Глава 24

Я крался в тени домов, пока, наконец, не нашёл стену, через которую не побоялся перелезть, и оказался в Никсе. На мне до сих пор была одежда кикаро, а из тёплого — лишь кожанка. Дальше путь предстоял ещё более трудный: я совсем не знал Никс, а уж Эрос — тем более. Всю дорогу мне приходилось оглядываться из опасения обнаружить за спиной Кримстоунов в военном камуфляже или — что ещё хуже — химеру, которая утащит к Силасу давать объяснения. Врагов у меня было предостаточно.

Утро я встретил в Эросе, таща свою измождённую, обессиленную тушку по тротуару. Перво-наперво нужно было найти отель, где можно перекантоваться до тех пор, пока не подвернётся подходящая съёмная квартира. Я еле переставлял ноги, тяжело отдуваясь и не поднимая глаз, но меня лишь одарила удивлёнными взглядами парочка прохожих, и на этом всё. Дело в том, что теперь на мне красовались не драные и штопаные тряпки моросца: я был одет, как представитель знати — в заоблачно дорогую кожу бозена и добротные ботинки с пятисантиметровыми каблуками.

Правда, скоро мой гардероб всё равно придётся обновлять. И Морос, и эра серийных убийств остались в прошлом. Сейчас мне предстояло сделать выбор: либо купить новый идентификационный чип и начать жизнь с чистого листа в Эросе, либо вытащить старую микросхему из-за уха и сбежать в Пустошь.

Джейд-моросец, Джейд-кикаро, Джейд-Тененой Убийца… Что дальше? Я превратился в безымянный фантом, в дух, рыскающий по переулкам и прячущийся во тьме. Быть может, я и не должен был обретать плоть. Может, мама говорила правду, и я всего лишь демон-оборотень, желтоглазый джинн.

Я обречённо вздохнул и свернул за угол. Здесь меня встретила вывеска, гласящая «Гостиница “Редринг”» — коричнево-зелёное здание с дюжиной дверей на каждом из двух этажей.

При виде меня крашеная блондинка средних лет оторвалась от книги.

— Номер, дорогуша?

Дорогуша? Когда мне доводилось бывать здесь моросцем, пересёкшим границы, местные всегда задирали нос. Я кивнул и полез в сумку за наличкой. Сангвин дал мне карточку, но разумнее будет не пользоваться ей без крайней необходимости. Мало того, что из-за этого я бы почувствовал себя никчёмным попрошайкой, так ещё и траты со счёта могут где-то фиксироваться. Сангвин воскресал в своём убежище в Моросе, а не заселялся в отель в Эросе.

Когда я вручил женщине деньги, та печально улыбнулась и зачем-то положила ладонь мне на руку.

— Он совсем тебя доконал, дорогуша? — спросила она сочувственно.

Я удивлённо захлопал ресницами, но потом понимающе нахмурился. Эта дама видела перед собой модно одетого юношу с синяками на лице и спортивной сумкой наперевес. Мне это будет на руку.

— Угу… А можно мне не называть своего имени? — никогда не знаешь, как далеко зайдут твои преследователи.

— Конечно.

Похоже, женщина сама когда-то была жертвой домашнего насилия, поэтому всё сработало как нельзя лучше. Получив ключ, я поблагодарил её и, ловко проигнорировав праздный трёп, пошагал в свой номер. Там мне предстояло квартировать на протяжении трёх недель.

Внутри я немедленно запер дверь, проверил шпингалеты на окнах и задёрнул шторы. Комната ничем не отличалась от всех остальных отельных номеров, в которых мне приходилось бывать. Разве что чистотой. Панельные стены, обеденный столик с двумя креслами, двуспальная кровать с сине-зелёным покрывалом и телевизор напротив. Неплохое местечко для жилья, но мне требовалось нечто более уединённое, какой-нибудь укромный уголок на окраине Эроса, где можно спрятаться на несколько… лет.

Не давая мозгу очнуться и начать переваривать случившееся, я приготовил дозу и укололся самым чудесным лекарством на свете. Потом отрубился прямо в одежде.

Проснулся я весь в слюнях. Тело ныло и ломило, и в целом самочувствие оставляло желать лучшего. Дураку понятно, что я уже плотно сидел на игле, но в тот момент мне было глубоко плевать. От дури мысли, роящиеся в голове, меньше походили на разворочённый улей, и чем больше я употреблял, тем более упорядоченным становился их строй. К сожалению, без наркоты я превращался в трясущуюся развалину.

Я вмазался ещё, потом выпил несколько стаканов воды и закусил мятными леденцами из вазочки на столе, хоть к тем и прилипли разные нитки. Когда дурь взяла, включил телек и начал смотреть комедийные шоу. Неумолимая действительность по-прежнему меня пугала.

