Храбрость. Часть пятая

Помолчав, Вэй Усянь добавил:

— Допустим, Черепаха-Губительница впала в спячку, но ведь она не могла проспать так долго — целых четыреста лет? Как думаешь, раз уж этот монстр живьём пожирал людей, скольких ему удалось сожрать?

Лань Ванцзи ответил:

— В архивах записано, что каждый раз, выбираясь на поверхность, она пожирала как минимум двести-триста человек; чаще всего это были целые посёлки или деревни. За несколько нападений на людей она сожрала не меньше пяти тысяч человек.

Вэй Усянь предположил:

— Ага, так значит, всё дело в том, что она наелась до отвала.

По всей видимости, монстру нравилось затаскивать жертву в свой панцирь целиком, возможно, чтобы оставить кушанье на потом и медленно растягивать удовольствие. Также вероятно, что четыреста лет назад она в один присест слопала слишком много спрятанного в панцире корма и по сей день не переварила его.

Лань Ванцзи проигнорировал Вэй Усяня, и тот продолжил:

— Кстати, о еде. Ты когда-нибудь практиковал инедию? В таком положении мы продержимся без воды и пищи ещё около трёх-четырёх дней. Но если спустя четыре дня всё ещё никто не придёт нас спасти, наши физические, моральные и духовные силы начнут ослабевать.

И если Вэнь Чао и его шайка в панике разбежались, а теперь наблюдают со стороны или же вовсе оставят их без внимания, это будет наилучшим исходом событий, ведь тогда остаётся подождать три-четыре дня, и возможно, от других кланов придёт подмога. Следовало опасаться иного — что клан Вэнь не только откажется содействовать в вызволении, но и примется вставлять палки в колёса. И тогда, если те самые «другие кланы», включая лишь ордены Гусу Лань и Юньмэн Цзян, столкнутся с противодействием клана Вэнь, им придётся ждать намного дольше, чем «три-четыре дня».

Вэй Усянь взял ветку и нарисовал на земле схематичную карту, а затем начал соединять между собой несколько точек и приговаривать:

— От горы Муси до Гусу идти ближе, чем до Юньмэна; думается мне, адепты твоего ордена явятся раньше всех. Нужно просто подождать. Даже если они не придут, то самое большее — ещё пара дней — и Цзян Чэн доберётся до Пристани Лотоса. Он находчивый и ловкий, людям Ордена Цишань Вэнь его не удержать, так что нам не о чем волноваться.

Лань Ванцзи опустил глаза и с болезненным видом тихо произнёс:

— Мы не дождёмся.

— Что?

— Облачные Глубины… сожжены.

Вэй Усянь осторожно спросил:

— Но ведь люди всё ещё живы?.. Твой дядя, твой брат.

Он посчитал, что даже несмотря на тяжёлое ранение Главы Ордена Гусу Лань, отца Лань Ванцзи, общее положение дел всё ещё держали в своих руках Лань Цижэнь и Лань Сичэнь. Но Лань Ванцзи отрешённо ответил:

— Отца скоро не станет. Брат пропал без вести.

Ветка в руке Вэй Усяня, которой он беспорядочно водил по земле, застыла.

Во время подъёма на гору адепт одного из кланов сказал ему, что Глава Ордена Гусу Лань серьёзно ранен. Но Вэй Усянь не думал, что раны настолько серьёзны, что его «скоро не станет». Возможно, Лань Ванцзи получил известие о скорой кончине отца совсем недавно, лишь пару дней назад.

И пускай Глава Ордена Лань долгое время находился в заточении, а вести из внешнего мира не достигали его ушей, всё-таки… отец — есть отец. Ко всему прочему ещё и Лань Сичэнь пропал, нет ничего удивительного в том, что сегодня Лань Ванцзи столь подавлен и вспыльчив сверх меры. Вэй Усянь почувствовал себя крайне неловко, не зная, как ему стоит реагировать.

Он в растерянности обернулся и в тот же миг застыл как вкопанный.

