Глава 25. Рено

Рено

— Выглядишь как настоящий принц, — сказал Гарретт. Я видел его улыбку в зеркале, однако, когда он встретился глазами со своим отражением, его губы тут же напряглись. Похоже, даже Гарретт больше не верил собственной улыбке.

— Нет, я не принц, — ответил я. Теперь мой голос звучал безжизненно, как будто от него осталась только оболочка и в ней понаделали дыр. Как ни старался я наполнить его любовью и радостью, они мгновенно выливались из этого решета и утекали прочь вместе со всем хорошим, что когда-либо происходило в моей жизни. 

— Скоро будешь, — возразил он и, положив руку мне на плечо, притянул меня к себе. Большие зелёные глаза Гарретта наполнились слезами, а на лице появилась фальшивая улыбка, которая больше не способна никого обмануть.

Я давно перестал верить его словам. Да и он сам в большинстве случаев не верил себе.

Впервые встретив этого человека, я принимал все его слова за чистую монету и хранил их у самого сердца.

Но теперь моё сердце… закрыто, ушло в отставку, его обобрали до нитки. 

— Ага, конечно… — я рассматривал собственное отражение. Хоть Гарретт и сказал, что я выгляжу как принц, но единственная причина, по которой я стоял перед зеркалом, заключалась в том, что мне снова стала велика моя одежда. На ремне уже закончились дырки, а складки на рубашке похожи на струи текущей с меня воды. В общем, ничего по размеру мне больше не подходило, поэтому пришлось в очередной раз ехать к сенгилам-портным.

Гарретт развернул меня к себе, аккуратно расправил мне воротник поверх чёрного блейзера и выровнял галстук. Затем он с улыбкой погладил меня по плечам. Всё с той же фальшивой улыбкой…

«Почему ты не можешь сдаться, как все мы?»

— Ну что ж, пора проведать короля, — сказал Гарретт, похлопав меня по плечу. Он взял меня за руку, и мы направились к выходу из нашей квартиры. — Мой принц увидит нашего короля. Мой принц Рено.

Гарретт Себастьян Деккер — третий человек после короля… И он каждый раз называет меня принцем. Зачем? Думает, что это меня порадует?

Принц Рено. Интересно, как бы отреагировали жители Араса и моя семья?

Они бы точно не узнали меня, а я бы с грустной улыбкой сказал, что тоже себя не узнаю. Пусть думают обо мне, что хотят, лепят из меня что угодно. Мне уже насрать. Я умер вместе с Ривером и Киллианом.

Понимаю, что мой друг вернётся лет через двадцать, когда пламя погаснет, но это будет совсем другой человек. Когда он осознает, что Киллиан мёртв, он изменится до неузнаваемости.

Так что можно считать Ривера мёртвым.

— О, спасибо, Чалли, — поспешно поблагодарил Гарретт, когда сенгил протянул ему зажжёную сигарету. В другой руке между пальцами парень держал ещё одну и для меня. Мой жених любил покурить в дороге, и Чалли прекрасно это знал. Бывший раб стал идеальным сенгилом, а в качестве благодарности за жизнь в роскоши он старался обеспечить нам с Гарреттом как можно более беззаботное существование. Примерно с десяти лет Чалли служил какому-то мудаку, владельцу газоперерабатывающего завода в Пустоши. К тому же парня использовали как секс-игрушку. А когда ему исполнилось двадцать, его заменили на чувака помоложе и продали работорговцу по имени Хоппер. Тому самому мужику, который нанял Ривера, Джейда, Киллиана и Периша охранниками и кашеварами.

Всё бы отдал, чтобы быть с ними в то время. Моё место — рядом с Ривером.

Поймав мой взгляд, Чалли схватил меня за руки, сжал их, а когда отпустил, показал жест «улыбнись» — провёл пальцами по губам и растянул их в улыбке.

Я попытался улыбнуться, но моя нижняя губа задрожала, и, чтобы скрыть это, мне пришлось поджать её. Хмыкнув, Чалли обнял меня.

— О, кексик, — прошептал Гарретт, когда сенгил отстранился. Мой жених взял мою руку и крепко сжал её. — Чалли, вечером можешь отдохнуть. Может, хочешь проведать Луку?

Парень кивнул и показал руками «да, хочу» и «спасибо».

