Глава пятая

По пути во внутренний двор мы столкнулись с возвращавшейся с поля командой номер три, идущей толпой.

— Мы были уверены, что нашим противником в финале будет третья команда, — сказала я Хироси, держащему в руках толкающего.

— Перевес был на нашей стороне, — с досадой сказал Хироси. – Если бы не те обстоятельства…

Толкающий был в форме лошадиного копыта, и Хироси поднял его так, чтобы я видела. То, что основание, которое трётся о землю, было испещрено царапинами, — естественно, но и по флангам у толкающего отваливались большие куски глины.

— Что случилось?

— Просто так произошло, что он столкнулся на полной скорости с защитником противника, — Хироси с любовью погладил исцарапанную часть толкающего. – В этот момент шар отлетел в другую сторону. Мы вернули его на прежний курс, но это заняло больше минуты.

— Команда номер два победила с результатом минута и тридцать шесть секунд, когда у нас был минута и сорок одна секунда Думаешь, всё так плохо? – вышел из себя самый крупный в нашем классе Мисузу. Он положил Хироси руку на плечо. – Они не должны были на нас налетать.

— Ничего не поделаешь. Так сложились обстоятельства, — голос Хироси был наполнен чувствами, противоречащими его словам. — Будьте внимательны, — сказал он, проходя мимо. – Невозможно предсказать, что случится на финале.

Эти слова были сказаны прямо перед началом матча, и мы не могли отрицать, что в них есть некая доля предвзятости. Всё наше внимание было обращено исключительно на честные соревнования. Поэтому мы были ошеломлены, увидев, что первым от команды противника вышел толкающий.

— Это что, колесо? – пробормотал Сатору, будто не веря своим глазам.

— Мы рассматривали такой вариант, но колесную ось сложно удерживать в одном положении, так что отказались от него. Странно. Ничего ведь, кроме глины, нельзя использовать? – Сюн, сузив глаза, пристально вглядывался в пешку. – Нет, посмотрите внимательно. Это не колесо, это шарик.

Толкающий второй команды имел большое углубление снизу, и в него был вставлен шарик. Если посмотреть со стороны, то видно как раз половину шарика. Поэтому и казалось, что он не закреплен, как колесо.

— Совсем как катание на шаре. Но разве он не свалится от малейшего удара? – ледяным тоном проговорил Сатору.

— В любом случае, если бы они вставили его поглубже, то было бы не достать.

— Неправда. Чем сильнее углубить этот шарик, тем больше шансов, что при катании по песку что-то пойдёт не так. Мне кажется, что и этот с большой вероятностью застрянет, — высказал свое сомнение Сюн.

— Разве они не собираются прибегнуть к обычному скольжению, если он застрянет в песке? Их план, наверное, в том, чтобы достать его и, пока шар движется, прорвать нашу оборонительную сеть, — проанализировала Мариа.

Ответ на наш вопрос нашелся сразу же после начала матча.

— Вдвоем…! – бездумно воскликнула я. Если проследить за направлением взглядов обоих асов второй команды, Рё и Акиры, то становилось понятно, что они концентрируются на толкающем.

Вероятно, Рё контролировал сам корпус, толкающий шар. Акира же следил за сохранностью шарика-колеса и проносил его над песком и травой, не позволяя грязи забиться внутрь. Были риски путаницы в магических силах двух человек в ограниченном пространстве. К тому же задействование двух человек на одного только толкающего казалось расточительством – разве оно того стоило?.

Благодаря незначительной силе трения шарика-колеса по земле, магическая сила равномерно передавалась от толкающего на шар. Шар второй команды приближался с такой же бешенной скоростью, какую показала пятая команда в первом матче, но при этом полный контроль сохранялся.

Наши защитники попытались было достичь той же самоубийственной скорости, но толкающий противника, с легкостью петляя зигзагами вправо и влево, без труда оторвался.

Развернувшись, защитник Сатору попытался догнать его, но столкнулся с защитником Мамору, еще преследовавшим шар, и вылетел за пределы поля.

— Они нас победили, — вздохнув, сказала я Сюну.

— Да уж. Этот их толкающий – произведение искусства. Остается положиться только на твою идею, Саки.

Мы все, перестав пытаться достичь чего-то защитниками, принялись просто наблюдать за ходом игры. По текущей обстановке казалось, что команда номер два была уверена в собственной победе. Они с торжеством продвигали вперед своего толкающего, но внезапно замерли. Их явно что-то сбило с толку.

— Что происходит? Ворот же нет? – повернувшись к нам, прокричал Манабу из второй команды.

— Конечно, есть — с невозмутимым видом ответил Сюн.

— Есть? Где же?

— У нас нет причин рассказывать об этом своему противнику, — издевался над ним Сатору.

— Эй, остановите-ка время. Тут что-то странное! – надувшись, прокричал Манабу.

— Так нельзя. Можете говорить что угодно, но время останавливать нельзя, — напомнила Мариа о правилах ученику-хронометристу из четвертой команды.

— Не говори ерунды! Раз нет ворот, то как нам продолжать матч?

— Говорим же, ворота есть, — по сравнению с сердитым Манабу, Сюн был само спокойствие.

— Ищите. Только при этом вы будете расходовать свое время, — усмехнулся Сатору. Даже мне, его союзнику, его усмешка показалось злой, что уж говорить о противнике. Для него она наверняка была полна ненависти.

— На самом деле ворот нет, так что мы не будем впустую тратить время!

— Говорим же, ворота есть. Если выяснится, что их в самом деле нет, можно признать нас проигравшими за нарушение правил, так вас устроит? – тихо сказал Сюн, и Манабу, сверкая полными подозрения глазами, промолчал. На самом деле, эта перепалка длилась несколько дольше и заняла около двух минут.

— … спрятаны.

Наконец, я заметила, что один из участников второй команды обыскивает поле. Он широко, словно блюдца, раскрыл глаза, но ворот найти так и не смог.

— Все это – нарушение правил! – вновь огрызнулся Манабу.

— Нет правила, запрещающего прятать ворота.

— Конечно есть! Порча поля – явное нарушение правил.

— Раз уж ты об этом заговорил, то мы нисколечко не испортили поле. Дать подсказку? – Сатору, настроение которого, видимо, улучшилось, хотел было сболтнуть лишнего, но я ловко ему помешала:

— Раскрывать секреты мы будем в конце. А сейчас ваше время идет, не так ли? Скорее ищите, иначе оно у вас закончится.

