Вероломство. Часть третья

Вэй Усянь не ошибся: последняя часть тела Не Минцзюэ, его голова, действительно находилась у Цзинь Гуанъяо.

Во время Аннигиляции Солнца Не Минцзюэ сметал всё на своём пути и не ведал никаких преград, а мощь его свирепости могла обращать в прах целые армии. Но теперь его череп был основательно запечатан и заперт в тесной и мрачной комнатушке, обречённый больше никогда не видеть белого света.

От Вэй Усяня требовалось лишь снять печать с его головы, и тогда тело Чифэн-цзуня почуяло бы свою недостающую часть и само пришло бы за ней. Однако едва он принялся изучать устройство сдерживающего шлема, как вдруг ощутил крайне сильное притяжение. Невесомое тельце бумажного человечка стремительно бросило вперёд, и Вэй Усянь оказался намертво прилипшим ко лбу Не Минцзюэ.

Всё это время в другом крыле Башни Золотого Карпа Лань Ванцзи сидел подле Вэй Усяня и пристально наблюдал за ним. В какой-то момент его пальцы дрогнули, а ресницы опустились вниз: Лань Ванцзи мягко коснулся своих губ.

Мягко-мягко, очень мягко. Так же, как в них врезался бумажный человечек.

Неожиданно руки Вэй Усяня слегка дёрнулись и сжались в кулаки. Взгляд Лань Ванцзи тут же напрягся, и он, аккуратно приподняв голову мужчины, посмотрел в его лицо: глаза того оказались по-прежнему закрыты, но брови сосредоточенно нахмурились.

Меж тем Вэй Усяню в потайной комнате при всём желании не удалось бы сориентироваться и предпринять ответные действия. Усопшие, затаившие крайне яростную злобу, излучали сокрушительные потоки тёмной энергии и могли захватывать живых, изливая свой гнев и передавая им собственные эмоции. Именно это и являлось причиной буйного поведения большинства тварей. Кроме того, подобный принцип лежал также в основе «Сопереживания». Когда Вэй Усянь находился в своём физическом теле, оно служило заградительным барьером для его души, поэтому тёмная энергия ни за что не сумела бы войти в него без его согласия. Однако сейчас душа Вэй Усяня вселилась в тонкий лист бумаги, и, само собой, его оборонительная способность резко снизилась. К тому же расстояние до головы было ничтожно мало, а уровень затаённой злобы Не Минцзюэ – крайне высок, поэтому его эмоции в мгновение ока перекинулись на зазевавшегося на долю секунды Вэй Усяня. Он успел лишь досадливо ахнуть, а в следующий момент уже почувствовал резкий запах крови.

Он не ощущал столь густого кровяного духа вот уже много лет, и что-то, глубоко захороненное в его естестве, тут же пробудилось, забурлило и завопило. Открыв глаза, Вэй Усянь увидел перед собой мелькнувшее блеском лезвие, пролетевшие сплошной стеной брызги крови, а затем голову мужчины, взмывшую в небо одновременно с его рухнувшим телом.

На обезглавленном человеке сидело одеяние с клановым узором, изображающим слепящее солнце и пляшущие языки пламени. Вэй Усянь посмотрел, как «он» убирает саблю обратно в ножны, а затем услышал низкий голос, исходящий из «его» рта:

— Подберите голову и выставите её напоказ псам из клана Вэнь.

Кто-то позади него ответил:

— Слушаюсь!

Вэй Усянь сообразил, кого только что обезглавили.

Это был старший сын главы Ордена Цишань Вэнь, Вэнь Жоханя, – Вэнь Сюй. Не Минцзюэ убил его в Хэцзяне: отрубил голову одним взмахом сабли и вывесил её на поле боя на обозрение заклинателям из клана Вэнь. Труп же Вэнь Сюя разъяренные адепты Ордена Цинхэ Не разорвали на мелкие кусочки, а затем размололи в фарш и втоптали в землю.

Не Минцзюэ взглянул на мертвеца у своих ног, отшвырнул его ногой и, положив руку на рукоять сабли, не спеша огляделся.

Чифэн-цзунь обладал весьма высокой фигурой. Когда в прошлый раз Вэй Усянь использовал «Сопереживание» с А-Цин, уровень его глаз находился довольно низко, а сейчас он оказался даже выше привычной линии обзора. Перед Вэй Усянем предстало бесчисленное множество убитых и смертельно раненых людей, чьи тела разбросало по всей округе. Среди них нашлись заклинатели и в мантиях, расшитых солнцем и языками пламени, и в облачениях с головой зверя – клановым узором Ордена Цинхэ Не – на спине, и в простых одеждах, без каких-либо опознавательных знаков. Каждая группа составляла примерно треть, и подобное мрачное зрелище и порождало пропитанный кровью воздух. Не Минцзюэ зашагал вперёд, непрестанно осматриваясь по сторонам, словно желал убедиться, не осталось ли среди заклинателей из Ордена Цишань Вэнь тех, кто ещё сохранял в своей груди слабое дыхание жизни. Внезапно он услышал приглушённый звук, раздавшийся из дома с черепичной крышей, стоявшего неподалеку.

Обнажив саблю, Не Минцзюэ со свистом рассёк хлипкую дверь ветхой лачуги, обнаружив мать и дочь, в паническом страхе прижавшихся друг к другу. Убогая обстановка хибары исключала сколь-нибудь надёжные укрытия, поэтому матери и дочери пришлось притаиться под столом и замереть без движения. Когда в зрачках молодой женщины возникло отражение Не Минцзюэ, с ног до головы покрытого кровью и обуреваемого жаждой убийства, по щекам её побежали мелкие слезы, а девочка в её руках широко раскрыла рот и в испуге застыла.

Однако стоило Не Минцзюэ осознать, что в доме спрятались лишь обычные мать с дочерью, скорее всего, местные, не успевшие спастись бегством до начала военных действий, его сведённые над переносицей брови слегка расслабились. Как раз в этот момент к нему приблизился подданный, не ведающий, что происходит:

— Глава Ордена?

Мать и дочь знали лишь только то, что какие-то шайки заклинателей ворвались в мирное течение их будней и сцепились друг с другом так, что солнце и луна померкли в кровавом мареве. Никто из жителей не понимал, кто из налётчиков сражался за добро, а кто – за зло: они боялись любого, держащего в руках оружие. Увидев Не Минцзюэ, мать и дочь решили, что смерть, несомненно, пришла за ними, и лица их исказились ужасом отчаяния. Но тот мельком взглянул на женщин и усмирил свою жажду убийства:

— Всё в порядке.

Он опустил руку с зажатой в руке саблей и твёрдой поступью прошёл в другую часть комнаты. Молодая женщина, крепко держа у груди дочь, бессильно повалилась на пол и, давясь слезами, тихо заскулила.

Через пару шагов Не Минцзюэ резко остановился и спросил подданного, следовавшего за ним по пятам:

— Какой заклинатель до конца оставался на поле боя во время последней зачистки?

