Празднество фонарей (найдите ошибки, не обращайте внимания на меня)

Глава 22. Празднество фонарей (найдите ошибки*, не обращайте внимания на меня)

*слова, образованные от английского BUG. Дословно переводится как  – ловить насекомых, но часто имеют в контексте смысл "найти ошибки, найти лазейки".

Старшее поколение спорило. Предмет их разговора – Шаошан – стояла твердо как гора, лицом к лицу к А-Чжу, которая хотела что-то сказать, но промолчала, и Чэн Юну, который не хотел ничего говорить, и потому мялся. Даже выражение лица госпожи Сяо было невыразимым, она делала вид, что не замечает ее при ежедневном приветствии или при совместных обедах. Ну что ж, если нужно притворяться, будем и дальше притворяться.

Говоря грубо, в тот день, когда ее родители расторгли брак, она проявилась как маленькая девочка-сорванец, а потом – несмотря на трудности – вернулась на праведный путь. Ее приоритетным направлением была высшая ступень средней школы, далее – престижный университет, чем она сразу же шокировала напуганных ею поселковых сплетниц, все время своей жизни она постоянно становилась повелительницей тем для разговора, ну и ладно.

Не критикуют только посредственностей! В этом она следовала за младшей сестричкой, так любившей посылать смс из ее комнаты в общежитии. Согласно ее словам она была первым человеком из своей деревни с момента образования КНР, который стал студентом в высшем учебном заведении. Это было прямо-таки душевным потрясением на «сто ли» вокруг для пятерых секретарей партийной ячейки в деревне, и они, провожая ее вместе с жителями деревни, били в гонги и стучали в барабаны, разноцветные флаги плескались по ветру, а крупный цветок из красного шелка заплели в косу! Для сравнения помпезность в тот день, когда она уезжала из города, была прямо-таки полным отстоем и совершенно не соответствовала репутации нуворишей Юй из ее деревни!

–Мусюй, старшая двоюродная сестра все еще плачет по ночам в последние дни?

Шаошан помассировала свои ноющие запястья, с тех пор как Чэн Юн отдал ей письменный стол, А-Чжу горячо мотивировала ее тренироваться в написании иероглифов и была неудержима в этом.

Девушка по имени Мусюй как раз помогала Цяого расставлять в правильном порядке еду на столе, прелестное лицо овальной формы расплылось в улыбке:

–Так или иначе они сопровождали нашу княжну больше десяти лет, если княжна не расстроится с их уходом, то не скажут ли люди, что она слишком равнодушна? Более того, все три дня, как стемнеет, она плачет, и этого должно быть достаточно… ах, сегодня еще есть жареная куропатка! Ого, какая вкусная! Да, кстати, раны старшей сестрицы Ляньфан зажили, вчера мы получили от нашей княжны кувшинчик с лекарственной мазью, и мне велели при случае принести его старшей сестрице Ляньфан.

Шаошан, прищурившись в улыбке, посмотрела на девушку перед собой.

Есть такая крылатая фраза – во время отлива совершенно ясно, кто купается нагишом. Чанпу и ту кормилицу выгнали, а Мусюй, бывшая до этого тише воды ниже травы, вышла наружу.

На следующий день, после событий, развернувшихся вокруг письменного стола, Мусюй подошла к двери ее дома с подарками и просила прощения, оправдываясь вместо Чэн Ян. Затем день за днем приходила посидеть, идя против служанок и холодного вида А-Чжу, закатывающей глаза к потолку, она постоянно стояла с улыбающимся лицом. Порой немного помогала в работе, иногда болтала за компанию, она рассказывала понемногу о проходивших в семье Гэ годах Чэн Ян, жаловалась и жаловалась, как нелегко было Чэн Ян, а затем зачастую делала комплименты Шаошан и говорила несколько приятных фраз ее многочисленным служанкам.

Она не только правильно говорила, но и была трудолюбивой и открытой, и через несколько дней даже у А-Чжу, с ее суровым выражением лица, в итоге не смогла бы подняться рука, чтобы ударить ее.  

Шаошан подумала, по-видимому, не все присланные семьей Гэ служанки были такими дурными.  

