Глава 23. Киллиан

Киллиан

Следующим утром Периш тихонько разбудил меня. Я вздрогнул, и тот спешно сделал шаг назад. Спрятав руки за спину, он принялся перекатываться с носка на пятку.

— Я приготовил тебе завтрак, — протараторил он, покусывая нижнюю губу.

— Спасибо, — сонно улыбнулся я. Кивнув, Периш развернулся и торопливо покинул комнату.

Я надел уже привычные тканевые штаны серого цвета и рубашку на пуговицах, затем, умывшись и почистив зубы, направился на кухню. Уже в коридоре меня приветствовали соблазнительные ароматы жарящейся еды, от которых тут же потекли слюнки. Ривер наверняка тоже слышал аппетитный запах. Даже если мне придётся умолять, я обязательно уговорю Периша поделиться с ним.

Периш, одетый в синий фартук, держал в руках лопатку. Он топтался перед плитой, на которой стояли сковорода со скворчащим беконом и кухонный прибор с жидким тестом внутри.

 — Почти готово, садись. Апельсиновый сок на столе, но будь осторожен: тебе он может оказаться слишком кислым, хорошо? — сказал Периш, помешивая что-то в кастрюле.

— Хорошо, — с благодарностью ответил я. — Хочешь, я с чем-нибудь помогу тебе… — в голове возник образ моего бедного Ривера, запертого в той жуткой комнате. — Милый?

Лицо Периша просияло. Он широко улыбнулся, сверкнув зубами.

— Нет, я почти закончил.

Отлично. На это утро он у меня в кармане. Можно будет добыть вкусной еды для Ривера, а потом стащить парочку ампул с раствором от столбняка и поискать ключи. Периш львиную долю дня проводил в лаборатории, поэтому у меня будет время, чтобы пошарить по шкафам.

По крайней мере, теперь у нас есть детонатор Ривера. И пусть ему по-прежнему угрожает опасность, Периш уже не сможет так просто убить его. Если же дело дойдёт до открытой драки, то нет никаких сомнений, кто победит.

Периш поставил передо мной большую тарелку с едой. Я узнал крупные куски бекона (или точнее, сальную нарезку бораса) и сосиски, но какую-то штуку, политую клубничным сиропом, видел впервые.

Раздался смешок.

— Это называется «вафля». А вон то, — он указал на стальной прибор на плите, — вафельница. Это очень вкусно, попробуй. Я порезал клубнику и проварил в сахаре. Так ещё вкуснее, пробуй же, пробуй!

— Хорошо, хорошо, — улыбнулся я. Видя, как он радуется, я и сам тоже немного радовался, хотя за это меня нещадно грызло чувство вины. Одна лишь мысль о Ривере — и в сердце кольнуло. Ему сейчас явно не до веселья, а значит, и мне веселиться нечего.

Пообещав себе принести ему чего-нибудь вкусного, я чуть-чуть утихомирил свою совесть и откусил кусочек от вафли.

— Блин, какая вкуснятина! — воскликнул я.

Сложив руки, Периш особо энергично потёр их друг о друга. Улыбка его растянулась на целую милю.

— Я просто залил блинное тесто в тот автомат. Здорово, да? И легко. Теперь я всегда буду их тебе готовить, только попроси.

Я сердечно поблагодарил его и приступил к еде. Есть старался медленно, потому что не на шутку переживал, что меня вырвет, как в первый день. Борасовый бекон оказался просто восхитительным, как, впрочем, и сосиски. Ох, как же я буду скучать по всему этому великолепию. Даже апельсиновый сок пришёлся мне по вкусу. Поначалу, правда, он и впрямь показался кисловатым, но потом Периш добавил немного сахара, и стало намного приятнее. Он был таким милым и обходительным, жалко только что абсолютно безумным. Вот бы нашёлся кто-нибудь, кто стал бы жить тут с ним. Тогда и с головой у него наверняка было бы получше.

Но нет, мне нельзя жалеть его. Он удерживает нас силой, и об этом никогда не стоит забывать. Он — наш враг; нужно всегда помнить об этом.

