Я покосился через плечо и посмотрел в зеркало на свои торчащие лопатки. Ещё пару месяцев назад я бы увидел на них жуткие выпирающие шрамы, крест-накрест исполосовавшие кожу, но за последнее время благодаря лечению, на которое посылал меня Илиш, их почти не осталось. Теперь, наряду с еженедельными тренировками по стрельбе, я также посещал его личную клинику парой этажей ниже, где Лайл меня латал. Там находился аппарат для удаления шрамов, на ремонт которого Илиш наверняка угрохал тысячи долларов. На вид ничего особенного — обычный белый агрегат на колёсиках и провод с палкой на конце. Четыре раза в неделю по часу, я валялся на животе рядом с ним и играл в «Геймбой», пока Лайл или один из его помощников водили этой штукой по спине. На каждый шрам уходило несколько сеансов, то есть недель, потому что болячкам нужно было поджить, прежде чем снова попадать под воздействие лазера. Но конечные результаты того стоили: кожа возвращалась в нормальное состояние, и я больше не походил на плетёную корзину.

Вот только новые шрамы продолжали добавляться: наши отношения не были идеальными. Я по-прежнему выводил его из себя и по-прежнему получал за это. Даже сейчас поперёк зада красовались пять полосок, покрытых коричневыми корочками. Сначала им придётся зарубцеваться, а потом уже можно будет удалять.

— Очень хорошо кикаро, — удовлетворённо кивнул Илиш в отражении. Он, как обычно, сидел на диване перед горящим камином и читал книгу. Лука возился на кухне с десертом, который Илиш принёс с работы: шоколадные конфеты и мороженое от подчинённого, который решил таким образом подлизаться.

Я напряг мускулы и выпятил грудь. Характерные следы с ночи, когда Илиш обжёг меня ладонями, всё ещё оставались на месте, — побелевшие, но пока заметные: их обработали всего два раза. Эти отпечатки я ненавидел больше всего, в особенности из-за того, что они были в форме его рук. Те моменты своей жизни я предпочёл бы как можно скорее вычеркнуть из памяти. Да, он всё так же сёк меня кнутом, бил — иногда довольно сильно — и вообще не давал спуску. Однако мы больше никогда не цапались так сильно, как в тот раз.

Но след от укуса на шее я попросил Лайла не трогать… Он появился там во время нашего первого раза… и от него мне не хотелось избавляться.

Потянувшись и хрустнув суставами, я накинул жилет и направился к Илишу на диван. Вдруг дверь в квартиру распахнулась. Мы с Илишем обернулись и увидели Гарретта, влетающего внутрь с сигаретой в руке.

— Ты — одевайся. Надень что-нибудь красивое, — я недоумённо захлопал ресницами на Президента Скайтеха, ткнувшего сигаретой в мою сторону. Тот крутанулся на пятках и махнул Луке, который как раз семенил из кухни с двумя чашками мороженого с шоколадом. — Ты — принеси мне чего-нибудь выпить.

Я так и остался стоять с разинутым ртом, даже не застегнув до конца молнию. Глаза метнулись к Илишу в поисках ответов, но тот тоже уставился на брата немигающим взглядом и со вздохом поднялся.

— Зачем тебе мой кикаро, Гарретт? Что ты опять натворил?

Гарретт сверкнул глазами и в своей типичной бойкой манере нетерпеливо протянул руку за пузатым стаканом, который как раз притащил Лука. В один глоток расправившись с содержимым, он тут же сцапал всю бутылку.

— Это ты во всём виноват, Илиш! — Гарретт отхлебнул ещё виски и вновь присосался к сигарете. — Я спросил того парня из «Роксальта», не хочет ли он выпить со мной… А он меня взял и, твою мать, отшил! Просто вот так! Поэтому я беру твоего твинка и веду его на ужин в «Роксальт», и мы оторвёмся там на полную, а потом я казню этого сопливого официантишку! И не спорь со мной, брат, это ты не дал мне забрать Киллиана, так что замена за твой счёт! Давай, Джейд, одевайся. Но не в одежду кикаро, иди надень костюм. У тебя есть костюм? Ай ладно, у меня их куча. Спускайся вниз, машина уже ждёт.

Илиш на удивление улыбнулся, вернее, хитро ухмыльнулся. Он скрестил руки на груди и выгнул бровь, наблюдая, как Гарретт снова пьёт из бутылки. Президент Скайтеха выглядел совершенно разъярённым: его обычно прилизанные назад волосы беспорядочно торчали во все стороны, а шляпа на макушке съехала набок. Горящие зелёные глаза чуть затуманились от количества закинутого за воротник.

— Простой официант отбрил президента Скайтеха? Ну и ну, какой конфуз, — хохотнул Илиш.

Гарретт заклокотал от ярости и стряхнул пепел на ковёр.

— Почему он до сих пор тут? Я же сказал идти в машину!

Я зажал рот ладонью, заглушая собственный смех. Честно говоря, вечерок предстоял весьма забавный: заставить официанта ревновать, а под конец прикончить. Улыбнувшись Илишу, я вопросительно приподнял бровь, но тот еле заметно качнул головой, предупреждая, чтоб мне и в голову не пришло соглашаться. Я постарался скрыть своё разочарование.

— Джейд ест, как бродячая собака, попавшая в курятник. Он всё тебе испортит, уверяю. Нет, ну если ты, конечно, хочешь пробить своего официанта не на ревность, а на жалость…

Я открыл рот, собираясь ответить на внезапное оскорбление, но Гарретт меня опередил.

— Ты хоть понимаешь, что вообще-то это камень в твой огород, да? — прищурился тот, но Илиш пренебрежительно отмахнулся.

— Я просто объясняю, почему беру его исключительно на деловые встречи. Он совершенно не обучен поведению на публике.

Что ж, быстро он отстал от своего брата. И снова объектом едких шуток Илиша стал я. Меня здорово разозлили его несправедливые насмешки, особенно в присутствии Гарретта, которому я и впрямь симпатизировал. Терпение моё лопнуло.

