В пещере десяти тысяч божеств открываются истинные лица богов. Часть первая

Видя, как сильно Му Цина задел раскрывшийся факт, Се Лянь, поразмыслив, всё-таки решил его успокоить:

— На самом деле в этом… ничего страшного нет…

Му Цин же с ехидной усмешкой перебил:

— Значит, я прав! Ну и как, забавно? Тебе, видно, весело было наблюдать за нашим представлением? Хм???

Теперь, когда всё выяснилось, за сорванной личиной показалось истинное лицо. Нань Фэн… Нет, Фэн Синь, конечно, тоже чувствовал себя неловко, но даже он не выдержал, слушая подобные речи Му Цина.

— Что это за тон?!

Му Цин был от природы бледен, и стоило крови прилить к его лицу, тонкая кожа краснела целиком, что очень бросалось в глаза. На вопрос он резко повернулся:

— Что за тон?! Не забывай, ты тоже стал одним из посмешищ! Так долго позволял ему над собой насмехаться, и даже не возмутился! А я не столь великодушен, как ты!

Се Лянь вмешался:

— Я вовсе не собирался насмехаться над вами.

Фэн Синь тоже возразил:

— Хватит всех подряд мерить своими мерками, тебя посадили в Небесную темницу из-за твоей подлости, а Его Высочество ещё и собирался тебя вызволять…

Му Цин хохотнул:

— Ха! Что ж, большое ему за это спасибо. Но ведь меня туда посадили благодаря твоему отпрыску! Что, опять хочешь подраться?! На свет произвести хватило смелости, а другим и слова про него сказать не даёшь?!

Когда он упоминал об «отпрыске», у Фэн Синя чесались кулаки забить Му Цина до смерти. Какая жалость, что сейчас все трое оказались связаны паутиной в плотные коконы, да так, что не удавалось пошевелиться! Всё достоинство настоящей битвы вмиг улетучилось, оставалось только переругиваться. Видя, как от гнева раскраснелось лицо и надулась шея Фэн Синя, Се Лянь испугался, что тот сейчас разразится бранью, на какую способен только Бог Войны. Принц изловчился, перекатился и оказался возле Му Цина, говоря:

— Му Цин, Му Цин! Посмотри, не получится ли у тебя немного повернуться?

Му Цин прекратил ругаться, отдышался и спросил:

— Что ты задумал?

— Фэн Синь слишком далеко, до него мне не доползти. Но раз паутина рвётся зубами, может быть, у меня получится высвободить тебе руки.

Му Цин вперил в него взгляд, лицо его вдруг сделалось бесстрастным. Словно мёртвая рыба, глядящая в небеса, он ответил:

— Не нужно.

Се Лянь беспомощно простонал:

— Но я ведь правда хочу помочь!

— Слишком драгоценна помощь лично Его Высочества, мне такую цену не осилить.

Фэн Синь заругался:

— Да чёрт бы тебя подрал! Нашёл время нос воротить! Он тебе на помощь пришёл, а ещё уговаривать должен?!

Му Цин резко вскинул голову.

— Да кому его помощь нужна? Се Лянь! Почему ты всегда появляешься именно в такой момент?!

Се Лянь застыл, в памяти смутно всплыло, что когда-то давно Му Цин уже задавал ему этот вопрос. Как же он ответил тогда? Принц не помнил.

— А что плохого в том, чтобы появляться именно в такие моменты?

Му Цин улёгся обратно.

— Забудь, мне твоя помощь не требуется.

— Но почему? Иногда ведь без посторонней помощи никак не обойтись!

Фэн Синь произнёс:

— Не обращай на него внимания. Он только и горазд строить из себя невесть что. Думает, если примет от тебя помощь, позора не оберётся.

Покуда Му Цин и Фэн Синь обменивались выпадами, призрачная бабочка, испускающая тусклое свечение, неторопливо порхала вокруг Се Ляня. Тогда принц вспомнил ещё кое о чём и сразу сменил тему:

— Прекратите ссору! Если кто-то увидит, тогда точно позора не оберётесь. Скоро нас придут спасти.

Му Цин произнёс:

— В таком проклятом месте ни до Небес, ни до Земли не докричишься, кто придёт нас спасать? Разве только… — Он вдруг вспомнил кое о ком, и конец фразы застрял в горле.

Фэн Синь же спросил прямо:

— Собиратель цветов под кровавым дождём явился с тобой?

Му Цин с сомнением добавил:

— Ты настолько ему доверяешь? Он точно придёт?

Се Лянь уверенно ответил:

— Придёт.

Несмотря на некую странность, появившуюся в поведении Хуа Чэна, которая даже заставила принца несколько раз начать сомневаться, настоящий ли Хуа Чэн рядом с ним, но всё же… интуиция подсказывала, что подмена невозможна.

Му Цин опять спросил:

— Даже если он придёт, как ему удастся найти эту яму?

Фэн Синь предложил:

— Может, попробуем ещё покричать? Нас теперь больше, громче получится.

