Глава 21

Финн

Я очнулся в полном замешательстве. Голова кружится, стоит только открыть глаза. Мои веки всегда были такими тяжёлыми?

Нужно попробовать встать. Что-то подсказывает, что я должен бежать отсюда подальше. Но почему? Вспоминаю, как мама забирала меня из школы. Она везла меня домой... нет... в кафе... или всё-таки домой? Что происходит? Где я нахожусь?

В ноге пульсирует адская боль, я помню, что она была зажата между дверью и панелью машины. Точно. Произошла автомобильная авария, и я, видимо, нахожусь в больнице. Должно быть, я так рассеян из-за обезболивающего.

Закрываю глаза, и на мгновение мне кажется, что я просто плыву. Если я пытаюсь пошевелиться, боль пронзает ногу, а в голове будто молоток стучит, но, если лечь совершенно неподвижно, всё проходит.

В этот момент я вспоминаю обмякшее тело матери. Она мертва?

Снова открываю глаза, осматриваюсь и понимаю, что помещение не похоже на больничную палату: лежу на каком-то коврике прямо на полу, свет настолько тусклый, что я почти ничего не вижу. С большим усилием сажусь, и мир вокруг переворачивается. Тошнота подкатывает к горлу. Мне нужна помощь. Нужно позвонить, но телефона рядом нет.

Где Орин? Почему Орина здесь нет?

— Орин? — во рту так пересохло, что я сам себя не слышу. — Орин?

Всё как-то неправильно, будто в ночном кошмаре. Неужели я всё ещё сплю? Боль в теле, возникающая при попытке пошевелиться, говорит об обратном.

Замираю, когда открывается дверь. Меня охватывает непреодолимое чувство ужаса. Я ощущаю слабость… ужасную слабость. Меня подавляет чья-то аура. Что, мать твою, происходит?

В комнату входит мужчина, и меня буквально накрывает волной паники.

Это такое странное чувство. Я много лет общаюсь с вампирами. Большинство друзей Орина — вампиры, и мама тоже время от времени приводила их, но сейчас другое дело. Этот мужчина… ощущения совершенно другие. Меня пугает его внешний вид — лица не разглядеть, оно чем-то скрыто, видны только глаза.

Заставляю себя подняться, но, когда подтягиваю к себе правую ногу, меня пронзает невыносимая боль. Нога точно сломана, если вообще не раздроблена в результате аварии. Не удержав равновесие, я падаю. При падении слышу скрежет сломанных костей, и меня тошнит от этого звука. 

Оглядываюсь на монстра и всё, что вижу, — это его тёмно-красные глаза. В темноте не видно даже очертаний его фигуры из-за тёмной одежды, а лицо скрыто какой-то кошмарной маской. 

— Ты проснулся, моя прекрасная куколка. Всё в порядке. Просто ляг обратно, и позволь мне позаботиться о тебе, — говорит он глубоким, холодным голосом.

Почему-то его голос звучит неправильно… искажённо; может, я просто напуган до чёртиков или у меня болевой шок. Каждое его слово словно вонзается в мой мозг. И он наслаждается моим страхом, моей паникой. 

— Где Орин? Пожалуйста… пожалуйста...

— О, не беспокойся об Орине, теперь ты мой. Я всегда хотел тебя. Ты всегда был недостающей куклой в моей коллекции.

Быстрее, чем успевают уследить мои глаза, он оказывается передо мной, крепко хватая меня за левое запястье.

— Твоя мать изуродовала это прекрасное тело. Но я снова сделаю тебя идеальным, — говорит он, проводя пальцем по моей щеке. — Но сначала позволь мне попробовать тебя на вкус. Готов поспорить, что ты сладкий.

Он откидывает мою голову назад, и я чувствую, как его клыки впиваются в мою шею, я кричу, пытаясь вырваться из цепких объятий. Но он прижимает меня к себе, как ребёнка, говоря, что не стоит пытаться сбежать, и тут я начинаю осознавать…

Он хочет меня убить.

***

Мои глаза резко открываются, и на мгновение мне кажется, что он рядом, смотрит на меня сверху вниз, называет меня своей милой и красивой куклой.

Паника нарастает во мне, я хватаю ртом воздух; такое ощущение, что я действительно только что был там: лежал на полу, охваченный ужасом, а он вошёл в мою жизнь и начал её разрушать.

