое, он вот таким же образом все преодолевал… Так что все точно будет хорошо…

Через несколько часов, когда день уже заканчивался, Мисаки тяжелой поступью возвращался домой.

На закате он распрощался со своим другом, что так любезно провел с ним весь день, а потом бесцельно бродил по улицам, чтобы убить время, и как бы по дороге домой, но петляя, зашел в магазин видеопроката и в мини-маркет. Но, несмотря ни на что, он неумолимо становился все ближе к дому. Он был уже за углом.

— Интересно, брат пришел?

Веселясь с другом, он ни о чем не думал. Но, как только остался один, больше не мог скрывать свои чувства. В этот день Мисаки понял, что от мук собственного сердца никак не убежать.

«Что?!»

Мисаки начал заворачивать за угол и резко остановился, когда увидел припаркованный у его дома автомобиль.

Красный леворульный Феррари, из окна которого высовывался Акихико. Мисаки видел его лицо в профиль. Отсюда ему было не видно, но у ворот, наверное, стоял Хиротака.

«Не хочу, чтобы они меня видели», — на автомате подумал Мисаки и поспешно спрятался в тени столба. И, не в силах сдвинуться с места, он стал тайком наблюдать за ними.

— А…

«Акихико-сан выглядит счастливым…»

Мисаки не слышал, о чем они разговаривали, но взгляд его был невольно прикован к лицу Акихико, расплывшемуся в широкой улыбке.

— Значит, все прошло хорошо…

И поэтому он выглядит таким счастливым. Кажется, Мисаки и раньше видел такую улыбку на его лице.

Точно, у Акихико было именно такое выражение лица, когда он вспоминал истории из прошлого.

— Ах…

У Мисаки подкосились ноги, и он сел, где стоял.

Почувствовав, что к горлу подступает ком, он закусил губу. Ему было под силу сдержать рыдания, но не слезы. Теплые капли одна за другой катились по его щекам, и он старательно вытирал их рукавом своей парки.

Лучше игнорировать.

И свои чувства, и их.

Он понимал это, но сердце Мисаки разрывалось на части.

— Акихико-сан… — пробормотал он, и от невольно сорвавшегося с губ имени в груди защемило еще сильнее.

Он услышал гул двигателя, но, даже когда ему показалось, что машина Акихико уехала, Мисаки не мог пошевелиться.

***

И как ему сейчас смотреть Акихико в глаза?

Мисаки так долго плакал и совсем не выспался, так что утром проснулся с опухшими глазами.

Наблюдательный Акихико просто не сможет не заметить этого. Как ему это объяснить, если он спросит?

— Ах…

Вчера он долго не мог успокоиться, и, когда ему это все же удалось, он тихонько прокрался в дом.

Хиротака переживал из-за того, что уже так поздно, он сам уже успел вернуться, а Мисаки все еще нет. Парень соврал, что ходил в мини-маркет, а потом поспешил ретироваться в свою комнату. Он забрался в постель и беззвучно рыдал всю ночь.

— Лучше б я остался дома…

Если бы он сказал, что у него болит голова или живот, ему разрешили бы сегодня отлежаться.

В таком состоянии он, наверное, даже не сможет сосредоточиться на учебе.

Ему было тяжело думать просто о встрече с Акихико, а уж стоило начать размышлять, что ему делать, если тот расскажет ему об их с Хиротакой разговоре, и Мисаки расклеивался совсем.

«Может, просто пойти домой?» — подумал он и собирался уже развернуться и уйти, как вдруг из-за спины раздался голос:

— Что это ты делаешь, Мисаки?

— Ой!

Мисаки столкнулся с Акихико лицом к лицу, так и не успев морально подготовиться к этой встрече, теперь он не мог даже поздороваться и просто стоял столбом.

От одного лишь взгляда на лицо Акихико у него снова навернулись слезы, хотя ему казалось, что он уже все глаза выплакал, и оставалось только удивляться, как его сердце может быть таким слабым.

— Извини, я так сильно тебя напугал? — искренне извинился Акихико, как будто в свою очередь испуганный неподвижностью Мисаки.

«Нет. Я не могу расплакаться здесь. Я должен держаться, пока не останусь один».

— Н… нет…

«Все еще есть шанс. Просто сказать, что чувствую себя плохо, и пойти домой».

И Акихико, конечно, отпустит его.

— Я хотел приготовить тебе сегодня обещанный омурайсу и сходил за продуктами. И на десерт купил фрукты… Мисаки? — Акихико резко замолчал.

Мисаки открыл глаза и поднес руку к своему лицу, на которое Акихико так пристально смотрел.

— Ой…

Он не заметил, как из его глаз полились слезы, что он должен был сдержать. И хуже того, в панике он начал тереть глаза тыльной стороной ладони, но слезы одна за другой катились по щекам.

— Что случилось?

— Н… ничего, не случилось. Ничего, — он не мог найти подходящего оправдания, ему хватило сил выговорить только эти слова.

— Разве люди плачут без причины? Так, давай зайдем внутрь. Чтобы ты успокоился, я заварю тебе травяной чай.

— Нет, я пойду домой.

Он больше не хотел быть рядом с Акихико.

Как оказалось, у него все же не настолько крепкие нервы, чтобы чувствовать себя комфортно рядом с объектом своей неразделенной любви.

— Дурень. Разве я отпущу тебя в таком состоянии? Все, пошли.

— Нет… Пусти…

— Мисаки. Не создавай мне проблем.

— А…

После этих слов он больше не мог сопротивляться.

По приказу Акихико Мисаки вошел в его квартиру и был усажен на двухместный диван, где сидел всегда.

— Травяной успокаивающий сбор. Пей, должен помочь немного успокоиться, — с этими словами Акихико протянул ему кружку со в меру горячим травяным чаем.

Мисаки, как ему было сказано, сделал глоток, и его слегка отпустило, но снова потекли слезы, которые он никак не мог сдерживать.

— Что произошло?

— Правда, ничего. Прости, что заставил волноваться.

Он же не мог просто сказать сейчас, что произошло.

Ведь если рассказать своему безответно любимому человеку о своих тайных чувствах, то это только обременит его.

— Не ври мне. Разве так выглядит лицо человека, у которого ничего не произошло?

— Ну…

Именно в такие моменты он сетовал на эту прозорливость Акихико.

Он подмечал малейшие изменения в выражении лица, как будто видел насквозь все те негативные эмоции, что пытаешься от него скрыть, и от этого Мисаки было как-то не по себе.

— Это что-то, что ты не можешь мне рассказать? Не можешь положиться на меня?

— Я…

Разумеется. Если бы сейчас с ним разговаривал не Акихико, а кто-то другой, он бы честно все рассказал. Но, как бы тот не беспокоился, он никак не мог ему об этом сказать.

— Мисаки?

— Это…

Но стоило ему взглянуть на лицо Акихико, и его решимость пошатнулась.

В его выражении лица было столько печали и скорби, как будто он хотел забрать себе всю ту боль, что лежала на сердце у Мисаки.

Почему Акихико так смотрит на него?

Он совсем не хотел, чтобы у этого человека было такое выражение лица…

— Безответная. Любовь…

— Безответная любовь?

Он собирался все скрывать до конца, но сам не заметил, как его губы произнесли эти слова. И от этого Мисаки вдруг почувствовал себя опустошенным.

Акихико некоторое время молча пристально смотрел на Мисаки.

— Выходит, тебя отвергли?

— Нет. Этот человек уже любит другого. Так что я, и не признаваясь, знаю ответ…

— Но ведь может так случиться, что ты признаешься и все закончится хорошо.

Скорее всего, он так сказал потому, что не знает, что речь идет о нем самом. Однако слышать из уст Акихико подобные утешения было странно.

— Да ладно. Я с самого начала не собирался признаваться… И я знаю, что у меня нет ни шанса встать между ними.

— Значит, ты любил так сильно, что расплакался?

— Да, — на этот вопрос Акихико Мисаки со всей искренностью в лице кивнул: — Так сильно, так сильно любил, что едва мог сдерживать свои чувства. Нет, я и сейчас люблю.

Хотя бы это он мог сказать ему прямо.

— Мисаки…

Он поднял свою понуренную голову и прямо перед собой увидел Акихико.

Если бы все вот так не сложилось, то ему ни в жизнь не выпало бы возможности рассказать о своих чувствах Акихико. Это было не совсем признание, но, может быть, ему станет чуточку легче, если он облечет свои мысли в слова.

Подумав об этом, Мисаки, запинаясь, проговорил:

— Я думал сначала, что мне будет достаточно просто быть рядом. Но…

— Но?

— Но я узнал, что у того, кого я люблю, есть любимый человек, и тот отвечает взаимностью, и я так расстроился. Выходит, мое место не рядом с ним…

Произнося эти горькие слова, Мисаки все больше понимал самого себя.

Счастье просто быть рядом.

В самом деле, так оно и было. Но в какой момент ему стало этого недостаточно?

Может быть, за то время, что длилось это репетиторство, он привык находиться рядом и постепенно перестал считать это роскошью. Хотя он, будучи просто младшим братом его лучшего друга, не заслужил ни его близости, ни смотреть на него, ни даже думать о нем.

— Кх…

Чем больше он говорил, тем сильнее бушевали внутри него чувства. Слезы, что должны были закончиться, снова полились по щекам, и Мисаки закусил губу.

— Все, не плачь. Будешь много плакать, глаза потекут.

— Да, точно…

Когда Мисаки был маленьким, Акихико часто говорил ему эту фразу, чтобы рассмешить и хоть немного отвлечь его.

На самом деле, он с детства был плаксой.

Мисаки не умел проигрывать, так что плакал из-за любого поражения, а потом рыдал по дороге домой, сожалея, что устроил сцену. И вот такого ребенка Акихико увещевал, говоря, что мужчины на людях не плачут.

— Какая же тупица… Выбирать другого, когда Мисаки так сильно любит.

Его сердце затрепетало. Но каким, интересно, стало бы выражение на его лице, если бы он узнал, что тот самый человек, в которого Мисаки безответно влюблен, это Акихико?

— Ничего не поделать, этот человек пользуется большой популярностью. Красивый и добрый, и посчитал бы меня слишком юным, чтобы встречаться…

У них же разница в десять лет. И обращается он с ним вечно, как с ребенком, как с младшим братом, будто совсем не рассматривает его как потенциального возлюбленного.

— Она на много старше тебя? Эта девушка.

— Что? А, ну… это мужчина…

— Мужчина…

— Ну, да…

«Вот лажанулся! Случайно проговорился».

Раз Акихико был влюблен в Хиротаку, он даже не задумывался об этом, но, разумеется, писатель совершенно естественно решил, что Мисаки безответно влюблен в девушку. Об этом он совсем не подумал.

— И кто это? — покончив с нерешительностью, Акихико выпрямил спину и пристально посмотрел Мисаки в глаза.

У Мисаки на мгновение перехватило дыхание, но он тут же солгал:

— Это… Ты не знаешь его, Акихико-сан.

Акихико слишком уж умен. Если он скажет ему полуправду, тот может обо всем догадаться.

Поэтому ему пришлось прибегнуть к обману. Он ненавидел ложь, но другого способа, как пустить его по ложному следу своим ответом, чтобы избежать разоблачения и пренебрежения в свой адрес, не было.

— Прости, я наболтал лишнего… Но мне стало легче от того, что я выговорился тебе, Акихико-сан.

Чтобы рассеять эту гнетущую атмосферу, Мисаки старался говорить как можно беззаботнее.

Он смог рассказать Акихико о чувствах, которые, он думал, ему придется до конца жизни держать в секрете. Парень решил, пусть это станет его драгоценным воспоминанием, которое потом можно будет просто постараться забыть.

— Не извиняйся. Я понимаю твои чувства.

— Акихико-сан…

Пальцы Акихико провели по волосам Мисаки, и на этот раз спустились до линии подбородка. И заставили Мисаки поднять голову и посмотреть на него.

— Я чувствую нечто похожее.

— Что?

Что бы это могло значить?

Акихико же только что добился ответных чувств от Хиротаки, так что не может он чувствовать ничего подобного тому, что чувствует Мисаки с только что разбитым сердцем.

— Я тебе не подхожу?

— А… Акихико-сан?

Акихико, едва касаясь, поцеловал заплаканные глаза Мисаки. Своими теплыми губами он собрал его слезы с глаз, а потом и с мокрых щек.

Некоторое время он мог лишь таять от неожиданных прикосновений мягких губ и ничего более.

— М.

