Первый семейный ужин. Начало

Глава 1.8. Первый семейный ужин. Начало

Госпожа Сяо уже давно так не веселилась. Когда Чэн Ши возвратился в комнату, она увидела у мужа на виске, в верху на лбу, шишку, после того, как расспросила подробно от начала и до конца, внезапно вышла из себя. Схватила деревянный лакированный винный кубок и кинула в него, таким образом у главнокомандующего Чэна, на второй стороне лба, у виска, появилась еще одна шишка, так удачно составившая пару первой. 

В ту же ночь, Чэн Ши дождавшись пока у матушки Чэн сильный гнев развеялся, отправился в ее комнату показать матери пару пропорциональных шишек на лбу. В итоге проявив актерское мастерство, не получившееся среди бела дня, и вдобавок все же между ними была сильная привязанность, мать и сын, в конце концов, помирились.

Следующим шагом было укрепление своих позиций на поле боя.

Сначала Чэн Ши привел пожилую седовласую женщину весь облик которой говорил о том, что она всю жизнь тяжело работала, но только увидев ее, матушка Чэн заплакала навзрыд. В прошлом, в годы расцвета семьи Дун, пожилой господин Дун нанял нескольких крестьян-арендаторов, а эта пожилая женщина и была когда-то дочерью помогающего семье Дун крестьянина. Матушка Чэн выросла играя с ней в деревне, между ними сложились дружеские отношения как между старшей и младшей сестрой, в дальнейшем, материальное состояние семьи с каждым днём становилось всё более и более трудное и пожилой господин Дун не имея другого выбора, распустил помогающих ему крестьян.

Госпожа Сяо всегда имевшая большое количество планов, следуя в карательных походах повсюду за мужем, всё время обращала внимания и разыскивала в те годы сородичей и земляков ставших беженцами, рассеянных во все стороны, собственно говоря, она полагала разыскать местоположение некоторых далеких родственников семьи Дун и протянуть им руку помощи. В результате всех поисков не было никаких новостей, очевидно, что люди из клана Дун или в самом деле погибли или рассеялись так, что найти их было почти невозможно. 

Известность Чэн Ши в военных походах в итоге росла день ото дня, и однажды к ним в дом самостоятельно пришла пожилая женщина, носящая фамилию Ху. Так уж совпало, в прошлом эта старая женщина Ху вышла замуж, и вслед за мужем покинула деревню, у матушки Чэн только-только родился Чэн Ши, как раз ему тогда дали имя, если бы этот воин был каким-то другим представителем семьи Чэн пожилая женщина Ху едва ли бы осмелилась подойти и признаться в знакомстве.

Госпожу Сяо внезапно осенило, что она может попридержать их, как редкий товар, немедленно, удобно разместила тяжелораненого сына и тяжелобольного внука старой женщины Ху, и позже всех вместе привезла в столицу. Изначально, вскоре после возвращения домой, Чэн Ши намеривался сразу же привести с собой бабушку Ху, однако госпожа Сяо убедила не делать этого, и они договорились провести свой план в четыре этапа.

–Свекровь является старшей в семье, не нужно господину идти на нее в карательный поход как на противника, и опустив молот смертельно ее ранить не учитывая, что достаточно и того, что есть, чтобы одержать победу, – с легкой улыбкой сказала госпожа Сяо. – Будем все делать медленно. Прежде пусть свекровь выведет весь свой гнев, который она десятилетие держала в себе в узде, господин, ведь между матерью и сыном, должна пройти обида. А потом еще раз познакомим состарившихся сестричек, только в этом случае возможно все образуется само собой и окупится с лихвой.

У матушки Чэн и впрямь случилась неожиданная радость, обнимая пожилую женщину Ху плача и смеясь одновременно, да ещё похлопывая Чэн Ши и снова распекая его на все лады – отчего так поздно пригласили и почему так поздно приехали с бабушкой Ху. Чэн Ши немедленно от души выдал заготовленный ранее текст, сказав:

–В то время матушка была во власти гнева, если бы я привел людей сразу, то всем показалось бы, что у меня есть какие-то планы. Сейчас матушка не раздражена, и понимает, что я все делаю исключительно ради того, чтобы матушка была счастлива, – матушка Чэн услышав это, и впрямь еще более расчувствовалась, понимая, что Чэн Ши включил семью Ху, детей и внуков, принадлежностью к своим подчиненным, одновременно оставил бабушку Ху в своем окружении, чтобы она составляла компанию и была полезной при некоторых делах, и только лишь тогда почувствовала, что сын действительно сам вложил душу.