Манабу в панике вернулся к поискам ворот. В конце концов, они нашли их, но прошло больше минуты. Не то чтобы их было прям совсем невозможно отыскать. Ямка-ворота была полностью прикрыта диском, лицевая сторона которого была в идеальном песчаном камуфляже – под поверхность поля. Кроме того, как скат, укрывающийся на дне морском, диск слегка колыхался вверх и вниз и покрывался расположенным вокруг ямки песком. В итоге разграничительная линия стала совсем не видна. (Несмотря на слова Сатору, могло статься, что это все же можно было с натяжкой засчитать за нарушение правил о запрете портить поле).

Команда номер два какое-то время пыталась вытащить прикрывавший ворота диск с помощью своего нападающего, но, потратив усилия впустую, в итоге нашла подходящий метод. Они поставила прямо поверх нашего диска мраморный шар. Импровизированно утяжелённый глиной диск не смог выдержать вес, превышающий десять килограмм, и через две секунды раскололся надвое и рухнул вместе с шаром в яму-ворота.

— Эх. Все-таки быстро развалился.

— Однако со своей задачей он справился прилично. Их время уже перевалило за три минуты. Теперь мы в легкую их обыграем, — с привычной беззаботностью сказал Сатору. Но в этот момент все мы были полны оптимизма. Какими бы идеальными ни были защитники второй команды, не может быть, чтобы они заставили нас потратить три минуты.

Даже после смены ролей нападения и защиты, когда наш толкающий вышел на поле, мы всё ещё были слишком уверены в себе.

Все пошло не так, когда защитники второй команды - которых было больше десятка - начали агрессивно нападать волнами. Каждый у них управлял как минимум двумя пешками, и, совершенно не беспокоясь о потерях, они мощно атаковали наших нападающих. Их было слишком много, и ото всех нам было не отбиться. Несколько ускользнувших пешек противника врезались в шар с флангов.

Удивлявшийся навязчивости противника, Сюн продолжал, тем не менее, спокойно двигать шар вперед. У нас в запасе было больше трех минут, Так что можно было не торопиться.

Нам потребовалось около пятидесяти секунд, чтобы пересечь половину поля, и вот уже стали видны ворота. У противника было много защитников, но они все маленькие по весу, так что у них не было сил удержать нашего толкающего. И мы уже думали, что победа в руках.

Все произошло в тот самый момент. Как будто за что-то зацепившись, шар резко остановился. Лицо Сюна выглядело напуганным. И когда он вновь направил силу на толкающего и приготовился заставить его двигаться, произошло непоправимое.

  Спереди на огромной скорости по диагонали вылетел защитник противника и, слегка коснувшись шара, врезался в толкающего.

С пронзительным звуком, напоминающим звон металла, откололся черепок.

Охнув, мы остолбенели от этой сцены. Столкнувшийся с нами защитник вылетел за пределы поля. Оставшийся на поле толкающий потерял свою правую руку.

Хотя матч не был приостановлен, и мы, и участники второй команды замерли. Все, за исключением одного.

Приблизившись по диагонали сзади, защитник толкнул наш мраморный шар. Тот, медленно вращаясь, выкатился с поля.

Кто это сделал? Я рассеянно оглядела участников второй команды, и в моих глазах отразилось усмехающееся лицо Манабу. Содрогнувшись, я невольно отвела глаза. Мне казалось, будто я увидела что-то, чего не должна была видеть.

— Эй! Что вы творите! – заорал Сатору. — Так… так, — ошеломленный, он не мог сказать ничего внятного.

— Извини. Я случайно, — с чувством собственного превосходства сказал Манабу.

— Случайно? Это не отговорка! – закричала Мариа.

— Хорошо. Остановите время, — вмешался Солнечный Король. Это было очень уж вовремя, так что, наверное, он откуда-то пристально наблюдал за ходом матча. К превеликому сожалению, по чистой случайности произошел несчастный случай, так что давайте завершим финал ничьей.

— Вот еще! Это ведь вы нарушили правила, разве нет? – С нажимом протестовал Сюн, перестав походить на себя обычного.

— Нет. Только что произошел несчастный случай. Так что и первая, и вторая команды справились за одно и то же время, так ведь? – раз так сказал учитель, никто из учеников больше возражать не стал.

Турнир по перекатыванию шара, к которому весь класс относился с горячим энтузиазмом, обернулся неожиданностью для всех.

— Невероятно. Вы определенно специально столкнулись с нами! – Мариа не знала, как выразить свое негодование. — Все так, как говорила третья команда перед началом матча.

— И правда. Это было неслучайно, — согласился Мамору.

— Они рассчитали время, — трезво сказал Сатору. – Подойти вплотную к шару и оторвать руку толкающему – они все предусмотрели. Сюн, ты ведь тоже так думаешь?

Сюн со скрещенными на груди руками продолжал хранить молчание.

— В чем дело? Неужели даже ты, Сюн, веришь в несчастный случай?

Сюн покачал головой:

— Нет… но меня больше интересует, что произошло до этого.

— До этого?

— Наш толкающий внезапно остановился. Совсем как если бы столкнулся со стеной или чем-то еще.

— Что?

— Ты уверен?

— Да. Ощущения, идущие от толкающего, были странными. Хотя на поверхности земли не было никаких значительных неровностей.

Мы полностью потеряли дал речи. Сюн обладал самым острым восприятием, к тому же не в его характере было нести всякий вздор.

С его слов получалось, что кто-то воспользовался магической силой и остановил нашего толкающего, — другого объяснения я придумать не могла. Направлять магию напрямую на шар было против правил, но вмешиваться в то, как другой человек управляет любым объектом, было ещё серьёзнее — это считалось нарушением моральных норм. В худшем случае магические потоки схлестнутся, разрисовав воздух радужными узорами, что было крайне опасно.

Иными словами, в команде номер два были участники, которые совсем не гнушались попрать даже самые основные правила.

После размышлений я оказалась во власти такого сильного волнения, что, казалось, оно само по себе было способно разверзнуть почву под ногами. В тот день мы возвращались домой в молчании. Я думаю, все были напуганы. Однако тогда мы все еще не ведали ужаса, что роился по другую сторону барьера, защищавшего наши души.

 

***

 

Пубертатный период – время, когда совсем пустяковые проблемы воспринимались серьезно, как настоящий конец света. Но в молодом и энергичном сердце темные настроения сменяются быстро — проходит немного времени, и даже не можешь уже вспомнить, из-за чего так страдал.