— Я веду себя гораздо лучше! — бросил я раздражённо и повернулся к Гарретту. — Если мой хозяин позволит, я с радостью помогу вам заставить этого официанта ревновать, господин Гарретт. Если хотите, я даже подкараулю его после в переулке и подержу, пока вы будете вышибать ему мозги бейсбольной битой.

Гарретт с надеждой расплылся в улыбке, но позади раздалось ледяное: «Нет». Президент Скайтеха печально и шумно вздохнул. Он прислонился к стене и завертел в руках бутылку.

— Этот парень точно не стоит хлопот. Брать в кикаро я его не собираюсь — не так уж он мне и приглянулся. Но блин, какого хрена так сложно найти кого-то подходящего? И как ты так быстро влюбил в себя этого желтоглазого паршивца?

Быстро? Я зыркнул на него исподлобья. Илиш тем временем подошёл и отобрал у брата бутылку.

— Возьми Луку. В отличие от этого кикаро он обучен хорошим манерам, и к тому же такой хорошенький и миниатюрный. Будем откровенны: Джейд выставит тебя идиотом, только и всего. У тебя не хватит ни строгости, ни сил держать его в узде, и вообще, достоинств у него немного.

Лука оживился и принялся подпрыгивать на цыпочках, покачивая чёрными кошачьими ушками на голове. Затылок обдало жаром, мне стало стыдно и неловко. То есть, получается, сенгил может пойти, а безродная дворняга должна сидеть дома? Прямо по больному — в те крохи достоинства, что ещё оставались. Я бы с удовольствием сходил на ужин и вёл бы себя самым лучшим образом. Зачем ему понадобилось так позорить меня, тем более перед Лукой и Гарреттом?

Нужно что-то сказать. Гарретт всегда отвешивал мне комплименты и, как оказалось, ценил меня гораздо выше, чем я думал. Я не дам Илишу всё испортить, даже если позже он меня накажет.

— Я бы хорошо держался, и ты сам это знаешь, — огрызнулся я. — Я не понимаю, почему мне нельзя пойти.

— А я не понимаю, почему обязан что-то объяснять помойной крысе, пусть даже причёсанной и помытой, — Илиш смерил меня ледяным взглядом. — Лука, иди с Гарреттом. Хорошего тебе отдыха... Уши, пожалуйста, оставь дома.

Щенячий восторг, которым светился сенгил, лишь усилил мою горечь. Выхватив у Луки миску с мороженым, я молча утопал в свою спальню и захлопнул за собой дверь. И пусть это было совсем по-ребячески — плевать. К чёрту их всех.

Скроив скорбную мину и недовольно сощурившись, я запихивал мороженое в рот, удивляясь, как от моей ярости оно не таяло прямо на ложке. Стоило мне подумать, что мы наконец поладили, как он тут же унизил меня перед своим братом и сенгилом. И ведь я не сделал ничего, чтобы заслужить такое. Почему тогда Илиш просто меня не отпустил? Что ему-то с этого? Гарретт был всего на десять секунд младше своего брата: он точно себя в обиду не даст. А мне смена обстановки была бы как нельзя кстати. Я круглыми сутками сижу в небоскрёбе, если, конечно, меня не таскают в офис на нижнем этаже или по делам. И даже на улице Илиш всегда водил меня на поводке.

— Выходи, — услышав его приказ, я насупился. Гарретт и Лука ушли больше часа назад, а я только и делал, что лежал, смотрел в потолок и раздувался от ненависти к себе и Илишу.

Я вернулся в гостиную со своей миской, не говоря ни слова, взял посуду, оставшуюся на столике, и грохнул в раковину, чтобы Лука помыл всё, когда вернется. Потом развалился на диване в самой разгильдяйской манере, на какую только был способен, и стал пялиться в телевизор с выключенным звуком. Мы молчали на протяжении всей серии и ещё несколько минут следующей. Было так тихо, что когда я от полной безысходности подал наконец голос, он прогремел, будто звонок мобильника посреди киносеанса.

— Так чего тебе надо?

От шороха одежды я насторожился. Послышался знакомый писк. В ужасе я протестующе замотал головой и открыл было рот, чтобы возмутиться, но не успел. Мгновение спустя тишину комнаты пронзил мой пронзительный вопль: электрический разряд шокового ошейника обжёг каждую клеточку моего тела. Я вцепился в диван и клацнул челюстями, сдерживая визг, но он всё равно прорвался сквозь стиснутые зубы. Когда разряд иссяк, я запыхтел и уронил голову на грудь, содрогаясь в конвульсиях. Сделав несколько судорожных вдохов, я попытался встать, но Илиш снова нажал на кнопку, и меня отбросило обратно на подушки. Не в силах подняться, я подтянул ноги под себя и свернулся калачиком. Округлившиеся глаза дёргались в ожидании следующего разряда.

— Так к чему этот маленький спектакль? Только не говори, что мой брат настолько распаляет твои чресла? — зубоскальство Илиша было для меня не в диковинку. Но на этот раз глаза защипало от непрошеных слёз. Как будто я и так недостаточно посрамлён. — Он, может, и приятный мужчина, но спьяну довольно неуклюж в постели. Лука наверняка…

И тут меня накрыло.

— Я злюсь не потому, что мечтал с ним потрахаться, и ты, если не дурак, знаешь это не хуже моего! — рявкнул я. Чем больше слов слетало с моего языка, тем больше я сжимался. — Я… Я не… — я прикусил губу, надеясь погасить очередную вспышку гнева, потом, шатаясь, поднялся и взглянул на него. — Я ни черта тебе не скажу, один хрен ты лишь поржёшь и поизмываешься надо мной, вот и всё.

