Экстра: Отцветшие лотосы.

Юньмэн, Пристань Лотоса.

Снаружи Зала Познания Меча слышалось летнее пение цикад; внутри разворачивалась картина, заставляющая отвести взгляд, — множество голых тел, лежащих вповалку.

Больше десятка молодых парней, голых по пояс, распластались на деревянном полу зала, время от времени переворачиваясь, будто жареные лепёшки, пропечённые до хруста, и издавая страдальческие стоны.

— Как… Жарко…

Вэй Усянь лежал, прищурив глаза. Cквозь туман в голове пробивались мысли: «Будь здесь так же прохладно, как в Облачных Глубинах, вот была бы красота».

Деревянный пол под Вэй Усянем нагрелся, поэтому юноша снова перевернулся. В это же время Цзян Чэн решил сменить положение, поэтому они задели друг друга — рука Цзян Чэна улеглась поверх ноги Вэй Усяня, который незамедлительно возмутился:

— Цзян Чэн, убери руку, ты горячий, как кусок угля.

— Это ты убери ногу.

— Ногу убрать труднее, чем руку, нога ведь тяжелее, так что подвинься.

Цзян Чэн начал сердиться:

— Вэй Усянь! Я тебя предупредил, имей совесть. Замолчи и не разговаривай со мной. Мне и без того жарко!

Вмешался Шестой шиди:

— Хватит вам ссориться, мне жарко от одних звуков вашей ругани, даже пот побежал быстрее.

Тем временем Вэй Усянь и Цзян Чэн уже обменялись тумаком и пинком, при этом бранясь друг на друга:

— А ну проваливай!

— Сам проваливай!

— Нет уж, нет уж, лучше ты проваливай!

— Ну что ты, только после тебя!

Остальные адепты дружно выразили недовольство:

— Хотите драться, так деритесь снаружи!

— Выкатывайтесь оба, ну пожалуйста, умоляю!

Вэй Усянь:

— Слышал? Все хотят, чтобы ты проваливал. Ах ты… Отпусти мою ногу! Ты сейчас её сломаешь, дружище!

На лбу Цзян Чэна вздулись вены.

— Да это же тебе сказали выметаться… Сначала руку мою отпусти!

Вдруг снаружи на веранде послышался шелест платья по деревянному полу, и дерущиеся мигом отпрянули друг от друга. В тот же миг приподнялась бамбуковая занавеска, и внутрь заглянула Цзян Яньли.

— Ой, так вот где вы все спрятались!

Юноши тут же заголосили «Шицзе!», «Здравствуй, шицзе». Некоторые, самые застенчивые, не выдержали смущения и, прикрывая грудь руками, спрятались подальше в углу зала.

Цзян Яньли спросила:

— Что же вы сегодня не тренируетесь? Ленитесь?

Вэй Усянь жалостливо запричитал:

— Сегодня такое пекло, на поле для тренировок ужасно жарко, после такого фехтования с меня слой кожи слезет. Шицзе, только не выдавай нас.

Цзян Яньли внимательно оглядела его и Цзян Чэна и спросила:

— Вы двое опять подрались?

Вэй Усянь:

— Неа!

Цзян Яньли вошла в зал и внесла большой поднос.

— И кто же тогда оставил отпечаток ноги на груди А-Чэна?

Вэй Усянь, едва услышав, что оставил улики, торопливо бросил взгляд на Цзян Чэна и убедился в этом сам. Но никому уже не было дела до того, подрались они с Цзян Чэном или нет, — Цзян Яньли внесла на подносе порезанный арбуз, так что юноши подлетели к ней, будто пчёлы на мёд, за пару секунд всё расхватали и теперь сидели на полу, с аппетитом поедая угощение. Очень скоро арбузные корки образовали на подносе небольшую гору.

Вэй Усянь и Цзян Чэн, чем бы ни занимались, непременно затевали соревнование. И поедание арбуза не стало исключением — не жалея живота своего, они нещадно дрались за каждый кусочек, так что остальным пришлось отбежать подальше, освободив пространство для их «битвы». Вэй Усянь вначале жевал довольно усердно, а потом вдруг ни с того ни с сего прыснул со смеху.

Цзян Чэн насторожился:

— Что ты опять замыслил?

Вэй Усянь взял ещё кусок арбуза.

— Нет! Не подумай, ничего такого я не замышлял. Просто вспомнил кое о ком.

— О ком?

— О Лань Чжане.　　

— Чего это ты о нём вдруг вспомнил? Скучаешь по тому, как тебя наказывали переписыванием книг?

Вэй Усянь выплюнул косточки и ответил:

— Соскучился по времени, которое провёл, потешаясь над ним. Ты не представляешь, какой он забавный. Я как-то сказал ему, что их блюда такие отвратные, что я лучше съем жареную арбузную корку, чем то, что подают в их ордене. И пригласил его в Пристань Лотоса…

Не успел он договорить, как Цзян Чэн едва не выбил арбуз у него из рук.

— Ты с ума сошёл, звать его в Пристань Лотоса? Сам себе ищешь проблем на голову?

— Чего ты всполошился! У меня чуть арбуз из рук не вылетел! Я просто так сказал. Конечно, он не приедет. Ты вообще когда-нибудь слышал, чтобы он выходил куда-то веселиться в одиночку?

Цзян Чэн совершенно серьёзно сказал:

— Давай договоримся. Я против, чтобы он приезжал. Не надо разбрасываться приглашениями.

— Что-то я не замечал раньше, что ты его не выносишь.

— Я ничего против Лань Ванцзи не имею, но что если он правда приедет, и моя матушка увидит, как ведут себя отпрыски других кланов? Тогда и тебе несдобровать.

— Ничего страшного, я не боюсь. Если он и правда приедет, скажи дяде Цзяну, чтобы его положили спать со мной. Обещаю, меньше чем через месяц я сведу его с ума.

Цзян Чэн презрительно фыркнул:

— Ты ещё и хочешь спать с ним целый месяц? Мне кажется, не пройдёт и недели, как он тебя мечом продырявит.

Вэй Усянь не воспринял его слова всерьёз:

— Боялся я его! Если мы и правда подерёмся, ещё неизвестно, сможет ли он побить меня.

Остальные хором поддержали, и даже Цзян Чэн, упрекая Вэй Усяня в наглости, в душе понимал, что тот говорит правду, а не просто бахвалится. Цзян Яньли села между ними и спросила:

— Про кого это вы говорите? Про вашего друга из Гусу?

Вэй Усянь радостно ответил:

— Ага!

Цзян Чэн:

— И как у тебя хватает наглости назвать его «другом»? Иди спроси у Лань Ванцзи, захочет ли он дружить с таким, как ты.

Вэй Усянь:

— А ну катись. Если не захочет, я так к нему пристану, что мы ещё посмотрим, что он скажет. — Он повернулся к Цзян Яньли. — Шицзе, ты слышала о Лань Ванцзи?

Цзян Яньли ответила:

— Слышала, это ведь тот самый второй молодой господин Лань, которого все называют красивым и талантливым? Он правда настолько красив?