Ему казалось, будто время остановилось. Его глаза широко распахнулись от удивления, и тут же губы все с той же нежностью отдалились.

Что только что произошло?

В полном замешательстве от поступка Акихико он не издавал ни звука и не шевелился, а Акихико тихо прошептал ему на ухо:

— Слушай, Мисаки. Встречайся со мной?

— Ч… что ты такое говоришь…

О чем он? Мисаки совершенно перестал что-либо понимать и только хлопал глазами.

— Сейчас, чем быть одному, лучше отвлечься с кем-то. Если будешь так убиваться и плакать, то совсем не сможешь сосредоточиться на учебе.

— Н… но…

— Этот поцелуй был проверкой. Тебе было неприятно?

Как может быть неприятен поцелуй Акихико, любимого человека?

Мисаки рьяно замотал головой, и Акихико чуть улыбнулся. При виде такого выражения на его лице Мисаки невольно смутился.

— Тогда как насчет такого?

— М?!

Лицо Акихико снова приблизилось, и он внезапно повернул к себе лицо Мисаки и накрыл его губы своими.

— М… У…

Он невольно закрыл глаза, но, компенсируя потерянное зрение, обострилось восприятие других его органов чувств.

Мисаки вздрогнул, ощутив прикосновение пальцев к волосам на затылке, и Акихико, на мгновение отдалившись, наклонил голову и снова прильнул к его губам. А потом язык Акихико осторожно проник ему в рот и переплелся с языком Мисаки, сделав поцелуй еще глубже.

— Хн… А…

Это был уже совсем не просто чмок, а страстный поцелуй.

Каждый раз, когда их языки касались друг друга, у него мурашки пробегали по коже.

Когда же Акихико обхватил губами его кончик языка и начал его сосать, у Мисаки что-то кольнуло внизу живота.

Чем дольше Акихико исследовал его рот, тем больше пустела его голова, а тело, наоборот, охватил жар.

— Х… ха, а…

Когда его губы снова отдалились, Мисаки уже совсем размяк от одного лишь поцелуя.

— Тебе не понравилось? Противно?

Мисаки, задыхаясь, дышал ртом. Пальцы Акихико провели по его губам.

— Не… противно…

У него кружилась голова, и в голову не лезла ни одна путная мысль, но он способен был, по крайней мере, оценить, противно ему было или нет.

Поцелуй Акихико был, как он и представлял себе, приятным и неожиданно сладким.

— Тогда будем считать, что первая проверка прошла успешно.

Эти слова совсем не подходили под витающую в воздухе атмосферу, и Мисаки вздрогнул от неожиданности. И тут он, заметив, что находится в объятиях Акихико, торопливо оттолкнул его руки и отодвинулся.

— Ч… что это? Почему ты меня поцеловал?

— Не думай там себе ничего лишнего. Это самый быстрый способ показать, как получать физическое удовольствие.

— Физическое удовольствие…

Он не мог избавиться от ощущения, что этот ответ умышленно уклончив. Мисаки хотел знать не цель поцелуя, а причину.

Разве Акихико не влюблен в Хиротаку?

А Хиротака разве в Акихико… Нет, он совсем запутался. Мисаки никак не мог понять действий Акихико.

— Не перегружай голову мыслями, просто полностью доверься мне.

— Чт…

На этот раз Акихико обнял его со спины, и глаза Мисаки метнулись на руки, обхватившие его тело. Массивные руки Акихико полностью обхватили низенького Мисаки.

Он думал о том, что должен высвободиться, но тело совсем перестало его слушаться.

Потому что, какими бы ни были обстоятельства, его обнимал его любимый. И было невозможно устоять перед искушением тепла его тела, Мисаки просто не имел такой сильной воли.

— Ты сладко пахнешь, — пробормотали губы, прильнувшие к его волосам.

— Д… думаю, это шампунь…

— Это твой запах, Мисаки. Вот, здесь ты пахнешь так же.

— А…

Акихико чмокнул его в щеку. Мисаки дернулся от неожиданности, но руки Акихико стиснули его еще крепче, и парень вернулся к осознанию себя и собственного тела, реагирующего на прикосновения.

«Это что, правда происходит?»

Ему казалось, будто он грезит наяву.

Неожиданно он почувствовал, как руки Акихико подняли вверх его футболку и гладят его обнажившуюся кожу.

— Пог… Акихико-сан?!

Он просто трогал его, но по спине парня пробежала мелкая дрожь. Руки гладили его бока так нежно, будто касались чего-то хрупкого, а потом слева ладонь Акихико поднялась до его груди.

— У тебя так колотится сердце, — вдруг сказал ему на ухо Акихико, как будто бы с улыбкой на губах, и Мисаки весь зарделся.

Было бы, наверное, даже странно, если бы ему удалось сохранить спокойствие в такой ситуации. Однако этот аргумент никак не помогал его дрожащим губам произнести хоть слово.

— А… — вырвалось у него, когда гладившие грудь пальцы сжали маленькое зернышко. Эти пальцы продолжили сжимать и растирать его, и Мисаки ощутил что-то вроде щекотки.

— Приятно?

— Н… не зна… Ах.

— Тогда я помогу тебе разобраться. Все хорошо, тебе нужно просто отдаться своим ощущениям.

Его рука расстегнула пуговицу джинсов и скользнула внутрь. Молния тоже начала медленно разъезжаться, и Мисаки занервничал и попытался остановить руку Акихико.

— Пог… Акихико-сан, подожди.

— Нет.

— Что ты говор… Ай, м…

Его тело оцепенело от жара ладони, что он ощущал через ткань трусов. Она медленно гладила и растирала его пока еще мягкий орган, Мисаки резко бросило в жар, а тело совсем расслабилось.

— Н… не надо… Ах, а…

Ему казалось, будто кровеносная и нервная системы сошлись в фокусе на одном единственном месте его тела, и чем дольше это длилось, тем четче становились ощущения. Он чувствовал, как его орган увеличивается от манипуляций пальцев Акихико.

— Мисаки, ты милый, — прошептал он ему на ухо, роняя за ним на шее легкие поцелуи, и этот сладкий голос Акихико разнесся эхом в голове Мисаки. В тот момент, когда он, не в силах больше это выносить, закрыл глаза, пальцы Акихико через ткань провели по кончику, и по низу его живота прошла судорога.

— Уже сочится. Чувствуешь? Здесь мокро.

— Не говори… Ах… Ай, ах…

Он не хотел слышать, как он говорит об этом вслух. Мисаки была просто невыносима мысль о том, что его любимый видит эту его распутную сторону.

— Ты такой чувствительный.

— Ах…М, м-м… А… — против воли из него вырывались сладостные звенящие звуки.

Разве не странно, что он так себя ведет?

Или все эти чувства, как и говорил Акихико, нечто совершенно особенное?

Но Мисаки не с чем было сравнивать. Ведь он в первый раз с кем-то целовался, и впервые со дня его рождения его тела так касались.

— Ха… Ах, а, я… стран… ный…

— С чего ты взял?

— Пото… Что, так…

— Так реагируешь? — сказал Акихико и запустил руку за резинку трусов Мисаки. Без малейшего промедления он скользнул ниже, обнажая совершенно изменившее форму свидетельство его желания.

— Не надо!

Мисаки не хотел, чтобы он видел его таким, и тут же попытался прикрыться руками, но Акихико был на секунду быстрее.

Не обращая никакого внимания на протесты Мисаки, Акихико обвил его отвердевший орган своими длинными пальцами.

— Ах! Не!

Мисаки сотрясла дрожь от шока первого прикосновения не через ткань.

И жар ладони, и легкое давление пальцев были так реальны. И все это так смущало, что он готов был прямо сейчас умереть, а обвившие его пальцы Акихико начали двигаться вверх и вниз.

— Я сделаю тебе приятно. Ты же чувствуешь? Быть таким чувствительными — это не что-то плохое.

— Правда? М… Ах… А, а…

Подушечки пальцев водили по его чувствительному органу и ласкали сочащийся кончик. Все пальцы Акихико измазались в этой жидкости и легко скользили вверх и вниз.

Такое нельзя делать с кем-то, кроме своего возлюбленного. Он должен бы понимать это, но творящие непристойность и разврат пальцы Акихико постепенно лишали Мисаки здравого смысла.

Эти пальцы плавили рассудок и топили его в наслаждении… И в какой-то момент Мисаки перестал соображать вовсе.

— Ах… Ах, хн… М… Ух.

Он ощущал нечто невероятное. Нечто доселе неведомое.

Хоть и навязанные силой, но такие нежные и осторожные ласки Акихико порождали в глубинах его тела почти болезненный жар. Мисаки расслабился и полностью отдался во власть Акихико, покорно принимая его прикосновения.

— Ах… Ау, м, мм… А…

Вторая рука, что до сих пор поддерживала вес его тела, медленно двинулась вверх, нашла второй острый бугорок на его груди и начала выписывать вокруг него круги.

Может, от того, что его нервы были накалены, мягкая плоть тут же затвердела от этой нехитрой стимуляции.

— Не… А… А….

— Теперь тебе здесь приятно?

— Мм…

Как и сказал Акихико, несмотря на то, что совсем недавно ему было в этом месте только щекотно, теперь почему-то он чувствовал притупленное онемение. Кончики пальцев сжимали, а затем снова принимались гладить его, и от этого внизу живота пульсировала боль.

— Можешь кончить.

— Такое, ни за чт… Ах!

Тело Мисаки не было приучено сдерживаться, а соблазн был так сладок, но если он поддастся ему сейчас, то испачкает руку Акихико. Этого он не хотел.

Пусть рассудок его покинул, но не самообладание на подсознательном уровне.

— Ты же уже на пределе, так? Можешь не сдерживаться.

— Но… Ах, ах, ах…

Мисаки отчаянно сопротивлялся, но Акихико был беспощаден.

Ловкими движениями пальцев он гнал Мисаки все дальше к точке невозврата, растирая пальцем истекающее жидкостью отверстие на кончике.

— Мисаки…

От нежного шепота по всему его телу до кончиков пальцев пробежала дрожь. Акихико игриво прикусил его мочку и ласково подул ему в ушко, и ноги Мисаки напряглись.

— Нет, ах… Аха…

И затем, еще после пары энергичных движений — Мисаки кончил от руки Акихико.

Из его дрожащего тела брызнула мутно-белая жидкость. Парень не хотел смотреть, как рука Акихико останавливает струю, и зажмурился.

Он тяжело дышал, отчего грудь и плечи вздымались и опадали, слушая шуршание салфетки. Рисуя себе в голове во всех красках, что сопровождают эти звуки, Мисаки зажмурился еще крепче.

Акихико повалил парня на диван.

Ужасно уставший после этой первой в своей жизни кульминации от чужой руки, Мисаки уткнулся лицом в мягкие подушки и сконцентрировался на своих ощущениях.

Его дыхание выровнялось, и в совершенно опустевшую голову вернулась способность размышлять.

— Э…

Он ведь только что кончил от руки Акихико. Тот, кого он любил, услышал его визгливые вскрики и увидел, как он, позабыв все приличия, кончил.

От этого осознания тот стыд, что Мисаки начал было забывать, вернулся, и все тело охватил жар. Голова закружилась, и он раскраснелся.

Что же делать? Как ему теперь Акихико в глаза смотреть?

Мисаки терзался и мучился от сожаления о случившемся, как вдруг вздрогнул от внезапного прикосновения чего-то холодного и вязкого между ног.

— А?! Ч… что это?!

— Холодно? Сейчас нагреется до температуры тела, потерпи немного.

— Потерпи?.. Что ты собрался делать, Акихико-сан?!

От испуга он приподнялся, обернулся и обнаружил в руке Акихико пластиковую бутылочку, которой до этого не видел.

— Ты же не думал, что на этом мы закончили?

— Что? А, да ладно?

Он видел эту вещь впервые, но ее назначение было легко себе представить. Наверняка лубрикант, что используют во время секса.

От мысли о том, что у Акихико такой есть, и о том, что он собирается им воспользоваться с ним, Мисаки лишился дара речи.

Акихико в самом деле собирается делать это с ним…

— Это же у тебя первый раз? Не хочу вести себя с тобой безответственно.

— Ай!

Акихико увлажнил свой палец тем средством, что уже намазал на Мисаки, и провел им ему между ног. А потом этот скользкий палец нащупал то самое потаенное место.

— Не, не надо…

— Все в порядке. Я не сделаю ничего плохого.

— Не… в этом де…

Дело было не в том, что он чувствовал беспокойство или страх. Мисаки терзался от аморальности происходящего.

