Невежда, что покусился на деньги бессмертных, встретит принца.

— Открываем!..

Вместе с этим громогласным долгим криком на землю спала ярко-алая атласная ткань. И тысячная толпа разразилась радостными ликованиями, достигающими небес.

Их взорам открылась божественная статуя наследного принца, отлитая из золота. В одной руке она сжимала меч, в другой мягко держала в пальцах цветок, что символизировало «обладая силой, способной уничтожить мир, не теряй сердце, стремящееся сберечь цветок». Черты лица статуи отличались мягкой красотой изящных бровей, прекрасных глаз и очаровательной линии губ, уголки которых были чуть приподняты в едва-едва угадывающейся улыбке. Выражение любящее, но не легкомысленное; безэмоциональное, но не равнодушное — облик излучал красоту и милосердие.

И то был ровно восьмитысячный по счёту храм наследного принца на территории государства Сяньлэ.

За три года после его вознесения на ровном месте взметнулись к небесам восемь тысяч божественных храмов. Подобного этому небывалого и неповторимого страстного почитания, которым одарили принца, совершенно точно не упоминалось никогда ранее и наверняка не возникнет впредь, он был единственным в своём роде.

Однако в этом восьмитысячном по счёту храме стояла далеко не самая роскошная божественная статуя наследного принца. Пик на горе Тайцан, на котором Его Высочество наследный принц проживал во время самосовершенствования, теперь носил название «Пик Наследного принца». Именно здесь и построили самый первый дворец Сяньлэ. Когда отлили первую божественную статую наследного принца, её установили там же. Его Величество глава государства лично снял покров со статуи. То изваяние в высоту достигало пяти чжанов и выглядело как живое, в точности передавая внешность принца. Оно было полностью отлито из чистого золота и представляло собой подлинное «золотое тело»¹.

¹ Досл. — золотое тело, выражение, которым обозначают позолоченные статуи Будды.

Паломники текли во дворец Сяньлэ сплошным потоком, сбивая пороги. Треножник перед храмом был усыпан длинными и короткими палочками благовоний, так что ставить уже было некуда. Ящик для пожертвований здесь стоял намного больше и крепче, чем ящики в обыкновенных храмах — ведь если не сделать его таковым, не пройдёт и дня, как он заполнится подношениями, так что последующие посетители просто не смогут ничего туда положить. У самого входа в храм выкопали пруд с чистейшей водой, который также полнился монетами — они бронзовым блеском сияли под бликами, играющими на воде. Несколько черепах, живущих в пруду, уже просто не решались высунуть нос из своих панцирей, поскольку каждый день в них сыпались монеты, которые паломники бросали в воду с каменного мостика, и как бы монахи ни уговаривали людей этого не делать, ничего не помогало. За высокими и толстыми красными стенами, которые опоясывали территорию храма, раскинулся целый сад из сливовых деревьев, ветви которых усыпали бесчисленные ярко-красные ленты с молитвами и просьбами о благословении. Ленты покачивались на ветру посреди цветочного моря, создавая картину роскошного и яркого великолепия.

А в главном зале храма у подножия собственной божественной статуи с чинным скромным видом сидел Се Лянь, глядя с возвышения на толпу. Оставаясь для всех невидимым, он мог видеть всех посетителей храма и слышать их разговоры:

— Почему в храме наследного принца нет подушек для коленопреклонения?

— И правда, даже настоятель храма говорит, что преклоняться нельзя. Но ведь храм открыт для посещения, почему же нельзя преклонять колени?

— Вы, должно быть, впервые во дворце Сяньлэ. Во всех дворцах Сяньлэ такие правила. Я слышал, после вознесения Его Высочество наследный принц явился во сне ко многим настоятелям и служителям храмов и сказал, что его последователи не должны преклонять перед ним колени. Поэтому в храмах наследного принца негде преклониться.

И хотя присутствующие не могли разглядеть принца, Се Лянь всё же кивнул в ответ. Кто же мог подумать, что от другой группы людей вдруг послышится смех:

— Что это за логика такая? Бессмертные божества ведь для того и нужны, чтобы им поклоняться. Это всё ложные слухи.

Се Лянь даже поперхнулся. И тут же услышал, как кто-то поддержал говорящего:

— Ага, преклонить колени нужно обязательно. Только так можно выразить свою искренность!

— Даже если подушек нет, ничего страшного, мы встанем прямо на пол.