Интересно, Джек уже забрал Сангвина? Надеюсь. Всё-таки я доставил сенгилу кучу проблем. А Керрес… Как он будет объяснять тиэнам трупы в своей квартире? С автоматами и в военном камуфляже. Хочется верить, что его поблагодарят за убийство террористов, но кто знает. Только бы у него нашлась более-менее приличная отмазка. Я желал Керресу нормальной, спокойной жизни, без постоянного ожидания меня.

Или, может, я могу забрать его сюда… И мы вместе начнём новую жизнь.

«Хватит, Джейд… Не смей даже думать об этом».

Закрыв глаза, я откинулся на спинку стула. Меня накрыло запоздалое чувство вины. Вчера злость из-за дурацкого поступка Керреса затмила любовь, которую я с детства испытывал к нему. Возможно, мне следовало проявить милосердие: в конце концов, он всего лишь пытался помочь. Керрес ведь такой доверчивый, наивный — он всегда был хорошим человеком. Неужели я совершил ошибку? Безжалостно бросив своего лучшего друга и парня, который столь отчаянно старался вернуть меня.

Что же я натворил?

Нет, нет. Я принялся, как обычно, переубеждать себя и напоминать, почему я вообще ушёл от Керреса. Мы больше не подходили друг другу. Я слишком сильно изменился; в груди теснилось чересчур много ненависти и гнева, которые до сих пор никуда не исчезли и продолжали отравлять мою ауру. Я стал мрачной тенью, безродным, безымянным пацаном, которому нет и семнадцати, и чьи связи с химерами неминуемо принесли бы Керресу погибель. Мне пришлось оставить его. Чтобы защитить и дать шанс на счастье. Я сулил Керресу одни лишь беды, и он бы ни за что не смог со мной совладать с обновлённым мной.

Но… мы могли бы… купить новые идентификационные чипы..

Ох, как же я себя ненавижу. Ненавижу всем сердцем.

Очередная волна презрения к себе обратилась вереницей ругательств и оскорблений в мой адрес. Этого добра я никогда для себя не жалел. А героин, хоть и притуплял мыслительную деятельность, всё-таки не мог заглушить то, что происходило уже на автомате.

Неудивительно, что Илиш меня терпеть не мог; неудивительно, что он видел во мне лишь заносчивого, сопливого моросца, нуждающегося в том, чтобы с него сбили спесь. Кто вообще захочет со мной быть? Я никчёмный, жалкий отброс, который не смог справиться даже со своими же чувствами, не говоря уже о собственной жизни. Никто не хотел такого, как я, никто и никогда.

Но Керрес…

Я перебрался на краешек кровати и со стоном зарыл лицо в ладони. Что же я натворил? Я отвернулся от него ровно так же, как Илиш отвернулся от меня. В тот же самый момент, когда Керрес больше всего нуждался в моей поддержке. Я в буквальном смысле бросил его одного и ушёл вместе с химерой.

Возможно, нам действительно суждено быть вместе? Но мы ведь так сильно ругались в Моросе. Из-за внутренних терзаний и потери Илиша я совершенно перестал себя контролировать. Но что изменится, если я сейчас вернусь? К тому же теперь за мной будут постоянно охотиться Кримстоуны — от них никак не скрыться. Эти долбанутые и так думали, что я химера. А теперь, когда Сангвин Деккер помог мне убить пятерых членов их банды, — где я смогу найти спасение?

В Серой Пустоши?..

Сперва я отмахнулся от этой идеи, но потом вспомнил Арас. Там было довольно сносно. Можно отправиться в Пустошь вместе с торговым караваном, взять с собой Керреса и начать всё сначала. Я бы убивал рейверов и крыс, а он бы занимался собирательством. Всё дурное осталось бы в Скайфолле… всё и все. В Арасе живёт лишь одна химера — на редкость психованная, но он ведь не в курсе своего происхождения, поэтому никак не связан с королевской семьёй.

Сердце сладко защемило от открывшихся передо мной перспектив, но вскоре я уже опять нервно жевал губу. Решив отвлечься, я переключил на новостной канал. За Керресом нужно будет возвращаться под покровом ночи: сейчас мне точно нельзя появляться в Моросе, и уж тем более — в квартире, где произошло преступление.

К горлу подступила тошнота, когда на экране показался фасад нашей многоэтажки. События вчерашней ночи словно бы получили подтверждение в моём заторможенном сознании. Мне немедленно захотелось выключить телевизор, но я сдержался. Следом пошли кадры из квартиры — при виде окровавленных очертаний трупов меня ощутимо передёрнуло. Это была не видеосъёмка, а череда фотографий: они засняли каждый уголок квартиры, включая гостевую спальню. Благо, я успел забрать все свои вещи.

— В гостиной обнаружили пять трупов членов террористической организации, именуемой «Кримстоунами». Прошлой ночью все они были убиты личным охранником короля Силаса Сангвином Деккером. Подробности на данный момент выясняются.

Я ухмыльнулся. На самом деле, хорошо, что моё имя не прозвучало.

— Личности убитых не сообщаются, и если тиэны не нарушат привычной процедуры, семьи так и не узнают о гибели своих родственников.