— На твоём месте я бы следил за языком, если не хочешь оказаться на другом конце комнаты, — проговорил он ледяным, пробирающим до костей шёпотом. Я, однако, слишком взбесился, чтобы испугаться, поэтому просто поковылял в спальню, показав Илишу средний палец напоследок.

За долю секунду тень его нависла надо мной, и сердце, словно опомнившись, сделало нервный кульбит. Прежде чем мозг успел что-либо сообразить, Илиш схватил меня за руки и вдавил в стену.

— Ты — неотёсанный кусок дерьма на моём ботинке, недостойный сопровождать моего брата на публике, кикаро; трущобная крыса, выгребная яма, полная грязи и отбросов. Не забывай об этом.

Я свирепо уставился на него в ответ. Илиш держал меня, приподняв за руки, так что только кончики пальцев ног едва касались ковра. Меня страсть как подмывало огрызнуться, но внезапно гнев испарился, словно выкипевшая вода. Зачем? Чтоб как обычно, когда я что-то сдуру ляпну, он избил меня, потом затрахал до полусмерти и вышвырнул спать на пол? Сегодня всё было иначе, и я понятия не имел почему. Почему разговор с участием Гарретта настолько меня задел, что эти колкости проникли сквозь мои барьеры.

Я не стал оскорблять его, как Илиш того добивался. Голова моя поникла, а губы задрожали.

— Знаю, — сипло прошептал я. — Иногда рядом тобой я это забываю, но да, я знаю. Я полное дерьмо.

Лицо Илиша неуловимо изменилось, насколько это позволяла его привычная бесстрастность. Он смотрел на меня с выражением человека, разглядывающего странный блестящий предмет, только что упавший из космоса. Я попытался отвести взгляд, чувствуя, как губы поджимаются, а глаза начинают слезиться. Как же мне хотелось спрятать столь неприкрытое выражение эмоций, однако он всё ещё держал меня.

— Что ж, а это уже что-то новенькое, — с нескрываемым любопытством пробормотал Илиш и отпустил мои руки, но не успел я поднести ладони к лицу, как тот уже смахнул влагу из-под ресниц. Моя реакция явно его очаровала, а я лишь налился краской. Нужно убираться отсюда, причём как можно скорее. Казалось, позору не будет конца. — Я и раньше пробивал эту броню, но никогда не доводил тебя до таких слёз.

Я попытался отпихнуть его, но это было всё равно, что толкать скалу. Словно давая понять, что мне точно никуда не деться, Илиш упёрся рукой в стену, замуровав меня под своим телом. Нам пришлось стоять лицом к лицу, хотя я всё равно глядел на него снизу вверх. Сгорая внутри от стыда, я попытался собрать волю в кулак.

— Отпусти меня, — голос предательски сорвался. Ну, и где теперь моя гордость? Я пропал.

— Почему вдруг сейчас? Я тебе и не такое говорил, — Илиш прищурился. — Ну, я слушаю.

Я заскрежетал зубами, но последний рубеж уже пал, и слёзы беспрепятственно потекли по щекам.

— Пошёл ты, Илиш! — гаркнул я, так сильно сжимая кулаки, что ногти до крови впились в ладони. — Я не собираюсь давать тебе новый повод для издёвок. Ты всё, как всегда, перевернёшь и обратишь против меня самого, — я хлюпнул носом и наконец-то нашёл в себя силы отвернуться. Как же невыносимо смотреть в эти холодные, глумливые глаза, но и скрывать чувства, накопившиеся внутри, тоже почему-то невозможно. — Раньше всё было иначе... Я чихать хотел на то, как ты со мной обращаешься, как принижаешь, как насмехаешься. Ты был обычной мудаковатой химерой, и… И я это знал, но теперь…

Чёрт, что же я делаю?

— Чем больше времени проходит, тем больше я начинаю верить всему, что ты обо мне говоришь. Типа, ты же меня теперь знаешь. Это раньше я мог убедить себя, что ты осыпаешь меня оскорблениями просто, чтобы достать и позлить. Теперь не могу, — я вытер глаза, но слёзы продолжали бежать. Я превращался в тряпку прямо у него на глазах. — Иногда ты ведёшь себя так, будто я что-то для тебя да значу, но в следующую секунду опять обращаешься со мной, как с куском дерьма. Как я могу оставаться твоим толстокожим кикаро, если одно слово похвалы, один добрый взгляд — и я… таю.

Илиш хранил молчание. Хотел бы я взглянуть в его лицо, но даже любопытство не заставит меня повернуться.

— Но ты остаёшься моим кикаро. Ничего не изменилось.

— Нет, изменилось. Я… Я изменился, — поднырнув под его руку, я попытался убежать, но он крепко сцапал меня за запястье. Я дёрнулся. Ледяные когти, разумеется, не поддались; смысла тратить энергию не было. Мокрые щёки полыхали. Желанная спальня казалась в миллионах миль, хоть и находилась лишь в конце коридора.

— Прости, — прохрипел я.

Илиш потянул меня за руку и развернул к себе.

— За что?

— Сам знаешь.

Фиолетовые осколки впивались в меня, пронзая насквозь. Всё такой же прекрасный, как в ту ночь, когда я впервые увидел его в мерцании камина. Почти год назад. Холодное сияние, словно огонь, отражающийся ото льда, плавный голос, которым он читал, будто роняя алмазы. По какой-то неведомой причине его образ намертво отпечатался в моём мозгу, будто раскалённое клеймо прожгло нежные ткани. Столько ночей я безуспешно пытался выкинуть его из головы, а теперь понял... Теперь я был полностью в его лапах. Сердце уже не спасти, и назад пути нет. Возможно, его никогда и не было.

— Говори, — этим словом он убивал всё то, что ещё от меня оставалось.

Я медленно моргал, невидящим взглядом наблюдая за серебристыми завихрениями в своей ауре, которых стало уже почти столько же, сколько чёрных. Во всех отношениях я теперь принадлежал ему. Даже моя аура менялась — медленно, но верно. Я снова жалко хлюпнул носом. Собственные мысли унизили меня уже до предела, но тело всё ещё продолжало позорить.