Вот так кто-то первым бухнулся на колени, и все вокруг тут же последовали его примеру. Сотни, тысячи людей теснились внутри и снаружи храма и со всей искренностью кланялись божественному изваянию, сменяя друг друга непрерывными волнами. Каждый о чём-то молился, про себя загадывая желания и прося о благословении. Се Лянь молча слез с постамента и подумал: «Ладно, постепенно привыкнут».

В следующий миг к нему со всех сторон ринулись бесчисленные людские голоса, будто огромная волна, сметающая всё на своём пути.

— Сдать экзамен на высокий чин! Хочу сдать экзамен! В этом году непременно! Если исполнится, обязательно отплачу сторицей!

— Благословения в дорогу!

— Все девушки, которые мне нравятся, влюбляются в моего шисюна. Прошу, пусть он станет немножко уродливее, пожалуйста.

— Твою мать, ни за что не поверю, что в этот раз у меня не родится здоровяк-сын!!!

…Просили обо всём на свете, и у Се Ляня от этих молитв отчаянно разболелась голова, поэтому он поспешно изобразил руками заклинание, и все до одного голоса стихли. Но только у него в голове воцарилась тишина, принц тут же услышал громкий крик и увидел, как из внутренних покоев выбежал юноша в чёрном одеянии, зажимающий уши руками. Он взревел:

— Это что ещё за чертовщина!!!

Верующие в храме совершенно не заметили его появления, продолжая поклонение. Се Лянь со вздохом похлопал юношу по плечу и улыбнулся:

— Фэн Синь, спасибо тебе за помощь.

Поскольку огни благовоний во дворцах Сяньлэ горели столь ярко, за день Се Лянь мог услышать едва ли меньше тысячи молитв. В самом начале, полагаясь на яростный энтузиазм новичка, он брался за любое пожелание сам, лично прикладывая усилия для его исполнения. Но впоследствии молящихся стало слишком много, поэтому пришлось поручить часть работы Фэн Синю и Му Цину. Юноши вдвоём отделяли те молитвы, которые находились в сфере влияния принца, от тех, которые можно было проигнорировать, а потом передавали ему те просьбы, на которые следовало обратить особое внимание.

Му Цин, закончив проверку, сразу докладывал принцу и никогда не жаловался. А вот Фэн Синь никак не мог взять в толк, ну почему люди так любят попросить о какой-то ерунде? Даже о гармонии в интимных отношениях приходят помолиться во дворец Сяньлэ. Се Лянь ведь Бог Войны, разве он может отвечать за подобное? Если так будет продолжаться дальше, остальные небожители начнут возмущаться, за глаза называть его собакой на сене, которая молитвы не исполняет, а всех последователей к себе переманила. Тут уж сказать будет нечего. Фэн Синь закрывал уши и никак не желал опустить руки, хотя это, в действительности, совершенно не помогало. Он воскликнул:

— Ваше Высочество, почему среди твоих последователей так много девушек?!

Се Лянь спрятал руки в рукава, уселся на облачко дыма от благовоний и с улыбкой ответил:

— Разве это не замечательно? Множество красавиц — услада для сердца и глаз.

Фэн Синь в ужасе возразил:

— Нисколько это не замечательно. Женщины, кажется, целыми днями только и просят, что красиво выглядеть, удачно выйти замуж да родить сына, а других желаний у них не бывает. Ни одного серьёзного дела, у меня от одного их вида начинает болеть голова!

Се Лянь, улыбаясь до ушей, хотел ему что-то сказать, как вдруг толпа в храме заволновалась. Они поглядели в сторону ворот храма и услышали, как кто-то, понизив голос, оповещает остальных:

— Князь Сяоцзин прибыл, скорее, уходим, уходим! Князь Сяоцзин прибыл!

Титул «князь Сяоцзин», произвёл на людей впечатление в точности как фраза «князь Тьмы» — все как один, они побледнели от ужаса и в панике бросились врассыпную. Всего несколько мгновений, и по храму будто прошёлся настоящий смерч — большинство верующих, только что поклонявшихся божественной статуе, как ветром сдуло. Вскоре порог храма вразвалку переступил юноша в парчовых одеяниях, всем видом излучающих роскошь, с мантией на плечах. В руках он нёс драгоценный резной фонарь со вставками стеклянной глазури. Если не обращать внимания на его глаза, юноша внешне очень походил на Се Ляня. Однако взгляд его был излишне выразительным и резким. Кто же ещё это мог быть, как не Ци Жун?