Се Лянь возразил:

— Не нужно. Достаточно просто сидеть… то есть, лежать и ждать. Дело в том, что меня и Хуа Чэна связывает красная нить… — Принц запнулся, увидев, как скривились лица Фэн Синя и Му Цина, будто в уши им заползли какие-то насекомые, и сразу добавил: — Что вы такие физиономии состроили? Не подумайте, та красная нить, о которой я говорю, вовсе не какая-то эфемерная вещь вроде «красной нити судьбы». Это такой артефакт, обычный артефакт.

Тогда лица обоих перестали кривиться, и Фэн Синь выдохнул:

— Ах, вот оно что.

Му Цин же снова с подозрением спросил:

— Что за артефакт? Для чего?

— Вещь очень полезная, — ответил Се Лянь. — Это красная нить, которая повязана на наши пальцы, а между двумя концами существует невидимая связь. По этой нити один из нас может найти другого, покуда он не исчез, и она никогда не порвётся…

Он не успел рассказать до конца. Фэн Синь с Му Цином, не в силах больше слушать, перебили:

— И в чём же её отличие от той «красной нити судьбы»? Совершенно одно и то же!

Се Лянь в недоумении пробормотал:

— Да нет же… Не одно и тоже!

Му Цин:

— Посуди сам, чем они отличаются? Очень похоже, тебе разве не кажется?

Поразмыслив как следует, Се Лянь и впрямь заметил — а ведь правда! И определение, и свойства артефакта в самом деле всё сильнее напоминали принцу так называемую «красную нить судьбы», чем больше он раздумывал об этом. Когда же принц решил, что дальше развивать мысль не следует, наверху послышался голос:

— Гэгэ? Ты внизу?

Едва Се Лянь услышал, его сердце тут же успокоилось. Он поднял голову и позвал:

— Сань Лан! Я здесь!

Затем вновь посмотрел на Фэн Синя и Му Цина.

— Видите, я говорил, что он придёт.

При взгляде на его лучезарную улыбку Фэн Синь и Му Цин вновь сделали странные лица. Хуа Чэн не заглядывал внутрь, но они услышали его расстроенный голос:

— Гэгэ, я же сказал, не убегай. Как же теперь быть?

Тон, которым он это произнёс, заставил Се Ляня застыть и перестать улыбаться.

— Ох, неужели дело в паутине? Даже Эмин не сможет её разрубить?

Принцу показалось, что Хуа Чэн ответил что-то вроде: «Дело вовсе не в паутине…», но он всё же не мог утверждать наверняка. Спустя несколько секунд Хуа Чэн спокойно сказал:

— Сейчас Эмин не в лучшем состоянии.

Се Ляню это показалось удивительным — в прошлый раз Эмин показал себя бодрым и энергичным, словно живой тигр или дракон. Почему же его состояние вдруг сменилось на «не лучшее»?

Му Цин хмыкнул:

— Всё ясно, и спрашивать нечего. Разве изогнутая сабля Эмин может быть в плохом состоянии? Он просто не желает помогать, вот и ищет отговорки.

Се Лянь бросил ему:

— Не говори так.

Самому принцу более вероятным казалось, что Эмина опять за что-то наказали, и Хуа Чэн запретил ему появляться. Стоило ему так подумать, и сверху мелькнула тень, а в следующий миг кто-то в красном одеянии бесшумно опустился на дно ямы возле Се Ляня, наклонился и взял принца за руку. Се Лянь, приглядевшись, тут же затараторил:

— Сань Лан, зачем ты тоже спрыгнул? Осторожно, берегись паутины!

И в самом деле, белые путы тут же налетели на очередную жертву. Хуа Чэн даже не обернулся, лишь взмахнул рукой, и несколько сотен серебристых бабочек возникли настоящим боевым порядком за его спиной и схватились в ожесточённой битве с паутинками. Хуа Чэн тем временем разорвал нити, связавшие принца, одной рукой подхватил за талию, другой призвал красный зонт.

— Уходим!

Другие двое, видя, что он совершенно не собирается их спасать, просто остолбенели:

— А вы ничего не забыли?

Се Лянь не успел ответить, только Хуа Чэн, обернувшись, бросил:

— Ох, да. Забыл. — Оплетённый паутиной Фансинь тут же прилетел прямо в руки Хуа Чэну, который протянул оружие Се Ляню: — Гэгэ, твой меч.

— ……

Так вот о чём он, оказывается, «забыл». Фэн Синь и Му Цин возмутились:

— Эй!!!

Хуа Чэн прихватил Се Ляня покрепче, взмахнул рукой, раскрыв зонт, и сказал:

— Гэгэ, держись за меня!

И зонт стал подниматься вместе с ними наверх! Се Лянь, как было велено, крепко схватился за Хуа Чэна. Они уже взлетели на два чжана, когда, услышав крики двоих внизу, принц почувствовал себя крайне неловко и воскликнул:

— Я про вас помню!