Забвение стирает из памяти и очень серьезные проблемы, и совсем незначительные. И, как ни иронично, это всего лишь защитный механизм.

По завершении турнира по перекатыванию шара, мы заинтересовались самым крупным мероприятием школы – летним лагерем. Само название звучало интересно – предполагалось, что дети одни проведут эти семь дней, полные восторга. Они без взрослых прокатятся по Тоне на каноэ и расставят палатки.  Учителя немного корректировали программу, чтобы многочисленные команды не сталкивались, но в остальном ученики сами планировали день. Меня охватили возбуждение и волнение, будто пришедшие с другой планеты, при мысли, что я выйду за пределы Хаттёдзимэ. Это будет впервые с обряда инициации в храме Сёдзёдзи.

Ожидание и беспокойство переплетались в общее ощущение нетерпения, которое росло с каждым днем. Не в силах сдержаться, мы обсуждали свои беспочвенные догадки, взятые с потолка данные  и даже строили собственные планы. Все это не давало конкретных результатов, но, владея общей информацией и обсуждая ее, мы могли немного утихомирить волнение.

По этой причине и осадок от плохого завершения турнира недолго оставался в наших мыслях. Мы не замечали долгого отсутствия таблички с именем Амано Рэйко. Нам также было безразлично, что в какой-то момент из класса пропала фигура одного из учеников, Катаяма Манабу. 

Конечно же, все это было свидетельством, что нашими мыслями искусно управляли.

 

***

 

— Саки-и. Греби нормально! – жаловался сидящий сзади Сатору уже где-то в тридцатый раз.

— Я нормально гребу. Это ты не можешь, видимо, подстроиться? — я тоже повторяю одно и то же в тридцатый раз.

Принцип канадского каноэ заключался в том, что мужчина и женщина садятся в него спереди и сзади и гребут. Однако если дыхание обоих гребцов не синхронизировано, то сила гребли уменьшается, и сколько ни греби — скорости не будет. В этом смысле мы с Сатору как пара, пусть даже это был результат жеребьевки, были настолько ужасным выбором, насколько это вообще можно представить.

— Ааа! Почему вот у той команды все совсем по-другому?

Со стороны казалось, что каноэ Мариа и Мамору летит вперед. Хотя все мы выслушали двухчасовую лекцию лишь накануне старта, казалось, они работают в паре уже много лет. Особенно Мамору греб на редкость воодушевленно и, поднимая брызги речной воды, веселил Мариа красивыми радугами.

— Посмотри внимательно. В их команде точно Мамору подстраивается под Мариа, разве нет? Передний гребец не может видеть сидящего сзади, поэтому подстраиваться должен задний.

— Он может подстроиться, потому что сидящая впереди Мариа хорошо гребет. А Саки только и делает, что глазеет по сторонам и совсем не гребет, — Сатору уже давно бубнил об этом себе под нос, но, конечно же, это было несправедливым обвинением.

Летний ветерок, дующий у поверхности широкой реки, был прохладным. На какое-то время мои руки, орудующие веслом, замерли. Сняв соломенную шляпку, я позволила ветру трепать волосы и распахнула банное полотенце, накинутое спереди на манер пончо, чтобы пропитанная потом футболка высохла. Спасательный жилет мешался, но момент, когда начнет тонуть каноэ, никогда не предугадаешь, так что снимать нельзя. Берег реки, сколько хватало глаз, был сплошь затянут камышом, и откуда-то доносилось пение дроздовидной камышёвки: «Гёгё, гёгё, тититититити».

Внезапно я заметила, что каноэ с невиданной до этого лёгкостью продвигается вперед, разрезая волны. Я решила, что невозможно, чтобы в одно мгновение Сатору раскаялся в своих прошлых грехах и, изменив настрой, начал грести изо всех сил.

Я обернулась и увидела, что, как и предполагалось, Сатору раскинулся на каноэ и подпер голову одной рукой, свесив в воду вторую и наслаждаясь скоростью.  

— Что это ты делаешь? – суровым тоном сказала я, и Сатору взглянул на меня.

— Река такая приятная, как море. И только брызги не солёные, — совершенно невпопад ответил он.

— Это ведь ты настаивал, чтобы мы до последнего не полагались на магическую силу и поднимались по течению на вёслах. Что, уже сдался?

— Дурочка. Ладно плыть вниз по течению, но уж не взбираться вверх на веслах, — Сатору зевнул. – Так что надо просто скомпенсировать само течение реки…

— Тогда надо было с самого начала именно таким образом и использовать магию. Все равно ведь возвращаться мы будем на веслах.

Спорить с полностью вошедшим в режим лентяя Сатору было пустой тратой времени. Я снова огляделась по сторонам. Если хорошо присмотреться, то видно, что и слаженно работающая пара Мариа и Мамору, и гребущий в одиночку Сюн совершенно явно используют магическую силу отнюдь не только чтобы скомпенсировать силу течения. Как бы то ни было, истинная природа людей как раз и состоит в том, чтобы всегда выбирать самый простой путь.

Подошедший близко к берегу реки Сюн, обернувшись на нас, помахал рукой. Веслом он указал на заросли тростника. Оба каноэ, как живые, изменили курс и приблизились к лодке Сюна.

— Смотрите. Вон там. Гнездо дроздовидной камышёвки.

В направлении, которое указывал палец Сюна, я увидела маленькое гнездо. Оно было как раз на высоте нашего роста, так что, приблизившись к нему и встав на ноги, мы вытянулись вверх и смогли его рассмотреть. Каноэ сильно закачалось в стороны, и я глядела на гнездо поверх суетливо пытающегося восстановить баланс Сатору.

— И правда. Ну, а вот это?

Гнездо в семь – восемь сантиметров в диаметре, напоминавшее по форме чашу, опиралось на три толстых камыша и было выстроено с достойной восхищения надежностью. В нем были отложены пять, похожих на перепелиные, маленьких яиц в коричневую крапинку.

— Это точно гнездо камышевки? Может, это работа каяносузукури?

Честно признаюсь, ни тогда, ни сейчас я бы не смогла различить их гнезда.

Каяносузукури, как и следует из их названия, строят гнезда в зарослях китайского мисканта, но на самом деле, в подавляющем большинстве случаев, они используют в качестве материала камыши с берегов рек.