Сейчас ему исполнилось лет семнадцать-восемнадцать, лицо стало более привлекательным, характер — более сдержанным, теперь он, можно сказать, обзавёлся манерами, присущими мужчине из знатного рода. Он вошёл в храм, но слугам не позволил войти следом. Держа в руках фонарь, он прошёл в главный зал, оправил полы плаща и опустился на колени на чистый пол. Затем торжественно поклонился несколько раз, поднимая фонарь высоко над головой. Двое на божественном алтаре переглянулись. Фэн Синь зацокал языком, и в его взгляде Се Лянь прочитал раздражение.

Три года назад, когда Се Лянь покинул императорский дворец и пустился в странствие, Ци Жун всё ещё отбывал наказание в затворе. А когда принц вернулся, он так и не успел повидаться с двоюродным братом — в ту же ночь, прямо во сне, он вознёсся под звуки небесного грома. За три года Се Лянь часто являлся во снах родителям, советнику и многим другим людям, и Ци Жуну явился однажды — строго повелел ему впредь относиться к людям с добром, умерить свой нрав, не творить произвол. Поэтому Ци Жун весьма активно помогал в строительстве храмов и монастырей, совершал пожертвования и подносил принцу фонари.

И хотя он прилагал немалые усилия, ревностно исполняя наказ принца, всё же время от времени создавал неприятности — Фэн Синь умаялся спускаться и прибирать за ним поломанные лавки торговцев. Поэтому Се Лянь прекрасно понимал раздражение Фэн Синя.

Тем временем Ци Жун закончил кланяться и немного обиженно произнёс:

— Мой царственный брат, это пятисотый по счёту фонарь, который я преподношу тебе в знак моей преданности. Когда же ты придёшь повидаться со мной? Можешь просто явиться ко мне во сне. Дядя и тётя тоже очень по тебе скучают, а ты совсем о нас позабыл, стал таким высокомерным и равнодушным…

Юноша не мог видеть, что Фэн Синь стоит совсем рядом и напоминает Се Ляню:

— Ни в коем случае не отвечай ему. Владыка говорил тебе — без крайней необходимости небожителю строго запрещается являться простым смертным в личных целях. В особенности нужно избегать встреч с родными и близкими.

— Не волнуйся. Разумеется, мне это известно.

Ци Жун поднялся, держа подношение, взял кисть и склонился над фонарём, чтобы что-то на нём написать. Се Лянь и Фэн Синь ничего хорошего от него не ожидали, и потому, не сдержавшись, вместе подошли, чтобы посмотреть, что же он напишет. Увидев на фонаре обыкновенные мольбы о всеобщем благоденствии, мягких ветрах и хороших дождях² и тому подобное, а не пожелания, чтобы чьему-то семейству отрубили головы и вывесили на рыночных воротах и так далее, двое юношей вздохнули с облегчением.

²Обр. в знач. — все обстоятельства складываются благоприятно, а также пожелание хорошего урожая.

Снова взглянув на Ци Жуна, который в соответствии с правилами каллиграфии старательно выписывал иероглифы, принц невольно вспомнил один случай.

Когда Ци Жун с матерью только вернулись во дворец, однажды все члены аристократии и царственного рода отправились на гору Тайцан вознести молитвы. Мать Ци Жуна после побега с простолюдином не решалась показываться людям на глаза, но всё же хотела, чтобы сын тоже отправился помолиться. Она желала, чтобы Ци Жун набирался знаний, а не сидел целыми днями в её покоях, будто лягушка на дне колодца. Поэтому упросила государыню взять мальчика с собой.

Женщина старалась вести себя предельно скромно, но сплетни о знатных семьях всегда разносились быстрее летящей стрелы, кто ещё в столице не знал историю о них с сыном? Поэтому по дороге на гору все остальные дети знатного рода сознательно отталкивали Ци Жуна подальше от себя, не давали ему говорить и играть с ними. Се Лянь, едва увидев качели, сразу бежал покататься на них, и все дети его возраста забавлялись вместе с ним. По очереди ребята помогали Его Высочеству толкать качели, считая это за великую честь. Когда Се Лянь подлетел выше всего, он невольно опустил голову вниз и увидел Ци Жуна, который прятался за государыней и только высовывал голову, с завистью глядя на принца.