Тот немного замялся:

— До конца оставался на поле боя во время последней зачистки? Я… кажется, забыл»

Не Минцзюэ нахмурился:

— Доложи, как вспомнишь.

Он продолжил шествовать вперёд, а подданный поспешил расспросить других. Вскоре он вновь нагнал Не Минцзюэ и сообщил:

— Глава Ордена! Я узнал. Заклинателя, до конца остававшегося на поле боя во время последней зачистки, зовут Мэн Яо.

При звуках этого имени брови Не Минцзюэ поползли вверх, словно он слегка удивился услышанному.

Вэй Усянь понимал причину его изумления. До того, как отец признал его, Цзинь Гуанъяо носил фамилию своей матери – Мэн, и это ни для кого не являлось тайной. Более того, фамилия эта была «широко известна в узких кругах».

Тогда немногие могли похвастаться, что стали свидетелями тому, как Цзинь Гуанъяо, будущий Ляньфан-цзунь и хозяин Башни Золотого Карпа, обладающий едва ли не безграничной властью, впервые к этой самой Башне пришёл, однако молва и в то время уже успела разнести вести по всему свету. Мать Цзинь Гуанъяо была проституткой в одном из публичных домов Юньмэна, причём проституткой весьма прославленной и, по заверениям некоторых, одарённой многочисленными талантами. Слухи утверждали, будто она неплохо играла на гуцине и владела искусством каллиграфии, а в уровне образованности сумела бы заткнуть за пояс среднюю невесту из высокопоставленной и богатой семьи. Но, безусловно, какой бы завидной дамой она ни казалась, в людских умах шлюха навсегда оставалась шлюхой.  

Когда Цзинь Гуаншань посещал Юньмэн, то он, разумеется, не упустил возможности воспользоваться услугами столь именитой жрицы любви. Он на несколько дней задержался у женщины по фамилии Мэн и отправился в путь полностью удовлетворённым, оставив ей подарок на память. Но вернувшись домой, Цзинь Гуаншань повёл себя привычным образом и поступил так же, как поступал десятки раз до этого, – напрочь забыл о некогда желанной им женщине.

В свете этой истории Мо Сюаньюй и его мать представлялись даже обласканными вниманием, ведь Цзинь Гуаншань, по крайней мере, помнил, что где-то там у него родился сын, а после забрал его в Башню Золотого Карпа. К Мэн Яо же судьба оказалась менее благосклонна. Сын проститутки ни за что не сумел бы сойти за человека из приличной семьи, но, родив Цзинь Гуаншаню ребёнка, женщина по фамилии Мэн, так же, как и вторая мадам Мо в своё время, всем сердцем и душой принялась ожидать, когда же объявится глава Ордена и заберёт её дитя. Она приложила все усилия, чтобы должным образом обучить Мэн Яо и подготовить его к будущей жизни среди заклинателей. Однако мальчик уже успел достичь возраста юноши, а его отец всё не слал ни единой строчки, и вскоре женщина по фамилии Мэн слегла со смертельной болезнью.

Перед самой своей кончиной она вручила Мэн Яо памятный подарок, что оставил ей Цзинь Гуаншань, и наказала сыну отправляться в Башню Золотого Карпа. Тот послушался её наказа, упаковал скромные пожитки и покинул Юньмэн. Испытав в дороге все трудности пути, Мэн Яо благополучно добрался до Ланьлина, но когда он пришёл к Башне Золотого Карпа, стража не пропустила его. Тогда он достал памятный подарок и попросил известить главу Ордена о своём прибытии.

Цзинь Гуаншань оставил его матери жемчужную пряжку, которая в Ордене Ланьлин Цзинь ничем особенным не являлась: стоило протянуть руку — и горсти подобных безделушек сами прыгали в ладони. Странствуя в поисках романтических приключений, Цзинь Гуаншань часто раздавал их красивым женщинам, при этом делал вид, будто эта маленькая и симпатичная вещица являлась чем-то ценным, и, конечно же, не забывал сопровождать свой дар клятвами в вечной любви. Сбыв очередную пряжку с рук, Цзинь Гуаншань больше никогда о ней не вспоминал.

К несчастью, Мэн Яо выбрал крайне неудачное время для воссоединения с отцом. В тот день как раз случился день рождения Цзинь Цзысюаня, и Цзинь Гуаншань вместе с мадам Цзинь и остальными родственниками радостно пировали, широко отмечая именины своего горячо обожаемого сына. Шесть часов спустя, когда сумерки уже опустились на город, а празднующие вознамерились возжечь яркие фонари и вознести молитвы о благополучии и процветании, слуга наконец-то улучил момент и сообщил господам о Мэн Яо. Однако стоило мадам Цзинь увидеть жемчужную пряжку, как в голове у неё мигом пронеслись все неблаговидные поступки Цзинь Гуаншаня, а лицо тут же помрачнело. Тогда её муж без лишних слов раскрошил жемчужину в пыль, а после громко забранился на посыльного, приказав прогнать стоявшего снаружи, кем бы он ни являлся, чтобы тот своим видом не портил им гуляние.

И вот Мэн Яо спихнули ногой с лестницы, ведущей в Башню Золотого Карпа. Он пересчитал своим телом все ступени, от самого верха до самого низа.

Говорят, будто он молча поднялся, стёр кровь со лба, отряхнул свои одежды, а затем подобрал свои пожитки и ушёл прочь.

Сразу после начала Аннигиляции Солнца Мэн Яо присоединился к войскам Ордена Цинхэ Не.

В то время Не Минцзюэ подчинялись и адепты его собственного Ордена, и бродячие заклинатели. Все они расквартировались в различных местах, в том числе и на безымянном горном хребте в Хэцзяне. Не Минцзюэ отправился туда пешком, но, не добравшись до лагеря, заметил, как из изумрудного леса выходил юноша в простых одеждах с бамбуковой трубкой в руке.

Похоже, он только что набрал воды и изнурённым шагом брёл обратно в лагерь. Однако перед самым входом в пещеру юноша внезапно остановился и некоторое время простоял без движения, внимательно прислушиваясь и словно сам с собой решая, следует ли ему входить или же нет. В конце концов он развернулся и, по-прежнему сжимая бамбуковую трубку в руке, пошёл прочь.

Пройдя немного, он нашёл подходящий пятачок на обочине дороги, присел на корточки, извлёк из-за пазухи сухой паёк и принялся есть, запивая водой.

Не Минцзюэ приблизился к нему. Юноша, жевавший с опущенной головой, неожиданно обнаружил себя в длинной тени. Он поднял взгляд, поспешно отложил провизию в сторону и встал на ноги:

— Глава Ордена Не.

