Глава 25. Воскрешение

От зимнего холода взгляд мой невольно сфокусировался. Ничего не понимая, я растерянно щурился, глядя, как он открывает дверь и несёт меня вверх по лестнице. На последней ступеньке Илиш вскинул моё обнаженное тело повыше и прикрыл своим плащом.

— Ты знаешь, что с ними делать, — при звуках этого холодного, низкого голоса, в котором слышались опасные нотки, сердце забилось чаще. Я резко распахнул глаза и прерывисто вобрал в себя воздух. Илиш обнял меня крепче.

— Да, Господин Илиш.

Сангвин? Многозначительный, не суливший ничего хорошего тон был до такой степени пронизан озорством, что в памяти живо всплыла его хитрющая подозрительная ухмылка. Он на мгновение коснулся моей головы и зацокал каблуками вниз по лестнице.

Развернувшись, Илиш вышел на тротуар и через пару секунд оказался в знакомой чёрной машине. Внутри он притянул меня поближе и бережно погладил по щеке. Я вздрогнул, словно меня ударили электрошокером, и, сбитый с толку таким вниманием, бессмысленно уставился на его рукав. Шестерёнки в мозгу потихоньку начали прокручиваться, будто кто-то вытащил заклинивший их кол.

А потом, подобно набегающему на берег приливу, на меня нахлынули все те чувства, что я всегда испытывал рядом с Илишем. Позабытая нежность его прикосновений совершенно выбила почву из-под моих ног. Я весь затрясся, задыхаясь от переживаний.

— Ш-ш-ш… Успокойся, — убаюкивающе проговорил он. — Ты в безопасности.

И без того смятённый разум не выдержал этих слов, и я, полузадушено всхлипнув, разревелся. Илиш продолжил бессвязно шептать и прижимать меня к себе так сильно, как не прижимал никогда. Я с трудом сцапал в кулак его пиджак и дал волю горестным рыданиям.

Когда машина остановилась, он накрыл мою голову плащом, скрывая от взглядов, или пряча взгляды от меня — точно не знаю. Я закусил губу, стараясь приглушить плач. Илиш занёс меня в Олимп, по дороге приказывая каким-то людям расступиться. Услышав звон лифта, я шмыгнул носом и зарылся лицом в его плечо, уже мокрое от слёз. Как же не хочется, чтобы Илиш меня отпускал. Не знаю, как я вообще вновь очутился в этих руках, но уверен, что наверняка умру, если он когда-нибудь разожмёт свои спасающие меня от всех несчастий объятия.

Когда Илиш снял с меня плащ, я, не веря своим глазам, оглядел квартиру, столь хорошо мне знакомую. Лука ахнул и незамедлительно развёл сырость.

— Приведи Лайла, — приказал Илиш, и миниатюрный сенгил рысью побежал вниз.

Илиш попытался уложить меня на диван, но я вцепился в него ещё отчаяннее и напряг все мышцы разом. Он обречённо вздохнул.

— Ну хватит, я буду рядом.

— Нет, — умудрился выдавить я хриплым и грубым, будто наждачная бумага, голосом.

Илиш снова сгрёб меня в охапку и на этот раз опустился на подушки вместе со мной.

— Ладно, — он принялся смахивать слёзы с моих глаз. Я осторожно покосился на него и обнаружил, что он глядит на меня в ответ. Всё такой же прекрасный, как в первую ночь в особняке.

И как в последний день в Моросе. Когда он бросил меня.

Я отвернулся. Вопреки буре чувств, бушующей в груди, мне было невмоготу смотреть на него. Сердце трепыхалось и испуганно съёживалось под его мягкими ласкающими прикосновениями. Как дикий зверь, которого не заманить в одну ловушку дважды, я спрятал от него лицо, надеясь, что Илиш не прочитает по моим глазам, какие муки я сейчас испытываю. 

Илиш ведь меня бросил… Так почему я здесь, если игра окончена, и он потерял ко мне всякий интерес? Поджав губы, я понял, что вот-вот опять расплачусь.

— Посмотри на меня, Джейд, — слова прошуршали колесницей по хрустальной дороге и ужалили меня, словно тысяча игл. Чувства с новой силой всколыхнулись внутри, но так и не сумели просочиться сквозь лабиринт обид.

— Джейд.

Мозг требовал подчиниться, но разбитое сердце отказывалось позволять моей мазохистской натуре одержать вверх. Хотя бы на этот раз.