— Также к нам поступили пока не подтверждённые сведения о кончине жильца этой квартиры, возможного новобранца Кримстоунов. сегодня утром двадцатилетний Керрес из Мороса был найден мёртвым в Гарретт-Парке. Предполагаемая причина смерти — передозировка наркотическими веществами.

Что?

В глазах потемнело, будто на меня опустили крышку гроба. В ушах набатом застучала кровь. Я безуспешно пытался нащупать на кровати пульт, ничего не видя и не слыша. Картинка сменилась на виды Гарретт-Парка, где раньше обитала моя мать.

Нет…

Поднявшись, я сделал шаг к телевизору, но колени подкосились. Я осел на пол и начал, полузадушено всхлипывая, осматривать пустую комнату. Мне хотелось утешения, хотелось увидеть рядом с собой парня, который всегда был готов заключить меня в объятия и крепко прижать к себе. Но его не было, и больше никогда не будет. Я оставил Керреса рыдающим на полу, умоляющим не бросать его. Я выбрал вместо него Сангвина, а Керреса оставил в одиночестве с пятью трупами. И тиэнами на подходе.

Керрес покончил с собой. Керрес мёртв. Что же я натворил?!

Я поднялся, словно пребывая во сне. Ноги дрожали и подгибались, будто резиновые. Доковыляв до столика, я сделал несколько дорожек Китайца. Руки тряслись так сильно, что мне с трудом удалось поднести конец металлической трубочки к началу линии.

Закончив, я положил голову на стол. Глаза уставились на экран, где уже показывали тиэна, которого я частенько видел в Моросе, — мужчину с крашеными синими волосами и вздёрнутым носом. Я поспешно отвернулся, но закрывать веки побоялся. Так и сверлил бессмысленным взглядом свои кожаные башмаки, ожидая, пока дурь убьёт оставшиеся чувства.

Вот только их уже не осталось.

***

Следующие несколько дней прошли в наркотическом угаре. Я ширялся, блевал и глушил водку в надежде, что мне повезёт, и на следующее утро я не проснусь.

Однако я просыпался. Готовил новую дозу и снова размазывался по кровати, придавленный дурью. Я больше никогда не собирался трезветь, я мечтал умереть прежде, чем безобразная реальность всё-таки настигнет меня. Во мне не оставалось ни капли сил, чтобы взглянуть в лицо последствиям своих действий.

Я обрёк Керреса на смерть… своего рыжеволосого хранителя. Что же я за чудовище? Губы и щёки опять намокли — по лицу текли слюни. Я дополз до ванной, где меня вырвало водкой, помочился и побрёл обратно на стул. Голова кружилась, словно оказалась в самом центре урагана.

Чудовище. Чудовище.

Запустив руку в сумку, я отпихнул в сторону «Геймбой», кожаный футляр со стальными когтями и достал мешочек с Белым Китайцем. Последний. Скоро придётся тащиться в аптеку или искать дилера. В аптеках цены кусались, поэтому уличные торговцы по-прежнему неплохо зарабатывали.

Голова качнулась вперёд, и я чуть было не расквасил себе нос об усыпанную порошком столешницу. Панельные стены перед глазами расплылись и завертелись в разноцветном водовороте. Я снова отключился, но когда искажённое сознание всё-таки нашло меня, подхватил куртку с деньгами и, не утруждаясь глянуть в зеркало, вышел на балкон.

На улице стоял вечер, но я не знал, какой сейчас день. Я тихо зацокал каблуками по лестнице, накидывая на ходу кожанку поверх потёртых моросских тряпок. Сейчас предстояло найти подозрительную личность, у которой наверняка есть то, что мне нужно.

Скоро… Очень скоро я не проснусь, и этот бесконечный кошмар закончится. Любопытно, как отреагирует Илиш, когда узнает, что сначала с собой покончил Керрес, а следом и я? Наверняка загордится собой. Я практически видел, как уголок его рта приподнимается в самодовольной ухмылке, насколько же больное удовлетворение получит химера от столь пикантного развития событий. Для Илиша это было обычной игрой, однако его пешка считала иначе. И что с ней стало… Или, может, в этом и состоял его план — приручить пса, а затем выкинуть в трущобы, и терпеливо ждать, пока тот погубит сам себя.

Что ж, так в итоге и вышло. Я сам себе оказался злейшим врагом: взорвался, как баллон с газом, и похоронил под обломками своего парня. Единственного человека, который был готов на всё, только бы позаботиться обо мне и вернуть домой.

Горло сдавило, и в желудок полилась кислота. Туда уже очень давно не попадало ничего, кроме возмутительного количества алкоголя. Скоро он наполнится опарышами и гнилью. Или же его порубят на куски и скормят бозенам, а может, новым отродьям Скайтеха. Бомба с часовым механизмом, вживлённая под кожу, отсчитывала последние дни. Моя жизнь окончена, мне никогда не стать прежним, поэтому я смирился и не ронял ненужных слёз.