— Перри, дорогой, — я ставил тарелки в раковину, помогая ему убирать со стола. Еды оставалось ещё довольно много. — Можно угостить Ривера? Ему наверняка понравятся твои вафли.

Периш прикусил губу.

 — Ладно. Ривер в последнее время хорошо себя ведёт. Но будь осторожен, Киллиан. Он очень опасен.

— Обязательно буду, — отозвался я, сделав вид, что разделяю его беспокойство, и принялся щедро накладывать Риверу еды в тарелку. Механизмы работы его мозга не переставали удивлять. Создавалось впечатление, будто с тех пор, как мы с Перишем стали «встречаться», он начал считать, будто Ривер представляет для меня угрозу и больше не является личным наёмником и защитником.

Вероятно, дело в том, что он наблюдал за нами лишь на мониторах. Периш не видел физические проявления наших чувств или нечто подобное. Однако сама мысль о том, что он действительно уверился, будто Ривер способен меня обидеть, поражала. Что ж, по крайней мере, благодаря этому, я мог оставаться с Ривером наедине, так что Периш может надумывать себе всякого сколько влезет.

А чтобы окончательно завоевать его расположение, перед уходом я чмокнул учёного в щёку. Кожа под моими губами чуть напряглась: Периш расплылся в улыбке и немного покраснел. Покончив с этой частью, я засунул детонатор в карман и с тарелкой в руке направился в комнату видеонаблюдения.

Я тихо постучал, а затем отпёр дверь карточкой. В нос незамедлительно ударил застоявшийся запах пота. В комнате стояла невыносимая духота. Скинув башмак, я подпёр дверь, чтобы немного проветрить. Ривер всё равно сможет предупредить, если Периш окажется слишком близко.

— Малыш? Я принёс поесть, — негромко проговорил я.

Глаза его продолжали сверлить пол под ногами, но мгновение спустя нос чуть дёрнулся. Подняв голову, тот увидел еду.

Забрав у меня тарелку, он принялся есть прямо руками. Мне по привычке захотелось предложить вилку, но я сдержался. Сейчас не до приличных манер: гораздо важнее проследить, чтобы Ривер утолил голод и жажду. Надежды уговорить его поспать уже рухнули.

Ривер практически моментально закинул в себя мясо, а следом перешёл к вафле. Сложив клетчатый кружок пополам, как бутерброд, он жадными укусами начал уничтожать её.

— Что это? — спросил Ривер, когда от вафли оставалось всего ничего.

— Это называется вафля. Для её приготовления нужен специальный прибор, — объяснил я, стараясь казаться бодрым и неунывающим ради него. Сердце требовало, чтобы я коснулся его, пригладил волосы назад и поцеловал маленькие ушки, однако я был уже учёный. Хотеть от этого, правда, меньше не стал.

Осмотрев вафлю со всех сторон, он отправил остатки в рот.

 — У меня есть такой в сарае. Я понятия не имел, для чего он, поэтому никогда и не чинил. Теперь починю.

— Туда подойдёт та же разводная смесь для блинов, что продают «Дек’ко». Можно будет купить яйца, когда вернёмся домой.

Сопротивляться больше не было сил. Протянув руку, я дотронулся до его тёмных волос, но Ривер моментально отшатнулся. Я спешно убрал руки за спину, стараясь не обижаться, но нижняя губа сама собой поджалась.

— Ты поспал хоть чуть-чуть, милый?

Тот не ответил, и я повторил вопрос… Бесполезно. Я со вздохом прислонился к стене. Я терял его. Он и сам себя терял, но Риверу нужно держаться. Нам обоим необходимо быть сильными — ради друг друга. Неро приедет и уедет, а после мы покончим со всем и вернёмся домой. Риверу и его бедному мозгу нужно потерпеть ещё чуть-чуть.