Бабушка Ху в чужих краях выдерживала невзгоды несколько десятков лет, и хорошо понимала житейские вопросы, была в состоянии развлечь, могла уговорить, а умением в понимание ума и сердца матушки Чэн намного превосходила в подобных делах тетю Дун, само собой выучившись этому с малых лет. Она уже познакомилась со слишком сильной госпожой Сяо, естественно, понимала сама, как следует говорить и вести себя.

Ещё более примечательно, что на протяжении всего этого дела, госпожа Сяо в полной мере показав смышлёность, полностью сделалась невидимой, ни на что не обращая внимания хлопотала по дому, успокаивала семьи умерший от ран подчиненных, а оставшиеся мать и сын излагали свои чувства после разлуки: какое-то время сквозь сопли и слезы рассказывали о тяготах военных действий, немного погодя разгорячившись рассказывали о пейзажах снаружи, вдобавок бабушка Ху к месту поддерживала их, утирая слезы. Быстро, мать и сын прямо-таки проявили любовь друг к другу, ставшую крепче золота.

Матушка Чэн притом слушала как бабушка Ху рассказывала о жестоких военных действиях на переднем фронте, как у большого количества генералов недоставало рук и сломаны ноги, немало тех, у кого не было глаз или ушей, она дотрагивалась до старых ран на теле сына, и ее сердце прямо-таки разрывалось от горя, и вот ей пришло в голову, что ее сыну было так тяжело, а материнский брат Дун находясь сзади, все равно собирался копать под своего племянника загребая деньги нечестным путем, и ей очень захотелось сразу же срезать с младшего брата побольше мясо и сварить для сына, поправляя его здоровье.

Несколько раз Гэ-ши пытаясь зайти к матушке Чэн, чтобы немного поглазеть на госпожу Сяо, либо наталкивалась на Чэн Ши как раз в то время рассказывающего истории, и не стремясь к тому, чтобы третье лицо вмешивалось в их общение, и тогда мать и сын дружно закатывали глаза, либо только наталкивалась на матушку Чэн и бабушку Ху предававшихся воспоминаниям о былых днях, и они ругались на нее, приходя в раздражение от ее появления.

Чэн Шаошан само собой разумеется не знала конкретного хода событий. Ей было лишь известно, что отец семьи Чэн каждый день, в сравнении с предыдущим днем, был все более и более радостным, пока однажды Чэн Ши прямо не сказал ей, что в семье появилась бабушка Ху; едва-едва немного понимая весь замысел от начала и до конца, Чэн Шаошан, не могла не сетовать про себя, ведь прежде госпожа Сяо была занята с мужем, зарабатывая тяжелым трудом имущество для семьи, большое дело – наиболее важное, не до того было препираться с матушкой Чэн и Гэ-ши, а тут в одночасье появилось свободное время, поэтому она приводила в порядок домашние дела, или попросту сильно давила на невежественных женщин семьи, в любой момент находя решение их проблемам.

Встав рано в этот день Чэн Шаошан, разговаривала с улыбающейся А-Чжу обрисовывающей ей перспективы на «сегодня вся семья будет вместе обедать», она сразу же почувствовала, что запахло окончанием войны.

Только после того, как выпив все лекарство окончательно, и пройдя внутри комнаты три круга, пришла госпожа Цин Ли принеся новое шэньи с лакированной деревянной шкатулкой. Парчовое платье рисово-белого атласа вверху было выткано побегами цветков сливы красно-фиолетового оттенка, ворот и манжеты обрамлялись ярко красным атласом шириной в четыре пальца, совершенно новое нижнее платье из тонкой хлопчатобумажной ткани было белоснежного цвета. Шэньи было широким и Ляньфан вместе с А-Чжу взялись одевать Чэн Шаошан, тонкая красиво сотканная парча охватывала ее кругами, и ее снова и снова подгоняли под темно-красный пояс шириной в четыре пальца украшенный нефритами, даже не обладая зеркалом в полный рост, Чэн Шаошан была способна почувствовать роскошь одежды и украшений.

Только после этого госпожа Цин Ли сама стала расчёсывать волосы Чэн Шаошан, подойдя к нечеткому бронзовому зеркалу, девушка неясно увидела как ей зачесывают волосы в красивый и очаровательный шуанхуань*, а сзади просто собрав ненужные пряди в хвост, тогда Ляньфан открыла маленькую лакированную деревянную шкатулку и госпожа Цин Ли вынула пару ослепительно засиявших чистыми сполохами жемчужин, и закрепила их с одной стороны на шуанхуане Чэн Шаошан.

*双鬟 shuānghuán в древние времена причёска молодых девушек, представлявшая собой пучок в форме двух колец.

А-Чжу посмотрела, слегка нахмурив брови сказала:

–Госпожа Цин, это…

Госпожа Цин Ли сказала усмехаясь:

–Не бойся. – Затем опустив голову, обращаясь к Чэн Шаошан промолвила: – Эти драгоценности, которые госпожа отдала четвертой барышне, она хранила очень долгое время, как бы там ни было, сейчас разрешено их надеть.