Света больше не осталось, всё скрыла под собой тьма. Там, где раньше жили любовь, радость и счастье, теперь была лишь пустота. Сплошная тёмная материя, как во Вселенной до начала Большого взрыва. Как я мог что-то чувствовать, если сам перестал существовать? Нужно лишь продолжать упарываться и доживать последние деньки. Передоз наркотой — безболезненная смерть. Керрес, по крайней мере, не страдал.

Я громко захохотал над своим же заключением. И как такое могло взбрести мне на ум. Нет, Керрес умер в мучительной агонии. Зная, что парень, который провёл с ним всю сознательную жизнь, которого он так преданно ждал, бросил его. Бедный Керрес отправился в Гарретт-Парк, рассчитывая найти меня, а когда не нашёл — принял героин, который я же и купил, и покончил с собой.

Прости, Керрес… Я не смог. Не справился с игрой Илиша и даже самого себя лишился. Я совершил роковую ошибку, влюбившись в химеру. И за прикосновение к руке Мидаса был наказан. Теперь мне остаётся ждать, пока плоть полностью не обратится золотом. Обратится ничем.

Знал ли Илиш, что увёз в Скайленд мою душу? Знал ли я, что унёс в Эрос душу Керреса?

Я подкурил и поплёлся по мокрым переулкам. На волосы и голые руки шлёпались мелкие капли дождя и стекали узкими ручейками в канализационные решётки в асфальте. Сточные канавы под Скайфоллом отродясь не знали хозяев, не подчинялись никакой власти. Тянущийся на многие мили кирпичный лабиринт… Быть может, там я найду себе пристанище. Чудовище, обитающее в нечистотах. Я уже был чудовищем, поэтому, по сути, мало что изменится.

Посасывая сигарету с голубым угольком — из запасов Сангвина, — я пересёк мощёную улицу и оказался в зелёном парке. В тени ветвистых деревьев вспыхнули красные огоньки и тут же погасли, словно какие-то неведомые звери разом моргнули светящимися глазами. Я приблизился к четверым мужчинам и кивнул в знак приветствия. Это были жители Эроса — прикинутые в джинсы и хлопковые куртки, красиво причёсанные, и беззаботно болтающие друг с другом.

— Чё как, братан? — кивнул один из них в ответ.

Я решил не ходить вокруг да около и сразу перешёл к делу.

— Мне бы герыча — чёрного, белого — без разницы. Никого в округе не знаете? Могу предложить процент за наводку.

Местные внимательно осмотрели мою синюшную тушку, прикидывая, нормальный ли я пацан. Судя по всему, я прошёл проверку. Тот, который ответил мне — шатен с обычной, коричнево-зелёной аурой, мотнул головой в сторону низкорослого брюнета.

— Сколько дашь? — спросил коротышка.

— Если поставщик будет надёжным — двадцатку. Мне нужен кто-то постоянный, чтобы никуда не бегать, — я затянулся опиумной папиросой, стараясь выглядеть уверенно и непринуждённо. На самом же деле, мне хотелось лишь заполучить брикет чёрной, как гудрон, отравы и уползти обратно в пещеру, чтобы продолжить упиваться жалостью к себе.

— У меня есть на примете одно местечко, — прищурился мелкий. — Чистая хата под одним рестиком. И там есть мужик, который обеспечит тебя всем необходимым. Давайте, пацаны, я скоро вернусь.

— Бухла со своих комиссионных не забудь, Ронни, — сострил ещё один, поднеся бутылку к губам.

— Да, да, — проворчал Ронни и жестом пригласил за собой. — Пойдём, тут недалеко.

И я последовал за ним. Настроение трепаться, мягко говоря, отсутствовало, но к счастью, парень тоже оказался не из болтунов. Миновав парк, мы перепрыгнули через кованый железный забор, соседствующий с тротуаром. Улицы здесь освещали синие лампы, зловеще мерцающие под моросящим вечерним дождём. Ронни молча вёл меня по грунтовой дороге. С обеих сторон наступали ограждения из рабицы — задние дворы частных домов.

Наконец, пройдя через ещё один парк, мы вышли на восточную сторону Эроса и потопали по бетонным ступеням. Место было глухое, явно не в самой благополучной части района. Наркопритон, не иначе.

Ронни потянул дверь на себя — просто взял и открыл. Так странно: в Моросе все запирались на семь замков, но, похоже, царящая там нищета не оставляла никому выбора. В Эросе у местных торчков наверняка хватало средств на дозу, а если кто-то начинал бесчинствовать, их выдворяли в Никс или Морос.

Парень приказал подождать его, а сам просунул голову внутрь. Переговорив пару минут, он махнул мне. Я толкнул дверь и вошёл в здание. Ну, так и есть… Наркопритон.