Пламя озаряло лицо Лань Ванцзи, отчего тот ещё более походил на нефритовую статую, на щеке которой сиял отчётливо заметный в свете костра след от слезы.

Вэй Усянь застыл на мгновение, а в душе его раздался крик: «Убейте меня!»

Слезы Лань Ванцзи, которые он уронил за всю свою жизнь, можно было по пальцам сосчитать, и, как назло, один из таких моментов выпал на долю Вэй Усяня. А он, надо заметить, больше всего на свете не мог выносить, как кто-то плачет у него на глазах. Едва Вэй Усянь замечал плачущую девушку, как ему непременно нужно было утешить или рассмешить её, чтобы она от смеха не могла больше плакать. А мужские слёзы Вэй Усянь не выносил ещё больше. Ему всегда казалось, что увидеть слёзы обыкновенно сильного мужчины — ещё ужаснее, чем по неосторожности осквернить взглядом невинную девушку во время купания. Ведь в этом случае он не мог обнять его, чтобы утешить.

Для человека, чей дом сожгли, весь клан подвергся гонениям, отец находился при смерти, брат и вовсе пропал, да ещё он сам был тяжело ранен, любые утешения звучали бы блеклыми и бесполезными.

Вэй Усянь не знал, куда ему деться, он тут же отвернулся и лишь через некоторое время проговорил:

— Слушай, Лань Чжань…

Лань Ванцзи ледяным тоном прервал его:

— Замолчи.

И Вэй Усянь замолчал.

От костра раздался громкий треск.

А затем и тихий голос Лань Ванцзи:

— Вэй Ин, ты и в самом деле невыносимый человек.

Вэй Усянь смог лишь пробормотать:

— О…

А про себя подумал: «На его голову обрушилось столько бед, что его душа измучилась до смерти, да ещё я к нему привязался; не удивительно, что он столь сердит; с такой раной на ноге у него нет сил, чтобы меня побить, остаётся только кусать… Видимо, мне действительно стоит оставить его в покое, так будет лучше».

Однако его решимости хватило ненадолго, Вэй Усянь всё же не выдержал и вновь заговорил:

— Вообще-то я не собирался тебе надоедать… Я просто хотел спросить, не замёрз ли ты. Одежда просохла, нижнюю рубаху можешь надеть, а верхнюю я оставлю себе.

Нижняя рубаха надевалась прямо на голое тело, и, если честно, Вэй Усяню казалось, что будет не слишком вежливо предложить её Лань Ванцзи, но его верхняя одежда уже так запачкалась, что смотреть больно. Адепты Ордена Гусу Лань от природы были чистоплотными, и отдавать такую грязную одежду Лань Ванцзи —  сродни оскорблению. Лань Ванцзи ничего ему не ответил, даже не посмотрел на него, так что Вэй Усянь просто бросил высохшую белую рубаху в его сторону, сам накинул на плечи верхнюю мантию и молча отошёл подальше.

Так в ожидании они провели три дня.

В пещеру не попадал ни солнечный, ни лунный свет, и единственное, что помогало им определять смену дня и ночи, — это распорядок отдыха и бодрствования адептов Ордена Гусу Лань, от которого иногда волосы вставали дыбом. Каждый раз ровно в назначенное время Лань Ванцзи сам собой засыпал, и точно так же без напоминания просыпался, так что, наблюдая за тем, сколько раз он заснул и проснулся, можно было сосчитать прошедшие дни.

За три дня Лань Ванцзи удалось прийти в себя, и рана на его ноге постепенно затягивалась, поэтому скоро он вновь начал заниматься медитативными техниками для восстановления сил.

Все эти дни Вэй Усянь старался не попадаться ему на глаза. Лишь дождавшись, когда к Лань Ванцзи вернётся привычное спокойствие, когда он придёт в себя и снова станет тем бесстрастным, безэмоциональным и бесчувственным Лань Чжанем, Вэй Усянь наконец появился на горизонте, с таким видом, словно ничего и не произошло, изо всех сил притворяясь, что он ничего не видел, ничего не слышал, но при этом, что было весьма тактично с его стороны, перестал подшучивать над Лань Ванцзи. Теперь они общались без каких-либо происшествий, можно даже сказать, мирно.