–Четвертой молодой барышне не следует сердиться на нашу княжну. Вы не представляете, как кормилица, полагаясь на то, что она более десяти лет воспитывала княжну, и на свои постоянные отлучки в деревню, превозносила себя, говоря, что она почти что мать для княжны – заносчивость ее была слишком велика. Госпожа семьи Гэ, собственно говоря, не хотела, чтобы она следовала за княжной и приехала в вашу семью, но генералу были пожалованы награды и должности за все эти годы побед на поле битвы. В деревне кто не понимал этого? Как она могла расстаться с такими деньгами и почетом!  Поэтому рыдала, громко крича, что хочет тоже поехать, и великодушной семье Гэ ничего не оставалось как дать согласие. Чанпу проделала почти тоже самое...

Только-только в прошлом, когда отправили Чэн Ян, в семье Гэ ошибочно думали, что пройдет три-пять лет и Гэ-ши отправит к ним людей, чтобы забрать ее назад, а потому, в спешке найдя няню и нескольких маленьких служанок, не подумали их заменить потом. Откуда было им знать, что пройдут года, но ничего не поменяется. Семья Гэ увидела, что бесчувственная Гэ-ши совершенно не намеревалась возвращать девочку. Тетя Гэ решила вырастить Чэн Ян как собственную дочь, заботливо воспитывая. Затем стала внимательно подбирать ей людей, составлявших компанию, Мусюй как раз и была выбрана в то время.

–Тогда княжне было девять лет, Чанпу, если сравнивать с нами, состояла при княжне уже много лет, так что уровни привязанности, естественно, отличались.

Ситуация с Чэн Ян в семье Гэ весьма деликатная. По идее она не является урожденной княжной семьи Гэ, к которой относилась ее родная мать, но та не болела за нее душой и девочка жила нахлебницей. Однако по мере того, как Чэн Ши с каждым днем достигал какой-то ступеньки развития, а до односельчан постоянно долетали радостные вести, и верхи и низы семьи Гэ, все без исключения всё больше и больше были учтивыми с Чэн Ян.  

Таким образом, кормилица вместе с Чанпу привыкли к дням, когда они задирали нос в семье Гэ, ведь деликатесы и необыкновенные вещицы непременно прежде отдавали в распоряжение Чэн Ян. Даже, когда у тети Гэ появились собственные внуки, их пища и одежда были не такими изысканными в деталях как у Чэн Ян.  

Тетя Гэ понимала, что сама постепенно достигла преклонного возраста и здоровье ее ослабло, и она ничего так не боялась, как потери контроля и возможности помогать, поэтому разрешала невесткам, племянницам и снохам пренебрегать и отлынивать от присмотра за Чэн Ян. Вот почему и произошло попустительство няне и служанкам, их систематическим хамским поступкам.

Позже госпожа Сяо отослала письмо семье Гэ, прося вернуть Чэн Ян: «Моя племянница беспокоила много лет родительскую семью матери, эта невежественная супружеская пара вскоре возвращается обратно». И семья Гэ скрепя сердце отослала девочку обратно. Кто же мог подумать, что после в резиденции у Гэ-ши будет недоставать влияния, и они будут немного расстроены этим в последующие несколько месяцев. К их счастью, вслед за ними вернулись и Чэн Ши с супругой. Госпожа Сяо стала беречь Чэн Ян как зеницу ока, разными путями придавая ей значение, и вот тогда они снова взялись за старое.

Говоря по существу, кормилица с Чанпу не являлись каким-то великим злом и очень коварными женщинами, в противном случае, тетя Гэ никогда бы не смотрела сквозь пальцы на их действия и не оставила бы в окружении Чэн Ян, вот только в течение десяти лет они привыкли появляться на арене с позиции силы, не более того.  

–Я сказала нашей княжне – вам не только не следует сердиться или печалиться, но нужно поблагодарить господина и госпожу, которые помогли помимо всего избавиться от двух этих гадин, они сделали это ради же вашего блага. В противном случае заставили бы вас самостоятельно все уладить, либо же они продолжали навлекать беды и создавать конфликты. Наша княжна все выслушала и поняла, и в полной мере раскаивается в потворстве своим слугам. Вот только она с рождения очень застенчивая, все слова, произнесенные сейчас, только и может вместо нее сказать служанка, и, кроме того, она надеется, что вы не захотите с ней жить в неприязни.