— Что-то не так? — бормочет Маркус, протягивая ко мне руку.

— Пойду попью, — говорю я, откидывая одеяло.

— Давай я схожу за водой?

— Нет, я справлюсь, — надеваю протезы и выхожу из комнаты. Дело не в том, что я хочу убежать от Маркуса; просто мне нужно в помещение со включенным светом, так я смогу дышать, смогу оглядеться вокруг, удостовериться, что он не прячется в тени. Я решил спуститься в подвал, но меня терзают сомнения: я вдруг вспомнил, как вампир проскользнул в окно, там, внизу. Да, и Маркус слишком далеко. Может, не стоит рисковать и идти туда? Почему я задаю себе этот вопрос? Меня переполняет гнев от того, что боюсь передвигаться даже по собственному дому, я не могу позволить ему диктовать, что мне делать.

Он хочет, чтобы я боялся его. Думал о нём. Хочет быть центром моего внимания.

В подвале есть боксёрская груша — я уговорил Орина купить её после того происшествия, так как мне хотелось научиться самозащите. Пришлось пообещать, что мои протезы никогда не прикоснутся к ней. Орин был доволен, что я учусь самообороне. Ну… был доволен, пока я не пошёл служить в полицию.

Я таскал с собой Арью в подвал, каждый раз, когда шёл заниматься, потому что боялся оставаться там один. Мне казалось, что он может поджидать меня где угодно. Арья не бросала меня, спускалась со мной, и делала уроки где-нибудь в углу.

Натягиваю свои старые перчатки и бью кулаком по груше, представляя лицо этого мудака. Представляя, что это его тело, которое я могу избивать.

Удар, удар, апперкот, удар за ударом. Когда мои руки устают, я переключаюсь на удары здоровой ногой. Удар наотмашь, сбоку, сзади. Хватаю грушу, снова и снова бью по ней коленом, мне так нужны силы, чтобы уничтожить его.

— Злишься, потому что я опять перетянул на себя одеяло, да?

Подпрыгиваю от испуга и быстро оборачиваюсь — в подвал спустился Маркус. 

— Вообще-то, подушку, — не затягиваю с ответом.

— Что делаешь?

— Прогоняю свой гнев. А ты?

— Я пошёл тебя искать, потому что тебя долго не было, — ворчит Маркус, вид у него расстроенный.

— Это глупо, не так ли — будучи слабым человеком, пытаться научиться сражаться с вампиром? — с горечью в голосе усмехаюсь. 

Затем подхожу к ящику со снаряжением и беру пару перчаток, которые когда-то принадлежали Орину. Он никогда по-настоящему не увлекался драками, но иногда мы устраивали шуточный спарринг. Бросаю перчатки Маркусу, а он озадаченно смотрит на них.

— Сразись со мной.

Он приподнимает бровь. 

— Драться с тобой?

— Да. Надень перчатки и сразись со мной. Не сдерживайся.

Маркус, кажется, настроен скептически, но надевает их и поворачивается ко мне лицом. 

— Хорошо. 

— Готов?

— Да.

Я приближаюсь и бью его прямо в живот. Он даже не пытается блокировать удар, поэтому я целюсь ему в пах — это точно заставит его двигаться, это сработает. 

— Маркус, сразись со мной!

— Я не могу бороться с тобой. Можно я просто обниму тебя?

Вздыхаю. 

— Короче... после всего, что со мной случилось, я хотел начать заниматься боксом. Орин сказал, что разрешит, если я пообещаю сходить к психологу. Я был далёк от всей этой психотерапии, но та дама, зная, что меня привлекает бокс, предложила терапию именно в этом направлении. Она сказала мне, что каждый раз, нанося удар, я должен представлять, что бью по чему-то, что меня расстраивает, что я ненавижу. Понял?

— Окей...

Я даю ему в руки ударный щит, представляющий собой небольшой прямоугольный мат, который держит один человек, а другой наносит удар. Затем беру один для себя. 

— Я собираюсь ударить тебя первым. Готов?

— Да..

Бью кулаком по щиту, который крепко держит Маркус. 

— Ненавижу, когда этот мудак заставляет меня чувствовать себя слабаком. Твоя очередь.