За это время юноши множество раз возвращались к чёрному пруду на разведку. Черепаха-Губительница утащила все трупы в свой панцирь и теперь огромной чёрной горой, словно непотопляемый корабль, возвышалась над поверхностью пруда. Сначала они даже слышали из панциря глухие чавкающие звуки, затем вместо них послышался мерный храп, похожий на приглушённые раскаты грома. Судя по всему, животное заснуло.

Сначала юноши пытались, воспользовавшись моментом, пока чудище спит, осторожно проплыть под водой к спасительному гроту, но монстр замечал их присутствие уже через полчаса посте погружения и начинал беспокойно шевелиться. Кроме того, после нескольких попыток погружения им так и не удалось обнаружить грота, о котором сообщил Цзян Чэн. Вэй Усянь предположил, что монстр закрыл выход своим телом, и необходимо вновь выманить его из воды, чтобы добраться до грота. К несчастью, чудовище не желало больше двигаться, словно недавняя суматоха его утомила.

На берегу юноши подобрали все стрелы, длинные луки и тавро; при подсчёте выяснилось, что всего у них в запасе около сотни стрел, тридцать луков и дюжина тавро.

То был четвёртый день их пребывания в пещере.

Лань Ванцзи взял в руки один из луков, внимательно осмотрел материал, из которого сделано оружие, правой рукой провёл по тетиве, зацепил её пальцем и извлёк звонкий и чистый металлический звук.

Подобные луки использовались заклинателями во время Ночной охоты на нечисть; разумеется, лук и тетива были сделаны из необычного материала. Лань Ванцзи срезал тетиву со всех луков и связал в одну невероятно длинную металлическую струну. Стоило ему обеими руками натянуть эту струну, а затем отпустить, как она вылетела со скоростью молнии и белой вспышкой разрезала огромный кусок скалы на расстоянии трёх чжанов.

Затем Лань Ванцзи отдёрнул руки назад, и струна вернулась к нему, с резким свистом прорезая воздух.

Вэй Усянь вскинул брови:

— Техника смертельных струн?

Техника смертельных струн являлась одним из секретных приемов Ордена Гусу Лань, изобретение техники принадлежало главе ордена третьего поколения по имени Лань И, внучке основателя ордена, Лань Аня. Она являлась также единственной женщиной во главе Ордена Гусу Лань за всю его историю. Изучая искусство игры на гуцине, она решила соединить все семь струн в одну, тонкую и длинную: мгновение назад она ещё играла на них нежными и белыми словно снег пальчиками возвышенную и чистую мелодию, а миг спустя эти же струны становились в её руках смертельным оружием, способным разрезать плоть и кость врага, словно мягкую глину.

Лань И создала технику смертельных струн с целью убийства своих противников, из-за чего впоследствии подверглась критике остальных кланов заклинателей, да и в самом Ордене Гусу Лань неоднозначно относились к этой главе ордена. Однако нельзя отрицать, что техника смертельных струн стала самым мощным по силе поражения тайным оружием Ордена Гусу Лань для ближнего боя.

Лань Ванцзи предложил следующее:

— Нужно ранить её изнутри.

Черепаший панцирь по прочности мог сравниться с оборонительной крепостью, его поверхность казалась несравнимо твёрдой и вовсе непробиваемой. Но чем прочнее панцирь, тем уязвимее должно быть тело животного, прячущегося внутри. Вэй Усянь за несколько дней размышлений пришёл к такому же выводу, это было совершенно ясно.

И тем яснее становился единственно верный способ убийства твари. Спустя три дня отдыха и восстановления сил они как раз находились в наилучшем состоянии для решительных действий. Больше откладывать было нельзя: промедление чревато постепенным снижением шансов на успех.

На четвёртый день спасительная подмога так и не пришла.

Во всяком случае, попытка приложить все силы для победы над чудищем — куда лучше, нежели чем спокойное ожидание смерти. А если они вдвоём, объединив силы, уничтожат Черепаху-Губительницу, то смогут выбраться из пещеры через подводный грот.

