Глава 9. Ривер

Ривер

— Ри-и-и-вер-р-р такой… такой болв-а-а-н!

Рено бренчал на гитаре, которую я попросил его понести, и подпевал сам себе невпопад. Он ни черта не умел играть, но смысл был совсем не в этом.

— У него в жизни не хватит яиц, чтобы подкатить к блондинчику! Поэтому он покупает ему всякое барахло и следит за ним, как извращуга! И за это не просит никаких наград, не понимаю, почему он просто не схватит его за…

В голову ему прилетела увесистая оплеуха. Рено пошатнулся и разразился громким хохотом. В ответ я испепелил его взглядом.

— Мы уже почти у ворот, блин. Заткнись, или я вырву тебе голосовые связки, — рявкнул я, исподтишка выискивая Киллиана. Я предпочитал незаметно следить за Киллианом и старался лишний не попадаться ему на глаза, но Рено на такое не подписывался. Он скорее ринется грудью на амбразуры и попытается увести пацана, просто чтобы заставить меня наконец-то заговорить с ним.

Естественно, Рено продолжал гоготать как сумасшедший. Паразит явно чересчур гордился собой.

— Это же так тупо. Ты обменял офигенную добычу, добычу, что сам же с риском для жизни нарыл в Пустоши, на какую-то хрень, которую подаришь мелкому? Одна эта трынькалка стоила двадцать пять баксов! Плюс пушка ещё десятку!

Я не ответил. Мне нравилось проводить время со своим лучшим другом, но в строго дозированных количествах: боюсь, все те наркотики, что он употребил за эти годы, окончательно превратили его мозг в кашу. Рено жил к юго-западу от Араса, в небольшой хижине, спрятанной меж крутых и обрывистых скал с видом на узкое плато, опоясывающее квартал. Работал караульным в Пустоши, как и его отец до этого. Семья Невада проживала здесь почти столько же, сколько семья Меррик.

Я знал этого тугодума с тех самых пор, как оказался в Арасе в возрасте двух лет. И по-прежнему лелею в душе воспоминания о том, как раздавал ему приказы направо и налево, заставляя воровать мне всякие штуки и бить других детей. В подростковом возрасте мы сблизились — и с того времени стали не разлей вода. Рено — неплохой парень, и я ему полностью ему доверяю, несмотря на то, что он — круглый дурак, и, к несчастью, ещё и озабоченный. Но не то чтобы я волновался за свою жизнь, скорее, за его. Я переломал больше, чем парочку пальцев, когда те начинали лезть, куда не надо.

Мы проводили караван где-то за полмили от Араса. Перед самым уходом я услышал, как один из купцов сожалел, что Киллиан не успел купить у них гитару — ту самую, что сейчас нёс Рено. Мне пришлось занять у него денег, но оно того стоило. Пацан любил тренькать на всяком, и мне тоже начинало нравиться. Ему, похоже, доставлял истинное наслаждение весь этот шум, а я — не знаю, — лишь бы он был доволен. Думаю, подложу её сегодня ему в спальню или ещё куда-нибудь. Возможно, просто отдам Доку… пока не решил.

Ещё я прикупил для него револьвер. «Магнум». У меня даже оставались патроны к нему, собранные ранее в Пустоши, поэтому их покупать не пришлось. И я очень гордился собой за то, что наконец-то собрался с духом и сделал всё это, хотя пока ещё не сообразил, как теперь передать ему подарки.

На улице уже наступила ночь. Я задержался у Рено дольше, чем планировал, и теперь мы только-только возвращались назад в Арас. Нужно будет рассчитаться с Рено, а потом проверить, чем занимался весь день Киллиан. Пожалуй, накачаю чем-нибудь Рено, а потом брошу его дома. Тот вечно дрыхнет как убитый и не станет бежать за мной, словно щеночек, когда я пойду к Киллиану. Последнее, что мне сейчас нужно — это раскатистый хохот и бесконечные поддразнивания, узнай тот вдруг, что я повадился сидеть на дереве и наблюдать, как Киллиан спит.

Шаги наши изменили тон, коснувшись брусчатки. Сияние огней Араса пробивалось сквозь трещины в бетонных стенах, а диконы мерно дышали и копошились в своём загоне. Они знали, что это я: ни одна из этих адских тварей в жизни не брехала и даже не рычала на меня. Сообразительные скотины.

Мы обогнули ограду и приблизились к северным воротам. Я начинал слышать писк приборов ночного видения.

— Ох, слава те, Господи! А то я уже распереживался! Так не хотелось выпускать этого мелкого засранца! — раздался голос Мэтта со стены. Ворота стояли распахнутыми настежь, что уже настораживало.

— Кого? — бросил я, нахмуриваясь. Он говорил точно не про меня, а куда там ходил и возвращался Рено, его вообще не должно волновать. Тот ведь даже не жил в Арасе.