Внутри царила та же промозглая, угрюмая атмосфера безнадёги, которой пропитались подобные места в Моросе. Создавалось впечатление, будто я ступил на территорию кладбища, где всё ещё живые мертвецы терпеливо ожидали своей очереди быть зарытыми. Пол, заляпанный грязью и чёрт знает чем, стены, обшарпанные вплоть до балок, уродливые граффити и стойкая вонь мочи, смешанной с потом.

И люди. Бесформенные комья человеческих тел, накрытых тонкими пледами, — либо по углам, либо на разодранных кушетках. Понурые, осунувшиеся физиономии, безвольно отвисшие нижние челюсти и белёсые, опухшие языки. Отбросы приличного общества. Наркозависимость одинаково поражала и богатых, и бедных. Дом, милый дом — пристанище как раз для такого, как я.

Я перешагнул через женщину, уставившуюся остекленевшими глазами на несколько телевизоров перед ней. Чтобы хоть что-то расслышать за ревевшей из динамиков музыкой, громкость на них была выкручена на максимум. Здесь было шумно, многолюдно и просто… уныло.

Ботинки зашуршали по целлофану, давя иглы и пластиковые шприцы — целую кучу. Я нашёл глазами Ронни, разговаривающего со здоровым бородачом в клетчатой рубашке. Тот оглядел меня с головы до ног.

— Тебя нехило отделали. Прячешься от властей в чужом районе?

Я отрицательно покачал головой. Ответь я утвердительно, и меня тут же вышвырнули бы вон. Укрывать у себя беглеца из другого района автоматически означало неминуемый рейд тиэнов. Наркопритоны, в которых не пускали по кругу иглы, считались безопасными и законными, но вот предлагать в них дрянь, произведённую не «Дек’ко», уже противоречило правилам.

— Я посрался со своим парнем, а он всегда таскал мне дурь. Было бы неплохо закупиться сразу по-крупному, но если вы барыжите только мелкими дозами — то давайте так, — я пожал плечами.

Бородач смерил взглядом голубой огонёк моей сигареты. Я намеренно вытащил этот табак, небезосновательно посчитав тузом в рукаве: так они точно поверят, что я не из нижних районов. Никто в Моросе не мог позволить себе опиатные сигареты: за сумму, потраченную на одну штучку «Блюлиф», можно было приобрести целую пачку дерьмового местного «Херка».

— Он чист.

Пройдя проверку, я вынул двадцатку и вложил в карман Ронни. Тот кивнул и попрощался с нами обоими. Мужчина протянул мне руку и энергично затряс.

— Зови меня Эд. А тебя как звать?

Тень будет чересчур подозрительно. Я судорожно перебирал в уме все известные мне имена, но только одно выделялось из общей массы.

— Филипп.

— Что предпочитаешь, Фил?

— Что-то, чтобы расслабиться. Герыч, если можно, — я вынул из пачки ещё одну сигарету и передал ему. Эд щёлкнул «Зиппо» и затянулся.

— Короче. Это моё заведение, и правила тоже мои. Подыхать здесь нельзя, но если что-нибудь купишь — можешь тут зависнуть. Мой товар мощный — не разбодяженная херня, которую приносил твой муженёк. Если, конечно, ты настаиваешь на этой версии событий… — он помолчал, стряхивая пепел в пепельницу. — Первая доза только на моих глазах. Хочу быть уверен, что ты не облюёшься как новичок. И покажи руки.

К подобным приветственным речам я не привык. В Моросе дурь продавали всем, кто достиг тринадцатилетнего возраста, а я покупал даже раньше, потому что торговцы знали мою мать.

Ай, какая разница. Регулярные поставки стоят того, чтобы немного заморочиться. Я опустился на диван с рваной обшивкой и снял куртку, явив во всей красе дороги, ставшие ещё более заметными на раскрасневшейся коже. Эд присвистнул. К нам приблизилась какая-то девка в засаленном топике, благоухающая смесью табака с перегаром, и уколола меня чёрным. Боль, начинавшая пульсировать в висках, сразу же отступила, снова утонув в бурлящем котле чувств. Сознание потихоньку ускользало, и я с удовлетворённым вздохом откинулся назад.

— Доволен, Эд?

— Прокатит, Фил, — хихикнув, он хлопнул меня по плечу. — Соберёшься уходить, купишь, что хотел.

Я кивнул, мечтая, чтобы меня поскорее оставили в покое. Когда Эд удалился, скрипя подошвами по замусоренному полу, я огляделся по сторонам в поисках уголка потемнее. Взяв плед из стопки, сложенной у телевизора, я свернулся калачиком у книжного стеллажа, мало-помалу сползая в пространство между стеной и шкафом. В тесном, скрытом от посторонних глаз уголке я ощутил себя крысой, прячущейся на кухне от хозяйки.

Разум с радостью качался на наркотических волнах. Дурь оказалась убойнее, чем та, что я приобретал в Моросе, и это приятно удивило. В моём родном районе героин разводили, причём не по одному разу. Эффект всё равно был сногсшибательным в буквальном смысле, но, единожды побаловав себя качественной дрянью, потом не захочешь употреблять дерьмо. Быть может, мне стоит тут поселиться… Наркота отменная. И не то чтобы я собирался проживать долгую и счастливую жизнь, так что, возможно, имеет смысл насладиться кайфом, пока ещё дышу.