Поев, он опустил тарелку на колени и перевёл немигающий взгляд на экраны. Капельки клубничного сиропа застряли в его разросшейся щетине, однако Ривер даже и не пытался вытереть лицо. Я аккуратно потянулся за тарелкой, но в следующее же мгновение тот молниеносно схватил меня запястье. Я испуганно взвизгнул. Его рефлексам позавидовала бы даже кошка. Ривер повернул голову, и его стеклянные глаза метнулись к моим. Сообразив, что это я, он резко разжал кулак.

Он отстранился и на секунду застыл. Затем медленно моргнул и, не говоря ни слова, вернулся к экранам.

Я тоже неподвижно замер на месте, едва ли не боясь его. Он меня напугал, причём по-настоящему… На миг мне показалось, что Ривер сломает мне руку.

— Киллиан? Ты в порядке?

Периш с грохотом нёсся по коридору.

— Тарелка упала, и я немножко испугался. Всё хорошо, Перри, — успокоил его я, забирая посуду у Ривера. Мне хотелось обнять его или хотя бы попрощаться, но я понимал, что это слишком опасно.

— Ну ладно. Значит, он прилично себя вёл? Кстати, у меня для тебя сюрприз. Пойдём скорее за мной, ладно? — протараторил Периш и направился дальше по коридору. Белый лабораторный халат развевался за его спиной.

Не то чтобы мне здесь предоставлялся выбор. Покосившись на комнату видеонаблюдения в последний раз, я последовал за ним по извилистым коридорам.

Периш пришёл в ту же комнату, где несколько дней назад ударил меня током. В центре её стоял операционный стол, обитый мягкой подкладкой, а по стенам — различные шкафы с медицинскими принадлежностями, аппаратами и лампами. Подойдя к тумбочке, Периш принялся вынимать оттуда всякие штуки. Я с любопытством уставился на этикетки. Скальпели, резинки, хирургические нити, бинты — всё медикаменты. Интересно, есть ли тут какие-нибудь вакцины? Было бы неплохо прихватить их домой.

Он вытащил обмотанный плёнкой пакет из прозрачной коробки и положил его рядом с хирургическими нитями и скальпелем. Меня охватила тревога.

Учёный захлопнул дверь.

— Периш… — нервозно протянул я.

Улыбнувшись, тот похлопал по операционному столу.

— Сколько тебе лет, Киллиан?

Я прижался спиной к двери.

 — Семнадцать... В декабре восемнадцать.

 — Ты ведь родился недалеко от Скайфолла, да?

Я кивнул.

— У меня есть для тебя подарок. Такой, который доступен лишь нам с братьями и самым именитым гражданам Скайфолла, занимающим высочайшие должности. Это чип Гейгера модели X-ON-3. Она в четыре раза лучше впитывает радиационное излучение и к тому же впрыскивает в кровь различные добавки и витамины. Срок службы — пять лет. После устройство нужно будет перезарядить, но ты ведь всё равно будешь здесь. Его производят только для очень важных людей, а ты очень важен. Мне хочется, чтобы ты был здоров, ладно?

Он вручил мне пакет. Внутри действительно лежал X-ОН-3 с этикеткой «Дек'ко» сверху. Сам чип представлял собой маленький серебристый цилиндрик, запечатанный с обеих сторон синими крышками с серийным номером.

— Ляг на стол и расслабься, — сказал Периш, раскладывая свои инструменты на металлическом подносе.

Судорожно выдохнув, я сделал несмелый шаг вперёд, затем лёг на стол и уставился в потолок. Вентиляционные решётки, провода, множество ламп, белая потолочная плитка — такая при желании снимается.

Я услышал звук отрывающейся липучки, а следом почувствовал давление на запястье. Скосив глаза в сторону, немедленно принялся вырываться. Но поздно: Периш уже успел пристегнуть одну руку ремнём.

— Ты что творишь?! — воскликнул я. Периш схватил меня за вторую руку и, несмотря на всё моё сопротивление, пристегнул к столу и её.

— Ты станешь брыкаться, и у меня наверняка соскользнёт рука, — объяснил Периш голосом, не терпящим возражений. — Лежи тихо. В конце концов, боль — это неотъемлемая часть жизни. Господин всегда так говорил.