Юноша оказался сравнительно невысоким, светлокожим и темнобровым: он обладал той самой «выгодной» наружностью Цзинь Гуанъяо. В то время его ещё не приняли в клан Цзинь, поэтому яркая точка цвета киновари на его лбу отсутствовала. Не Минцзюэ хорошо запомнил его лицо:

— Мэн Яо?

Тот почтительно ответил:

— Так точно.

Не Минцзюэ спросил:

— Почему ты не отдыхаешь в пещере вместе с остальными?

Мэн Яо приоткрыл рот, намереваясь ответить, но, в итоге лишь неловко улыбнулся, словно не знал, что сказать. Заметив его реакцию, Не Минцзюэ оставил юношу и широкими шагами направился к пещере. Тот, по-видимому, хотел задержать его, но не осмелился. Добравшись до места, Не Минцзюэ затаил дыхание, чтобы никто не смог обнаружить его, и замер у входа в грот, из которого доносились оживлённые людские голоса.

— Ага, это он…

— Да ладно? Сын Цзинь Гуаншаня? Но как его дитя может влачить столь же жалкое существование, что и мы с вами? Почему он не вернётся к отцу? Ведь стоит папочке лишь щёлкнуть пальцем, и все его неприятности вмиг рассеются.

— Ты думаешь, он сам не мечтает об этом? Тогда с чего бы ему тащиться в Ланьлин аж с самого Юньмэна с памятным подарком за пазухой?

— Ну тут он явно просчитался. Жена Цзинь Гуаншаня ещё та дамочка.

— Да дело даже не в этом. У Цзинь Гуаншаня целый выводок ублюдков, по меньшей мере, дюжина незаконнорожденных сыновей и дочерей. И ты когда-нибудь слышал, чтобы он признавал хоть кого-то из них? Всё, чего он добился, – это окончательно опозорился.

— Ну так, может быть, не стоило надеяться на чудо? Безусловно, его избили до полусмерти, но чья ж в том вина? Ему некого корить, кроме самого себя. Сам же нарвался.

— Да он круглый дурак! У Цзинь Гуаншаня есть Цзинь Цзысюань, так с какого перепугу ему вдруг принимать ещё одного сына? К тому же, от проститутки, которая скакала на сотнях мужиков. Ещё неизвестно, чей он ребёнок. И, скорее всего, сам Цзинь Гуаншань отказался от него, потому что и сам не уверен, что тот рождён от его семени! Ха-ха-ха-ха…

— Думаешь? А мне кажется, он просто забыл, что когда-то там трахался с какой-то бабой.

— А мне даже нравится, что семя Цзинь Гуаншаня настолько смирилось со своей судьбой, что ходит для нас по воду, ха-ха-ха-ха…

— Ага, смирился, держи карман шире. Ты только полюбуйся, как он изо всех сил старается проявить себя. Целыми днями рыскает, высунув язык от напряжения, и пытается угодить всем и каждому. Он из кожи вон лезет, чтобы достичь чего-то стоящего и добиться признания папочки.

В сердце Не Минцзюэ вспыхнула ярость и опалила грудь Вэй Усяня.

Ладонь Не Минцзюэ тяжело легла на рукоять оружия. Мэн Яо попытался остановить его, но не успел: сабля уже обнажилась, и огромный валун у входа в пещеру рухнул на землю. Внутри устроили привал около дюжины заклинателей, и все они, переполошившись из-за шума, тут же вскочили на ноги и вынули мечи из ножен. Бамбуковые трубки с водой с треском раскатились по всей пещере. Следом раздался грохочущий голос Не Минцзюэ:

— Вы пьёте воду, что он вам принёс, и этими же ртами злорадствуете за его спиной! Вы вступили в ряды моих воинов, чтобы истреблять псов из клана Вэнь или чтобы попусту трепать языками?!

Все в пещере бестолково засуетились. Они знали крутой нрав Чифэн-цзуня: чем больше человек пытался оправдаться, тем сильнее Не Минцзюэ гневался. Поняв, что сегодня им точно не удастся избежать наказания и придётся, так или иначе, признаваться, заклинатели не осмелились вымолвить ни слова. Не Минцзюэ холодно усмехнулся, но проходить дальше не стал и вместо этого обернулся к Мэн Яо:

— Ты, иди за мной.

Он направился к подножию горы, а Мэн Яо послушно поплёлся за ним. С каждым шагом последний всё сильнее и сильнее понуривался и тащился всё медленнее и медленнее.

Он долгое время мялся, но потом всё же сказал:

— Благодарю Вас, глава Ордена Не.

Не Минцзюэ ответил:

— Твёрдый духом муж гордо ступает по дороге добродетели. Не стоит обращать внимание на кривотолки всяких бездельников.

Мэн Яо кивнул:

— Верно.

Несмотря на подобный ответ, лоб Мэн Яо всё ещё бороздили тревожные складки. Сегодня Не Минцзюэ протянул ему руку помощи и на некоторое время утихомирил злопыхателей Мэн Яо. Но ведь в будущем эти заклинатели наверняка заставят его поплатиться, и цена будет в сотни раз выше. Разве мог он прекратить волноваться?

Не Минцзюэ продолжил:

— Чем больше эти люди болтают о тебе гадости, тем упорнее ты стремишься к своим целям, чтобы однажды им больше не о чем было судачить. Я видел тебя на поле боя. Ты всегда оказывался на передовой, а каждый раз после сражения оставался и помогал мирным жителям. Так держать. Продолжай в том же духе.

Услышав эти речи, Мэн Яо на секунду остолбенел, но затем слегка расправил плечи. Не Минцзюэ добавил:

— Ты довольно проворно управляешься с мечом, но тебе не хватает уверенности. Больше тренируйся.

В этой фразе прозвучало очевидное поощрение, и Мэн Яо поспешил ответить:

— Премного благодарен за совет, глава Ордена Не.

Но Вэй Усянь уже знал, что сколько бы тот ни тренировался, уверенность в движениях так и не придёт к нему. В отличие от других учеников Цзинь Гуанъяо не изучал в детстве фундаментальных основ фехтования, поэтому никогда не смог достичь уровня своего потенциала. Впоследствии в заклинательском искусстве ему пришлось полагаться на богатый выбор усвоенных приёмов, но не на какой-то один, ставший коронным. Именно по этой причине он постоянно крутился возле глав различных орденов и худо-бедно перенимал их манеры ведения боя. Она же служила поводом порицать его как «похитителя стилей».

Во время Аннигиляции Солнца Хэцзян являлся стратегически важной местностью для обеих сторон и, кроме того, главным театром военных действий Не Минцзюэ. Он неприступной крепостью стоял на пути Ордена Цишань Вэнь и не позволял им продвигаться на юг. Орден Цинхэ Не и Орден Цишань Вэнь издавна испытывали неприязнь друг к другу, но всегда сдерживали своё недовольство. Когда же грянула война, обе стороны дали волю накопившейся ярости. И малые стычки, и масштабные сражения велись не на жизнь, а на смерть, и часто оборачивались беспорядочным кровавым месивом. Мирное население Хэцзяна несло большие потери. Орден Цишань Вэнь, разумеется, не заботился такими мелочами, но Орден Цинхэ Не не мог действовать без оглядки.

