Глава 12

Финн

Спускаясь, мы почувствовали запах с кухни. Ясно, Орин расстарался, как пить дать; когда я здесь жил, такого королевского завтрака, как этот, ни разу не было.

— Сто процентов он что-то туда подмешал, — шепчу Маркусу, когда мы заходим в кухню. Орин оборачивается и пристально смотрит на меня. — Разве я не могу приготовить любимому сынишке вкусный завтрак?

— Я не съем ничего отравленного. Если что, тебя вынесу, — заверяет меня Маркус. — А надо будет, сойдусь в схватке с ним.

 — Да я… да не пытаюсь я вам ничего сделать. Не надо драматизировать, — ворчит Орин. — Всего лишь подумал, что в благодарность за такой чудесный завтрак вы решите переехать ко мне до конца своих дней.

Я бросаю взгляд на Маркуса. 

— Думаю, он хочет меня похитить. Орин, мой прекрасный и замечательный отец, у меня нет сейчас желания быть похищенным.

Орин смотрит на нас. 

— Ну а после завтрака?

— Полагаю, это будет зависеть от того, насколько хорош этот завтрак.

Мы садимся за стол, и Орин двигает тарелку с французским тостом и беконом ко мне. 

— Маркус, будешь? — спрашивает он.

«Да, только немного». Так как Орин и Маркус — оба истинные вампиры, они могут есть человеческую пищу, но, в отличие от людей, которые едят в первую очередь, чтобы утолить голод, они больше наслаждаются вкусом и выбором. Также они привыкли есть без лишних глаз, потому что другие вампиры сразу же распознали бы их силы.

Орин подаёт тарелку Маркусу с такой улыбкой, что тот теряется, будто бы не понимает, хорошо это или что это вообще значит.

Потом сам Орин усаживается за стол напротив нас, но, вместо того чтобы приступить к еде, он просто смотрит на меня и Маркуса.

Я осторожно наклоняюсь к Маркусу, прикладываю ладонь ко рту и шепчу ему на ухо: 

— А вампиры сходят с ума?

Улыбка спадает с лица Орина. 

— Я не схожу с ума. Я просто хочу показать вам, насколько хорошо может быть здесь — в моём прекрасном и безопасном доме, где я способен защитить вас и утопить в своей заботе.

— По крайней мере, он честен.

— Ты сам сказал, что мы могли бы поговорить утром, — произносит Орин.

— Сказал, — подтверждаю я, накалывая хорошо прожаренный бекон на вилку и отправляя себе в рот. Арти глядит, как я пережёвываю этот кусок, а Хэла в это время кладёт свою лапу мне на ногу, словно вот сейчас случайно кусочек бекона выпадет из моего рта прямиком в их раскрытые в ожидании пасти.

— И?

Я поглядываю на Маркуса, который делает глубокий вдох и кивает мне головой. Вообще, этим утром у нас был разговор, который не закончился тем, чем я хотел. Но я не хотел показаться эгоистичным, поэтому обещал пойти на компромисс.

— Знаю, ты беспокоишься, и Маркус тоже беспокоится. Мы всё-таки должны поговорить об этом с Бруксом, потому что покидать ПВП я не намерен. Честно, ведь неизвестно, что может произойти — и со мной в том числе. Но я продолжу работать, пока только в офисе. Если ничего не произойдёт, и всё будет спокойно, то я вернусь к обычному распорядку с Маркусом.

Орин задумался об этом на секунду, что очень даже хорошо, ведь я-то думал, он расстроится и сразу же начнёт нас переубеждать.

— В офисе Финн будет окружён людьми, которые позаботятся о нём. Надеюсь, ему удастся сработаться с Карсином, вы его видели вчера, — объясняет Маркус. — Не знаю почему, но Карсину Финн по душе, поэтому я могу гарантировать, что он защитит его в любом случае. Также Финн согласился с тем, что не будет ни в коем случае покидать офис без меня.

Орин медленно кивает головой. 