Слова Мусюй были очень искренними на ее взгляд. А кормилица с Чанпу были поистине законченными идиотками, раз думали, что благодаря сильной любви госпожи Сяо к Чэн Ян последняя в будущем непременно выйдет замуж в семью гунов и хоу, а они, служанки, естественно, смогут подняться еще выше. И зачем беспокоиться о мелочах? 

–Я также сказала, что только мне стоит выразить благодарность господину и госпоже, и молодой барышне, и в таком случае, мы, те служанки, которых позже наняли, можем вскорости занять место Чанпу! Ох, в самом деле – спасибо небу и земле! Послушав меня, княжна стала за мной гоняться, чтобы побить! – Мусюй восторженно рассмеялась, держась за плечи: – ...меня несколько раз быстро ударили, вот только били не больно. Знала бы наперед, что у нашей княжны нет такой силы, я бы и не бегала, только зря старалась.

Цяого и несколько служанок не могли не рассмеяться, А-Чжу только беспомощно покачала головой. Шаошан подняла брови: редкий восприимчивый тип личности, во всяком случае, старшая двоюродная сестра была в состоянии ухаживать за отцом, младшим братом и вести домашнее хозяйство.

Однако истинные мастера часто скрыты среди народных масс. В конце концов из-за постоянного заступничества Мусюй и подкупа закусками, помимо того, что ягодицы Ляньфан все еще проходили реабилитацию, она равно уже не держала зла за прошлые обиды. Полагаясь на боеспособность Мусюй, предполагалось, что отсроченный разговор с пострадавшей Ляньфан для нее лишь вопрос времени.

Тетя Гэ действительно была большая мастерица, и кстати почему она не перевоплотилась в теле Чэн Ян? Это избавило бы ее саму от многих проблем.

Однако, начиная с того дня ссоры и позже, госпожа Сяо, немало расстроившись, все же не допускала в дальнейшем регулярных чтений нотаций, сдерживала себя и отчасти смотрела сквозь пальцы на демонстрирующую стремление к свободе Шаошан. Поскольку цель достигнута, Шаошан в настоящее время изображала радость, изображала послушность, изображала дружелюбие...

На следующий день пятнадцатого числа первого месяца, в Праздник фонарей, выпавший к тому же на период редкого спокойствия, когда по соседству не было военных действий, император сознательно отложил время комендантского часа в этот день на два больших часа и открыл длинную широкую улицу от улицы Дэхуэй до фасада Северного дворца, предоставляя чиновникам и народу возможность любоваться фонарями и веселиться. После ужина, исключая оставшихся дома самых младших и подхватившую насморк Чэн Вэй, вся семья Чэн вышла из дому развлекаться.

Чэн Ши опасался, что во время праздника фонарей люди, как часто это бывает, будут лезть под ноги. Поэтому, прежде с помощью нескольких огромных колесниц с сиденьями перевез женскую часть семьи на начало улицы, затем со всех сторон окружил женщин слугами и охраной, и только после этих приготовлений все отправились в путь далее.

Шаошан была крайне возбуждена и, сойдя с колесницы, сделала глубокий вдох. Белый пар изо рта моментально рассеялся, озябшие губы покраснели, и на фоне белых зубов ее лицо стало подобно цветку; Сан-ши, находясь рядом с ней, помогла разгладить складки на ее одежде.

Госпожа Сяо посмотрела на нее недовольным взглядом, а затем подошла, чтобы посмотреть на Чэн Ян, одетую в ярко-красный парчовый шэньи цюйцзюй, в три запаха юбки, с атласной каймой на них шириной в три пальца, расшитой золотистым атласом, словно залитой солнечным светом.

Вполне понятно, для выхода на улицу сегодня она подготовила для двух сестер одинаковую одежду и украшения. Но она не знала, что ее не иначе, как не думающая о мелочах дочь, прикинется дурочкой, и напротив наденет подарок Сан-ши – темно-изумрудное цюйцзюй с двумя запахами юбки и подобранную к ней белоснежную со множеством складок нижнюю юбку.

И дело вовсе не в том, что это некрасиво, не считая отвратительного характера, ничего не скажешь, черты лица этого выродка – прекрасны.

К тому же в последнее время она немало выросла, а изумрудный цвет одежды красиво оттенял белоснежную кожу этой маленькой девочки, так изящно и грациозно стоявшей на ногах, в самом деле бывшей такой нежной и мягкой, что видя ее, невозможно было не полюбить ее.