***

Через десять минут мы уже сидели в машине, направлявшейся в Алегрию. Теперь мне было совершенно без разницы, для чего мы едем к Силасу, а главное, зачем там я. Бессонными ночами я размышлял о том, во что превратился. Раньше во мне бушевало столько разных эмоций. Все говорили, что я с лихвой восполнял их отсутствие у Ривера. По большей части в плане морали и сочувствия.

Сейчас же я перестал что-либо чувствовать. Мои любовь, счастье и остроумие умерли вместе с Ривером и Киллианом. Но стоило мне увидеть невероятную скорбь на лице Илиша, как на миг моё сочувствие вновь ярко вспыхнуло. Химера, которую я люто ненавидел за тупую гордость и дурацкие планы, из-за которых погибли мои друзья и его муж, испытывала такую невыносимую боль, что всё моё презрение сразу же улетучилось.

И с тех пор, как во мне не осталось ни положительных, ни отрицательных эмоций, я живой мертвец, который только и ждёт, когда до тела наконец-то дойдёт, что жить дальше уже нет смысла.

Гарретт фыркнул, а я даже не обратил на него внимания, продолжая пялиться в окно и наблюдать за проносящимся мимо Скайлендом. Люди в модной летней одежде ярких расцветок слонялись туда-сюда. Некоторые улыбались, а кто-то шёл с серьёзным выражением лица, неся в руках портфель, и, по-видимому, размышлял о делах, которые нужно было сделать до возвращения домой к семье. И ведь никто из них понятия не имел о том, что Деккеры по уши в дерьме. По СНС сообщили только о смерти Джейда и разрушении Олимпа. Они знали об исчезновении Илиша, но это, ясное дело, лишь верхушка гигантского айсберга. И им, конечно, было невдомёк, что от некогда влиятельных членов семьи остались только бледные тени.

Если бы где-то ещё сохранились Кримстоуны, они бы непременно воспользовались такой возможностью и нанесли удар.

Гарретт взял мою руку и сжал её. А я не стал возражать, у меня всё равно не осталось сил на сопротивление.

Сейчас мой жених являлся королём. Он возглавлял Скайфолл, потому что у Силаса не было сил, а Илиш пропал. Значит ли это, что однажды я тоже стану королём?

Но мне-то хотелось быть напарником Ривера. Когда-то я даже хотел быть его парнем. Все в Арасе ждали, когда же это наконец-то произойдёт. Однако тот поезд давно ушёл, а рельсы разобрали. 

И вот мы уже стоим в коридоре, а перед нами закрытые дубовые двери. Гарретт взял меня за руку и направился к ним.

Он постучал, но никто не ответил, поэтому Гарретт открыл дверь и заглянул внутрь. Ну, в принципе, нас пригласили, так что, думаю, мы можем войти и без разрешения. Всё равно никто бы не смог открыть: Дрейк куда-то пропал, а Сангвин, как сообщил Гарретт со слезами на глазах, где-то мучился от собственного безумия.

Срать я хотел на Сангвина. Нефиг было бросать нас в Серой Пустоши.

Я проследовал за Гарреттом в квартиру Силаса, где в сравнении с ужасной уличной жарой было довольно прохладно. В старом добром небоскрёбе стояли кондиционеры. Раз король остался без сенгила, то я ожидал увидеть бардак, груды мусора и грязной посуды, но оказалось, что как минимум гостиная и комната справа были чистыми. Ну ладно, не совсем чистыми — за диваном на ковре темнело приличных размеров кровавое пятно.

— Силас. Любимый? — позвал Гарретт. Из прихожей мы прошли прямиком к спальне Силаса. Сквозь приоткрытую дверь была видна одна темнота. — Мы с Рено пришли.

Услышав в комнате шорох одеял, мы замерли. Затем дверь распахнулась, и мне пришлось сильно постараться, чтобы скрыть своё удивление при виде короля.

Лицо Силаса жутко исхудало и стало мертвенно-бледным, а под глазами были настолько чёрные круги, будто ему кто-то врезал. Светлые волосы испачкались и растрепались, а серую майку и мешковатые штаны покрывали пятна. Нет, я, конечно, тоже сильно похудел, но по сравнению с ним хотя бы не выглядел таким болезненным. У него даже рёбра торчали, и заострились скулы. 

— Ох... любимый, — всхлипнул Гарретт. — Ну зачем же так над собой измываться? Рено, дорогой, принеси ему поесть. Когда ты кушал в последний раз?

