На уроке каллиграфии красные рукава привносят благоухание при свете ночи
v 3 - 97
Пожалуйста, не воруйте наш перевод и не используйте его в процессе своих переводов! Спасибо.
На уроке каллиграфии красные рукава привносят благоухание1 при свете ночи.
1«Красные рукава привносят благоухание» — знаменитый художественный сюжет, встречающийся в китайском искусстве, стихах, музыке и живописи, когда учёный муж занимается чтением или каллиграфией в компании прекрасной девушки, которая возжигает для него благовония.
Принц смутно догадывался, каков будет ответ на его вопрос. Однако предположения совершенно не оправдались.
Помолчав немного, Хуа Чэн ответил:
— Прошу прощения.
Се Лянь озадаченно спросил:
— Что?
Он-то полагал, что если «храм Тысячи фонарей» — не какой-то розыгрыш, то наиболее подходящим кандидатом, связанным с этим храмом, является Хуа Чэн. И всё же, независимо от того, верны ли предположения принца, у Хуа Чэна не было причин просить у него прощения. Вместо ответа на свой вопрос Се Лянь получил пригласительный жест пройти куда-то, поэтому направился следом. Они прошли ещё немного, пока не повернули за угол, и тут взору Се Ляня открылся сияющий таинственным светом храм, в спокойном величии представший перед ними.
Принц невольно задержал дыхание.
Кругом царили переплетения иссиня-чёрного и киноварно-красного, как преобладающих цветов в архитектурном ансамбле Призрачных чертогов, однако в таком окружении великолепный храм, сияющий тысячами огней, ещё сильнее походил на островок царства бессмертных божеств.
Будто построенный из одного лишь света и ярких лучей, храм уместился в Призрачном городе, прямо посреди всевозможного демонического сброда, и подобный яркий контраст оставлял ещё более сильное потрясение, первый же взгляд на строение отпечатывался глубоко в памяти нестираемым воспоминанием. Лишь спустя долгое время Се Лянь смог заговорить:
— Это…
Они стояли напротив храма, взирая на него снизу вверх. Хуа Чэн, тоже слегка приподняв голову, произнёс:
— Пару дней назад праздновали Середину осени, и я подумал, что гэгэ, наверное, примет участие в той нелепой игре, которую они устраивают каждый год, вот и выдумал такой способ. Просто хотел, чтобы гэгэ немного повеселился на пиру, разогнал тоску.
— …
Его способ «разогнать тоску» неизбежно заставлял любого вытаращить глаза от удивления. Чтобы Се Лянь «немного повеселился», он выстроил целый храм, да ещё запустил в небо три тысячи фонарей негасимого света!
Хуа Чэн чуть опустил голову, оправил рукава и прибавил:
— Вообще-то я не хотел, чтобы ты узнал о нём, поскольку я построил храм для гэгэ самовольно, да ещё в столь беспорядочном месте… Надеюсь, гэгэ не останется на меня в обиде.
Се Лянь в спешке замотал головой. Оказывается, Хуа Чэн посчитал, что таким образом добавит ему хлопот, и потому не хотел, чтобы принц узнал о храме. Се Лянь прямо-таки не находился с ответом. Но в подобной ситуации благодарности прозвучали бы совершенно бессмысленно, поэтому принц немного привёл мысли в порядок, сделал глубокий вдох и занялся старательным созерцанием «храма Тысячи фонарей». Насладившись зрелищем, он повернулся к Хуа Чэну и произнёс:
— Храм поражает необыкновенной красотой и размахом, это истинный шедевр высокого мастерства, который не создашь за пару дней. Сань Лан, ты ведь не мог возвести его недавно?
Хуа Чэн улыбнулся:
— Конечно, нет. Гэгэ, ты верно заметил. Это место построено довольно давно, только никак не выпадало случая, чтобы оно пригодилось. Поэтому я всё время прятал его от лишних взоров и никому не позволял заходить внутрь. Должен поблагодарить гэгэ за то, что храму наконец нашлось применение и он увидел свет.
Его слова заставили Се Ляня вздохнуть с облегчением.
