Загадки на разукрашенных фонариках в ночь поедания юаньсяо

Светлый Праздник фонарей, одна прекрасная ночь.

Стояла ранняя весна, но зима ушла ещё недалеко, и ветер по-прежнему приносил бодрящий холод. Се Лянь, взвалив на спину большой мешок, медленно брёл по дороге, и щёки его чуть раскраснелись от ветра.

В мешке лежала гора всякой всячины, которую принц сегодня насобирал, пока не зная, пригодится она ему или нет. Да это и не важно, ведь теперь ему придётся именно этим зарабатывать на пропитание.

Некоторое время спустя он проходил мимо лавки у обочины дороги.

Лавка носила название «Закусочная Хэцзи», и похоже, что вся семья хозяина из трёх человек как раз сидела за маленьким столом, стоящим в самой глубине. Прелестная грациозная девушка всё хлопотала с блюдами на столе, хозяин поторапливал, чтобы прекращала и садилась есть, а она звонким как у ивогли голосом отвечала «сейчас, сейчас». За другими столами сидели несколько посетителей по двое-трое, но было очевидно, что они здесь только из-за молодой прелестницы – пришли просто посидеть и поговорить, а вскоре соберутся по домам. Всё-таки сегодня Праздник фонарей.

Перед лавкой установили небольшой котелок, в котором плавали беленькие, кругленькие, маленькие и горячие шарики, увидев которые, Се Лянь замедлил шаг.

Он подумал: «А, юаньсяо^[1]».

 ^[1] Юаньсяо – традиционное китайское блюдо, маленькие шарики из клейкой рисовой муки со сладкой начинкой, варятся в кипящей воде и подаются вместе с бульоном.

В детстве на каждый Праздник фонарей государь и государыня Сяньлэ вместе с принцем непременно садились за стол поесть юаньсяо. Се Лянь тогда был привередлив в еде, не любил юаньсяо, отказывался даже от превосходнейших рисовых шариков, приготовленных известными мастерами и поданных в золотой чашке на нефритовом блюдце. Принц жаловался, что ему слишком сладко, что от рисовой муки щекотно зубам, что такую начинку он не ест, другую тоже не желает, пробовал две ложки и бросал.

Став чуть постарше, принц по своей воле сбежал на гору Тайцан для самосовершенствования, и на Праздник фонарей мог вернуться во дворец, а мог и не вернуться, так что почти не появлялся за семейным столом. Думая об этом сейчас, Се Лянь, к своему удивлению, не смог вспомнить, каковы же на вкус эти самые юаньсяо.

Он осторожно огляделся вокруг лавки, затем осторожно снял свой неприглядный груз со спины, и в конце концов осторожно шагнул в лавку.

Сняв шляпу и держа её в руках, Се Лянь произнёс:

— Хозяин, подайте мне, пожалуйста, чашку юаньсяо. У вас ведь есть юаньсяо?

Хозяин, мужчина уже в возрасте, глянул на принца, но ещё ничего не успел ответить, как первой заговорила стройная улыбчивая девушка:

— Да, прошу, проходите и садитесь! – и тут же занялась приготовлением.

Се Лянь сел, но тут же заметил, как хозяин лавки покачал головой, и такая реакция показалась принцу странной. Он подумал, что, возможно, где-то запачкал одежду, что не понравилось хозяину. Принц даже специально осмотрел свои рукава, а убедившись, что одеяния чистые, немного успокоился и спросил:

— Что-то не так?

Принц подумал было, что если хозяину не по нраву, что он зашёл со своим мешком, то он просто оставит его снаружи, и всё. Но мужчина, бросив на него ещё один взгляд, покачал головой со словами:

— Прискорбно, как же это прискорбно.

— А? О чём вы? – не понял Се Лянь.

— Прискорбно в великий Праздник фонарей поедать юаньсяо одному в забегаловке у дороги, средь холодного ветра и мороза.

Се Лянь, озадаченно помолчав, произнёс:

— Ну зачем же вы так. Разве не хотите заработать…

Но хозяин больше не сказал ему ни слова, а пошёл за чашкой. Посидев немного, Се Лянь почувствовал, что все взгляды вокруг направлены на него. А точнее, на его набитый доверху мешок.

Дочка хозяина даже подкралась и присела рядом, чтобы потыкать мешок пальцем, словно ей было ужасно любопытно, что же находится внутри. Матери пришлось позвать девочку несколько раз, прежде чем та вернулась к ним за стол. Се Лянь тогда ещё не натренировал свою легендарную толстокожесть, и не удержался от того, чтобы запинать мешок подальше под стол, где его никто не увидит. Жаль только, что столы и стулья, как и вся лавка, были слишком маленькими, чтобы под ними что-то спрятать. Се Ляню оставалось только непрерывно покашливать и изо всех сил стараться не замечать направленные на него взгляды.