Силас выглядел таким потерянным. Его лицо выражало безнадёжность и бесконечную усталость. Такое ощущение, будто он долгое время искал нечто несуществующее, а потом понял, что никогда этого не найдёт. В глазах короля читались отстранённость и боль. Интересно, а он точно осознаёт, что к нему пришли?

Как хорошо, что Гарретт дал мне поручение. Не хочу видеть этот отсутствующий взгляд. Развернувшись, я пошёл в гостиную и открыл холодильник, но тут же закрыл его, почувствовав сшибающий с ног запах протухшей жратвы, лежавшей в заросших разноцветной плесенью контейнерах.

Порывшись в шкафчиках, я нашёл немного фруктовых пастилок «Дек’ко» и разное печенье с начинкой, типа «Орео». Ясное дело, что от химозных сладостей, покрытых ароматизированным воском, пользы было мало, поэтому я позвонил сенгилам, чтобы те заказали нам в ресторане каких-нибудь макарон.

Положив трубку, я собрался было вернуться в прихожую, но неожиданно увидел, что Гарретт вышел из спальни с печальным выражением лица.

— Он... хочет, чтобы я ушёл, — произнёс Гарретт.

Я пожал плечами и направился к выходу.

— Нет, Рено… он попросил, чтобы ты побыл с ним, — мой жених прикусил щёку. — Если ты... — оглянувшись, Гарретт схватил меня за руку. — Ладно, пойдём, — прошептал он.

Я выдернул руку и покачал головой.

— Нет, — мягко сказал я. — Если он хочет поболтать со мной, отлично. Лично мне без разницы.

Гарретт посмотрел на меня так, словно я только что разорвал нашу помолвку, но вскоре ужас сменился сильным беспокойством и, наконец, согласием.

— Уверен? — мы одновременно взглянули на кофейный столик: на нём лежали мобильник Силаса, остатки наркоты и стеклянная трубка. — Звони в случае чего. А я пока что навещу сенгила Неро, Эллиота. Он живёт несколькими этажами ниже. Сбегаю… туда и обратно, ладно?

Я кивнул. В глубине души мне хотелось, чтобы Силас просто убил меня и покончил с моими страданиями. 

— Хорошо, Гэр.

Гарретт поцеловал меня в щёку и крепко обнял. 

— Я рядом. Люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю, — равнодушно ответил я. — Скоро увидимся.

Дверь за ним закрылась, а я остался стоять в гостиной, размышляя, что же делать дальше. В конце концов, распаковав одну из фруктовых пастилок, я подошёл к двери Силаса и произнёс:

— Эй... я тут, — понятия не имею, что ещё сказать. Я откусил от конфеты и просунул голову в комнату.

Силас, свернувшись калачиком на кровати, обнимал… о мать твою, плюшевого покемона Периша, чармандера. Он прижимал к себе оранжевую штуковину всё с тем же затравленным видом.

Вместо приветствия он лишь моргнул. А я, как идиот, продолжал стоять у дверного косяка и жрать. Уж не знаю, неловко ли ему, но мне вот — да. Как же не хочется находиться здесь. До сих пор помню, с каким злорадством он сообщил, что Киллиан мёртв, и если Ривер ещё был в сознании, а не сразу задохнулся от дыма пожара, то точно видел обгоревшие кости своего парня.

Потому что Силас взорвал лабораторию.

По идее, эти воспоминания должны были вызвать хоть немного печали, но я просто проглотил сладкую массу и выудил из упаковки печенье.

Вскоре послышался тихий стук в дверь — а вот и наши макарошки. Я молча развернулся и начал уходить.

— Не оставляй меня, — слабо захныкал король.

Я остановился; в горле образовался комок. Покачав головой, я напомнил себе, что этот человек — монстр.

— Еду принесли, — неловко сказал я. — Сейчас вернусь.

— Ладно, — пропищал маленький мышонок, обнимая чармандера. 

Я кивнул и принял жратву у сенгила, который, судя по испуганному выражению лица, вытащил самую короткую соломинку. Взяв вилки, я налил два стакана ХиКолы и, поставив всё это на поднос, вошёл в спальню.

— Можно включить свет? — спросил я. Да уж… он не только опустил жалюзи, но и завесил двумя большими простынями панорамное окно справа и обычное слева.