Поскольку по возрасту Чэн Шаошан была еще очень молода, то обычно в ушах носила всего лишь пару легких цветов сирени, сделанных их золотистого шелка, а на запястье надевала браслеты из золотистых нитей с мелкими ярко-красными коралловыми бусинками, А-Чжу и Ляньфан с Цяого стоявшие рядом не могли налюбоваться ее видом, дружно хваля на все лады.

Позже, идя по верхней галереи, закутанная в пестро-серую меховую накидку, ненавязчиво оглядывала всю округу. Этот дворик был невелик и с первого взгляда можно было впереди увидеть вдалеке внутренние ворота. В ее душе все более появлялось недоумение, смотря на такие роскошные собственные украшения и одежду, почему же резиденция до такой степени маленькая, неужто здесь на дома до такой степени заоблачные цены?

Не пройдя и пятидесяти-шестидесяти шагов, вскоре подошла к месту, где проживала матушка Чэн. Ляньфан прислуживая Чэн Шаошан, кроме того поднялась и открывала ей путь, помогла снять тяжелую меховую накидку, в белоснежных полотняных носках девушка ступила на темно-красный лакированный пол, отчего ее ступня стала казаться еще более хрупкой. Люди той эпохи кушали еду подаваемую порциями, как правило для каждого человека был отдельный столик. В главной зале все столики были расставлены секциями в два ряда, Чэн Шаошан подняла голову и увидела, что все уже собрались в полном составе, а сама она была последней, сразу же смутно себе представила, что это может принять дурной оборот.

И впрямь, сидевшая с левой стороны в третьем ряду «хорошая тетушка» Гэ-ши не сдержалась, в этот самый момент все услышали как она сказала визгливым голосом:

–О! Старшие уже все здесь, лишь тебя одну – четвертая барышня ожидаем. В прошлые дни тетя учила тебя, как важно быть вежливой, проявлять почтительность к родителям и старшим братьям, сегодня…

Но ее нетерпеливо перебила, сидевшая на верху, на самом почетном месте по середине, матушка Чэн невежливым голосом сказав:

–Ты бы поменьше болтала, здесь исключая самых маленьких, каждый человек в сравнении с тобой старший, мы даже не открыли рот, тебе-то какое дело!

Матушка Чэн происходила из крестьянской семьи, и высказывала все без обиняков, в былые времена стыдя госпожу Сяо в присутствии посторонних приводила к тому, что та попадала в отчаянное положение, в то время Гэ-ши крайне нравилось слушать как матушка Чэн бранится, ныне подобное упало ей на макушку, и оказалось не очень-то и приятно.     

А-Чжу торопливо повела Чэн Шаошан, поддерживая ее, когда она припадала ничком отдавая честь по порядку старшему поколению: сначала матушке Чэн, в центре, на главном месте за парадным столом; только после чего кратко поклонилась сидящему на месте сбоку от нее дяди Дуну; затем, находившимся по отдельности с правой и с левой стороны на главных позициях Чэн Ши и его жене, а после находившемуся отдельно от них, с правой стороны во второй ряду младшему двоюродному брату Дуну, Чэн Шаошан следовало называть его кроме того дядюшкой; затем были с левой стороны сидевшая на второй позиции Дун Люй-ши, которая не ожидавшая пока Чэн Шаошан закончит выполнять долг вежливости, улыбаясь встала со своего сидения и со смешком дернув Чэн Шаошан, сказала:

–Няоняо выросла – любо посмотреть. В обычный день не всегда сумеешь это осознать, но последние несколько дней старшая невестка заставила привести тебя в порядок и нарядится, и на удивление – ты стала другим человеком.

У Чэн Шаошан кружилась голова от поклонов, поэтому она не отреагировала, но другие смысл высказывания Дун Люй-ши поняли, Гэ-ши выпрямилась, недовольно сказав:

–Это еще что значит, говоришь, что я обычно дурно отношусь к четвертой барышне?

Дун Люй-ши оглянувшись назад, мельком взглянула на госпожу Сяо, сказала смеясь:

–Вторая невестка много домысливает, я только говорила, что четвертая барышня встретилась после долгой разлуки со своими родителями, когда человек радостен, душевные силы прибывают, а внешность улучшается.

Гэ-ши возмущенно села, откуда ей было знать, что Дун Люй-ши, садясь на свое место, была способна «сказать шепотом», но так, чтобы это было слышно всем:

–Бедная девочка, очевидно, что собственный отец рисковал своей жизнью вне дома, чтобы преподнести ей богатые и хорошие одежды и драгоценности, и каждый раз, я сама видела, ей только и оставалось подбирать оставшиеся наряды после других.