Не прошло и десяти вдохов, после того как все сошли с колесниц, а уже и тут было несколько проходящих мимо юношей в роскошной одежде, мгновенно начавших поглядывать на них. Самоуверенно державшийся Чэн Ши шел впереди, специально притворяясь, что ничего видит, но даже про себя ему сложно было объяснить насколько он доволен. Так неужели же госпожа Сяо не знала мыслей своего мужа за столько лет брака? Она только качала головой про себя. Так и есть, когда у дочери прекрасная внешность, то родители гордятся этим.

Люди той эпохи стремились к классической простоте и атмосфере прекрасного. Улицы с городскими лавками были широки и просторны, и даже наиболее узкое место было в два чжана, по бокам на расстоянии в пятидесяти шагах друг от друга и высотою в человеческий рост были поставлены факельные фонари. Их медные тарелки диаметром в один чи, наполненные до краев горючим маслом, поднимались высоко в воздух. Внутри пылавшее яркое пламя делало эту холодную зимнюю ночь такой же светлой, как белый день.

Чэн Ши подойдя к медной плошке с горючим маслом, долгое время смотрел, бурча:

–...на этот раз Его Величество очень потратился, – так много залито горючего масла, а если посчитать его на всей этой улице, то действительно выйдут немаленькие расходы.

Нежные белые маленькие ушки Шаошан встрепенулись, и она поспешила спросить:

–Батюшка, наш государь весьма бережливый?

Не успел Чэн Ши открыть рот, как госпожа Сяо уже окинула многозначительным взглядом, и Шаошан замахала рукой:

–Ладно, ладно, ладно, я не буду ничего спрашивать. Небо, земля, император, родители, учителя – всех их не следует необдуманно обсуждать! – это не годится, и то не годится, эта женщина однако доставляет ей большие хлопоты, не иначе, как ее предки восемнадцать поколений были завучами в школе!

Чэн Ши пожал плечами, он никогда не спорил со своей женой на глазах у людей, но намеревался, вернувшись домой, поговорить с дочерью, а пока, схватив Чэн Чжи, вытянул его из передней группы от шумящей и подшучивающей матушки Чэн.

Госпожа Сяо заколебалась на миг, сказала:

–Есть некоторые вещи, которые нужно знать, поэтому, вернувшись домой, поговори со своим старшим братом – послушай его.

Шаошан испугалась, а три ее старших брата обрадовались. У Чэн Суна и Чэн Шаогуна лица расплылись в радостной улыбке, каждый из них думал, что матушка и младшая сестра могут помириться, и лучше этого и быть не может. Но госпожа Сяо торопливо сказала, прежде чем кто-то успел открыть рот:

–Это касается тебя, Юн`эр, – и обратившись ко второму и третьему сыну проговорила: – Вы оба закройте рты, если слушать как вы болтаете всякий вздор, лучше уж ничего не знать, – Чэн Сун и Чэн Шаогун сдержали смешки.

Госпожа Сяо снова повернулась и нежно сказала:

–Ян Ян, ты тоже иди. В будущем, ведя светскую жизнь, у ног сына неба следует избегать табуированных слов и конфуза, а также всего, что с этим связано, ты тоже должна послушать, – Чэн Ян обрадованно согнулась в поклоне и согласилась со сказанным.

С тех пор, как был отдан приказ Чэн Юну, счастливый вид трех братьев уменьшился вдвое.

Находившаяся позади Сан-ши недовольно покачала головой: и впрямь – никто не совершенен, Сяо Юанъи такая выдающаяся женщина в гражданских делах и военных стратегиях, но вопреки ожиданиям так легкомысленно и самонадеянно относится к детям.

Только Шаошан вообще не принимала это близко к сердцу, пока она достигала желаемого в повседневных делах, все было хорошо; она с детства вытерпела столько колкостей, потому рассуждала так: если при каждом деле нужно будет так расчувствоваться, разве она сможет дожить до того дня, когда начнет новую жизнь и отведет душу?

По обеим сторонам улицы на многоэтажных домах в торговых лавках висело большое количество фонарей под колпаками и фонарей со свечой и маленькой каруселью внутри.