— Скажи, Джейд.

Сказать? Понял ли я это тогда, когда узнал, что тогда на Арене Илиш пытался спасти меня от смерти, которую хотел подстроить король Силас? Или в один из тех моментов, когда я лежал на его плече, пока тот раскладывал пасьянс? Или в Серой Пустоши, когда Илиш нёс меня на руках из-за вывихнутой лодыжки.

Серебро и опал, окружавшие его, смешивались и текли, как хрустальные реки, обвиваясь вокруг моей собственной ауры. Мы идеально подходим друг другу, всегда подходили. В этой борьбе мне не суждено победить. Происходящее сейчас было неотвратимо и неизбежно, и, быть может, Илиш тоже это знал. Быть может, именно поэтому он спас меня от Ареса и Сириса в ту ночь.

— По-моему, я люблю тебя.

Сердце ухнуло вниз ровно в тот же миг, когда уголки его губ опустились. Он уронил мою руку, и вместе с ней рухнул весь мир. Повернувшись, Илиш молча пошёл прочь, а меня затопила непонятная боль. Чувство, что меня выбросили, сочли ненужным, и следом слишком знакомое, грызущее чувство унижения. Дальше будет хуже, намного хуже.

Илиш остановился в дверном проеме, опёршись рукой на косяк.

— Ты идёшь?

Язык прилип к нёбу, и лишь вспомнив, что нужно дышать, я обнаружил, что разинул рот. На подкашивающихся ногах я добрёл до его спальни, и Илиш закрыл за нами дверь.

А потом земля в буквальном смысле ушла из-под ног. Илиш одним стремительным движением поднял меня на руки, бросил на кровать, а затем умелыми руками раздел, невесомо целуя шею и обнажённую грудь. От этой внезапной горячности я был готов взорваться. С его помощью я выпутался от одежды, и, не успели брюки упасть на пол, как пальцы мои уже расстёгивали пуговицы на его рубашке и стягивали ткань с плеч. В ушах стучала кровь, подгоняя вперёд, а грудь сотрясалась от торопливых проявлений обуявшей нас страсти.

Илиш гладил меня по животу. Руки его сделались прохладными и покалывающими, от чего я прерывисто задышал, покрываясь мурашками. Такие мягкие и нежные, но такие сильные: они будили во мне чувства, спрятанные глубоко внутри. Мои собственные ладони заскользили по его по бокам вниз и обхватили бедра. Как же жаль, что нельзя растворить Илиша в себе, или расплавить и закупорить в сосуд, чтобы я везде мог носить его с собой. О, как глубоко увяз я в чарах химеры… Когда-то тело само шарахалось от него, когда-то ненавидело его прикосновения, но теперь под его руками я раскрывался и расцветал.

Словно в подтверждение моих мыслей с губ сорвался стон, когда эти самые руки дотронулись до внутренней стороны бёдер. Потерявшись во времени, я даже не заметил, как Илиш стал постепенно опускаться ниже. Внезапно язык его обволок самый кончик моего пениса. Я закрыл лицо руками и охнул, не зная, умру ли от шока или мгновенно кончу от одного только осознания, что он это делает. К счастью, тело решило всё за меня. Колени машинально разъехались, и я нырнул в водоворот немыслимых ощущений: мой член полностью погрузился в его рот, и плотно сомкнувшиеся губы вбирали набухшую плоть, с каждым движением усиливая давление. В голове всё гудело, и я мог лишь стонать и упиваться каждым мгновением.

Пик подобрался раньше, чем хотелось бы. Но мне бы и всей ночи было мало. Блаженство, похоть, страсть — я сам уже не понимал, что чувствую. Внутри всё напряглось, будто пружина, и требовало высвобождения. Я держался как мог, но вскоре, вцепившись одной рукой в его волосы, а второй — в простыни, кончил. Однако Илиш и не думал тормозить: химера как обычно даже не дала мне перевести дух. Пустив в ход палец, он продолжил облизывать головку. Шальные капли спермы падали на его язык и исчезали во рту. Весь мой член и особенно кончик оставались набухшими и слишком чувствительными, но губы Илиша продолжали своё дело, игнорируя протестующие вздохи и лихорадочное ёрзание, и постепенно я снова возбудился.

Язык дразнящими движениями ласкал нежную кожу, превращая мои стоны в невольные повизгивания. Но ему этого было недостаточно: Илиш снова насадился ртом на мой член, желая большего. Илиш всегда хотел большего. И сегодня меня не сковывали ни цепи, ни наручники, я не кусал губы и не бился всем телом, силясь скрыть бурный отклик на его прикосновения. Я всецело отдавался ему. Сегодняшняя ночь стала особенной, и, может, даже Илиш это почувствовал и, как и я, ничего не сумел с собой поделать.

От следующего оргазма пальцы на ногах поджались. Я машинально дёрнул его за длинные волосы, словно пытаясь остановить переполняющее меня наслаждение. На этот раз, когда я застонал, выгнувшись всем телом, Илиш выпустил член изо рта. Я распластался по кровати, предоставляя ему полный доступ к своему телу. Никакого бесцеремонного задирания ног, никакого звона цепей на лодыжках и запястьях — я сам, по своей воле, подтянул колени к груди и привлёк его губы к своим.

Не прерывая поцелуя, Илиш взял смазку, неизменно стоявшую на прикроватной тумбочке, и приставил головку члена туда, где только что были его пальцы. От всё нарастающего давления я закряхтел, а потом и вовсе задохнулся от боли, когда Илиш неожиданно прокусил мою губу, одновременно входя в меня и погружаясь до упора. Вкус крови воспламенил меня ещё сильнее, и мои собственные зубы впились в уже надорванную Илишем кожу, усиливая поток. Не прекращая плавные, ритмичные движения бёдер, моя химера жадно слизывала каждую каплю. Мне это нравилось; я наслаждался жжением и болью. Целовал его, ловил язык своим, чувствуя как рот заполняется жидкой медью, такой сладкой для нас обоих. И в целом мире не было места, где я хотел бы быть больше, чем здесь и сейчас. Он поглотил меня, я полностью ему принадлежал. Я был ему нужен.