Поэтому Вэй Усянь ответил:

— Я согласен, атаковать нужно изнутри. Но я кое-что слышал о вашей технике смертельных струн; внутри панциря слишком мало места, ты не сможешь использовать струны в полную силу, к тому же, рана на твоей ноге всё ещё не затянулась, а во время битвы она и вовсе может нас подвести, ты так не считаешь?

Лань Ванцзи осознавал, что слова эти были чистой правдой. Они оба понимали, что если Лань Ванцзи сейчас начнёт упрямиться и пытаться взять всю опасную работу на себя, что ему в нынешнем состоянии сделать не под силу, то станет для Вэй Усяня лишь обузой, и толку от его геройства не будет никакого.

Вэй Усянь твёрдо решил:

— Сделаем по-моему.

Панцирь Черепахи-Губительницы всё ещё вздымался над водой в чёрном пруду.

Её звериные лапы, голова и хвост втянулись внутрь панциря, поэтому впереди зияла огромная дыра, а по бокам и сзади виднелись ещё пять небольших отверстий. Тварь походила на остров, или даже на гору, полностью чёрную, бугристую и покрытую мхом, а по краям с неё свисали зеленоватые от слизи длинные чёрные водоросли.

С охапкой стрел и тавро Вэй Усянь незаметно и беззвучно, словно тонкая и длинная рыбка-лапша, вплавь оказался у переднего отверстия в панцире Черепахи-Губительницы.

Малая часть этого входа в панцирь виднелась над водой, поэтому Вэй Усяню удалось заплыть туда, и затем, пробравшись через отверстие, оказаться внутри черепашьего панциря. Его ноги погрузились в толстый слой хлюпающей «тины», от которой исходил зловонный смрад, столь отвратительный, что Вэй Усянь едва сдержал ругательства, рвущиеся наружу.

Запах тухлятины, зловонный и сладковатый, напомнил Вэй Усяню, как однажды на берегу озера в Юньмэне он нашёл разлагающийся труп жирной крысы, смрад от неё исходил примерно такой же. Он зажал пальцами нос и подумал: «Проклятое место… Хорошо, что я не позволил Лань Чжаню пойти вместо меня. Этот брезгливый чистюля, услышав такой запашок, выплюнул бы все свои внутренности наружу. Или потерял бы сознание от вони».

Из нутра Черепахи-Губительницы послышался мерный храп. Вэй Усянь, затаив дыхание, начал бесшумно передвигаться вперёд, погружаясь ногами всё глубже в склизкую тину. Через три шага уровень этой грязевидной штуковины уже достигал его колен. В тине, кажется, плавало ещё что-то твёрдое. Вэй Усянь склонился и пошарил руками по воде, нащупав что-то длинное и косматое.

Похожее на человеческие волосы.

Он резко отдёрнул руку, только сейчас осознав, что это была жертва Черепахи-Губительницы, которую чудище затащило в свой панцирь. Продолжив поиски, Вэй Усянь нащупал сапог, а внутри сапога половину ноги, сгнившую почти до кости.

По всей видимости, монстр не являлся ярым блюстителем чистоты. Недоеденные ошмётки или же части, которые он просто не успел доесть, когда они выпадали из его зубов, просто оставались внутри панциря, и за сотню лет их накопилось столько, что они образовали целый слой на внутренней поверхности панциря. И теперь Вэй Усянь стоял по колено в этой трупной жиже из остатков конечностей и тел мёртвых людей.

После всех приключений за прошедшие несколько дней его одежда уже была невыносимо грязной, так что ещё немного грязи вокруг не казалось Вэй Усяню чем-то из ряда вон выходящим, он небрежно вытер руку о штаны и продолжил свой путь внутрь панциря.

Храп монстра становился всё громче и громче, волна воздуха, который выдыхала черепаха, всё сильнее, а трупная жижа под ногами Вэй Усяня — всё глубже. Наконец его рука нащупала выступающие бугры кожи чудища. Он медленно продолжил ощупывать пространство вокруг и вскоре осознал, что находится аккурат возле перехода от головы к шее; ещё немного впереди начинался неровный тонкий кожный покров, не защищённый чешуёй, и чем дальше, тем тоньше и уязвимее он становился.