— Прошу.

Прошу? Раньше он никогда не говорил мне этого слова. Я проморгался, выгоняя упрямые слёзы из уголков глаз, и, сам того не замечая, заглянул в эти фиолетовые осколки льда. На лице его, как всегда, застыла каменная маска, сквозь которую не проступало ни единого намёка на человеческие эмоции, но в прикованном ко мне взгляде плескалось столько разных чувств. Даже за бесстрастным, несокрушимым фасадом Илиш никогда не мог скрыть от меня живость своих глаз. Я мысленно коснулся каждого дюйма этого мраморно-белого изваяния, которое когда-то любил, но дотронуться по-настоящему не решился. К чему зря рвать себе душу.

— Прости.

Он… просит прощения? Я недоумевающе захлопал ресницами, Истинный смысл этого слова ускользал от меня: уж слишком чудно было слышать такое из его уст. Илиш в жизни ни перед кем не извинялся, не говоря уже о том, чтобы просить прощения у зверушки, которую он равнодушно выкинул обратно в трущобы, осыпав гадостями напоследок.

Ничего не понимаю. Илиш настолько сбил меня с толку, что, заметив, как я морщу лоб, слегка улыбнулся.

— Я и впрямь соскучился по этой твоей растерянной мине, но нет, Джейд, я ничего не скажу. Пока что тебе нужно знать лишь то, что ты в безопасности, и… ошибок больше не будет.

— Что? — просипел я, силясь подняться, но он заботливо уложил меня обратно.

— Всё потом. Ты слишком ослаб.

Тут входная дверь открылась. Я попробовал повернуть голову, чтобы посмотреть, кто пришёл, и услышал тяжёлый вздох Лайла.

— Четыре с половиной месяца, и вы принесли мне назад вот это? — прошептал он, приближаясь к дивану. Перед правым глазом вспыхнул свет из тонкого, как карандаш, фонарика, но у меня не получилось даже нормально зажмуриться, и я так и остался пялиться на светлое пятно из-под полуопущенных век.

— Зрачки точечные… На руках целая транспортная сеть, — Лайл выругался и вывернул мою нижнюю губу наружу. — Губы тоже сожжены. Возьму кровь на анализ и тогда уже точно скажу, чем он травился. Понятия не имею, как он вообще выжил.

Я тоже.

Илиш обхватил моё предплечье ладонью, сомкнул пальцы и туго пережал, будто жгутом. Лайл снял зубами колпачок со шприца, нашёл свободное от гнойников место и воткнул иглу в вену. Дёрнувшись, я чуть вскрикнул. Илиш в ответ погладил меня по голове.

— Нильс… Это в лабораторию, — Лайл вручил пробирку молодому парню, которого я пару раз встречал в больничном крыле. Тот забрал кровь и испарился, а старый доктор снова повернулся ко мне. — Он может говорить?

— Мне удалось вытянуть из него пару слов, но это всё.

Лайл помахал пальцем у меня перед глазами, но я продолжал тупо таращиться в пространство.

— Жить будет. Он до сих пор обдолбан да к тому же в шоке, но серьёзных травм нет. Пуля тоже ничего важного не задела. Пойду принесу набор для детокса.

Илиш отрицательно покачал головой.

— Не надо. Не хочу, чтобы в довершении всех страданий он мучился ещё и от галлюцинаций. Принеси лучше порошковый героин. Начнём лечение, когда я решу, что он окреп.

Судя по гримасе, Лайл отнёсся к этому предложению скептически, но спорить, естественно, не стал. У меня же не хватило энергии даже на то, чтобы удивиться тому, что Илиш разрешил мне употреблять дальше.

— Я оставлю таблетки и прочее на кухне. Как будут готовы анализы — сразу сообщу, — поднявшись, Лайл собрался уходить, но Илиш остановил его.

— Проверь его кровь на всё, хорошо?

Лайл утвердительно кивнул и удалился. Не выпуская меня из рук, Илиш поднялся с дивана и направился в ванную. Я жалобно пискнул, когда они с Лукой начали меня раздевать, но Илиш не прекратил, и не успел я опомниться, как оказался в ванне.

— Завари чай, закажи на кухне что-нибудь совсем простое, лёгкое для желудка, и приготовь порошок, который принесёт Лайл. Дальше я сам.