Кем был я в тот момент? Я играл с его языком и ощущал вкус собственной спермы. Был ли я его кикаро? Или стал чем-то большим? Одно ясно наверняка: я больше не был моросцем, не был помойной крысой, а если и был, то лишь по имени и по происхождению. Человек, который когда-то прятался в углу у камина, растаял в тенях, сгорел заживо, чтобы из пепла возродился некто совершенно новый. У меня не было ответов, и я не имел права задавать вопросы. Илиш сам расскажет мне, кем я стал: он знает это лучше, чем когда-либо буду знать я.

Я заметил, что дыхание Илиша ускорилось, и тоже начал двигаться, подстраиваясь под его темп, в попытке доставить ему ещё больше удовольствия. Поняв, что он приближается к кульминации, я выгнул шею для укуса — любовной метки химер, которые, казалось, замечали все вокруг, от Гарретта до Грейсона в Арасе. Физическое доказательство того, что ты разрушил их броню и завладел их сердцами хотя бы на секунду.

— Нет... Ты укуси меня, — я открыл глаза и увидел, что голова его наклонилась, а подбородок прижался к моей щеке. Илиш с силой выдохнул, сомкнул веки и повторил чуть быстрее: — Укуси меня.

Обняв за шею, я притянул его ближе, а затем без колебаний вонзил зубы в мягкую плоть. По спине пробежала сладкая дрожь, когда Илиш, не сдерживаясь, застонал, на миг потеряв всю свою стальную холодность. Я усилил нажим и ощутил, как его кровь с привкусом корицы оросила губы и просочилась в рот, взрывая фейерверки в мозгу. Разум воспламенился, будто я попробовал нектар богов. Тягучая жидкость стекала в гортань, я наслаждался её вкусом и его стонами, упиваясь им во всех смыслах. Челюсти мои разжались, лишь когда я почувствовал, как его тело обмякло после оргазма.

Откинувшись на подушки, я смотрел на его серебристо-голубую кожу, на лицо в ореоле светлых волос, отбрасывающее на меня тень. Мы даже дышали в унисон; тела оставались сплетенными, а ауры переливались вокруг нас. Илиш коснулся моей щеки и заглянул в глаза.

— Твоя аура… стала пурпурно-серебристой.

Я не сразу сообразил, насколько парадоксально было слышать это от него.

— Ты можешь её видишь?

— Всегда мог, но только в отражении твоих глаз.

Опустошенный нашей близостью, Илиш отстранился и лёг рядом. Но я, проникшись его собственной химерьей природой, рискнул сам забраться сверху. Когда Илиш меня не оттолкнул, а лишь с любопытством ухмыльнулся, я взял всё ещё напряжённый член и с резким вдохом насадился на него.

Наклонившись, я прислонился лбом к его переносице и принялся плавно покачиваться вверх-вниз. Сердце едва не запело от счастья, когда Илиш положил руки мне на бедра, помогая увеличить амплитуду. Я вновь прикусил губу и прильнул к нему страстным поцелуем, а когда наконец оторвался, понял, что глаза его по-прежнему пристально всматриваются в мои, завораживая и пленяя меня своим аметистовым блеском.

— Она меняется. Пропитывается моей, да? — пробормотал Илиш.

— Со мной такое впервые, и я понятия не имею, что будет дальше… Раньше в ней был чёрный, но сейчас его почти полностью заменил твой серебристый.

Илиш молча кивнул, обхватив меня за талию, прижал к себе и начал двигаться сам. Я полулежал-полусидел в его тёплых объятиях. Больше никто из нас не проронил ни слова, и время вокруг, как это часто случалось, когда мы оставались наедине, потеряло смысл. Единственным его мерилом были оргазмы, испытанные нами вместе. Мы даже не меняли позы, лишь изредка целуясь и игриво покусывая друг друга.

Когда мозг поплыл, а тело обессилело, как никогда прежде, Илиш вышел из меня и со вздохом откинулся на подушки. Не в силах пошевелиться, я ждал, когда он стащит меня с себя, но тот не двигался. Голова моя так и покоилась на его груди; по-прежнему не было ни слов, ни поцелуев. Потянувшись, он убрал чёлку с моего лица, и я расплылся от счастья.

Усталость постепенно взяла своё. Я уснул под стук его сердца, ощущая мягкую кожу Илиша своей влажной и разгорячённой.

***

Проснулся я потным, липким и в одиночестве, что вовсе меня не удивило. Порой Илишу приспичивало растолкать меня с утра и отправить делать кофе, если Лука ещё не проснулся, но чаще всего сенгил вставал раньше всех, и готовил всё заранее. Подавив зевок, я поплёлся в душ, всё ещё влажный от того, что Илиш побывал там до меня, помылся и надел одежду кикаро — обтягивающую полупрозрачную футболку с разрезами на рукавах и узкие чёрные джинсы со шнуровкой по бокам.

А в гостиной меня ожидал сюрприз. Гарретт лежал в отключке на диване в кошачьих ушах Луки, а тот спал у него под боком. Я закатил глаза. Оба были в чём мать родила, и только сенгил прикрывал все самое интересное своим голубым одеялом. Похоже, не мы одни были заняты прошлой ночью. Эти наверняка проснутся с похмельем, и, надеюсь, погибая со стыда.

Ладно, мне-то что. Я заказал завтрак нам троим — Илишу не стал, потому что тот, скорее всего, уже на работе. С его стороны было довольно мило не вытаскивать меня из постели, чтобы взять с собой. Вообще, сегодня мне типа как хотелось бы провести целый день с ним, но ничего не попишешь.