Я извивался, пытаясь выскочить из пут, однако в этом не было никакого толка. Инстинкты требовали орать и сопротивляться, пока Периш меня не отпустит, но разум приказал расслабиться и позволить ему спокойно ввести чип. Как ни крути, но учёный был прав: я и впрямь начну брыкаться, и он в итоге поранит меня. В этом есть своя логика.

Я сделал глубокий вдох, призывая сердце утихомириться, но, почувствовав, как Периш расстёгивает мне рубашку, всё равно вздрогнул. Так же, как и у остальных, мой чип Гейгера находился в районе лопатки.

Приспустив рубашку с плеч, учёный провёл тёплыми пальцами вдоль ключицы, подбираясь к затылку. Он явно искал чип, но я, не будучи совсем наивным, понимал, что вместе с этим Периш пользуется возможностью и лапает меня. Найдя небольшую шишку под кожей, он надавил на неё пальцем. Затем улыбнулся и стянул с носа очки.

Без стекла его светло-голубые глаза казались поярче. Но вот видел ли он?

— А тебе они разве не понадобятся? — поинтересовался я нервно.

Периш беззаботно рассмеялся, а затем намазал кожу над чипом каким-то чёрным веществом с характерным больничным запахом.

— Глупышка, я ношу очки не для зрения. Мне просто нравится, что в них я больше похож на доктора, например, такого, как доктор Малькольм из Парка Юрского периода. Это обычные стекляшки, без рецепта.

Я чуть было не закатил глаза, удивлённый его глупостью, но не стал. Учёный живёт в одиночестве уже очень много времени. Это лишь очередной из огромного количества его заскоков.

Когда он поднёс скальпель к груди, я вздрогнул. Периш тут же убрал инструмент и растёр кожу, будто успокаивая его.

— Что самого болезненного ты испытывал в своей жизни? — спросил он едва ли не шёпотом. Я втянул носом воздух, ощутив первый надрез, и прикусил губу.

Лезвие отстранилось от кожи. Ещё одно быстрое растирание. Мне не пришлось раздумывать над ответом на его вопрос. Если бы речь шла о душевной боли, то я бы метался между днями, когда думал, что больше не увижу Ривера, смертью родителей и часами, проведёнными в коконе на фабрике. Но если говорить о физической боли? Таковая настигла меня совсем недавно.

— Когда меня избили легионеры, — прошептал я и затем, чтобы подкрепить свою предыдущую ложь, добавил: — И когда изнасиловали.

Следующий надрез. Я невольно ахнул: этот получился глубже. Холодная нержавеющая сталь медленно, но верно добиралась до цели. А потом палец его коснулся раны. Я поёжился. Ровно так же, как когда он заштопывал мне руки, Периш принялся слизывать кровь. Он несколько раз повторил свой манёвр, не обращая ни малейшего внимания на мои попытки отползти.

— Зачем ты так делаешь? 

Тот явно меня слышал, но отвечать не стал. Скальпель вновь вернулся к груди и нырнул в надрез, расширяя его. Взгляд голубых глаз был сосредоточен, а свободная рука растягивала края раны: Периш вырезал чип, как косточку из мяса. Двигался он, однако, чересчур уж медленно, словно наслаждаясь каждой секундой происходящего.

Я пытался не поддаваться истерике, но извечная тревожность мало-помалу завладевала рассудком. Все мои оправдания странному поведению Периша больше не работали. Он слишком… радовался тому, что мне больно. Совсем как в тот раз, когда он бил меня электрическим током... Я вскрикнул, когда скальпель вонзился особенно глубоко. Следом его пальцы снова дотронулись до раны.

«Хватит забывать, что у него не все дома».

Чёрт, ну почему я всё время запамятовал, что Периш — психически неуравновешен. Как бы там ни было, сейчас никакого смысла корить себя уже нет. Я в буквальном смысле связан по рукам и ногам, и мне придётся слушаться. Он тут главный, он всегда главный.