Когда я всплыл на поверхность, по телу градом катился пот, а ноги в скрюченном положении онемели и затекли. Вокруг по-прежнему было шумно: играл хеви-метал, и телики орали на всю катушку, перекрикивая музыку. Сфокусировав взгляд, я наконец толком осмотрел помещение. Два дивана, телевизоры и множество поверхностей для приготовления наркотиков. На столиках горели синие лампы, а под потолком с водяными разводами сияла галогенная, отбрасывавшая тени на выступающие бруски и балки. На диванах сидели и болтали люди. Кроме них наблюдалось ещё две бесформенных массы, типа меня: один полулежал, прислонившись к стиральной машинке, а второй валялся в коридоре.

Поднявшись, я сходил в самый мерзкий и отвратительный туалет на свете и отправился на поиски Эда. У стены стояла женщина, принимавшая деньги из рук какого-то мужика. Прежде, чем они успели скрыться в спальне и заняться делом, я её окликнул:

— Эй, как закончишь, можешь состряпать мне ещё дозу?

— Первая бесплатно, дальше по четыре бакса за инъекцию, — ответила та через плечо. — Мы сами разводим и колем.

В два раза дороже, чем в Моросе, но зато мощнее. И к тому же мне не придётся самому возиться с иглой и всем остальным.

— Мне нужно четыре, — я вынул двадцатку. — Но мелочи с собой нет. Давай я возьму всё разом, а когда нужно будет готовить — позову кого-нибудь из ваших. Лады?

Её клиент нетерпеливо топтался на месте, желая побыстрее расслабиться.

— Ага, лады. Я пошлю к тебе Плинко, она всё устроит. И имей в виду, если тебе попытаются что-то толкнуть мужчины, кроме Эда, — это кидалы. Продают только женщины.

Буду знать. Я вернулся в свой уголок и отъехал, убаюканный остатками кайфа. Очнулся, когда незнакомая женщина начала перетягивать мне руку жгутом. Я лениво таращился на неё сонными глазами, но потом свежая доза временно оживила меня.

Женщина зачем-то протянула мне бутерброд, однако есть совсем не хотелось.

— Ешь, ешь. Здесь нельзя умирать, яркоглазик. Ты сидишь уже целые сутки.

— Ладно… — пробормотал я и чуть-чуть откусил, желая успокоить эту сидящую на мете матушку-гусыню. Когда дурь холодными потоками разошлась по крови, женщина вернулась с пакетиком на застёжке, забитым героином и какими-то твёрдыми белыми комьями. Я дожевал свой обед и вопросительно посмотрел на неё.

— Видок у тебя такой, будто чего-нибудь покрепче не помешает. Эд положил крэка на пробу и бесплатный бонг.

Я ухмыльнулся. Они с Эдом явно держали меня за круглого дурака. Вряд ли их щедрый жест по отношению к пацану, который поставил крест на своей жизни, был продиктован дружелюбием. Пройдохи почуяли, что у меня водятся денежки, и захотели подсадить на наркоту, которую надо употреблять чаще. Я понимал их хитрый план, но и отказываться не собирался, поэтому засунул всё добро во внутренний карман куртки.

А немного погодя я принялся готовить себе первую дозу крэка, повторяя действия женщины на диване, которая определённо знала в этом толк. Мне доводилось видеть, как моросцы курят из бонгов мет и всё такое, но тогда я не обращал внимания. В трущобах подобные картины лишь часть городского пейзажа.

Интересно, а от этого я сдохну? Кто знает… Я поднёс огонёк зажигалки к круглому стеклянному дну и сделал затяжку. Керрес бы меня убил… И Илиш тоже… Но их обоих больше нет со мной.

Сердце противно защемило, и я торопливо вдохнул, избавляясь от накативших вдруг мыслей. Пару раз кашлянув, вытер липкий от пота лоб рукавом куртки и уронил голову на стенку шкафа. Бонг со звоном упал на пол, и внешний мир растаял, растворился в цветном калейдоскопе. А потом и вовсе исчез… боль исчезла… всё, всё… исчезло.

Глаза резко распахнулись, а до ушей долетел звук постукивающих друг от друга костяшек пальцев. Моих. Я с улыбкой пялился в потолок, ощущая неземное счастье, доселе мне неведомое. Всё будет хорошо… Разум был на сотню процентов уверен, что всё теперь сложится прекрасно. Будущее внезапно стало таким светлым и желанным. Ах, сколько же всего смогу я сделать с карточкой Сангвина. Всё, всё, абсолютно всё.

Кто-то рассмеялся. Повернув голову, я увидел, что Эд тычет в мою сторону пальцем. Я помахал ему рукой и начал рассказывать, сколько всего классного ждёт меня впереди. Мужик весело кивал, а девка рядом с ним готовила мне следующую дозу.