Для Акихико, может быть, ничего не значило переспать с кем-то пару раз. И все это было для него просто способом утешить Мисаки.

Но для самого Мисаки все было иначе.

Пусть все это происходило с ним впервые, но Акихико был тем, кого он так нестерпимо любил, а еще он был тем, кого любил его брат Хиротака.

Он просто не мог продолжать делать такое с этим человеком.

— А… Акихико-сан… пре, прекрати… все это, м-м.

Медленно ласкавший вход кончик пальца вдруг скользнул внутрь и стал продвигаться все глубже и глубже. От трения о стенки внутри у Мисаки задрожали ноги.

— Не… Не надо, мне не нравится…

— Сейчас привыкнешь. И потом тебе очень понравится, так ведь?

Длинный палец Акихико начал совершать медленные движения внутрь и назад. Подушечка пальца терлась о внутренние стенки, массируя проход, плотно охватывающий палец, и от этих непривычных ему исследующих прикосновений конечности Мисаки окаменели от напряжения.

— М… м-м… ах.

Мисаки отчаянно впивался в подушку, снося эти непередаваемые словами ощущения.

Но рука Акихико двигалась так нежно и так настойчиво…

— Ай!

— Здесь приятно?

Он вскрикнул непроизвольно, и Акихико тут же стал допытываться о том слабом месте, что отыскал. В такт движениям пальца из влажного от смазки прохода доносились непристойные хлюпающие звуки.

— Ах… Не… на… Ах.

Когда палец резко надавливал туда, по телу Мисаки пробегала дрожь. Он лишь ласкал его сзади, а эпицентр его существа снова начал охватывать жар.

Тело непроизвольно напряглось, чуть ли не вжимаясь в диван, и Мисаки обомлел.

«Нет, так нельзя…»

Он же так испачкает диван. Мисаки ни за что не хотел показывать Акихико эту свою постыдную сторону.

Стоило ему подумать об этом и приподнять парализованную жаром поясницу, и тут же уже два пальца проворно скользнули в него.

 — Н-н…

Из горла Мисаки вырвался не вполне оформленный голосом стон. Скопившийся в нем жар внезапно взорвался, и на диван упали капли жидкости.

«Да быть не может… чтобы от прикосновений сзади я вот так…»

— Ты кончил просто от пальцев?

— У… Ун.

Смешинка в голосе Акихико была просто невыносима.

Мисаки уткнулся лицом в подушку, коря себя за несдержанность, как вдруг его перевернули.

— Вай?!

Акихико снял с него джинсы и трусы и с непринужденным видом развел ему ноги в стороны.

— Значит, готов, да? К тому же я тоже больше не могу терпеть.

Акихико забросил ноги Мисаки себе на плечи, извлек из штанов свое возбужденное достоинство и без лишних движений приставил его.

От горячего прикосновения Мисаки невольно затаил дыхание.

— А…

Сердце бешено колотилось, как будто заняло собой все его тело, и в голове громко пульсировала кровь в венах.

«Он войдет», — подумал он, и в то же мгновение кончик вторгся внутрь Мисаки.

— А… А… А…

Несопоставимая с пальцами в размерах плоть мягко погружалась внутрь, раздвигая стенки прохода. Он ощущал боль, напоминающую судорогу, но мягкая слизистая не сопротивлялась продвижению.

— Уй…

— Не задерживай дыхание.

— Ха-а… Ах, м… А.

Мисаки лежал в скрюченной позе, так что его ноги почти упирались ему в грудь, и, когда Акихико навалился на него сверху, его мужское достоинство вошло еще глубже.

Увлажненная смазкой горячая плоть проникала так глубоко, куда не достали пальцы Акихико, и Мисаки чувствовал давление внутри, как будто его внутренние органы решили подняться выше, и то, как плотно он охватывает достоинство Акихико.

— Горя…чо…

Ощущение формы внутри. Отдающееся в собственном теле биение сердца человека рядом. Вырывающееся из его рта горячее дыхание.

«Все это — Акихико-сан…»

— Внутри тебя тоже горячо. Я будто таю.

От вибраций смеха в его голосе по спине Мисаки прошла дрожь.

Восприятие всех пяти органов чувств обострилось, и парень стремился вбирать в себя ими близость Акихико.

— Прочувствуй все хорошенько, — сказал он и начал медленно двигаться, раскачивая его согнутое тело своими толчками. Интенсивность его движений постепенно росла, и из горла Мисаки без остановки вырывались высокие вскрики.

— Ах… А, ах, не… А… Ах.

Он двигался, ритмично вытягивая из него свое мужское достоинство и с силой вбивая его внутрь под таким углом, чтобы попадать по тому самому чувствительному месту.

В какой-то момент боль исчезла, и Мисаки начал наслаждаться происходящим.

«Как же…»

Он думал, что это непростительно, но…

— Ах! Ай, а, м-м… Ах.

— Мисаки…

Не прерывая бешеного ритма, Акихико поцеловал его в уголок глаза, и Мисаки осознал, что слезы, что должны были уже прекратиться, снова потекли по щекам.

— Не плачь, Мисаки.

Акихико гладил его по волосам и целовал в губы, и от этого только сильнее защипало в глазах.

— Ха, ах… Акихико, са… Ах.

Мисаки вытянул руки с мыслью зацепиться за него, и Акихико прижал его к себе еще крепче. И тут же куснул его за губу и украл его судорожный вздох.

— Ах…

«Люблю тебя».

Он был с тем, кого любил.

Растворяясь в ощущениях, он вновь думал о том, что любит в Акихико абсолютно все, и именно по этой причине вот так ударился в слезы.

— Акихико-сан…

Мисаки крепко ухватился за него, умоляя о поцелуе. Ему казалось, что если Акихико прямо сейчас не закроет ему рот, то он проговорится о своих чувствах.

Ему нужны были оковы, которые не позволили бы словам сорваться с губ.

— Мисаки…

Но тот нежный поцелуй, которым ответил ему Акихико, показался Мисаки таким невыразимо сладким…

***

— М…

Тело было все еще расслаблено, но почему он ощущал какое-то странное беспокойство?

Мисаки медленно пробуждался ото сна, и в какой-то момент этот вопрос всплыл в его голове.

Он ощущал такую усталость, что не хотелось шевелить даже пальцем, но эта усталость была приятной.

Все из-за того тепла, что окутывало его тело?

Шуршащие под его телом простыни. Легкое, как перышко, и теплое одеяло, укрывающее его… И приятное тепло человеческого тела сбоку…

Мисаки резко пришел в себя, и его лениво моргавшие глаза широко распахнулись.

В спящем рядом человеке он узнал Акихико, и тут же в памяти воскресло все то, что произошло перед тем, как он отключился.

«Точно… Я же переспал с Акихико».

Мужчина губами собирал с его глаз слезы, он целовал его… и обнимал, а потом взял его.

Вместе с этими воспоминаниями в нем проснулись нещадный стыд и сожаление о том, что он вот так позволил себе раствориться в приятных ощущениях.

— Что делать?

Как такое могло произойти?

Его охватило дикое раскаяние, а кончики пальцев задрожали.

Что бы ни было на уме у Акихико, Мисаки не должен был этого делать. Это же чистое безумие — позволить объекту своей неразделенной любви утешить тебя и тем более сексом.

Каким бы страстным ни был секс, это был лишь мимолетный порыв, так что Мисаки только сам же разбередил свои душевные раны.

Что это было за глупое желание запечатлеть в своей памяти эти воспоминания о человеке, которого ему нужно было забыть?

Проступившие слезы Мисаки стер тыльной стороной ладони и плотно сжал губы.

«Надо бежать домой».

Он не может и дальше оставаться здесь, к тому же Акихико спит, так что ему, должно быть, удастся уйти незаметно.

Повернуть время вспять и сделать так, чтобы всего это не произошло, конечно, невозможно, но со временем все как-нибудь разрешится.

По крайней мере, это его смятение…

— Ай…

Мисаки медленно привстал, чтобы не разбудить спящего рядом, и тут почувствовал жгучую боль, напомнившую ему о том, как страстен с ним был Акихико.

— Надо одеться…

Он тихо слез с кровати, огляделся и увидел свою одежду, аккуратно сложенную на прикроватном столике.

Мисаки надел ее на свое усеянное отметинами тело и, ругаясь на отказывающиеся держать его ноги, вышел из спальни Акихико. А потом, стараясь не шуметь, добрался до прихожей.

Ему хотелось как можно скорее сбежать из этого места.

Как будто он мог сбежать от тяжести того проступка, что совершил…

Когда Мисаки наконец добрался до дома и открыл входную дверь, его встретил Хиротака в пугающе хорошем настроении.

— С возвращением, Мисаки.

— П… Привет.

Сегодня что-то произошло?

Хиротака всегда улыбался, но сегодня весь прям светился от счастья.

— Мисаки, я ждал тебя, есть важный разговор.

— Важный разговор?

Он был в недоумении, но, подгоняемый Хиротакой, зашел в гостиную и обнаружил там незнакомую девушку.

— Давно не виделись, Мисаки-кун. Лет пять, наверное?

— Что?

Раз она говорит, что давно не виделись, выходит, где-то он уже с ней пересекался?

Он задумался, и девушка рассмеялась:

— Не помнишь меня? Я жила в доме по диагонали от вашего.

— А!

Теперь, когда она сказала об этом, он ее вспомнил.

Ее звали Накахара Маюми, и она жила по соседству, пока несколько лет назад ее семья не переехала. Они с Хиротакой были одногодками и друзьями детства, и Мисаки помнил, что она часто играла с ним, когда он был маленьким.

Он не сразу узнал ее, потому что раньше она была похожа на мальчишку, а теперь стала такой женственной.

— Вспомнил?

— Не узнал, потому что прическа изменилась.

— И правда, тогда я носила каре. Как ты поживаешь, Мисаки?

— Хорошо. Но почему…

Что Маюми здесь делает?

И Хиротака сказал, что у него есть важный разговор…

— Родителям я пока ничего не говорил, решил сначала сказать тебе, — Хиротака, до этого молча слушавший разговор Мисаки и Маюми, вдруг заговорил.

— Что? Так неожиданно…

От его серьезного тона у Мисаки заколотилось сердце, но тут Хиротака произнес слова, что прозвучали, как гром среди ясного неба:

— Мы решили пожениться.

— П… Пожениться?! Как давно вы уже встречаетесь?!

Если так подумать, когда Хиротака учился в старшей школе, он перекидывался с ней лишь парой слов при встрече.

К тому же он привел тогда домой свою первую девушку, так что Маюми не могла с ним встречаться.

— Мы случайно встретились около полугода назад, вот с тех пор. Мы уже и так хорошо друг друга знаем, ведь мы дружили, и к тому же мне уже двадцать восемь лет, так ведь? Так что пора бы мне уже остепениться.

Может ли быть, что тот важный разговор, о котором говорил Хиротака до этого…

— Б… Брат… А ты недавно разговаривал с Акихико-саном…

— В тот день я познакомил его с Маюми, и мы поговорили о тебе.

— Обо мне?

— Как лучше рассказать тебе об этом. Что, если ты будешь против… Я не мог перестать переживать из-за этого.

— К… Как же, с чего мне быть против такого счастливого события?

— Ты очень привязан ко мне, так что я беспокоился.

— Сколько, по-твоему, мне лет?

Он отвечал весело, но на самом деле не мог сдержать внутреннего волнения. 

Получается, Хиротака влюблен вовсе не в Акихико…

В самом деле, Маюми Мисаки тоже хорошо знал. Но тогда выходит, что Мисаки сильно ошибся, предположив, что Хиротака любит Акихико.

Значит, Акихико…

И тут он вспомнил слова, что пробормотал ему Акихико, когда Мисаки предавался самоуничижению: «Я чувствую нечто похожее».

Когда он услышал эти слова, то не понял к чему они, но что, если Акихико всего лишь сравнивал себя с рыдающим от разбитого сердца Мисаки?

Разве не потому, что Хиротака так же разбил сердце Акихико?

Познакомил его с Маюми и еще до того, как тот смог рассказать о своих чувствах, заставил осознать, что этой любви быть не суждено… как было с Мисаки.

И поэтому он и сказал Мисаки: «Встречайся со мной». Он предлагал двум раненным зверям зализать друг другу раны.

— И… почему бы и нет. Мисаки, что думаешь?

— А? Ч… что?

Опомнился Мисаки, когда Хиротака вдруг обратился к нему. Он был всецело поглощен своими размышлениями и из-за этого не услышал, о чем говорил Хиротака.