Поднимаю свой щит и упираюсь ногами, готовясь к удару.

Маркус крайне озадачен, он явно не собирался откровенничать. 

— Я в порядке, я не... вампиры не болтают о чувствах. Мы умеем только дерзить и круто выглядеть.

Пристально смотрю на него. 

— Маркус.

— Окей, — он легонько касается моего щита, как будто кошку гладит. — Я ненавижу, что он сделал с тобой.

Моя очередь, и я бью его со всей силы. 

— Я ненавижу, что он использует свои вампирские трюки на невинных людях.

На этот раз Маркус бьёт по щиту чуть сильнее:

— Я ненавижу то, что не могу уберечь единственного человека, которого люблю больше всего на свете.

Снова бью его по щиту:

— Я ненавижу то, что подвергаю опасности людей, которых люблю.

— Я ненавижу, что из-за него я чувствую себя неполноценным. Я никогда не сталкивался с чем-то, что я, чёрт возьми, не могу уничтожить.

— Я ненавижу, что он убивает невинных только для того, чтобы показать свою грёбаную силу и кровожадность.

— Я ненавижу, что тебе приходится так жить.

Пинаю щит, а Маркус готовится к удару. 

— Я ненавижу то, что не могу работать там, где хочу. Что я не могу заниматься тем, что мне нравится.

Мы ходим взад и вперёд, рассказывая друг другу о вещах, которые нас бесят, вещах, которые нас злят. Моё дыхание сбивается.

— Она говорила не останавливаться на этом. Выпустив негатив наружу, нужно искать позитивные моменты жизни. Каждый удар — говорим что-то хорошее, то, что нас радует.

Маркус медлит:

— Хорошо... встреча с тобой. Я чувствую, что впервые за сотни лет я нашёл кого-то, кроме моего брата, кто понимает меня, — он ударяет по моему щиту.

— Для меня это тоже встреча с тобой. Ты, конечно, не был настоящим комочком радости, да что там! Ты был злом во плоти! Но я чувствовал, что ты очень хороший.

— Ты был тогда очень настойчивым, Финн, — он улыбается. Затем, опустив свой щит, делает шаг ко мне. — Я рад, что у меня есть ты. 

— Взаимно, — прислоняюсь к его груди и обнимаю.

— Не хочешь рассказать, почему так резко проснулся?

— Мне приснился еще один дурацкий сон.

— Поговорим об этом?

Я медлю. 

— Если честно, не очень хочется вспоминать… но… ладно, расскажу. Во сне я проснулся в ужасной, тёмной комнате. Я был чертовски напуган и чувствовал невыносимую боль. Собравшись с мыслями, я подумал, что нахожусь в больнице, но, внимательно присмотревшись к окружающей обстановке, понял, что ни черта это не больничная палата. Больше напоминало тюрьму. А потом вошёл он. 

— Что он сделал? — спрашивает Маркус.

— Он... он сказал мне, что моя мать испортила моё тело, но он меня вылечит. Что я принадлежу ему. Что я кукла. Говорил что-то о том, что как только увидел меня, сразу понял — я должен быть в его власти. 

— Он говорил о том, как долго наблюдал за тобой? — спрашивает Маркус.

— Я не знаю… он сказал, что наблюдал за тем, как я взрослел, но тогда я был подростком. Не сильно-то взрослым…

— Я просто пытаюсь понять, знал ли он тебя до твоего знакомства с Орином. Он точно знал твою мать, но насколько хорошо и как долго?

— Она работала в клубе для вампиров и могла знать его как много лет, так и совсем недолго.

— Она приводила вампиров домой?

— Иногда. Было пару раз, когда мы ходили с ней на работу, потому что нам негде было переночевать. Честно говоря, это была довольно дерьмовая ситуация. Неизвестно, со сколькими вампирами она вступила в контакт, работая там.

— Кто-то обращал на тебя особое внимание?

Я пожимаю плечами. 

— Её босс, но он лишь мелкая сошка, этот монстр… он другой...

Он снова сжимает меня в объятиях. 

— Хорошо. Мы будем дальше работать над этим и посмотрим, что у нас получится. Давай пока пойдем спать. Ты устал?

— Да.

Он притягивает меня к себе одной рукой и целует в лоб. 

— Пойдём.