Привыкну. Ничего ужасного в этом нет.

Неожиданно принц вспомнил кое о чём и второпях засунул руку за пазуху, пошарил немного и переменился в лице. В его мыслях пронеслось: «Теперь моё положение ещё прискорбнее! Я не только в великий Праздник фонарей поедаю юаньсяо один в забегаловке у дороги средь холодного ветра и мороза, мне ещё и денег на них не хватает!!!»

Принц собрался было поскорее ускользнуть, да только как назло, именно в тот момент хозяин принёс ему большую фарфоровую чашку и поставил на стол.

— Пять монет.

Се Лянь почувствовал, что у него сбивается дыхание.

— Э… я… — Он принялся покашливать, прикрыв рот кулаком.

Раздался голос хозяина:

— Что, нету?

Се Лянь был готов, позабыв о стыде, просто подняться с места и выкатиться прочь, но вдруг большая чашка со стуком опустилась на стол перед ним.

Принц застыл, а хозяин сказал:

— Ладно, жалко тебя, пусть будет подарком, так уж и быть. После ужина мне надо закрывать лавку, так что поторапливайся. Сегодня Праздник фонарей, надобно всей семьёй собраться, иначе никак!

Се Лянь, помолчав, сел обратно. В душе он посетовал, что вообще-то после того, как он доест эту чашку юаньсяо, ему некуда будет пойти, но вслух тихо произнёс:

— Спасибо.

Хозяин, поставив чашку, отошёл. Затем перенёс котёл перед лавкой с оставшимися юаньсяо на маленький столик. Маленькая девочка, держа во рту ложку, наклонила голову и спросила:

— Когда вернётся старший брат? Я хочу подождать его, потом есть.

Хозяин посетовал:

— Он опаздывает. Разве можно в Праздник фонарей так поздно возвращаться домой? Это никуда не годится!

Его жена вмешалась:

— Ему ведь тоже нелегко приходится. Скоро он вернётся, а ты не брани его. Мяо-эр, Мяо-эр, бросай уже все хлопоты. Мы и так всё время просим тебя о помощи, нам уже так неловко, давайте вместе поужинаем.

Юная девушка ответила:

— Уже всё! – Затем убрала ещё с одного стола и подошла, чтобы сесть вместе с ними.

Похоже, они вчетвером дожидались ещё одного члена своей семьи, болтая и смеясь. Глядя на них, Се Лянь взял свою чашку, выловил ложкой один юаньсяо и отправил в рот, затем выпил глоток сладкого бульона.

Но так и не смог понять, каков этот праздник на вкус.

***

— Гэгэ, гэгэ?

Се Лянь наконец вернулся из воспоминаний, обнаружив рядом Хуа Чэна который внимательно смотрел на принца. Облик демона, оттенённый красным одеянием, выглядел ещё более ярким и прекрасным, а свет огней добавлял нежности бледному до безжизненной белизны лицу. Се Лянь, посмотрев на него, немного растерялся и спросил:

— Что?

— Гэгэ, ты устал? Или тебе тяжело ходить?

Се Лянь невпопад покивал, тогда Хуа Чэн добавил:

— Прости. Вчера ночью я был несдержан.

Только спустя какое-то время до Се Ляня дошёл смысл сказанного Хуа Чэном, и принц замахал руками:

— Что ты такое говоришь, дело совершенно не в этом! Сущие пустяки!

Хуа Чэн приподнял бровь:

— Правда? Если даже такое для тебя – сущие пустяки, хочешь сказать, я вовсе не был несдержан прошлой ночью? И значит, я могу…?

Се Лянь внезапно вспомнил, что они находятся прямо посреди главной улицы Призрачного города! Запоздало оглядевшись, принц и правда обнаружил, что в какой-то момент вокруг собралась целая толпа из всевозможных тварей разнообразных форм и размеров. Те из них, что с длинными ушами, навострили уши, с короткими – вытянули шеи; почти каждый вытаращил глаза размером с бронзовые колокольчики и уставился на двоих как в последний раз. В этот миг зеваки выглядели потрясёнными до такой степени, что просто не знали, что сказать. В конце концов принц воскликнул:

— Сань Ла-а-ан!

Хуа Чэн с лёгкой улыбкой завёл руки за спину и повинился:

— Ладно, ладно. Виноват. Умолкаю.

Се Лянь же давно отвёл взгляд от лавки на обочине, где демоны продавали юаньсяо. По обеим сторонам главной улицы Призрачного города были развешаны ярко-красные фонарики, исписанные загадками ^[2].

 ^[2] В Китае на Праздник фонарей существует традиция разгадывать загадки, написанные на фонариках.

Демоны зазывали:

— Разгадываем загадки! Разгадываем загадки! Кто отгадает, получит подарок! Множество подарков!!!

Хуа Чэн предложил Се Ляню:

— Гэгэ, попробуем? За это дают награду!

— Попробуем, — Се Лянь подошёл к фонарикам.

Демоны принялись взволнованно толкать друг друга:

— Тсс! Тсс! Старший дядюшка будет разгадывать загадку! Старший дядюшка будет разгадывать загадку!!!

Вокруг поднялся такой шум, будто бы принц намеревался исполнять танец призыва божества^[3].

 ^[3] В древности в Китае существовало поверье, что мастер-шаман, исполнив ритуальный танец, способен призвать в своё тело божество, у которого люди просили об исцелении болезней или изгнании нечистой силы.

Се Лянь, чувствуя себя ужасно неловко, как раз собирался выбрать первый попавшийся фонарик, но тут неизвестно откуда появилось чьё-то щупальце, которое услужливо протянуло принцу разукрашенный фонарик.

— Прошу вас, прошу вас!

Для Се Ляня все загадки были одинаково просты. Поэтому он взял фонарик и прочёл загадку, которая гласила: «Искать до седой головы».

Се Лянь, не задумываясь, дал ответ:

— «Я» ^[4].

 ^[4] Здесь стоит пояснить, что загадки чаще всего иероглифические. Сама загадка в оригинале выглядит так: 找 – искать, 到 – до, 白 – белый/седой, 头 – голова. Смысл загадки в том, чтобы добавить к иероглифу «искать» верхнюю часть или «голову» от слова «седой» - 丿, и тогда получается иероглиф 我, который обозначает «я». Сравните: 找 => 我.

Хуа Чэн похлопал в ладоши и похвалил:

— Гэгэ, потрясающе.

Толпа подхватила громоподобными аплодисментами и демоническими завываниями. Нечто чёрное неясного происхождения принялось кувыркаться в воздухе, издавая восторженные возгласы, неизбежно прибавляя обстановке гротеска.

Се Лянь, уже потеющий от неловкости, произнёс:

— Вообще-то это… правда очень легко.

Тогда щупальце протянуло ему второй фонарик:

— Прошу вас! Прошу вас!

Принц взял фонарик и на этот раз прочёл на нём загадку «Один день Праздника весны».

Как и в первый раз, Се Ляню не понадобилось даже думать над ответом:

— «Супруг ^[5]».

 ^[5] Оригинал загадки: 春 – весна, 节 – праздник, 一 – один, 日 – день. Замысел в том, что второй иероглиф 节 переводится также «урезать, убрать». То есть, если из большого иероглифа 春 убрать части 一 и 日, останется夫, которое и означает «супруг».

Хуа Чэн вновь вознамерился захлопать в ладоши, но Се Лянь остановил:

— Не стоит, это тоже очень простая загадка.

— Правда? – Хуа Чэн сощурился в улыбке. – Но я совершенно искренне считаю, что гэгэ потрясающе справляется.

Се Лянь подумал: «Ну что ты, что ты. Вот если бы загадку на фонарике написал лично ты, и я по-прежнему смог бы её разгадать, это было бы и впрямь потрясающе…»

Тем временем щупальце протянуло принцу третий фонарик и пропело:

— Прошу вас! Прошу вас!

Но стоило Се Ляню взять фонарик и прочесть загадку, его брови чуть нахмурились. Кругом тоже послышалось:

— Ого! На этот раз загадка трудная!

Принц согласно кивнул. И впрямь, на сей раз с первого взгляда разгадать не вышло: «Стыдливо опускаю голову, выражая искренность».

Впрочем, не так уж сложна эта загадка. Вскоре Се Лянь произнёс:

   — «Стыдливо» здесь указывает на «мимозу стыдливую», от которой мы берём верхнюю часть. «Опускаю голову» — забираем «голову» от иероглифа «опускать». «Выражая искренность сердца» — здесь нам понадобится «сердце» иероглифа «склоняться» из фразы «искренность^[6]». Соединив три части, мы получим… «цветок». Разгадка — «цветок^[7]».

^[6] Слово «искренность», которое также имеет значения «преданный всей душой», «испытывать тягу», «испытывать симпатию», состоит из частей «склоняться» и «сердце», то есть – склоняться сердцем.

^[7] Верхняя часть из слова «草 — трава» в названии растения «мимоза стыдливая», первая часть из слова «低 — опускать» и середина слова «倾 — склоняться» составят вместе иероглиф «花», цветок.

Договорив, принц закрыл уши руками, ведь как и ожидалось, стоило ему объявить разгадку, вокруг снова начались бешеные демонические пляски, грянула безграничная похвала, преувеличенная до предела, отчего Се Ляню сделалось не по себе. Хуа Чэн, посмеиваясь, посмотрел на него.

— Гэгэ, в этот раз было на самом деле потрясающе.

Щупальце тем временем тихонько протянуло следующий фонарик, и Се Лянь, тоже посмеиваясь, ответил:

— Сейчас я потрясу тебя ещё сильнее. В этот раз я отгадаю загадку, даже не читая её, веришь?

Хуа Чэн округлил глаза:

— Оу, правда? Оказывается, гэгэ владеет ещё и таким мастерством?

Принц взял фонарик и сказал:

— Конечно. Предполагаю, что теперь разгадкой будет слово «город». Тот, что в твоём имени^[8], я прав?

^[8] Напоминаем, что иероглиф «чэн» в имени Хуа Чэн переводится «город».

Подняв фонарик и взглянув на загадку, принц действительно прочёл следующее: «Перевернётся копьё войны, и в южных краях установится мир».

Се Лянь объяснил:

— Перевернётся копьё войны, то есть, повернётся против своих — переворачиваем первый иероглиф, получается «земля», а «копьё» оставляем. «В южных краях установится мир» — берём «южную» часть иероглифа «край», устанавливаем между «землёй» и «копьём», получается «город». Это должна была быть самая сложная загадка, но к сожалению…

К сожалению, принц раньше разгадал закономерность. Что же получится, если соединить четыре отгадки вместе^[9]?

 ^[9] Получится фраза «Мой супруг Хуа Чэн».

Демоны, замысел которых оказался разгадан, не решились даже выкрикивать одобрения, напротив – все хором закашлялись, глядя куда-то в небо. Хуа Чэн обвёл толпу неторопливым взглядом, и все кругом, испуганные до смерти, то попрятались внутри фонариков, то юркнули под землю, то заголосили, хватаясь за головы:

— Градоначальник, не гневайтесь!!! Это не моя идея!!!

— И не моя, кря!

— Чушь! Ты-то как раз и соглашался громче всех!!!

Хуа Чэн спокойно бросил:

— Прочь.

В один миг всех человеческих и нечеловеческих существ с улицы словно ураганом сдуло, не осталось почти никого. Се Лянь повесил фонарик на место и, улыбаясь, сказал:

— Давай вернёмся.

Ступая плечом к плечу, они вместе направились к храму Тысячи фонарей. По пути Хуа Чэн со всей серьёзностью произнёс:

— Гэгэ, не смотри на меня так. Это не я приказал им, правда.

Се Лянь, посмеявшись, ответил:

— Знаю. Будь это ты, не стал бы загадывать именно такую фразу.

— Оу? И какую фразу, по мнению гэгэ, я бы загадал?

Се Лянь, ничего не подозревая, сказал вслух:

— Разумеется, «мой супруг Сань Лан»…

Только тут принц осознал значение фразы «язык мой – враг мой», и поспешно замолчал. Однако было уже поздно. Хуа Чэн рассмеялся:

— Гэгэ, ты попался! Прекрасно!

— Хитрец, каков хитрец…

Как раз к тому моменту они подошли к храму Тысячи фонарей. Войдя в главный зал, Се Лянь не без удивления обнаружил, что на нефритовом столе для подношений что-то есть. Принц застыл, затем подошёл ближе, и понял, что это две чашки юаньсяо.

Принц обернулся, Хуа Чэн тоже приблизился к столу со словами:

— Гэгэ, ты ведь на них смотрел только что, на улице?

Се Лянь кивнул.

— Давай сядем и поедим вместе, гэгэ, — предложил Хуа Чэн.

Но Се Лянь вместо этого вдруг бросился к Хуа Чэну в объятия, зарылся лицом в грудь и крепко-крепко прижался.

Хуа Чэн обнял принца в ответ.

Спустя неизвестно сколько лет Се Лянь наконец вспомнил, каков на вкус Праздник юаньсяо.