Жое слетела с его руки, обмоталась вокруг двух «куколок» на дне и понесла их из ямы. Уже в воздухе Фэн Синь вновь вскрикнул:

— Стойте! Стойте! Я ещё кое-что оставил внизу!

Се Лянь спросил:

— Что ещё?!

— Меч! Вон там, в углу!

Се Лянь действительно увидел рукоять в белой паутине, поэтому велел Жое подобрать и меч тоже. Так все четверо наконец выбрались из ямы.

Жое, бросив на землю двух чересчур упитанных «личинок шелкопряда», немедля свернулась на запястье Се Ляня, неистово дрожа от страха, словно эти странные белые нити, чем-то на неё похожие, но при этом многим более свирепые, напугали ленту до невозможности. Се Лянь успокаивающе гладил ленту, одновременно высвобождая двоих из шёлкового плена при помощи Фансиня. Едва обретя возможность двигаться, Му Цин и Фэн Синь тут же вскочили и принялись с остервенением срывать с себя остатки пут. Се Лянь протянул Фэн Синю меч, спасённый Жое, но, взглянув на оружие, немало удивился:

— Это… Хунцзин? Нань Фэн, твой генерал починил его?

У него как-то само вырвалось, и лишь после принц понял, что не так. Сейчас Фэн Синь и Му Цин по-прежнему оставались в обличиях «Нань Фэна» и «Фу Яо», и Се Лянь случайно позабыл, что они уже себя раскрыли, поэтому по привычке продолжил спектакль. Он желал проявить заботу, но итог вышел вовсе не таким, как задумывалось, — лица обоих сделались озадаченными.

Фэн Синь не умел прятать эмоции. С жуткой неловкостью во взгляде он принял истинный облик, взял меч и ответил:

— Починил. Всё-таки на горе Тунлу кругом одни демоны, так проще распознавать их сущность.

Се Лянь мельком глянул на виновника, из-за которого меч пришлось перековать заново, тихо кашлянул и сказал:

— Прости, что пришлось тебя затруднить.

Всё-таки нелегко вернуть первоначальный вид мечу, разбитому вдребезги.

Му Цин, тоже обернувшись собой, отряхнул остатки паутины с рукава и вставил:

— Вот и отлично, что починил. Всё-таки большинство тварей привыкли менять личины, и уж если мозгов в голове не хватает, в любой момент можно прибегнуть к помощи Хунцзина и избежать обмана.

Фэн Синь рассердился на его слова:

— Ты кого это безмозглым назвал? Думаешь, я не расслышал намёка?

Опять началось. Се Лянь покачал головой и сказал Хуа Чэну:

— Сань Лан, извини, я убежал слишком быстро и потерял тебя.

Хуа Чэн, убирая зонт, ответил:

— Ничего. Я лишь надеюсь, что гэгэ больше не станет так делать.

Се Лянь расплылся в улыбке. И вдруг заметил странный взгляд, которым Му Цин взирал на Хуа Чэна.

— Му Цин? Что с тобой? — спросил принц.

Му Цин сразу отвёл застывший взгляд, посмотрел на Се Ляня и ответил:

— Ничего. Не приходилось видеть Собирателя цветов под кровавым дождём в этом облике, удивлён редким случаем.

В это объяснение Се Лянь не очень-то поверил. Да, действительно, Му Цин, вполне вероятно, впервые видел Хуа Чэна в завершённом истинном обличии, но ведь ранее им приходилось встречать его в облике шестнадцати-семнадцатилетнего юноши? Разница между двумя образами Хуа Чэна была не так уж велика, чтобы вызвать столь необычную реакцию.

Они покинули пещеру с ямой и прошли немного, когда Фэн Синь в замешательстве спросил:

— Что это за место?..

Му Цин тоже был немало озадачен:

— Что всё это значит?

Они сразу попались в яму с паутиной и не имели возможности осмотреть обстановку за её пределами. Теперь же их настигло потрясение — при виде множества связанных друг с другом пещер, в каждой из которых попадались божественные статуи, невольно возникал вопрос, как под заснеженной горой неизвестному мастеру удалось создать столь таинственное место, будто сотворённое руками самих богов и демонов?

Се Лянь объяснил:

— Это — пещера Десяти тысяч божеств.

Му Цин, озираясь по сторонам, пробормотал:

— Сколько же лет и сколько сил могло понадобиться, чтобы устроить такую пещеру? Поистине… поистине…

Он словно уже не находил слов, чтобы выразить свою мысль. И Се Лянь мог его понять. Всё-таки подобные пещеры строились, чтобы заниматься практиками совершенствования тела и духа, а также поклоняться божествам. Когда-то и для него родители приказали устроить такую пещеру. А при виде этой ни один небесный чиновник не смог бы не поразиться масштабу проделанной работы. Установка в подобном месте их собственной статуи, несомненно, стала бы уже немалым подспорьем в увеличении уровня божественной мощи.

Фэн Синь с подозрением спросил:

— Какому богу здесь поклонялись? Почему лица статуй закрыты?