— Нет, это камышевка, — присев, сказал Сатору. – Каяносузукури всегда строят сразу много гнезд. К тому же они практически не воспитывают своих птенцов, так что конструкции у них небрежные. А еще это гнездо так расположено, что его сложно увидеть сверху, так ведь? У каяносузукури же они, как правило, очень бросаются в глаза.

— К тому же их легко различить по каемкам гнезда, — добавил Сюн. – Если это настоящее гнездо дроздовидной камышёвки, то птица-родитель садится на края гнезда, и борт становится более плоским. А вот у каяносузукури гнезда остаются той формы, какой были при их создании, — с заостренными краями. Кроме того, в гнездах камышевки иногда замешиваются перья птиц-родителей. А у каяносузукури, как все знают, перьев вообще нет.

Мальчишки с младенчества играют с псевдояйцами каяносузукури, устраивая с ними шалости, так что, конечно, они много знали о них. У нас же этот источающий зловоние предмет ни разу не вызывал интереса.

Мы отметили в тетради то место, где мы нашли гнездо дроздовидной камышёвки, добавив к нему простенькую иллюстрацию, и продолжили плыть, разыскивая на берегу гнезда птиц.

Летний лагерь не просто особое мероприятия, где люди проходят проверку на храбрость, — это еще и часть учебного курса. Каждая команда выбирает себе тему для исследования на время лагеря, а по возвращению домой готовит доклад. Наша команда номер один выбрала туманную тему «Флора и фауна бассейна реки Тоне». Мы пришли к этому выбору после жаркой дискуссии, но первым поводом послужила, как всегда, байка Сатору (только лишь это я, пожалуй, могу признать).

 

***

 

— Фусэнкэн? – прыснула я. – Таких странных существ не существует.

— Но это правда, — сказал Сатору с серьезным выражением лица. Он всегда, не теряя духа даже при виде саркастичных усмешек, лишь настойчиво повторял свое мнение снова и снова, а слушающий, даже если и усмехался поначалу, постепенно начинал сомневаться в себе. Однако в этот раз он зашел слишком далеко со своей болтовнёй.

— Есть люди, которые видели их совсем недавно.

— Ну и кто же их видел? – спросила Мариа.

— Имени я не знаю.

— Ну вот. Как обычно. Говоришь, что есть проверенный свидетель, говоришь, что есть очевидцы, а спрашиваешь кто это - ответ всегда такой расплывчатый.

Я вела себя так нахально, но Сатору совсем не рассердился и продолжал говорить. И откуда только берется такая сильная страсть к подшучиванию над людьми?

— Но я думаю, если вы услышите мой рассказ, то поймете, о ком я. Когда этот человек пошел к горе Цукуба, он видел фусэнкэн у ее подножия.

— Гора Цукуба? Зачем этот человек пошел так далеко? – Мариа, попавшись на крючок Сатору, позабыла о вопросе.

— Он работает в комитете образования, и, кажется, пошел туда что-то исследовать. Детям этого не рассказывают. И вот, когда он почти уже подошел к горе Цукуба, из огромного бокового туннеля медленно вылез фусэнкэн, вот так.

Так. Откуда бы мне начать оспаривать историю Сатору? Пока я размышляла об этом, Мамору спросил:

— А как выглядит фусэнкэн?

— По размеру он примерно как обычная собака, по цвету – абсолютно черный. Лапы крупные, но голова не больше половины собачьей и расположена так, что чуть не касается земли.

— Это правда пес? – спрашивает Мамору.

— Как сказать. Наверное, все-таки нет.

— Звучит вовсе не устрашающе, — говорит Мариа.

— Да. Но когда пес напуган, его тело раздувается, как воздушный шарик. Тем самым он пытается заставить противника отступить, но вот если он слишком сильно испугается…!

— То он будет постепенно раздуваться все сильнее, и в конце концов его разорвет, так что ли? Тебе самому не кажется, что, что бы ты ни говорил, все равно выходит полная белиберда?

На мой выпад Сатору выпалил новый аргумент:

— Вот в этом-то и весь вопрос.

— Что?

— Ты говоришь, что история – дикая и невероятная, так? Но если бы ты выдумывала историю, чтобы обмануть других, разве ты не стала бы продумывать ее правдоподобнее?

В голову мне пришло одновременно несколько контраргументов, но я не знала, что сказать дальше. Ведь его логика, по сути, была предлогом объявить, что именно глупейшие истории и являются подлинными.

И Сатору, кажется, считал, что выиграл в этом споре:

— Говорят, что фусэнкэн – это слуга горных богов. Но я лично считаю, что это все-таки обычное животное. А то, что он раздувается до огромных размеров, чтобы отпугнуть врагов… Так похожих животных ведь полно, разве не так? Наверняка и фусэнкэн – пример крайней степени проявления. И когда он взрывается, то противник либо погибает вместе с ним, либо получает серьезные травмы.

Сатору излагал свою точку зрения с торжеством, но тут молча слушавший нас до этого Сюн лениво вмешался:

— Но я думаю, что это невозможно.

— Почему это? – Сатору состроил сердитое лицо.

— Потому что если он в самом деле взрывается, то в этом случае он умирает раньше своего противника, так ведь? Если так, то фусэнкэн тут же бы вымерли.

Это был простой, но идеальный контраргумент. Сатору скрестил руки на груди и сделал вид, что размышляет над этим тонким биологическим вопросом, но, очевидно, он не знал, что ответить.

Немного подумав, Сатору, как ни в чем не бывало, открыл рот:

— …Так вот. Тот человек после того, как увидел фусэнкэн, встретился и с дьявольским миносиро.

Я чуть не упала со стула.

— Так вот? Алло! Что там с вопросом про фусэнкэн?

— Человек увидел, как фусэнкэн раздувается, и сразу же отступил. Так что тот фусэнкэн, кажется, не взорвался. Но если бы в истории говорилось, что он взорвался, думаю, только эту часть можно было бы считать обманом, — Сатору, как ящерица, быстренько избавился от хвостика своего рассказа. — И человек, когда начал взбираться на гору Цукуба, столкнулся с дьявольским миносиро, — не обращая внимания на наше изумление, он насильно продолжал рассказ.

— Дьявольский миносиро – это то, что называют миносиромодоки? – спрашивает Мамору.

— Да. На первый взгляд кажется, что это просто миносиро, но, если присмотреться повнимательнее, они разительно отличаются.