— Ладно, — ответил Силас. Он зажмурился от света, поэтому, чтобы немного приглушить яркость, пришлось накинуть грязную футболку на плафон.

Я подтащил белое кресло к кровати и жестом предложил королю сесть в него. Однако тот приподнял голову и прошептал:

 — Можешь сесть на кровать? — он не требовал, просто просил.

Обувь я уже снял при входе, поэтому просто уселся на кровать, от которой несло потом, а в некоторых местах виднелись тёмные пятна, видимо, кровь. Я скрестил ноги, и, к моему удивлению, Силас зашевелился. Он положил чармандера рядом с леопардом и серой кошкой и уселся, уперевшись локтями в колени.

Очень странная сцена. Хотя для меня не настолько странная, как для любого другого члена его семьи. В Арасе мы несколько раз просыпались вместе. Я кормил его овсянкой, которую он называл «кашей». Он сказал, так её называли в его семье. А после его ухода я и сам продолжил её так называть.

Я протянул королю вилку и открыл контейнер со спагетти. Порций было две, но пока что я принёс только одну. Чёрт его знает, станет ли Силас есть, но в случае чего просто принесу вторую. К спагетти положили чесночный тост. Видимо, все знали, что еда для короля, потому что хлеб как следует смазали чесноком и полили маслом. В соус до кучи навалили куски бозена и насыпали приличный слой пармезана, будто на тарелку только что выпал первый снег. 

Пока Силас просто пялился на еду, я начал есть. Вообще, у меня не было аппетита. Обычно я ел только при Гарретте, в противном случае тот начинал расстраиваться. А мне не хотелось распылять свои негативные эмоции на окружающих.

Сейчас же я делал это, чтобы сидящее рядом воплощение зла тоже поело. А ведь этот человек своей сестической радиацией убил Киллиана и приговорил Ривера к суровой участи. Я уж молчу про то, сколько лет он мучил свою семью.

Мне стоило бы радоваться и наслаждаться горем Силаса. Он столько боли причинил своей семье, которая так сильно его любит и боготворит. Некоторые даже продолжают оправдывать короля и заботиться о нём. Они плевать хотели на то, что тот убивал их партнёров и периодически пытал их самих. Точно так же я должен был бы радоваться, когда Илиш из-за собственного эгоизма и упрямства потерял своего возлюбленного. Именно из-за его одержимости желанием выяснить, как убивать бессмертных, Ривер и Киллиан отправились в Крейг, а потом и в Фолкленд.

Но это просто не в моём характере. В отличие от Ривера и многих других химер, меня не радует чужое горе. Мне просто грустно за всем этим наблюдать. Да, Силас — чудовище, но вот не могу я почувствовать удовлетворение от его страданий.

Наверное, именно по этой причине я всё же накрутил спагетти на вилку и протянул ему.

— Если уж ем я, то и тебе придётся, — произнёс я. — Мне, знаешь ли, тоже не охота, но я пытаюсь.

И, о чудо, Силас взял вилку и отправил её в рот. Сверля тарелку своими печальными зелёными глазами, он медленно начал жевать.

— Ты сильно похудел, — тихо сказал король. Он принялся медленно нанизывать кусочек бозена с сыром на вилку. Со стороны казалось, будто его не поесть заставили, а пробежать целый марафон за десять секунд. 

— Взаимно, — сказал я и начал делать сэндвич из спагетти и чесночного хлеба. — По правде говоря, у меня больше нет желания жить.

Кивнув, Силас откусил ещё кусочек. В комнате снова воцарилась тишина. Однако прежняя неловкость испарилась. Каждый из нас утопал в своём собственном горе очень медленно, несколько месяцев. И неожиданно оказавшись на одной глубине, мы вдруг решили составить друг другу компанию этим вечером и потонуть немного вместе.

Одно время я ненавидел молчание. Ривер любил сидеть со мной в тишине, и это сводило меня с ума. Мне будто жизненно необходимо было развлекать его и смешить. Собственно, по этой причине он и общался со мной в детстве. Как-то раз я даже почувствовал себя особенным, когда Лео заметил, что только мне удавалось рассмешить Ривера. Поэтому, когда он не смеялся, мне начинало казаться, что я не выполнял свою работу, а значит, и не имел права находиться с ним.