Се Лянь ответил:

— Разумеется, чтобы не дать таким как мы случайным визитёрам увидеть лицо божества.

Му Цин добавил:

— Но это весьма странно. Почему бы тогда просто не отломать статуям головы? Тонкая вуаль определённо не удержит желающих взглянуть на их лица.

С такими словами он потянулся, чтобы сорвать покров с ближайшей статуи. Се Лянь не успел его остановить, но во тьме вдруг сверкнул холодный блеск — в полуцуне от пальца Му Цина зависло серебряное изогнутое лезвие.

От внезапного убийственного намерения, исходящего от сабли, между всеми четверыми мгновенно повисло напряжение. Фэн Синь настороженно воскликнул:

— Что всё это значит?

На лице же самого Му Цина, невзирая на возникшее перед ним лезвие, не отразилось ни тени страха, он произнёс:

— Кажется, твоя сабля прекрасно себя чувствует. Разве это можно назвать «не лучшим состоянием»?

Хуа Чэн, стоя в этот момент за его спиной, ответил, растягивая слова:

— Тебя не учили, что, оказавшись в чужих владениях, не стоит трогать ничего без спроса?

— Это же не твои владения, ты-то чего взялся бороться за их неприкосновенность?

Хуа Чэн спокойно ответил:

— Просто не желаю натолкнуться на неприятности. Всё же мы на горе Тунлу. Никто не знает, что произойдёт, если снять покров.

— Столь дерзкой личности как Собиратель цветов под кровавым дождём тоже приходится опасаться неприятностей? — Му Цин опустил руку ниже, к рукаву одеяния статуи, но лезвие Эмина также переместилось, вновь не давая ему совершить задуманное.

Тогда Му Цин спросил:

— Я ведь не собираюсь срывать вуаль, лишь хотел потрогать камень. Почему Собиратель цветов под кровавым дождём вновь чинит мне препятствия?

Хуа Чэн притворно улыбнулся:

— Чтобы ты ничего не натворил.

Се Лянь втиснулся между ними:

— Стойте, стойте. Нам ведь не столь важно, каким божествам поклонялись в этой пещере те, кто её построил. Здесь вообще лучше надолго не задерживаться, давайте выберемся наверх, а там поглядим, что делать дальше. Не забывайте, у нас важная миссия.

Хуа Чэн, не отрывая взгляда от руки Му Цина, произнёс:

— Раз уж гэгэ того желает, пусть он первым уберёт руку, и я от него отстану.

Се Лянь велел:

— Му Цин, опусти руку.

Му Цин уставился на принца:

— Ты, случаем, ничего не путаешь? Почему это я должен первым уступать? А если я уберу руку, а он свою саблю — нет?

Выбирая между небожителем и демоном, Фэн Синь, разумеется, встал на сторону первого:

— Единственный приемлемый вариант — оба отступят одновременно.

Но Хуа Чэн не желал уступать ни цуня:

— Несбыточные фантазии.

Видя, что ни один не желает пойти на компромисс, Се Лянь положил руку на плечо Му Цину и мягко произнёс:

— Му Цин, ох… Перестань. Всё-таки ты спровоцировал спор, так что должен первым выйти из него, идёт? Хотя бы из уважения ко мне. Я тебя уверяю, когда ты опустишь руку, Сань Лан сдержит обещание.

Му Цин явно не желал покориться, но, ещё поупрямившись некоторое время, всё-таки медленно отвёл руку, и они вновь направились по тоннелю. Теперь, когда натянувшаяся было тетива наконец ослабла, Се Лянь тоже вздохнул с облегчением. Как раз к тому моменту они вновь вышли к развилке, и принц обратился к Хуа Чэну:

— Куда нам следует свернуть на этот раз?

Хуа Чэн, казалось, не глядя сделал выбор:

— Сюда.

Фэн Синь и Му Цин, которые шли за ними следом, похоже, вновь принялись ругаться, а в перерыве между осыпанием друг друга бранью Му Цин спросил:

— Как это ты выбрал? Почему именно туда?

Двое впереди, одновременно повернувшись, ответили:

— Выбрал вслепую.

Фэн Синь тоже нахмурился.

— Да разве можно выбирать вслепую? Давайте всё-таки проявим осторожность, чтобы вновь не попасть в какую-нибудь яму.

Хуа Чэн с улыбкой произнёс:

— Даже если попадём, уж я найду способ вызволить оттуда Его Высочество. Вы можете идти с нами, а можете без нас. Но вообще-то, если честно, мне не очень хочется снова вас выручать.

— Ты…!

Такова была манера, в которой Хуа Чэн говорил с людьми — пусть с улыбкой на лице и с крайней вежливостью в словах, но создавалось впечатление невозможного притворства, а чем фальшивее он улыбался, тем сильнее его тон злил собеседников. Фэн Синь так рассердился, что даже натянул свой лук.

Се Лянь, понимая, что Фэн Синь не станет по-настоящему развязывать драку, сказал:

— Уж прости, Фэн Синь. Но в сложившихся обстоятельствах нет разницы, какой избрать тоннель.