— Ну, это ... не совсем то, на что я рассчитывал. Разумеется, прекрасно, что тебя не будет на улицах. Но у меня ещё одно условие.

— И что же это?

— Вы должны остаться здесь со мной, — говорит Орин. — Дом достаточно большой, чтобы мы друг другу не мешали. В качестве бонуса — пока Арии нет, весь второй этаж в вашем распоряжении. К тому же я обновил систему охраны, добавил кое-что, чтобы защитить тебя, Финн. Ведь я здесь, и я защищу тебя.

Я уже открываю рот, чтобы сказать, что это совершенно необязательно, но Маркус согласно кивает. 

— Идёт. Но мы не переезжаем к тебе насовсем, просто поживём, пока не удостоверимся, что угрозы нет. Вчера, когда я ... побеседовал с вампирами, у которых зуб на ПВП, узнал, что для них Финн — лёгкая добыча, ведь он человек.

— Очень плохо для них, ведь я владею древними техниками кунг-фу, — стараюсь защитить себя я.

Орин и Маркус просто игнорируют мою попытку доказать, что я действительно владею кунг-фу.

— Тогда хорошо, — говорит Орин. — На этот раз.

— Звучит как угроза, — дразню я его.

Орин переводит всё внимание на меня. 

— Если мне понадобится, то я запру тебя в высокой башне. Не надо недооценивать силу родителей.

Я улыбаюсь; люблю, когда он относится ко мне, будто я его собственный ребёнок, — он ведь не обязан. Он так боролся за меня, и я очень благодарен ему за это. 

— Ты прав, но я упрямый.

— Как осёл, — ворчит Орин.

— Точно, — добавляет Маркус, и я направляю взгляд на него.

— Эй, тебе так говорить нельзя, ты вообще-то должен быть на моей стороне!

Маркус мне улыбается. 

— Знаешь, а уши и впрямь как у осла.

— Орин! Отец! Этот ворчливый старый мужик издевается надо мной!

— Он лучше всех, Финн. Если это способ удержать его возле тебя, то позволь ему помучить себя немного и только на словах. Я не был уверен, что ты когда-нибудь найдёшь кого-то, кому будешь так сильно нравиться.

Я разворачиваюсь к Арти.

— Будешь любить меня? Мне больше не нужен мужчина в жизни. Я буду более чем счастлив, окружив себя собаками. Папа-Кусака и Забавная Морданя могут свалить к чёртовой матери. Или могут замутить друг с другом, а я буду любить вас.

Арти наверняка думает, что это прекрасная идея, раз так сильно виляет хвостом. Я даю им кусок бекона за доказательство их вечной любви. С тарелки Маркуса, разумеется. С чего бы это вдруг жертвовать собственным?

— Что думаешь, Маркус, ты и я, пока смерть не разлучит нас? — говорит Орин, уже протягивая свою руку Маркусу. И вот здесь я спрашиваю себя, что у него на уме, раз он поощряет моего отца и вкладывает свою руку в его. Он больной? Или, может, его подменили, а я не заметил? Почему ему так нравиться мучить меня?

Орин оставляет невесомый поцелуй на руке Маркуса. 

— Столько лет я провёл в изучении искусства обольщения.

Меня просто передёргивает. 

— Фу, вы оба отвратительны, а ты и лжец к тому же, будь ты такой обольститель, у тебя не было бы пяти жён, о которых теперь ничего не известно.

— О, ну что ты. Я и Корделия ещё как женаты. Она столько раз возвращалась, то за деньгами, то ещё за чем. А ты сколько раз был женат, Маркус?

— Ни разу. Большую часть своей жизни я убеждался, что любовь, романы — всё чушь да обман.

Я двигаюсь на стуле, нож в руке. 

— Извини, что?

— Я хотел сказать, что ... ждал всю жизнь свою единственную настоящую любовь, и имя ей — Финниган Барбара Хейз.