Я плюхнулся в серое кресло Илиша перед спящими, словно перед телевизором с занимательным шоу. Глаза уловили пачку сигарет, которую Гарретт явно уронил в суматохе, пока осквернял нашего сенгила. Положив ногу на ногу, я подкурил и принялся наблюдать за голым Президентом Скайтеха, который дрых на диване с чёрными кошачьи ушками Луки на голове.

Как же жаль, что у меня нет фотоаппарата.

Еду принесли с лёгким стуком в дверь — не настолько громким, чтобы разбудить соней. Я открыл свой контейнер. Внутри оказались жареные яйца с картофелем, мясом и луком и два кусочка тоста. Поставив их завтрак на журнальный столик, я взял в одну руку вилку, во вторую — кофе и затянулся сигаретой. Голубой уголёк загорелся и угас, а мои лёгкие наполнились дымом. И тут Гарретт решил проснуться.

Президент открыл глаза и недоумённо прищурился, заметив меня. Мысли его начали потихоньку собираться воедино и обретать связную форму. Когда это, наконец, произошло, зелёные глаза округлились. Я с усмешкой отсалютовал ему своей чашкой и сделал ещё одну затяжку.

— Доброе утро, господин Гарретт. Хорошо повеселились, да?

Гарретт уставился на меня осоловелыми глазами и поднёс руку ко лбу.

— Если бы ты только знал, как сильно сейчас похож на Илиша, тебя бы удар хватил.

Приподняв уголок рта, я самодовольно ухмыльнулся и самым холодным голосом, на который только был способен, сказал:

— Безусловно.

Он хихикнул, а потом тяжко вздохнул.

 — Когда-нибудь и у меня будет такой, как ты, — Гарретт перевёл взгляд на Луку, который успел принять вертикальное положение. Светлые волосы сенгила растрепались и торчали в разные стороны, опухшие глаза тупо моргали, и в целом видок у него был тот ещё. Секунду спустя Лука подхватился и помчался в ванную, обнажённый, как неоперившейся птенец. Его начало полоскать.

Президент с улыбкой цокнул языком и показал пальцем на зелёную пилюлю.

— А я ведь говорил ему вчера принять таблетку, но он, по-моему, забыл. Теперь будет болеть весь день.

Я подтолкнул Гарретту его завтрак.

— Ну, так что? Официантишка умерщвлён?

Гарретт почесал затылок, одновременно шаря глазами по сторонам. Найдя свою синюю рубашку на полу, он накинул её и принялся застёгивать пуговицы. Воротничок и грудь оказались забрызганы кровью.

— Ага, похоже на то. Надеюсь, Саул всё убрал. Я ни черта не помню, — и Гарретт, как обычно, расхохотался своим весёлым и искренним смехом, от которого в комнате становилось чуточку светлее. Надеюсь, со временем Рено окажется в Скайфолле: Гарретт заслуживает партнёра. Правда, пока я тут желал ему счастья в личной жизни, брат Илиша стряхивал с рубашки то, что, скорее всего, было кусочком черепа.

Абсолютно больной Лука вернулся уже в униформе сенгила, сжимая в дрожащих руках кружку с кофе. Судя по зелёной физиономии, боролся он как минимум с холерой.

— Привет, Лука! — заорал я, наслаждаясь тем, как мучительно он поморщился от громкого звука. — Ты хоть помнишь, что тебе вчера перепало?

Лука, спокойный, терпеливый Лука, наградил меня страдальческим взглядом и сунул в рот несколько таблеток аспирина.

— Всё, что я помню, так это головную боль, и её я бы хотел забыть, господин Джейд.

Я со смехом подвинул ему еду, после чего снова откинулся на спинку кресла с сигаретой в зубах. Гарретт закутался в одеяло и побрёл в ванную, напоследок пробормотав что-то о том, что я — копия Илиша. Через полчаса он появился на пороге уже одетый, но по-прежнему уставший.

— Ладненько, пойду попытаюсь добраться до дома, пока кто-нибудь из знакомых меня не засёк. Хорошего дня вам обоим, — Гарретт прихватил с собой стаканчик кофе и ушёл, тихо закрыв за собой дверь.

Остаток дня Лука провёл умирая на диване, а я был в таком хорошем настроении из-за предыдущей ночи, что решил взять на себя его обязанности и убраться в квартире. Всё равно нужно было куда-то девать энергию и не позволять мозгу лезть туда, куда не следует. Для меня это всегда заканчивается неприятностями. Хотелось бы сказать, что признавшись Илишу в любви, я горько пожалел об этом, однако его вчерашняя реакция вселила в меня уверенность. Ему определённо понравилось то, что он услышал. Кто знает, может, однажды я стану не просто его кикаро…

Я с удвоенным рвением принялся надраивать кухонную тумбу: мыслей такого рода как раз и не должно быть в голове. Именно они ведут к пресловутым неприятностям. Я знал Илиша и знал, что он никогда не пойдёт на такое. Он не уступит ни капли своей власти и ни за что не ослабит железную хватку, которой меня держит. Превратиться в парня, партнёра или нечто-то подобное для него будет означать потерю контроля. А Илишу жизненно необходимо управлять всеми вокруг, за исключением, разумеется, Силаса. Иного просто быть не может.

Меня такое в принципе устраивало; я действительно не желал ничего большего. Вот уже год, как я хожу за ним в буквальном смысле на поводке, поэтому кое-что всё-таки да понял. Сама идея того, что я могу быть для Илиша партнёром или вообще хоть кем-то, кроме раба, настолько далека от реальности, что вызывает смех. Короче, когда вопрос вставал так, я с радостью был готов оставаться его кикаро на людях и возлюбленным в спальне.

Глаза неотрывно следили за часами. Мы уже успели заказать и съесть обед; настала очередь ужина. Я сидел за накрытым столом, ожидая, когда Илиш вернётся домой: мы всего несколько раз ужинали по отдельности. Обычно в такие вечера он встречался с Силасом, и об этом я всегда догадывался заранее, потому что Илиш пребывал в препаршивом настроении ещё за пару дней до.