Сейчас трупная жижа уже доставала Вэй Усяню до пояса. Значительная часть трупов здесь была недоедена, остатки тел лежали большими кусками, что весьма трудно назвать «жижей» — скорее, вокруг высилась куча трупных останков. Вэй Усянь завёл руку за спину и приготовился достать стрелы и тавро, но сразу же заметил, что клеймо, за которое он схватился, за что-то зацепилось, и достать его никак не удавалось.

Тогда он схватился за длинную рукоять тавро и с силой потянул наверх, после чего ему с трудом удалось вытащить его из-за спины, но передняя часть клейма, зацепившись за что-то внутри кучи трупов, вытащила свой «груз» за собой с едва слышным звоном.

Вэй Усянь тут же застыл.

Но никаких движений за звоном не последовало, и спустя какое-то время тишины и безмолвия Вэй Усянь понял, что монстр ничего не почуял. Только тогда он облегчённо вздохнул и подумал: «Кажется, только что тавро за что-то зацепилось, и, судя по звуку, за что-то металлическое, да ещё и длинное. Нужно проверить, может ли это пригодиться мне. Свои руки и голова — это, конечно, хорошо, но было бы неплохо заполучить меч заклинателя!»

Он протянул руку и схватился за металлическую штуковину, длинную, грубой работы, всю покрытую ржавчиной.

Едва рука Вэй Усяня коснулась её, как в его голове раздался пронзительный крик.

Вэй Усянь словно услышал отчаянные душераздирающие крики десятка тысяч человек, а в тело через руку ворвалась волна леденящего душу холода. Он содрогнулся и резко отдёрнул ладонь, подумав: «Что это за чёртова штуковина, с такой мощной тёмной сущностью!»

Внезапная огненно-жёлтая вспышка тусклого света, вытянув тень Вэй Усяня до неимоверной длины, озарила иссиня-чёрный железный меч, торчащий аккурат из того места тени юноши, где находится сердце.

Но откуда мог взяться свет внутри панциря Черепахи-Губительницы?

Вэй Усянь молниеносно обернулся и, чего следовало ожидать, увидел перед собой огромный золотисто-жёлтый глаз.

Только сейчас он осознал, что громоподобный мерный храп давно исчез. А тот огненно-жёлтый свет излучали глаза Черепахи-Губительницы!

Чудище обнажило почерневшие кривые клыки, распахнуло пасть и оглушительно взревело.

Вэй Усянь оказался прямо перед острыми клыками и едва устоял на ногах, когда в лицо ударил оглушительный рёв, от одного звука которого тело отозвалось ноющей болью. В следующий миг, когда голова монстра кинулась к нему, чтобы сожрать, Вэй Усянь поспешил засунуть в её пасть связанные в охапку тавро. Так вышло, что и момент он выбрал наилучший, и место для удара было идеальным, ровно чтобы печати встали блоком между верхним и нижним нёбом монстра!

Теперь чудище не могло сомкнуть челюсти, и Вэй Усянь с силой метнул охапку стрел в пасть монстра, так что стрелы вонзились прямо в участок уязвимой нежной кожи. Стрелы были очень тонкими, но Вэй Усянь связал пять из них вместе, и потому они вошли в плоть черепахи по самое оперение, словно отравленная игла в тело врага. От резкой боли Черепаха-Губительница вышла из себя и с такой силой сжала челюсти, что тавро между ними согнулись; восемь прямых как каллиграфическая кисть тавро в один момент от давления мощных челюстей превратились в загнутые крюки. Вэй Усянь воткнул в мягкое тело чудовища ещё несколько связок из стрел, от чего монстр, с самого рождения не испытывавший столь дикой боли, просто обезумел. Змеевидное тело с силой забилось внутри панциря, мотая головой из стороны в сторону, так что куча трупов начала вздыматься и падать, словно зловонная лавина из человеческих останков, под которой едва не погребло и Вэй Усяня. Черепаха-Губительница широко распахнула свирепые жёлтые глаза, разинула огромную пасть, словно собиралась в один присест проглотить целую горную реку, и гора трупов мощным потоком ринулась в её пасть. Вэй Усянь, из последних сил пытаясь грести против этого жуткого течения, внезапно нащупал рукоять железного меча. Его сердце обдало холодом, а в ушах вновь раздались пронзительные крики и жуткий вой.