Я осел в воде до самого носа: тепло её приятно обволакивало кожу, правда, дрожь всё равно не прекращалась. В следующую же секунду меня подхватили под локоть и потащили наверх.

— Теперь мы пытаемся утопиться?

Дурь постепенно выветривалась, но понимание того, что происходит, так и не настигало. Может, это всё сон, и скоро я проснусь в тёмной спальне, вяло ожидая следующего мужчину, который честно оплатил свои пятнадцать минут? Или я умер?

Илиш бережно мочил мне волосы из съёмной лейки душа. Всё верно, я мёртв: такое возможно лишь в загробной жизни. Илиш вёл себя так, как не положено Илишу, а я вновь оказался в доме, из которого меня прогнали. Тут что-то нечисто. Либо я сошёл с ума, либо всё-таки умер.

— Я мёртв?

— Ты бы не встретил бессмертного в загробной жизни, — он запрокинул мою голову назад, подняв подбородок пальцем, потом повернул кран и начал втирать шампунь в засаленные и свалявшиеся едва не до состояния дредов волосы. Я не мылся с тех пор, как ушёл от Сангвина, а, судя по обрывкам разговора между Лукой и Илишем, это было почти месяц назад.

— Но меня не должно быть здесь… Что-то нечисто, — промямлил я, жмурясь от непривычных движений пальцев, тщательно мылящих мне голову. Я совершенно точно провалился в другую реальность. Так вот, значит, что происходит, когда разум окончательно разрушается? Если это правда, то всё не так уж и плохо: в разы предпочтительнее, чем действительность.

Сосредоточенно нахмурив брови, я повторил:

— Что-то совсем нечисто.

Илиш, конечно же, не остановился на разовой помывке сплошного жирного комка у меня на голове, начал всю процедуру заново.

— Всё в порядке, кикаро. В голове начнёт проясняться, когда ты хорошенько отдохнёшь. А сейчас пока ни о чём не думай.

— Я… Я не твой кикаро.

— Вот как? И кто же ты тогда?

Я вскинул начавшую заваливаться на грудь голову. Тело, облепленное мыльными пузырями, бил озноб. На стенах сверкала фаянсовая плитка: такая ослепительная, что болели глаза. Всё вокруг было слишком белым, и лишь узенькая тёмная полоса отделки нарушала этот безупречный, кристальный цвет.

Я не заслужил такой чистоты. Моя аура превратилась в чёрную жижу, каковой всегда и должна была быть. Я — ничто, чудовище, тень среди людей, которая убивала и калечила даже тех, кто меня любил. Я не достоин называться человеком, — и уж тем более кикаро. Во мне не осталось ничего хорошего, ничего того, что могло бы привлечь эту белизну. Сама основа моего существования покинула этот мир. Я был мёртв, я умер вместе с… ним.

Я взглянул на своё отражение, но труп, смотревший на меня в ответ, был чужим. Глаза померкли, лицо посерело и осунулось. Везде язвочки и нарывы, зудящие от пены, стекающей вниз по обеспокоенному лицу.

— Столь же глуп, как и слаб, — пробормотал я себе под нос, на секунду удивившись, что мертвец из воды повторил движения моих губ. — Игра, в которой ты победил. Помойная крыса… Я — ничто. Если я кем-то и был раньше, пусть даже всего лишь человеком, то теперь я ничто, — я встревоженно огляделся по сторонам. — Тут что-то нечисто.

Илиш снова смыл с меня шампунь, затем взял мочалку и принялся аккуратно тереть туловище.

— Хорошо, что ты заговорил, пусть и бессвязно, но будет лучше, если ты пока помолчишь.

Закончив, он вытащил меня из ванны и обмотал полотенцем, в котором я едва не утонул. Потом отнёс в гостиную и снова попытался усадить на диван.

— Нет, — проскулил я, и Илиш опять уступил и опустился на подушки вместе со мной. Благоухая после купания, я устроился поудобнее в его руках. Спустя мгновение появился Лука и поставил на столик тарелку с закусками и две чашки с чаем.

Услышав знакомый стук пластиковой карточки, я навострил уши и приподнялся. Илиш весело рассмеялся.

— Ну, разумеется! От чего ещё твоему сердцу так подпрыгивать, если не от близости дури. Уже легче?