Оказавшись в храме Шэньу, взрослые закончили подносить божеству фонари и отправились с наставниками, чтобы побеседовать, вытянуть гадательные палочки и получить объяснение выпавшим предсказаниям. А дети остались в храме играть в подношение божеству маленьких фонариков. Ци Жун в первый раз виделся с государыней и не знал, что она уже поднесла фонарь для него и матери. Увидев прекрасные фонари тонкой работы, мальчик захотел сам поднести один и попросить о благословении. Он был ещё мал и многого не умел, поэтому спрашивал у всех, как написать прошение о благословении для матери. Несколько ребятишек, которые приходились Ци Жуну роднёй, дома обычно терпеть его не могли — под влиянием взрослых они тоже считали, что мать и сын опозорили их род, поэтому решили злонамеренно одурачить мальчонку. Се Лянь сосредоточенно дописал пожелание на своём фонарике, положил кисть и услышал за спиной хихиканье и смешки, которые показались ему весьма неприятными. Обернувшись, принц увидел Ци Жуна с заляпанными тушью ладошками, который словно сокровище обхватил руками фонарик и собирался поднести его божеству. А на самом фонарике кривым почерком было написано: «Желаю вместе с матерью поскорее отправиться на Небеса. Ци Жун».

Се Лянь немедля бросил тот фонарь на пол и ужасно разгневался.

Тогда он тоже был ещё мал, но другие дети знатного рода от испуга попадали на колени, не решаясь заговорить. Когда гнев Се Ляня утих, он лично помог Ци Жуну сделать новую надпись на фонарике, и теперь уже никто не посмел над ним издеваться. После, когда они спускались с горы, принц снова отправился покататься на качелях. На этот раз Ци Жун выбежал из-за юбки государыни и сам помог толкнуть качели принца. Он был ниже Се Ляня ростом, но прилагал особое старание и всё так же смотрел на принца снизу вверх. Только зависть в его глазах теперь обернулась обожанием. Позднее он просто превратился в хвостик, который целыми днями бегал за «царственным братом».

Надо признать, раньше Ци Жун был вполне нормальным человеком. Но по какой-то причине, чем старше он становился, тем больше его характер менялся не в лучшую сторону. Вот только за последние три года Се Ляню требовалось следить за множеством людей и событий, а на внимание для родных и близких времени не оставалось. Поэтому принц не знал, изменился ли Ци Жун с тех пор.

Когда принц задумался об этом, Ци Жун уже закончил подношение фонаря и приготовился покинуть храм. К их неожиданности, пока он отступал назад, то натолкнулся спиной на другого посетителя. Ци Жун тут же отшатнулся, яростно развернулся и разразился бранью, даже не взглянув на объект ругательств:

— Что за дрянь? Ты ослеп или сдох, пока стоял? Не видишь, что надо убраться с дороги?

Стоило ему открыть рот, Се Лянь и Фэн Синь одновременно закрыли лицо руками и подумали: «Не изменился. Всё такой же, как раньше!»

Возможно, причиной тому стал факт, что до пяти лет Ци Жун жил с отцом, и к нему неизбежно прилипла грубость городских улиц и вспыльчивый характер родителя, и как бы государыня ни пыталась терпеливо воспитывать Ци Жуна после, стоило ему разволноваться, и он, как говорил советник, «раскрывал свою истинную сущность». Ци Жун натолкнулся на молодого мужчину в лохмотьях, не больше двадцати пяти лет, который нёс на спине простой дорожный свёрток. Соломенные сандалии мужчины стёрлись до такой степени, что от них почти ничего не осталось, ноги покрывала дорожная пыль. Но даже с измождённым выражением, потрескавшимися губами и немного ввалившимися щеками черты лица мужчины оставались правильными и чёткими, взгляд светлым и пронзительным, даже его худоба не казалась слабостью. Мужчина спросил:

— Что это за место?

Ци Жун воскликнул:

— Это дворец Сяньлэ, храм наследного принца!

Мужчина пробормотал:

— Храм наследного принца? Наследного принца? Значит, это и есть императорский дворец? — он увидел божественную статую в храме, золотистый блеск которой окрасил лицо мужчины позолотой, и спросил: — Это золото?

Чрезмерно великолепное убранство заставило его спутать храм божества с императорским дворцом. Откуда-то подоспели слуги, которые принялись прогонять мужчину со словами:

— Конечно же, золото. Храм наследного принца — это божественный храм, а не покои принца в императорском дворце! Ты даже не знаешь, что это за место? Да откуда ты взялся, дикарь?