Вэй Усянь:

— Очень красив!

Цзян Яньли:

— Красивее тебя?

Вэй Усянь задумался, прежде чем сказать:

— Может быть, немного красивее, чем я. Совсем немного.

Он изобразил двумя пальцами маленькое-маленькое расстояние. Цзян Яньли поднялась, взяла поднос и лучезарно улыбнулась.

— Значит он и правда красавец. Новые друзья — это хорошо, в будущем вы можете иногда ходить друг к другу в гости и веселиться вместе.

Цзян Чэн, услышав, подавился арбузом, а Вэй Усянь помахал рукой:

— Ну уж нет, у них в ордене отвратно кормят, а правил сколько! Я туда не поеду.

Цзян Яньли:

— Но ведь ты можешь пригласить его сюда? В этот раз была прекрасная возможность, почему же ты не взял своего друга в Пристань Лотоса погостить немного?

Цзян Чэн:

— Сестра, не слушай его болтовню. В Гусу он так всем надоел, разве Лань Ванцзи согласился бы поехать с ним?

Вэй Усянь:

— Ерунда! Он бы согласился.

Цзян Чэн:

— Да очнись ты, Лань Ванцзи крикнул тебе убираться, ты разве не слышал? Или забыл уже?

Вэй Усянь:

— Что бы ты понимал! Да, он сказал мне убираться, но я-то знаю, что в душе он наверняка хотел отправиться со мной в Юньмэн. Очень хотел.

Цзян Чэн:

— Я каждый день задаюсь только одним вопросом: ну откуда в тебе столько самоуверенности?

Вэй Усянь:

— Хватит уже думать об этом. Столько лет не можешь найти ответ на один и тот же вопрос, на твоём месте я бы давно сдался.

Цзян Чэн покачал головой и уже собирался бросить в Вэй Усяня кожурой от арбуза, как вдруг послышался грозный стук шагов, который приблизился с молниеносной скоростью, а следом раздался женский голос, от которого юношей пробрало холодом:

— А я всё думала, куда они попрятались! Так и знала…

Юноши моментально переменились в лице и повыскакивали из зала, как раз вовремя, чтобы увидеть на другом конце длинной веранды повернувшую из-за угла Госпожу Юй. Подол её пурпурного платья красиво развевался по полу, однако от женщины исходила угрожающая аура, а глаза горели поистине пугающей злостью. При виде молодых парней, чьи оголённые плечи и ноги являли собой грубое нарушение правил приличия и верх вульгарности, лицо Госпожи Юй от гнева исказилось, прекрасные тонкие брови поднялись так высоко, что, казалось, вот-вот взлетят птицами.

Юноши поняли — дело плохо. Душа ушла в пятки, они сорвались с места и дали дёру. Увидев это, Госпожа Юй наконец пришла в себя и разразилась гневным криком:

— Цзян Чэн! Немедленно оденься! На кого ты, чёрт побери, похож! Голый как дикарь! А если тебя кто-то увидит, что мне делать с таким позором?

Одежда Цзян Чэна была повязана у него на поясе. Услышав ругань матери, он впопыхах надел всё разом как попало. Госпожа Юй тем временем продолжала браниться:

— А вы? Разве не видите, что здесь А-Ли? Кучка мелких негодников, разделись перед девушкой, совсем стыд потеряли? Кто вас надоумил?

Конечно, даже думать не приходилось, чтобы понять, чья это была идея. Поэтому следующей фразой Госпожи Юй по обыкновению прозвучало:

— Вэй Ин! Тебе жить надоело, как я посмотрю?

Вэй Усянь громко ответил:

— Простите! Я не знал, что шицзе придёт… Я прямо сейчас побегу за одеждой!

Госпожа Юй разгневалась ещё больше:

— Ты ещё и сбежать вздумал? А ну вернись и встань на колени! — с такими словами она достала кнут.

Вэй Усянь только и успел почувствовать, как спину обожгло болью, громко вскрикнул и едва не покатился по земле от удара. Госпожа Юй вдруг услышала чей-то тихий голос рядом с собой:

— Матушка, хотите отведать арбуз?..

Госпожа Юй едва не подскочила от неожиданности, когда Цзян Яньли вдруг появилась рядом, и секундного замешательства «мелким негодникам» хватило, чтобы бесследно испариться с веранды. В гневе женщина развернулась к дочери и ущипнула её за щёку.

— Отведать… только и думаешь, что о еде!

От щипка у Цзян Яньли из глаз выкатилась слезинка, девушка тихонько произнесла:

— Матушка, А-Сянь и остальные прятались здесь от жары, я сама пришла искать их, они тут ни при чём… Вы… вы отведаете арбуз? Не знаю, кто его принёс, но он очень сладкий. Летом арбуз спасёт от жары и внутреннего огня, такой сладкий и сочный… Я вам порежу…

Чем больше госпожа Юй думала о своих непутёвых детях, тем сильнее сердилась. Кроме того, день выдался жаркий, её мучила жажда, и слова дочери пробудили желание отведать арбуз. Поэтому… она рассердилась ещё больше.

Тем временем юноши, с таким трудом сбежав из Пристани Лотоса, бросились к причалу и запрыгнули в маленькую лодку. И лишь спустя долгое время, убедившись, что за ними нет погони, Вэй Усянь наконец успокоился. Он пару раз с усилием налёг на вёсла, но почувствовал, что спина до сих пор болит, и бросил вёсла другому. А сам уселся в лодке, потёр горящую огнём спину и произнёс:

— Несправедливость средь бела дня! Давайте поговорим начистоту. Ясно ведь, что никто из вас не был одет, почему отругали меня одного и избили тоже только меня?

Цзян Чэн бросил:

— Наверняка потому, что только на тебя без одежды больно смотреть!

Вэй Усянь уставился на него, потом вдруг подскочил и прыгнул в воду. Остальные, будто повинуясь сигналу, попрыгали следом. Спустя мгновение в лодке остался один Цзян Чэн.

Тому произошедшее показалось подозрительным, юноша крикнул:

— Что за шутку ты затеял?!

Вэй Усянь подплыл к лодке сбоку и резко ударил ладонью о борт. Лодка немедля перевернулась кверху дном и грузно качнулась на воде, будто поплавок. Вэй Усянь, звонко хохоча, запрыгнул верхом на дно лодки, уселся, скрестив ноги, и крикнул в сторону, куда в воду свалился Цзян Чэн:

— Тебе все ещё больно смотреть, Цзян Чэн? Скажи что-нибудь, эй, эй!

Он позвал снова и снова, но никто не ответил, только пузыри забурлили на поверхности. Вэй Усянь протёр мокрое лицо и, недоумевая, сказал:

— Почему он до сих пор не всплывает?

Шестой шиди подплыл ближе и обеспокоенно спросил:

— Он же не мог утонуть?!