— Я куплю мотоцикл. Когда-нибудь гонял на байке? Блин, а я — да, всего неделю назад. Или две? Нет, вроде бы одну… — бессвязно молотил языком я. Пальцы бегали вверх-вниз по коже. Ощущения были приятные. — А потом куплю квартиру. А потом… Потом возьму и поеду отдыхать! А чё бы и нет? У меня никого не осталось, Эд, никого.

Эд что-то ответил, но сейчас мне гораздо больше нравилось говорить самому, чуть слушать других.

Спустя какое-то время во рту у меня пересохло. Я отхлебнул воды и закутался в плед. Началась трясучка. Меня отпускало, а значит, нужно было принять ещё, что я и сделал. И волшебное ощущение вернулось.

Все тело дёргалось, подпрыгивало и двигалось само по себе. Я никак не мог усидеть на месте. Подскочив, я начал бродить по комнате, приставая ко всем, кто был в сознании. Затем сел и внимательно уставился в телевизор.

Когда я проснулся в следующий раз, крэк уже весь закончился. Я подозвал Плинко, которая вручила мне бутерброд и состряпала дозу чёрного. Героин сработал как положено, и все чувства отправились обратно в узкую, мрачную пещеру на задворках мозгах, куда я утрамбовывал их в надежде больше никогда не ощутить. Я растёкся по кушетке, забыв обо всём на свете. Когда меня вновь ширнули и перенесли в спальню, я не возражал: мне было насрать.

В ту ночь меня изнасиловали.

Поначалу я не понял, что происходит. Он даже не стал снимать с меня одежду. Просто приспустил штаны, потом вошёл, и через десять минут всё уже закончилось. Я и головы не удосужился приподнять, а руки будто вовсе весили целую тонну. Во мне не осталось ни силы, ни желания сопротивляться. Я просто лежал в оцепенении и дожидался завершения акта. Трудно поверить, но мне действительно было всё равно, что в тот момент происходило со мной. Поэтому когда пришли ещё трое, я по-прежнему не двигался. Они пользовались презервативами: внутри ничего не хлюпало, а в воздухе витал запах латекса. А если я и подхвачу какую-то заразу… мне скоро умирать, так что, какая разница.

Хелен, та женщина, что дала мне самую первую дозу, периодически колола меня героином, а большего я и желать не мог. Она же насильно пихала мне в рот что-то съестное и ставила рядом бутылку подслащённой воды. Когда дверь за работницей закрывалась, я оставался в абсолютной темноте. Горело лишь табло электронных часов. Всегда 12:00… Цифры мерно моргали перед моим лицом.

Как только подушка насквозь промокала от пота и слюней, я переползал на другую сторону и начинал ждать, когда зайдёт следующий мужчина. Если я видел свет, это означало, что принесли героин, или очередной клиент пришёл спустить в меня. Свет дарил или счастье, или боль. Некоторые справлялись по-быстрому, бесцеремонно пихая свои отростки, а некоторые, наоборот, тянули время до такой степени, что Эд тарабанил в дверь и кричал, чтобы они поторапливались. Интересно, сколько я уже принёс им денег. Пару сотен из моих карманов, по-моему, уже давно вытащили, но я не проверял.

Каждый раз, когда я просыпался, меня настигало разочарование. А со временем я до ужаса стал бояться открывать глаза и упираться взглядом в мерцающие цифры 12:00. Почему я до сих пор жив? Как долго это продолжается?

Однажды Хелен включила верхний свет. На подносе её лежали бинты и антисептик. Сощурившись, я уставился на руки, сплошь покрытые сочащимися слизью чирьями. Женщина молча начала промывать моё лицо аккуратными, бережными движениями. Мне хотелось что-то сказать, но губы не слушались. Я был слишком обдолбан, чтобы меня что-то волновало, и одновременно слишком подавлен тем, что до сих пор не подох.

Когда же я снова смогу увидеть Керреса? Его лицо так живо стояло у меня перед глазами, но сердце разрывалось при одной лишь мысли об этом парне. Мозг автоматически требовал героина, чтобы изгнать эти прекрасные черты обратно в небытие.

— Он вообще понимает, что происходит? — спросил Эд, стоявший на пороге. Кожи коснулась холодная тряпка: Хелен натирала гноящуюся дыру в моей руке мазью.

— Нет… Нам давненько не попадалось таких торчков. Он просто сдался. Эд, ему совсем недолго осталось. Давай лучше вышвырнем его, пока он не откинул копыта.

Я скоро умру? Правда? Можно побыстрее, пожалуйста?

— За него слишком хорошо платят. Даже когда подохнет, я знаю парочку мужиков, которые не откажутся трахнуть его, просто чтобы похвастаться перед дружками.

