Глава 13

Маркус

Была ли моя жизнь настолько скучной до Финна? Только сейчас я отчётливо вижу, что она поделилась на две части: до и после Финна. В данный момент я нахожусь на стадии после Финна, но из-за того, что мы вынуждены быть порознь, у меня ощущение, словно я снова на стадии до Финна, когда моя жизнь была столь унылой, а я этого никогда и не замечал.

Я провожаю Финна к месту, где сидят Карсин и ДеГрэй. Они уже знают протокол. Это пятый день нашего нового расписания, но мне всё равно хочется напомнить всем, как мы действуем.

— Оставляю Финна на вас. Если какая опасность, вы жизнями пожертвуете, но спасёте его, всё ясно? — жёстко говорю я.

Карсин отказывается отвлекаться от компьютера, а ДеГрэй отмахивается от меня, как от назойливой мухи, которая отвлекает его от чего-то очень важного.

— Думаю, они тебя поняли ещё в первый день, — говорит Финн, поглаживая меня моё плечо. — Тебе пора.

Я подхожу к Карсину и поднимаю его монитор. 

— Я спросил: тебе всё ясно?

Карсин медленно поднимает глаза на меня, затем берёт ластик и швыряет его так быстро, что я не замечаю, как он попадает мне прямо промеж глаз.

Весь офис замолкает, как только ластик ударяется о пол. Глаза Карсина, смотрящие на меня, становятся нелепо огромными от ужаса.

— Я думал, ты поймаешь, — шепчет он.

— О-о-о, нет,— произносит Финн перед тем, как засмеяться.

— Не убивай, — говорит Карсин и бросается к Финну, поднимает его на руки и использует как щит.

Перед тем как повернуться к Карсину, держащему смеющегося Финна, я медленно опускаюсь и подбираю ластик. Финн, похоже, единственный, кого эта ситуация забавляет, в то время как у Карсина на лице отображается неподдельный страх за свою жизнь. Пока я раздумываю, можно ли этим ластиком рассекать мягкие ткани, ДеГрэй встаёт между нами и берёт меня за руку, запирая ластик в моей ладони.

— Мы обещаем позаботиться о Финне. Правда, мне нужно будет отлучиться ненадолго, но я уверен, что Карсин глаз с него не сведёт, — говорит ДеГрэй. — Конечно, если останется жив.

— Да... — начинаю сомневаться я. — Да, если Карсин умрёт, то он точно не сможет приглядеть за Финном, — ворчу я. — Иди сюда, Карсин, давай посмотрим, смогу ли я проткнуть тебя ластиком.

Финн выкручивается из хватки Карсина, проскальзывает мимо ДеГрэя, улыбаясь мне. Почему он выглядит таким чертовски счастливым? Он что, не расстроен, что его новоиспечённый друг скоро встретится с создателем?

— Ты не можешь убить Карсина?

— Почему не могу?

— Потому, что он мой друг и у него скользкие руки. У тебя что, никогда руки не становились скользкими? — спрашивает Финн, пытаясь отобрать у меня ластик.

— Да, вот сейчас станут. Карсин, подойди.

Финн тихо посмеивается, гладя моё лицо. 

— Ты такой очаровашка. А теперь иди, тебя ждёт работа.

Но ещё раз попытался отобрать ластик, пусть его человеческие руки не сравнятся по силе с моей хваткой.

— Маркус, ты сварливый дядька, руки прочь от ластика, — произносит он, требовательно протягивая ладонь ко мне.

— Только для тебя, — говорю я и отдаю ластик ему. — Карсин... будь осторожен, никогда не знаешь, когда я вновь приду по твою душу.

— С банкой свежей крови и чтобы приглядеть за мной, так? Ты же это имел в виду, верно? — скалясь, спрашивает Финн.

— Да, но если от крови будет нести крысиным ядом, не беспокойся, это просто новый вкус, — уверяю его я. — Береги себя, Финн.

— Не волнуйся. Ты вернёшься через час. Со мной всё будет в порядке.

— У тебя ружьё, которое я тебе давал?

— Нет. У меня два пистолета. С транквилизатором и обычный.

— Хм-м... Ладно.

Я нехотя направился к выходу, пока Финн прожигал меня взглядом.

Он один из тех людей, кто заставляет тебя чувствовать себя мучителем, пока ты стараешься изо всех сил уберечь его. Я пытаюсь донести до него, что так надо, — для его же блага. К счастью, в общем и целом работа так же скучна, такая же каждодневная рутина, ничего необычного. И меня это радует, никаких атак на ПВП. Пока мы занимаемся поисками тех, кто напал на Финна в автобусе, но без особых продвижений. Может быть, уже на следующей неделе Финн сможет вернуться к работе на улицах со мной.

— Где Орин? — спрашиваю я, входя в спальню, которую мы делили с Финном, пока застряли у Орина. Хотя в этом доме есть всё, что нужно, я всё равно раздумываю о возвращении домой. Я не привык полагаться на кого-нибудь или жить с кем-то. До Финна я всегда жил один, по крайней мере, последние пятьдесят с лишним лет. А жить с Финном и его семьёй не так удобно.  