 — Барбара, — хихикает Орин, пока Маркус прекращает их рукопожатие. — Финн, мне следовало назвать тебя по-другому, когда я усыновил тебя. Ну, то есть ты технически стал моим, да? Я бы тогда тебя назвал...

— Предположу, просто «Человек» стало бы хорошим именем, — произносит Маркус.

— Слушайте, вы меня вообще любите или вы оба договорились достать меня своим дебильным поведением?

— Второе, — подтверждает Орин.

— Я собираюсь побездельничать и посмотреть фильм в домашнем кинотеатре, который ты требуешь не называть кинотеатром, — говорю Орину.

— Хорошо. А я займусь... делами. Не выходи на улицу.

— Вы не можете держать меня словно в пузыре.

Маркус поворачивает голову к Орину. 

— Как, кстати, идёт изготовление пузыря? Ты сделал его звуконепроницаемым, как я просил?

— Всё ещё в разработке. Для такого малыша высота его голоса просто удивительна. Посмотрим, как пойдёт, — рассказывает Орин.

Я немедленно беру свою тарелку и держу её напротив собак, позволяя им облизать её дочиста, что, естественно, раздражает Орина. Такое ощущение, будто он боится, что посудомойка не справится с этим. — Правильно, оближите её всю, малыши.

Потом я встаю и убираю тарелку в посудомойку. 

— Счастливого вам медового месяца. Цветы пришлю.

— Те, которые для похорон? — уточняет Орин.

— Они самые, — говорю я, высоко поднимая подбородок. — Не скучайте, засранцы.

Перед тем как я начинаю подниматься по лестнице, ко мне подкрадывается Маркус. 

— Привет, красавчик.

— Ты закончил строить из себя взрослого дядьку перед моим отцом? Осуждать любовь и всё такое.

— Не, это не так, но раньше я так чувствовал. Ты знаешь, я люблю тебя. В любом случае я хочу поговорить с тобой.

— О чём?

— О том мужике, который... приставал к тебе в автобусе вчера.

— Вчера в автобусе много кто ко мне приставал, даже одна женщина, — говорю я, войдя в холл вместе с ним.

— О том, который был отвратительным и раздражающим.

— О, Клод? — спрашиваю я.

Всё его тело словно окаменеет от имени. 

— Да. Клод, — рычит он.

Мне нравится, когда он начинает порыкивать. Это не должно вызывать у меня улыбку, ведь ясно: Маркус презирает этого мужика, — но я не могу ничем помочь, только наслаждаться. 

— А что с ним? Из-за того, что он хотел заняться со мной сексом?

— Не произноси этих слов больше, — Маркус останавливается, и Хела врезается в его ноги. Даже Арти подпрыгивает и, повернувшись, смотрит на него. Маркус закрывает глаза, ноздри начинают расширяться от тяжёлого дыхания.

Я понимаю голову, и до меня начинает доходить, почему он так реагирует. 

— Он выглядел знакомо... О нет... Клод твой брат? Я помню ты как-то показывал мне его фотографию.

Глаза Маркуса сужаются. 

— Он мне никакой не брат. А за то, что он тебе наговорил, он достоин только смерти! Если увидишь его снова, то позвони мне или сам его прикончи.

— А что из этого сделать первым? Или неважно? — спрашиваю, будто правда важно. — Мне сначала позвонить или лучше сначала убить? Ты как предпочитаешь?

Пока я всё шучу, выражение лица у Маркуса совсем не весёлое. 

— Смерть — это очень щедрый подарок для того, кто смотрит на тебя с жаждой; для меня предпочтительней закончить с ним быстро, чтобы я никогда его лица не видел больше, поэтому чтобы быстрее уничтожить его, то первое.

Я фыркаю, открывая дверь в «гостиную». Я никак не могу понять, кому ещё мог понадобиться экран во всю стену. Но Орин хочет и дальше притворяться, что это просто телик. 