А потом он склонился над надрезом и начал лакать кровь прямо из раны. Язык его проник глубже, и мгновение спустя послышались сосущие звуки. Я снова постарался отодвинуться, но пристёгнутым далеко не убежишь. Через несколько секунд Периш отстранился и, повернувшись к металлическому столику на колёсиках, взял пинцет.

— Больно, между прочим, — буркнул я. На самом деле, у меня не хватало яиц, чтобы высказать ему, что я считаю подобное редкостным извращением.

— Боль — лишь в твоей голове. Не позволяй ей контролировать себя, — ободряюще произнёс Периш. — Подчини эту боль, сделай её приятной. Например, тебе ведь понравилось резать руки, да? Пусть она станет твоей отдушиной.

Так вот значит, как он справлялся с тем, что творили с ним король Силас и братья?

— А ты? — спросил я, надеясь, что смогу прорваться сквозь эту подозрительную манию и вернуть его к реальности. — Что самое болезненное испытывал ты?

Увидев, как глаза его ожесточились, я тут же пожалел о своём вопросе. Периш бесцеремонно воткнул пинцет в рану и принялся щёлкать им внутри, цепляясь за куски плоти и пытаясь ухватить чип.

Когда он тыкнул особенно сильно, я не сдержался от крика.

— Ты, блин, специально! — возмущённо выпалил я.

Периш бросил на меня взгляд, и тело моё похолодело.

— Больно? — он вонзил в рану скальпель. Я изо всех сил стиснул зубы. — Думаешь, это и есть боль? Боль — это неотъемлемая часть жизни, — взгляд его был свиреп, а в обычно ласковом голосе появились резкие нотки. — Думаешь, что быть избитым и изнасилованным одним человеком — это и есть боль? Ты не знаешь ни боли, ни страдания.

Я отчаянно выкручивал руки, пытаясь выскользнуть из ремней на липучках. Загнанное сердце стучало в висках. Периш, наконец, нащупал чип Гейгера и выдрал маленький цилиндрик из груди. Затем засунул палец в зияющую дыру и протолкнул вглубь, коснувшись кости. Я завопил, чувствуя, что вот-вот потеряю сознание. Из раны виднелась лишь костяшка, а весь остальной палец был погружен внутрь.

— Прошу, Периш… Я знаю боль, — заикаясь, промямлил я и зажмурился. Голова с грохотом упала на операционный стол.

 — Ты не знаешь боли, Киллиан,— гневно повторил Периш.

Ну и какого чёрта ему от меня надо?! Что бы я ни сказал, Периш лишь сильнее злился. Я впился зубами в нижнюю губу.

— Ты прав, Перри, не знаю, — пробормотал я. В груди вновь что-то зашевелилось: Периш ставил новый чип на место. Спустя секунду края раны проткнула кривая игла, и сквозь дыры поползла хирургическая нить. — И мне жаль, что ты знаешь. Ты не заслуживаешь такого обращения.

Мне казалось, что учёный обрадуется моим словам, но вместо этого он одарил меня озадаченным и потрясённым взглядом. Он резко потянул за нить, а затем вновь засадил крюк.

— Заслуживаю, заслуживаю, — бессвязно затараторил Периш. — Господин говорит, что заслуживаю. Я подвёл его. Я слишком глупый, я совсем не такой, как Скай. Лучше бы я умер.

Закончив накладывать швы, он завязал свободный конец и обвёл комнату потерянным взглядом. Руки его вновь потирались друг о друга.

— Периш? — позвал я учёного, когда бормотание превратилось в беззвучное шевеление губ. — Развяжи меня, пожалуйста. И мы вместе посмотрим кино. Подержимся за руки.

Тот с треском разорвал липучие части ремня. Но пока я возился со второй рукой, Периш зачем-то подхватил со столика металлический поднос и молча покинул комнату.

По дороге он шмыгнул носом, и сердце моё жалостливо сжалось. Слишком хорошо мне знаком этот звук. Периш потерял над собой контроль, и теперь его истерзанный мозг заставит хозяина заплатить за это. Что ж, хорошо, что я хотя бы больше не связан. И рану учёный заштопал очень аккуратно. Даже наклеил сверху беленький пластырь.