— Да бросьте! — Вэй Усянь уже вознамерился прыгнуть в воду, чтобы вытащить Цзян Чэна, как вдруг услышал за спиной победный вопль и успел крикнуть «ой!», прежде чем его столкнули в воду. Лодка снова перевернулась, расплёскивая брызги. Цзян Чэн, которого Вэй Усянь сбросил с лодки, проплыл по дну, сделал круг и оказался у него за спиной.

Обе внезапные атаки удались на славу, и теперь юноши плавали вокруг лодки, настороженно озираясь друг на друга. Остальные начали дурачиться в воде и окатывать друг друга брызгами. Вэй Усянь прокричал Цзян Чэну через лодку:

— Чего ты хватаешься за оружие? А ну положи весло! Если такой смелый, сразимся в рукопашную!

Цзян Чэн ехидно усмехнулся:

— Ты меня за дурака держишь? Я положу, а ты схватишь!

Весло в руках Цзян Чэна просвистело ветром, Вэй Усяню пришлось несколько раз торопливо увернуться от удара, а младшие адепты разразились ободряющими криками. Вэй Усянь, оказавшись в непростой ситуации, старательно уклонялся, при этом пытаясь оправдаться:

— Да разве я настолько бессовестный?!

Со всех сторон раздался свист:

— Шисюн! И как у тебя язык повернулся сказать такое?

Далее развернулось самое настоящее водное побоище, к которому присоединились остальные юноши. В ход пошли все приёмы — «пест великой доброты и великой скорби», «ядовитые травы змей и скорпионов», «смертельная водяная стрела»¹…

¹Предположительно имеется в виду: удар веслом, бросание водорослями, плевок водой.

Вэй Усянь пинком столкнул Цзян Чэна, с огромным трудом забрался в лодку, выплюнул озёрную воду и поднял руки вверх:

— Ну всё, хватит сражений, перемирие!

Битва была в самом разгаре, и остальные, каждый с пучком ярко-зелёных водорослей на голове, тут же возмутились:

— Это ещё почему? Давай, сражайся! Значит, как начал проигрывать, так запросил пощады?

— Кто сказал, что я запросил пощады? В другой раз продолжим. Я так голоден, что не могу пошевелиться. Сначала добудем чего-нибудь съестного.

Шестой шиди спросил:

— Тогда, может, вернёмся? Перед ужином ещё успеем поесть арбуз.

Цзян Чэн съязвил:

— Если сейчас вернёшься, кроме плети, ничего на ужин не получишь!

Вэй Усянь тем временем уже всё придумал и теперь объявил остальным:

— Мы не станем возвращаться. Мы поплывём собирать отцветшие лотосы!

Цзян Чэн насмешливо бросил:

— Ты хотел сказать «воровать».

Вэй Усянь ответил:

— Но ведь я каждый раз возвращаю деньги!

Орден Юньмэн Цзян часто оказывал помощь простым людям, живущим в окрестностях, и не взимал плату за избавление от водной нечисти. Поэтому на несколько десятков ли вокруг простой народ с радостью готов был подарить им целое озеро лотосов, выращенных специально для заклинателей, не говоря уже о нескольких стеблях. Каждый раз, когда адепты ордена ели чужие арбузы, воровали чужих куриц или кормили чужих собак снадобьями, от которых животные засыпали, Цзян Фэнмяню приходилось посылать людей, чтобы расплатиться за все понесённые хозяевами убытки. Что до причин, по которым юношам непременно хотелось что-то украсть, дело тут вовсе не в тяге к пижонству или намеренному хулиганству. Просто молодые люди более всего стремятся к веселью и забавам, жаждут тех переживаний и эмоций, которые можно найти лишь в драке или погоне, в насмешках и брани, которая сыплется на них.

Юноши уселись в лодку. Пришлось грести довольно долго, прежде чем они подплыли к лотосовому пруду.

Огромный лотосовый пруд полнился яркой зеленью изумрудных листьев, которые росли целыми зарослями друг над другом, маленькие — размером с тарелку, большие — будто раскрытый зонт. По краям пруда листья росли пореже и пониже, качаясь на поверхности воды. Ближе к центру — теснились друг к другу и поднимались высоко на стеблях, скрывая под собой и лодку, и людей на ней. Но если где-то листья начинали шевелиться, задевая друг друга, становилось ясно, что внутри кто-то есть.

Маленькая лодка из Пристани Лотоса заплыла в этот изумрудно-зелёный мир. Вокруг свисали целые заросли больших зелёных отцветших лотосов, набитых семенами. Один юноша остался править лодкой, остальные принялись за дело. Крупные головки лотосов росли на тонких стеблях, гладкую поверхность которых покрывали мелкие колючки. Но они совсем не ранили ладони — стоило только согнуть стебель, и он легко обламывался. Юноши срывали лотосы вместе с длинными стеблями, чтобы по возвращении можно было поставить их в вазу. Говорят, так можно сохранить лотосы свежими несколько дней. По крайней мере, в этом клятвенно заверил юношей Вэй Усянь, который тоже где-то услышал, но не знал наверняка, правда ли это.

Сам он сорвал несколько стеблей, тут же почистил один, полный семян, и забросил горсть в рот. Поедая нежные сочные плоды лотоса, Вэй Усянь начал бормотать себе под нос что-то вроде напева:

— Я угощу тебя лотосами, а ты чем меня угостишь?

Цзян Чэн, услышав, спросил:

— Кого ты собрался угощать?

— Ха-ха, уж точно не тебя!

Он как раз собрался сорвать ещё лотос, чтобы запустить им в лицо Цзян Чэну, как вдруг зашипел «Тсс» и проговорил:

— Нам конец, старик сегодня здесь!

Стариком он назвал пожилого крестьянина, который выращивал лотосы в этом пруду. Насколько он старый, Вэй Усянь точно сказать не мог, но по его разумению, если Цзян Фэнмяня он звал дядей, то всех, кто старше Цзян Фэнмяня, можно называть стариками. Сколько Вэй Усянь себя помнил, мужчина был хозяином этого пруда. Каждое лето он заявлялся сюда воровать лотосы, частенько был пойман стариком и им же бит. Вэй Усянь даже подозревал, что старик — перерождение лотосового демона, поскольку, если лотосов в пруду становилось меньше, он видел это как на ладони, и наносил столько ударов, скольких лотосов не досчитался. Его лодка легко скользила по воде, а вместо весла старик пользовался бамбуковым шестом, который с глухими ударами пребольно обрушивал на нарушителей.

Остальным юношам раньше тоже доставалось бамбукового шеста, поэтому они тут же зашипели друг на друга:

— Быстрее, бежим! — затем похватали вёсла и бросились наутёк. Впопыхах они выплыли из лотосового пруда, затем воровато оглянулись и увидели, что лодка старика тоже выплыла из зарослей лотосовых листьев и теперь скользила в погоню за ними по открытой воде. Вэй Усянь наклонил голову набок, внимательно вгляделся и вдруг произнёс:

— Странно!

Цзян Чэн встал рядом и тоже спросил:

— Почему лодка старика плывёт так быстро?

Они увидели, что старик сидит к ним спиной и пересчитывает лотосы в лодке, а бамбуковый шест лежит в стороне, неподвижно. Но при этом лодка плывёт быстро и плавно, ещё быстрее, чем их собственная.