Теперь же я научился ценить молчание, ведь именно в этой безмолвной атмосфере отчаяния я смог почувствовать с ним… даже не знаю, как сказать… единение душ? Сейчас я как бы видел Силаса в его естественном состоянии, а не кого-то, бесконечно меняющего маски.

Король перестал жевать, а я, запихав в себя сколько смог, закрыл контейнер и поставил его на комод, решив, что в комнате достаточно прохладно. А когда я вернулся на кровать, снова возник вопрос: что же дальше?

Силас взял чармандера и, прижав его к груди, уставился на голубое одеяло. Пришлось просто наблюдать за ним. А какие ещё варианты? Телевизор в углу комнаты выключен, и единственное, что изменялось в этой тёмной затхлой комнате, — положение стрелок на настенных часах. 

Так я просидел целый час. Глаза Силаса начали слипаться, но всякий раз, когда его голова падала на грудь, он моментально просыпался и таращил глаза, как будто пытался не отдаться во власть сна.

Интересно, почему он не разрешает себе спать? Снова обратив внимание на чёрные круги у него под глазами и безжизненный взгляд, я наконец-то спросил:

— Слушай, ты вообще спишь?

Силас никак не отреагировал на мой голос, хотя тот разорвал окружающую нас завесу тишины.

— Иногда, — наконец ответил тот. — Знаешь… меня мучают… кошмары.

Как это знакомо… Неожиданно он ответил честнее, чем мне хотелось бы.

Я понимающе кивнул:

— Просыпаешься, и вроде бы всё хорошо… но потом…

— Вспоминаешь, что произошло, — прошептал Силас.

Я снова кивнул. Опять этот ком в горле.

— И начинаешь плакать, — я сглотнул. — По крайней мере раньше так было. Теперь я настолько сломлен, что больше не плачу.

Король поднял голову и встретился со мной взглядом — ком в горле стал больше и начал болеть. Не нравилось мне смотреть в его глаза. Из-за этого ко мне возвращались мои прежние чувства. От Силаса исходила какая-то ненормальная тоска. Можно подумать, бессмертие вывело его эмоции на новый уровень, о котором простые смертные или молодые бессмертные и знать не знали.

Не в силах продолжать смотреть на него, я отвёл взгляд. Как можно быть настолько грустным? Как ещё вселенная не разорвалась на части от такой мощной тоски? Из-за своей печали Силас уничтожил мир, а что если теперь он уничтожит всю вселенную?

— Сначала я плакал, — признался король. — А потом, как и ты, перестал. Рено, мне страшно… Меня одолевает ужас.

Застигнутый врасплох я вновь глянул на него, но на этот раз всё внимание сосредоточил на губах и короткой бородке.

— Тебе страшно? Почему?

Тихо выдохнув, Силас прижал к себе покемона.

— Потому что у меня нет выхода. Я не могу покончить с собой, как любой другой человек сделал бы, окажись он в таком безнадёжном тупике. Мне приходится продолжать жить, хотя я этого не хочу. Рено, я чётко осознал… я хочу умереть, но не могу. Я застрял в глубоком склепе одиночества, отрезанный от мира. И выхода отсюда нет.

Слова короля поразили меня; из-за тишины они звучали даже отчётливей и глубже проникали в мой мозг. Я их не просто слышал, я их чувствовал — каждый звук, за которым, как стая диких собак, бежало отчаяние.

Стоило им проникнуть в меня и добраться до самого сердца, как я ощутил всепоглощающую печаль. У меня… появились чувства.

Но это явно не повод для радости. Я хотел оставаться живым мертвецом. Не желаю больше ничего чувствовать.

Под влиянием внезапного сострадания мне вдруг захотелось предложить варианты для решения проблемы этого сломленного короля.

— А если попросить отрезать тебе голову или чё-то типа такого? — спросил я. — Сделать так, чтобы ты подольше был мёртв.

Силас покачал головой.

— Это ещё хуже. Белое пламя — не выход. Я уже столько раз умирал, что оно перестало быть волшебным сном. Станет только хуже… будут мучать неизбежные кошмары. А я хочу… небытия. Хочу совсем сбежать от этого жалкого существования.

— Ого, — прошептал я и, положив руку ему на ногу, погладил её. — Может, тогда стоит попробовать наладить свою жизнь?

Силас уставился на мою руку.