Я утвердительно кивнул, хоть это и было враньём. Меня, может, немного отпустило, но чувствовать себя паршиво я не перестал. Хотелось просто принять что-нибудь, от чего немного приду в норму и начну наконец-то понимать и переваривать всё то, что случилось за последние несколько часов. Последнее, что я чётко помню — как вхожу в тот наркопритон. А не обдолбанным я был последний раз… не помню когда.

С помощью Илиша всосав по паре дорожек в каждую ноздрю, я занял законное место у него на коленях и расслабился. Дурь начинала брать, и противные ощущения, бултыхавшиеся внутри, постепенно сходили на нет. Сознание потихоньку возвращалось. Я удовлетворённо вздохнул, и Илиш незамедлительно попытался меня покормить.

— Лука, на сегодня ты свободен. Возьми машину и поезжай к Гарретту. Скажи, что Джейд у меня, пусть успокоится.

Лука отвесил Илишу поклон. И в руках сенгил держал… кошачьи ушки? Они привезли мою спортивную сумку, набитую старой одеждой и другими вещами, которые мне любезно упаковали с собой, выгоняя из Олимпа. Единственное, что всё это время напоминало мне об Илише.

Брови сами собой сошлись на переносице. Нижняя губа опять задрожала, а на глазах проступили слёзы. Заметив, что я снова на грани очередного припадка, Илиш отставил чай. Я стиснул зубы и на миг увидел перед собой, как эта самая сумка, наполовину разобранная, стоит на полу гостевой спальни. Комнаты, в которой я начал жить с тех пор, как перестал спать рядом с Керресом. Я даже почувствовал стоящий в ней запах затхлых одеял и кислую вонь от ковра, на который вечно что-то проливали, но никогда толком не сушили.

Керрес всхлипывал под кухонным столом и смотрел, как мы с Сангвином расправляемся с боевиками Кримстоунов. С каждой секундой все больше и больше теряя контроль над ситуацией и превращаясь в стенающее месиво.

Керрес… О, Керрес.

Сердце болезненно сжалось. Казалось, будто две огромные руки разрывают его надвое. Я ухватился за рубашку Илиша и разрыдался у него на груди, теряя последние остатки достоинства. Хотя, чего уж, рядом с ним я и так всегда был начисто его лишён. 

Прости, прошу, прости меня, Керрес, за то, что мне так хорошо в объятиях Илиша. Да, я сбит с толка, устал и не в себе, но мне так уютно. Я не понимаю, что со мной происходит, никогда не понимал, и именно поэтому не мог сказать тебе правды. Если бы мы только сбежали вместе в Пустошь и начали новую жизнь. Но я снова здесь…

Или нет? На самом ли деле я здесь? Кажется, что да, но с чего мне вновь вернуться в этот дом? Что я делаю в небоскрёбе, возвышающемся над всем Скайлендом, и так далеко от мрачных трущоб? Илиш — человек дела, он никогда не отказывался от своих слов, не врал и не менял своих решений. Всё что, он сказал мне в Моросе, я принял за чистую монету.

Так что же случилось? Илиш так хлопотал вокруг меня сегодня, так заботился и оказывал столько внимания. Быть может, это говорит о том, что он стал другим? Кого я пытаюсь обмануть: химера никогда не изменится — он наверняка родился ледяной глыбой с камнем вместо сердца. Никакая это не попытка загладить вину или опомниться. Я для него — игрушка; бестолковая, наивная помойная крыса, у которой хватило тупости влюбиться в химеру. Всё чувства, в которых я признался, Илиш попросту растоптал.

Не совершай ту же ошибку дважды, помойная крыса. Наши отношения были всего лишь игрой, в которой он безоговорочно победил.

Да что у тебя с памятью, Джейд?! Илиш ведь сам так сказал, он сказал тебе, что больше не собирается марать свою репутацию. Теперь. Когда я в него влюбился. Игрушка, посмешище. Дикий крысёныш с помойки, которого он подобрал из желания проверить, насколько ущербен мозг моросца.

И я снова купился.

Внезапно внутри вспыхнул гнев и сжёг всю печаль без остатка. Он просочился сквозь границы замешательства и растерянности и встал в полный рост, превратившись в бешеного зверя, который с издёвкой скалил зубы, рычал, делал обманные выпады и ждал удобного момента, чтобы добить меня уже окончательно. 

И пусть я глуп, но не настолько. Больше я не попадусь. В этот раз ему не удастся вновь раздеть меня донага и распять всем на осмеяние.