— Почему ты ненавидишь брата? Мне понятно, что он самовлюблённый мудак, который жаждет всеобщего восхищения, и, по моему, это не тянет на смертный приговор. Он что-то сделал?

Маркус смотрит на меня, будто не понимает, почему я такой недогадливый.

 —  Он пытался... он пытался тронуть тебя и... и он предложил тебе... заняться... — он сжимает челюсть, обнажая клыки, смотрит в сторону, как будто эти слова так больно проговорить.

— Предаться блуду со мной? — и почему мне приносит такую радость, смотреть, как Маркус мучится?

Он снова рычит, ярость всего его переполняет. 

— Никогда не говори этих слов. Мне это не нравится.

— Ты знаешь о том, что ты очень милый?

Следующее выражение его лица не кажется мне столь же милым, но заставляет смеяться. Ясно, он не собирается поведать мне, что же такого совершил Клод, что теперь достоин только смерти... ну, кроме взглядов в мою сторону. И опять-таки я вижу, что у Маркуса есть веские причины желать подобного.

Мы устраиваемся в кресле, где я поднимаю подлокотник и облокачиваюсь на сторону Маркуса. Атри считает, что самое лучшее место на моих коленях, поэтому пытается кое-как свернуться клубочком. Хватаю пульт и включаю телевизор, после вновь наклоняюсь к Маркусу.

— Что хочешь посмотреть? — спрашиваю его, пока Хела гнездится на коленях Маркуса.

— Смотреть?

— Да. Хотя также можешь придумывать, как будешь убивать брата.

— Вот это. У меня в голове много мыслей по этому поводу. Отсечение головы, сажание на кол, выстрелы тысячами пуль, дереводробилка.

— Эм... ладно, звучит ужасно, — говорю я.

— Совсем нет! Это даже весело. Давай, ты тоже сможешь! — воодушевлённо заявляет Маркус.

Фыркаю. 

— Ладно… м-м-м. Может, огонь. Звучит неприятно, так-то.

— О да, огонь. Но нужно, чтобы он был очень жарким. Клод довольно стар, поэтому исцеляется он быстро, так что ожоги не успевают появиться, знал об этом?

Я сажусь ровно и смотрю на него. 

— А ты знал, что когда злишься, то превращаешься в страшное существо?

Он показывает свой оскал. 

— Понятия не имею, о чём ты.

— Ох-х-х.

Я возвращаюсь к телевизору. 

— Что насчёт комедии? Мне кажется, тебе не повредит немного юмора в жизни.

— Да, я весь сделан из шуток. Они так и сыплются из меня. Просто мои шутки утончённые, поэтому не для всех.

Я приподнимаю бровь. 

— О, Бог Юмора, пожалуйста, научи меня.

 — Я, пожалуй, откажусь. В паре только один шутник, и это место занято мной, — говорит он с абсолютно невозмутимым лицом, что, несомненно, смешит, ведь это подтверждает его безумство.

— Ты меня всегда смешишь, но я даже не знаю почему.

— Потому что самый весёлый в наших отношениях — я, — решительно заявляет он.

— О, ну ладно.

И тут я чувствую чей-то взгляд, смотрю, а позади нас стоит Орин и подглядывает за нами через полуоткрытую дверь. — Жуткий тип пялится на нас.

— Знаю, — говорит Маркус.

— Я просто... просто проверяю, что всё в порядке, — произносит Орин и скрывается из виду.

— Чувствую себя принцессой в башне, где Орин — дракон, а ты... — смотрю на Маркуса. — …ещё один дракон.

— В этой башне два дракона?

— Один из них ворчливый.

— Как прекрасно. Буду ворчливым драконом.

— Мне казалось, ты хотел быть весёлым, разве нет?

— Я два в одном.

— Оу, хорошо, — чмокаю его в щёку. — Спасибо, что доверяешь мне и остаёшься на моей стороне.

— Всегда к твоим услугам.

Надеюсь, я не совершаю огромную ошибку и не подвергаю людей большой опасности.