— А смысл? Все, кого я любил, либо мертвы, либо вернутся через десятилетия с чёрной дырой в сердце, которую невозможно будет чем-либо заполнить. Скай мёртв, он не вернётся, — лицо короля исказилось, а глаза закрылись. — Я создал клона Ская, чтобы тот спас меня… Но этого не произошло. Напротив, он отобрал последнее, что осталось от Ская. Окончательно уничтожил меня.

Мои челюсти сжались, а комок в горле стал обжигающе горячим и, болезненно пульсируя, начал подниматься вверх. Я пытался проглотить его, загнать подальше и едва не принялся умолять Силаса не упоминать больше Ривера и Киллиана. Не могу про них слушать. Надоело испытывать боль.

Силас открыл глаза и посмотрел на меня.

— Тебе плохо, — прошептал он.

Я зажал рот рукой и всхлипнул.

— Не говори о нём, — с надрывом попросил я. — Пожалуйста, не мучай меня. Понимаю, ты ненавидишь его, но мне неприятно слушать об этом. Прошу, Силас.

Зелёные глаза короля, напоминающие участок травы посреди угольного бассейна, будто пытались вглядеться в мои сердце и душу. Он оценивал и выискивал всё, что пригодится ему для уничтожения жалких остатков моей брони, просчитывал, как обнажить мои эмоции. Я ощутил невероятную уязвимость, и скупая слеза скатилась по моему лицу.

— Но я должен кое-что сказать, — прошептал Силас безжизненным голосом. Продолжая пожирать меня пронзительным взглядом, он поднял руку, положил её на мой затылок и, прижав его к своей груди, выдернул меня из моего убежища. — Когда мы прибыли в лабораторию, Ривер ушёл искать Киллиана, а я Периша. Меня охватило горе, когда я нашёл его мёртвым. Затем ко мне пришёл Ривер и опустился рядом на колени. Тогда я заключил его в объятия и попросил обнять меня в ответ. И он это сделал. 

Я не смог скрыть удивления, но решил промолчать. У меня в голове была такая каша, что я всё равно бы ничего внятного не выдал. 

— А когда я обнаружил, что ХМТ Ская исчезло, меня накрыл ужас. Я запаниковал, ведь именно ХМТ хранило личность Ская, которую я мог имплантировать в его клона, — король говорил это настолько равнодушно, как будто рассказывал о совершенно чужих людях. — Тогда я поднял взгляд и увидел Киллиана. Всего в синяках, волосы выпали из-за радиации. Он держал ХМТ.

Снова молчание.

— Рено, он съел его прямо у меня на глазах. А когда я хотел было наброситься на него… Ривер не позволил мне. Он удерживал меня. Целовал в шею и шептал на ухо всякие колкости, пока я наблюдал, как Киллиан уничтожает ХМТ.

Это… правда?

Глянув на Силаса, я понял, что тот не врал. Король обнажил не только мою душу, но и свою. Он медленно снимал металлическую броню со своей нерушимой крепости и неосознанно открывал своё сердце.

Кажется… передо мной предстал настоящий король.

Настоящий Силас. Но для чего всё это? Почему именно я?

— Мне было так больно, Рено, — продолжил король. — Я лишь вырывался, орал, визжал. И слишком поздно осознал, что начал излучать радиацию. А потом случился взрыв. На меня он не подействовал, только пламя обожгло кожу, — Силас опустил руку, и снова появился тот отстранённый, потерянный взгляд. — Прошу, поверь… я не хотел этого делать. Не хотел их убивать. Всё вышло случайно. Горе свело меня с ума… Ты и сам видел, когда мы потом встретились. Я... не хотел, чтобы они умирали, — нижняя губа Силаса напряглась. Видимо, он настолько устал, что медленно лёг и тупо уставился в стену. Больше король ничего не сказал, но я всё ещё ощущал возникшую между нами крепкую связь. Складывалось ощущение, будто ростки Силаса проникли в мой мозг и глубоко укоренились в сером веществе. Я мысленно чувствовал его внутри себя, а вместе с ним и непрерывный прилив отчаяния.

Но то, что он сказал… Когда я вновь прокрутил в голове события в Чумных Землях, в моём сердце вспыхнула ярость, которая свела на нет все остальные чувства, включая злость на Илиша. Тогда казалось, Силас сделал это специально. Я даже подумывал, а не запер ли он их внутри.