— Но почему он дьявольский? – на вопрос Мариа Сатору ответил, нахмурив брови:

— Потому что люди, повстречавшиеся с дьявольским миносиро, в скором времени умирают.

Что за нелепица!

— Тогда почему человек, встретивший его на горе Цукуба, не умер? Наверное, потому что никто и не умирает? – допытывалась я, но Сатору с совершенно беззаботным и безразличным выражением лица ответил что-то вроде: «Наверняка они умирают не сразу».

Если бы на этом все и закончилось, то осталось бы обычной бессмысленной историей, но тут Сюн внес неожиданное предложение:

— Может быть, мы возьмем это за тему работы летнего лагеря?

— Ты имеешь в виду, дьявольского миносиро? – удивилась я.

— И его тоже, и фусэнкэн, и другие неподтвержденные виды. Это удивительно удобный случай сделать это, и мне хотелось бы проверить, существуют они или нет.

— Разве это не интересно?! – Мариа и остальные сразу же заинтересовались.

— Подождите-ка. Вы все понимаете, о чем идет речь? Повстречавшись с дьявольским миносиро, мы, возможно, в скором времени умрем! – как и ожидалось, Сатору, обеспокоенный тем, что его ложь вскроется, изо всех сил старался заставить остальных передумать.

— Ничего мы не умрем, — фыркнула Мариа.

— Но как мы его поймаем? Я забыл сказать, но на самом деле на дьявольского миносиро магическая сила не действует.

— В смысле? – в отчаянье чего только не скажешь. Я встретилась с ним глазами.

— Да вот. Я и сам не понял толком, почему на него не действует магия.

— Объясни.

— …

 В конечном итоге Сатору, попавший под наш совместный прицельный огонь, поднял белый флаг, и мы сошлись на том, что темой работы в летнем лагере станет поиск неподтвержденных видов животных.

Однако когда мы спокойно все обдумали, то решили, что таких редких животных  отыскать не просто, и потому, как и говорилось выше, ради Солнечного Короля мы взяли очень обширную тему «Флора и фауна бассейна реки Тоне». Мы боялись, что он будет беспокоиться и остановит нас, и потому в ответственный момент дали расплывчатый ответ, что хотим понаблюдать за обычным миносиро или каяносузукури.

 

Вернемся к рассказу о летнем лагере. Не прошло и десяти минут с тех пор, как мы обнаружили гнездо дроздовидной камышёвки, как я негромко вскрикнула:

— Вон там! Смотрите, смотрите, там гнездо. Огромное!

Сюн почему-то в недоумении нахмурился:

— Похоже на китайскую выпь, да ведь?

— Точно! Раз оно такое огромное, то это, наверняка, китайская выпь, — согласился Сатору. Эти двое очень редко соглашались во мнении, и именно в таких немногочисленных случаях я не могла им не доверять.

— Но оно какое-то ненадежное.

Три каноэ приблизились к гнезду, которое я нашла. По сравнению с гнездом дроздовидной камышёвки, оно было расположено намного ниже, но в месте, обращенном к реке, поэтому при невероятно хорошей остроте зрения его можно было бы увидеть и с противоположного берега.

Сюн приподнялся в каноэ и заглянул внутрь гнезда.

— Тут яйца. Пять штук.

Приблизившаяся следом наша лодка поравнялась с лодкой Сюна носами. Мое обнаженное плечо приблизилось к Сюну так, что, казалось, вот-вот коснется его, и мое сердце забилось немного быстрее. Чтобы скрыть свое волнение, я принялась тщательно исследовать гнездо и яйца. Китайская выпь – родич цапли, самый маленький представитель семейства. Если сравнить ее с дроздовидной камышевкой размером с воробья, то выпь по размеру окажется более чем в два раза крупнее. Гнездо тоже было в два раза больше, и яйца, похожие на миниатюры куриных, слегка отливали зеленым цветом.

Сюн достал из гнезда одно яйцо. Внимательно его рассмотрев, он рассеянно открыл рот:

— Ух ты. Неожиданно. Думал, это невозможно.

— Что там?

— Саки, попробуй подержать.

Сюн вложил в мою ладонь яйцо своими тонкими и длинными пальцами. Оно было холодным и на ощупь похоже на фарфор.

— Что с ним произошло?

— Не знаю, — Сюн взял из гнезда еще одно яйцо и протянул его Сатору. Такое обращение с яйцами показалось мне довольно грубым, и я испугалась:

— Подождите. Разве вам их не жалко? Из них родятся птенцы.

— Ах, — Сюн улыбнулся. – Это псевдояйца. Посмотрите-ка сюда.

Сюн достал из гнезда еще одно яйцо и положил его на камень, расположенный рядом с берегом. Не успели мы и глазом моргнуть, как он ударил по нему сверху рукояткой весла, будто пытаясь разбить.

Из треснутой скорлупы повсюду брызнули не желток и белок, а нечто черное со зловонием экскрементов. Что было еще удивительнее, так это то, что во все стороны у этого нечто внезапно, как чертик из табакерки, выскочили наросты, похожие по форме на оленьи рога.

— Это… что такое?

— Это «руки акума». Слышала, наверное, о них?

На самом деле, я слышала об этом впервые. Я попыталась легонько сжать один странный нарост кончиками ногтей. Он был очень тонким, словно бумага.

— Края очень острые, так что осторожно.

«Руки акума» были упругими, по ним бежали прожилки, как у листьев. Края же, как и сказал Сюн, были острыми, словно бритва, и кое-где из них росло что-то вроде колючек.

— Обычно они спрятаны внутри, под скорлупой яйца. Однако если яйцо разбить, они выскакивают.

— Зачем? – спросил Сатору, стоящий позади меня.

— Если островной полоз или чёточная змейка спутают его с обычными яйцами и проглотят, то в желудке скорлупа треснет, а руки акума выскочат. Даже если попытаться выплюнуть такое яйцо, колючки будут цепляться, и чем больше жертва пытается что-то сделать, тем сильнее «руки акума» рассекают мягкую слизистую оболочку и оказывают токсичное воздействие своими экскрементами.

Ужас какой-то. Чёточная змейка питается исключительно яйцами и, нападая на гнезда птиц, проглатывает их все. Она не тратит время, чтобы разбить скорлупу, а прожорливо заглатывает огромное количество яиц, и тот, кто увидел когда-то раздувшееся тело, и придумал это название. Однако если она заглотит и это ужасное псевдояйцо вместе с остальными, произойдет трагедия.