Юноши разом насторожились. Вэй Усянь предложил:

— Давайте подплывём к нему.

Когда они оказались ближе друг к другу, юноши увидели за кормой лодки старика белый силуэт какого-то создания под водой, который то исчезал, то становился отчётливо виден!

Вэй Усянь обернулся и сделал остальным знак вести себя тише, приложив указательный палец к губам, чтобы не напугать старика и того речного гуля под водой. Цзян Чэн кивнул и беззвучно, стараясь не привлекать внимание шумом и не поднимать волн, направил лодку вперёд. Когда между суднами осталось около трёх чжанов, из воды протянулась мертвенно-бледная рука, которая незаметно стащила из горы лотосов в лодке один, затем вновь тихо и незаметно исчезла под водой.

Через мгновение на поверхность всплыли кожурки от семян лотоса.

Кто-то из юношей крайне потрясённо воскликнул:

— Невероятно! Речной гуль тоже ворует лотосы!

Старик наконец заметил подплывшую к нему лодку и с большим лотосом в одной руке и шестом в другой развернулся к ним. Это движение напугало речного гуля, послышался всплеск, и белый силуэт исчез. Юноши тут же закричали:

— Куда собрался?!

Бултых! — Вэй Усянь прыгнул в воду, ушёл на самое дно и вскоре вынырнул, держа тварь в руках.

Все увидели, что он схватил за шиворот маленького речного гуля с зеленовато-бледным лицом, по виду напоминающего ребёнка лет тринадцати, крайне напуганного — под взглядами юношей он будто бы сжался в комок.

Тут Вэй Усяня настиг бамбуковый шест старика, мужчина забранился:

— Опять пришли хулиганить!

Вэй Усяню только что досталось кнутом, а теперь ещё и шестом — он вскрикнул от боли и едва не выпустил добычу из рук. Цзян Чэн рассерженно воскликнул:

— Давайте поговорим спокойно, зачем вы сразу набросились с шестом? Мы же вам помогли, а вы приняли нас за злодеев?!

Вэй Усянь тут же вмешался:

— Ничего, ничего! Де… Дедушка, посмотрите внимательнее, мы не гули, а вот это — гуль!

Старик прикрикнул на него:

— Вздор! Я старый, а не слепой. А ну, отпусти его!

Вэй Усянь в недоумении застыл, посмотрел на речного гуля у себя в руках и увидел, что тот глядит на него чёрными влажными глазами и, сложив ладошки в мольбе, будто просит о чём-то, всем видом вызывая жалость. При этом держит за стебель большой лотос, который только что стащил, и никак не желает отпускать. Лотос был уже раскрыт, но, видимо, гуль не успел съесть и пары семян, когда Вэй Усянь его схватил.

Цзян Чэн подумал, что старик просто-напросто несёт какую-то нелепицу, и сказал Вэй Усяню:

— Не отпускай, мы заберём речного гуля с собой.

Услышав его, старик снова замахнулся бамбуковым шестом, а Вэй Усянь взмолился:

— Не бейте, не бейте! Я отпущу его, как скажете.

Цзян Чэн:

— Не отпускай! Если этот гуль кого-нибудь утопит, что тогда?

Вэй Усянь:

— Но от него не исходит запаха крови, он ещё маленький, и не станет покидать этот пруд. К тому же я не слыхал, что в последнее время в здешних местах кто-то тонул. Наверное, он не причинял никому зла.

Цзян Чэн:

— Если раньше не причинял, невозможно утверждать, что в будущем не станет…

Договорить он не успел — в воздухе просвистел бамбуковый шест, и Цзян Чэн, на которого обрушился удар, в гневе заорал:

— Ах ты, старикашка, добро от зла не можешь отличить?! Знаешь, что это гуль, и не боишься, что он тебя утопит?!

Старик упорствовал, не сомневаясь в своей правоте:

— Чего мне бояться, я уже одной ногой сам в могиле!

Вэй Усянь решил, что в случае чего гуль всё равно далеко не убежит, и крикнул:

— Не бейте, не бейте! Я его отпускаю!

И в самом деле разжал руки — речной гуль проворно заплыл за лодку старика, больше не решаясь показываться им.

Вэй Усянь, с которого ручьями стекала вода, забрался в лодку. Старик же взял отцветший лотос и бросил в воду, но гуль не удостоил его вниманием. Тогда старик выбрал другой, побольше, и снова кинул в реку. На этот раз лотос немного покачался на поверхности, и из воды вдруг наполовину показалась белая голова, которая, будто большая белая рыба, схватила зубами оба лотоса и утащила под воду. Ещё через пару мгновений гуль снова появился над водой, теперь уже показались его плечи и руки. Существо спряталось за лодкой старика и принялось грызть лотос с довольным чавканьем.

Юноши, наблюдая, с каким аппетитом он ест, преисполнились недоумения.

Глядя, как старик бросил в воду ещё один лотос, Вэй Усянь потёр подбородок и с некоторой досадой спросил:

— Дедушка, почему вы разрешаете ему воровать ваши лотосы да ещё кормите его? А если мы воруем, то вы нас бьёте…

Старик ответил:

— Он помогает мне толкать лодку. Что с того, что я дам ему немного лотосов? А вы, стая мелких демонов, сколько сегодня украли?

Юноши пристыженно потупились, Вэй Усянь же, бросив взгляд в их лодку, насчитал явно больше пары десятков и понял, что дела их плохи, поэтому торопливо крикнул:

— Уносим ноги!

Старик взмахнул шестом, его лодка ветром заскользила по воде. Юноши похватали вёсла. От мысли, что их вот-вот настигнет бамбуковый шест, волосы зашевелились на голове. Торопливо размахивая руками, они принялись грести словно умалишённые. Лодки проплыли друг за другом два огромных круга по лотосовому пруду, старик нагонял их, подплывая всё ближе, и вот уже Вэй Усяню досталось несколько ударов шестом. Заметив, что больше не попало никому, юноша схватился за голову и завопил:

— Не честно! Почему побили только меня? Почему опять досталось только мне?

Остальные прокричали:

— Шисюн, держись! На тебя вся надежда!

Цзян Чэн вторил:

— Даа, держись молодцом.

Вэй Усянь, разъярившись, плюнул:

— Тьфу на вас! Я не продержусь больше! — схватив лотос с лодки, он бросил его в воду. — Лови!

В воду с громким плеском полетел большой отцветший лотос, поднявший фонтан брызг. Лодка старика сразу встала на месте — речной гуль радостно поплыл за лотосом, выловил его и принялся уплетать.

Воспользовавшись моментом, лодка из Пристани Лотоса рванула прочь.

На обратном пути один из юношей спросил Вэй Усяня:

— Шисюн, разве гуль может почувствовать вкус еды?

— Обычно не может. Но… видимо, этот гуль, должно быть… при… а… апчхи!