Пронзительно заверещав, я оттолкнул Илиша и вскочил на ноги. Тот остался невозмутимо сидеть на месте.

— Это что, второй раунд? — закипел я, кутаясь в банное полотенце, как в халат. — Ты даже сдохнуть мне спокойно не дашь?! Потому что тогда всё веселье закончится?! Ты ведь притащил меня сюда, чтобы вылечить, а потом вытурить обратно в проклятые трущобы! Пошёл ты!

Я едва не взорвался от злости, когда Илиш неторопливо поднёс к губам чашку, сделал глоток и с тихим звоном вернул её на блюдце.

— Будет лучше, если ты сначала отдохнёшь, а потом начнёшься биться в истерике, Джейд. Иначе заработаешь аневризму.

— Прекрати меня поучать! — из глаз брызнули слёзы, но я настолько разъярился, что не заметил. — Неужели ты ещё не наигрался?! Дай мне уже подохнуть, Илиш! Хватит, я больше не могу! Илиш… Я больше не могу, — я затравленно обшарил глазами комнату, словно ожидая, что хоть кто-то поможет мне в борьбе с этим белокурым демоном, но всё мои друзья были мертвы.

Я отчаянно попятился назад, продолжая глухо бормотать:

— Прошу, дай мне умереть. Умоляю. Я больше не могу. Не могу снова ждать, когда ты со мной наиграешься, когда ты снова сделаешь меня счастливым, заставишь в себя влюбиться и разобьёшь моё сердце вдребезги. Я этого не вынесу. У меня больше нет Керреса, у меня никого нет — я всех убил... Я больше не могу.

— Чего ты не можешь, Джейд?

— САМ ЗНАЕШЬ! — завизжал я. Ноги подкосились, и я еле успел упереться спиной в колону, отделяющую гостиную от уголка для чтения у панорамных окон. — Если ты затеял очередную забаву только потому, что знал, как я хочу умереть, то дай мне уже, наконец, подохнуть! Убей меня и найди себе новую игрушку!

Илиш покачал головой и поднял на меня свои холодные глаза.

— И с чего мне так легко тебя отпускать?

Сердце ухнуло вниз, прямо в чан с токсичными отходами, так хорошо мне знакомыми, но успевшими позабыться за последние несколько месяцев. Илиш всё держал в своих руках: он не даст мне даже умереть. А я не контролирую ничего… Я опять не властен над собственной жизнью.

Керрес… Я ещё не скоро встречусь с ним. Я обречён торчать здесь, пока вновь не надоем Илишу, или пока он не вскроет мне грудную клетку, не сожрёт моё сердце по-настоящему. Он — суккуб, демон, лишь притворяющийся человеком. Я никогда не вырвусь из его ледяных пут. Мне никогда от него не сбежать.

Ведь так?

Переполненный смятением и бешенством, я скользнул взглядом по балкону. Нет, есть всё-таки один способ вернуть себе контроль. Скорее всего, единственный.

Накинув полотенце на Илиша, я со всей силы дёрнул раздвижную дверь. Обнажённую кожу защипал мороз. Сердце подскочило горлу и затрепыхалось, словно пойманная в силки птица. Подхлёстываемый паникой загнанного зверя, я слышал, как бьётся фарфор, и как Илиш изрыгает проклятия. Я в два прыжка пересёк балкон и, прежде чем в голове успела вспыхнуть хоть одна трезвая мысль… вскочил на пластиковый столик у железной ограды и прыгнул вниз.

Двадцать два этажа, и я полетел.

На короткий миг я увидел под собой Скайленд: серые и чёрные крыши, маленькие автомобили, двигающиеся вереницей, словно муравьи, несущие крошки в свой муравейник. Всё было таким мелким, будто я превратился в великана, который вот-вот упадёт лицом в мягкие травинки такого насыщенного зелёного цвета, словно те нарисованные.

Но потом меня рванули назад. Уцепившись своими стальными когтями за мою лодыжку, Илиш вытянул меня обратно на балкон. Он на долю секунды замер и затем раздавил меня в объятиях.

И он задыхался. Илиш был… напуган? Ногти впивались мне в голову.

— Тупица! — выдохнул он. Сердца наши колотились в унисон, едва не пробивая рёбра. — Идиот, тупица!