В подобных обстоятельствах Мэн Яо, без устали выходящий на поле боя и после каждой битвы оказывающий поддержку местным жителям, всё больше и больше привлекал внимание Не Минцзюэ. Вскоре он решил постоянно иметь Мэн Яо под рукой и повысил его до своего помощника. Тот же, в свою очередь, ухватился за предоставленную возможность и с блеском выполнял все данные ему поручения. В то время прежний Цзинь Гуанъяо, в отличие от себя будущего, не получал от Не Минцзюэ суровых нравоучений и строгой брани, а, наоборот, высоко ценился им. За свою жизнь Вэй Усянь успел узнать слишком много шуток на тему «Ляньфан-цзунь спасается бегством, едва заслышав шаги Чифэн-цзуня». Всякий раз, когда он наблюдал, как Мэн Яо мирно и даже свободно ведёт беседу с Не Минцзюэ, Вэй Усянь ощущал некую невероятность происходящего.

Однажды поля сражения в Хэцзяне посетил один гость.

Во время Аннигиляции Солнца каждый из Достопочтимой Троицы стал героем многочисленных эпичных историй, передаваемых из уст в уста. Рассказы о Чифэн-цзуне повествовали о его неукротимой мощи, стирающей с лица земли любого пса из клана Вэнь, возникшего на его пути. Однако Цзэу-цзюнь Лань Сичэнь отличался от него. Когда обстановка в Гусу стала менее напряжённой, Лань Цижэнь прочно занял оборонительные позиции, и с тех пор Лань Сичэнь часто странствовал по территориям особенно жестоких столкновений, оказывая помощь союзникам и приходя на выручку мирному населению. Он бесчисленное множество раз отвоёвывал утраченные позиции и спасал от гибели гражданских, поэтому простые люди ликовали от радости при одном лишь звуке его имени, и луч надежды освещал их сердца, словно судьба даровала им ещё один шанс на жизнь.

Когда Лань Сичэнь, сопровождая заклинателей на поля сражений, проходил через Хэцзянь, служивший перевалочным пунктом для армии сопротивления, он каждый раз останавливался здесь на короткий отдых. Вот и сегодня Не Минцзюэ встретил его и провёл в просторную и залитую огнями залу, где уже сидели несколько других заклинателей.

Лань Сичэнь выглядел едва ли не полной копией Лань Ванцзи, но Вэй Усянь различал их с первого взгляда. Тем не менее, посмотрев в лицо старшего брата, он невольно подумал: «Интересно, что сейчас происходит с моим телом. Если в бумажное воплощение вторглась тёмная энергия, значит, то же самое случилось и с физической оболочкой? Заметит ли Лань Чжань, что что-то пошло не так?»

После пары приветственных фраз Мэн Яо, стоявший подле Не Минцзюэ, обошёл собравшихся в зале людей и поднёс им чай. На линиях фронта не находилось места служанкам или особым церемониям, и каждый человек работал за шестерых, поэтому повседневные мелочи, наподобие обслуживания гостей, добровольно взял на себя Цзинь Гуанъяо, помощник Не Минцзюэ. Однако увидев подавальщика, некоторые заклинатели пришли в замешательство и поменялись в лицах. Побасенки о «весёлых приключениях Цзинь Гуаншаня» всегда с радостью подхватывали в народе, и Мэн Яо долгое время являлся объектом насмешек, поэтому кое-то из присутствующих узнал его. Вероятно, эти люди побрезговали пить из чашек, которые обеими руками держал сын проститутки, и молча отставили посуду в сторону, а затем даже вынули из рукавов белые платки и принялись яростно тереть пальцы, словно им было неприятно касаться той же поверхности, что и он, пусть это случилось и непреднамеренно. Не Минцзюэ никогда не обращал внимания на подобные мелочи, однако Вэй Усянь всё же уловил развернувшуюся картину краем его глаза. Мэн Яо же вёл себя так, будто ничего не замечал, и с неугасающей улыбкой продолжил подавать чай.

Когда очередь дошла до Лань Сичэня, тот принял из его рук чашку, коротко взглянул на Мэн Яо и улыбнулся:

— Благодарю.

Он тотчас же сделал глоток, и лишь после возобновил беседу с Не Минцзюэ. Остальным заклинателям, оказавшимся свидетелями этой сцены, стало немного не по себе.

Не Минцзюэ не принадлежал к числу любителей праздных разговоров, но в присутствии Лань Сичэня он несколько смягчился:  

— Ты к нам надолго?

Лань Сичэнь ответил:

— Минцзюэ-сюн, я переночую в твоём лагере, а на следующее утро отправлюсь дальше, на встречу с Ванцзи.

Не Минцзюэ спросил:

— Куда?

Лань Сичэнь сказал:

— В Цзянлин.

Не Минцзюэ нахмурился:

— Но разве Цзянлин ещё не в руках псов из клана Вэнь?

Лань Сичэнь ответил:

— Его освободили пару дней назад. Сейчас им владеет Орден Юньмэн Цзян.

Глава какого-то клана подал голос:

— Глава Ордена Не, возможно, слухи ещё не достигли вас. Глава Ордена Юньмэн Цзян весьма основательно засел в том регионе.

Ещё один человек добавил:

— А как же иначе? Вэй Усянь может в одиночку справиться с миллионами, так кого же ему бояться? В отличие от нас, отчаянно сражающихся за собственные жизни, ему стоит лишь окопаться в одном месте и преспокойненько наблюдать за ситуацией. Вот уж повезло так повезло…

Кто-то заметил, что разговор плавно перетекает в нехорошее русло, и спешно вмешался:

— Но зато у нас есть Цзэу-цзюнь и Ханьгуан-цзюнь, которые приходят на помощь каждому. Если бы не они, то неизвестно, сколько бы кланов и невинных обывателей пали жертвами псов из клана Вэнь.

Не Минцзюэ спросил:

— Твой брат тоже там?

Лань Сичэнь кивнул:

— Верно, он сменил нескольких наших адептов в Цзянлин в начале прошлого месяца.

Не Минцзюэ удивился:

— Но твой брат – весьма искусный заклинатель, и его одного хватило бы с головой. Зачем же ты едешь туда?

Услышав, что Не Минцзюэ высоко оценил способности Лань Ванцзи, Вэй Усянь внезапно крайне обрадовался:

— Какая прозорливость, Чифэн-цзунь!

Лань Сичэнь вздохнул:

— Мне неловко об этом говорить, но, похоже, со дня своего прибытия в Цзянлин Ванцзи только и делает, что ругается с молодым господином Вэем из Ордена Юньмэн Цзян. Я должен лично разведать обстановку.

Не Минцзюэ спросил:

— А что у них случилось?