День склонился к вечеру, налетел ветер, принёсший зябкую прохладу. Вэй Усянь чихнул, потёр лицо и продолжил:

— Наверное, при жизни он очень хотел попробовать лотосы, да никак не удавалось, а когда тайком пробрался за лакомством на пруд, свалился в воду и утонул. Поэтому… а… а…

Цзян Чэн закончил за него:

— Поэтому, поедая лотосы, он тем самым выполняет свою последнюю волю, наедается до полного удовлетворения.

— Ага, верно.

Вэй Усянь потёр горящую огнём от старых и новых ран спину и, всё-таки не выдержав, высказал то, что скопилось на душе:

— Вот уж точно вопиющая несправедливость. Ну почему каждый раз чуть что, бьют только меня?

Один шиди ответил:

— Потому что ты самый красивый.

Другой подхватил:

— Потому что ты самый сильный.

Третий добавил:

— Ты и без одежды краше всех.

Остальные согласно закивали. Тогда Вэй Усянь произнёс:

— Спасибо всем за похвалу. Я даже мурашками покрылся.

— Не благодари, шисюн. Каждый раз ты закрываешь нас собой и этим заслуживаешь даже больших похвал!

Вэй Усянь удивлённо спросил:

— Ого! Ещё больших? А ну-ка, я хочу послушать.

Цзян Чэн, не в силах слушать, перебил:

— А ну, замолчите! Если не прекратите эту глупую болтовню, я проткну дно лодки, и мы все пойдём ко дну.

Они как раз проплывали через водные угодья, по берегам которых раскинулись пахотные земли. На полях трудились крестьянские девушки, хрупкие и симпатичные. Когда лодка проплывала мимо, девушки подбежали к краю воды и издали закричали:

— Хэй!

Юноши ответили приветственным криком, затем принялись всячески подталкивать и попинывать Вэй Усяня:

— Шисюн, тебя зовут! Девушки тебя зовут!

Вэй Усянь, приглядевшись, понял — и правда, он уже знакомился с этими девушками раньше. Тёмные тучи в его сердце в мгновение ока унеслись прочь, оставив лишь безоблачное небо. Он поднялся и помахал рукой:

— Что такое?

Лодка плыла по реке, и девушки пошли следом по берегу, на ходу выкрикивая:

— Вы опять ходили воровать лотосы?

— Признавайтесь, сколько раз получили шестом?

— Или опять кормили чужих собак снотворным снадобьем?

Цзян Чэн, услышав, всем сердцем пожелал лишь одного — пинком столкнуть Вэй Усяня в воду, и с лютой злобой в голосе прошипел:

— Ты уже и здесь ославился, позор нашего клана.

Вэй Усянь принялся оправдываться:

— Они сказали «вы»! Мы в одной лодке, ясно? Если уж  позориться, то всем вместе.

Пока они препирались, одна из девушек опять прокричала:

— Вкусный?

Вэй Усянь, пытаясь отбиться от Цзян Чэна, который схватил его за шею, с трудом нашёл момент, чтобы переспросить:

— Что?

— Тот арбуз, что мы вам подарили, вкусный?

Вэй Усянь, будто на него снизошло озарение, воскликнул:

— Так это вы принесли арбуз! Очень вкусный! Почему же не зашли погостить, мы бы налили вам чаю!

Девушка кокетливо засмеялась:

— Когда мы приходили, вас не было. Так что мы оставили арбуз и ушли, не решились заходить. Рады, что вам понравилось!

— Спасибо! — Вэй Усянь взял со дна лодки несколько крупных лотосов. — Возьмите лотосы, а в следующий раз заходите посмотреть, как я тренируюсь с мечом!

Цзян Чэн насмешливо бросил:

— Думаешь, ты настолько красиво смотришься с мечом?

Вэй Усянь бросил лотосы в сторону берега, стебли улетели далеко-далеко и легко упали прямо в протянутые руки девушек. Юноша схватил ещё несколько и сунул их Цзян Чэну, толкнув того в грудь и подначивая:

— Ну что ты застыл, давай быстрее.

Цзян Чэну через пару настойчивых толчков пришлось принять лотосы, он спросил:

— Что — давай быстрее?

— Ты тоже ел арбуз, не хочешь их отблагодарить? Давайте, не стесняйтесь, бросайте лотосы, все бросайте лотосы!

Цзян Чэн язвительно усмехнулся:

— Очень смешно! Чего тут стесняться? — это были его слова, но даже когда остальные юноши начали с огромным удовольствием бросать на берег лотосы, Цзян Чэн не пошевелился. Вэй Усянь снова сказал ему:

— Ну так бросай! В этот раз бросишь, так в следующий раз можно будет спросить, вкусные ли были лотосы, и опять завязать разговор!

Другие юноши поняли его замысел:

— Так вот оно что! Благодарим за науку, шисюн, ты и правда уже опытный в таких вещах!

— Сразу видно, часто так делаешь!

— Ну что вы, что вы, ха-ха-ха-ха…

Цзян Чэн вначале правда хотел бросить, но услышав слова других шиди, понял, насколько это бесстыжий поступок, поэтому почистил лотос и принялся уплетать в одиночку.

Лодочка плыла по течению, девушки неторопливо шли за ней по берегу и, смеясь, на ходу ловили брошенные юношами изумрудно-зелёные отцветшие лотосы. Вэй Усянь, приложив ладонь ко лбу, оглядел пейзаж на берегу, усмехнулся и вздохнул. Остальные спросили его:

— Шисюн, что это с тобой? За тобой девушки бегают, а ты вздыхаешь?

Вэй Усянь, водрузив весло на плечо, усмехнулся:

— Ничего, просто вспомнил, что когда я от всего сердца пригласил Лань Чжаня в Юньмэн погостить, он всё-таки посмел отказать мне.

Юноши подняли большие пальцы вверх.

— Ого! Смелый поступок, достойный Лань Ванцзи!

Вэй Усянь с неподдельным энтузиазмом заявил:

— Прикусите языки! Когда-нибудь я непременно притащу его сюда, закину в лодку и обманом привезу на пруд, воровать лотосы. Чтобы старик побил его бамбуковым шестом, а потом он бы бежал позади меня, ха-ха-ха-ха…

Отсмеявшись, он обернулся и увидел на носу лодки Цзян Чэна, который с каменным лицом сидел в одиночестве и ел семена лотосов. Улыбка испарилась с лица Вэй Усяня, он со вздохом произнёс:

— Эх, этот ребёнок совершенно необучаем.

Цзян Чэн вспылил:

— Может, я хочу один всё съесть, что с того?

— Эх ты, Цзян Чэн. Ладно, тебя уже не спасти. Так и будешь всю жизнь есть их один!

Так лодка воришек лотосов снова вернулась домой с богатой добычей.

　　***

Облачные Глубины.

За пределами гор царил палящий июнь. В горах же скрывался потаённый тихий мир, где между небом и землёй разливалась прохлада.

Снаружи ланьши в соответствующей правилам позе стояли две фигуры в белых одеяниях. Налетел порыв ветра, полы белых одежд мягко затрепетали, но сами мужчины даже не пошевелились.