Ведь если храм построен уже давно, просто ему не находилось применения, значит, первоначально у него существовало иное назначение, а теперь он лишь удачно подвернулся для свершения замысла. Иначе, если бы Хуа Чэн действительно построил целый храм специально для принца, тот пришёл бы в ещё большее беспокойство. Разумеется, памятуя о характере Хуа Чэна, он вполне мог поступить подобным образом исключительно ради веселья. И хотя Се Ляня снедало любопытство, для чего же именно Хуа Чэн когда-то выстроил подобное здание, как небо и земля разнящееся с Призрачным городом, принц всё-таки сдержал порыв. Задавать слишком много вопросов — не слишком хорошая привычка. Ведь кто знает, а вдруг когда-нибудь спросишь о том, о чём спрашивать не следует?
Хуа Чэн предложил:
— Хочешь войти посмотреть?
Се Лянь охотно согласился:
— Конечно.
И они плечом к плечу неторопливо вошли в храм, ступая по вымощенному нефритом полу. Оглядев убранство просторного светлого зала, принц, впрочем, не увидел ни статуи божества, ни подушек, на которых последователи могли бы преклонить колени. Хуа Чэн произнёс:
— Последние штрихи делались в спешке, многие недочёты ещё предстоит исправить, прошу гэгэ отнестись снисходительно.
Се Лянь расплылся в улыбке:
— Ничего подобного. Мне кажется, всё очень хорошо, даже замечательно. И прекрасно, что нет ни статуи, ни подушек для преклонения. Лучше всего, если их и впредь не будет. Но только… почему же нет даже таблички с названием?
Принц ни в коем случае не желал, чтобы его вопрос прозвучал как упрёк. Всё дело лишь в том, что в храме даже на нескольких напольных нефритовых плитах, украшенных узорами трав и цветов, угадывались искусно выгравированные иероглифы «храм Тысячи фонарей», тогда как над главным входом место таблички с названием храма пустовало. Разумеется, спешка не могла послужить тому причиной, поэтому принцу и стало любопытно. Хуа Чэн с улыбкой ответил:
— Ничего не поделаешь. У меня здесь нет никого, кто мог бы изобразить табличку. Ты же видел эту толпу, найти среди них хоть одного, умеющего читать, уже большая удача. Может, у гэгэ есть излюбленный мастер каллиграфии? Я приглашу его, чтобы написал для тебя табличку. Или же, как по мне, наилучший способ — если гэгэ сам её изобразит, чтобы повесить над входом. Было бы просто замечательно.
С такими словами он указал на стол для подношений в главном зале, сделанный из нефрита, широкий и длинный. На нём в положенном порядке разместились подношения и курильница для благовоний, а также предусматривалось место для письменных принадлежностей2, что придавало обстановке атмосферу учёности и сдержанности.
2Досл. — кисть, тушь, бумага и дощечка для растирания туши, «Четыре драгоценности» учёного мужа.
Они подошли к столу, и Се Лянь предложил:
— Может быть, всё же лучше Сань Лан поможет мне изобразить табличку?
Хуа Чэн в ответ слегка округлил глаза, будто никак не ожидал услышать от принца подобного предложения:
— Я?
— Ага.
Хуа Чэн указал на себя:
— Ты правда хочешь, чтобы я написал?
Се Лянь, что-то заподозрив, спросил:
— Сань Лан, неужели для тебя это затруднительно?
Хуа Чэн приподнял бровь:
— Вовсе не затруднительно, только…
Видя, что Се Лянь ждёт его ответа, он завёл руки за спину и, будто смиряясь с неизбежным, произнёс:
— Ладно. Но хочу предупредить, что из меня плохой каллиграф.
А вот это уже удивительно. Се Лянь поистине не мог представить, что Хуа Чэн хоть в чём-то плох, потому с улыбкой переспросил:
— О? В самом деле? Напишешь что-нибудь, чтобы я мог оценить?
Хуа Чэн повторил вопрос:
— Ты правда хочешь, чтобы я написал?
Се Лянь взял несколько листов белой бумаги, разложил на нефритовой столешнице и заботливо разгладил ладонью. Затем выбрал подходящую на его взгляд кисть из заячьей шерсти и вложил в руку Хуа Чэна:
— Прошу.
Увидев, что принц уже всё приготовил, Хуа Чэн произнёс:
— Ладно, так и быть. Но… только не смейся.
Се Лянь кивнул:
— Ну разумеется.
Таким образом, Хуа Чэн взял кисть и со всей серьёзностью принялся за работу. Се Лянь наблюдал со стороны, но чем дольше смотрел, тем более непредсказуемые перемены проявлялись на его лице.