Кто-то ответил:

— Мне кажется, Ханьгуан-цзюнь препирается с Вэй Усянем лишь потому, что приёмы того слишком уж тёмные и неправильные. Люди толкуют, будто Ханьгуан-цзюнь отчитывает Вэй Усяня прямо в лицо за то, что он оскверняет усопших, безжалостен и любит убивать, сбился с пути и предал свои прежние идеалы. Но здесь все только и судачат о битве при Цзянлине, а о силе Вэй Усяня рассказывают самые невероятные истории. Хотел бы я, чтобы судьба предоставила мне возможность хоть одним глазком взглянуть на него в бою.

На самом деле слова этого человека были ещё терпимы. Самые ретивые охотники до сплетен утверждали, что он и Лань Ванцзи, стоя на поле брани, одной рукой сражались с псами из клана Вэнь, а другой – друг с другом. В действительности же тогда они не дрались по любому поводу, словно кошка с собакой, но, тем не менее, периодически вступали в мелкие перепалки. Вэй Усянь целыми днями потрошил могилы, а Лань Ванцзи бесконечно нудил под ухом о том, что тот выбрал Путь Тьмы, и это рано или поздно разрушит его тело и душу, а иногда даже напрямую пытался препятствовать Вэй Усяню. Кроме того, каждые несколько дней они бились с псами из клана Вэнь как на открытой местности, так и совершая тайные вылазки. В то время оба мужчины легко впадали в ярость, и поэтому часто, взбесившись, разбредались по разным углам. Теперь же Вэй Усянь, слушая предания давно минувших дней, ощущал те события так, словно они произошли в прошлой жизни. Внезапно он вспомнил, что они и впрямь произошли в прошлой жизни.

Кто-то сказал:

— А я думаю, что Ханьгуан-цзюню нет нужды вести себя подобным образом. В наши дни даже живые висят на волоске от гибели. Разве стоит нам беспокоиться о каких-то мертвецах?

Ещё один человек добавил:

— Да, времена нынче тяжкие. Глава Ордена Цзян прав: если уж касаться вопросов правильности Пути, то есть ли хоть кто-то, чьи методы порочнее методов Ордена Цишань Вэнь? Как бы то ни было, он на нашей стороне и истребляет псов из клана Вэнь, так что же в этом плохого?

Вэй Усянь подумал: «Ага, вот только когда вы шли на меня войной, то пели уже совсем по-другому».

Вскоре Лань Сичэнь и остальные поднялись со своих мест и вслед за Мэн Яо прошли по гостевым комнатам. Не Минцзюэ вернулся в свои покои, прихватил с собой длинную саблю и направился к Лань Сичэню. 

Однако, приблизившись к его спальне, он вдруг услышал голоса двух мужчин. Лань Сичэнь заговорил:

— Надо же, какое совпадение. Ты присоединился к войскам Минцзюэ-сюна и даже стал его помощником.

Мэн Яо ответил:

— Мне выпала большая честь удостоиться поощрения Чифэн-цзуня.

Лань Сичэнь улыбнулся:

— Минцзюэ-сюн обладает довольно вспыльчивым нравом. Уверен, заслужить его поощрение было не так-то просто. — Немного помолчав, он добавил: — Сейчас глава Ордена Ланьлин Цзинь переживает не лучшие времена в Ланъя. Я слышал, он отчаянно нуждается в способных воинах.

Мэн Яо на миг растерялся:

— Цзэу-цзюнь, вы говорите, что…

Лань Сичэнь пришёл ему на помощь:

— Тебе нет нужды осторожничать со мной. Я не забыл, как однажды ты сказал мне, что не теряешь надежды добиться места адепта в Ордене Ланьлин Цзинь и получить признание своего отца. Но сейчас ты уже достиг довольно высокого поста и обеспечил себе будущее под командованием Минцзюэ-сюна. Поэтому я спрашиваю тебя, твои мечты всё ещё при тебе?

Похоже, что Мэн Яо затаил дыхание и крепко задумался. Лишь через некоторое время он ответил:

— При мне…

Лань Сичэнь сказал:

— Я так и думал.

Мэн Яо продолжил:

— Но теперь я помощник главы Ордена Не. И я безмерно благодарен ему за покровительство, поэтому не могу покинуть Хэцзян, какими бы мои мечты не оставались.

Лань Сичэнь вновь немного помолчал, а затем произнёс:

— Что верно, то верно. Если ты надумаешь отбыть в Ланъя, то сообщить о своём решении будет довольно сложно. Но всё же я убежден, что если ты осмелишься рассказать ему, то Минцзюэ-сюн с уважением отнесётся к твоему выбору. Правда, есть ничтожная вероятность, что он откажет тебе, но я всегда могу попробовать уговорить его.

Не Минцзюэ внезапно спросил:

— Почему я должен отказать ему?

Он распахнул дверь и вошёл в комнату. Лань Сичэнь и Мэн Яо с серьёзными лицами сидели друг напротив друга и, увидев Не Минцзюэ, слегка удивились. Мэн Яо немедленно вскочил на ноги, но тот, не дав ему раскрыть рта, сказал:

— Сядь.

Мэн Яо остался стоять на месте. Не Минцзюэ добавил:

— Завтра я напишу для тебя рекомендательное письмо.

Мэн Яо растерялся:

— Глава Ордена Не?

Не Минцзюэ пояснил:

— Ты можешь взять его с собой в Ланъя и найти своего отца.

Мэн Яо затараторил:

— Глава Ордена Не, но если Вы всё слышали, то значит, знаете, что я сказал…

Не Минцзюэ перебил его:

— Я повысил тебя не потому, что ждал благодарности за своё покровительство. Я лишь посчитал, что ты хорошо справишься с обязанностями, которые накладывает этот пост, и твои личные качества пришлись мне по нраву. А если ты и впрямь хочешь отплатить мне добром, то убей побольше псов из клана Вэнь!

Мэн Яо, несмотря на всё своё красноречие, в этот раз не нашёл подходящих слов. Лань Сичэнь улыбнулся:

— Видишь, я же говорил, что Минцзюэ-сюн с уважением отнесётся к твоему выбору.

Глаза Мэн Яо слегка покраснели:

— Глава Ордена Не, Цзэу-цзюнь… Я… — Он опустил голову: — Я действительно не знаю, что сказать…

Не Минцзюэ опустился на стул:

— Раз не знаешь, что сказать, то ничего и не говори.

Он положил на стол руку с зажатой саблей, принесённой им из спальни. Лань Сичэнь при виде неё улыбнулся:

— Сабля Хуайсана?

Не Минцзюэ ответил:

— Я знаю, что в твоих краях он в безопасности, но, тем не менее, ему нельзя забывать об учёбе. Попроси своих людей погонять его в свободное время. В следующий раз я проверю его владение оружием и знание заклинаний.