Этими мужчинами, стоящими в подобающей позе, являлись Лань Сичэнь и Лань Ванцзи.

В стойке на руках.

Никто из них не произносил ни слова, будто погрузился в глубокую медитацию. Здесь единственными звуками было журчание источника и шелест крыльев певчих птиц, которые лишь оттеняли тишину вокруг, делая её более звенящей.

Как вдруг послышался голос Лань Ванцзи:

— Брат.

Лань Сичэнь плавно вышел из состояния медитации и, глядя прямо перед собой, спросил:

— Что такое?

Помолчав секунду, Лань Ванцзи спросил:

— Ты когда-нибудь собирал лотосы?

Лань Сичэнь повернул голову.

— …Нет.

Если адепты Ордена Гусу Лань желали поесть лотосов, разумеется, им не приходилось собирать их самим.

Лань Ванцзи чуть склонил голову.

— Брат, ты знаешь…

— О чём?

— Отцветшие лотосы со стеблями вкуснее, чем без стебля.

— Да? Я о таком не слышал. А почему ты вдруг заговорил об этом?

— Просто так. Время, меняем руку.

Оба, не производя никакого шума, поменяли правую руку, на которой стояли, на левую. Движения их были идеально отточены, положение в высшей степени устойчиво.

Лань Сичэнь собирался спросить ещё, но тут обратил внимание на что-то другое и улыбнулся.

— Ванцзи, к тебе гость.

На край деревянной веранды неторопливо забрался пушистый белый кролик. Подёргивая розовым носом, зверёк ткнулся в левую руку Лань Ванцзи, на которой тот стоял.

Лань Сичэнь спросил:

— И как он узнал, что ты здесь?

Лань Ванцзи же сказал кролику:

— Уходи.

Белый кролик, впрочем, не послушался. Он ухватил зубами кончик лобной ленты Лань Ванцзи и с силой потянул, как будто хотел утащить юношу за собой.

Лань Сичэнь спокойно произнёс:

— Видно, он хочет побыть с тобой.

Кролик, которому не удалось сдвинуть человека с места, сердито пропрыгал вокруг них. Лань Сичэню это показалось забавным.

— Это тот… самый шумный кролик?

— Слишком шумный.

— Ну и пусть, ведь он такой милый. Я помню, их было двое, они ведь часто бегали вместе? Почему же пришёл только один? Второй, наверное, любит тишину и не хочет выходить гулять?

— Он тоже придёт.

И в самом деле, не прошло и пары минут, как на краю веранды показалась ещё одна белоснежная мордашка. Второй кролик тоже пришёл следом, в поисках своего напарника.

Два белоснежных комочка принялись гоняться друг за другом, и в конце концов выбрали место, где спокойно улеглись рядом — возле левой руки Лань Ванцзи.

Картина того, как парочка кроликов возится и трётся друг о друга, даже если смотреть на неё вниз головой, представляла собой довольно милое зрелище. Лань Сичэнь спросил:

— Как их зовут?

Лань Ванцзи покачал головой. Не ясно только, что означал его ответ — у кроликов не было имён или же он просто не желал говорить?

Лань Сичэнь, впрочем, сказал:

— В прошлый раз я слышал, как ты звал их.

Лань Ванцзи:

— …

Лань Сичэнь совершенно искренне заверил:

— Очень хорошие имена.

Лань Ванцзи поменял руку. Лань Сичэнь заметил:

— Время ещё не вышло.

Тогда Лань Ванцзи безмолвно поменял руку обратно.

Спустя полчаса, когда время вышло, они закончили тренировку стойки на руках и вернулись в яши, где можно было отдохнуть в спокойствии.

Слуга принёс им охлаждённый арбуз, чтобы утолить жару. С арбуза срезали кожуру, порезали мякоть ровными кусочками и разложили на яшмовом блюде. Красные, просвечивающие на солнце дольки радовали взгляд. Братья сидели коленями на циновке и тихо переговаривались, обсуждая результаты вчерашних занятий и приступив к лёгкой трапезе.

Лань Сичэнь взял дольку арбуза, однако тут же остановился, увидев, как Лань Ванцзи смотрит на блюдо неясным задумчивым взглядом.

Не обманув его предчувствий, Лань Ванцзи заговорил.

— Брат.

— Что такое?

— Ты когда-нибудь ел арбузные корки?

Недоуменно помолчав, Лань Сичэнь переспросил:

— Разве арбузные корки можно есть?

Спустя пару мгновений безмолвия, Лань Ванцзи ответил:

— Я слышал, их можно пожарить.

— Может быть.

— Говорят, на вкус весьма неплохо.

— Я не пробовал.

— Я тоже.

— Мм… — протянул Лань Сичэнь. — Хочешь, попросим кого-нибудь приготовить?

Подумав, Лань Ванцзи с серьёзным выражением лица покачал головой.

Лань Сичэнь облегчённо вздохнул.

Что-то подсказало ему, что совершенно нет нужды задавать вопрос «Кто тебе такое сказал?».

На следующий день Лань Ванцзи в одиночестве спустился с гор.

Он вовсе не так редко покидал обитель, но вот чтобы в одиночку отправиться на оживлённый рынок — такое случалось нечасто.

Люди то и дело сновали по улицам. Ни в резиденциях именитых кланов заклинателей, ни во время ночной охоты в горах ему не приходилось видеть такое огромное множество людей. Даже на многолюдных Советах Кланов большое количество участников было упорядоченным и контролируемым. А не как здесь — в толпе яблоку негде было упасть, и казалось совершенно обычным явлением, если кто-то на ходу наступал другому на ногу или врезался в чью-то повозку. Лань Ванцзи никогда не нравилось прикасаться к другим людям, и в подобной обстановке он на мгновение опешил, однако это не заставило его отступить — он твёрдо решил найти человека, у которого можно спросить дорогу. К несчастью, за довольно долгое время поиски так и не увенчались успехом.

Лань Ванцзи лишь тогда заметил, что не только он не желает приближаться к посторонним людям — они точно так же не горят желанием приближаться к нему.

Дело в том, что он всем своим видом нисколько не вписывался в шумную обстановку рынка — без единого пятнышка, да ещё с мечом за спиной. Мелкие торговцы, крестьяне и просто зеваки крайне редко могли увидеть здесь подобного ему молодого господина из клана заклинателей, поэтому все они в спешке разбегались с его пути. Кто-то боялся, что этот молодой господин — задиристый аристократ, никому не хотелось по неосторожности навлечь на себя его гнев; кого-то пугало суровое отчуждённое выражение его лица, ведь сам Лань Сичэнь когда-то шутил, что на шесть чи вокруг Лань Ванцзи наступают холода, а земля вымерзает, не рождая ни травинки. Только пришедшие на рынок за покупками девушки, когда Лань Ванцзи проходил мимо, не могли бороться ни с желанием посмотреть на него, ни с боязнью смотреть слишком долго — притворялись, что чем-то заняты и опускали глаза, время от времени поглядывая на него украдкой. А когда молодой господин проходил, собирались в стайки за его спиной и смущённо хихикали.