— Ты меня не слушал. Я говорю о свадьбе. Не лучше ли вместо пышной свадебной церемонии спланировать праздник с семьей и близкими?

— Да… Я ничего в этом не понимаю, но я бы обошелся без лишнего официоза.

Мисаки не очень понимал разницу между предложенными вариантами. Если так подумать, он практически никогда не принимал участия в мероприятиях с установленным протоколом и этикетом, а потому представлял себе свадьбу, как обмен кольцами и клятвами о любви.

— Мальчики не очень-то интересуются свадьбами. Так что церемония в костюмах покажется Мисаки очень скучной.

— И правда. Когда начальство и друзья начнут произносить речи, Мисаки просто заснет.

— Неправда, ничего я не засну.

— Тогда…

Глядя на то, как счастлив Хиротака, Мисаки постепенно становилось все тяжелее дышать.

Интересно, что почувствовал Акихико, когда узнал об этой свадьбе? Мысль о том, что Акихико, как он сам, страдал от неразделенной любви, была Мисаки просто невыносима.

— Мисаки?

— Ой! Ч… что? — он вздрогнул от оклика Хиротаки.

Конечно, Хиротака не мог прочесть его мысли, но Мисаки терзался от чувства вины, видя улыбку на лице ни о чем не знающего брата.

— Пойдем куда-нибудь поужинать? Ты, наверное, проголодался?

— Эм, да я в порядке.

— Не надо стесняться. Еда становится вкуснее, когда за столом много людей, — начала уговаривать его Маюми, когда он попытался отказаться от предложения Хиротаки.

Однако больше, чем есть, ему хотелось поскорее остаться одному.

— Не хочу вам мешать, идите вдвоем. Я не голоден, и к тому же мне надо заниматься.

— Но…

— Просто купите мне чего-нибудь, — провожая их в прихожую, уговаривал он начавшего было возражать Хиротаку.

— Ладно, хорошо. Учись прилежно, я куплю тебе сладкого.

— Да, пока.

Мисаки проводил брата и Маюми, весело помахавших ему руками, и на обессилевших ногах поднялся на второй этаж, где была его комната.

Он подошел к столу и открыл справочник, но не мог сосредоточиться на написанном.

— Черт…

Он старался не думать о нем, но все мысли в его голове были только об Акихико.

Как было бы здорово, если бы можно было обратить время вспять. Только сейчас он осознал, какое счастливое это было время, когда он мог просто быть рядом с ним в качестве младшего брата лучшего друга.

Но теперь Мисаки уже обо всем узнал.

О безнадежной влюбленности Акихико и своей собственной.

— Эх…

Ему стало чуть легче на душе от осознания того, что он не предавал своего брата, но уныние его не покидало.

Акихико хотел, чтобы Мисаки стал ему заменой Хиротаки? Или он сделал все это просто из стремления залечить друг другу раны?

Может быть, он произносил имя Мисаки, думая при этом о Хиротаке…

Мисаки понятия не имел, какими были истинные намерения Акихико.

Но от каждой из этих возможных причин его охватывала грусть.

И от всех этих запутанных переживаний, от которых кружилась голова, у Мисаки в ту ночь поднялась температура.

***

— Тридцать восемь и семь. Сегодня отдыхай, надо себя беречь.

— У…

— Как ты умудрился простудиться сейчас? Если разболеешься, это на экзамены повлияет. Отдыхай, как следует, и скорее выздоравливай.

— Да…

Но Мисаки понимал, что причиной этого недомогания была вовсе не простуда.

Все его тело было вялым и тяжелым, потому что накануне он переспал с Акихико, а температура поднялась из-за нагрузки на голову, что-то вроде жара у младенцев, когда у них режутся зубы.

Но он не мог сказать об этом Хиротаке, поэтому, как и было велено, Мисаки оставался в постели.

— Ну ладно, я пошел на работу… Ты точно справишься один? — спросил Хиротака обеспокоенно, как будто не собирался выходить из комнаты.

Вместо уехавших в Осаку родителей он стал ему опекуном и чувствовал свою ответственность за него, но Мисаки подумалось, что пришло время немного отдалиться.

— Все в порядке. Я просто отлежусь.

— Если что-то случится, позвони мне на сотовый.

— Хорошо. Иди.

Как только он остался один, ему показалось, что время стало тянуться очень медленно.

Он остался дома по веской причине, но почему же из-за пропуска занятий в школе в будний день ему было настолько не по себе? Он подумал о том, что на самом деле он должен был сейчас быть в классе на собрании.

— Ладно, спать.

Возможно, начало действовать то лекарство от простуды, которое его заставил выпить брат, и на него навалилась сонливость. А может быть, это было потому, что он опять всю ночь не мог заснуть от тягостных размышлений.

Какое-то время он то погружался в дремоту, то снова открывал глаза, а потом услышал из расположенной неподалеку младшей школы звонок на обеденный перерыв.

— Значит, у нас в школе сейчас тоже обед…

«Кстати, я же тоже не обедал…» — подумал Мисаки, но у него не было ни малейшего желания пошевелиться. Он был не голоден, а тело оставалось тяжелым и отказывалось двигаться, так что, по-видимому, жар еще не спал.

— Что, интересно, делает Акихико-сан…

Вчера он сбежал, ничего ему не сказав, так что он, наверное, сердится?

На самом деле он понимал, что им стоило все обсудить. Но он не был уверен, что сможет разговаривать с Акихико непринужденно.

Он боялся, что если тот будет задавать вопросы, то он проговорится о своих чувствах.

Всю прошлую ночь он размышлял и пришел к выводу, что все-таки был тогда просто заменой Хиротаки. Потому что иначе с чего бы Акихико говорить ему: «Сейчас, чем быть одному, лучше отвлечься с кем-то»?

Но, пусть даже в качестве замены Хиротаки, он был все-таки рад, что ему удалось испытать все это с любимым человеком. Пусть Акихико и думал о Хиротаке, он все это время утешал плачущего Мисаки.

— Х…

Ну вот. Опять потекли слезы.

Мисаки пытался прийти к внутреннему согласию, но боль в сердце никак не отступала.

Динь-дон.

«М? Кто это в такой час?»

Он никого не ждал. Может, это посылка от мамы?

Мама переживала, что два ее сына живут сами по себе, и иногда присылала им еды.

Динь-дон.

Снова раздался звонок в дверь.

— Сейчас. Подождите, минутку.

Он болел и не хотел торопиться. На ватных ногах, превозмогая головокружение, Мисаки спустился по лестнице и, наконец, открыл входную дверь.

— Простите, что заставил жда…

Но за открывшейся дверью оказался вовсе не курьер, а тот самый человек, кого Мисаки меньше всего хотел сейчас видеть.

— Акихико-сан…

«Почему?»

Мисаки пришел в смятение и потерял дар речи.

— Почему ты ушел вчера, ничего не сказав? Сотовый не брал, а когда я набирал домашний, все время попадал на автоответчик. Конечно, мне пришлось спросить Хиротаку, и он сказал, что у тебя жар и ты остался дома. Я же переживал…На самом деле я еще вчера хотел прийти, но меня перехватили из редакции… Нет, это не имеет значения. Можно войти? Я хочу поговорить.

— П… пожалуйста, уходи…

Мисаки изо всех сил дернул на себя приоткрытую дверь и поспешно запер замок.

— Мисаки?!

Один взгляд на лицо Акихико, и он уже готов был проговориться.

Сказать: «Я люблю тебя».

Но он понимал, что эти слова только обременят Акихико. Потому что Акихико любил Хиротаку, а Мисаки лишь разок заменил ему брата, и все.

— Мисаки! Открой мне!

Он невольно опустился на корточки у двери, обхватив голову руками. Слышать доносящийся из-за двери голос Акихико было невыносимо, и Мисаки изо всех сил зажал ладонями уши.

— Мисаки, выслушай меня.

Из-за того, что он закрывал уши, голос доносился словно издалека.

— Я…

Он не хотел слушать. Не хотел ничего слышать. Ни о чем думать.

Не хотел слышать из уст Акихико правду… о его чувствах к Хиротаке.

— Хорошо, я уйду сегодня. Но не перенапрягайся, отдохни хорошенько, слышишь? Прошу тебя, побереги себя.

Сказав это, Акихико как будто отошел.

Мисаки медленно отнял ладони от ушей и прислушался, а когда убедился, что за дверью никого нет, глубоко с облегчением вздохнул.

Он понимал, что постоянно убегать у него не получится. Но сейчас… Хотя бы сейчас он хотел побыть один.

Пошатываясь, он поднялся и нетвердой походкой вернулся в свою комнату. А потом забрался в постель и свернулся калачиком, обхватив колени руками.

Все мысли и все страдания хотя бы сейчас он хотел прогнать.

И в таком состоянии Мисаки, сам того не заметив, снова погрузился в дремоту…

Тук, тук… Донеслись до него тихие удары о что-то твердое.

«Что это за звук…»

Снова раздались эти удары, тук-тук, и Мисаки наконец понял, что это стук в дверь его комнаты. Видимо, он слишком долго спал, потому что голова была тяжелой. Тело, похоже, немного окрепло.

Мисаки подумал, что достаточно валяться и пора вставать. Он высунул голову из-под одеяла, которым был накрыт, и удивился тому, что в комнате так темно. Он был совершенно уверен, что уже утро.

Сегодня он пропустил занятия в школе и весь день провел в постели, и время просто не могло пролететь настолько быстро.

Он просыпался только, когда приходил Акихико. Не может же быть, что это снова пришел он… Но не успела эта мысль сформироваться, как дверь открылась, и из-за нее показалось лицо Хиротаки.

— Мисаки, ты еще спишь?

— Брат?

Голова была такой каменной от долгого сна. Но он подумал, что не хочет, чтобы Хиротака переживал из-за него, так что Мисаки вскочил и ответил:

 — Нет, я только что встал.

— Ты в порядке, Мисаки? У тебя цвет лица еще хуже, чем утром.

— Да?

Неужели он так ужасно выглядит?

— Я в порядке. Я просто очень долго спал, наверное, из-за этого, — сказал он и почувствовал, что у него болят все суставы в теле. Может, он, в самом деле, подхватил простуду?

— Так, ладно, ложись. Ты поел?

— Нет, — совершенно невнятно ответил он, и Хиротака глубоко вздохнул.

— Так нельзя. Пусть не полноценно поесть, но хоть чем-то перекусить надо. Я сейчас принесу тебе, так что ложись.

— Прости.

Ему было велено лечь в кровать, и Мисаки медленно заполз под одеяло. Но, если честно, ему казалось, что больше он уже не заснет.

Хиротака приложил ладонь ко лбу Мисаки и нахмурился:

— Температура еще держится. Я купил жаропонижающее, сейчас принесу. Кстати, днем Акихико не заходил?

От внезапного упоминания имени писателя Мисаки не мог вымолвить ни слова.

Хоть он думал, что Акихико, конечно же, не станет рассказывать Хиротаке о произошедшем…

— Что-то произошло?

Видимо, Хиротака заметил, что Мисаки ведет себя не как обычно.

Но, если он что-то расскажет, брат только еще больше будет переживать и станет задавать кучу всяких вопросов. Не нужно было рассказывать ему правду. Просто отмахнуться чем-то безобидным.

— Н… ничего. Просто я плохо себя чувствовал, и он сразу ушел…

Вот именно. Акихико пришел к нему, волнуясь за него, а он прогнал его вот так. И единственной причиной тому было то, что парню было тяжело смотреть ему в глаза.

Как он может быть таким эгоистом?

— Это правда! Я плохо чувствовал себя и вел себя так раздражающе, и теперь думаю, не сердится ли он… Вот, — скороговоркой оправдывался Мисаки под недоверчивым взглядом Хиротаки. Только бы он не решил, что все это подозрительно, и не стал расспрашивать Акихико.

— Понятно. Ну, тогда ладно. Он не тот, кто сердится из-за таких вещей.

Хоть Хиротака и поверил, но от чувства вины из-за того, что скрывает правду от брата, у Мисаки сжималось сердце.

— Ладно. На голодный желудок лекарство принимать нельзя, так что я пойду что-нибудь приготовлю. Рисовую-то кашу ты осилишь?

— Да…

Он не хотел и дальше заставлять Хиротаку переживать. У него не было аппетита, но он постарается хоть что-то проглотить, а потом выпьет лекарство.

Мисаки кивнул со всей искренностью, и Хиротака нежно улыбнулся.

— Тогда подожди и будь послушным мальчиком.