Как только эти слова прозвучали, Гэ-ши, а равно и сидевшая с прямой спиной девушка на последнем по старшинству месте на банкете покраснели, Чэн Шаошан потерла лоб, ей сразу же пришло в голову, что «Гэ-ши конечно все ценные вещи несомненно присланные отцом Чэн забирала себе», но прежде, чем она дальше могла продолжить размышления А-Чжу остановила ее около второго дяди – Чэн Чэна и Гэ-ши приветствовать их в порядке очереди, Гэ-ши затряслась так, что даже не смогла заговорить.

За последнем по старшинству месте было три сиденья, в центре расположилась Чэн Шаошан, с правой стороны все еще красная от смущения девушка, а с левой – белый тучный мальчик, бывший в состоянии по своим летам как следует пользоваться палочками для еды, эти двое были увешаны драгоценностями и в нарядах, приличествующих богатой и могущественной семье. У девочки была светло-желтого цвета кожа, густые брови и большие глаза, только удрученное выражение лица, дрожь и сконфуженность, говорили, что похоже, условия ее жизни были еще более тяжёлыми по сравнению с Чэн Шаошан.

В это время, прислуга непрерывной чередой входила в зал, один за другим, возле каждого сиденья подавали кушанья на обычных маленькие бамбуковых циновках: один кусок прожаренной на огне свинины – от нее аромат разлился на всю комнату, один кусок жирной курицы приготовленной на пару с зимними ростками бамбука, одну порцию похлебки из оленины, отдельно пара квашенных с зеленью овощей. В верху, за господским столом, еще было вино, а у Чэн Шаошан за столом, им троим всего лишь подали в чайничке свежеприготовленное рисовое молоко, правда, горячее и благоухающее.

Дядя Дун поднял сделанную из японского лакированного дерева двуручную чашу, и обращаясь к Чэн Ши сказал:

–Эту первую чару вину я поднимаю прежде за уважаемого племянника, на сей раз я был в состоянии благополучно вернуться, лишь за счет племянника, я, я…

Чэн Шаошан бросила украдкой взгляд, в этот самый момент увидела, что дядя Дун и матушка Чэн выросли очень похожими – оба монументально тучные с важным видом, только кажется, что он недавно чрезмерно и основательно похудел за короткое время, кожа на щеках и теле обвисла; он крайне боялся Чэн Ши, и не осмеливался прямо смотреть на племянника, и от того заикался.  

Во взгляде Гэ-ши сверкнула молния, и она насмешливо сказала:

–Почему мне кажется, что дядя напуган? Мы все здесь родичи, к чему так бояться.

Госпожа Сяо смотря на нее, не спеша сказала:

–Тюрьмы северной армии крайне некомфортабельны, пусть и приняли просьбу господина повременить с налаганием взыскания, однако, на глазах у дяди, других за аналогичное преступление забили батогами до смерти, дядя по-видимому заболел от испуга.

Как только эти слова прозвучали, дядя Дун даже чару с ушками, наполненную вином, и ту не удержал. Действительно, Чэн Ши, когда вел его за собой наружу сознательно весь путь проходил мимо одиночных пыточных комнат, внутри под душераздирающие крики, применялись пытки разного рода – под скрежет костей хлестая кнутом вырывали мясо, и смотря на это во всех деталях, ноги дяди Дуна обмякли, и он выйдя наружу, едва не потерял сознание.

Гэ-ши не представляла, что на это ответить, и Дун Люй-ши торопливо сказала:

–Все-таки поблагодарим генерала, иначе свёкор, неизвестно много ли мало ли терпел бы муки. – И с этими словами, бросила взгляд на противоположную сторону – на своего мужа, младший двоюродный брат Дун поспешно поднял чару с ушками, наполненную вином, и обращаясь к Чэн Ши выразил благодарность.

Младший двоюродный брат Дун обладал именем, весьма знаменитым в актерской среде, Дун Юн, родившись с часто встречающейся внешностью героя любовника, какими их изображают актеры, делающий туманные неопределенные намёки глазами, явно потворствовал алкоголю и сексуальным забавам, о чем красноречиво говорила дряблая кожа лица; и выражая признательность, попутно, кроме того еще тайком поглядывал исподтишка на госпожу Сяо.

Чэн Шаошан внезапно развеселилась, сказав про себя, неужто товарищ Дун Юн полагает, что все другие люди – слепцы, неужели не видит, что у отца Чэн Ши глаза стали непропорциональными, как у камбалы, из-за взглядов двоюродного брата на его жену. На другой день, товарищ Дун Юн по дороге получил хорошую взбучку от неустановленных лиц, пролежав в постели несколько месяцев, и впредь более не приходил в резиденцию Чэн.