Лань Ванцзи пришлось долго бродить по улицам, прежде чем он увидел старушку, что мела дорогу перед главными воротами чьего-то дома, и спросил её:

— Простите, где я могу найти ближайший лотосовый пруд?

Старушка плохо видела, к тому же пыль застилала ей глаза — она не могла рассмотреть, кто стоит перед ней, поэтому, тяжело дыша, ответила:

— В восьми-девяти ли отсюда живёт один человек, у него лотосовый пруд на несколько десятков му².

²Мера земельной площади, равная 60 квадратным чжанам, что соответствует приблизительно 0,07 га.

Лань Ванцзи кивнул:

— Благодарю.

Старушка добавила:

— Молодой господин, только в тот пруд вечером запрещено приходить. Если хотите погулять там, идите скорее, пока не стемнело.

Лань Ванцзи снова произнёс:

— Благодарю.

Он хотел было уйти, но увидел, что старушка взяла длинный бамбуковый шест и никак не может сбить застрявшую на карнизе крыши сухую ветку. Тогда Лань Ванцзи сложил пальцы и указал наверх, после чего Ци меча, прорезая воздух, сбила ветку с крыши. Затем юноша развернулся и ушёл.

Пеший путь в восемь-девять ли не являлся для Лань Ванцзи таким уж далёким расстоянием. Поэтому он направился вперёд, туда, куда указала ему старушка.

Спустя одну ли он покинул рынок; ещё через одну людских жилищ стало заметно меньше; на четвёртую ли вокруг остались лишь синие горы да зелёные поля, устланные тропинками вдоль и поперёк. Иногда попадались перекошенные домишки, из которых в воздух поднимались такие же кривые струйки дыма. На гребнях рисовых полей встречались вымазанные грязью ребятишки с завязанными на макушках косичками, устремлёнными к небу. Дети копались в земле и игрались грязью, звонко посмеиваясь и стараясь вымазать товарищей. Окружающие картины обладали особым очарованием природы, поэтому Лань Ванцзи остановился, любуясь пейзажем, но вскоре оказался замеченным — грязные ребятишки были ещё маленькими, боялись незнакомцев, поэтому тут же разбежались, только их и видели. Тогда Лань Ванцзи сдвинулся с места и продолжил путь. Пройдя пять ли, он ощутил прохладу на лице — это навстречу летели принесённые лёгким дуновением ветра брызги дождя.

Лань Ванцзи посмотрел на небо. И в самом деле — над ним уже нависали серые клубящиеся облака. Юноша тут же ускорил шаг, но дождь всё же оказался быстрее.

Неожиданно он увидел впереди у края поля группу из пятерых-шестерых человек.

Брызги дождя уже обернулись тяжёлыми каплями, а люди не открывали зонт, даже не заслонялись руками. Они будто стояли вокруг чего-то, совершенно не обращая внимания ни на что другое. Лань Ванцзи подошёл ближе и увидел лежащего на земле крестьянина, который стонал от боли.

Внимательно прислушавшись, Лань Ванцзи понял, что произошло. Когда мужчина работал в поле, его боднула корова другого крестьянина, и теперь он не мог подняться, вот только не ясно, повредил он спину или же сломал ногу. Виновницу происшествия прогнали подальше на край поля, и теперь она помахивала хвостом, опустив голову и опасаясь подойти ближе. Хозяин коровы убежал на поиски лекаря, остальные не решались переносить пострадавшего, боясь, что могут навредить, поэтому лишь обеспокоенно присматривали за ним. Вот только погода испортилась — начал накрапывать дождь, который сперва только моросил, что было терпимо, но вскоре начал прямо-таки застилать лицо.

Видя, что дождь усиливается, один из крестьян побежал домой за зонтом, вот только дом его располагался неблизко — вернётся он явно нескоро. Остальные в беспомощном беспокойстве выставили ладони, чтобы хоть немного закрыть раненого от дождя. Но и это явно было не самым лучшим решением. Даже если сейчас им принесут зонт, вряд ли зонтов хватит на всех, но ведь нельзя же кого-то прикрыть от дождя, а кого-то оставить мокнуть!

Один из крестьян угрюмо выругался:

— Чертовщина какая-то, ни с того ни с сего начался такой сильный ливень.

Другой неожиданно предложил:

— Давайте поднимем вон тот навес, под ним мы сможем укрыться хоть немного.

Неподалёку располагался заброшенный старый навес, который держался на четырёх деревянных столбах. Одна из таких стоек покосилась, другая сгнила за долгие годы под ветром и солнцем.

Кто-то с сомнением спросил:

— Но ведь раненого нельзя переносить?

— Всего… всего пару шагов, наверное, вреда не будет.

Крестьяне в несколько рук с крайней осторожностью приподняли своего раненого товарища, ещё двое побежали поднимать покосившийся навес. Кто же мог представить, что двое мужчин не смогут поднять трухлявую крышу! Остальные то и дело подгоняли, но, сколько бы сил они ни прикладывали, как бы ни краснели от натуги, крыша даже не сдвинулась с места. Им на помощь подоспели ещё двое, но и тогда поднять крышу не удалось!

Крыша была сколочена из деревянных досок, накрыта черепицей, сеном и слоем грязи — разумеется, поднять такой вес нелегко. Но ведь не до такой степени, чтобы четверо крестьян, что круглый год возделывали землю, не справились бы с задачей.

Лань Ванцзи понял, в чём дело, ещё не приблизившись к ним. Он подошёл к навесу, наклонился, взялся за угол упавшей крыши и поднял его одной рукой.

Крестьяне так и остолбенели.

Они не смогли сдвинуть крышу с места вчетвером, а этот юноша поднял её одной рукой!

Постояв немного в потрясённом оцепенении, один крестьянин что-то тихо сказал остальным, и они, не колеблясь ни секунды, поспешно подхватили раненого и перенесли под навес. Оказавшись под крышей, крестьяне уставились на Лань Ванцзи, тогда как сам юноша даже не скосил на них взгляда.

Положив пострадавшего на землю, двое мужчин подошли к Лань Ванцзи со словами:

— Молодой… молодой господин, можете опустить крышу, а мы поддержим.

Лань Ванцзи покачал головой. Но крестьяне настаивали:

— Вы слишком молоды, не удержите.

С такими словами они вытянули руки вверх с намерением помочь ему держать навес. Лань Ванцзи бросил на них короткий взгляд и без лишних слов чуть опустил крышу. В тот же миг оба крестьянина переменились в лице.

Лань Ванцзи отвёл взгляд и поднял навес на прежнюю высоту, мужчинам же пришлось пристыженно сесть вместе с остальными.

Навес оказался ещё тяжелее, чем они представляли. И стоит юноше убрать руки, они не смогут удержать такую ношу.

Кого-то пробрало зябкой дрожью.

— Странно, почему под навесом стало ещё холоднее?

Они не могли видеть, что прямо в этот самый момент в центре под крышей покачивалась человеческая фигура в лохмотьях, со спутанными волосами и высунутым языком.