Внутри этого яйца сокрыта вовсе не жизнь, а смерть.

Я достала блокнот и на скорую руку зарисовала разбитое псевдояйцо.

— В деревне Мацуказе очень много псевдояиц, подделанных под яйца дроздовидной камышевки, но я впервые вижу подделки китайской выпи.

Сатору посмотрел на яйцо против солнца и восхищенно сказал:

— Такое огромное псевдояйцо, так что и особь, что снесла его, наверняка очень крупная.

— Нет. Ее размер, похоже, ничем не отличается от обычных каяносузукури, — сказал Сюн.

— Откуда ты знаешь? – Сатору поднял голову. Сюн молча показал подбородком вперед.

Я тоже посмотрела в том направлении и замерла от изумления.

Из густо растущего камыша выглядывала маленькая морда. Тонкий клюв, сбоку которого было зажато несколько сухих стеблей, был точно таким же, как у цапель. Однако лишенные век красные глаза, покрытая чешуей морда и черные полосы, тянущиеся от внешних уголков глаз, отнюдь не были признаками пернатых.

Каяносузукури медленно вытянул гусиную шею и начал скользить вперед своим длинным телом, петляя вокруг толстого камыша. В его окрасе было много темных оливковых оттенков, но в целом эта змея была переливающегося цвета ростков лука-батуна. Если посмотреть на все тело змеи, то сразу становилось понятно, что, за исключением удивительным образом похожего на птичий клюв, вся она практически ничем не отличалась от своего предка – малочешуйчатого лазающего полоза.  

Мы заметили змею в тот момент, когда она была занята строительством нового гнезда. Она умело возводила его, закладывая края из сухих стеблей, которые держала во рту. Гнездо выпи тоже было свито из стеблей камыша, сложенных пополам, но то псевдогнездо, что строила эта змея, по конструкции больше походило на гнездо камышевки. Но и оно обманет хищников.

— Наверное, это она отложила те псевдояйца. У каяносузукури привычка строить гнезда по пути следования.

Повернувшись в сторону Сатору, я увидела, что он стащил три псевдояйца из того гнезда, что мы нашли первым, и складывал их себе в рюкзак. В гнезде осталось только одно яйцо.

— Что будем со всем этим делать? – спросила Мариа с каноэ позади нас.

— Раз мы не смогли найти ни фусэнкэн, ни дьявольского миносиро, то можем хотя бы представить на летнем лагере эту тему. К тому же не так часто встретишь псевдояйца, замаскированные под выпь.

— Но, если мы их заберем, разве каяносузукури не окажется в трудном положении?

— Если осталось одно яйцо, то, наверное, все в порядке. Раз гнездо не пустое, она не будет думать о количестве яиц.

В словах Сатору, казалось, был свой резон, но если это действительно было так, то сама каяносузукури изначально отложила бы всего одно псевдояйцо.

Как бы там ни было, но коварство этой змеи со странной мордой мне казалось несколько преувеличенным.

Боевая стратегия каяносузукури заключалась в искусном применении гнездового паразитизма, практикуемого некоторыми птицами.

Гнездовый паразитизм – это явление, когда, не прилагая усилий на создание собственного гнезда и воспитание птенцов, подкладывают свои яйца в гнезда птиц других видов, оставляя птенцов им на воспитание. Вылупляющийся в скором времени подкидыш выбрасывает из гнезда те яйца, что были там изначально. Я понимаю, что они делают это ради своего выживания, но все равно считаю жестоким. Обитающие на африканском континенте медоуказчики, например, даже убивают птенцов хозяев крюком на своем клюве.

Как следует из моей любимой книги «Новая история природы Японских островов», тысячу лет назад существовало всего несколько вид птиц вроде кукушек, которые были замечены в гнездовом паразитизме. А сейчас количество таких видов выросло до десятка, и, помимо обычного подкладывания яиц в гнезда для воспитания там своих птенцов, иногда встречается гнездовой паразитизм оппортунистического типа. Птица выбирает гнездо, которое ей больше всего нравится, и даже паразитирует в гнёздах своего же вида. В мире пернатых тоже не осталось ничего святого.

Каяносузукури строят гнезда в подражание птичьим и откладывают там псевдояйца, и по размеру, и по цвету являющиеся точной копией настоящих, а затем поджидают обманутых птиц, промышляющих гнездовым паразитизмом. После этого они регулярно проверяют свои гнезда и собирают дань в виде свежих яиц.

Мне вспоминается урок естествознания, где нам показывали скелет каяносузукури. У них есть подпозвоночный нарост для разбивания скорлупы, который, по сравнению с другими змеями, гораздо более развит и напоминает коренной зуб на нижней челюсти. Скорлупа у них с экскрементами не выходит, а мелко перетирается и всасывается, а затем используется в качестве материала для псевдояиц. В ней содержится огромное количество кальция, так что скорлупа яиц каяносузукури такая же твердая, как птичья, а вылупляющиеся змееныши разбивают скорлупу своими прочными клювами.

Однако у них есть противники в гонке за яйцами, вроде островного полоза или чёточной змейки. Чтобы вытеснить их, у псевдояиц заготовлены «руки акума», о которых я не знала, пока не увидела. Может быть, я спала во время урока.

Не то чтобы я пыталась оценить события прошлого, но мне помнится, что тогда я испытывала едва заметное чувство неправильности происходящего. В учебниках было написано только про мутации и естественный отбор, но на самом деле была возможна и вот такая «коварная» эволюция для борьбы с соперниками.

Однако мы вновь начали наш подъем вверх по реке Тоне, а мои сомнения, так и не обретя законченного вида, куда-то пропали, унесенные речным бризом.

 

***

 

Закончив свое путешествие длиною в один день, наши каноэ еще засветло пристали к отлогому берегу. На песчаной почве были едва заметны следы лагеря, разбитого здесь до нас другой командой.

В первую очередь нужно было поставить палатки. Казалось бы, вырыть в песке ямки и собрать из бамбука каркас, натянуть парусину и перевязать все кожаными шнурами, — вот и все. Но это оказалось неожиданно сложной задачей. Понимая, что в ожесточенной борьбе наиболее эффективным будет распределить усилия, чтобы один с помощью магии ставил каркас и орудовал парусиной, а второй вручную фиксировал эту конструкцию в правильном положении и перевязывал все веревками, мы так и поступили.