Вэй Усяня уже затягивало в глотку Черепахи-Губительницы, и чудовище вот-вот собиралось закрыть пасть, поэтому он покрепче схватился за рукоять меча и, пользуясь старым способом, вонзил его между верхним и нижним нёбом монстра.

Внутренние органы тысячелетнего чудовища обладали свойством разъедать всё, что попадало внутрь его желудка, и если черепаха проглотит Вэй Усяня, от него в один миг останется лишь облачко последнего вздоха!

Поэтому Вэй Усянь крепко вцепился в меч, застрявший в горле черепахи, словно рыбная кость, сдвинуть которую было невозможно. Черепаха-Губительница даже начала биться головой о стены панциря, ей никак не удавалось проглотить «кость», мешавшую сомкнуть челюсти, но и ослаблять хватку она не собиралась, и потому наконец вырвалась из панциря наружу!

Вэй Усянь до такой степени напугал тварь, что та едва не выпрыгнула из панциря целиком, изо всех сил пытаясь избежать противной колющей боли, да так, что нежное тело, которое ранее пряталось за твёрдой бронёй, тоже показалось снаружи. Лань Ванцзи, со смертельными струнами наготове, поджидал уже довольно долго, и стоило Черепахе-Губительнице высунуться из панциря, он потянул струну на себя, зацепил её рукой, тетива дрогнула и прорезала плоть монстра!

Объединив усилия, им удалось сделать так, что монстр не мог ни спрятаться в панцире, ни вырваться из него. К тому же, монстр был искажённым, а не истинным волшебным зверем; не имея и капли интеллекта, от резкой боли он и вовсе растерял малейшие его зачатки. Мотая головой и хвостом в разные стороны, черепаха заметалась в чёрном пруду с такой силой, что образовала огромную воронку, вода из которой мощным столбом взлетела к сводам пещеры. Но как бы тварь ни свирепствовала, двое заклинателей ранили её всё глубже и глубже, один изнутри, так что она не могла ни прожевать, ни сожрать его, а другой снаружи, обмотав струну вокруг самой тонкой части её шеи, шаг за шагом продвигаясь вглубь. Кровь хлестала фонтаном!

Лань Ванцзи, крепко сжимая струну в руках и не отпуская её ни на миг, продержался шесть часов.

А спустя шесть часов Черепаха-Губительница наконец постепенно замерла и затихла.

Самое уязвимое место на шее черепахи было разрезано струной Лань Ванцзи так, что едва не отделилось от тела, но от неимоверных усилий, которые ему пришлось приложить, ладони Лань Ванцзи теперь покрывали раны, сочащиеся кровью. Огромный панцирь так и остался плавать в пруду, а чёрная вода мгновенно окрасилась заметным бордово-красным оттенком. Запах крови стоял такой, словно они оказались в загробном мире, в кровавом пруду мифического свирепого демона преисподней.

С громким всплеском Лань Ванцзи прыгнул в воду и поплыл в сторону змеиной головы. Огромные глаза Черепахи-Губительницы всё ещё были широко распахнуты, только зрачки уже подёрнулись мутной дымкой, а вот зубы оказались крепко сомкнуты.

Лань Ванцзи громко позвал:

— Вэй Ин!

Ни единого звука не донеслось из пасти монстра.

Лань Ванцзи резким движением просунул руки между верхним и нижним рядом зубов, прикладывая все силы, чтобы развести их в стороны. Держась на воде и не имея опоры под ногами, он не мог приложить достаточно усилий, и только после долгих мучительных попыток Лань Ванцзи всё же удалось открыть пасть монстра. Его взгляду предстал чёрный как смоль железный меч, застрявший между нижним и верхним нёбом черепахи, острие меча и его рукоять ушли глубоко внутрь её глотки, а посередине меч изогнулся дугой.