Закончив пристально смотреть на Дун Юна, Чэн Ши также поднял чарку, выпив залпом, сказал:

–Дяде следует впредь наслаждаться безмятежной жизнью, в будущем тщательно смотреть за домом, пашнями, лавками, и беззаботно жить.

Нервничая, дядя Дун спешно сказал:

–Как можно сейчас допустить это, ведь говорится, что родные братья охотятся вместе на тигров, а начать сражение нужно со сплоченным войском, племянник теперь этих выражений стесняются, но, ты на чужбине старался изо всех сил сражаясь на смерть, зачем мне хорошо наслаждаться безмятежностью, так как я тоже задолжал в помощи…

Чэн Ши слушая его пустую болтовню не выдержал, смотря со значением прямо на матушку Чэн, а очевидно последние несколько дней мать и сын общались чрезвычайно успешно, и матушка Чэн хлопнув по столу, грубо сказала:

–Быстро рот закрой! Мой сын в прошлом только-только взяв оружие в руки, почему же в то время не было видно этих родных братьев, убивающих тигра? Мой сын работал как вол, почему же в то время не было заметно тебя, сражавшегося в сплоченном войске? Моему сыну было бы легче, если бы ты помогал чуть меньше!

Дядя Дун с изумлением смотрел на собственную старшую сестру, сказал:

–Старшая сестра, ты, ты…

Он посмотрел на Чэн Ши и его жену, очень хотел сказать «Старшая сестра, если бы я самоотверженно не помогал тебе, ты бы так же халатно сражалась со своей невесткой» однако перед лицом всей семьи каким образом можно легко говорить напрямик, поэтому, он закатил глаза, искрясь улыбкой сказал:

–Старшая сестра ты чутко относишься к младшему брату, только племянник с женой с утра до вечера усердно трудятся, старшая сестра Вы обычно стремитесь послушать немного забавных случаев, кто же будет приезжать и рассказывать тебе их.

Матушка Чэн с каменным лицом сказала:

–Со временем, когда я буду свободна от дел, попрошу племянницу и сноху прийти сюда поговорить, вы оба – отец и сын, в конце концов, взрослые мужчины, женщинам в резиденции, неудобно, когда вы постоянно входите и выходите, в будущем, если ничего не случилось не стоит нас навещать. – Смотря как бабушка Ху разносит палочки для еды и ложки, добавила к сказанному. – В доме, если по делу подзови Люй-ши, короче говоря вам двоим не нужно приходить сюда. Ши`эр поднимается по чиновной иерархии, в доме нельзя не уделять серьёзное внимание некоторым правилам, ни в коем случае нельзя, чтобы было то же самое, что и в деревне: без стеснения младший брат матери и старшие и младшие братья беспорядочно бродили бы по дому.

Дядя Дун потерял дар речи, устремив взгляд на свою невестку Люй-ши, сказал свирепо ругаясь:

 –Ах, ты сучка, что ты наговорила старшей сестре! – Дун Юн внезапно поднялся со своего места, засучив рукава хотел подойти и дать пощечину Люй-ши, но сидевший сбоку Чэн Ши не двигаясь с места, протянув руку подтащил Дун Юна к себе, и не различая повернул и придавил, прижав руку Дун Юна к полу, а затем шевельнул другой рукой так, что все услышали звук удара, и лицо Дун Юна сразу же опухло, подобно свиной голове.

Чэн Ши холодно сказал:

–Это семья Чэн, не следует тебе хвастаться здесь своей силой. – При этом пристально смотрел на дядю Дуна.

Чэн Шаошан про себя подумала, нечего сказать мать и сын, один ругает другого, а если разозлятся, то бьют при каждом удобном случае, совсем не в мягких выражениях.

У всех на банкете было разное выражение лиц: матушка Чэн развернувшись изображала, что ничего не видит и не придает значения, дядя Чэн, второй сын дедушки Чэна, склонив голову ничего не замечая, о чем-то размышлял про себя, действительно, ничего не видя или в самом деле ничего не имея против, дядя Дун дрожа всем телом пристально смотрел на Чэн Ши, Дун Люй-ши закрыла лицо рукавом, но уголки ее рта немного приподнялись в улыбке, госпоже Сяо всё было нипочём, только лишь Гэ-ши и сидевшие на последних по старшинству местах дети, смотрели вытаращив глаза и открыв рот.

Госпожа Сяо пригубив чарку с вином, грациозно опустив ее, сказала:

–У дяди и у младшего двоюродного брата весьма внушительный вид, не зная ничего, посторонний всё же можно принять вас за хозяев в семье Чэн. – Повернувшись к Люй-ши тепло сказала: – Свекрови в обычные дни одиноко, тебе следует чаще приходить сюда, составить ей компанию разговорами.