Он на самом деле всей душой хотел сдержаться, но так и не смог. Хуа Чэн, вырисовывая на бумаге мазню, напоминающую бессмысленные росчерки слепого сумасшедшего, как бы предостерегая, и при этом шутя, произнёс:
— Гэгэ.
Се Лянь немедля принял серьёзный вид:
— Виноват.
Он и сам не хотел бы смеяться, но что поделать, ведь иероглифы, написанные Хуа Чэном, поистине вызывали неконтролируемый смех!!!
Самая безумная «дикая скоропись»3, которую приходилось когда-либо наблюдать Се Ляню, не шла ни в какое сравнение в дикости со стилем Хуа Чэна, который, кроме прочего, содержал в себе нотки дурного поветрия, бьющего прямо в лицо при одном взгляде на сей шедевр.
3Дикая скоропись (куанцао) — разновидность стиля каллиграфического письма «цаошу», скорописи, когда кисть касается бумаги единожды и на протяжении всей фразы не отрывается, при этом иероглифы пишутся быстро и выходят плавными и размашистыми, хоть и не всегда узнаваемыми. Характерные черты куанцао — необузданность, спонтанность, импровизация, гротеск. Яркий представитель — танский каллиграф, Чжан Сюй.
Окажись на месте Се Ляня истинные мастера каллиграфии, их бы так обдуло этим поветрием, что несчастные потеряли бы сознание и упали замертво, закатив глаза. Се Ляню пришлось очень долго всматриваться в написанное, чтобы наконец с огромным трудом разгадать его смысл. По нескольким каракулям, смутно напоминающим слова «море», «воды», «гора Ушань» и «облако», принц предположил, что Хуа Чэн написал стихотворные строки «Кто раз познал безбрежность моря, того иные воды уж не удивят. И никакие облака не назову я облаками, помимо тех, что над горой Ушань парят»4.
4Начальные строки из стихотворения танского поэта, Юань Чжэня, «Думы в разлуке», посвящённое его любимой жене, которой не стало. Образно поэт сравнил любимую с морем и горой Ушань, после встречи с которыми все иные пейзажи кажутся блеклыми.
Подумав о том, что Хуа Чэн, Князь мира Демонов, которого страшатся и небожители, и вся нечистая сила, предстал ему с подобным выражением лица за таким занятием как написание иероглифов, Се Лянь столь сильно захотел рассмеяться, что ему судорогой свело мышцы живота в попытке сдержать смех. Он обеими руками взял работу кисти Хуа Чэна, которую тот завершил одним взмахом. Затем с усилием нацепил маску совершенного спокойствия и заключил:
— Хм. Весьма индивидуально. Самобытно. Присутствует «стиль».
Хуа Чэн положил кисть на подставку, сохраняя при этом подобающий вид, искоса взглянул на принца и с улыбкой спросил:
— Ты хотел сказать «безумие»5?
5Слово «стиль» обозначается иероглифом «ветер», который является полным омофоном, а также составной частью иероглифа «безумие».
Се Лянь притворился, что не расслышал, продолжая со всей серьёзностью оценивать произведение:
— На самом деле, написать красиво несложно, гораздо труднее натренировать собственный «стиль». Произведение, написанное красиво, но при этом однообразно — обыкновенная посредственность. Сань Лан избрал отличное направление, схожее со стилем школ великих мастеров, размах его велик… — фраза могла бы завершиться так: «настолько, что рухнут горы и войска обернутся в бегство». Но что поделать, выдумывать хвалебные речи — занятие тоже не из лёгких. Хуа Чэн слушал принца, при этом всё выше поднимая бровь, затем с сомнением спросил:
— Серьёзно?
Се Лянь:
— Я когда-нибудь обманывал Сань Лана?
Хуа Чэн неторопливо возжёг несколько палочек благовоний в маленьком золочёном треножнике. По воздуху побежали струйки лёгкого дымка с ненавязчивым ароматом. Надев на себя маску совершенного безразличия, Хуа Чэн произнёс:
— Я бы очень хотел научиться писать красиво. Но у меня нет подходящего наставника. Существуют ли какие-то особые секреты постижения искусства каллиграфии?
С этим вопросом он обратился по адресу. Се Лянь задумчиво произнёс:
— В общем-то, никаких секретов нет, всё дело лишь… — поразмыслив, принц всё-таки решил, что одними словами ничего не объяснить, поэтому приблизился к столу, сам взялся за кисть и рядом со стихотворением, написанным на бумаге Хуа Чэном, единым порывом изобразил две конечные строки. Затем всмотрелся в них на мгновение и, улыбаясь, вздохнул:
— К своему стыду, у меня многие годы не было возможности практиковаться в каллиграфии, теперь мой навык совсем не тот, что прежде.
Хуа Чэн внимательно вгляделся в четыре строки стихотворения, две половины которого отличались стилем написания как небо и земля. Особенно надолго его взгляд задержался на строках, добавленных Се Лянем:
«Пройду сквозь заросли других цветов, не обернувшись, не интересна мне их красота. Подмогой в том мне твёрдость духа лишь наполовину, а остальное — ты, любовь моя».
Он всё смотрел и смотрел на получившееся стихотворение, перечитывая его вновь и вновь, будто бы не в силах оторваться. Затем наконец перевёл взгляд на принца:
— Изволишь обучить меня?
Се Лянь ответил:
— Не осмелюсь взять на себя роль наставника6.
6Формальная фраза в ответ на просьбу обучить чему-либо, которая не означает отказ, лишь является намеренным принижением собственных способностей, как проявление скромности.
Так принц разъяснил Хуа Чэну основы базовых каллиграфических техник, а затем без утайки поведал о своих измышлениях во время обучения искусству каллиграфии в юности.
В воздухе разливался аромат струящегося дымка благовоний, мягко мерцали свечи, Се Лянь добросовестно вещал, а Хуа Чэн внимательно слушал. В просторном зале их неторопливая беседа звучала тихо и мягко, создавая такую же атмосферу вокруг. Спустя некоторое время Се Лянь спросил:
— Попробуешь ещё раз?
Хуа Чэн согласно кивнул и взял кисть, затем старательно, по крайней мере, так казалось, написал несколько иероглифов. Се Лянь стоял рядом и наблюдал за процессом. Скрестив руки на груди и чуть склонив голову, он ответил:
— Уже немного интереснее. Только…
Только манера письма Хуа Чэна всё время казалась ему немного странной, но принц никак не мог понять, в чём дело. Он пару мгновений хмурился, затем вдруг заметил, что же именно не так. Хуа Чэн совершенно неправильно держал кисть.
Если держать кисть как попало, манера письма, разумеется, будет неверной!
Се Лянь, желая не то улыбнуться, не то расстроиться, подошёл ближе, без лишних раздумий протянул руку и исправил положение ладони Хуа Чэна:
— Ты неправильно держишь кисть, вот как надо…
Но уже в процессе исправления принц почувствовал, что совершает что-то не слишком подобающее. Они ведь не являлись взрослым наставником и юным учеником, и подобный жест, когда один направлял ладонь другого своей, неизбежно казался излишне интимным. Но раз уж принц уже приступил к делу, то явно не мог внезапно убрать ладонь, ведь подобная реакция стала бы, напротив, слишком нарочитой. Поэтому, секунду поколебавшись, Се Лянь всё-таки не отступил. Ведь если вспомнить, в тот раз в Призрачном игорном доме Хуа Чэн точно так же обучал принца бросать кости, положив ладони поверх его рук. И хотя Се Ляню казалось, что тогда он так ничему и не научился, а впоследствии его даже посетило смутное ощущение, что его просто обвели вокруг пальца, сейчас принц совершенно искренне пытался обучить Хуа Чэна. Поэтому мягко прикоснулся тёплой ладонью к ледяной руке, чуть сжал пальцы и принялся танцевать по бумаге, управляя движениями кисти.
— Вот так… — тихо произнёс он.
Се Лянь почувствовал, что кисть в руках Хуа Чэна вновь начинает бесноваться, поэтому приложил небольшое усилие, чтобы исправить положение. Однако не прошло и пары мгновений, когда дикий нрав вновь вырвался наружу, не подчиняясь контролю, и тогда принцу пришлось сжать ладонь ещё сильнее. Получившиеся в результате их совместного творчества иероглифы вышли кривыми и косыми, больно взглянуть. И чем дальше, тем сильнее Се Лянь чувствовал подвох. Не выдержав, принц пробормотал:
— Что…
Хуа Чэн издал тихий смешок, будто ознаменовав, что шалость удалась. Бумага была исписана беспорядочными кривыми линиями. Се Лянь беспомощно произнёс:
— Сань Лан… не надо так. Учись как следует и пиши старательно.
Хуа Чэн ответил:
— О.
С первого взгляда угадывалось его ложное старание. Се Лянь покачал головой, поистине не зная, что сказать.
Рука Хуа Чэна была холодной, но Се Ляню почему-то показалось, что он прикасается к раскалённому железу. Принц больше не осмелился прикладывать силу. В следующий миг взгляд Се Ляня нечаянно скользнул по краю стола, отчего тут же застыл.
В самом углу на нефритовой поверхности принц увидел одинокий маленький цветок.
Заметка от автора: Хуа-Хуа во время обучения Его Высочества преследовал собственные замыслы, тогда как Его Высочество совершенно искренне принял на себя роль наставника. Хуа-Хуа такой негодник…
В древности сюжет «красные рукава привносят благоухание» подразумевал вовсе не возжигание палочек благовоний, а применение ароматных пилюль и лепестков, которые помещались в курильницу. Впрочем, в древности и молитвенные фонари негасимого света, которые зажигали в храмах, больше походили на масляные лампадки и вовсе не запускались в небеса. Но в тексте я могу делать с ними всё, что захочу, поэтому не стоит придираться к подобным деталям…
Комментарии: 36
Кто раз познал безбрежность моря, того иные воды уж не удивят. И никакие облака не назову я облаками, помимо тех, что над горой Ушань парят
Пройду сквозь заросли других цветов, не обернувшись, не интересна мне их красота. Подмогой в том мне твёрдость духа лишь наполовину, а остальное — ты, любовь моя
какие замечательные строки😭😭😭😭, реву
В десятый раз перечитываю и каждый раз читая "на столе стояла курильница для благовоний", мысленно сворачиваю не туда.))))
Даже спустя пять лет не отпускает.
Не согласна с комментарием выше, мне кажется, строки этого стихотворения всё же больше подходят Хуа Чэну, ведь именно его любовь вела через все страдания и муки в течение всей жизни. Именно Се Лянь покорил его сердце, и на других он действительно взглянуть никогда не смеял
И тот факт, что принц дописал эти строки для него, ох...
Я зер знает в какой раз читаю
И только дошло
Что цветы это же буквально
Ну помните те цветы АААААААА
Нифига Се Лянь признание написал!...800 лет шел сквозь заросли других цветов ( девушек) , прошел не обернувшись и ему не интересна их красота. И в этом только половина - заслуга его твердости и непоколебимости, а остальное – ты , любовь моя. !!!!! Собрался с мыслями и написал, что девушек всё это время игнорировал, был твёрд...а ты – любовь моя.
Ну офигеть просто напросто! И на бумаге получилось обоюдное признание в любви...я пищууууу!!!! Это невероятно!!!
Хуа чен просто хотел чтоб геге взял его за руку😩💗✨
Ох уж эти курильницы для благовоний))) прямо как хорошее предзнаменование :З
Перечитываю уже не помню какой раз, и только сейчас поняла, что для Се Ляня означает этот цветок на алтаре. У меня даже слезы на глазах навернулись
Мосян Тунсю – гений!
Мммм все как я люблю сёнэн ай без яоя
"Пройду сквозб заросли других цветов, не обернувшись..." а ведь "Хуа" означает - "цветок". Ах, какая романтика!
"Рука Хуа Чэна была холодной, но Се Ляню почему-то показалось, что он прикасается к раскалённому железу..."
И понятно почему, потому что на сердце было тепло от такого интимного касания того, к кому уже зародились чувства! ♥
Я одна переживаю за детей, которых Се Лянь оставил неизвестно с кем?)) хорошо, хоть, их покормить пообещали))
Когда Хуа Чэн флиртует или озорничает, он улыбается с таким полночувственным наслаждением моментом, что я не могу не обожать его
Почему же Се Лянь не спросит Сань Ланя, как же ему удалось поджечь одновременно 3000 фонарик сразу.... Это же не просто....
хуаляни мои хуаляни
Да, Се Лянюшка, конечно, у Хуа Чэна прямо посреди Призрачного Города чисто случайно храмик шикарный завялялся, ага)) ни разу не для тебя))
P.S. Кур воровать — тоже прекрасное проявление любви :))Р
Какой прекрасный стих! Сердечко тает!!!
«Пройду сквозь заросли других цветов, не обернувшись, не интересна мне их красота. Подмогой в том мне твёрдость духа лишь наполовину, а остальное — ты, любовь моя».
«Пройду сквозь заросли других цветов, не обернувшись, не интересна мне их красота. Подмогой в том мне твёрдость духа лишь наполовину, а остальное — ты, любовь моя».
Боже мой это так прекрасно!!!🤧🥰🤧
Такое прекрасное сравнение! Я так поняла что др.цветы это женщины для Се Ляня не интересна их красота, а остальное-Хуа Чэн😍
"Шалость удалась!"
У меня флэшбэки с Гарри Поттера
Ммм, карта мародёра...
Знаете что? Я хочу заобнимать их двоих. Спасибо за такой прекрасный перевод💓💞💞💞 греет душу
Мосян может сперва разбить нам сердце, а потом собрать его заново и это так прекрасно Т_Т
После стеклянных флешбеков глава просто поражает своей нежностью. И храм, и каллиграфия... У меня нет слов.
Боже, СеЛянь, ты каждый раз такие смешные оправдания находишь своим чувствам к этому человеку, ахахах :D
Смесь проказника Хуа Чэна, который любит дразнить и флиртовать, и стеснительного, наивного Се Ляня просто бомбическая, аж щёки болят))
Ну и романтики а Хуа Чен тем временем скрытно флиртует с Се Лянем 😂
Блин ну узнай же ты его наконец!!!😭 Я больше не выдержуууу
Спасибо за труд 🌸💖💖
Признание в любви каллиграфией - это вам не куриц красть :D
уважаю, Хуа-Хуа, молоток!
Спасибо большое за за перевод💞
Мне так нравятся эти их взаимодействия, когда Се Лянь наивно и искренне пытается помочь, а Хуа Чен делает вид, что полностью погружён в процесс, а на самом деле выдаёт какую-нибудь шалость
Вы заметили что Мосян в примечаниях почти прямым текстом говорит "моя новелла - мои правила. не нравятся мои правила - не лезь в мою новеллу" Меня это так смешит и одновременно я её очень понимаю как фикрайтер.
Спасибо за перевод 💓
Шикарная глава😍💞
Спасибо за перевод))
Спасибо за перевод!)
о господи я просто теку от етой милоты
«Пройду сквозь заросли других цветов, не обернувшись, не интересна мне их красота. Подмогой в том мне твёрдость духа лишь наполовину, а остальное — ты, любовь моя».
В общем, либо у меня бредни, либо под зарослями цветов подразумевались вовсе не растения, а божества, а «любовь моя» выходит...Се Лянь?
Боже, слишком мило, где мой корвалол...
Спасибо за главу💙
Хуа Чен - супер. Мужик сказал, мужик сделал. Сказал , что построит Ляню лучший храм - построил. Неважно, что только через 800 лет выдался случай показать виновнику своё творение. И неважно, что все давно забыли и его, и его обещание. Молоток, уважаю.
Я плачу от умиления ;з
Так бы их и потискала)
Очень красивый перевод) Одно сплошное удовольствие) Спасибо Вам)
...как-то, мне кажется Хуа Чэн хорошо отшучивается, насчет храма и фонарей... цитирую "...хотел, чтобы гэгэ немного повеселился на пиру, разогнал тоску."
Ой, неужто наш Принц наконец-то поймет, что дражайший Демон и есть тот мальчуган, что будет помнить Его Высочество вечно.)))))
Цветочеееек.~
Благодарю за изумительную работу переводчика!!! ❤️
Хуаляни такие милые ^___^
Это одни из моих любимых эпизодов.)
Спасибо переводчикам! Лучи добра и милоты вам!
Ну да, храм то был, а вот бог для него тогда еще не вознесся, вот и применения не было. А сейчас ты снова небожитель и храм стало возможно использовать по назначению. И ведь ни слова лжи, только недомолвка хDD
И да, Хуа Чэн выполнил обещание, построить лучший храм! Мужик свое слово держит!
Хуа Чэн вертит Се Лянем как хочет, но делает это так осторожно, не пересекая границы, и мило, что наш принц просто не может не поддаваться)))
А на моменте, когда Хуа Чэн читал написанное ими совместно стихотворение, я почти плакала. Это же словно обоюдное признание в любви т.т