Мисаки робко позвал развернувшегося, чтобы уйти, Хиротаку:

— Брат…

— М?

— Можно мне больше не ходить на репетиторство к Акихико-сан?

Наконец он озвучил то, что давно уже порывался сказать с того момента, как узнал, что чувства его обречены. На слова Мисаки Хиротака медленно повернулся и с недоверчивым выражением лица вернулся к расспросам:

— Значит, что-то все же случилось?

— Нет. Ну… Я просто думаю, что так нельзя.

— В смысле?

— Акихико-сан очень занят, и, раз я прихожу, он не ложится спать после работы, а ждет меня. И, получается, у него от этого одни проблемы, так что я подумал, что будет лучше мне пойти на подготовительные курсы.

Мисаки подбирал слова, которые прозвучат естественно, и много раз репетировал, как будет объяснять это.

Он не мог сказать, что это потому, что он не может находиться рядом с тем, в кого безответно влюблен, но и все, что сказал, нельзя было считать ложью так, как это отражало его истинные чувства.

— И правда, ты очень заботливый.

— Прости…

Видимо, Хиротака согласился с объяснениями Мисаки.

— Хорошо. Я сам поговорю об этом с Акихико, так что не волнуйся. Твоя задача — отдыхать и выздоравливать.

Однако на эти слова стоящему к нему вполоборота улыбающемуся Хиротаке Мисаки смог ответить лишь тенью улыбки.

***

Прошло несколько дней.

— Я голоден… Сходим куда-нибудь поесть? — предложил Мисаки сидящему рядом другу, когда уроки закончились.

Сегодня ему не нужно было дежурить по классу, а подготовительные курсы еще не начались, так что ему оставалось только идти домой.

— Ты же только что выздоровел, осилишь?

— Конечно. Я уже здоров.

Тогда Мисаки довел себя до такого состояния, что не ходил в школу целых три дня…

Переживавший Хиротака уходил с работы пораньше, а еще вместо Хиротаки с ним сидела Маюми, и благодаря заботе близких Мисаки наконец сумел поправиться, но от программы занятий он отстал, и на уроках сегодня совершенно ничего не понимал.

Если бы все было, как раньше, то все непонятое за сегодня ему бы тщательно объяснил Акихико, но это было больше невозможно. Он должен был как-то справиться со всем сам.

Тем более с Акихико он больше не пересекался…

Хиротака рассказал Мисаки, что Акихико выглядел встревоженным, когда он сказал ему про репетиторство, но только и всего.

Скорее всего, Мисаки с его эгоизмом довел писателя.

И вот, как он и хотел, они больше не виделись. Так почему же он никак не может успокоиться?

— Я хочу рамэн. 

— Ну, тут нигде рядом нет достойных мест, — не задумываясь, ответил Мисаки на бодрое предложение друга.

Такой же день, как и всегда, с тем же другом, что и всегда. Если он продолжит жить так день за днем, то эти чувства к Акихико наверняка испарятся.

Пройдет время, и от всего этого останутся лишь воспоминания.

— А ты чего хочешь?

— Я…

Мисаки охватило ощущение дежавю от этого вопроса.

«Я хочу, чтобы ты приготовил омурайсу, Акихико-сан».

Тогда Акихико спросил его, какую награду он хочет за хорошие оценки, и именно так он ему ответил. Но в итоге он свою награду так и не получил…

— Ладно, пусть будет рамэн. Пойдем в то место у станции, они там бесплатно добавляют яйца.

— Тогда решено! Кто-то еще с нами?

— Да, я тоже пойду. У меня еще есть время до занятий.

За такими непритязательными разговорами Мисаки и его друзья вышли из школы и увидели, что перед воротами припаркован шикарный автомобиль.

— А?

Спортивный автомобиль ярко-красного, до рези в глазах, цвета.

— Чего это там стоит этот Феррари?

— Это за кем-то приехали?

— Нас это не касается… Давайте, идем.

Он не хотел, чтобы подобные машины парковались в таких местах, где попадались ему на глаза. Автомобиль навеет ему воспоминания о том человеке, а дальше вернется эта жгучая боль в груди.

Мисаки подгонял остановившихся друзей, а когда уже собирался, отводя взгляд, пройти мимо, кто-то окликнул его.

— Мисаки.

— Что?

Да быть не может!

А если и может, то только во сне.

Может, он все еще не оправился от жара и бредит?

— Мисаки!

Но этот внушительный голос позвал его снова, заставляя посмотреть правде в глаза. Сердце громко стучало в груди, а в голове Мисаки эхом разносился голос Акихико, зовущий его по имени.

— Ты его знаешь, Судзуки?

— Ничего, что он зовет тебя по имени?

Пока друзья засыпали его вопросами, парень стоял неподвижно как вкопанный.

— Кстати, я, кажется, его уже где-то видел…

— А! Точно, это же писатель, Тодо Акихико!

И уже в следующее мгновение галдеж разгадавших личность Акихико учеников распространился по всей округе. Писатель был самой настоящей знаменитостью, и все знали и его имя, и как он выглядит.

Но теперь к Мисаки все это больше не имело никакого отношения.

В горле у него совсем пересохло, и на шее проступил неприятный пот.

«Скорее, надо скорее убираться отсюда…»

Проклиная свои трясущиеся ноги, Мисаки готов был сорваться с места и бежать, но голос заметившего его побег Акихико парализовал все его тело:

— Куда это ты? Мисаки. Разве у нас сегодня не репетиторство?

— А… Акихико-сан…

Акихико быстрым шагом подошел к нему и крепко схватил руками.

Приведенный в замешательство от неожиданного развития событий, Мисаки уже не мог думать ни о том, чтобы бежать, ни о том, чтобы где-то спрятаться. Акихико смотрел прямо на него.

— Я пришёл за тобой. Едем ко мне.

— Эм, но…

Под взглядами толпы Акихико тянул Мисаки за собой, и он даже не успел воспротивиться, как оказался на пассажирском сидении машины.

Он бросил своим ошеломленным друзьям взгляд с мольбой о помощи, но разве кто-то посмеет что-то сказать в адрес Акихико?

И вот автомобиль двинулся с места, и Мисаки, упустивший шанс сбежать, сдался, опустился в кресло и затаил дыхание, стараясь притаиться.

Он понятия не имел, что собирался делать Акихико, но ведь он специально приехал забрать его из школы. Мисаки предполагал, что он, скорее всего, будет его в чем-то упрекать.

В том, что сбежал в тот день, ничего не сказав. В том, что прогнал его, когда тот пришёл. Естественно, Акихико сердится из-за эгоистичных поступков Мисаки.

— Акихико-сан?

— М?

Мисаки больше не мог выносить эту тишину, и потому сам решил начать разговор.

Раз его будут ругать, то чем быстрее, тем лучше. Чем мучиться и ждать, когда он начнет, пусть Акихико выскажется поскорее, чтобы Мисаки мог убраться с глаз его долой.

Но Акихико вел себя спокойнее, чем он ожидал, отчего и без того сильное замешательство Мисаки только возросло.

— Почему ты, сейчас…

— Я же сказал. Я приехал за тобой. Ты что, правда решил не доводить репетиторство до конца?

— Но… Я уже сказал брату, что больше…

Хиротака же сказал ему, что они все обсудили. И еще он сказал, что Акихико выглядел обеспокоенным. Но ведь не может быть, что Акихико просто не стал даже слушать, что ему говорят?

— Я с этим пока не согласился. И вообще, что насчет твоего обещания?

— Что?

— Что, уже забыл? Я ведь предлагал тебе встречаться.

— Ну…

Он же просто был заменой брата.

Мисаки и сам прекрасно понимал боль разбитого сердца. Прекрасно понимал, как темна и глубока остающаяся от нее рана в груди. Но…

— Я и встречаться, все-таки…

— Не будешь? — Акихико вдруг прервал встречным вопросом уклончивую речь Мисаки. — Тогда почему переспал со мной? Почему позволил мне взять тебя, если не собирался продолжать отношения?

— А?!

— Раз нет вразумительной причины, то я не стану ни с чем соглашаться.

— Это…

Действительно, все, что говорил Акихико, было логично. Если вспомнить, в каком состоянии он был, когда они переспали, никому бы на месте Акихико и в голову не пришло, что он в итоге собирается отказать.

Но факт заключался в том, что он не мог выдать себя, сказав, что ему просто невыносимо находиться рядом с Акихико.

Что же делать? Что бы ему такого сказать, чтобы ответ устроил Акихико?

— Почему ты хочешь порвать со мной?

Потому что они начали встречаться только из-за того, что он рассказал Акихико о своей безответной любви.

Получается… Не лучше ли будет просто сделать так, чтобы этой причины не было?

Мисаки оказался тогда в трудном положении, подыскивая ответ, и от безысходности солгал. О том, что влюблен в кого-то, кого Акихико не знает.

Значит, нужно еще раз воспользоваться той же ложью и заставить его считать, что у него все с любимым наладилось.

— Тот, кого я люблю… ответил мне взаимностью.

— Э?

Ему показалось, что в этот момент ровно движущуюся машину чуть повело в сторону.

— И с репетиторством мне тоже он теперь будет помогать, так что…

Мисаки развивал свою историю, запинаясь и следя, чтобы его нетерпение не отразилось на его лице. Акихико ничего не отвечал, а просто молча слушал Мисаки.

Наверняка он наконец-то поверил словам Мисаки?

Мисаки холодел от страха перед тем, что он раскусил его ложь, но после длительного молчания Акихико наконец тихо пробормотал:

— Ясно… Я понимаю. Тогда сделаем, как ты хочешь, и покончим и с нашими отношениями, и с репетиторством.

Услышав эти слова, Мисаки почувствовал облегчение. Но стоило ему подумать о том, что теперь всякая связь с Акихико будет потеряна, он почувствовал, как одиночество закралось к нему в сердце.

Какой же он эгоист. Конечно, такой, как он, просто недостоин быть рядом с Акихико. Надо бежать, пока он не дал слабины…

— Ну, тогда…

— Но у меня есть условие, — тихим голосом прервал его Акихико.

— Условие?

Акихико остановил машину у обочины на дороге, с небольшой загруженностью транспортом, заглушил двигатель и медленно повернулся к Мисаки, пристально посмотрев на него.

— Всего один день, будь со мной.

— Что?

Мисаки невольно озадачился неожиданным требованием Акихико.

Ему даже в голову не приходило, что тот может попросить о чем-то подобном.

— Мы и с репетиторством покончим, и в отношениях начнем все с чистого листа — все, как ты хочешь, ведь так? Но мне вот так же легко от боли в собственном сердце не избавиться.

— А…

Он сказал об этом, и Мисаки впервые задумался о чувствах Акихико.

В самом деле, Мисаки все это время думал только о себе, продолжая отталкивать Акихико. Он рыдал тогда из-за своего разбитого сердца, Акихико утешил его, и он принял его, а как только успокоился, сбежал, и с тех пор обращался с ним так, будто никогда больше не хочет его видеть…

Акихико же тоже страдал от неразделенной любви к Хиротаке, ему тоже совсем недавно разбили сердце, а он что, вообще, творит?!

Парень совершенно не задумывался об этом, думал только о том, как бы защитить себя. Если бы Мисаки был на месте Акихико и от него вот так отвернулись, он бы тоже сначала впал в замешательство, а потом рассердился.

— Ты не сдержал свое обещание, хоть и согласился встречаться. И ничего для меня не сделал как мой любовник. Так что хотя бы до завтра побудь моим возлюбленным?

«И все закончится».

На лице Акихико была горечь и печаль одиночества, отчего у Мисаки громко забилось сердце.

— Двадцать четыре часа, начиная с этого момента. Когда это время истечет, мы оба забудем обо всем, что было, и вернемся к тем отношениям, что были у нас раньше. Хорошо?

— А…

Очевидно, это все доброта Акихико. Дело не в том, что ему не справиться со своими чувствами, он просто хочет, чтобы у них обоих не осталось взаимной неприязни друг к другу.

Все закончится и будет, как раньше.

Он будет для Акихико просто младшим братом друга, не более того…

— Мисаки?

— Ну…

Быть заменой Хиротаки тяжело, но всего на один день он сможет, наверное, побороть самого себя.

И эту боль в груди на сегодня он забудет. Не будет думать ни о чем лишнем, а просто ступит в мир грез.

Раз таково его желание, Мисаки примет и будет свято чтить это предложение, всего один день играть роль его любовника.

— Хорошо… Сделаем так, как ты хочешь, Акихико-сан, — Мисаки посмотрел Акихико в глаза и смиренно кивнул.