Мэтт замер, как по команде. Затем выключил очки и поднял их на макушку. Хватило одного лишь взгляда на его рожу, чтобы к моему сердцу подкралось беспокойство.

— А Киллиан… Он разве не с тобой? — протянул Мэтт еле слышно.

Жар отхлынул от моего лица, а внутри всё похолодело.

— В смысле? — выдавил я.

Мэтт продолжал тупо пялиться на меня. В глазах его явственно читался ужас. А я по-прежнему не мог пошевелить даже пальцем.

— Может быть, он вернулся через другие ворота, — быстро проговорил он, поднося ко рту радию и тараторя что-то в микрофон. Предчувствие неминуемой беды водоворотами собиралось в моей груди. С каждым ударом сердца всё больше и больше тревожности впрыскивалось в кровь.

— Киллиан в Пустоши? Какого хрена Киллиан в Пустоши? — тон мой невольно повысился на несколько октав, и я резко обернулся, надеясь увидеть подсвеченный голубоватым силуэт, бредущий к воротам.

— Он хотел выйти. Сказал, что у него есть пушка, сказал, что вернётся до темноты, — выпалил Мэтт. Кто-то ответил ему по рации, но я уже ничего не слышал.

— У Киллиана нет никакой пушки во всём его грёбанном доме! — внезапно взорвался я. Твою мать, этот мальчишка такой тупой... Ну почему он такой тупой?

— Сади только что заступила на смену после Джесс. Она ищет её, чтобы расспросить. Может быть, Киллиан вернулся с юга, — натуженно произнёс Мэтт.

Я вновь оглянулся — на большее моё тело было по-прежнему не способно. Не знаю, бежать ли в Пустошь или к дому Киллиана, проверяя, не вернулся ли он.

Я повернулся к Рено.

— Найди Грейсона и возьми с собой рацию. А я пока сгоняю его к дому. Свяжись со мной, когда что-нибудь узнаешь.

Нащупав свой собственный портативный приёмник, я рванул в сторону коттеджа. Честно говоря, мне не хотелось терять драгоценные минуты; ноги сами пытались унести меня в Пустошь, чтобы начать поиски по горячим следам, но гораздо разумнее будет сначала убедиться, что Киллиан и впрямь не вернулся. За стенами радия очень скоро перестанет ловить, и тогда я лишусь единственной возможности выяснить, дома ли он. А это нужно знать на сто процентов, потому что если Киллиан и в самом деле в Серой Пустоши, то я в любом случае без него не вернусь.

Я до предела выкрутил громкость рации, чтобы её, если что, не заглушил звук обуви, бухающей по жестяным крышам машин — сейчас у меня не было времени лавировать меж старых развалюх. Адреналин кипел в крови, обдавая меня волнами ледяной энергии, такой мощной, что казалось, будто я не прыгаю, а парю в воздухе.

В голове метались мысли, сердце колотилось как бешеное. Он должен быть дома, он просто должен. Он дома, лакомится едой, что купил вчера, или читает в кровати. Он дома, в тепле и безопасности. Чёрт, ну зачем я пошёл в патруль с этим придурком? Почему я вообще выпустил Киллиана из виду? Он ведь такой доверчивый идиот. Как его, блин, родители в принципе умудрялись следить, чтобы он не погиб?

Летя к тупиковому переулку Киллиана, я торжественно принёс себе столько клятв. Поклялся, что начну смотреть ему в глаза, что собственноручно вручу гитару, что даже заговорю с ним. Поклялся, что первые мои слова к нему — ни за что не покидай наш долбанный городишко без меня.

Первобытный ужас неожиданно вылился на меня откуда-то сверху. Я только что свернул за угол к его тупику. За окнами клубилась темнота.

Всё ещё отказываясь терять надежду, я взбежал на крыльцо и дёрнул за ручку.

Он просто спит… Устал и прилёг пораньше.

— Эй? — позвал я, не узнавая собственный голос. Он был полон страха.

Ничего.

Я крикнул ещё раз, внезапно задыхаясь в этой тёмной тишине, как в бетонной гробнице. Киллиан не в Арасе.

— Ривер? — раздался шёпот Рено из рации. Дрожащими руками я вынул её из футляра и нажал на кнопку разговора.

— Да? — ответил я хрипло. Вот бы он промолчал; я не смогу услышать наяву то, что уже и так понял в своей голове.

— Малыш… Он не возвращался, — произнёс Рено печально. Я машинально прицепил рацию на пояс и, не тратя времени на лишние размышления, бездумно выскочил из дома, мчась к северным воротам.

Рено попытался остановить меня, когда мой силуэт тенью промелькнул мимо. Он разговаривал с Мэттом и Джесс, опёршись спиной о металлические ворота. Мне не требовалось никаких объяснений или просто слов ни от него, ни от них. В голове билась лишь одна мысль: Киллиан где-то там, в полном одиночестве. Мне нечего им больше сказать.

Но мой друг, однако, всегда был упрям. Уже через несколько мгновений я услышал его шаги, стучавшие совсем рядом.

— Миллер говорит, он спрашивал, где караван. По-моему, он пытался нагнать их, чтобы купить гитару, — выдохнул Рено, не отставая от меня ни на секунду. Я тут же принялся вертеть шеей по сторонам, выискивая следы тележек.

— Грейсон просил, чтобы ты подождал. Он собирает поисковый отряд, — добавил он. Я, наконец, увидел следы каравана и перевёл взгляд на отвесные скалы, теснившиеся вдоль растрескавшейся дороги. Никогда в жизни мне не хотелось так сильно увидеть треклятое лицо Киллиана.

— Когда он ушёл? — спросил я.

— Больше трёх часов, — мрачно ответил Рено.

В груди всё сжалось. Настолько, что органы как будто бы сместились в один большой ком. Я услышал пищащий звук — Рено надевал прибор ночного видения. Совсем забыл, что для него всё вокруг представлялось сплошным чёрным пятном: удивительно, как тот вообще не споткнулся. Старое дорожное покрытие давно разваливалось на куски, да плюс к тому, то тут, то там виднелся строительный и прочий мусор. Здесь легко споткнуться даже при дневном свете на обычной прогулке.

— Менкин — хороший мужик. Когда стемнело, он наверняка уговорил его остаться на ночь, — попытался взбодрить меня Рено.

Внимательно ощупывая глазами каждый видимый уголок этих пустынных, утонувших в тьме вечно серых земель, я и сам старался не сдаваться. Потому что, если он не укрылся — и обязательно в каком-нибудь надёжном месте — Киллиан не протянет и до полуночи. По соседству с Арасом рыскали не только лишь легионеры. Всего в нескольких миль от нас в каньонах располагались гнездовья рейверов, а меж скал и крупных валунов всегда обретались карракэты и радволки. Конечно, у Киллиана был при себе нож, но им мало что можно сделать против кого-то, крупнее таракана.

— Караваны останавливаются на ночёвку? — спросил я.

Мы уже больше получаса бежали по следу. Я не замедлялся ни на секунду, но Рено, судя по всему, требовался перерыв, поскольку тот явно устал. Однако это уже не моя забота. Я не могу нянчиться с ним сейчас. На самом деле, не то чтобы Рено был мне здесь нужен, но раз уж он увязался следом, то и гнать его нет смысла. Две пары глаз всегда лучше одной, а он отлично видел в своих ночных очках.

— Ненадолго. Только чтобы бозены отдохнули, — прошелестел Рено, едва переводя дух. По лицу его градом катился пот. Спустя несколько минут в наших рациях неожиданно гаркнул Грейсон.

— Пустынный Ястреб, Пустынный Ястреб! — завопил он, используя позывной Рено. Я досадливо выругался, успев позабыть, что выкрутил громкость на полную. Убавив звук, жестом приказал Рено сделать то же самое.

— Да, — отозвался я, притормаживая. Рено незамедлительно прислонился к старому электрическому столбу. Грудь его ходила ходуном от натужных вздохов.

— Я уже направляюсь в вашу сторону. Лео собрал поисковый отряд. Караван шёл к съезду с одиннадцатой магистрали, но, по идее, они должны были пересечь Тайфос к юго-западу от него. Тот съезд упал ещё прошлой весной. Рено знает, где это.

Я поднял взгляд на Рено, и тот кивнул. Тогда я поднёс микрофон ко рту.

— Мы идём по следу.

Честно говоря, я надеялся, что прозвучу более сильно и внушительно, но голос мой почему-то вышел слабым и безжизненным.

— Поисковый отряд в нескольких милях от вас. Продолжайте движение вперёд и разведайте обстановку. Они прочёсывают скалы на случай, если он где-нибудь спрятался. А вы идите по следам, и, Ривер, чтоб тебя, не попадитесь солдатам.

Я кивнул, несмотря на то, что Грейсон не мог меня видеть.

— Принято, — отчеканил я и прицепил рацию обратно на пояс.

Я на секунду замер, выискивая своим острым слухом любой, из ряда вон выходящий звук, но вокруг стояла тишина, если, конечно, не считать нашего дыхания и сердцебиения. Повсюду стояли проржавевшие до кости скелеты старых грузовиков и легковых автомобилей, обратившиеся в былые тени самих себя под воздействием стихий. Они толпились подобно зловещим статуям, напоминавшим о неотвратимом роке, сгнивая в труху прямо там, где их когда-то и оставили. Водители бросили свои автомобили посреди оживлённой автомагистрали, надеясь спастись хотя бы бегством от бомб, которые сжигали само небо над их головами. Или, может быть, от массового уничтожения гражданского населения, объявленного по всей Земле — как раз за пару месяцев до того, как Силас устроил взрыв сестической радиации и одним махом покончил и с войной, и с миром.

Я заглянул внутрь одной из машин и заметил горку запыливших костей на переднем сиденье. Мне не привыкать лицезреть человеческие останки, но сегодня я почему-то увидел их в ином свете.

Я вновь пустился бежать. Рено не отставал ни на шаг.

— Ривер? — позвал он меня ещё спустя полчаса, не отрывая взгляда от дорожного покрытия. Потом поднял голову и всмотрелся вдаль. — Грейсон сказал, что караван шёл к съезду с одиннадцатой, но по-моему, они не сообразили, что он обрушился. Скорее всего, они добрались дотуда, поняли, что переправы больше нет, и решили заночевать на месте.

Дыхание его сбивалось, но в голосе теплилась надежда. Я поднял глаза на гигантскую дорожную рампу в отдалении. Отколовшиеся куски утёсов с правой стороны трассы уже начали собираться в непроходимые каменные джунгли. За ними шумел Тайфос.

Едва заприметив более-менее широкий выступ, я тут же вскарабкался по скале до самого верха. Рено продолжил трусить вперёд, не упуская из виду след каравана. Со своего возвышения я всмотрелся в кусок разрушенного съезда, перекинутого поперёк реки. Под ним змеилась дорога поменьше, почти полностью смытая серой водой, лизавшей остатки асфальта. И вновь бесконечные кучи строительного мусора, автомобилей, стоявших бампер к бамперу, и огромные бетонные плиты. За всем этим барахлом мне ничего не удалось разглядеть толком.

— Ривер… — тихо позвал меня Рено.

Я оглянулся туда, где он стоял — в нескольких метрах выше по течению — спрыгнул со скалы и скорым шагом приблизился к нему. И застыл, поняв, что тот присел над чем-то на корточки.

Рено стащил прибор ночного видения на макушку. Лицо, скрывавшееся под ним, оказалось мертвенно-бледным. Мой лучший друг, обернувшись через плечо, медленно протянул вторую руку и поднёс её к моему носу.

Пальцы были измазаны в крови.

Я без слов сделал пару шагов вперёд и остановился около мелких красных лужиц, подсыхавших у гигантского куска скалы. Глаз мой сам собой уловил ещё кое-какую деталь. Склонившись, я подобрал ворох одежды.

Желудок завязался в тугой узел, стоило носу учуять знакомый запах мыла.

Я машинально упёрся взглядом туда, где подобрал штаны Киллиана. Неподалёку валялось его нижнее белье. С капельками крови. А ещё через пару футов… его нож.

***

Я держал его в руках, и он был такой тёплый по сравнению с моей кожей. Вдохнув, я полной грудью втянул запах золотисто-белокурых волос. Затем поднёс руку к его подбородку и поцеловал в розовые губы.

Он, не отрываясь, всматривался в меня своими глазами: такими синими… такого насыщенного синего цвета… которого больше не отыщешь в этом мире. Синими, как тропический океан на тех плакатах, висящих в его спальне, синими, как небеса до Фоллокоста… бездонными, невинными, живыми.

Он улыбнулся, и сердце моё дрогнуло. Я отбросил жёсткую скорлупу, в которой неизменно скрывался, и обнажил для него свою душу. Все стены, возводимые мной, в одночасье пали.

Стоит лишь раз этим синим глазам заглянуть в мои, как он сразу же увидит всё сквозь мой ледяной образ. Именно поэтому я всегда избегал их.

Я почувствовал, как губы его касаются уголка моего рта, и расплылся в улыбке, ощущая эту мягкость и теплоту. Я вдыхал его, пускал его внутрь себя. Вокруг нас свет, вокруг нас тепло. В моих руках он в безопасности. Счастливый, тёплый, живой… любимый.

***

А следом вернулась холодная тьма.

Я не моргая сверлил глазами джинсы. Потом поднял их к носу и втянул его запах. Руки сами собой затряслись от слишком сильной хватки, и, рухнув на колени, я издал мучительный вопль.

Грудь беспорядочно опадала и вздувалась. Плечи содрогались от всхлипываний. Внутри всё горело огнём. Я ничком повалился вперёд и так и остался на земле. Во мне не осталось ничего, чтобы плакать; слёз попросту не было. Чуть позади нервные круги нарезал Рено. Он не знал, что делать. Не знал и я.

Я — всё. Я достиг своего предела. Ни за что на свете не пережить мне последствия того, что я позволил Киллиану умереть. Даже сейчас, уставившись на его нижнее белье с капельками крови, я всё равно не до конца осознавал, что это для меня значит. Он был моим подопечным, он был моим…  Он был моим.

Я прикрыл веки и покрепче прижал к себе джинсы. Сознание услужливо перенесло меня на несколько ночей назад, когда я стоял над его кроватью. А я ведь мог коснуться его, мог обнять. Я мог бы сделать всё по-другому.

— Ривер… Это следы Легиона, — нашёл меня шёпот Рено в моём бесцветном вакууме.

Слова эти вернули меня к реальности. Я резко распахнул глаза и спокойно, как робот, поднялся на ноги. Обернувшись, увидел, что Рено надел прибор ночного видения обратно и теперь пристально вглядывается в каменистую землю Пустоши.

Я тоже опустил голову. Раньше я их не замечал. И их было так много… Следов армейских сапог легионеров. Все до единого принадлежали солдатам… Кроме…

Я отошёл на пару шагов назад, чтобы окинуть всю сцену разом.

Следы Киллиана смазались: он сопротивлялся, причём отчаянно. Через несколько футов отпечатки кроссовок и вовсе сменились неровными полосками, будто что-то волокли, и, в конце концов, оборвались в ухабе, припорошенном растревоженной пылью и до краев заполненном поблёскивающей кровью.

Джинсы выскользнули из моих ослабевших пальцев. В голову полезли различные картины — ужасающие картины.

Не нужно быть гением, чтобы понять, что перед смертью его изнасиловали. И, судя по пятнам на окровавленной одежде, жестоко. Судя по числу легионеров — много раз. Он умер в мучительной агонии и страхе, непостижимом человеческим рассудком. Он умер, спрашивая себя, где же я, почему я не пошёл за ним, почему я не защитил его. В этом я был уверен.

И в этот же самый момент Ривер умер вместе с ним. Все те чувства стремительно вяли, все те эмоции, что делали меня человеком, отмирали. От прошлого меня оставалась лишь оболочка, не более чем разумная машина. У неё в жизни появилась только одна цель: отыскать легионеров и причинить им как можно больше боли перед смертью.

Я убью их. Я убью легионеров, что обидели Киллиана, а затем найду их базу и уничтожу всех, до кого дотянется рука. О, сколько же тварей заберу я с собой.

Я молча направился к куску съезда. Рено последовал за мной. Оттуда, возможно, удастся хорошо разглядеть местность, а если повезёт — увидеть их костры.

— Ривер? — услышал я голос Рено из-за спины. У него хватало ума соблюдать дистанцию.

Я не ответил, продолжая без малейших усилий лавировать меж автомобилей и строительного мусора. Затем принялся спускаться по дороге, ведущей под рампу. Опять кровь, и меня опять затошнило.

Теперь я ещё внимательнее провожал глазами любые неясные силуэты. Мне не хотелось в этом признаваться, но я искал части тела. Его тела. После они обязательно разделали Киллиана… легионеры обожают мясо молодых арийцев.

Поперёк дороги взгромоздился здоровый пикап, почти перегородивший проход. К нему прильнула гигантская бетонная плита — часть обвалившегося съезда. Я вскочил на колесо грузовика, затем, не теряя равновесия, переступил на узкий край кузова. Потом прыгнул на кусок цемента.

***

Увидев его гитару, прислонённую к лобовому стеклу очередной развалюхи, я не почувствовал ничего. Во мне больше не клубились эмоции. Мозг, разраставшийся жаждой кровью, как раковой опухолью, поглощал по пути любые проявления человечности, коим удалось пережить шок первого потрясения.

Спрыгнув на асфальт, я приблизился к гитаре. Меня окружили размазанные пятна крови и перепачканные куски одежды. Рено сдавленно ахнул. Подобрав гитару Киллиана, я понял почему. Возле неё мирно покоилась голова белобрысого купца и, лишившись опоры, черепушка покатилась вбок. Она с дребезжанием врезалась в наполовину приподнятый дворник, уставившись пустыми глазами в серое небо. Голова эта была одним махом отсечена мачете легионера — другого попросту быть не могло.

Зажав гитару в одной руке, я осмотрелся. За капотом пикапа лежали ещё пять голов, но ни одна из них не источала аромат мягких белокурых прядей Киллиана.

— Всё купцы мертвы, — голос мой звучал глухо, словно из полого остова. — Легионеры напали и убили их всех.

— И ограбили, — прошептал стоявший позади Рено. — Твою мать.

Я обернулся и, не выпуская гитары, вернулся обратно на пикап.

Они разделали купцов здесь, но Киллиана они изнасиловали там, где дорога начинает выравниваться. Они специально подстерегли его в одиночестве; может быть, даже перебили купцов, чтобы те просто не путались под ногами.

Тело по-прежнему обвивали ледяные щупальца. Я вернулся к началу спуска и увидел свет фонаря, идущий с восточной стороны.

— Ривер? — прогремел бас Грейсона, рассекая плотный ночной воздух. Мне казалось, он придёт с поисковым отрядом, но, похоже, рядом больше никого не было.

— Мы здесь, Грейсон, — отозвался Рено.

В тоне его слышалось явное облегчение: он понятия не имел, что со мной делать. В нашей дружбе я всегда был лидером, всегда был сильным. Никогда не колебался, ни разу не дрогнул. Для Рено это стало открытием, впрочем, как и для меня самого. Но я плевать на это хотел.

Я неподвижно застыл посреди дороги с гитарой в руке. Грейсон, со всех ног торопившийся к нам, притормозил, едва заприметив её очертания. И уставился на меня. Интересно, что он увидел… Безумие? Отчаяние? Или не увидел ничего.

— Чёрт… Ривер, — прошептал Грейсон и опустил фонарь, вглядываясь в моё лицо. — Мне очень… Очень жаль.

— Это легионеры. Они убили купцов, — неслышно произнёс Рено за моей спиной.

— А… Киллиан? — ему как будто с трудом удалось выговорить это имя.

— Они его изнасиловали, а потом убили, — равнодушно ответил я. В тоне до сих пор не проскакивало даже намёка на эмоции. Грейсон отвернулся от меня, обхватив рукой затылок. Полилась отборнейшая брань.

— Ищите тело, — приказал безжизненный голос, шедший из моего рта.

Я направился обратно к съезду, предварительно перекинув ремень гитары через плечо, а затем передвинув её за спину, рядом со своей М16. Перемахнув через ощетинившуюся металлическими прутьями балку, я оказался на самой рампе и продолжил путь.

Позади меня разговаривал по рации Грейсон — отзывал поисковый отряд. Он изо всех сил старался говорить как можно тише, но мне было всё равно. Не придётся смотреть в глаза целому кварталу, знающему, что из-за меня погиб Киллиан. Скоро я и сам погибну и, надеюсь, заберу с собой сотни жизней.

Покрепче вцепившись в кожаный гитарный ремень, я ровной походкой шагал вперёд.

***

Я поставил ступню на связанные вместе металлические пруты и как следует надавил. Надёжно. Не имею ни малейшего представления, каким образом легионеры заставили бозена пройти по подобной конструкции над рекой, но нечёткие следы копыт продолжались на том берегу — им как-то удалось временно залатать раскрошившийся кусок съезда.

Пустой, омертвевший разум принялся хладнокровно высчитывать предполагаемый исход событий. Караван был поделён на три отдельных обоза и, если они не утопили какой-нибудь в Тайфосе, то их три и осталось. А с тремя обозами далеко не уедешь. Если побегу, догоню их за час или около того.

— Ого, они и впрямь улепётывали отсюда, как стая чумных псов, — сказал Грейсон.

Я устремил взгляд на длинную, встающую на дыбу магистраль, которая растянулась передо мной, словно прямой путь в ад. Над головой висела луна, зловещим светом озаряя всё вокруг. Автомобили давно распихали по сторонам, чтобы освободить место для проходивших караванов, и они покорно провожали меня разбитыми фарами, словно лишёнными смысла глазами. В темноте и в глубинах моего безумия казалось, будто машины нарочно жались к обочинам, пытаясь отодвинуться от меня как можно дальше.

Грейсону я не ответил, продвигаясь вдоль бесхозной трассы. Он шёл за мной, но шагов Рено больше не было слышно. Наверное, Грейсон отправил того в Арас.

— Иди домой к Лео, — тихо произнёс я мёртвым голосом, неожиданным для самого себя.

— Я помогу тебе их убить, — предложил тот. Я услышал знакомый писк включаемого прибора ночного видения.

— Я не вернусь.

Грейсон резко остановился за моей спиной. Я не затормозил ни на секунду, продолжая заглядывать внутрь каждой машины. Легионеры могли припрятать там часть тела Киллиана.

— Я… — он немного помолчал. — Я помогу тебе убить их, а потом заберу тебя и Киллиана домой. Не хочу… не хочу, чтобы ваши тела съели.

Я удивился. Думал, что Грейсон попытается меня остановить, ведь для него я являюсь не только лишь солдатом, но и членом семьи. Но в глубине своей стылой, опустевшей души я этому порадовался: нет никакого смысла спорить. Ему всё равно не убедить меня вернуться домой.

Я не могу… Не могу…

Я не смогу вернуться домой ни с чем. Не смогу выдержать их взгляды. Глаза, полные жалости, полные грёбанной жалости, печали, самодовольства, возможно. Радующиеся тому, как их знаменитого часового втоптали в грязь. Радующиеся тому, как его уничтожили. К чёрту их всех.

— Ладно, — коротко ответил я, вновь обвивая руками гитарный ремень.

Магистраль начинала плавно ниспадать вниз, и вскоре передо мной раскинулось подобие пустынной долины. Через несколько миль широкая трасса разделялась на дороги поменьше, ведущие к заброшенным зданиям различного назначения. На дальнем северо-западе находилось больше руин, чем вокруг Араса. Скорее всего, где-то здесь стоял Тинтаун, но я там никогда не был.

Внезапно глаз мой уловил какое-то движение. Довольно далеко, на ещё одном упавшем куске съезда, подрагивал еле заметный огонёк, голубоватый в моём ночном зрении. Я прищурился, чуя внутри первое настоящее шевеление первобытных инстинктов. Вот он, мой след.

— Думаю, это они, — сказал Грейсон за моей спиной. — Ни один пустынник не станет разводить огонь на открытой местности.

— Мы должны добраться туда к часу ночи, — согласился я, ускоряя шаг. — Обычно у них всего один часовой после полуночи. Его я сниму, но остальных оставим в живых. Всех.

Грейсон издал протяжный стон. Даже со своего места я ощущал исходящие от него боязнь и тревогу. Лучше бы он, конечно, отправлялся домой, но, с другой стороны, так он хотя бы всем расскажет, каким жутким и тошнотворным карам подверг я легионеров перед самой смертью. Ворон падёт в ослепительных лучах славы.

Пальцы сами собой потянулись к армейскому ножу, пристёгнутому к поясу. Как же удачно, что я заточил его вчера. Можно будет попытаться проделать ту штуку с сердцем, о которой я так давно мечтал. Хочу, чтобы жертва оставалась в сознании, когда я буду вырезать его из груди.

Возможно, я даже изнасилую их, как они изнасиловали Киллиана.

Я моментально зажмурился. Нет, этого я сделать точно не смогу. У меня никогда в жизни не встанет на них. Что ж, тогда придётся остановиться на изнасиловании ножом.

Да… Обязательно остановимся на этом.

Лицо Киллиана на мгновение промелькнуло перед моими закрытыми глазами, и я изо всех сил вцепился в рукоятку. Оно было таким реальным, таким живым, более настоящим, чем когда-либо всплывало в моей памяти. На долю секунду он одарил меня своей улыбкой, а зачем черты его перекосились, искажаясь болью и предсмертным ужасом.

Мне уже доводилось видеть это лицо раньше — когда Киллиана мучали ночные кошмары. Но сейчас было гораздо хуже: эта боль существовала в реальности, а не в его голове. Они насиловали его, беспощадно насиловали. Держали. Орали, смеялись, издевались, подначивали друг друга.

Последнее, что он услышал. Последнее, что он увидел…

— Ривер, убери руку от ножа, — успокаивающе прошептал Грейсон.

Я не моргая смотрел вперёд, и на моём лице напрочь отсутствовало какое-либо выражение. Грейсон не сводил с меня глаз, и только ради него я послушался. Не обменявшись больше ни единым словом, мы продолжали путь к поблёскивающему костру.

***

Время больше не имело значения. Я на автомате двигался вперёд, чувствуя прохладный ночной бриз на лице и полностью переселившись в пространство своих мыслей.

И это ещё глубже топило меня в выгребной яме, в которую превратился мой разум. Я медленно проматывал в голове наши последние дни вместе и старался увековечить каждое его движение, с лютой горячностью вцепляясь в эти мимолётные воспоминания.

Последний раз я видел в кровати. Вчера я спал у него под окном. И не испытывал никакого неудобства, словно место моё всегда было на этом скрюченном чёрном дереве.

А каковы были его последние слова, что я слышал? Может быть, прощание с Грейсоном? Не помню. Почему я такой невнимательный? Почему я выпустил его из вида, чтобы пойти и обдолбаться с Рено?

Мне необходимо его найти, мне необходимо его увидеть. Или то, что от него осталось. Последний раз. Хочу наконец-то дотронуться до его кожи, пусть ледяной и мёртвой. Хочу, чтобы он был рядом. Хочу быть с ним. Я давно задолжал ему прикосновение, я давно задолжал ему взгляд в глаза.

Я невольно поджал губы, оглушённый всепоглощающей волной отчаяния, свободно омывающей меня. Попытался вернуть свой рассудок в тот режим робота, в котором оказался до этого. Мне за всю жизнь не приходилось чувствовать столько сожаления. Так много всего я бы мог сделать по-другому — хоть список составляй, и то бумаги не хватит. Я — трус и идиот, и вот к чему меня это в итоге привело.

Мысли бесконечно мучали меня и отпускать не собирались как будто бы никогда. А раз уж всё кончено, то я могу наконец-то перестать увиливать и спросить себя кое о чём, о чём давно должен был спросить. Мне терять нечего.

Что со мной происходит? Почему Киллиан? Почему, когда я рядом с ним, меня обуревают все эти чувства? Это эмпатия? Желание поддержать? Плевать я хотел на всё это, когда дело касалось других. Это — моя фишка, это — сам я. Лео и Грейсон чуть не поседели раньше времени, бессильно наблюдая, как я расту совершенно безэмоциональным социопатом и попросту мудаком.

Почему во мне появилась бесконтрольная одержимость парнем, с которым я за всё время и парой слов не перекинулся? Почему с тех пор, как заметил его, внутри я стал чувствовать себя совершенно иначе? Почему у меня в голове всё вдруг поменялось? Почему я стал чувствовать себя… счастливым…

— Грейсон? — позвал я его хриплым и трескучим голосом.

Тот несколько удивлённо перевёл на меня глаза.

— Да, сынок?

— Что со мной случилось? — спросил я, не оборачиваясь и по-прежнему смотря прямо перед собой. Более пространные объяснения не требовались.

— Ты влюбился, Ривер.

Я притормозил, не отрывая, однако, взгляда от мельтешившего впереди огонька.

Я влюбился. Как это вообще возможно? Я ничего не… любил. Я даже себя не слишком сильно любил. Мне всегда казалось, что любовь — это просто ещё одна эмоция, типа сопереживания, эмоция, которую я никогда не мог постичь, сколько бы раз мне её не объясняли. За всю жизнь мне никогда не хотелось заботиться о ком-либо, делать так, чтобы ему было хорошо.

— Мы… — Грейсон издал слабый смешок, затем шмыгнул носом. — Ох, парень, мы едва со смеху не померли, наблюдая, как ты в него влюбляешься. Ты такой дурак, ты знаешь? В упор не видел того, что было прямо перед тобой. Мы всё ждали, пока ты, наконец, сообразишь и начнёшь действовать. Это же было так очевидно.

Он вновь шмыгнул носом, а затем повторно издал смешок, но этот вышел уже сдавленным из-за катившихся по щекам слёз.

— Мне жаль, что для того, чтобы ты всё понял, пришлось случиться этому.

Слова эти кинжалом вонзились мне в сердце. Грейсон прав. Всё ведь и впрямь было очевидно. А Киллиану и впрямь пришлось умереть, чтобы я, наконец, это понял.

Получается, мозг не хотел допускать даже малейшей возможности, что я могу влюбиться? Или он убедил сам себя, что просто не способен на такие чувства?

Я практически ощутил, как невидимая стена, сооруженная в моей голове, рушится. На меня внезапно нахлынул целый поток разнообразных эмоций, и плечи затряслись, будто от физического воздействия. Я такой дурак, он всё время был прямо передо мной. Неудивительно, что Грейсон и Лео исподтишка катались со смеху.

Не успел я опомниться, как рухнул на четвереньки, рефлекторно выставив перед собой руки. Грейсон стоял уже совсем рядом. Я упёрся взглядом в землю, еле переводя дух.

Почему всё обернулось именно так? Почему я понял, что люблю его, только сейчас?

В груди нестерпимо ныло, всё нарастая и нарастая. В глотке застрял колючий ком. Не знаю, заплачу ли я сейчас, закричу или начну стрелять. Знаю лишь, что внутри что-то растёт, и каждый вдох лишь питает его новыми силами.

— Мне жаль, сынок, — прошептал Грейсон. — Мне очень-очень… жаль.

Тут вдруг я услышал визг тормозящего грузовика. Мозг мгновенно подключился к реальности, и я поднял взгляд на северную дорогу. В нескольких милях от нас виднелись еле заметные очертания пикапа, медленно ползущего вверх по крутому подъёму.

— Они едут на север, — сообщил Грейсон. Он уже надел надеть свой прибор ночного видения обратно. — Не вижу точно, сколько человек в кабине, но в кузове никого нет. На съезде до сих пор горит костёр; там их лагерь. Где-то полторы мили отсюда.

Мои чёрные глаза намертво пригвоздили пляшущий огонь, видневшийся уже совсем рядом. Мерцающие языки пламени дразнили меня: одинокий маяк, один на всю Серую Пустошь, с каждой секундой манил всё сильнее.

Ярость. Всё моё естество охватила бесконечная ярость. Вот те твари, что убили парня, которого я люблю. Вот те твари, что очень скоро подохнут в мучительной агонии за то, что забрали его у меня. Вот те твари, что насиловали его, истязали и, в конце концов, съели.

И мне внезапно стало так легко дышать. Я полной грудью втягивал в себя воздух, наконец-то поняв, что за чувство росло внутри последние несколько минут. Это безумие. Грейсон без остановки кричал моё имя, но он был уже слишком, слишком далеко.

Я вытащил армейский нож и, к своему удивлению, разразился низким зловещим хохотом.

И пустился бежать.