Дверь за ним захлопнулась. Хелен отняла от моей руки порозовевшую марлю в жёлто-зелёных разводах от выделений. Обработав раны, женщина уколола меня привычной дозой. Когда она уже собиралась уходить, я умудрился чуть приподняться и ухватить её за подол.

— Ещё, — прохрипел я, пытаясь сжать её пальцы, но сил не хватило.

Блондинка с растрёпанным конским хвостом сочувственно взглянула на меня.

— Нельзя. Ты умрёшь.

Я мотнул головой, но даже от этого простейшего движения перед глазами заплясали звёздочки, а в желудке заворочался тошнотворный ком.

— Знаю.

Хелен молча похлопала меня по плечу и принялась собирать свои инструменты обратно на поднос.

— Прошу, — заумолял я. Героиновая волна захлестнула меня и повалила обратно на спину. Я шмыгнул носом, вбирая в себя сопли, льющиеся ручьем, и повторил погромче: — Прошу.

Но она ушла, и я снова остался в темноте.

Моё ночное зрение подсвечивало потолок серо-голубым и превращало мокрые пятна на нем в белёсые сгустки плазмы, оставленные привидением. Я по привычке вгляделся в свою ауру, но тут же отключил свою способность. Там не на что было смотреть. Сплошная чернота, такая плотная, что сквозь неё уже ничего не просвечивалось. Она окутывала меня, как тяжёлое одеяло или густой суп, сдавливала и душила. Кошмар любого эмпата. Не было больше ни серебра, ни пурпура — все яркие цвета исчезли из моей жизни. Одна лишь непроглядная тьма клубилась надо мной, как дым над тлеющей одеждой Сангвина.

Хуже всего было, когда меня трахали, но не по очевидным причинам. Каждый толчок, каждый стон я непроизвольно считал. Из-за этого я знал, сколько времени прошло, а мне это не нравилось. Не нравилось получать подтверждение тому, что тело всё ещё не сдавалось, всё ещё боролось. Ну почему я до сих пор жив? Точнее, почему жива физическая оболочка? Безропотная покорность судьбе и печальное смирение с тем, что меня превратили в проститутку, красноречиво сообщали, что душа давно умерла.

От особо болезненного толчка я тихо заскулил: в прямой кишке разошелся старый разрыв. Мужчина упёрся ладонью в матрас у моей головы и закряхтел. Когда он кончил, я ощутил внутри сырость, но то была кровь, а не сперма. Внизу всё свербело, саднило и опухло до такой степени, что когда Хелен или Плинко заставляли меня сесть, чтобы обработать язвы на руках и болячки на лице, я жалобно вскрикивал. Я давно перестал узнавать собственный голос.

Потом я обычно спал… Спал или барахтался в мутном мареве, в которое превратилась моя реальность. Меня всегда обкалывали до беспамятства, и я уже не помнил, каким может быть мир без наркотиков. Одежду и деньги украли, а всё, что было ценного, осталось в номере гостиницы. Я понятия не имел, сколько уже нахожусь в притоне. Возможно, месяц. Надеюсь, приветливая дама, заселявшая меня, заберёт мои вещи себе, когда оплата за комнату кончится. Она наверняка решит, что я мёртв.

Уже скоро буду. Я улыбнулся и мысленно распростёр руки, приветствуя старуху с косой. Я умру счастливым, и если у Вселенной есть хоть капля доброты, то после обязательно встречусь с Керресом.

О да… смерть ещё никогда не была столь желанной.

Когда полоска света из открытой двери резанула по глазам, я даже не прищурился. Меня только что ширнули, а значит, пришёл клиент, чтобы развлечься со мной. Я спокойно лежал и ждал проникновения, ждал боли и напоминания о том, что бренная оболочка ещё дышит. Ненавижу эти моменты.

Спины коснулись чьи-то руки. Мозг, до этого затуманенный и осоловелый, растерянно встрепенулся. Прикосновения показались знакомыми. Мужчина поднял меня с кровати, и я безвольно свесил голову вниз, будто тряпичная кукла. Свет был невыносимо ярок, он прожигал веки насквозь и отпечатывался на сетчатке. Зачем мне свет? Я был чудовищем, прячущимся во тьме. Там всё было просто и понятно, в темноте я ничего не чувствовал, но свет прогонял непроницаемый мрак.

Ярче… до белизны... Я умер, хвала Небесам, я всё-таки умер. Наконец-то. Керрес, где же Керрес?

Ладонь держала мою болтающуюся голову. Щеки касалась мягкая ткань. Я попытался сделать глубокий вдох, но в меня вцепились такой железной хваткой, что сдавило грудь.

Мята… и мускатный орех?

Ботинки захрустели по грязному полу. Телевизоры и грохочущая музыка заорали во всю мощь, а потом затихли позади. Я проморгался и огляделся по сторонам, но слезящиеся глаза увидели лишь две серебристые пуговицы и плечо, обернутое в ткань такого искрящегося белого цвета, что стало больно смотреть.

Мята и мускатный орех… Не может быть.

Это не может быть он.