Вэй Усянь же, свернувшись, словно креветка, и спрятав голову, обеими руками крепко держался за давно уже затупившееся лезвие, только это и спасло его от падения в бездонное чрево Черепахи-Губительницы. Лань Ванцзи схватил его за ворот и потащил наружу. Челюсти Черепахи-Губительницы расслабились, и железный меч, соскользнув из пасти в воду, постепенно погрузился на дно пруда.

С плотно сомкнутыми веками Вэй Усянь бессильно повис на Лань Ванцзи, который одной рукой обнял его за плечи, а другой сгрёб за талию и поплыл к берегу, пытаясь разбудить спасённого:

— Вэй Ин!

Его рука легонько дрогнула, он протянул ладонь к лицу Вэй Усяня, чтобы дотронуться до щеки, но тот вдруг всем телом содрогнулся, внезапно пришёл в себя и заорал:

— Что такое? Что случилось? Оно сдохло? Сдохло или нет?!

Он так барахтался, что едва не утопил их обоих. Тогда Лань Ванцзи, прижав его к себе покрепче, крикнул:

— Оно сдохло!

Взгляд Вэй Усяня стал немного потерянным, словно ему трудно было поверить в услышанное, лишь после некоторых раздумий он произнёс:

— Сдохло? Сдохло… Прекрасно! Сдохло. Только что оно так ужасно ревело, ревело и металось во все стороны, что я потерял сознание от тряски. Ох, верно, грот! Подземный грот, быстрее, плывём. Выберемся отсюда.

Лань Ванцзи реакция Вэй Усяня показалась странной, и он спросил:

— Что с тобой?

Вэй Усянь возбуждённо ответил:

— Ничего! Мы должны как можно скорее выбраться отсюда, медлить нельзя.

Медлить действительно нельзя. Лань Ванцзи кивнул:

— Я буду тебя держать.

Вэй Усянь пытался возразить, «Не нужно…», но Лань Ванцзи обхватил его за талию железной хваткой и тоном, не допускающим возражений, приказал:

— Вдох.

Если Вэй Усянь в столь возбуждённом состоянии нырнёт под воду один, с ним может случиться непредвиденное; поэтому сейчас он не стал возражать, кивнул, и, стараясь не обращать внимания на грязную от крови воду, оба юноши сделали глубокий вдох и погрузились в пруд.

Через некоторое время на бордово-красной поверхности пруда расцвели два водяных всплеска — юноши вновь выплыли наружу.

Вэй Усянь выплюнул изо рта мерзкую кровавую жижу, протёр лицо, размазав кровь по коже, что придало ему совершенно зверский вид, и проговорил:

— В чём дело?! Почему там нет грота?!

Ведь Цзян Чэн совершенно точно видел под чёрным прудом подводный грот, сквозь который могли одновременно проплыть пятеро или шестеро человек. И остальные адепты кланов заклинателей сбежали именно этим путём. Вэй Усянь считал, что им не удавалось отыскать грот, потому что Черепаха-Губительница закрыла его своим огромным телом; но сейчас труп монстра находился в другом месте, и там, где чудище устроилось ранее отдыхать, никакого грота не обнаружилось.

По влажным волосам Лань Ванцзи стекали капли воды, он ничего не ответил Вэй Усяню. Они лишь переглянулись, и обоих осенило страшной догадкой.

Должно быть… обезумевшая от боли Черепаха-Губительница, когтями цепляя камни со сводов пещеры над прудом, вызвала обрушение, или, может быть, задними лапами ударила по каменному дну… Что бы ни послужило этому причиной, теперь их единственный путь к спасению был отрезан.

Вэй Усянь вырвался из рук Лань Ванцзи и резко ушёл обратно под воду, Лань Ванцзи последовал за ним. Они обыскали всё дно пруда, но так и не смогли найти ни единого признака грота. Не было даже щели, через которую мог бы пролезть человек.