Лань Сичэнь убрал саблю Не Хуайсана в свой рукав:

— Хуайсан отлынивал от занятий, прикрываясь тем, что забыл свою саблю дома. Теперь же у него не останется отговорок.

Не Минцзюэ полюбопытствовал:

— Кстати, а вы, получается, уже раньше встречались?

Мэн Яо ответил:

— Да, я уже был знаком с Цзэу-цзюнем.

Не Минцзюэ удивился:

— Откуда? И как давно?

Лань Сичэнь улыбнулся и покачал головой:

— Давайте не будем продолжать. Это позор всей моей жизни. Минцзюэ-сюн, пожалуйста, не задавай больше вопросов.

Не Минцзюэ изумился:

— Как ты можешь бояться осрамиться передо мной? Мэн Яо, рассказывай.

Но Мэн Яо тоже покачал головой:

— Если Цзэу-цзюнь не желает поведать об этом, то и мне следует сохранить его тайну.

Вся троица ещё долгое время общалась между собой, иногда на серьёзные темы, а иногда об обычных пустяках. Их болтовня приняла более раскованный характер, чем во время пребывания в общей зале. Слушая речи мужчин, Вэй Усянь часто хотел вставить пару слов, но, разумеется, ему не предоставлялось подобной возможности.

Он подумал: «Похоже, в то время они неплохо относились друг к другу. А Цзэу-цзюнь, кстати, прекрасно умеет поддерживать беседу. Почему же Лань Чжань не такой? Впрочем, его неспособность вести праздные разговоры, но вместо этого молчать, словно в рот воды набрав, тоже весьма неплоха. Я говорю за нас двоих, а он слушает и время от времени добавляет «мгм», а потом ещё «мгм», и всё складывается как нельзя лучше. Как же это называется…»

Несколько дней спустя Мэн Яо отправился в Ланъя, прихватив с собой рекомендательное письмо Не Минцзюэ.

После его отъезда Не Минцзюэ взял себе нового помощника, но Вэй Усянь заметил, что тот был не в пример нерадивее. Мэн Яо обладал редкой смышлёностью и сообразительностью, понимал малейшие намёки и не нуждался в пространных объяснениях для безукоризненного выполнения приказов. Он решительно брался за любое дело, всегда трудясь на совесть, и каждый, привыкший к его услугам, невольно сравнивал с ним всех последующих работников.

Через некоторое время дела Ордена Ланьлин Цзинь в Ланьъя пошли совсем туго, и Цзинь Гуаншань насилу справлялся в одиночестве. Лань Сичэнь как раз оказывал поддержку союзникам в другой местности, и глава Ордена Ланьлин Цзинь запросил помощи из Хэцзяна. Не Минцзюэ сразу же откликнулся и выдвинулся в Ланъя.

По окончании битвы Цзинь Гуаншань, до этого терпящий поражение за поражением, явился к нему выразить свою благодарность. Не Минцзюэ перекинулся с ним парой дежурных фраз, а затем поинтересовался:

— Глава Ордена Цзинь, а чем сейчас занимается Мэн Яо?

При звуках этого имени Цзинь Гуаншань удивился:

— Мэн Яо? Эм… Глава Ордена Не, я ни в коем случае не желаю оскорбить Вас, но кто это?

Не Минцзюэ нахмурился. История о том, как Мэн Яо пнули с лестницы Башни Золотого Карпа, долгое время гуляла в народе. Даже люди, не имеющие к ней никакого отношения, знали о разыгравшейся комедии, поэтому тот, кто напрямую связан с этим, ни за что не забыл бы имя Мэн Яо. Лишь у самого бессовестного человека хватило бы наглости прикинуться дурачком, и, по-видимому, Цзинь Гуаншань подобным человеком и являлся.

Не Минцзюэ холодно пояснил:

— Мэн Яо – мой прошлый помощник. Я написал для него рекомендательное письмо и послал его к вам.

Цзинь Гуаншань продолжил делать вид, будто не понимает, о чём идёт речь:

— Вот как? Но мне не попадались на глаза ни письмо, ни тот, о ком вы говорите. Ах, какая незадача. Если бы я только знал, что глава Ордена Не послал ко мне своего помощника, то принял бы его с распростёртыми объятиями. Но скажите, вы добрались до нас без приключений?

Цзинь Гуаншань просто-напросто увиливал от ответа, утверждая, что подзабыл, слышал ли он о Мэн Яо раньше, или же нет. Не Минцзюэ всё более мрачнел. Он понимал, что дело нечисто, поэтому удалился без особых церемоний и отправился расспросить других заклинателей. Однако он так и не смог обнаружить никаких зацепок, и, в конце концов, решил прогуляться по окрестностям.

По дороге ему попался небольшой лесок, довольно тихий и уединённый, совсем недавно подвергшийся внезапному налёту, поэтому поле боя ещё не успели зачистить. Не Минцзюэ зашагал по тропинке вглубь рощицы. В пути ему встречались многочисленные трупы заклинателей, одетых в мантии Ордена Цишань Вэнь, Ордена Ланьлин Цзинь и прочих орденов.

Внезапно спереди раздалось лёгкое цоканье языком.

Не Минцзюэ положил руку на рукоять сабли и подкрался к источнику звука. Отодвинув в сторону ветки, он увидел Мэн Яо, возвышающегося над горой мёртвых тел. Тот вытаскивал из груди заклинателя меч рукой, обращённой ладонью вверх.

Лицо его выражало предельную невозмутимость, а атаки наносились стремительно и точно; сам же Мэн Яо соблюдал крайнюю осторожность и не позволял ни единой капле крови запачкать своё одеяние.

Мэн Яо держал не свой меч. Его рукоять украшали кованые языки пламени – меч принадлежал заклинателю из Ордена Цишань Вэнь.

И стиль фехтования тоже принадлежал Ордену Цишань Вэнь.

Человек, погибший от его меча, был одет в мантию с Сиянием средь снегов на груди. Он являлся адептом Ордена Ланьлин Цзинь.

Не Минцзюэ видел всё собственными глазами. Он молча обнажил саблю на пару сантиметров, и по лесу эхом разнёсся звенящий лязг.

Услышав знакомый звук металла, выходящего из ножен, Мэн Яо тотчас же задрожал. Он резко обернулся, и ни жив ни мёртв от страха спросил:

— Глава Ордена Не?..

Не Минцзюэ полностью обнажил саблю. Она ярко блестела на солнце, а лезвие слегка отливало алым оттенком крови. Вэй Усянь ощутил, как его захлёстывает ярость, перемежаясь с разочарованием и ненавистью.

Мэн Яо знал нрав Не Минцзюэ, как никто иной. Он со звоном отбросил меч в сторону:

— Глава Ордена Не! Глава Ордена Не! Прошу, погодите, погодите! Я могу всё объяснить!

Не Минцзюэ выкрикнул:

— И что ты собрался объяснять?!

Мэн Яо бросился к нему, падая и продолжая ползти дальше:

— Мне пришлось так поступить, пришлось!

Не Минцзюэ дымился от гнева:

— И что же тебя заставило?! Что я сказал тебе, посылая сюда?

Мэн Яо упал на колени у его ног:

— Глава Ордена Не, глава Ордена Не, выслушайте меня, прошу! Я вступил в ряды воинов Ордена Ланьлин Цзинь. А это – мой командир. С самого моего появления здесь он свысока смотрел на меня, часто унижал, оскорблял и даже бил…

Не Минцзюэ спросил:

— И поэтому ты убил его?

Мэн Яо ответил:

— Нет! Не поэтому! Разве есть унижения, что я не могу вынести? Или побои и брань, что я не могу стерпеть? Но каждый раз, когда мы захватывали крепости Ордена Цишань Вэнь, я из кожи вон лез, чтобы составить идеальный план нападения, и на поле боя первым бросался в атаку, а он всегда лишь шептал пару слов кому надо или же строчил пару бесполезных бумажек, и присваивал все боевые заслуги себе, утверждая, будто я не имел ко всему никакого отношения. И это случалось не раз и не два. Он поступал так каждый раз, каждый! Я пытался поговорить с ним, но он плевать хотел на все мои увещевания. Тогда я обратился к своим сослуживцам, но никто даже слушать меня не хотел. А сейчас он сказал, что моя мать была, была… Моему терпению пришёл конец! На короткий миг мой рассудок затуманился от гнева – и вот что произошло!

Слова в паническом ужасе сами собой вылетали из его рта, словно Мэн Яо опасался, что Не Минцзюэ разрубит его на части, даже не позволив договорить. Но как бы то ни было, его рассказ вышел ясным и логически стройным: каждая фраза делала упор на несчастности и безгрешности Мэн Яо и подчёркивала возмутительное поведение остальных. Не Минцзюэ схватил его за воротник и поднял с колен:

— Ты лжёшь!

Мэн Яо колотил озноб. Не Минцзюэ уставился в его глаза и отчеканил:

— Твоему терпению пришёл конец, и рассудок затуманился от гнева? Но будет ли взбешённый до крайности человек убивать с выражением лица, подобным твоему? Будет ли он намеренно заманивать жертву в безлюдный лес, в котором только что отгремела битва? Или, может быть, он пронзит их мечом Ордена Цишань Вэнь, используя их приём «внезапное нападение», чтобы все приняли смерть этого человека за их деяние, а настоящему убийце всё сошло с рук? Ты давно всё спланировал!

Мэн Яо поднял руку, словно клялся:

— Я сказал правду! От первого до последнего слова!

Не Минцзюэ зарычал:

— Даже если и так, тебе всё равно не следовало убивать его! То была всего лишь парочка заслуг, и не более! Тебе так нужна капля дутой славы, тешащей твоё самолюбие?!

Мэн Яо пробормотал:

— Всего лишь парочка заслуг, и не более? — Его голос задрожал: — Что вы называете «парочкой заслуг, и не более?» Чифэн-цзунь, известно ли Вам, сколько сил я вложил в эту парочку заслуг? Сколько лишений перенёс ради них? Дутая слава? У меня ничего нет, кроме капли этой дутой славы!»

Не Минцзюэ посмотрел на него, колотящегося как в лихорадке, с глазами, полными слёз: разница между теперешним Мэн Яо и Мэн Яо, невозмутимо убивавшем человека, поражала, и Не Минцзюэ оказался столь ошеломлён, что никак не мог прогнать из головы эту картину. Он подал голос:

— Мэн Яо, позволь задать тебе один вопрос. В день, когда мы впервые встретились, ты умышленно притворился забитым и слабым, чтобы я вступился за тебя? А если бы я не стал, то ты поступил бы так же, как и сегодня, и просто переубивал бы всех в той пещере?

Кадык Мэн Яо дёрнулся, и капля холодного пота упала вниз. Он приоткрыл рот, намереваясь ответить, но Не Минцзюэ резко отрезал:

— Не ври мне!

Мэн Яо вздрогнул и проглотил так и непроизнесённые слова. Он молча стоял на коленях, трясясь всем телом и вцепившись пальцами правой руки в землю.

После долгого молчания Не Минцзюэ убрал саблю в ножны:

— Я не трону тебя.

Мэн Яо тут же поднял на него взгляд. Не Минцзюэ продолжил:

— Возвращайся в Орден Ланьлин Цзинь, признайся во всём сам и получи заслуженное наказание. Пусть они по своим законам решают, как поступить с тобой.

Мэн Яо растерялся, но всё же ответил:

— Чифэн-цзунь, я не могу сдаться. Я зашёл уже слишком далеко.

Не Минцзюэ сказал:

— Ты не просто зашёл слишком далеко, ты сбился с верного пути.

Мэн Яо произнёс:

— Вы посылаете меня на верную гибель.

Не Минцзюэ возразил:

— Нет, если ты говоришь правду. Пойди, раскайся и начни жизнь с нового листа.

Мэн Яо прошептал:

— Отец так и не замечает меня…

Но Цзинь Гуаншань замечал его.

Просто притворялся, будто не знает о его существовании.

Однако в итоге Мэн Яо подчинился Не Минцзюэ, и ценой невероятных усилий выдавил из себя «да».

Они оба помолчали. Тишину нарушил Не Минцзюэ:

— Вставай.

Мэн Яо отрешённо поднялся, будто разум его помутился, а тело разом лишилось всех жизненных сил и, неловко спотыкаясь, сделал несколько шагов вперёд. Не Минцзюэ, заметив, что он вот-вот завалится навзничь, поддержал юношу руками. Мэн Яо пробормотал:

— Благодарю, глава Ордена Не…

Ещё раз окинув взором насмерть перепуганного и потерянного Мэн Яо, Не Минцзюэ развернулся уходить. Но тут вдруг за спиной он услышал:

— Я всё равно не могу…

Не Минцзюэ резко оглянулся. В руках Мэн Яо каким-то образом оказался меч.

Он повернул его остриём к животу, и голосом, полным отчаяния, произнёс:

— Глава Ордена Не, я недостоин твоей милости.

С этими словами Мэн Яо с силой надавил на меч. Зрачки Не Минцзюэ мгновенно сузились до чёрных точек. Он попытался выхватить оружие у него из рук, но опоздал: меч молниеносно пронзил внутренности Мэн Яо и вышел со спины. Его тело рухнуло в лужу чужой крови.

Не Минцзюэ замер на долю секунды, затем быстро шагнул вперёд, опустился на одно колено и перевернул Мэн Яо лицом вверх:

— Ты!..