Снаружи навеса бушевал ветер с дождём, а внутри покачивалась эта фигура, источая потоки прохладной тёмной энергии.

Именно этот призрак делал крышу навеса непомерно тяжёлой, так что простой человек никакими усилиями не смог бы её поднять.

Лань Ванцзи отправился в путь, не взяв с собой никаких магических предметов для изгнания нечисти. И раз призрак не стремился вредить людям, разумеется, нельзя было вот так попросту, не разобравшись, уничтожать его. Судя по всему, пока не представлялось возможным убедить повешенного призрака снять самого себя из-под навеса, поэтому пришлось держать крышу. По возвращении следует доложить о нём и послать людей решить проблему.

Призрак блуждал за спиной Лань Ванцзи, то и дело покачиваясь от порывов ветра, и вдруг пожаловался:

— Как холоднооо…

— …

Висельник посмотрел по сторонам и отыскал крестьянина, к которому подлетел поближе, будто желая согреться. Беднягу вдруг пробрало холодом. Лань Ванцзи слегка повернул голову и самым краешком глаз наградил призрака суровым взглядом.

Призрак в ужасе содрогнулся и обиженно отлетел прочь. Но, тем не менее, высунув длинный язык, продолжил жаловаться:

— Какой… какой сильный дождь… всё нараспашку… правда, очень холодно…

— …

До самого прихода лекаря крестьяне так и не решились заговорить с Лань Ванцзи. Когда дождь прекратился, они вынесли пострадавшего из-под навеса. Лань Ванцзи опустил крышу и, ни слова не сказав, удалился.

Когда он добрался до лотосового пруда, солнце уже село. Юноша собирался залезть в воду, когда перед ним выплыла маленькая лодка, в которой сидела женщина средних лет. Она крикнула ему:

— Эй, эй, эй! Что это ты делаешь?

Лань Ванцзи ответил:

— Хочу собрать лотосов.

Женщина сказала:

— Солнце зашло, после заката мы никого не пускаем. Сегодня не выйдет, в другой раз!

— Я не стану задерживаться надолго, почти сразу же уйду.

— Сказано — нет, значит, нет. Это правило, и его установила не я, пойди спроси хозяина.

— А где хозяин пруда?

— Давным-давно ушёл. Так что зря ты меня просишь. Если я тебя пущу, хозяин меня отругает, не надо прибавлять мне хлопот.

После таких слов Лань Ванцзи не мог больше настаивать, поэтому склонил голову и произнёс:

— Простите за беспокойство.

Его лицо осталось невозмутимым, но в этом выражении проглядывал отблеск разочарования.

Сборщица лотосов видела, что его одеяния белы как снег, только наполовину промокли от дождя, а сапоги запачкались грязью, и её тон смягчился:

— Сегодня ты явился поздно, завтра приходи пораньше. Откуда ты? Только что закончился ливень… ох, дитя, ты, наверное, от ливня прятался, вот и прибежал сюда? Почему же не взял зонт? Твой дом далеко отсюда?

Лань Ванцзи ответил, как есть:

— В тридцати четырёх ли.

Женщина, услышав, едва не поперхнулась:

— Так далеко! Значит, ты потратил много времени, чтобы дойти сюда. Если так сильно хотел поесть лотосов, мог бы купить на рынке, там их много.

Лань Ванцзи уже собирался развернуться, но, услышав предложение, остановился и произнёс:

—  На рынке лотосы без стебля.

Сборщица лотосов с удивлением спросила:

— Неужели обязательно нужны со стеблем? На вкус разницы нет.

— Есть.

— Нет!

Лань Ванцзи стоял на своём:

— Есть. Один человек сказал мне, что есть.

Женщина прыснула со смеху:

— Да кто же тебе сказал такое? Ты такой упрямый маленький господин, что за наваждение на тебя нашло!

Лань Ванцзи не ответил, лишь опустил голову и снова собрался отправиться в обратный путь. Женщина опять окликнула его:

— Твой дом правда так далеко?

— Да.

— Тогда, может… сегодня не будешь возвращаться домой? Найдёшь ночлег неподалёку, а завтра придёшь на пруд?

— Дома комендантский час. Завтра нужно идти на занятия.

Сборщица лотосов почесала голову, решение давалось ей с трудом, и всё же она, в конце концов, сказала:

— …Ладно, я впущу тебя. Но ненадолго, только на минутку. Если хочешь сорвать лотосов, поторопись. Вдруг кто-то заметит и нажалуется на меня хозяину… я уже старая, мне совсем не нравится, когда меня ругают.

***

Облачные Глубины, после первого дождя в пустынных горах.

Созерцая особенную красоту и свежесть магнолий после дождя, Лань Сичэнь ощущал радость на душе. Он расстелил на столике бумагу, сел у окна и взялся за картину.

Сквозь резной узор оконного переплёта он увидел, как к нему медленно направляется белая фигура. Лань Сичэнь, не откладывая кисть, произнёс:

— Ванцзи.

Лань Ванцзи подошёл ближе и поприветствовал через окно:

— Брат.

— Вчера ты заговорил о лотосах, а как раз сегодня дядя послал людей купить лотосов для ордена. Хочешь поесть?

Лань Ванцзи за окном ответил:

— Уже поел.

Лань Сичэня ответ несколько удивил:

— Поел?

— Да.

Братья обменялись ещё парой фраз, после чего Лань Ванцзи вернулся в цзинши.

Закончив картину, Лань Сичэнь оглядел творение, привычно убрал и пока позабыл о нём до лучших времён. Затем взял Лебин и отправился туда, где ежедневно практиковался в исполнении Песни чистого сердца.

Перед домиком лундань³ россыпью звёзд в зарослях травы виднелись светло-фиолетовые цветки. Лань Сичэнь приблизился к дому по узкой тропинке, поднял глаза и на мгновение замер.

³Лундань — горечавка.

На деревянной веранде перед входом в домик стояла ваза из белого нефрита, в которой целым букетом красовались отцветшие лотосы.

Изящная нефритовая ваза и такие же изящные тонкие стебли составляли картину неповторимой красоты.

Лань Сичэнь убрал Лебин за пояс, сел на веранде перед нефритовой вазой и некоторое время смотрел на неё, повернув голову, обуреваемый сомнениями.

В конце концов, он всё же поборол желание украдкой почистить и съесть один лотос, чтобы узнать, чем же всё-таки на вкус лотосы со стеблями отличаются от тех, что без стеблей.

Раз уж Ванцзи выглядел столь счастливым, значит, должно быть, так и правда вкуснее.

Заметки от автора:

Сначала я планировала написать небольшую зарисовку о том, как наши юные друзья из Облачных Глубин и Пристани Лотоса одним прохладным летом вместе ловили призраков, но в конце концов получилась тёплая деревенская повседневность.

В общем, несмотря на то, что в детстве Вай-фаю не удалось заманить гэгэ в Пристань Лотоса позабавиться как следует, всё же между нашими маленькими друзьями, которые, сами того не осознавая, ни на секунду не забывали друг о друге, установилось такое вот заочное общение!