Хуа Чэн рассмеялся:

— Страшно, страшно. Видимо, мне нужно держаться от него подальше, — он вздёрнул бровь в сторону Се Ляня и в самом деле отошёл на несколько шагов.

Принц понял, что он лишь хочет идти чуть поодаль от этих двоих, поэтому лишь с улыбкой покачал головой и только собрался присоединиться к Хуа Чэну, как вдруг Му Цин задержал его, коснувшись рукой. Се Лянь обернулся и не без удивления спросил:

— Му Цин? Ты что-то хотел?

Как вдруг Му Цин, не ответив на вопрос, схватил Се Ляня и бросился в другую сторону, на ходу выкрикивая:

— Давай!

Хуа Чэн впереди почувствовал неладное и обернулся. Но Фэн Синь уже ударил кулаком в каменную стену, посыпались крупные обломки камня, завалившие проход. Двое тут же со скоростью молнии наложили на камни более пятидесяти сдерживающих талисманов. Так Хуа Чэн оказался отделён от их троицы грудой камней.

Так значит, по пути они вовсе не переругивались, а планировали внезапную атаку! Се Лянь так и остолбенел:

— Что вы наделали?

Он хотел оттолкнуть Му Цина, чтобы проверить, не пострадал ли Хуа Чэн, но Фэн Синь сгрёб принца за плечо, и они вместе с Му Цином, схватив Се Ляня с двух сторон, помчались прочь, унося и принца с собой. На бегу Фэн Синь прокричал:

— Скорее, уходим! Талисманы долго не продержатся!

Му Цин забранился на Се Ляня:

— Он ещё спрашивает — что мы наделали! Ты что, не видишь, как странно он себя ведёт?!

— Да где же странность?

— Ты и впрямь сдурел, как я погляжу! Каждый его шаг так и кричит о странности! Только ты, слепец, этого не замечаешь!

Фэн Синь заорал на них:

— Хватит болтать, бежим!!! Мать их, похоже, призрачные бабочки нагоняют!

Му Цин крикнул в ответ:

— Заблокируй тоннель!

Пока они бежали, Фэн Синь всю дорогу обрушивал стены, наглухо засыпав несколько развилок огромными камнями. Двое, унося Се Ляня, ветром мчались по извивающемуся как кишка подземному лабиринту, покуда Се Лянь не почувствовал головокружение от бесконечных поворотов и не закричал им:

— Стойте! Остановитесь!

Пробежав довольно длинный отрезок пути, двое наконец прервали бег, чтобы отдышаться. Пользуясь моментом, Се Лянь заговорил:

— Нет, послушайте, вы двое, почему вы вдруг схватили меня и бросились наутёк? Что-то обнаружили?

Фэн Синь, упираясь руками в колени и тяжело дыша, ответил:

— Пусть вот он… тебе ещё раз всё расскажет!

Му Цин выпрямился и сказал Се Ляню:

— Ты до сих пор не заметил столь явную деталь? Бусина! Ты помнишь её, эту бусину?

— Какую бусину?

Му Цин выплюнул по слову:

— Праздник фонарей, торжественное шествие. Одеяние Воина, радующего богов. Пара тёмно-красных коралловых серёжек. Бусина, которую ты тогда потерял!

— …

Се Лянь не мог припомнить, как ни старался, только растерянно потёр мочку уха и переспросил:

— Разве тогда на мне были коралловые серьги? Я правда потерял одну?

У Му Цина нервно дёрнулся уголок рта, он разгневанно зашипел:

— Вы двое тогда незаслуженно обвинили меня в воровстве. Как ты можешь не помнить об этом?

Се Лянь:

— Всё-таки прошло уже восемьсот лет…

Фэн Синь же возразил:

— Что ты несёшь, никто тебя не обвинял, ты сам себе навыдумывал!

Се Лянь помахал рукой:

— Не ссорьтесь, не ссорьтесь. Почему вы вдруг заговорили о той бусине?

Му Цин:

— Да потому что она нашлась! Красная бусина в волосах Хуа Чэна! Ты что, не видел?

Се Лянь широко округлил глаза:

— Ты имеешь в виду…?

Му Цин категорично заявил:

— Именно!

— …

Так вот почему Му Цин состроил такое лицо, когда увидел Хуа Чэна.

— Но как эта бусина могла оказаться у него? — спросил Се Лянь. — Ты уверен, что не ошибся?

Му Цин перебил:

— Ту бусину я искал без малого год! И после продолжал поиски. Кто угодно мог ошибиться, но только не я!

Се Лянь, спрятав обе руки в рукава, задумчиво нахмурился:

— И всё-таки я думаю, что тебе, вероятно, показалось. Нет причины, по которой бусина могла оказаться у него! Ведь коралловые бусины высшего качества выглядят одинаково. К тому же, Сань Лану нравится коллекционировать драгоценные редкости, у него даже хранятся тысячелетние реликвии!