— Он с Арией и её парнем, попытка вернуть потерянное доверие, — отвечает Финн.

Ух. 

— Так вот зачем он спрашивал, куда бы я пригласил тебя на ужин?

Финн опускает рубашку, которую держал в руках. 

— О, чёрт. И что ты ему сказал?

— Назвал ему место, где мы были на первом свидании. Тебе же... ну... понравилось. Думаю, оно подойдёт, — объясняю я.

Финн в удивлении поднимает брови. 

— О, ты думаешь... думаешь, что пригласить человека, который боится вампиров, в ресторан для вампиров — это подходящий вариант?

— Я не знал, что он захочет потащить туда человека. Он просто спросил о местах, которые тебе понравились!

— О мой Бог! Моя сестра будет в девках до конца своих дней.

— Это же круто.

— Да, вообще, лучше и быть не может.

Я ухмыляюсь.

— Ты — дьявол.

Я бросаю свою сумку, подхожу к нему и сгребаю в объятия. 

— Что же я за дьявол такой, раз так люблю тебя? — спрашиваю я, неся Финна к кровати.

— А вот такой! Ты грозился убить Карсина сегодня только потому, что тот швырнул в тебя ластиком.

С ухмылкой на лице я кладу Финна на кровать. 

— Завтра я его прирежу, пока никто не видит.

Финн тянет меня к себе на кровать, но я опускаюсь на колени перед ним. 

— Ну нет, пожалуйста. Пришей плохого парня или ещё кого. Срывайся на ком-нибудь, кто тебе не нравится.

— Мне не нравится Карсин.

— А мне он по душе!

— Давай закончим разговор об этом надоедливом создании, я всё-таки поцеловать тебя пытаюсь, — говорю я, почти касаясь его губ.

— Так целуй же, — произносит он, самодовольно улыбаясь. Я припадаю к его губам. Он пытается что-то сказать, но получается одно сладостное мычание. Финн прижимает меня к себе сильнее, и наши языки сплетаются друг с другом.

Мои пальцы скользят вверх, жадно исследуя каждый миллиметр его тела. И вот, наконец, я добираюсь до верхней пуговицы его рубашки и начинаю расстёгивать её.

Мы вместе уже столько месяцев, но я всё равно чувствую, что Финну не так легко даётся обнажаться передо мной. Не могу сказать: из-за меня это или ему всё ещё некомфортно с самим собой. Для меня не имеет значения, сколько времени это займёт, но я докажу ему, насколько он прекрасен такой, какой есть.

Я покрываю поцелуями его грудь, двигаясь всё ниже, к последней пуговке его рубашки, затем помогаю ему выбраться из неё. Рубашка отправляется на пол.

— А Орин не придёт в ярость, застукав нас за этим делом? Не хочется, как в сопливых подростковых фильмах, убегать через окно.

Финн хватает меня за воротник рубашки и говорит хриплым голосом: 

— Думаю, тогда тебе следует воспользоваться своим собачьим чутьём, чтобы заметить его приход.

— У меня нет никакого собачьего чутья!

— О, прости, я имел в виду летучей мыши.

— Это что ещё значит?

— Это значит раздевайся, — дразнит меня.

— А это уже понятно, — заканчиваю с пуговицами на своей рубашке, снимаю её и швыряю на пол.

— Повернись задом, когда будешь снимать штаны.

Я застываю в удивлении. 

— От чего ты такой странный?

Он возмущается: 

— А что такого странного в просьбе показать мне свой зад? Значит, когда ты просишь попить мою кровь, полизать укусы, — я должен принять это как данное, а когда я тебя прошу о чём-то — всё. О Боже мой, какой ты странный.

Мои глаза сужаются, ведь он сам часто просит меня укусить его. 

— Ты выставляешь меня каким-то мучителем.

— Да ты и есть мучитель! Мучитель, который отказывается показывать зад.

До чего я докатился? Что со мной случилось? 

— Ладно, — я разворачиваюсь, расстёгиваю ширинку и спускаю штаны. — Счастлив?

— Нет... э-эм, то есть не могу сказать точно. Как-то... ну... печально, что ли. Куда подевался весь шик?

— Какой, к чёртовой матери, шик? У моей задницы его нет, — говорю я ему, разворачиваюсь обратно и снимаю штаны с него, уже полностью.

Он пытается притянуть меня к себе и прижать, но я знаю, что всё это он делает, только чтобы прикрыть свою наготу.  Мне все его трюки знакомы, поэтому я остаюсь на месте. Протезы напоминают ему о пережитых ужасах, и я понимаю, как это тяжело не думать об этом, когда ты видишь их. Я так хочу избавить его от этих воспоминаний и заменить их хорошими. Поэтому я медленно опускаюсь на колени, устраиваясь между его ног, приподнимаю его искусственную ногу и обхватываю его бедро, потом мои пальцы спускаются чуть ниже, к месту, где соединяется его нога с холодным железом протеза, а затем прохожу пальцами по самому протезу. Я знаю, он этого не чувствует, но для меня важно дотронуться до каждого участка его тела.