 

Согласившись эти сутки провести с Акихико в качестве его любовника, Мисаки сходил сначала домой переодеться, а потом его зачем-то повели в супермаркет.

— Хочешь что-то купить?

— Надо купить продукты, приготовить тебе что-нибудь. Времени мало, так что далеко не поедем и устроим «свидание» здесь.

— Св… свидание?

— Ну, раз мы любовники, то, естественно, пойдем на свидание, так? А, возьми тот репчатый лук.

— А, д… да.

В полном замешательстве Мисаки складывал в корзину продукты, на которые показывал Акихико.

— Так, теперь морковь. Мисаки, ты все овощи ешь?

— Д… Все, наверное.

— Отлично. Тогда пошли за фаршем, — сказал Акихико и быстро пошел по магазину, толкая перед собой тележку.

Но все же то, как Акихико толкает тележку с продуктами, смотрелось странно… Нет, этому человеку совершенно не подходил весь этот антураж рутинной жизни.

И при всем при этом он назвал поход за продуктами «свиданием», и оставалось только удивляться, как ему это в голову пришло.

И к тому же это было больше похоже не на «свидание», а на «прогулку новобрачных»…

— Хм?

Мисаки смутился от собственных мыслей и залился румянцем.

— О чем это ты думаешь?

— Ни… ни о чем.

— Да? А мне показалось, ты подумал, что мы похожи на новобрачных.

— Э?!

Как он догадался? Видимо, у него все было написано на лице, потому что его удивление отразилось и на лице Акихико тоже.

— Что, в яблочко? Я просто решил попробовать задать провокационный вопрос.

— Что? Как так?!

— Не смущайся так. Я тоже подумал об этом, — сказал Акихико с улыбкой, и сердце Мисаки невольно затрепетало.

Это было так похоже на Акихико: бросаться волнующими словами как ни в чем не бывало. Каждое его движение, каждый шаг будоражил чувства Мисаки, заставлял задаваться вопросом, а сможет ли он, в самом деле, отказаться от Акихико?

В таком беспокойстве по поводу грядущего Мисаки пребывал все время, пока они заканчивали с покупками и ехали на автомобиле Акихико до его дома.

— С возвращением, Мисаки, — сказал Акихико, открыв входную дверь и повернувшись к нему.

— Я… дома?

Наверное, в данном случае можно было так ответить⁶.

⁶ Здесь идет обмен стандартными фразами: «О-каэри» — «Тадаима», которые (правда, обычно в другой последовательности) говорят при возвращении человека к себе домой. Мисаки приходит в гости к Акихико, но раз тот уже сказал одну половину приветствия, Мисаки решает ответить ему так же.

На эти слова, что он произнес с бешено бьющимся сердцем, Акихико ответил чарующей улыбкой. Теряясь от недоумения, что кроется за этим выражением лица, Мисаки прошел за ним в гостиную.

— Эм… И что мне делать?

— Жди там. Я быстренько что-нибудь приготовлю. Ты голоден?

— Вроде…

Он собирался поесть рамэн с друзьями, но его забрал Акихико, поэтому с обеда он ничего не ел. Тем не менее, может, из-за того, что у него стоял ком в горле, Мисаки и не мог понять, голоден он или нет.

— Помочь тебе с чем-нибудь?

— Я сам. Ты просто посиди, пожалуйста, Мисаки. Дай мне тебя сегодня побаловать.

— Л… ладно.

Акихико скрылся на кухне, затем оттуда стали доноситься звуки готовки, ароматы чего-то вкусного.

Как было велено, Мисаки сел за обеденный стол, чтобы тихо там подождать, и тут перед ним поставили тарелку с огромной порцией риса с курицей.

— Акихико-сан, это…

— Я ведь обещал приготовить тебе, так? — отозвался он. В другой руке у него была сковорода с воздушным омлетом, которому Акихико помог соскользнуть на рис.

Все и так уже выглядело очень вкусно, но, когда он одним движением разрезал ярко-желтый омлет ножом, сваренное всмятку яйцо раскрылось, и разнесшийся легкий сладкий аромат подстегнул аппетит Мисаки.

— В общем, я сделал соус, но ты ведь больше любил с кетчупом?

Значит, это так восхитительно пах приготовленный Акихико соус демигляс.

— Здорово, прямо как в ресторане.

— Все для тебя, Мисаки. Я и десерт приготовил, так что ешь.

— Угу… Спасибо.

Его чуть не до дурноты переполняли эмоции от осознания того, что Акихико приготовил все это специально для него, но он решил, что по правилам приличия нужно съесть то, что тебе дали, и Мисаки поспешно ухватился за ложку.

— Объедение!

В напряженном волнении он отправил ложку с омурайсу в рот, и тот показался ему еще вкуснее, чем в воспоминаниях, пробуждая в Мисаки такой зверский аппетит, что он и сам не верил, что минуту назад сомневался, голоден или нет.

— Вкус что надо?

— Да! Очень-очень вкусно.

— Отлично. Мои тайные тренировки того стоили.

— Акихико-сан, ты тренировался?! — от этой неожиданной реплики Мисаки невольно повысил голос.

Невозможно было представить, что Акихико, у которого все на свете получается просто идеально, тренировался. Мисаки даже подумал, что он ослышался или что-то вроде того.

— Это был бы настоящий позор, если бы я приготовил его для тебя и оплошал.

— Не может…

Видимо, он не ослышался, и Акихико в самом деле тренировался. Он даже подумать не мог, что Акихико зайдет так далеко.

Мисаки почувствовал, как к глазам подступают горячие слезы.

— Что, ты уже наелся? — мягко спросил Акихико от удивления прекратившего есть Мисаки.

— Нет, еще чего! — Мисаки взволнованно помотал головой и проворно доел остатки.

— Хорошо, теперь десерт, — сказал он.

Десертом после такого основного блюда оказался излюбленный Мисаки бисквитный торт.

— Спасибо.

В полном восторге Мисаки начал поедать торт вилочкой.

Пусть это и был обычный бисквитный торт, но по вкусу он значительно выделялся из всего, что он пробовал до сих пор.

Свежеприготовленный крем с освежающим послевкусием и нежно тающий во рту бисквит. А еще клубника с легкой кислинкой поддерживала этот изумительный баланс вкуса, так что, стоило Мисаки положить в рот кусочек, он невольно расплылся в улыбке.

— Акихико-сан, а ты не будешь? — спросил Мисаки прихлебывавшего кофе Акихико, когда закончил есть свой торт, вкуса счастья.

— Я не люблю сладкое.

— А, понятно…

— Но, кстати. Надо попробовать, что получилось.

— М?

Его пальцы стремительно двинулись к Мисаки и провели по его губам, а потом Акихико облизал их.

— Что?!

— Ну, у тебя там был крем.

Мисаки невольно покраснел, а вот Акихико, напротив, был само спокойствие.

— А, спа… сибо.

— Не спеши, ешь спокойно. Там еще полно торта.

— Х… хорошо.

Мисаки подумал, что не должен поднимать такой шум из-за чего-то подобного, ведь они с Акихико сейчас любовники, так что он изо всех сил постарался успокоиться и снова сосредоточиться на торте.

Однако каждый раз, когда он отправлял в рот еще кусочек, в памяти всплывало воспоминание о том, как Акихико облизывает свои пальцы, так что румянец все не сходил с его лица…

Даже после этого Акихико продолжал рьяно следовать сказанному и «баловать Мисаки».

Почти час они отдыхали после еды, и потом он приготовил для него ванну, а когда Мисаки искупался, высушил его волосы и даже сделал ему маникюр. Мисаки пребывал в полном замешательстве и был опьянен этой сахарной, как конфеты, атмосферой заботы.

— Клонит в сон?

— М… Немного…

Может, из-за постоянного напряжения, как только он залез в ванну, на него напала сонливость, так что Мисаки уже некоторое время то и дело проваливался в пучину дремоты. На мягком диване тело отказывалось слушать его приказы просыпаться.

Когда он уже подумал, что, может, и ничего, если он вот так заснет, и продолжал упорно держать открытыми тяжелые веки, раздался этот нежный тихий шепот.

— Тогда пошли в кровать… Хотя я тебе еще не дам заснуть.

Мисаки вздрогнул от намека в словах Акихико.

— Э…

Да, на эти сутки он согласился стать любовником Акихико.

И осталось еще кое-что, что ему нужно было сделать, как его любовнику.

— Ну, так что, Мисаки?

Когда Акихико расчесывал ему волосы, он полностью растворился в приятных ощущениях, но при мысли о том, что произойдет дальше, по его спине пробежала дрожь.

Но он обещал… поэтому должен был быть готов…

Мисаки прочистил горло и сглотнул, потому что во рту пересохло, а потом робко сказал терпеливо ждущему ответ Акихико:

— Пойдем в кровать…

— Хороший мальчик.

В следующее мгновение Акихико поцеловал Мисаки в еще не до конца просохшие волосы, а затем с легкостью подхватил его на руки. Он отнес его в спальню, где осторожно уложил на огромную кровать.

Сердце билось, как бешеное.

Мисаки перевел взгляд и увидел, как Акихико проворно расстегивает пуговицы на рубашке.

— Эм… А свет?

— Сегодня не будем выключать. Хочу видеть твое лицо.

После этих слов Акихико забрался на кровать, и пружины заскрипели и чуть прогнулись под его весом. Ощущая приближающееся тепло его тела, Мисаки немного напрягся.

— Так… смущает…

— Можешь смущаться. Все, молчи.

Акихико прижал указательный палец к его губам, призывая его к тишине.

— Мисаки, посмотри на меня, — позвал Акихико. Мисаки заглянул в глаза, где полыхало жаркое пламя. Акихико просто смотрел на него, но тело Мисаки уже как будто таяло.

— А…

«Но я не должен заблуждаться».

Эта страсть в обращенном на него взгляде принадлежала его брату. Мисаки снова и снова уговаривал себя, что не имеет права присваивать ее себе.

— Мисаки…

Губы, произнесшие его имя, еле уловимо коснулись его собственных и на мгновение отдалились, а потом снова прильнули в поцелуе, как будто рассчитанном лишить его дыхания.

— Мм, м…

Их языки переплетались в этом жаждущем глубоком поцелуе, и непривыкший к такому Мисаки даже вздохнуть толком не мог. Из уголков рта Мисаки стекала их смешавшаяся слюна.

— Хаа, ах… Акихико-са… помедленней… Ах.

Рука Акихико скользнула под подол халата и начала медленно, поглаживающими движениями, подниматься по внутренней стороне его бедра. Она еще не дошла до самого верха, но от этого опасного приближения Мисаки, не выдержав, вскрикнул.

Может, это было лишь его воображение, но ему казалось, что он еще острее, чем раньше, ощущает, что не имеет права быть с Акихико.

— Н… Ах, нет… А…

Мисаки не мог скрыть своей робости от этих нежных и неторопливых ласк, как вдруг Акихико навалился на него своим телом и, щекоча ухо, прошептал:

— Люблю тебя.

— Э…

От этого жаркого шепота в голове Мисаки внезапно все заледенело.

Эти чувства Акихико испытывал никак не к нему. Он это понимал. По крайней мере, он четко осознавал, что, обнимая его, Акихико думает о другом.

Но от этого шепота: «Люблю тебя», — Мисаки почувствовал, как его и без того изначально шаткая решимость заменить ему любимого начала с треском рушиться.

Все-таки это плохая идея с заменой. Да, на время это успокоит чувства, но в итоге только углубит душевные раны.

Переполненный чувствами, Мисаки тут же не выдержал и оттолкнул нависшего над ним Акихико.

— Мисаки?

— Нет… Все-таки я не могу заменить тебе своего брата…

К глазам подступили слезы, стоило ему начать говорить, и Мисаки закрыл лицо руками, чтобы не показывать их ему.

— О чем ты…

— Не притворяйся, что не понимаешь. Акихико-сан, ты любишь моего брата, я… знаю это.

— Что?

Он что, собирается до последнего все скрывать от него?

Мисаки начал постепенно раздражаться от этого упрямого нежелания Акихико сдаваться.

— Акихико-сан, мой брат разбил тебе сердце, и ты решил, что я смогу тебе его заменить, так ведь?

— Эй, погоди-ка. Кто тебе это сказал, что я люблю Хиротаку? — сказал он и насильно отвел руки Мисаки в стороны от лица. Через пелену слез Мисаки увидел лицо Акихико, сердитое, как никогда.