Фонари под колпаками на большой подставке для ламп пылали языками пламени, имея прочную дверцу снаружи, они были покрыты снаружи разными кусками окрашенной бараньей шкуры – алыми, изумрудными, светло-желтыми, лазурными, и этой ночью у многих продавцов они будут сиять разными цветами в темноте, привлекая к себе внимание. И висели фонари снаружи или в ряд, а то и просто гроздьями, свешиваясь над торговыми лавками.  

Фонари со свечой и маленькой каруселью были цилиндрической формы, внутри ярко горела горючая смесь, и когда горячий воздух поднимался вверх, то внешняя рама лампы начинала вращаться, в этот момент рисунок, нанесенный на поверхность тонкой кожи, медленно скользил как бы плывя, и это было очень оригинально.

Шаошан смотрела на все разбегающимися от восторга  широко распахнутыми глазами и все ясно видела, переводя взгляд с одного фонаря на другой. Видела, какие там были сценки: и как солдаты возвращаются домой, и как их встречают жена и дети, и как озорной малыш веселится и бегает, и как воин, натягивая лук, охотится за хищниками, еще были рыбки и птички, сталкивающиеся головами.

Чэн Ши заметил наивное выражение на милом личике дочери и в крайнем воодушевлении подозвал, чтобы она купила несколько фонарей и, уже возвратясь домой, неторопливо забавлялась ими. Кто же знал, что Шаошан отрицательно покачает головой, выбрав лишь один фонарь и вымолвив:

–Вернувшись домой, я сама сделаю и сделаю намного лучше и красивее.

Все это ерунда, ведь она была студенткой технического факультета, которая может вручную извлечь квадратный корень. Несмотря на то, что основная специальность на курсе была все же более теоретической, ловкость ее рук не уступала братьям с технологического факультета, а здесь настолько простой принцип изготовления, что дома она попробует свои силы.

На базаре имелись не только фонари, но еще торговали шелковыми тканями, шелковыми цветами, ювелирными изделиями, легкими закусками к чаю и другими товарами, вплоть до книг и писчих принадлежностей.

Один наряженный конфуцианцем торговец рассказывал сквозь слезы Чэн Юну и Чэн Шаогуну: «Превосходная литературная семья пострадала от приспешников императора Ли, всех попросту сжили со света, было потеряно все. Вот теперь у меня нет другого выбора как торговать коллекционными книгами семьи». Неприятная история.

Чэн Сун вел за собой двух младших братьев – Чжу и Оу, они остановились около лавки семьи охотников. Своими зоркими глазами наблюдали за тем, как согласно их словам,  вытаскивали сухожилие из тела тигра, которое используют для изготовления тетивы для лука. Чтобы получивший его поистине стал тем, кого и десять тысяч мужей не победят.

Госпожа Сяо и Чэн Чэн, идя по обочине дороги, весело шутили. Каждая ее поощрительная фраза вдохновляла его на учебу и заставляла ни о чем не волноваться, а Чэн Ян только посмеивалась, идя за ними сбоку.

Чэн Чжи заметил в лавке необыкновенно прелестные шелковые цветы, купил несколько штук для головной шпильки Сан-ши. При этом лицо матушки Чэн потемнело и стало больше напоминать тушечницу,  видя это, Чэн Чжи поспешно купил еще несколько цветов и отдал их матери. Матушка Чэн, однако, не приняла дары, говоря, что на голове Сан-ши цветы намного прекраснее. А Сан-ши такая испорченная, нарочно не проявляла инициативы в разговоре с матушкой Чэн и даже не сказала, что отдаст ей свои шелковые цветы. А только посматривала с широкой улыбкой на лице на шумевшего и суетившегося Чэн Чжи.

Чэн Ши, смотревший со стороны, поглаживал бороду и качал головой в размышлениях о том, не следует ли и ему купить такие же шелковые цветы и припрятать их за пазухой, а вернувшись домой, отдать жене, чтобы она тоже украшала ими голову.

А Шаошан, смотревшая на фонари с трепетом, тащилась позади всей компании семьи Чэн. Рядом, следуя за ней, шли две телохранительницы и трое слуг, она не волновалась о своей безопасности, просто медленно шла, и в это самое время к ее ступням не спеша подкатился сплетенный из бамбука раскрашенный мяч.