Я провожу рукой по другой ноге, останавливаюсь на бедре, а затем, поглаживая, поднимаю обе руки к торсу.   

— Ты прекрасен.

— Знаешь, для вампира у тебя очень дерьмовое зрение. Но я всё равно буду любить тебя, — отшучивается он.

— Может, манеры у тебя дерьмовые? Никогда не задумывался?

Финн и впрямь задумался. 

— Ты что... пошутить сейчас пытался?

Меня это привело в тупик. Общение с этим человеком вводит меня в замешательство. Но, думаю, поцеловав его, я смогу сгладить все неровные углы, поэтому притягиваю его ближе и целую. Его рука проводит по моей груди и двигается всё ниже, тогда я разрываю поцелуй и отдаляюсь.

Моя рука нежно скользит вверх-вниз по его уже твёрдой плоти, но я не спешу заняться ею. Пальцы Финна зарываются в моих волосах, сжимая их, словно он догадывается, что я собираюсь делать. Я приподнимаю его правую ногу и обхватываю её достаточно сильно, чтобы почувствовать, как кровь бежит под кожей. Я целую и посасываю его кожу, заставляя издать протяжный полустон-полурык, пока его руки легонько потягивают меня за волосы. Языком провожу по его бледной коже, предвкушая попробовать его на вкус, который больше, чем просто кровь, — это близость, которую ни с кем, кроме Финна, мне достичь не удавалось. На протяжении стольких лет, что живу, я никого не подпускал к себе так близко, никого, кроме Финна.

Я вонзаю свои клыки в его бедро, и стон немедленно вырывается с его губ, а я наслаждаюсь вкусов его крови. Но опять-таки, это больше, чем кровь. Финну это приносит необыкновенный экстаз так же, как и мне. Это связывает нас вместе, это заставляет меня желать его ещё больше, сделать его только моим. Чем дольше я упиваюсь, чем сильнее становится хватка на моих волосах, и во мне просыпается интерес, почему же так трудно оторваться; кровь у Финна, словно отличается от крови других людей. С каждым глотком меня обволакивает нега. Я не могу представить ничего более совершенного, чем это; чем ощущение того, как Финн выгибается от наслаждения, которое дарю ему я. Но я должен остановиться, нельзя слишком увлекаться. С неохотой я отрываюсь от него, при этом слизывая кровь, — не упускаю не единой капли.

После я бросаю взгляд на Финна, который ещё не до конца пришёл в себя, и заглатываю его член. Рефлекторно он начинает двигаться мне навстречу и отрывисто дышать.

— Чёрт... Маркус... а-а-а... — только успевает сказать он, пока я ещё глубже не засасываю его член.

Он сладко мычит, когда я провожу языком по всей его длине, добираясь до головки, где кончиком вывожу завитки. Одной рукой я ласкаю его у основания, а второй принимаюсь поглаживать уже себя. Чувствую, он почти на пике, — так всегда бывает с ним после укуса. Финн уже скоро кончит, но мне так нравится то, как он стонет, мычит и бьётся в огне удовольствия — и всё только благодаря мне.

Я обхватываю его лицо, нежно сдавливая щёки перед тем, как свободной рукой начать массировать его мошонку. Финн резко выгибается, хватаясь за простыни. Когда он кончает, я вдавливаю его тело в кровать и начинаю быстрее ласкать свой член. Финн снова тянет меня за волосы к себе, я поддаюсь, и мы сливаемся в поцелуе. Его рука находит мой член, что заставляет меня протяжно застонать. Он проходится по всей длине, и вот... моя сперма покрывает его живот.

После того, как мы оба достигли пика, мы лежим на скомканных простынях и тяжело дышим. Финн достаёт салфетку и начинает вытирать сперму со своего торса.

— Почему ты такой одержимый? — спрашивает он.

— Я? — удивляюсь его вопросу. — Это ты одержим, — бросаю следом я и тянусь к его искусственной руке.

— И тебе это не докучает? — спрашивает он и сгибает свой протез, двигая пальцами.

— То, что ты человек? Да, бывает. Иногда так странно просто смотреть, но быть не в состоянии помочь. Мне тебя даже жаль. Ну, правда... каково это не быть способным пробить стену? Или детально разглядеть что-то на дальнем расстоянии? Или, вот, моё любимое, заставить людей съёживаться от одного взгляда? Это ужасно. И как ты вообще выживаешь с таким хрупким телом?

Его глаза, словно кинжалы, пытаются проткнуть меня. 

— Мы, кажется, уже проходили это. Я больше и крепче не стану, даже если в вампира обращусь.

Я вздрагиваю. 

— Оу, точно. Это то, что вы, люди, называете “сыпать соль на рану”?

— Я сейчас посыплю соль на чью-то рану, — ворчит он.

Я сжимаю его в объятиях и отказываюсь отпускать. Он начинает смеяться, а я просто наслаждаюсь этим.