Он резко оторвал меня от себя и тряс до тех пор, пока я не посмотрел ему в глаза. Они были круглыми, огромными и безумными, а губы сжаты в такую тонкую линию, что вдоль скул ходили желваки.

— Раз ты не способен подождать, пока окрепнешь, то слушай. Ты слишком юн для того, что сделает с тобой моя семья. Я отвёз тебя в Морос, потому что надеялся, что ты вернёшься к прежней жизни, что сможешь нормально пожить ещё несколько лет, пока я вновь тебя не заберу. Я сделал это для тебя, глупая дворняга, и в тот момент думал лишь о тебе. Сделал, чтобы спасти от самовлюблённого, склонного к самоуничижению короля-психопата, которому я вынужден служить. Лайкос прав: Ривер ещё не готов, а уж ты — тем более. Он это видел, я это видел. Гарретт, Силас… Мы все это видели, незрелый ты таракашка! — рявкнул Илиш так свирепо, что я задрожал, но он и не думал заканчивать свою жаркую речь.

— Последней каплей стало, когда я пошёл к королю и стал умолять, умолять, Джейд, чтобы он даровал тебе неприкосновенность химеры, чтобы его игры с тобой хотя бы не привели к фатальному исходу. Но он увидел этот грёбаный укус на моей шее и вскипел от ревности; он истязал меня, пока я наконец не испустил под ним дух, думая лишь о том, как именно он хочет погубить тебя. Мне пришлось избавиться от тебя и лишить статуса кикаро, чтобы Силас от тебя отстал! Неужели ты и впрямь такой дурак? Настолько глупый, что решил, будто после того, как мы, МЫ, столько времени провели вместе и столько пережили, я вот так возьму и брошу тебя? Почему тогда я просто тебя не убил? Или ты до сих пор ещё ничего не понял о химерах? Надоевших кикаро мы убиваем! А не вручаем им сумки, набитые деньгами! Болван! — Илиш вновь принялся трясти меня, да так яростно, что голова задёргалась вперёд-назад, как у тряпичной куклы. Он словно буквально пытался затолкать в меня хоть немного здравого смысла.

Когда болтанка прекратилась, я ещё пару секунд не мог понять, где нахожусь. Перед глазами всё плыло, и о том, что я всё-таки не лечу навстречу асфальту, а Илиш со мной на балконе, сообщало лишь его учащённое дыхание. Мой бывший хозяин всегда был рядом, но в тот момент, когда я нуждался в нём больше всего, Илиш меня покинул. А сейчас вернулся, потому что у него появилось настроение вновь показать, кто здесь главный и кому я принадлежу. Илиш забрал даже моё право на смерть.

И тут меня ждало ещё одно шокирующее открытие, полностью ломавшее образ этой холодной химеры — Илиш злился. Мне редко доводилось видеть его действительно рассерженным, однако сейчас он клокотал от гнева. По ауре хрустальной безмятежности пробегала раздражённая рябь, а фиолетовый лёд охватило пламя. Я чуть ли не ждал, что он сам выкинет меня с балкона и решит все проблемы разом. Невольно съёжившись, я задрожал.

— Давай… Давай уже вернёмся внутрь, — Илиш поднялся, и я вместе с ним, хоть мои ноги и подкашивались. Адреналин, выплеснувшийся в кровь, испарился, будто вода с раскалённой сковородки.

Когда за спиной закрылась раздвижная дверь, я подобрал полотенце и снова замотался в него, как в плащ. Илиш опустился на диван и взял в руки чашку. Горящие глаза по-прежнему были устремлены вперёд, а челюсти плотно сжаты.

Моя выходка ничем не помогла. Напротив — я ещё больше запутался, хотя казалось, что дальше уже некуда. Неужели Илиш действительно говорил правду? Или часть всё-таки была ложью? Одно известно точно: я не ошибся, когда предположил, что укус исчез с шеи Илиша, потому что Силас убил его.

— Значит, всё, что ты наговорил мне, когда бросил в Моросе, — враньё? — прошептал я.

— Да, — односложно ответил Илиш. — Каждое слово.

— Ты… Ты больше меня не отпустишь?

— Нет. 

— Обещаешь?

— Обещаю.

Меня будто обухом по голове ударили. Ступни прилипли к мягкому ковру, руки вцепились в полотенце, как в спасательный жилет. Я поджал губы и хлюпнул носом, усилием воли останавливая очередной поток слёз. Раньше я никогда не плакал, но сейчас превратился в полную размазню.