Мужчина спросил:

— А где же тогда императорский дворец?

Ци Жун сощурился и спросил:

— Зачем тебе это знать?

Собеседник серьёзно ответил:

— Я должен попасть в императорский дворец, чтобы встретиться с государем. У меня есть к нему разговор.

Ци Жун и его слуги рассмеялись и взглянули на него с презрением.

— Да откуда взялся этот деревенщина? Зачем тебе в императорский дворец? Да ещё встретиться с государем! Думаешь, тебе позволят с ним увидеться, стоит тебе попросить? Да окажись ты в императорском дворце, тебя и через главные ворота не пропустят.

Мужчину смех нисколько не смутил, он ответил:

— Я попытаюсь. Может быть, всё же получится.

Ци Жун громко расхохотался.

— Ну так иди, попытайся, — он махнул рукой, намеренно указав противоположное направление.

Мужчина ответил «Спасибо», поправил свёрток на спине, развернулся и направился прочь из храма. Оказавшись на каменном мосту, он вдруг остановился и посмотрел вниз. Сквозь прозрачную воду пруда виднелся толстый слой монет, лежащих на дне.

Мужчина, кажется, задумался на пару мгновений, а ещё через миг перемахнул через мост и спрыгнул в воду.

Прыжок поражал ловкостью и силой. Оказавшись в воде, мужчина склонился и начал пригоршня за пригоршней загребать монеты со дна пруда, а затем складывать их себе за пазуху и в дорожный мешок. Се Лянь и Фэн Синь, поскольку раньше никогда не видели, чтобы кто-то отбирал деньги у самого божества, от подобной картины прямо-таки остолбенели. Ци Жун тоже застыл, но потом рассвирепел, бросился к перилам моста, начал бить по ним руками и орать:

— Твою мать! Что ты творишь?! Сейчас же вытащите его оттуда!!! Да твою ж мать!!!

Слуги торопливо попрыгали в воду, чтобы вытянуть мужчину на берег, но тот оказался не лыком шит — принялся отбиваться руками и ногами, так что никто не мог к нему подступиться. Ци Жун, стоя на мосту и глядя на происходящее, метал гром и молнии, и даже монахи храма не знали, как им следует поступить. Мужчина набил карманы выловленными монетами, забросил мешок на спину и собрался выбраться из пруда, но, ступив на мшистое дно, поскользнулся и с громким всплеском свалился в воду, лицом к небесам. Тут-то слуги и подбежали, чтобы его схватить, скрутили и выволокли на берег. Ци Жун принялся осыпать его пинками и бранью:

— Да как ты посмел красть эти деньги!

Когда Ци Жун заносил ногу для пинка, Фэн Синь уже стоял рядом и, улучив момент, подставлял руку — в итоге, каким бы яростным ни был пинок, в действительности удар по телу бедняги получался совсем не сильным. Ци Жун не видел дурачащего его Фэн Синя, но всё же чувствовал подвох, будто какая-то чертовщина удерживала его ногу — спустя семь-восемь пинков ощущение так и не пропало, и юношу это даже немного раздосадовало. Мужчина, кажется, наглотался воды — он откашлялся, прежде чем заговорить:

— Но ведь деньги просто лежат в пруду, почему я не могу взять их ради спасения людей?

Ци Жуну наконец надоело пинать мужчину, всё равно никакого удовлетворения это не приносило, и юноша стал кричать:

— Кого спасать? Кто ты такой? Откуда взялся?

Он спросил только для того, чтобы повесить на мужчину обвинение в преступных действиях и бросить его в темницу, но тот оказался человеком простым и честным, поэтому ответил:

— Меня зовут Лан Ин³, я из Юнани, где случилась засуха. Без воды не растут посевы, людям нечего есть, денег у нас нет. Здесь есть и вода, и еда, и деньги, статуи делают из золота, бросают монеты в пруд. Почему же нельзя поделиться с нами малой частью?

³Ин — герой.

Юнань — так назывался один из крупных городов государства Сяньлэ. Выражение лица Се Ляня стало серьёзным и сосредоточенным, он поднялся на ноги и спросил:

— Фэн Синь, в последнее время в Юнани случилась засуха? Почему я ничего об этом не слышал?

Фэн Синь повернулся к нему и ответил:

— Не знаю, я тоже ничего подобного не слышал. Нужно спросить Му Цина.