Дяде Дуну стало ясно, что Чэн Ши с женой все запланировали, поэтому он сразу же кинулся на землю, говоря сквозь громкий плач:

–Старшая сестра тебе стал безразличен твой младший брат, неужели старшая сестра ты забыла, что перед тем как батюшка скончался ты дала кое-какое обещание? Оказалась ли ты достойна батюшки.

Каким же образом этот маленький трюк, сможет расстроить планы госпожи Сяо? Матушку Чэн уже давно обучила, что следует говорить бабушка Ху, поэтому она наоборот возразила:

–Разве я не смотрю за тобой? Сейчас ты одеваешься в парчу и тонкий хлопок, кушаешь деликатесы, распоряжаешься слугами, прислуживающие тебе, где уж там батюшке в свое время так хорошо жить, сравни с тем, что было прежде. Разве я оказалась недостойна батюшки?

Дядя Дун, заикаясь, с трудом подбирая слова сказал:

–Однако, старшая сестра все в шелках, и более того…

–Какое еще более того?! – прервала матушка Чэн и сказала: – Сегодня счастливая жизнь семьи Чэн – это кровь моего сына в пламени войны убивающего своими руками, и какое ты имеешь к этому отношение, раньше, если бы ты был готовым стараться и вложил бы немного своих сил, то сейчас ты был бы способен жить так как я.

Дядя Дун все же расплакался, и с гневным возмущением сказал:

–Старшая сестра ты вся увешана драгоценностями, а младший брат только и может доживать свою жизнь немного лучше чем в крестьянской семье? – Чэн Шаошан слушая позади уже сильно радовалась, про себя только говорила, чудно, что в большой семье Дун исходная точка такая низкая, возможности успешно развиваться сильно большие.

Матушка Чэн хлопнула деревянными палочками для еды, сверля его гневным взглядом сказала:

–Не иначе как мне следует отдать половину складов семьи Чэн тебе? – она еще может поддаваться добрым словам, но не угрозам, предположим, что младший брат хорошо подогрел бы свои слова просьбами, и тогда, вполне возможно, ещё можно было бы создать переломный момент в этом деле, к сожалению, дядя Дун использовал ошибочный способ. Матушка Чэн сильно ругаясь сказала: – За все эти годы, ты кушал в семье Чэн и пользовался семьёй Чэн, а сейчас еще думаешь хвастаться богатством семьи Чэн, разве не в этом дело?! Ты бы разобрался прежде, ты из семьи Дун, я – жена в семье Чэн, хотя бы даже родные, но прародители разные. Я ни в коем случае не могу относить тебе все из семьи Чэн и помогать тебе. – Матушка Чэн говорила это грубо прямо в лоб, тем не менее результат был хорошим, дядя Дун пришел в замешательство.

Чэн Ши был весьма удовлетворен выступлением своей пожилой матери, все его бородатое лицо повернутое в сторону матушки Чэн выражало милую улыбку, Чэн Шаошан невольно затряслась, матушка Чэн однако чувствовала себя в высшей степени довольной, становилась все более и более оживленной.

Дядя Дун в замешательстве, уже уставший в конце, спешно сформировав речь, покорно сказал:

–Старшая сестра сказала так, но как же я осмелюсь поблизости от племянника показывать властность. Вот только сейчас племянник еще сильнее стремится вверх, я, я… – говоря беззвучно заплакал, промолвил: – Я только и думаю коснуться немного света, кто же зовет своего младшего брата, меня, ни на что не годным, не образованный в письме, ни в военном деле, в будущем будет поистине стыдно, когда уйдя я увижусь с батюшкой… – остановившись, прямо расплакался.

Смотря на признавшего поражение младшего брата, матушка Чэн не вытерпела, госпожа Сяо тихонько посмеялась, немного наклонившись к Дун Люй-ши с теплотой сказала:

–Немного погодя приведи с собой детей, когда придешь навестить меня, десятилетие прошло, и я не представляю как они сейчас выглядят. – Чэн Ши спешно подпел ей: – Верно-верно, когда приходит время учиться читать, следует учиться читать, когда следует искать работу – следует искать работу, не нужно учиться у их дедушки и отца, известных лишь тем, что любят жить в праздности и ненавидят труд, воруют и вероломно хитрят!

В душе Дун Люй-ши колебалась, ей лучше бы жить с мужем, чем без него, сейчас все помыслы ее души и энергия были сосредоточены на детях, эти слова Чэн Ши и его супруги, но, где было это видано, чтобы она не повиновалась.