Заметив моё беспокойство, Лука опустился на соседний стул. Сенгил всё ещё изнывал от похмелья, но стал гораздо менее зелёным. Под тиканье часов, уже миновавших цифру «семь», мы вместе ждали прихода хозяина.

Когда стрелка подобралась к восьми, терпение моё лопнуло. Я взял телефон и позвонил Илишу, чтобы хотя бы узнать, можно ли нам поесть без него. От уборки я порядком проголодался, и это ещё не говоря о том, что куча энергии ушла на бесконечное прокручивание в голове вчерашних событий.

С каждым длинным гудком дух мой падал всё ниже. Я покосился на Луку и увидел, что тот тоже начал волноваться. Вскоре включился автоответчик. Сообщение я оставлять не стал: Илиш и так знал этот номер и наверняка понимал, почему я пытался с ним связаться. Где же он? Я старался не паниковать, как взбалмошная жёнушка, но страх уже начинал грызть меня изнутри. Лука тоже ничем помочь не мог, распереживавшись вместе со мной.

— Уже совсем поздно… Давайте поедим, — тихо сказал он, поглядывая на дверь. — Господин Илиш поужинает на работе.

Кивнув, я с неохотой открыл контейнеры с едой. Ужинали мы в тишине, и каждый придумывал свои способы справиться с нарастающими опасениями. Я твердил себе, что веду себя глупо, что Илиш — бессмертная химера, и ничего плохого с ним не случиться… но, учитывая произошедшее ночью, я нервничал чуть сильнее, чем при обычных обстоятельствах.

Вечер продолжался тянуться. Лука, в конце концов, нашёл в себе силы подняться и закончить уборку, до которой у меня не дошли руки. Я по-прежнему сидел в столовой. Еда камнем лежала в желудке, неприятным комом подкрадываясь к горлу. Это… это так на меня не походило. Разум без устали спорил с чувствами, то повторяя, что я совсем дурной, если решил, будто Илишу — олицетворению силы и могущества — может что-то угрожать, то заверяя, что он никогда не вернётся. Будь это в любой другой день, я бы преспокойненько лёг спать, но сейчас... Я вытер руки о полотняную салфетку и уставился на букет фиолетовых цветов, который ему подарил три дня назад. Оставалось лишь сидеть, увязая в ядовитых размышлениях, и мечтать, чтобы он вошёл в эти двери.

Наконец, когда наступила полночь, а я так и не сдвинулся с места, рука сама набрала номер единственной химеры, которая могла помочь.

— Алло? — судя по шуму, Гарретт находился в очередном баре. На фоне играла музыка и кто-то болтал.

— Илиш так и не вернулся домой. Его не было, когда я проснулся, и до сих пор нет, — с каждым словом голос мой звучал всё выше, словно описанная вслух ситуация становилась более реальной.

Повисла пауза.

— Хм, — задумчиво промычал Гарретт. — Давай так… Я обзвоню кое-кого и, если что-то приключилось, я тебе сообщу.

Я с облегчением вздохнул. Хорошо, что хотя бы одна химера на моей стороне.

— Спасибо, Господин Гарретт.

Повесив трубку, я опустился на диван, не переставая кидать тоскливые взгляды на дверь. Внутренности скрутились в тугой узел, сочащийся горючей жидкостью, от которой тревога полыхала всё ярче. Что-то точно произошло, я носом чуял.

Я так и заснул на диване. «Геймбой» негромко играл свою музыку, лежа на моей груди. Без Илиша мне как всегда снились кошмары, но я не просыпался, досматривая каждый до конца по той простой причине, что был не в состоянии бороться с ними. Они засаживали мозг отравленными семенами, вырастающими в нарывы, пожинали урожай гнойных язв и воспроизводили весь цикл заново.

Проснулся я от того, что на щёку легла ладонь. От знакомого прикосновения сердце сладко встрепенулось, однако когда я увидел его лицо, радость сменилась ужасом. Илиш надел обычную маску бесстрастного величия, а глаза снова превратились в кристаллы льда. В них не осталось ни малейшего намёка на теплоту, которую мне удалось вчера вытащить из холодной химеры. Илиш вернулся домой совсем другим…

— Пойдём… — прошептал Илиш, поднимаясь и отворачиваясь.

Я послушался. Сердце бухало в груди, нагоняя свежую волну беспокойства.

— Куда?

— Идём, Джейд.

Я залез на заднее сиденье автомобиля первым и только сейчас заметил в руках Илиша чёрную спортивную сумку. Он с грохотом уложил её в багажник, хлопнул крышкой и почему-то вдруг сел на водительское кресло. Раньше Илиш никогда не водил, нас всегда вёз шофёр. Я решил, что мне тоже, наверное, будет лучше сесть впереди, но прежде чем успел повернуть ручку, мы тронулись с места.

— Куда мы едем? — тихо поинтересовался я.

Илиш не ответил, лишь кулаки в перчатках крепче сжали руль. Я с трудом сглотнул и выглянул в окно, надеясь найти за стеклом хоть какую-то подсказку. Мы ехали по главной дороге, но через несколько мгновений свернули к бетонным стенам, разделяющим Скайленд и Эрос. Пересёкши эту границу, Илиш никуда не свернул и продолжил путь к следующему рубежу — между Эросом и Никсом. Дальше направление могло быть лишь одно…

Я трясущимися руками вцепился в спинку сиденья Илиша. Так глубоко вонзил ногти, что услышал треск рвущейся обивки. Не может быть… В этом нет смысла... Химера везла меня обратно в Морос.

***

Илиш припарковал машину возле старых, почти не используемых ворот, отделяющих Морос от Никса, и вышел. Я выходить отказывался, упрямо сидя на заднем сиденье и сверля пристальным взглядом разодранную кожу кресла. Послышался скрип открывающегося багажника и стук сумки, поставленной на землю.