Му Цин закивал:

— Ладно, ладно. Считаешь, я ошибся, да? Хорошо. Тогда посмотри вот на это. — Он как раз стоял возле одной из божественных статуй, а с этими словами потянулся и рывком сдёрнул покров с её лица. — Посмотри, что тут такое, здесь-то уж не может быть ошибки!

В тот миг, когда покров слетел, и Се Лянь бросил взгляд на статую, его зрачки сузились до маленьких точек.

Никаких жутких уродств на лице статуи не было. Она изображала улыбающегося молодого человека с мягкими и вдохновенными чертами. Но когда принц посмотрел на него, от макушки по телу мгновенно разбежались мурашки.

И могло ли подобное не испугать? Ведь это лицо в точности повторяло облик самого Се Ляня!

Принц глядел на статую с такого близкого расстояния и будто бы смотрелся в зеркало. Даже его привычная мягкая улыбка сделалась несравнимо странной. Не в силах остановить волны мурашек, Се Лянь проговорил:

— Это…

Му Цин бесстрастным тоном спросил:

— Теперь ты тоже скажешь, что я ошибся?

Се Лянь с огромным трудом выдавил:

— Откуда здесь могла взяться моя статуя?..

— Статуя? А вот и нет. Смотри внимательно.

Он сорвал вуаль с лица другого изваяния поблизости. И это лицо тоже внезапно оказалось образом Се Ляня!

Сразу несколько статуй остались без покровов, и все лица были совершенно одинаковыми!

Му Цин добавил:

— Это действительно пещера Десяти тысяч божеств. Вот только на самом деле посвящена она лишь одному богу.

Лишь одному Се Ляню!

Глядя на собственные лица, окружившие со всех сторон, Се Лянь будто погрузился в иллюзию или очень странный сон. У принца шла кругом голова, и вдруг он кое-что вспомнил:

— Постой, Му Цин. У тебя ведь ранее не было возможности увидеть лица статуй? Когда ты попытался, он ведь тебя остановил, верно?

Му Цин фыркнул:

— Мне не нужно смотреть на их лица, чтобы понять, что изваяния изображают тебя.

— Как это?

На лбу Му Цина чуть проступили вены, он швырнул на землю охапку вуалей.

— Как это? А вот как: я когда-то полностью отвечал за все твои одеяния, за украшения, за весь твой быт. Я стирал и латал твои одежды, и среди них каждая вещь была уникальной, на целом свете второй такой не найти. Мастер вырезал эти статуи слишком подробно — ничего не упустил, сходство идеальное. Разумеется, только посмотрев на одеяния, я понял, что там твоё лицо!

— …

Се Лянь закрыл лоб ладонью и стал вспоминать странное поведение Хуа Чэна с самого их появления здесь.

Фэн Синь же произнёс:

— Он не хотел, чтобы мы увидели эти статуи. Значит, прекрасно знал, в чём их особенность. Боюсь, случайное попадание сюда после схода лавины — враньё от начала до конца. Ему наверняка известно, что это за место.

Му Цин же сказал:

— И не только. Я думаю, вполне возможно, что он как раз и бросил нас в яму с паутиной. Он намеревался нас убить.

Се Лянь вмешался:

— Но… что же всё-таки означают эти статуи?

При внимательном рассмотрении каждое изваяние потрясало схожестью с оригиналом. Точность деталей вызывала истинный трепет. Не стоит даже сомневаться, насколько тщательно резчик изучил образ для их изготовления. Се Лянь даже осмелился бы заявить, что статуи, вырезанные самыми именитыми мастерами государства Сяньлэ, не достигали подобного уровня. При одном только взгляде на эти творения возникало ощущение, что все мысли создателя занимал лишь он один, глаза видели перед собой лишь его образ.

Троица оказалась окружена божественными статуями, которые все были на одно лицо. Фэн Синя пробрало морозом по коже.

— Сказать по правде… мне, чёрт подери… жутко становится… как, чёрт их мать дери, похожи…

И к тому же такое огромное количество. Му Цин сказал:

— Я подозреваю, что эти статуи — предметы некоего тёмного ритуала. Уничтожим их, а там посмотрим.

Он замахнулся и почти нанёс удар ребром ладони, но Се Лянь тут же пришёл в себя из глубин своих мыслей и воскликнул:

— Постой!

Му Цин посмотрел на него:

— Ты уверен? А что если этот тёмный ритуал направлен во вред тебе?

Се Лянь, подумав, всё же ответил:

— Давайте не будем действовать опрометчиво. Мне кажется, вероятность тёмного ритуала крайне мала.

Фэн Синь:

— Как по мне, так очень велика. Чёрт подери… Тебе разве не жутко от взгляда на них?

Му Цин посмотрел Се Ляню в глаза.

— И где доказательства?