— Почему ты просто не рассказал мне всё? Что мне нужно немного пожить в Моросе, но скоро ты за мной вернёшься? — вопрос этот показался мне вполне логичным, хотя, с другой стороны, Илиш ведь никого не посвящал в свои планы, разве что Гарретта.

Илиш отхлебнул чай, и я вдруг заметил, что это моя чашка, а его осколками валялась на мраморном столике, с которого стекали коричневые ручейки.

— Потому что тогда бы твоё сердце осталось со мной, а так быть не должно было. Я надеялся, что ненависть ко мне придаст тебе сил, позволит оставить в прошлом то, что между нами было, поможет… повзрослеть и найти себя, — он красноречиво покосился на меня. — Однако всё вышло не так, как я ожидал.

— Ты знаешь, чем я занимался в Моросе?

— Разумеется. Большинство моих братьев с нескрываемым интересом следили за деятельностью Теневого Убийцы и даже делали ставки. Мне казалось, ты и сам до этого додумался, когда Эллис вызвала тебя в участок.

Додумался. Готов поспорить, химеры со смеху покатывались, наблюдая, как я теряю последние крупицы рассудка у них на глазах.

— А Сангвина ты подослал?

Илиш отрицательно покачал головой и похлопал ладонью по подушкам. Я приблизился к дивану, но вместо того, чтобы сесть рядом, снова забрался к нему на колени и положил голову на плечо.

— Нет, Сангвин пришёл к тебе по собственному желанию; он не спросил разрешения даже у короля, — объяснил Илиш, затем тихо добавил: — Скорее всего, он увидел между вами сходство. Ваши истории чем-то похожи.

Получается, Сангвин и впрямь хотел быть моим другом? Принимая во внимание весь поток информации, обрушившийся на меня сегодня, я подумал, что это могло быть подставой.

Но это также означает, что на свет всплывает и кое-что другое.

— Он рассказал тебе, чем мы занимались?

— В мельчайших подробностях.

— Даже?..

— В мельчайших.

Я скривился. Илиш как ни в чём не бывало отхлебнул чай и ухмыльнулся, глядя на мою физиономию.

— Мне было приятнее узнать, что ты погружался в моего брата, а не в своего блохастого бывшего.

Его слова ошпарили меня, словно кипяток, выплеснутый на ещё свежие ожоги.

— Из-за этого он покончил с собой.

Илиш вдруг поднял моё лицо за подбородок и заглянул в глаза.

— Он покончил с собой, потому что не смог жить с чувством вины из-за того, что по сути продал тебя террористам. Сангвин выяснил, что Керреса уже давно обрабатывали и подговаривали к тому, чтобы сдать тебя, едва ты вернёшься в Морос. У них есть хирурги, оборудование и все средства, чтобы превратить тебя в безмозглого робота. Кикаро Илиша Деккера, правой руки короля Силаса, стал бы для них настоящей находкой. Керрес это понимал, и в конце концов не смог вынести чувства вины из-за того, что пригласил их в квартиру и натравил на тебя.

Я покачал головой.

— Нет, он думал, что мне промыли мозги, и просто пытался помочь.

Мне казалось, Илиш должен разозлиться из-за того, что я с ним не согласен, но он снова проявил терпение, которым удивлял меня весь день.

— Нет, Джейд, Керрес знал, что у тебя есть чувства ко мне, и не смог с этим смириться. Он решил, что лучше уж безвольный робот, чем тот, кем ты стал. Керрес тоже изменился, причём гораздо больше, чем ты думал. И если тебе хочется оплакивать его — пожалуйста, но сначала узнай всю правду.

Потянув за ручку ящика, встроенного под столиком, он достал ноутбук, нажал пару кнопок и включил мне видео.

— Это бывший кикаро Артемиса, парень по имени Шэйл. Видео — лишь короткая демонстрация того, на что способна их организация. Если бы у Керреса всё получилось, то через сорок восемь часов это был бы ты.

Я внимательно уставился на экран, на котором было фото симпатичного блондина, хрупкого, худенького твинка с искренней улыбкой. На шее у него был ошейник — такой же, как у меня раньше — с короткой золотой цепью. Он стоял у окна небоскрёба, возвышавшегося над Скайлендом.

— Спустя две недели после того, как было сделано это фото, Шэйла похитили из бара. Ещё через два дня в участок доставили видео.