— Никто не сказал… Все и так по твоему лицу понятно. Ты всегда такой счастливый, когда говоришь о нем…

— Чего?

— Брат ведь разбил тебе сердце своей свадьбой, да?

Он не совсем уж дурак. Он собирался разобраться до конца: Акихико по-настоящему страдает или солгал тогда, говоря, что понимает безответную любовь Мисаки?

Но нет, это не ложь и не разыгрывание спектакля. Свадьба брата, разумеется, разбила ему сердце, и Акихико по-настоящему страдает, поэтому он решил, что они смогут залечить раны друг друга.

Мисаки собрал волю в кулак и уставился на него серьезным пристальным взглядом, под стать писателю.

Тогда тот глубоко вздохнул и с изумленным тоном сказал:

— Глупый. Я в тебя безответно влюблен…

— Ну вот, видишь… А, что? Что ты сейчас…

— Я сказал все то, что сказал, потому что ты ответил мне, что в кого-то влюблен… А я люблю тебя.

Мисаки не верил своим ушам.

Либо Акихико оговорился, либо Мисаки ослышался, никак иначе.

— Н… не может…

От этого неожиданного признания парень широко открыл глаза.

Акихико… любит его?

Невозможно… Как человек уровня Акихико может влюбиться в такого, как он?

— Может. С первой встречи всегда любил тебя. Ты был так простодушно привязан ко мне, что я не мог не умиляться, но как я мог посягнуть на младшего брата своего друга, который еще и на десять лет меня моложе? Поэтому, зная, что не сможет сдержаться, он решил держать дистанцию и по возможности не приходить к Хиротаке домой.

В глазах Акихико читалась искренность, когда он говорил, что решил, что ему будет лучше отдалиться, раз рядом с Мисаки его ждет только боль.

Мужчина медленно приподнялся и заключил Мисаки в объятия, а потом тихо сказал, глядя глаза в глаза:

— Видя, как ты плачешь от безответной любви, я был так дико зол на этого человека. Мне так хотелось убить того, кто заставил тебя плакать… И тут я подумал, что это мой шанс.

— Шанс?

— Да. Если бы ты был влюблен в женщину, я бы просто тихо утешил тебя, привел в чувства… Я собирался, но ты выдал, что это мужчина. И раз ты можешь полюбить мужчину, значит, и меня тоже?

— А…

Значит, об этом тогда подумал Акихико… Мисаки и представить себе не мог, что за той растерянностью на лице Акихико, что проявилась, когда он сказал, что влюблен в мужчину, скрывалось именно это.

— Я решил, что воспользуюсь твоим подавленным состоянием и заставлю тебя обратить свой взгляд на меня. Но я и подумать не мог, что ты так заблуждаешься.

— Как бы… Ну… Значит, мне можно любить тебя, Акихико-сан? — ошарашено пробормотал Мисаки.

— То есть? Ты о чем сейчас?

— Н… ну, я думал, что ты влюблен в моего брата, и еще я думал, что, раз я младше тебя на десять лет, то, в принципе, не могу показаться тебе привлекательным…

— Разве можно вот так взять и переспать с кем-то, кого не считаешь привлекательным? И вообще, с чего ты решил, что я люблю Хиротаку?

— Ну… Брат рассказал мне кое-что, и это навело меня на мысль…

Потому что Хиротака, совершенно определенно, сказал следующие слова о безответной любви Акихико: «Я спросил его, кто это, подумав, что, может, кто-то из редакторов или писателей, но он ответил, что это близкий человек, которого я тоже знаю. Но мне никто не приходит на ум».

Тот, в кого влюблен Акихико, — это близкий ему человек, но еще и кто-то, кто Хиротаке не приходит на ум… Мисаки с тяжелым вздохом признался, что тогда он решил, что это может быть только один-единственный человек.

— Ну, это же глупость. Ты же тоже подходишь под это описание.

— Да разве… Никто бы не подумал, что речь идет о нем самом!

— Ну… Согласен. Я и сам был зол на себя, так что не мне говорить.

С горькой усмешкой Акихико прижал к себе Мисаки. Он сжимал его так крепко, как будто говоря, что больше он не сбежит, и у Мисаки снова заколотилось сердце.

— Эм, Акихико-сан…

Испугавшись, что из-за этой близости Акихико может услышать биение его сердца, Мисаки попытался отстраниться, но в этот момент услышал бешеный стук сердца Акихико.

«Значит… он тоже…»

Акихико выглядел таким спокойным, но и у него вот так громко билось сердце. Осознав это, Мисаки немного успокоился.

— Скажи еще раз.

— А?

— Что ты чувствуешь ко мне?

Звук его хриплого голоса сладко разливался по телу Мисаки.

Движимый этой сладостью, Мисаки медленно произнес чуть дрожащими губами свой ответ из двух слогов:

— Люблю…

— Молодец.

Акихико еще крепче прижал Мисаки к груди.

Больше не осталось ни причин отталкивать эти руки, ни о чем-либо переживать. От этой мысли в груди Мисаки стало медленно разрастаться тепло.

— Ну, что…

— М?

Акихико снова завалил Мисаки, молча призывая вернуться к тому, на чем они остановились, и без малейших признаков нерешительности развязал пояс его халата.

— Акихико-сан?!

— М?

— М… мы что, продолжаем?

Он не думал, что они прямо сразу пойдут дальше, как только выяснили отношения.

Наверное, оттого что он до этого так расслабился, теперь Мисаки разволновался еще больше.

— Разумеется, продолжаем! Или что, ты решил теперь истомить меня ожиданием?

— Нет, ну…

«Не то, чтобы я против… Просто хотя бы свет выключи…»

Они уже один раз занимались сексом, так что вроде бы и волноваться уже не о чем, но вот так обнажаться при свете очень смущало… Неужели он один так считает?

Акихико хотел было распахнуть его халат, но Мисаки, не выдержав, остановил его:

— П… подожди-ка…

— Что такое?

— Ну… Как бы это странно, что раздеваюсь только я…

Они должны были делать это вдвоем, но Акихико только расстегнул пуговицы на груди, практически не обнажаясь. В прошлый раз Мисаки безумно паниковал, так что особо не помнил, раздевался ли Акихико вообще.

Может, Акихико просто не нравится раздеваться? Но разве это честно, чтобы раздевался только он один?

Парень направил на мужчину взгляд, полный ожидания и решимости, и Акихико с мрачным видом встретился с ним глазами.

— Что? Хочешь посмотреть на меня голого?

— Н… нет! Просто это нечестно и смущает, что только я…

Мисаки торопливо отговаривался, а потом невольно засмотрелся на то, как Акихико без промедления снимает с себя одежду.

На показавшемся из-под тонкой рубашки теле вырисовывался красивый рельеф мышц, и не было в нем ничего несовершенного. От вида так хорошо сложенного тела у Мисаки еще сильнее забилось сердце.

Он невольно прокашлялся, и Акихико улыбнулся. Забросив подальше снятые рубашку и ремень, он снова навалился на Мисаки.

— Так устроит?

— Д… да…

Видя, как спокоен, без намека на робость, Акихико, Мисаки не смог озвучить свои возражения.

Теперь он не может сослаться на свою застенчивость и попросить оставить на нем одежду или погасить свет.

Пока он силился и не мог найти причин для дальнейшего промедления, Акихико отодвинул ворот халата на груди и прильнул губами к его шее.

— Ах…

От прикосновений теплых и мягких губ по коже побежали мурашки. Как будто пробуя ее на вкус, Акихико провел языком по его шее, а потом с силой впился губами в основание шеи прямо над ключицей, отчего Мисаки почувствовал острую боль.

— Хы… Ах…

Он оставлял на его коже засос за засосом, отчего тело Мисаки переполнялось жаром страсти.

Мисаки думал, что такая легкая возбудимость совсем непривлекательна, и беспомощно закусывал губу, чтобы сдержать рвущиеся вздохи.

— Не кусай губы. Зачем сдерживаешь голос?

— Э… то, неприлич…

— Нет тут ничего неприличного. Открой рот шире.

— Н… но… Ах… Мм!

Акихико одновременно сжал пальцами оба острых бугорка его груди, отчего по телу Мисаки пробежала дрожь и он невольно громко вскрикнул.

— Смотри-ка, ты от этого так мило стонешь.

Лицо Мисаки вспыхнуло от бесстыдных слов Акихико. Терзаясь от неизбежного чувства стыда, он бегал глазами по сторонам, а пальцы Акихико вдруг начали разминать эти бугорки.

— Н… не… Ах…

Он ущипнул его так сильно, что брови Мисаки слетелись к переносице. Пальцы Акихико начали описывать круги так легко, что он не мог даже точно сказать, в самом ли деле они касаются его или нет. Мисаки чуть не плакал от этих непривычных ощущений в своем теле, и тут почувствовал прикосновение к груди чего-то теплого и скользкого.

— А?!

От удивления Мисаки открыл глаза и, встретившись взглядом с Акихико, который лизал его покрасневший и отвердевший заостренный бугорок, судорожно вздохнул. Когда же тот начал сосать это чувствительное и все мокрое от слюны место, по его пояснице прошла мелкая дрожь.

Оттого, что он видел и ощущал эти дразнящие движения влажного языка, Мисаки почувствовал, как жар охватывает низ живота, и впал в смятение.

— Ах… А… М, ах…

— Нравится?

— Не… не знаю… Ах!

Мисаки просто не смог дать искренний ответ на этот смущающий вопрос и предпочел ответить уклончиво. Тогда его отвердевших и уже онемевших сосков коснулись зубы.

— Врешь же? Я тут так стараюсь.

— А!

Его лицо исказилось от боли, а Акихико, продолжая говорить такие жестокие вещи, начал поглаживать Мисаки между ног. И потом он слегка сжал его орган, силящийся приподнять махровую ткань халата, и Мисаки от испуга весь напрягся.

— Уже так сочится.

— Т…так ведь.

От тихого гортанного смеха Акихико Мисаки бросило в жар.

Почему он так странно реагирует каждый раз, когда Акихико касается его? От одного его шепота тело начинало медленно и сладко таять, как будто его всего обсыпали сахаром.

Но, сколько ни задавайся этими вопросами, Акихико был у Мисаки во всех отношениях первым, ему просто не с чем было сравнить. Это только он один такой аморальный? Не разлюбит ли Акихико его за такое тело? Не думает ли он, что это ненормально? Мисаки не мог озвучить все эти тревожные мысли, и от этого у него пошла голова кругом.

— Мисаки…

— Ах… А, не, ах, ах…

Но и эта растерянность тут же исчезла, когда умелые пальцы Акихико начали играть с его становящимся все более чувствительным органом.

— Мм, ха, ах… Аа…

Как будто втирая в его плоть сочащуюся с него густую жидкость, Акихико водил рукой вверх и вниз, и из-под его пальцев раздавалось влажное чвоканье. Он неосознанно согнул одно колено, и влажные пальцы скользнули до самого основания его возбужденного органа, отчего по ноющей пояснице Мисаки пробежала дрожь нетерпения.

— Все… Аки…хико-сан…

Испытывая наслаждение сразу в двух местах, Мисаки начал потихоньку терять рассудок. Он чуть приоткрыл глаза и увидел прямо перед собой юрко движущийся язык Акихико.

Глядя на это затуманенными глазами, Мисаки ощущал желание и невольно облизал губы.

Акихико это заметил и игриво закусил нижнюю губу Мисаки.

— А… М, м…

Как только их губы соприкоснулись, язык вторгся в его рот, и нетерпение Мисаки достигло предела от этого развратного поцелуя и ловких манипуляций руки внизу.

— Ты же этого хотел?

— Ха, ах… Аах, а… — как только поцелуй прервался, изо рта Мисаки вырвался вскрик, который он был просто не в силах сдержать.

Тело объял невыносимый жар. Он даже не предполагал, что просто от прикосновений Акихико ему может быть так хорошо, что казалось, он сейчас сойдет с ума.

— Не…т, все… не могу… Ах, конч…

Но как только он дошел до этой крайней точки выдержки…

— Еще нет, Мисаки.

— Ах?!

Внезапно Акихико с силой сжал его орган у основания, и жар в теле Мисаки не смог высвободиться из него.

— Я же еще не разрешил тебе кончить?

— Н… Акихико-сан!

Этот импульс не смог найти выход и продолжал бушевать в его теле. Он терзался от чувства нетерпения, напоминающего раздражение, и, чуть не плача, с силой замотал головой.

— Шу… Ах, это… жестоко…

— Ну, было бы приятнее кончить вместе, разве нет?

— М… может, быть… Ах!

И как ему сдерживаться при таких нестерпимо приятных ощущениях?! Его нервы были накалены до предела, и казалось, стоит еще хоть немного усилить натиск, он спятит.

Но Акихико не поддавался даже на его молящие взгляды сквозь слезы. Он как будто наоборот взял себе за цель смутить Мисаки еще больше.

— Н… не надо…

— Смущаешься?

— Ах… Конечно!

Невзирая на то, как Мисаки тяжело оттого, что его остановили за мгновение до оргазма, Акихико развел ему ноги широко в стороны, и Мисаки потерял самообладание оттого, что его возбужденный орган оказался прямо перед глазами Акихико.

— Тогда показать тебе нечто еще более смущающее? — сказал Акихико и резко задрал ноги Мисаки вверх, обнажая то самое потаенное место.

Ему вовсе не хотелось, чтобы он что-то там пристально разглядывал…

Не в силах смотреть на свое постыдное положение, Мисаки крепко зажмурился. Но почувствовав мокрое прикосновение, Мисаки тихо вскрикнул от удивления:

— Э!? А… Акихико-сан, не надо! Там же, грязно…

— Не грязно. Твое тело везде чистое.

Он взывал к нему плачущим голосом, а Акихико просто отмахнулся от его слов. Вместо этого, он сильно сжал ему ноги и погрузил свой язык еще глубже в плотно сжатую щель.

— М… Ах, ах… не… надо… Ах.

Не осознавая даже, приятно ему или нет, Мисаки впал в настоящую панику от этих действий.

— Ну… А…кихико-са… Ах, не… на, ах…

Острый кончик языка входил в него снова и снова, вторгался внутрь, как будто разрабатывая отверстие. От этих влажных прикосновений у Мисаки дико билось сердце, он изо всех сил старался вынести то, как язык лижет внутри него.

— Ноги, держи сам.

— Э?!

Акихико приказал ему ухватиться руками под коленями, и Мисаки робко послушался.

Было просто невыносимо стыдно держать их вот так самому, но раз так хотел Акихико, ничего не поделаешь. Мисаки не хотел видеть разочарование на лице писателя из-за отказа.

— М… Ах.

Акихико отодвинул стенку отверстия пальцем и проник языком еще глубже. А потом, сопровождая это прихлебывающими звуками, тщательно смочил проход слюной, и через какое-то время заменил язык на два пальца.

— Ах! Не… Ах…

Погрузившиеся в него пальцы алчно вжимались в слизистую оболочку внутри. От этого Мисаки так четко ощущал объемные фаланги пальцев Акихико.

— Ах… М… Мм… Ах.

От трения о внутренние стенки он трепетал, а когда пальцы выходили, он чувствовал, как слизистые стенки сжимались вокруг них так плотно, как будто силясь догнать. Пальцы игриво погружались в него снова и снова, и Мисаки не мог уже ни закусить губу, ни сдерживать стоны.

Наконец Акихико вытащил пальцы, но стоило Мисаки вздохнуть от облегчения… И он почувствовал там прикосновение чего-то горячего, что тут же начало вдавливаться внутрь.

— А… Ах!

От пронзающего ощущения у Мисаки совсем опустело в голове. Вошла половина, насильно раздвигая стенки прохода, чтобы вместить Акихико.

Пусть Акихико и подготовил его, но это давление не шло ни в какое сравнение с пальцами, и по спине Мисаки пробежала дрожь. Он напрягся, как будто в испуге.

— Ай… Подо…жди…

— Нет, — сказал Акихико и беспощадно начал двигаться внутри Мисаки. В такт этим ритмичным движениям из горла Мисаки без остановок рвались вскрики.

— Нет, ах… А, ах… А!

— Расслабься.

Но даже после этих слов парень вовсе не понимал, как ему контролировать собственное тело.

От этих даже слишком приятных ощущений он как-то невольно начал двигать в такт задом, не в силах сдерживать порывы своего тела, жаждущего большего.

Невозможно было поверить, что его тело может быть таким. Оно так постыдно жаждало жара Акихико, что щеки Мисаки зарделись от стыда.

И ему, пребывавшему вот в таком состоянии, Акихико сказал, как будто чтобы толкнуть его еще дальше за грань:

— Двигаешься мне навстречу.

— А…

— И так сжимаешь меня внутри. Так сильно хотел, чтобы я вставил?

Зачем Акихико говорит такие вещи? Раз так подтрунивает над ним, значит, считает его ужасно развратным.

Нет… Акихико так специально говорит. Может быть, он презирает его за такое возмутительно похотливое тело…

От этой мысли к его глазам подступили слезы.

— Кх…

— Мисаки?

Он почувствовал жжение глубоко в носу и моргнул, и тогда из уголков его глаз скатились горячие капли.

— Эй, ты чего…

— Все, хватит…

Если Акихико продолжит узнавать, насколько он жалок… Он будет в шоке? Или возненавидит его?

Сердце Мисаки разрывалось от переживаний.

— Я виноват, не плачь… В моем возрасте не пристало так забываться от счастья.

— От счастья?

Удивленный этими словами Акихико, парень открыл глаза, подернутые пеленой слез.

— Я не хотел доводить тебя до слез, но переборщил, да?

— Т… ты… не считаешь, что я веду себя странно? — робко выдавил он, и теперь уже Акихико широко распахнул глаза и уставился на Мисаки. От этой неожиданной реакции Мисаки только растерялся еще больше.

Может быть, Акихико вовсе не считал Мисаки таким уж ненасытным?

— Да что за… Такой невинный, и связался с таким нехорошим взрослым.

— Что?

— Мне просто захотелось попробовать.

С виноватым выражением лица Акихико признался, что обращался с ним так жестоко специально, чтобы увидеть его искреннюю реакцию.

И, когда Акихико поцеловал его в качестве извинений, Мисаки не оставалось ничего другого, кроме как кивнуть.

— Я тоже думал, что это только я так сгораю от желания…

В этих полных смущения словах он увидел истинные чувства Акихико. Мисаки понял, что, как его самого, Акихико терзала тревога.

— Давай…

— Мисаки?

— Сделай меня всецело своим.

Он отдастся ему весь без остатка, и только бы он больше не экспериментировал так.

Акихико и без этого давно похитил его сердце. Единственное, что ему осталось предложить ему… свое тело.

Акихико широко открыл глаза от заявления Мисаки, а потом медленно прищурился одним глазом:

— Будешь отвечать за то, что спровоцировал меня?

Видя, какую страсть разжег в его глазах, Мисаки снова поддался чувствам и затрепетал всем телом. После поцелуя, больше похожего на укус, Акихико возобновил свой рьяный ритм.

— Мм, м… — извергались из него гортанные звуки от этих сотрясающих его тело толчков, от этих заставляющих его таять там внутри скольжений внутрь и обратно.

Обхватив шею Акихико, Мисаки сам неуверенно начал поцелуй, переплетая языки, чтобы они могли тщательно распробовать вкус губ друг друга.

— Ха… Ах, а…

В районе живота Акихико дрожал, бесстыдно сочась, орган Мисаки. От трения внутри ему было так хорошо, эти чувства не поддавались никаким сравнениям. От жара вонзающегося проникновения мысли постепенно покидали его голову.

Он хотел ощущать это трение в определенном месте и наполовину осознанно опустил спину, отчего угол проникновения изменился, и эти новые толчки возбуждали его еще больше.

— Мисаки…

— А…кихико… са…

Мисаки поднял взгляд на лицо приносящего ему это наслаждение Акихико, отчаянно зовя его по имени.

В его глазах горела страсть, с губ срывалось тяжелое дыхание… Он выглядел так сексуально, что Мисаки, прерывисто дыша и задыхаясь, издал стон.

Парня смущало, что его так легко привести в крайнее возбуждение просто трением внутри, но, подумав о том, что Акихико чувствует по отношению к нему то же самое, он почувствовал жар в груди.

— Ха… А, ах… А! А! А…

Толчки становились все быстрее, а его вскрики — все обрывистее. От неудержимого чувства блаженства сознание куда-то улетучилось, и Мисаки изо всех сил сопротивлялся этому, впиваясь ногтями в спину Акихико.

Он не хотел, чтобы этот поток просто унес его с собой, он хотел чувствовать все до конца.

Он хотел принять от Акихико всю страсть, что тот может дать ему.

— Акихико-сан… вс…Ах, я конч…

— Знаю.

— Ха, ах… Вместе… Да…

Он ощущал пульсацию плоти Акихико внутри себя.

И в следующее мгновение он вставил ему глубже, чем когда-либо. Доведенное до предела напряжение лопнуло, и в тот же миг он услышал тихий стон Акихико. И почувствовал, как что-то горячее разливается внутри него.

— Мисаки…

— Ах…

Акихико заключил в нежные объятия его наконец-то расслабившееся тело. Мисаки тоже обхватил покрытую каплями пота спину и уткнулся носом в плечо Акихико.

— Люблю тебя… Всем сердцем, — прошептал Акихико.

Погружаясь в сладкую негу, Мисаки расплылся в счастливой сияющей улыбке.

***

— Это все вещи?

— Да. У меня их, в принципе, мало.

Работникам, нанятым для этого переезда, пришлось перенести только книжную полку, кровать и несколько коробок из гофрированного картона.

В приготовленной комнате с примыкающей огромной для Мисаки гардеробной уже было все необходимое для жизни, так что переносить было больше нечего.

Ему казалось, что комната несколько великовата, но она была самой маленькой в квартире Акихико, так что делать было нечего.

Кстати… если говорить о том, почему Мисаки перевозит свои вещи в квартиру Акихико, то это из-за того, что теперь его женившегося весной брата Хиротаку перевели по работе в филиал в Осаке.

Из-за перевода отца оба родителя жили там же, и теперь, когда уедет и брат, Мисаки останется дома один.

Одному в своем доме было сложно во многих отношениях, и Мисаки, которого совсем недавно зачислили в тот университет, о котором он мечтал, намеревался первое время так и жить.

Но, услышав об этом, Акихико когда-то успел переговорить по этому поводу с Хиротакой, и Мисаки опомниться не успел, как было решено, что он будет жить в одной из комнат квартиры Акихико.

Он был рад тому, что теперь каждый день будет проводить с Акихико, но к лучшему ли это, в самом деле?

— Но ты уверен? Что мне можно переехать к тебе…

— Конечно, можно! Я счастлив, что мы сможем проводить с тобой больше времени вместе, а ты что, не рад, Мисаки?

— Конечно, рад! Я просто… не хочу быть обузой.

Он был рад, что о нем беспокоятся, и был счастлив при мысли о том, что будет каждый день видеть Акихико. Однако если при этом будет разрушен привычный образ жизни Акихико, то лучше ему жить одному.

Мисаки четко изложил все эти свои мысли, и Акихико сказал ему с серьезным выражением лица:

— Ты теперь мой. Если отпущу тебя далеко, вот тогда проблем не оберусь.

— Ух…

Акихико говорил так серьезно, что у Мисаки раскраснелись щеки.

Ему хотелось бы, чтобы Акихико выражался так как можно реже.

Когда он говорил такие смущающие вещи, Мисаки не мог сдержать громкий стук сердца.

— Пообедаем? Ты с утра прибираешься, наверное, устал?

— Ага, совсем голодный.

На самом деле Мисаки уже давно дико соблазняли доносящиеся с кухни аппетитные ароматы.

— А, кстати.

— Что?

Акихико как будто вдруг о чем-то вспомнил и начал шарить в кармане.

В голове Мисаки промелькнул вопрос, что бы это могло быть, и тут Акихико вложил ему в руку предмет, заставив крепко сжать его в кулаке.

Твердый и холодный, как будто металлический…

— Ключ?

— От этой квартиры. Теперь здесь твой дом.

Акихико сказал это так беззаботно, как будто это самое естественное развитие событий, и направился на кухню.

— А…

Мисаки был так счастлив, и рука, сжимающая ключ, задрожала.

От этого приятного сюрприза его переполняли чувства, и он не мог подобрать слов.

Вместо слов Мисаки резко обхватил Акихико со спины. Ему казалось, что этот жест лучше всего выразит то, что он чувствует.

— М? Что такое?

— Ну… Э… Как бы…

Поблагодарить его будет как-то немного не то. Много чего передумав, в итоге он, конечно же, выдал глупость:

— По… пожалуйста, позаботься обо мне.

После недолгого молчания Акихико издал тихий смешок, а потом накрыл руки Мисаки своими.

— И ты обо мне.

Так и началась его совместная жизнь с Акихико…