Матушка Чэн терпела, но обратила внимание сказав младшему брату:

–Ладно тебе плакать, в твоих летах уже понимают веление судьбы, большую часть жизни проведя бездарно, неужели состарившись еще можешь внезапно измениться? Тоже верно и для племянника Юна, ясно же, если бы был полон решимости, ждал бы он сегодняшнего дня. Уж коли бесполезные, в таком случае и живите без стремлений и скромно, не нужно целыми днями не оставлять мысли поживиться от души, полагая, что племянник своей репутацией сможет третировать чужих людей, обернись же – ты навлек беду на семью Чэн. Спешно наставляйте детей важному, только в этом случае не посрамишь батюшку!

Дядя же Дун в настоящее время не представлял, что ему следует сказать.

Смотря как шевелятся губы младшего брата, как будто он все еще не смирился, матушка Чэн немедленно сказала:

–Тебе не следует целыми днями дурачить меня цветистыми речами. В прошлой династии настолько … какая-то, какая-то вдовствующая императрица … разве не постоянно все время датировала материнский дом? В результате оказывая денежную помощь снова и снова, управляя домом мужа целиком всю страну отдала племяннику из своего материнского дома, этим создав абсолютный беспорядок во всём в мире, сколько семей пострадали и потеряли все! Только в конце поняла и раскаивалась, но опоздала, на мой взгляд, она смогла хоть как-то удержать лицо, раз встала и ушла!

Чэн Шаошан изумилась: вай-вай, есть еще такая необычная мать императора, почему мне не известно? Только тогда вспомнила, что сама выделяла в цельное без каких-либо примесей естественно-научные и технические дисциплины, а уроки истории и тому подобные, кажется не посещала вот уже несколько жизней.

Из исторически знаменитых вдовствующих императриц она знала лишь Цыси* и У Цзэтянь** плюс к этому немного о Сяо Чжуан***. Прикидывая в уме, что Сяо Чжуан не была в состоянии кому-то чего-то давать, потому что она была наставником своему внуку, нда!; если бы Цыси управляя страной отдала ее своей материнской семье, как бы поступили с ней великие мировые державы; разве возможно, чтобы речь шла об У Цзэтянь? Чэн Шаошан с сомнением опустила голову посмотреть на собственную грудь, в таком случае отчего воротник такой высокий, грудь нисколько не обнажена, танская одежда**** настолько консервативная? Пусть даже собственная грудь плоская, в конце концов госпожа Сяо с ее волнующими формами, даже на чуть-чуть никак не обнажается.

*慈禧 cíxǐ Цыси – (1835 –1908 гг.) – вдовствующая Великая императрица цинского Китая, с 1861 по 1908 сосредоточившая в своих руках верховную власть. Наложница императора Ичжу (правил под девизом «Сяньфэн»), потом вторая жена (после рождения Цзайчуня – наследника престола).

Регентша в 1861–1873 гг. (при малолетнем сыне Цзайчуне) и в 1875–1889 гг. (при малолетнем племяннике, императоре Цзайтяне). С 1898 г., в результате государственного переворота, вновь сосредоточила всю власть в своих руках.

**武则天 wǔ zétiān – У Цзэтянь (624-705 гг.,) – китайская императрица, правившая Китаем на протяжении сорока лет, с 665 года до своей смерти.

У Цзэтянь появилась в императорском дворе как наложница китайского императора Тай-цзуна, династии Тан. После смерти императора попала в гарем, а затем получила титул супруги его сына – императора Гао-цзуна. Когда Гао-цзун скончался, она долгое время правила страной, меняя на троне своих сыновей, пока в 690 году не заняла трон самолично, отстранив от власти своего сына Жуй-цзуна. Получив власть, она провозгласила новую династию У Чжоу.

***孝庄 xiào zhuāng – Сяо Чжуан (1613–1688 гг., супруга цинского императора Хунтайцзи вдовствующая императрица в 1643–1688 гг.). Более известная в истории, как императрица Сяочжуанвэнь (孝莊文皇后), личное имя – Бумбутай, дочь Дзайсан-нойона из монгольского рода Борджигин.

****женская одежда присущая династии Тан была более открытая, яркая, прозрачная и воздушная, не возбранялись открытые руки и глубокие декольте у женщин.

По сравнению с этой невезучей вдовствующей императрицей, матушка Чэн чувствовала себя, прямо говоря, весьма знающей меру, чрезвычайно довольно сказала:

–Была жена из третьей ветви семьи Дунлюй, также целыми днями покрывавшая недостачу в материнской семье, в то время пребывавший в семье Дунлюй господин Ван, рассказывал потом, что собирался заниматься со святым Янем, и оставалось только найти одного личного ученика мастера, она же внезапно и тайком отправилась к племяннику в родительскую семью, ох! Неужели такая большая семья Дунлюй не отыскала бы одного смышлёного паренька. Ее собственные двое сыновей как раз весьма способные в учении, в дальнейшем, очень кстати, в ее материнской семье были те кто учился на чиновников, а семья Дунлюй наоборот собиралась идти и подхалимничать. Фр-р истинно следует всем замужним женщинам в мире знать об этом!