Встав со стола, я вдруг понял, что не знаю, куда себя деть. Я немного потоптался на месте, затем перешагнул через прозрачную упаковку от моего нового чипа и и пошёл следом за ним. Всхлипывание доносилось из спальни. Я собрался с духом и распахнул дверь.

— Периш!

Периш сидел на полу, положив руку на колено, и орудовал скальпелем. Из-под запястья торчал скомканный кусок марли, пропитанный кровью, которая безостановочно илась из длинного продольного пореза. Похоже, он уже успел несколько раз полоснуть лезвием.

— Что ты творишь?!

Я бухнулся на колени и постарался зажать рану свободным концом марли. Потом осторожно забрал у него скальпель.

— Я заслужил это, Киллиан, — глухо произнёс Периш. — Единственной целью моего существования было сделать Господина счастливым, но я не справился. Они все меня ненавидят, и я это заслужил.

Я отрицательно покачал головой. Как же мне его жаль. У Периша нет ничего в этой жизни, даже здравого рассудка. И в этом виновата его семья, а не он сам.

К счастью. порез оказался не слишком глубоким. Обойдёмся без швов. Я бережно вытер кровь, что, похоже, немного его успокоило.

— Мне не нравится, когда тебе больно, Перри. Ты не прав; ты этого не заслуживаешь.

На несколько минут в спальне повисла тишина, но потом Периш всё-таки заговорил убитым голосом давно сдавшегося человека.

— Ты спрашивал, что самое болезненное я испытывал? Я тебе расскажу.

Я поднял на него взгляд, но с ответом на всякий случай рисковать не стал.

— Силас и братья пускали меня по кругу на протяжении четырёх дней. А потом меня бросили в чёрную комнату без окон и оставили гнить. Я почувствовал, как что холодное и скользкое обвивает меня за бедро. Знаешь, что это было? Моя прямая кишка. Она выпала и свисала из меня. А знаешь, что случилось после?

Я застыл от ужаса, но всё же умудрился слегка покачать головой.

— Она загноилась, и лишь Дрейку и Элис было не плевать. Элис поклялась отомстить за меня Неро, а Дрейк меня обнимал. Но Господин узнал обо всём и наказал их обоих. Больше ко мне никто не приходил. А потом Господин сделал мне операцию, пока я был в сознании. Он положил почерневший, разлагающийся кусок плоти в ведро и промыл горячей водой. Только он и я. И он сказал… Что он сказал?

— Боль — это неотъемлемая часть жизни? — еле слышно ответил я.

— И неотъемлемая часть смерти, — кивнул тот. — Мы все должны быть хорошо знакомы с болью. Боль исцеляет. И болью эффективно наказывать.

Первым моим побуждением было сказать себе, что передо мной сидит сумасшедший, но затем я вспомнил, что когда Ривер пропал, я тоже резал себе руки. И это действительно успокаивало. Безумие Периша не было безусловным. Из его рта вылетало столько разных слов, которые поначалу казались бредом, но стоит лишь поразмышлять над этими фразами, и они почти обретали смысл.

— А почему тебе нравится, когда больно мне? — осмелился спросить я, даже не представляя, какой реакции стоит ожидать.

Вопрос этот застал его врасплох: судя по всему, Периш сам не осознавал, что получает удовольствие от моих страданий. Но ведь это же так очевидно…

— Мне не нравится… — нарочито медленно протянул Периш. Он не верил в то, что говорит, и я, естественно, тоже. — Я никогда не сделаю тебе больно, по-настоящему больно, — он коснулся пластыря на моей груди. — А это была не боль. Это чтобы ты был здоров.

— Знаю, Периш, — я потёр его руку, пытаясь утешить. — Ты бы никогда не причинил мне вреда.

Он накрыл мою руку своей и на мгновение замер.

— Пойдём со мной… Поиграем в настольную игру, ладно?

Поднявшись, Периш вышел из комнаты. Кусок марли, прилипший к его запястью, тянулся следом по полу.