Печаль этого падшего короля затмевала всё совершённое им зло, всю боль, которую он причинил другим. Неожиданно меня посетила мысль — а не делал ли он всё это из-за своего глубокого отчаяния? Ведь никто не совершенен. И чтобы убедиться в этом, стоит посмотреть на Илиша, страдающего из-за потери подростка-кикаро, которого он знал всего несколько лет. Хотя раньше он открыто осуждал и презирал короля, пережившего смерть своего парня, с которым тот провёл не одно десятилетие. Силас и тот человек вместе прошли через многое: они видели конец света, а потом они же восстановили мир с нуля. 

Да, Силас совершал отвратительные поступки. Но теперь, когда король снял свои доспехи и обнажил трагическую сущность, которая смотрела в никуда своим затравленным взглядом… стало понятно, что он всего лишь человек в глубокой печали.

— Силас? — прошептал я и сглотнул, попытавшись избавиться от комка в горле, но в глазах всё равно щипало.

— Что?

Я шмыгнул носом.

— Давай вместе поплачем?

Силас посмотрел на меня, и я увидел, как изумруды в его глазах начали утопать в бескрайних озёрах.

— Давай.

Я улёгся рядышком, и он прильнул ко мне. Крепко обняв короля, я подумал о Ривере, невинном Киллиане и его жизнерадостной улыбке, которую больше никто не увидит, и заплакал. Силас тоже. Он обхватил меня руками и прижал к себе. Его худое тело дрожало.

В течение длительного времени мы выплёскивали накопившиеся эмоции, которые, казалось, уже давно были мертвы. В конечном счёте наши рыдания превратились в судорожные всхлипы.

Спустя какое-то время тело Силаса расслабилось, и я нежно погладил его по волосам. А услышав ровное дыхание короля, осознал, что тот заснул. Наконец-то Силас хоть и на время, но освободился от своих страданий, а значит, я тоже могу поспать.

***

Проснулся я от того, что кто-то гладил меня по волосам. Открыв глаза, я увидел Гарретта. Он сидел позади меня, приложив палец к губам.

Силас всё ещё лежал в моих объятиях, а его голова покоилась на моей груди. Одной рукой он обнимал меня, а другую прижал к своему подбородку. Король не храпел, а только лишь тяжело дышал, продолжая крепко спать.

— Не получив от тебя вестей, я забеспокоился, — сказал Гарретт и улыбнулся, подтверждая, что он не ревнует. — Он выглядит таким спокойным. Что произошло?

— Ну… — я пытался подобрать слова. — Я узнал… настоящего Силаса, — и без того большие глаза Гарретта стали ещё больше. Вздохнув, я глянул на спящего короля. — Мы поговорили, и на этот раз со мной разговаривал не призрак. Я почувствовал связь с ним. Думаю, у меня получится помочь ему.

Гарретт откинул мои волосы и заботливо погладил по щеке.

— Полагаю, и он сможет помочь тебе. Судя по голосу, тебе лучше.

— Правда? — удивлённо переспросил я. Неожиданно.

Мой жених кивнул.

— Ну ты снова со мной разговариваешь, — хохотнул он. — Тебе здесь хорошо? Не хочу его будить. Даже не верится, что он наконец-то спит, — глаза Гарретта сверкнули. — Он хорошо с тобой обращался? Любимый, как думаешь, Силас был бы не против, если бы…

— Я остался с ним? — подумав, я искренне почувствовал, что это неплохая идея. Честно говоря, мне льстило, что Силасу настолько комфортно рядом со мной, что он уснул. — Никакой опасности рядом с ним не ощущалось. Гэр, он слишком подавлен. Кажется, он совсем сдался. Хреново даже думать об этом, но… я не испытываю к нему ненависти. Силас объяснил, что это была случайность. Он не хотел... — мне всё ещё трудно говорить о них... Пока что я не могу избавиться от этого чувства. — Нарочно убивать… их, — сделав глубокий вдох, я на некоторое время задержал дыхание, а потом выдохнул.

— Кажется, я понимаю его. И мне его ужасно жаль, — продолжил я. — Блядь, ему двести пятьдесят пять лет, он столько пережил. Я думаю, он просто выдохся.

Гарретт перестал гладить мою щеку. Спокойное лицо моего жениха резко помрачнело.

— Это он так сказал?

Я кивнул.