Се Лянь покачал головой:

— Доказательств нет. Но… статуи сделаны очень хорошо, на совесть. Пока мы ни в чём не разобрались, вот так опрометчиво уничтожить их… будет очень прискорбно, — помолчав, он добавил: — Сань Лан… возможно, что-то от меня скрыл, но я считаю, что он, по крайней мере, не сделал бы ничего мне во вред.

Му Цин просто не мог поверить в услышанное:

— Неужели он правда опоил тебя каким-то ядом, от которого у тебя помутился разум? Как я погляжу, напиши он хоть у себя на лбу слово «подозрительный», ты сразу сделаешься неграмотным!

Покуда они спорили, Фэн Синь, будто почуяв приближение врага, вдруг воскликнул:

— Берегитесь!

Се Лянь и Му Цин насторожились:

— Что такое?

— Опять эта паутина!

Так и есть: пламенем-на-ладони осветило каменную стену перед ними, покрытую плотным слоем белых нитей. Все трое уж было решили, что снова придётся сражаться, но эти паутинки не шевелились и не нападали, в отличие от тех, враждебно настроенных, со дна ямы. Они походили на обыкновенный плющ, вьющийся по стенам. Троица застыла в ожидании, пока Се Лянь не заметил:

— Кажется, паутина… не живая.

Фэн Синь:

— Если не живая, то каково её назначение?

Се Лянь, обуреваемый раздумьями, подошёл ближе и осмотрел стену, убедившись кое в чём.

— Похоже, она скрывает под собой нечто иное.

Они все встали перед стеной, и Се Лянь потянул за паутину, сорвав целый пласт. Это оказалось нелегко — весьма прочная паутина поддавалась с трудом, но всё же у принца хватило сил.

Под покровом вуали скрывалось истинное лицо божества. Что же скрыто на каменной стене?

Фэн Синь и Му Цин тоже присоединились к отряду уничтожения паутины. Они втроём разделились по разным участкам стены, и вскоре Се Ляню открылась та часть, которой занимался он.

— Это фреска! — воскликнул принц.

Паутина закрывала от посторонних глаз огромную фреску. Стена пестрела множеством разноцветных штрихов и рисунками человечков. Целая картина разделялась на маленькие, разного стиля, изображения. Некоторые были грубыми, некоторые — изящными, некоторые — искусными, некоторые — странными и непонятными. Поглядев некоторое время, Се Лянь заключил:

— Это он нарисовал.

Му Цин:

— Он? Хуа Чэн? Ты уверен?

Се Лянь прошептал:

— Да. Там есть надписи. Это его почерк.

Принц указал на маленького кроваво-красного человечка на стене, возле которого виднелись искривляющиеся закорючки, совершенно хаотичные и нечитаемые. Словно кто-то написал их в замутнённом сознании или попытке выплеснуть невыносимую боль. По надписям можно было догадаться, что кроваво-красный человечек — это сам Хуа Чэн. Только не ясно, что с ним происходит на изображении, всё слишком искривлено. Фэн Синь, только взглянув, не удержался от замечания:

— Написано… так уродливо, что я чуть не ослеп. Осмелюсь заявить, что даже я пишу лучше.

Почерк хуже, чем у Фэн Синя, — это и впрямь степень уродства, которую уже ничем не исправить. У Се Ляня перед глазами всё рябило от картинок, он даже не представлял, откуда начать смотреть. Но убедившись, что это работа руки Хуа Чэна, принц почувствовал себя так, словно обнаружил редчайшую драгоценность, даже кончики пальцев едва заметно задрожали. Тем временем Му Цин, похоже, нашёл кое-что ещё неподалёку, он подозвал:

— Ваше Высочество, быстрее, иди сюда. Скорее, взгляни!

Се Лянь наконец пришёл в себя:

— Что там?

Фэн Синь и Му Цин уже не могли вымолвить ни слова, просто указывали принцу на картину, которая занимала довольно большую часть фрески. На ней изображалась высокая городская стена, под которой бушевало целое море людей. Толпа окружала разукрашенную платформу. Линии были простыми, однако несколькими мазками была ухвачена вся суть.

Му Цин, указывая на самый центр картины, дрожащим голосом пробормотал:

— Так значит… это… это он?

Взгляд Се Ляня приковало к тому же месту.

Только два персонажа на тусклой картине выделялись цветными пятнами. Один внизу, раскрашенный белым, весь будто светился ярким сиянием. Он поднимал голову к небу и протягивал руки, чтобы как раз поймать маленького человечка, падающего со стены.

И этот, второй человечек, бросался в глаза кроваво-красным.

Му Цин продолжал бормотать:

— Это он?.. Это он? Тот мальчишка, что свалился со стены во время шествия на Празднике фонарей? Но как такое возможно? Неужели… Собиратель цветов под кровавым дождём? Это он???

Фэн Синь быстро похлопал их по плечам и указал на другую часть фрески:

— Вон там ещё!

Се Лянь приблизился и увидел другой сюжет — полуразрушенную кумирню и статую божества на постаменте, также окружённую ореолом белого света. В одной руке статуя сжимала цветок, в другой — красный зонт, который протягивала вниз. А у постамента уродливый красный человечек преподносил божеству маленький цветок, держа дар обеими руками.