— Вылезай, Джейд, — голос его был холоднее чёрного льда на обочине заброшенной дороги.

Я не шелохнулся. Спустя пару мгновений дверь распахнулась. Он повторил свой приказ, но я отрицательно покачал головой. Тогда Илиш сцапал мой локоть. Я отбился, однако в ответ тот схватил меня уже обеими руками и силой выволок наружу. На мгновение потеряв равновесие, я чуть не свалился. Илиш поддержал меня, убедившись, что я стою, а после пошагал обратно за руль.

Меня захлестнуло отчаяние, смешанное с недоумением и замешательством. Что тут вообще происходит?! Следом на смену этой палитре чувств пришла чистая, сырая злость. Яростное жжение зародилось в самой середине груди и со скоростью света распространилось по всему телу, пропитало каждую клеточку, чтобы в итоге вспыхнуть досадливой ненавистью, раскалёнными углями осевшей на языке. И я выплюнул эти угли прямо в него.

— Испугались, да? — прошипел я тоном, которым он столько раз язвил в общении со мной.

Илиш замер.

— Следи за языком, кикаро.

Заскрежетав зубами, я потянулся к горлу.

— А по-моему, я вообще не твой кикаро, подонок ты химерий, — с этими словами я сорвал ошейник и швырнул в Илиша. Он со звоном врезался в крыло автомобиля и упал на асфальт.

Шея осталась холодной… голой. Она не должна быть голой. Я рассеянно поднёс руки к затылку, чувствуя, как влажнеют глаза. Морос больше не дарил тёплого ощущения дома — его дарил ошейник. Почему он бросает меня здесь? Мой дом ведь рядом с ним, разве он этого не знает?

Наклонившись, Илиш подобрал ошейник и провёл пальцами по мягкой коже столь же нежно, как прошлой ночью. Но потом рука его отдёрнулась, словно от кипящего чайника.

— Я упаковал в сумку твои вещи и немного денег, чтобы ты не умер зимой с голоду. Будь благодарен.

По щекам потекли слёзы. Я не мог сдержать их так же, как не мог сдержать своё сердце, разрывающееся от боли.

— Почему?

Илиш молча положил ошейник на приборную панель и повернулся ко мне. Глаза его горели ледяным пламенем, метая в меня заострённые сосульки. Никаких угрызений совести, никакого раскаяния. Из причёски не выбилось ни единой пряди, лицо не исказила ни одна морщинка. Химера была привычным воплощением застывшей красоты.

С неоспоримой уверенностью в себе и строгой утончённостью он приподнял подбородок вверх. Мне всегда казалось, что таким образом Илиш пытается задрать передо мной нос в буквальном смысле. Он брезгливо оскалился, словно учуял нечто омерзительное, и заговорил под стать своей гримасе.

— Ты в меня влюбился, а значит, я выиграл игру, которую сам для себя затеял. Неужели ты и впрямь думал, что я собираюсь оставить тебя, чтобы и далее марать свою репутацию? Столь же глуп, как и слаб. Убирайся с глаз моих.

На секунду мне показалось, что меня ударили, но в действительности же я просто упал на колени. Я потрясённо уставился на Илиша, силясь уловить смысл произнесённых им слов, потому что они отказывались укладываться в моей голове.

— Ч-что? — полузадушенно проквакал я сорвавшимся голосом.

Уголки его губ поехали вверх.

— Всё получилось даже быстрее, чем я рассчитывал. Ты совершенно безволен: готов жаться к любому мужчине, который тебя погладит, даже если тот избивает тебя в своё удовольствие, как псину, коей ты и являешься. Радуйся, что я не убил тебя, помойная крыса.

Я так и стоял на коленях, примороженным к месту. Двигаться могли лишь зрачки, но даже они были прикованы к нему.

— Хозяин?

Когда он забрался на сиденье, я нашёл в себе силы подняться. От безысходности подбежав к автомобилю, я просунул руки между дверью и каркасом, чтобы та не захлопнулась, и, превозмогая боль, схватил его за плечо.

— НЕТ! — заорал я, стараясь вытащить его наружу. — Ты всё врёшь! Врёшь!

Илиш с каменным лицом смотрел вперёд, пока ему не надоело. Засунув руку под плащ, лежащий рядом, он достал конский хлыст. Я машинально съёжился и отшатнулся, прикрывая руками голову в ожидании удара. Когда его всё-таки не последовало, я рискнул посмотреть на химеру сквозь растопыренные пальцы, но лучше бы этого не делал. Фиолетовые глаза впивались в меня с ненавистью, которую мне не дано было постичь. В тот момент я ничего не понимал в нём, всё в одночасье лишилось смысла. Да, Илиш представлял собой загадку, божество, многогранное и необъяснимое, но я надеялся, что за всё наше совместное существование, всё-таки чуть-чуть узнал его. Однако эта лютая ненависть была абсолютно мне не знакома.

И тут вдруг я кое-что заметил.

— След от моего вчерашнего укуса пропал… Ты умирал. Тебя убил Силас, ведь так?

Когда острый язык кнута лизнул руку, я завопил, и вопил всё время, пока он наносил мне удар за ударом. Их было так много, что я забыл, где нахожусь, утопая в жгучей боли и запахе собственной крови. К тому моменту, как Илиш остановился, из груди его вырывался надрывный свист. Я лежал на холодной земле, содрогаясь от ужаса.

Сапоги чиркнули по асфальту, и я, заливаясь слезами, прошептал:

— Почитай мне?

Его расплывчатый силуэт на миг остановился, но миг этот оказался слишком кратким. Послышались удаляющиеся шаги, а затем хлопнула дверца машины. Я видел, как задние фары моргнули красным, как взметнулась пыль и дымка выхлопного газа. Мотор затих, свет фар исчез вдали, и я остался один.

Здравствуй, Морос.



Комментарии: 0

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *