Глава 8. Киллиан

Киллиан

Проснувшись, я почувствовал себя немного лучше. Тревожащие ещё вчера мысли расплылись, как круги по воде, и исчезли под туманной дымкой. И я всё-таки проспал: ночь оказалась тяжёлой, чего я, собственно говоря, и боялся.

Жуткие кошмары мучали меня ещё с того дня, как нас вынудили покинуть фабричный городок у Скайфолла. Со смертью родителей ситуация лишь усугубилась. Порой я просыпался и лежал, не в силах пошевелиться, а порой вообще не мог уснуть от страха. Правда, в последнее время стало чуть полегче. Не знаю, какой нерв надорвался у меня в голове, но почему-то в своих кошмарах я начал ощущать присутствие отца. Иногда он даже говорил со мной, но в большинстве случаев мне просто казалось, что он рядом. Кошмары это никак не прогоняло, но зато дарило чувство безопасности, пусть и ложное. Как раз то, чего мне так не хватало в периоды маниакальных всплесков. Это действительно помогало, несмотря на осознание, что его нет в комнате.

Прошлая ночь ничем не отличалась от остальных. Мне приснилось, что кто-то оторвал доски, которыми были заколочены окна двухэтажного дома, стоявшего напротив моего, и десятки светящихся глаз подсматривают за мной оттуда. Во сне мне было известно, что они успели съесть всех жителей Араса, и что я — следующий. И я лежал в своей кровати не в состоянии сдвинуться с места, лежал и ждал, пока они сообразят, как попасть в дом, и поднимутся по лестнице. Слушал их шаги и невнятное бормотание. Когда они, в конце концов, возникли на пороге спальни, я понял, что это — мои родители и прочие люди, чью смерть мне довелось видеть собственными глазами. Они хотели меня. Они хотели съесть меня живьём. Медленно и мучительно сгрызть своими тупыми человеческими зубами.

Я ссутулился за обеденным столом в гостиной и обхватил затылок руками. В голове со мной говорил отец. Он повторял, что всё будет хорошо, что он здесь, но его здесь не было. Он мёртв, его кожа кусками сползла с мяса, его губы растрескались в одну сплошную кровавую массу, его глаза высохли… высохли настолько, что я видел над ними тонкий слой застывшего желе, который обычно собирается над холодным супом.

Отправив в рот пару кусков вяленой крысятины, я поморщился. Интересно — и я уже не в первый раз задаюсь этим вопросом, — такими же мои родители показались на вкус жителям Араса? Или, может быть, повкуснее, поскольку они были арийцами. Впрочем, с другой стороны, они ведь долго болели.

Интересно, а Ривер их ел…

Я выглянул из окна, но его не увидел. На самом деле, и не ждал, но мозг мой упрямо настаивал, чтобы всё равно проверил. Потом я заставил себя подняться и принялся собирать сумку на ремне. Сегодня мне предстояло обучаться в клинике у Дока. Что ж, по крайней мере, немного отвлекусь. Нужно будет ещё успеть навестить щенков псов-диконов, пока тех не продали купцам. Я несколько раз вызывался ухаживать за ними и теперь буду скучать.

Уложив всё необходимое, я направился в сторону клиники. На всякий случай покосился по сторонам, но Ривера так и не было. Интересно, он до сих пор с Рено… Интересно, они переспали?

Меня эта мысль отнюдь не радовала.

Я вздохнул. Сегодняшний день не задался с самого утра. Хорошо, что Док займёт меня работой. А потом я возьму гитару и поиграю со щенками. Если уж это меня не развеселит, то и ничто другое не сможет.

***

Док, вполне себе предсказуемо, назначил меня заботиться о ранах, полученных купцами и наёмниками во время долгого пути в Арас. Ничего серьёзного, лишь укусы да неглубокие порезы. Правда, мне всё же пришлось наложить пару швов, но в основном я полдня занимался перевязками. Арас с большими почестями относился ко всему каравану. Им предоставили бесплатный ночлег, скидки на еду, алкоголь и даже бесплатную медицинскую помощь. Однако, несмотря на нашу хорошую репутацию среди купцов, караваны редко приходили в Арас, особенно в дождливый сезон, когда Тайфос выходил из берегов. Добираться сюда было слишком трудно и опасно, поэтому мы делали всё возможное, чтобы те, кто побывали у нас хоть раз, стремились вернуться.

— Понравились тебе твои специи, пацан? — спросил купец, которого я видел вчера. Его звали Джепсон.

Мы сидели в главном зале больницы. Поперёк стен стояли бесчисленные ряды кушеток, накрытые целлофаном, со старыми занавесками для душа, повешенными для уединённости. Каждый свободный кусочек стены занимали металлические стеллажи на колёсиках, доверху заставленные старыми медицинскими приборами. Некоторые даже работали, но большинство пылились без дела, ожидая, пока их починят.

Я вежливо кивнул и улыбнулся.

— Запах просто потрясающий. Очень многие специи давно растеряли весь аромат и мало чем отличаются от опилок, но эти оказались великолепного качества.

Джепсон тоже улыбнулся. Выглядел он довольно потрёпанным и измученным с дороги, но, похоже, был вполне дружелюбен.

— Обменял их у одного бедового типа. Тот клялся, что вытащил их аж из Согнира. Яйца из стали, не иначе. Это ведь очередной город, приспособленный под лаборатории нашим старым хрычем-королём и Скайтехом.

— Ничего себе, — ошеломлённо покачал я головой.

Наведываться в такие места подобно самоубийству: легионеры и так рыскали повсюду, а уж рядом с подобными структурами их количество возрастало в десятки раз. Мне строго-настрого приказывали держаться подальше от лабораторий, хотя особой нужны в этом не было… я сам ни за что на свете и носу не покажу в закрытых от населения руинах.

Лаборатории Скайтеха сосредотачивались в основном на юге, где находились самые большие заброшенные города. Они стояли в самом центре бывших столиц, охраняемые и защищаемые от любопытных и даже не очень глаз. Когда президент Скайтеха выбирал город, на него тут же вешался ярлык «Запретная зона», и все близлежащие дома и деревья опоясывали синей лентой. Как только кордоны были выставлены, любого, кто переступит черту, расстреливали на месте. Мне, как и всем остальным пустынникам, приходилось слышать о сверхсекретных экспериментах, проводимых в этих лабораториях. Или даже о целых городах, полностью заселённых существами, созданными искусственным путём, или зверями, подвергшимися принудительной мутации. От всех этих рассказов кровь стыла в жилах, поэтому моя семья решила, что лучше держаться поближе к каньонам, и обходила стороной любой крупный заброшенный город. Из-за этого мы потратили лишних две недели, когда добирались в Арас.

— Слушай, — произнёс Джепсон, указывая на кучу моего барахла, оставленного неподалёку. — Это же самодельная гитара, да?

Я оглянулся.

— Ага. Причём не такая уж и паршивая, правда, мне постоянно приходится её настраивать. Всё лучше, чем ничего, — ответил я, убирая на место только что вымытые инструменты.

— Тогда идём, я тебе кое-чего покажу, — сказал Джепсон, надевая свою замызганную бейсболку.

Я последовал за ним, крича по пути Доку:

— Я скоро вернусь, Док!

Тот высунул голову из-за спины Менкина, чью рану он как раз обрабатывал.

— Только недолго. У нас куча пациентов.

Док был добродушным и лёгким в общении мужчиной, но мне всё же не хотелось лишний раз испытывать судьбу. По-моему, пока я ему нравился.

Мы прошли через двойные двери и оказались на тротуаре. Клиника Дока находилась рядом с площадью, поэтому дорога к каравану заняла всего-ничего. Джепсон принялся рыться в сундуке, спрятанном за сложенным металлическим навесом. Достал несколько предметов одежды, а затем выудил на свет шикарную акустическую гитару, изготовленную до Фоллокоста.

Я невольно ахнул. Никогда в жизни не видел ничего подобного. Инструмент слегка поистёрся, что немудрено, если учитывать его возраст, но в целом был в превосходном состоянии. Выглядел точь-в-точь, как те гитары, которыми я любовался в журналах.

Дрожащими руками я принял от него красавицу. Даже выцветший кожаный ремень был до сих пор на месте.

— Попробуй, — предложил явно довольный моей реакцией Джепсон и оскалился во весь рот.

В Скайфолле поощрялось обучение игре на музыкальных инструментах, равно как и прочие культурные штуки, а вот в Серой Пустоши… Ну, в Серой Пустоши тем, кто умел читать, уже несказанно повезло.

Я перебирал струны, в восторге покачивая головой. Звук выходил и впрямь божественным. По сравнению с ней моя самодельная гитара звучала словно пение кота, которому наступили на хвост. Расплывшись, как идиот, в улыбке, я наиграл пару нот. Я очень хотел её себе, очень.

— Короче, я не собирался дразнить тебя, пацан, но не мог удержаться. Ты ж понимаешь, что она, к сожалению, стоит до хрена и больше.

Сердце моё ухнуло вниз. Я оттянул пару струн на пробу: звук получился по-прежнему невообразимо чистым.

— Сколько? — протянул я, втайне надеясь, что он не заломит цену в два раза выше просто потому, что увидел, как загорелись мои глаза. Он казался неплохим малым, но я уже научился не доверять купцам из Пустоши. Обычный здравый смысл.

— Менкин купил её в Гриндейле. Стоила аккурат двадцать баксов, и меньше, чем за двадцать пять он её точно не продаст. Ну, или обменяет на что-нибудь действительно стоящее.

Я с сомнением закусил нижнюю губу. Знаю, что нельзя… Деньги отца предназначались мне на жизнь, но я никогда раньше не хотел ничего так сильно. И к тому же, что насчёт моего психического здоровья? Это ведь тоже важно, разве нет? Ох, я явно перечитал книг по психологии. В моём возрасте еда была важнее всего прочего, включая счастье разума, а Док пока не начал платить мне за работу. А ведь нужно ещё вносить налоги… Короче говоря, в деньгах я стеснён.

— Скажи, пусть отложит её для меня. После работы я вернусь с деньгами.

Я не успел даже опомниться, как слова эти сами вылетели из моего рта, будто вода из водяной пушки. Что ж, похоже, разум уже принял решение о покупке.

Джепсон с лёгкой улыбкой кивнул. Я вернул ему гитару, и тот бережно убрал её на место. Думаю, он тоже играет: этот человек держал инструмент как кто-то, кто понимает, какой бесценный кусок истории оказался у него в руках.

— Спасибо, что показал мне её. Она попадёт в хороший дом, — сказал я, пожимая ему руку в знак заключения сделки.

— Рад слышать, пацан, и это… Не хочешь продать свою гитару за восьмёрку? Чисто мне. У Менкина есть классическая, а я тоже уже привык бренчать на чём-нибудь в дороге.

Я на секунду задумался. Это предложение немного подлатает грядущую дыру в моём бюджете.

— Давай.

Купец передал мне деньги, и мы вместе вернулись в клинику.

До самого конца смены — а это ещё несколько часов — меня подстёгивало предвкушение. Я не мог дождаться, чтобы наконец-то завладеть дофоллокостной гитарой; не мог дождаться, чтобы сыграть на ней на площади. Грейсон наверняка будет рад за меня, и, кто знает, возможно, вновь захочет подпеть под её звуки.

К сожалению, одного из жителей Араса, Миллера, укусил дикон, и мне пришлось остаться на работе до вечера. Но, вообще, причин для беспокойства не было: купцы всё равно пробудут здесь до завтрашнего утра. Отец Миллера принёс нам парочку крысиных бургеров в качестве извинения за поздние хлопоты, а миссис Миллер прекрасно готовила. Пока не начал есть, я совсем не понимал, насколько же проголодался, хотя ничего удивительного в этом не было: я ведь не ел нормально уже целый день.

Когда Док закончил штопать Миллера, я замотал его руку бинтами. Миллер — неплохой парень, на несколько лет старше меня, но слегка простоват, и от того с ним вечно случаются всякие несчастья. Его отец работает механиком, причём единственным в нашем квартале, поэтому его все уважают.

Как только Док отпустил меня, я поспешил домой, поглядывая по пути на небо и пытаясь понять по солнцу, который сейчас час. До заката оставалось ещё пару часов или около того — более чем достаточно, чтобы сбегать домой и вернуться обратно засветло. Холщовая сумка ритмично колотила меня по бедру: я шёл так быстро, как только мог, и едва удерживался, чтобы не пуститься рысью. Честно говоря, очень хотелось — вот насколько меня захлёстывало томительное ожидание.

Добравшись, наконец, до дома, я швырнул сумку на пол и прыжками поднялся по лестнице. Потом вскарабкался по гардеробу и достал из тайника двадцатидолларовую купюру. Пятёрку от Джепсона оставил, а лишние три бакса бережно уложил в конверт.

Накинув куртку, я стремглав вылетел вон. Сегодня я целый день провёл на ногах, но совсем не чувствовал усталости, хотя, естественно, моё неизбежное падение без сил — лишь вопрос времени. Надеюсь, к тому моменту я буду уже дома. Приготовлю какую-нибудь вкусняшку и опробую в деле свою новую подругу. Я уже успел придумать, что сыграю первым. И, может быть, к тому моменту и Ривер окажется где-нибудь неподалёку. Не видел его весь день. Что ж, похоже, когда на горизонте вырисовывается Рено, я автоматически отхожу на второй план.

Рено начинал активно не нравиться мне.

Спустя целую вечность и ещё чуть-чуть, я наконец вынырнул из-за угла на площадь.

И ошалело покрутил головой по сторонам.

Караван пропал.

Моё хорошее настроение вмиг растворилось, как палящая жара под северным ветром. Я растерянно приблизился к месту, где стояли палатки, и увидел вместо купцов Миллера. Тот рисовал на своей перевязанной руке синим фломастером.

— А где караван? Где Менкин? — выпалил я, изо всех сил пытаясь не выдать отчаяние голосом.

— Пришлось уехать пораньше. Рено и Ривер ходили за стены и заметили, что легионеры переместились ближе к нам и собираются брать плату за проезд по дороге к Энвилу. Ну, те и решили удрать сейчас и пойти в обход.

К горлу подобрался колючий ком, а следом за ним неумолимо защипали глаза. Я не только упустил классическую гитару, но и продал ту, что сделал сам. Теперь мне не на чем играть, а чтобы изготовить новую, нужны подходящие части, которые можно хоть целый год искать в Пустоши. Отыскать гитарные струны так вообще практически невозможно.

— Давно? — прохрипел я ломающимся голосом. Глаза наполнялись слезами.

— С час назад, — ответил Миллер, не поднимая взгляда от своих каракулей.

Сердце с надеждой подпрыгнуло в груди. Я перевёл взгляд на северные ворота и, не говоря больше ни слова, бросился бежать. Может быть, мне удастся их догнать.

Смяв в руке двадцать пять долларов, я засунул их в карман джинсов и со всей мочи понёсся к северным воротам. Я просто не могу этого допустить; мне необходимо вернуть одну из гитар. Проклятая бренчалка была единственным, что доставляло мне хоть какую-то радость в жизни, что давало возможность хоть на время исчезнуть из этого мира. Чёрт возьми, ну почему я такой тупой? Нельзя было продавать самодельную гитару, пока не купил новую ей на замену.

Притормозив у ворот, я поднял взгляд на Мэтта, который мирно жевал кусок мяса.

— Выпусти меня, — потребовал я.

— А у тебя есть пушка? — осведомился тот и огляделся по сторонам, вероятно, проверяя, идёт ли за мной Ривер. Я бы и сам не удивился, увидь я вдруг его. Даже надеялся: в конце концов, он ведь бегал гораздо быстрее меня.

— Есть, — соврал я. У меня не было ничего, кроме охотничьего ножа.

Мэтт с подозрением прищурился, медленно и тщательно двигая челюстями. В голове он явно спорил сам с собой, но потом одна часть всё-таки взяла вверх: часовой поднялся со своего места и принялся крутить колесо. Ворота громко заскрипели и начали подниматься.

— Возвращайся до темноты. Дверь будет открыта, — предупредил тот. — Хотя я всё равно ещё буду здесь.

Я с облегчением выдохнул.

— Спасибо, Мэтт, — поблагодарил я его на ходу и продолжил свой бег.

К счастью, глянув мельком под ноги, я заметил свежие следы, отпечатавшиеся на каменистой почве, припорошенной слоем пыли. Судя по всему, караван следовал на северо-запад, в серую часть Пустоши. Всегда можно сказать, откуда прибыли путешественники — по одному лишь цвету пыли, покрывавшей их. Она будет либо красная, либо серая, либо её не будет вообще.

Я помчался по Серой Пустоши. По правую сторону дороги толпились тусклые и выцветшие за века валуны, неровными рядами топорщившиеся друг над другом, а по левую над щерблёными скалами возвышались чёрные деревья, уходящие за горизонт, как зёрнышки чёрной плесени.

Я торопился как мог, время от времени останавливаясь, чтобы отдышаться. Ещё когда добирался сюда с мамой и папой, узнал, что первые несколько миль дорога оставалась относительно ровной, но возле Тайфоса начинала разрушаться. За самой рекой ориентирование на местности да и сам путь всё более затруднялись. До Фоллокоста там находилась крупная транспортная развязка, которая сейчас превратилась в груды осыпавшегося бетона и торчащих во все стороны острых железных прутьев. Кроме того, там стояло множество заброшенных зданий.

Я решил сделать небольшой перерыв и прислонился к отколовшейся части скалы у дороги. Ноги и грудь нещадно жгло огнём, и я похлопал по ней ладонью, надеясь впустить в лёгкие побольше воздуха, пока не заметил, что плечо чуть вибрирует. Ясно.

Все чипы Гейгера шли с подавителем радиации внутри и принимались вибрировать, когда их носитель попадал в зону, где уровень радиации превышал допустимый. Отлипнув от камня, я потрусил дальше, и уже через несколько минут лёгкая пульсация в руке прекратилась. Скорее всего, именно от этого грудь горела сильнее, чем при обычном беге: рядом оказались бочки с радиоактивными отходами. От простой радиации лёгкие не стали бы взрываться, но вот от химических соединений — запросто. Спасибо королю Силасу и его прихвостням-химерам за это.

Но ничего страшного. Я всегда могу закинуть таблетку йода, когда вернусь домой, хотя несколько минут воздействия не принесли бы никакого вреда. Пока мы бродили по Пустоши, я часто подвергался радиации. Ни за что не стану пить эти дорогущие и отвратительные на вкус пилюли, если не будет крайней необходимости. Чип Гейгера и так вымоет все вредные вещества из организма.

Вскоре асфальт принялся рассыпаться под моими ногами: там, где раньше были обычные дорожные трещины в пару дюймов длиной, теперь красовались огромные расщелины, похожие на шрамы. Я присел под ржавым автомобилем, вновь переводя дыхание, а затем начал спуск по постепенно нисходящему бетонному покрытию. Удивительно, насколько захламлённым всё вдруг стало. Не понимаю, как каравану удалось протиснуться сквозь сплошную кашу машин, опрокинутых кронштейнов и тугие узлы металлических прутов и проводки.

Дорога привела меня к берегу реки, резко подныривая под огромный кусок съезда с бывшей автомагистрали. Тайфос, тихо шумевший в своём русле, был всё такого же блёклого коричневого цвета, каким я его и помнил. Я чуть притормозил, обдумывая ситуацию и пытаясь не рухнуть в ущелье. Следующий спуск казался особо трудным. Купцы точно не могли уйти далеко отсюда. Им ни за что не удалось бы с лёгкостью перебраться через эту часть дороги; только не со здоровым бозеном и тележками.

Может быть, будет проще, если я спущусь по крышам машин и обломкам строительных креплений вокруг. На том и порешив, я забрался на верх кабины ближайшего пикапа, а затем переполз на огромную бетонную плиту, лежавшую рядом. После спрыгнул, но едва кроссовки мои коснулись земли, ноги неожиданно поехали на чём-то мягком. Я выругался, шлёпнувшись прямо на задницу, и скосил глаза на виновника падения.

Тело моё мгновенно оледенело, а челюсть отвисла едва ли не до земли. Мозг просто-напросто отказывался переваривать происходящее.

Я поскользнулся на долбаной отрубленной руке.

Рот так и отказывался закрываться, а сердце — оттаивать. Не могу поверить своим глазам. Страх холодной волной пронёсся по каждой клеточке моего тела. Почему я здесь оказался, какого хрена я вообще сюда попёрся.

А потом я совершил ошибку и посмотрел по сторонам. Повсюду вокруг меня — на ветхих каркасах машин и смятых кусках цемента алели размазанные пятна крови, окровавленная одежда и ещё больше частей тела. Причём отсечённые конечности валялись не в беспорядке, а были аккуратно сложены на крышах автомобилей и скреплены окровавленными тряпками в подобие вязанок. Кто-то специально разложил их — и не так давно. И для разделки тел использовалось оружие. Это не дело рук рейверов; рейверы пожирают своих жертв живьём… Этих людей пустили на мясо арийцы.

Я повернулся налево, вглядываясь в вязанку человеческих рук. Рядом что-то поблёскивало.

Моя старая гитара.

Твою мать… Это же купцы... Джепсон, Менкин…

Я присмотрелся к гитаре. Подле неё лежало нечто круглое с волосами. Вглядываться уже смысла не было: всё и так стало понятно. Светло-каштановые волосы до сих пор хранили следы красной пыли. Джепсон.

Больше не в силах сдерживать натиск клокочущего страха, тело моё, наконец, ожило. Я поднялся на ноги и принялся карабкаться обратно на поваленную бетонную плиту, а с неё — на крышу грузовичка.

Даже если я умру из-за разрыва сердца от напряжения, мне нужно вернуться в Арас и как можно скорее. Какого же всё-таки хрена я сюда попёрся.

— Привет, малявка, — язвительно усмехнулся мужской голос совсем рядом.

Я похолодел. Моментально взлетел на крышу пикапа и остервенело замотал головой по сторонам. И почти сразу же увидел их.

На отвалившемся куске съезда с бывшей автомагистрали, перекинутом через реку, стояли шесть легионеров с окровавленными мачете в руках. За ними виднелись тележки каравана и бозен: судя по всему, солдаты пытались залатать дыру в дорожном покрытии и построить подобие хлипкого моста, чтобы по нему могли худо-бедно проходить купцы.

В этот раз я даже не застыл от страха, а сразу же повернулся и сиганул с пикапа вниз. Пребольно приземлился на колени и рванул, не чуя под собой ног. За спиной раздавались смешки и улюлюканья, ошпаривая меня новой волной ужаса. Я постарался заглушить их в своей голове, несясь во весь опор. Нужно добраться хотя бы до ровной дороги.

Дыхание вырывалось из груди с судорожным свистом, грозя обернуться отчаянными вскриками. Я бежал уже больше часа: силы окончательно покидали меня. Кровь в ушах стучала набатом, полоща мой до смерти перепуганный мозг таким кипятком, что я боялся вот-вот упасть в обморок. В голове крутилась лишь одна мысль: бежать, бежать, быстро бежать. Ривер скоро придёт; он никогда не отпускает тебя из квартала в одиночестве.

Он придёт, он их убьёт, он защитит тебя.

Я взвизгнул, почувствовав, как кто-то схватил меня за руку, дёрнулся вперёд и вытащил свой маленький охотничий нож. Затем резко обернулся и угрожающе замахнулся на нападающего.

Они все были уже здесь. И они окружали меня. Легионеры хохотали, формируя вокруг стремительно сужавшееся полукольцо, подобно хищникам, загоняющим добычу в западню. Глумясь, насмехаясь и подначивая друг друга. Подпитываясь энергией друг от друга. В этих людях просыпалось мышление стаи… Мне конец.

Я до побелевших костяшек вцепился в нож, стараясь выглядеть как можно более грозным. Впрочем, даже мне было понятно, что похож я был на круглого идиота. Я мелкими шажками пятился назад, пока не упёрся спиной в очередной обломок скалы.

— Что же ты делаешь здесь совсем один, малявка? — издевательски проговорил один из них. Он подошёл ближе и искренне рассмеялся, когда я попытался достать до него ножом.

— А ну прочь! — я надеялся пророкотать эти слова твёрдым басом, но голос мой получился на добрые несколько октав выше обычного. — Отпустите меня.

Толпа взорвалась дружным хохотом. Почти все из них, исключая командира, были молодыми мужчинами, чуть постарше Ривера. Совсем свежие рекрутированные, хулиганы-мальчишки, с головы до ног облачённые в кожаную униформу легионеров Силаса с красными нарукавными повязками, изображающими рычащую помесь пумы и скорпиона. Карракэта. 

— Для начала узнаю, каков на вкус его зад, — усмехнулся командир. Он облизнул заляпанное кровью мачете и ощупал мою фигуру взглядом, от которого меня затошнило.

— Не, сначала я его трахну: добавлю перчинки, так сказать.

Ещё один легионер сделал шаг вперёд. Я замахнулся на него ножом, но недостаточно быстро: тот с лёгкостью перехватил мою руку на лету и саданул ей по скале за спиной. Я стиснул зубы, стараясь подавить крик, неминуемо рвущийся наружу. Кулак рефлекторно разжался, и нож с отвратительным скрежетом проехался по каменистой почве. Рука, казалось, раскалывалась на части от боли: я получил вывих как минимум.

В следующую же секунду мускулистые руки объяли меня за туловище, не давая пошевелиться. Я принялся яростно пинаться и отчаянно брыкаться, но всё бесполезно: другой легионер стащил с меня джинсы. Всё тело обдало омерзительным и слишком реальным морозом.

— НЕТ! — завопил я, будучи больше не в силах терпеть нарастающий гул паники в голове. Иной паники, на этот раз. Я лягался и извивался, в полной беспомощности ощущая, как штанины грубо стягивают через кроссовки. Никакие сделки с сознанием не спасали: я чувствовал, как рассудок ускользает от меня, крошась на черепки с острыми краями.

Кто-то потащил вниз моё нижнее белье. Я крепко зажмурился, пытаясь не всхлипывать слишком громко. Мужчины гоготали и гикали, подбадривая друг друга.

— Вы только посмотрите на этот арийский хер! — отпечатался в моём мозгу чей-то крик. Я ещё неистовее сжал глаза, желая лишь одного — чтобы они просто убили меня, и мне не пришлось сначала проходить через это. Спустя мгновение моего пениса коснулась ласкающая ладонь.

— А давайте есть его и трахать одновременно, — предположил он с издевательским тоном, пребольно дёрнув за член. По смрадному дыханию было ясно, что легионер стоял совсем близко. Я постарался пнуть его, но мне в челюсть тут же прилетел сокрушительный удар.

Мужчина, который всё это время не прекращал держать меня, сберёг моё тело от падения: я лишь согнулся пополам, харкая кровью. Нападавший злобно зыркнул, не разжимая направленного мне в лицо кулака.

— Я его трахну, потом отрежем самые сладкие кусочки и оставим в живых, — выплюнул он.

Я вновь попытался вырваться из их хватки, но, естественно, ничего не вышло. Тогда я сглотнул скопившуюся во рту и в носу кровь и с трудом поднял голову.

— Я из Араса. Они придут за мной и переубивают вас всех к чертям, — успел пробулькать я, пока кровь вновь не залила язык. Не самая умная вещь, которую можно ляпнуть в подобной ситуации, но мне было уже всё равно. Пусть меня лучше убьют, чем изнасилуют.

И, к моему изумлению, легионер прищурился: в глазах его мелькнула тревога. Вот он, мой шанс, маловероятный, честно говоря… но ничего лучшего я не имел.

— Мой парень — Ворон. Тот самый снайпер, — продолжил я. По подбородку медленно стекала липкая кровь.

Легионер продолжал оторопело глазеть на меня. Солдаты позади него тоже притихли; общее настроение стремительно поменялось.

— И зачем ты мне это говоришь? Я доложу старшему, и твоего парня арестуют за серийные убийства. Кесслер собственноручно распнёт его в назидание остальным, — прошипел он. — Но до этого он найдёт твой изнасилованный и обглоданный труп, доедаемый скейверами.

Я впился в него взглядом.

— Ты не успеешь дойти до старшего, если продолжишь в таком духе.

Легионер криво усмехнулся, однако я уже видел, что он очень внимательно вслушивается в мои слова, решая, как поступить дальше.

Помогу ему наконец-то определиться.

— Отпустите меня, и я промолчу. Каждый пойдёт своим путём. Я даже ничего не расскажу про караван, если оставите меня в живых.

Легионер на мгновение замер, а затем сделал шаг вперёд и ударил меня кулаком по лицу. Я застонал и откинулся назад. Мозг начинало заволакивать туманом. Я попытался согнуть колени, но всё вокруг плыло и вертелось.

— Играться времени нет. Свяжитесь по рации с фабрикой. Если он в самом деле партнёр Ворона, то ни в коем случае нельзя оставлять следов, иначе мы все покойники. А на фабрике его быстро закатают в банки.

Я жалобно заскулил, умываясь собственной кровью. Рефлекторно попытался позвать Ривера, но язык больше не слушался. Последнее, что я увидел — это крупные пятна красной крови, капающие на серые камни Пустоши.

Серое и красное… всегда серое и красное.

После я отключился.