C этими словами, матушка Чэн с умыслом посмотрела долгим взглядом на госпожу Сяо, откуда было знать, что госпожа Сяо с непринужденным видом пропустила ее слова, зато Чэн Ши неловко вымолвил:

–Мать, что ты такое говоришь. – Ему предшествующую историю госпожа Сяо велела рассказать матушке Чэн, потом уже матушка Чэн самостоятельно полностью раскрыла ее: – Предположим что племянники действительно перспективные, я считаю правильные помогать им в будущем. Тем более разве семья Дунлюй ошиблась?

Матушка Чэн просверлила его гневным взглядом сказав:

–Конечно, они искушали судьбу играя судьбами потомков, явившись к тебе в подчинение, чтобы убивать своими руками, таким образом вылезти в официальный чин! Разве это может сравниться с тем же, что сидеть за книгой в своем комфортном жилище и служить чиновником!

Чэн Шаошан с удовольствием слушала разговоры, и если бы не боялась быть отруганной, она бы хотела спросить только одно «Что случилось потом с той женой, которая сотрудничала с противником».

Матушка Чэн становящаяся все более уверенной в себе с каждой речью, повернувшись к дяде Дуну сказала:

–Ты и прочий еще раз подумайте о всех этих вещах, в этот раз ты крал обозами у армии, навлек на своего племянника немало бед, почему ты все еще думаешь продолжать втягивать его в неприятности. Ты приходишь наживаться и жить счастливо, а мой сын подвергнется наказанию и уйдет сражаться на смерть, какая благотворительность! Ого! Да ты являешься предком семьи Чэн, обязательно не можем не возложить тебе жертвенные дары!

Говоря эти слова в отношении, отца Дун и его сына уже несомненно нечего, в целой комнате царила тишина, только лишь Дун Юн закрыв ладонью лицо легонько постанывал. Чэн Ши испытывал сильное удовлетворение, повернувшись к отцу и сыну Дуну безжалостно сказал:

–Если меня позовут и я пойму, что Люй-ши получила травму, я сделаю то же самое с вами обоими!

Чэн Ши уже много лет отчаянно сражается в море крови, теперь придя в ярость с нешуточной силой, вначале эти отец и сын из семьи Дун были слабаками, услышав могли только соглашаться, Чэн Шаошан в сердце громко кричала «браво», все эти воплощаемые идеи были гениальными, везде уследили за теми и за другими – все идеально; нечего сделать и ничего сказать уже никто не мог ни внутри дома, ни снаружи.

Чэн Ши устремил взгляд на отца и сына Дун, и тяжело сказал:

–Все поняли услышанное? – Дун Юн располагавшийся поблизости больше всего боявшийся, что его снова побьют, второпях закивал головой соглашаясь, дядя Дун хотел подождать, но поспешно кивнул головой.

–В таком случае кушайте! – гаркнул Чэн Ши, отец и сын Дун спешно вернулись на свои места взялись за деревянные палочки для еды, и словно кролики стали ее поглощать.

Все люди тоже взялись за свои палочки для еды и принялись есть, только лишь сидящая за свои столиком Гэ-ши испытывала беспокойство. После того как ранее, несколько дней назад, изгнали тетю Дун, она неясно чувствовала, что все целиком не в порядке, матушка Чэн как будто достигла взаимопонимания с госпожой Сяо, последние несколько дней время от времени встречаясь свекровь с невесткой не доказывали свою правоту друг другу, не говоря уже о том, чтобы самим поссориться, только лишь сейчас об этом спрашивать неудобно, и не было никого, кто бы обратил внимание.

Она посмотрела на супруга, сидящего на противоположной стороне, устремила свой взор на почетное место – на матушку Чэн, как раз во время этой перебранки, подобной буре, она даже не могла вставить словечко, тем более это касалось происшествия затрагивающее семью Дун, несколько дней назад полученная оплеуха все еще тупо болела.

Терпела-терпела, и видя что атмосфера стала смягчаться, Гэ-ши все же не удержалась и с деланным смехом сказала:

–Свекровь…

Чэн Шаошан развеселившись как довольная крыска: иди, иди, давай, напрашивайся на побои.

Неожиданно прежде чем успела договорить, ее перебил Чэн Ши, сказав:

–Сегодняшний пир, во-первых, должен успокоить страхи дядя, во-вторых, у меня есть хорошие новости.

Оборвав просмотр начавшийся было хорошей потехи, и Чэн Шаошан, приходя в раздражение подумала, какое радостное событие, неужто ты хочешь взять себе наложницу?