Затем мы принялись готовиться к вечерней трапезе. В одно каноэ может вместиться триста килограмм груза, так что мы привезли с собой множество еды. Собрав по окрестностям берега сухие ветки и другой сушняк для костра, мы с помощью магической силы развели огонь. Налив в железный котел магически очищенную воду и набросав туда сырого риса, порезанного кусочками мяса, овощей и высушенной соевой спаржи, мы приготовили рисовую кашу с овощами. Единственными приправами были мисо и соль, добавленные в подходящем количестве, но мы целый день активно двигались и были голодными, так что у нас был хороший аппетит и мы быстренько всё слопали.

Пока то да се, день начал подходить к концу, и после еды мы сели вокруг костра и начали болтать.

Я помню, что происходило тогда, будто все картины выжжены у меня под веками. Приятную усталость от целого дня в движении, слегка увлажнившиеся от дыма костра глаза. Все были взволнованы больше обычного от того, что впервые со дня своего рождения мы отправились в путешествие за пределы Хаттёдзиме. Когда небо сменило цвет с бледно-голубого на темно-синий, лица у всех стали казаться окрашенными красным от пламени костра.

Если честно, я практически не помню, о чем мы говорили первую половину вечера. Наши разговоры за обедом я помню до мельчайших подробностей, и странно, что не могу вспомнить ничего о вечере, хотя тогда было намного веселее. И все же тогдашние разговоры лишь дрейфовали на поверхности моего сознания.

В тот вечер все мое внимание было направлено на сидящего по другую сторону костра мальчика.

— Саки, ты ведь еще не видела? – Сатору так внезапно задал вопрос, что я растерялась. О чем он таком спрашивает, чего я не видела? Для начала можно ответить расплывчато.

— Ну. Как сказать.

— А? Видела?

Ничего не поделать, мне пришлось покачать головой.

— Так и думал. Ничего ты не видела, — Сатору будто ругал меня. Я хотела возразить, но не знала, о чем идет речь, так что ничего не могла поделать.

— Тогда… вот так! – Сатору был воплощением слова взволнованность. – Я вот недавно впервые увидел. Вместе с Сюном. Так?

Сидящий по ту сторону костра Сюн кивнул. Что-то не припомню, чтобы за последнее время эти двое так хорошо ладили.

— Это был просто кошмар. Мы должны были быть предельно осторожны.

— Да уж. Ну, по крайней мере это произошло не просто случайно, как тогда в школе Вакиэн, — с улыбкой и характерным прохладным тоном сказал Сюн.

— Даже если двери открыты, все равно вообще не видно, что происходит во внутреннем дворе общей школы, потому что перед ними стоит стена-перегородка. Даже учителя нервничают, когда открывают и закрывают двери.

Иными словами, эти двое побывали во внутреннем дворе общей школы? Я была поражена их смелостью. Внутренний двор общей школы расположен по центру здания квадратной формы, и так же, как в школе Вакиэн, не было определенного правила, по которому ученикам бы запрещалось туда входить. Однако в школе не было даже окон, выходящий во внутренний двор, так что никто не знал, что там, и, как правило, это место не вызывало желания даже приближаться к нему.

— Но я случайно видел два раза, как Солнечный Король открывает двери, и очень хорошо запомнил, как выглядит задвижка с внутренней стороны.

Интересно, какая конструкция у этого замка тысячелетней давности? У меня нет даже догадок. Раньше, в те времена, когда дверь можно было открыть и закрыть, вставив в скважину замка кусок железа с определенным образом нанесенными секретными зарубками, по-видимому, был значительный прогресс в развитии всевозможных сложных механизмов, работавших с часовой точностью. В наше же время практически нет мест, требующих замка, так что и сами замки теперь все очень простой конструкции.

По периметру двери с выдержанным радиусом установлена дюжина маленьких засовов. Снаружи никак не увидеть, где эти засовы расположены, а потому только тот, когда имеет при себе план размещения засовов, или тот, кто с точностью помнит, где они, сможет открыть дверь с помощью магической силы.

— … Так что вот, я следил за окружением, а Сюн открыл дверь. Мы вошли во двор и тут же закрыли двери. На какое-то время мы затаили дыхание, а потом отправились за перегородку.

Сатору замолчал и оглядел сидящих у костра, как будто желая удостовериться в эффекте, который производил его рассказ.

— И что там было? – спросила Мариа.

— А как ты думаешь? – на лице Сатору появилась легкая улыбка.

— Опять, наверное, скажешь, что могилы, как во дворе Вакиэн? – сказала я, и Мамору, который был не в теме, выпучил глаза:

— Что? Во дворе школы Вакиэн были могилы?

Сатору скривил лицо:

— Не-а. То, что тогда рассказал, я сам услышал от других.

— Ну всё,просто расскажи, не важничай. Что там было?

— … Почти то же самое, что я видел в школе Вакиэн, — ответил Сюн. – Немного растительности, а так просто большое как будто заброшенное пространство. Но в глубине двора стоят в ряд пять кирпичных кладовых с крепкими деревянными дверьми.

— Ты попробовал их открыть? – спросила Мариа, и в этот раз ответил Сатору:

— Мы попробовали подойти поближе, но тут же повернули обратно.

— Почему?

— Какой-то там был странный неприятный запах, и нам не захотелось приближаться.

Сатору, обычно несущий несусветный бред с целью напугать людей, выражался теперь на редкость туманно, и от этого нам стало совсем не по себе.

— Неприятный запах?

— Резкий… как нашатырный спирт.

— Это, наверное, не из кладовых, а из туалета?

Сатору не отреагировал на мою шутку.

— И это еще не все. Может быть, мне послышалось, но я слышал голос, — сказал Сюн, и вся компания притихла.

— Что за голос? – было страшно спрашивать, но я решилась, набравшись смелости.

— Не уверен. Было похоже на рев животного или что-то вроде того.

Эти двое определенно сговорились, чтобы всех напугать. Я решила для себя так, но не могу отрицать, что по спине у меня не пробежал холодок. После этого я только развлекалась, слушая эту глупую историю.

На следующее утро нам нужно было рано вставать. Стоило бы сразу же лечь спать, но все мы еще некоторое время сидели, наслаждаясь отголосками большого приключения. Вопреки обычному, Мамору предложил покататься на каноэ ночью. Мариа тут же согласилась.

Грести по реке, полагаясь на один лишь свет звезд, мне поначалу совсем не хотелось. В практически нулевой видимости я чувствовала страх, который можно даже назвать инстинктивным.

Но еще меньше мне хотелось быть единственной, кто откажется и останется на берегу, так что я тоже участвовала в жеребьевке. Мы распределились на две лодки по два человека, а один человек должен был остаться сторожить костер. Если костер вдруг погаснет, то остальные с полностью погруженной во мрак реки не смогут найти берег.

Я забыла сказать, что у каноэ были разные имена. То каноэ, на котором плыли мы с Сатору, называлось «Сима номер II», лодка Мариа и Мамору – «Белый толстолобик номер IV», а та, которой правил Сюн, — «Змееголов номер VII». По результатам вытягивания палочек для еды, на заостренные концы которых были нанизаны желуди двух разных видов, было решено, что на «Белом толстолобике номер IV» поплывем Сюн и я, а на «Симе номер II» — Мариа и Мамору. К сожалению, Сатору должен был оставаться один сторожить костер.

— Это было нечестно! – запротестовал Сатору, который просто не знал, когда нужно сдаться. Он с самого начала кричал о своей вере, что оставшемуся у костра везет больше всех, и до последнего не тянул жребий в ожидании собственной удачи. – Посмотрите, что же это такое! Сверху все в банке видно, до самого дна!

— Ну тогда бы все это заметили. Но никто ничего не видел, — невозмутимо сказала придумавшая этот жребий Мариа. На самом деле, нет никакой необходимости видеть дно. Если внимательно присмотреться, то становится понятно, что палочка с желудем и палочка без желудя стоят в банке по-разному.

Сатору с неохотой сел у костра, а мы понесли оставленные на отлогом песчаном берегу каноэ к реке.

— Какое-то время нельзя смотреть на костер, — сказал Сюн.

— Почему?

— Тебе же говорили, наверное? Это железное правило ночных катаний на лодке – перед тем, как сесть, нужно дать глазам хорошенько привыкнуть к темноте. Если этого не сделать, то какое-то время ты не будешь ничего видеть, так ведь?

Сюн первым залез в «Белый толстолобик номер IV» и подал мне руку. Мое сердце бешено забилось, и на время я позабыла о волнении от катаний по темной воде.

Каноэ медленно заскользила в мир кромешной тьмы.

Я ничего не видела и была встревожена перспективой внезапно использовать магию, так что поначалу мы гребли веслами.

Хотя глаза мои привыкали ко тьме, все-таки практически ничего не было видно. Лишь свет мириад звезд освещал поверхность реки. Гладь воды была похожа на ведущую в бесконечность темную тропу, и слабые всплески от ударов двух весел звучали приятно.

— Как-то похоже, будто мы во сне, — восторженно пробормотала я. – Сейчас даже непонятно, с какой скоростью мы идем.

— Если сунуть руку в воду, то поймешь, — сказал сидящий позади меня Сюн.

Перестав грести, я легонько коснулась темной, как смоль, поверхности воды. Скорость, с которой кончики моих пальцев рассекали воду, была довольно большой.

Издалека впереди нас послышался смех. Я по голосу узнала Мариа. Может быть, благодаря ночной тишине, а может быть, просто потому что звук отражался от поверхности воды, но ее голос был слышим гораздо лучше, чем днем.

Вслед за этим Сюн перестал грести и сложил весло поверх лодки.

— Что такое?

— От гребли ведь поднимается рябь…?

Я повернулась к нему, а он, казалось, вглядывался в поверхность реки. Там вдалеке виднелся костер, охраняемый Сатору. Может быть, потому что мы спускались вниз по реке, за такой маленький промежуток времени мы отплыли довольно далеко.

— Да. Это же река, по ней идут волны и никогда не бывает тихо.

Сюн, казалось, проговаривал мантру.

— Ты не против? Я попробую усмирить волны.

Свободно дрейфующий по течению реки «Белый толстолобик номер IV» создавал ровные, постепенно расширяющиеся в стороны круги на воде. Теперь же, изнутри наружу, все волны стали исчезать.

— Ух ты. Здорово…

Вокруг нас все как будто стремительно замерзало, и на поверхности воды совсем не осталось никаких неровностей. Теперь вода была гладкой, как отполированное стекло, и черной, как смоль, зеркальной поверхностью, в которой отражалось полное звезд небо.

— Красота. Такое ощущение, будто мы полетели в космос!

Об этом вечере я, наверное, не забуду до конца жизни.

«Белый толстолобик номер IV» прокладывал свой путь вовсе не по реке, текущей по земле. Это была небесная река, сверкающая бесчисленными неподвижными звездами.

Издалека дул ветер, послышался едва различимый голос: «Эй». Это был голос Сатору. Даже обернувшись к нему, я уже не могла различить свет костра. Видимо, мы уплыли очень далеко.

— Что ж, будем возвращаться? – на вопрос Сюна я молча покачала головой.

Мне хотелось еще немного побыть в этом месте. Вдвоем с Сюном, в этом чудесном мире.

Наше каноэ покачивалось в самом центре звездного неба. Я, сидя лицом вперед, вытянула правую руку назад.  

Немного погодя сверху легла ладонь Сюна. Его длинные и тонкие, красивые пальцы сжали мою ладонь.

Я подумала, что хорошо бы, чтобы время сейчас остановилось. Я хотела провести вечность вот так, рядом с Сюном.

Не знаю, сколько времени так прошло. К реальному миру меня вернул едва слышимый обрывочный голос кричащего Сатору. Видимо, никто не возвращался, и он запаниковал.

— Давай вернемся, — сказал Сюн, и на этот раз я кивнула. Было жалко Сатору, который остался в стороне.

«Белый толстолобик номер IV» развернулся носом к верховью реки. Сюн с помощью магии увеличивал скорость лодки, и часть поверхности реки, в котором отражались тысячи звезд, разбился и исчез из виду среди волн.

Позволив себе наслаждаться скоростью, я внезапно почувствовала головокружительное волнение.

С какой же, интересно, скоростью мы сейчас движемся?

И течение реки, и виды обоих берегов растворялись в туманной тьме, и различить что-либо было невозможно.

Если восприятие людей такое неясное, то, получается, что и магическая сила, пусть бесконечно близкая силе богов, совсем так же неустойчива, как высокое здание, построенное на песке?

И потом я еще подумала.

Если мои органы чувств будут заблокированы, смогу ли я тогда использовать свою магию?

Вслед за этим я мне в голову пришла ещё одна мысль.

Почему в нашем городке люди, потерявшие зрение или слух, не живут одни?