Я невольно вытаращил глаза. Тот самый парень с милой улыбкой теперь был одет в военный камуфляж Кримстоунов. За спиной болтался угрожающего вида автомат на ремне, а грудь пересекали две ленты с боеприпасами. Лицо его не выражало ровным счётом ничего, голубые глаза, пустые, словно у мертвеца, смотрели прямо перед собой. Стоял он по стойке «смирно», как солдат на учениях. Позади колыхалось полотно, изображающее зелёный камень на красном фоне — судя по всему, их флаг. Остальное помещение пребывало в кромешной темноте, и даже пол закрыли каким-то непроницаемым сукном — таким образом террористы скрывали местонахождение своей базы.

Следом в углу видео появился Милош и начал выкрикивать приказы. Шэйл беспрекословно подчинялся, практически не моргая и пялясь в пространство бессмысленным взглядом. Увидев затылок парня, я непроизвольно ахнул: волосы были полностью сбриты, и вместо них красовался безобразный шрам в форме лошадиной подковы — незабинтованный, воспалённый и небрежно заштопанный грубыми нитками.

Закончив отжимания, парень вскочил на ноги и вернулся в свою солдатскую стойку. А затем Милош гаркнул:

— Сломай себе палец, Шэйл.

Послышался отчётливый хруст: парень взялся за средний палец и без малейших колебаний начал загибать его назад, как резиновый, пока ноготь не коснулся тыльной стороны ладони. Шэйл даже не вздрогнул.

— Именно такое будущее настигнет каждую грёбаную химеру. Человеческая раса завоюет свой мир обратно и истребит химерье отродье…

Илиш выключил видео.

— Ты стал бы таким же, если бы Керрес преуспел.

Чувства не забурлили, не запенились и не перелились через край, как я ожидал. Честно говоря, я не ощутил ничего — только лишь остатки вины испарились.

— Керрес… Знал, в кого они меня превратят?

— Видимо, такой человек был бы лучше, чем тот, которым ты стал в Моросе — во всяком случае, для него.

— Безмозглый робот был бы лучше, чем серийный убийца и наркоман, бьющий своего партнёра?

Раздался короткий смешок.

— И он ещё смел говорить, что мы с тобой слишком разные. Вот дурак.

Я сердито покосился на него и увидел, что Илиш смотрит на меня с хитрой ухмылкой. Он нежно убрал волосы с моего лица, и я расслабленно вздохнул, купаясь в ласках.

— Мне опять надо чем-нибудь закинуться. Я… я просто вообще ничего не почувствовал, когда ты мне это рассказал. Совсем ничего.

Втянув пару дорожек, я вернулся к нему на колени.

— Когда я убивал, то тоже ничего не чувствовал. Внутри было пусто до тех пор, пока я не услышал, что Керрес покончил жизнь самоубийством. А потом я топил своё горе в дури. Я не обращал никакого внимания на то, что со мной делали в притоне, потому что это помогало заглушить чувство вины. Но сейчас я снова ничего не чувствую. Керрес предпочёл превратить меня в зомби, чем видеть таким, — Илиш заботливо накинул на меня свой плащ поверх полотенца. — Поэтому к чёрту его.

— Если хочешь, потом мы ещё поговорим об этом, но сейчас тебе нужно отдохнуть. Пока твой организм совсем не рассыпался.

Закрыв глаза, я растворился в объятиях, в которых уже и не мечтал оказаться. Я в очередной раз превращался в другого человека, точнее, в того, кем был раньше. А ощутив на своей шкуре альтернативу — в того, кем я был счастлив стать вновь.

Теперь я вновь принадлежал Илишу. И чувство это — когда над тобой властвует кто-то более сильный, чем ты — больше не наполняло мой рот поганой желчью, как раньше. Мне было хорошо и спокойно. Впервые за почти пять месяцев я чувствовал себя в безопасности.

Илиш что-то достал из ящика, и сердце моё запело.

— «Стены бункера сложены из цементных блоков. Бетонный пол выложен кафелем. Парочка кроватей с панцирными сетками — по одной у каждой стены; в ногах свернутые по-армейски матрасы. Повернулся и посмотрел на сына, застывшего на верхней ступеньке, щурящегося из-за дыма светильника».

Веки мои отяжелели, и под его чтение я уснул, найдя островок блаженства в своём непростом существовании.