Мэн Яо с обескровленным лицом бессильно взглянул на Не Минцзюэ, и с трудом улыбнулся:

— Глава Ордена Не, я…

Неоконченная фраза повисла в воздухе. Голова Мэн Яо медленно запрокинулась назад. Не Минцзюэ, обхватив того руками и стараясь не коснуться меча, быстро прижал ладонь к груди Мэн Яо и принялся переливать ему светлую энергию. Однако через пару секунд тело Не Минцзюэ коротко тряхнуло, а из живота по телу начал разливаться холодный поток духовной силы.

Вэй Усянь заранее догадался, что Мэн Яо лишь притворялся, чтобы заманить его в ловушку, поэтому ничуть не удивился произошедшему. Но Не Минцзюэ, похоже, никак не ожидал, что Мэн Яо и в самом деле решится на столь коварный поступок. Он, лишённый возможности пошевелиться, молча наблюдал, как юноша не спеша поднимался на ноги, и вид у него был скорее потрясённый, нежели разгневанный.

Вероятно, Мэн Яо заблаговременно просчитал, куда следует целиться, чтобы не задеть жизненно важные органы. Он аккуратно и неторопливо вынул из своего живота меч, повлёкший за собой несколько слипшихся капелек крови, прижал рану ладонью и больше о ней не беспокоился. Не Минцзюэ стоял на одном колене, слегка подняв голову, по-прежнему оставаясь в позе, принятой им для спасения Мэн Яо. Их глаза встретились.

Не Минцзюэ ничего не сказал. Промолчал и Мэн Яо. Он со звоном убрал меч в ножны, отвесил Не Минцзюэ учтивый поклон и умчался прочь, не оглядываясь.

Мэн Яо только что покорно признал свою вину и согласился принять наказание, но затем тут же разыграл самоубийство и подстроил западню, а сейчас его уже и след простыл. Не Минцзюэ впервые в жизни столкнулся с таким бесчестным человеком, к тому же, оказавшимся его приближённым, которого он сам и повысил до этой должности, поэтому неудивительно, что глава Ордена Не впал в немыслимую ярость и на полях сражений налево и направо крошил адептов Ордена Цишань Вэнь. Через пару дней освободился Лань Сичэнь и безотлагательно отправился на выручку в Ланъя. Гнев Не Минцзюэ всё ещё не угасал, и Лань Сичэнь с порога подтрунил над ним:

— Минцзюэ-сюн, ты прямо-таки метаешь громы и молнии. А где Мэн Яо? Почему он не спешит остудить твой пыл?

Не Минцзюэ рявкнул:

— Не смей упоминать при мне имя этого человека!

Он безо всяких прикрас поведал Лань Сичэню, как Мэн Яо убил адепта Ордена Ланьлин Цзинь и задумал переложить вину на других, а потом изобразил свою смерть и удрал прочь. Выслушав его рассказ, Лань Сичэнь также пришёл в замешательство:

— Но как так получилось? Может быть, произошло какое-то недоразумение?

Не Минцзюэ ответил:

— Я застал его на месте преступления. Какие тут могут быть недоразумения?

Лань Сичэнь немного подумал и добавил:

— Если верить его словам, то человек, им убитый, определённо вёл себя неправильно. Но, безусловно, Мэн Яо не следовало забирать у него жизнь. Сейчас мы все переживаем не лучшие времена, и в подобной ситуации трудно рассудить, кто прав, кто виноват. Хотел бы я знать, где он сейчас.

Не Минцзюэ сурово ответил:

— Лучше бы ему не попадаться мне на пути, а иначе я принесу его в жертву своей сабле!

И слова его оказались пророческими. В последующие несколько лет Мэн Яо исчез, канувши в воду, словно его никогда и не существовало.

Теперь Не Минцзюэ ненавидел и презирал его ровно так же, как когда-то ценил и уважал. С тех пор, когда разговор невзначай касался Мэн Яо, лицо Не Минцзюэ неизменно свирепело и выражало столь сильную бурю эмоций, что её едва ли возможно облечь в слова, а убедившись, что о Мэн Яо не доходило никаких вестей, он и вовсе отказался говорить о нём с кем бы то ни стало.

Не Минцзюэ никогда не стремился к чрезмерному общению и редко кому открывался. Ему с большим трудом удалось отыскать подходящего помощника, которому он мог доверять и чьи способности и личные качества не вызывали у него сомнений. Но вскоре он обнаружил, что этот человек совсем не такой, каким казался Не Минцзюэ. Вся история произвела на него слишком сильное впечатление, и подобная реакция легко объяснялась.

Мысли Вэй Усяня прервала резкая головная боль, словно череп грозил вот-вот расколоться на части, а кости разом засаднило, будто тело Не Минцзюэ переехала колесница: малейшее движение мучительными стонами отзывалось во всём естестве, и в итоге Вэй Усянь не сумел пошевелить ни пальцем. Кое-как разлепив глаза, он сквозь застилающую глаза пелену разобрал множество тел, беспорядочно лежавших на каменном полу, чернеющем холодным блеском. Похоже, что Не Минцзюэ ударили по голове, и кожа вокруг раны уже успела онеметь. Подсохшие пятна крови плотной коркой покрывали его лицо, но когда веки дрогнули, тёплая красная жидкость вновь заструилась с его лба.

Вэй Усянь крайне удивился.

Во время Аннигиляции Солнца Не Минцзюэ выигрывал практически все сражения. Противникам не удавалось даже подобраться к нему, не говоря уже о нанесении столь тяжелых увечий.

Что же с ним случилось?!

Сбоку от него раздалось какое-то шуршание, но Вэй Усянь краем глаза уловил лишь размытые кляксы. Он насилу сконцентрировал взгляд и наконец-то рассмотрел несколько заклинателей в облачениях, расшитых слепящим солнцем и пляшущими языками пламени. Они привычными движениями ползли вперёд на коленях.

Вэй Усянь: «…»

Неожиданно воздух взорвался волнами благоговейного ужаса, сквозь чувства Не Минцзюэ передавшиеся Вэй Усяню. Не Минцзюэ слабо приподнял голову. В месте, где заканчивалась блестящая каменная кладка, стоял огромный нефритовый трон. На троне сидел человек.

Расстояние было довольно велико, а взгляд Не Минцзюэ – затуманен кровью, поэтому увидеть сидящего ему не удалось. Впрочем, этого и не требовалось – Не Минцзюэ наверняка знал, перед кем он находился.

Двери залы резко распахнулись. Кто-то вошёл внутрь.

Все заклинатели в помещении соблюдали почтительную коленопреклонённую позу, однако вошедший лишь приветственно сложил руки, и в отличие от остальных, непринуждённо зашагал вперёд. В конце залы он, похоже, отвесил земной поклон и сказал пару слов человеку, сидящему на троне, а затем повернулся к Не Минцзюэ.

Неспешно приблизившись к нему, залитому кровью, но по-прежнему остававшемуся на ногах, этот человек спокойным взглядом окинул Не Минцзюэ и, кажется, рассмеялся:

— Давненько не виделись, глава Ордена Не!

Кому еще мог принадлежать этот голос, если не Мэн Яо?