Се Лянь ощутил лёгкую головную боль, прижал ладонь к стучащему виску и продолжил изучать фреску.

Ещё один её фрагмент описывал, похоже, поле брани. Огромная армия солдат в полном обмундировании застыла в ожидании битвы, а в небесах над ними парил белый человечек с мечом. От его образа так и исходила грозная божественная мощь. И здесь тоже, среди бесчисленной армии людей, присутствовал кроваво-красный человечек: он задирал голову, глядя на белую фигуру в небесах.

Се Лянь заворожено рассматривал картины, когда рядом прозвучал потрясённый голос Фэн Синя, который не мог поверить в увиденное:

— Этот красный — один и тот же человек? Это всё — он? Хуа Чэн? Я, чёрт подери… Он всё это время следовал за тобой по пятам?!

Му Цин, также с выражением крайнего потрясения, добавил:

— Не просто следовал, он следил. Очень, очень внимательно. Везде и всюду! Смотрите, вот ещё главная улица, Безмрачный лес, а это что? Горбатый склон? О Небеса… Выходит, все эти статуи — его работа?!

У Фэн Синя от увиденного просто волосы вставали дыбом от ужаса.

— Чёрт подери… да кто он такой?! Следил за тобой, начиная с того самого момента восемьсот лет назад?! Преследовал тебя до сегодняшнего дня? Твою мать! Это же настоящий кошмар! Он одержимый?! Что ему надо?! Обычные последователи не дошли бы до такой степени поклонения! Что он, в конце концов, задумал?!

Му Цин ответил:

— Здесь кроется какой-то коварный замысел… наверняка кроется! Скорее, посмотрим дальше, мы точно сможем отыскать здесь ответ!

Се Лянь же совершенно остолбенел от потрясения.

Он лишь неотрывно смотрел на кроваво-красного человечка на стене и пока ещё не осознавал увиденное, лишь чувствовал, как беспорядочные фрагменты прошлого, которые он вовсе не забыл, просто не придавал им значения, то и дело сменяют друг друга и бурным потоком заполняют голову, да так, что становится уже трудно дышать.

Неожиданно до принца донеслись громкие крики Фэн Синя и Му Цина. Се Лянь вздрогнул:

— Что там ещё такое?

Небожители, стоя у стены, кажется, увидели нечто из ряда вон выходящее. А когда принц вознамерился тоже подойти и посмотреть, Фэн Синь торопливо развернулся, задержал и даже оттолкнул принца.

— Твою ж… Не смотри!

Се Лянь растерялся:

— В чём дело? Что там? Почему мне нельзя посмотреть?

Лицо Му Цина тоже сделалось чернее тучи.

— …Не смотри. Не на что там смотреть, скорее, уходим!

И они, вновь подхватив принца под руки с обеих сторон, бросились наутёк. Се Лянь, зажатый между ними, воскликнул:

— Что вы делаете? Я ведь ещё не досмотрел фреску до конца!

Фэн Синь на бегу гневно забранился:

— И не надо! На такое смотреть нельзя! Твою ж мать, вот ведь…! Да я, чёрт подери, никогда не встречал такого непотребства! И таких непотребников!!!

Се Ляню это всё показалось ужасно странным.

— Чего ты никогда не встречал? Что такое с Сань Ланом?

Му Цин прикрикнул на принца:

— Он ещё и Сань Ланом его зовёт! Прекрати! Тут не знаешь, как бы от него отделаться! Впредь не вздумай даже приближаться к нему, он ненормальный, он больной! Он безумец!!!

Се Лянь, не в силах больше слушать, перебил:

— Почему вы на него так взъелись? Это не мои слова, но из нас ни один не может похвастаться нормальностью, идёт?

Фэн Синь в ответ снова закричал:

— Не спрашивай! Ты не поймёшь! Он не такой, как мы! Он свихнулся! У него к тебе… к тебе…

— Что у него ко мне? Будьте любезны, отпустите меня, чтобы я сам пошёл и посмотрел, хорошо?

Один порывался вернуться, двое других тянули его за собой, и покуда они застряли на одном месте, впереди внезапно послышался голос, отливающий холодом металла:

— Я разве не сказал, что, оказавшись в чужих владениях, не стоит трогать ничего без спроса?

Все трое моментально застыли и повернулись на звук, увидев красную фигуру. Хуа Чэн стоял, прислонившись к стене, и преграждал им путь. Он с улыбкой произнёс:

— В противном случае, уж я не берусь утверждать, какая участь за это постигнет.

Он улыбался, но во взгляде не было и тени улыбки, только тьма, в которой ничего не разглядеть. Одной рукой обняв другую, он поигрывал в пальцах чем-то маленьким.

Тёмно-красной коралловой бусиной, нанизанной на тонкую прядь его волос. Коралл переливался красным блеском и притягивал яркостью взгляд, так же как алеющая на его бледных пальцах нить.