— Я будто наблюдал, как прямо на моих глазах его разрывает на части, — я покачал головой. — Знаю, я должен ненавидеть Силаса, но… твою ж мать. Мне кажется, я могу ему помочь снова стать счастливым. Всё может получиться, если это буду я, а не кто-то из придурков-химер, которые способны только на дешёвые манипуляции или максимум могут временно убить его? Думаю, с моей поддержкой он сумеет воссоединить семью по-хорошему, а не угрозами, огнём и мечом. Помогу… сделать всё правильно.

Гарретт резко вздохнул и посмотрел на короля.

— Любимый, ты думаешь… это сработает?

— Да, — прошептал я. — Силас постепенно открывает мне своё сердце. Держу пари, он ни разу не говорил с вами о случившемся.

— Нет... — признался мой жених. Он убрал свою тёплую руку от моего лица и погладил сальные, но всё такие же волнистые и золотистые волосы Силаса. — С момента изгнания Сангвина стало только хуже. А смерть Джейда и уход Илиша окончательно добили его. Силас ни за что не признается, но он любил Джейда, — при мысли о желтоглазом кикаро глаза Гарретта наполнились слезами. Мне тоже не хватало кусаки. — Очередная трагедия расколола семью. Оттер, любимый, если тебе кажется, что ты сможешь помочь ему… умоляю, постарайся. А я поддержу тебя. 

— То есть ты не против, чтобы я остался здесь? — как же я рад, что мой жених не расстроился. Но, честно говоря, иногда хотелось бы, чтобы он чуть больше ревновал, когда дело касалось его семьи. Если речь шла не о химерах, как в случае с беднягой Джесси из Тинтауна, так он сходил с ума. Но готов поспорить, если я начну флиртовать с кем-то из его братьев, то он просто будет смотреть на всё это с гордой улыбкой.

Гарретт на мгновение задумался.

— Наверное, мне стоит переехать в одну из старых квартир на нижних этажах? Аресу и Сирису как раз заняться нечем после возвращения с Мёртвых Островов, пусть таскают наши вещи. Так мы сможем постоянно видеться, — он наклонился и поцеловал меня в уголок губ. — Будет просто замечательно, любимый. У меня появится больше времени заниматься делами Скайфолла. До осени я бы хотел устроить праздник, чтобы показать гражданам, что мы по-прежнему едины и сильны. Оттер, можешь даже придумать для него название. Если Силасу станет лучше, возможно, и он внесёт свой вклад.

В глазах Гарретта светилась такая надежда, что чёрная ледяная корка на моём сердце начала трескаться, обнажая травмированный, но продолжающий биться орган. Сердце разгоняло кровоток, насыщая меня надеждой и желанием, желанием найти хоть толику счастья, которое сможет прогнать боль.

Возможно, это даст мне силы снова стать собой. Что, если помощь Силасу поможет и мне, а восстановление разрушенной семьи подарит смысл жизни?

Подняв свободную руку, я притянул Гарретта к себе и поцеловал. Вкус и тепло его губ придали ещё большей решимости моему слабому сердцу.

Однако не обошлось и без внутреннего конфликта. Часть меня хотела наплевать на всё и вернуться в Арас, чтобы продолжить утопать в страданиях. Хотелось думать, что Ривер не пожелал бы мне такой печальной участи, но сам бы он вряд ли такое сказал. Это же Ривер. Вероятнее всего, мой друг возненавидит меня за то, что я связался с семьёй Деккер. Но, может, Киллиан успел изменить его настолько, что он всё же пожелает мне счастья?

А по-настоящему счастливым я себя чувствовал, когда делал счастливыми других, смешил и просто вёл себя как клоун. Меня трудно сломить. Пережил же я плен у Кримстоунов. Всё-таки я более крепкий орешек, чем мне казалось.

Что ж, настало время принять самый большой вызов за всю свою жизнь. Мне предстоит вытащить из тьмы Силаса и возродить его семью.

— Уверен, у меня всё получится, — сказал я, когда мы разорвали поцелуй. — Так я смогу ощущать себя полезным. У меня вновь появилась цель. Ведь раньше моей целью было…

Гарретт опять поцеловал меня, на этот раз более страстно. И понятно, для чего. Он не хотел, чтобы мысли о Ривере снова расстраивали меня.

Отстранившись, мой жених уткнулся лбом в изгиб моей шеи. Я погладил его по затылку и взглянул на спящего короля.

В моей жизни снова появился смысл.