Вэй Усянь спросил:

— Что теперь делать?

Помолчав, Лань Ванцзи предложил:

— Нам лучше выбраться из воды.

Вэй Усянь махнул рукой и ответил:

— Согласен…

Совершенно выбившись из сил, они медленно доплыли до берега, а когда вышли из воды, их одежда оказалась насквозь пропитана бордовой кровью. Вэй Усянь стащил с себя одежду, отжал и встряхнул, не сдерживая ругательств:

— Что это за шутка такая? Мы ведь решились на битву с черепахой только потому, коль скоро никто не пришёл бы нам на помощь, у нас не осталось бы сил даже на бой. И что в итоге? Едва не распрощавшись с жизнью, мы расправились с монстром, но эта чёртова тварь отрезала нам последний путь наверх. Проклятье!

Услышав ругательства, слетающие с языка Вэй Усяня, Лань Ванцзи повёл бровью, словно собирался отчитать его, но в итоге промолчал.

Неожиданно колени Вэй Усяня подкосились, Лань Ванцзи едва успел подхватить его. Опираясь на его руку, тот проговорил:

— Я в порядке, не волнуйся. Просто истратил все силы. Кстати, Лань Чжань, а ты не видел, куда подевался тот меч, за который я держался в пасти черепахи?

Лань Ванцзи ответил:

— Опустился на дно пруда. А что?

Вэй Усянь переспросил:

— Опустился на дно? Да так, ничего особенного.

Когда Вэй Усянь мёртвой хваткой схватился за меч, в его ушах не переставая звучали пронзительные свирепые крики, от которых холодела кровь в жилах, кружилась голова и рябило в глазах. Этот меч просто не мог быть обыкновенным оружием. Черепаха-Губительница за всю свою жизнь сожрала не меньше пяти тысяч человек, а когда затаскивала их в свой панцирь, наверняка, многие из её жертв ещё оставались живы. И тот тяжёлый железный меч, возможно, остался от проглоченного ею заклинателя. Он пролежал среди трупов внутри панциря как минимум четыреста лет, впитывая в себя бесчисленный поток тяжелой и глубокой ненависти, страха и боли живых и мёртвых людей, слушая их предсмертные крики.

Вэй Усянь хотел бы забрать меч с собой и хорошенько изучить этот кусок металла, но раз тот уже потонул, а они оказались намертво запечатаны в пещере без единого шанса выбраться самостоятельно, упоминать об этом сейчас было глупо. Если он заговорит о мече, Лань Ванцзи догадается о его намерениях, что приведёт к новому спору. Так что Вэй Усянь лишь махнул рукой, а про себя подумал: «Вот уж в самом деле, ни одной хорошей вести!»

Он пошёл вперёд, с трудом передвигая ноги, а Лань Ванцзи молча направился следом. Но Вэй Усянь не прошёл и пары шагов, как его ноги снова подкосились.

Лань Ванцзи вновь подхватил его, и в этот раз приложил ладонь ко лбу, подержал немного и вынес вердикт:

— Вэй Ин, ты… такой горячий.

Вэй Усянь положил свою руку на его лоб и произнёс:

— Ты тоже горячий.

Лань Ванцзи убрал его руку со лба и спокойно возразил:

— Это потому, что у тебя озноб.

Вэй Усянь ответил:

— Кажется, у меня кружится голова.

Несколько дней назад он использовал все лекарственные травы из мешочка Мянь-Мянь, чтобы вылечить рану на ноге Лань Ванцзи, и лишь немного оставил, чтобы присыпать ожог от раскалённого тавро. Отсутствие нормального отдыха на протяжении нескольких дней, похождения среди трупов и ледяная вода в пруду наконец сделали своё дело — у него начался жар.

С большим трудом пройдя ещё несколько шагов, Вэй Усянь ощутил, что с каждым шагом ему всё хуже, и в конце концов идти больше не смог. Он упал на колени там, где стоял, сел на землю и в недоумении спросил сам себя:

— Как я умудрился с такой лёгкостью подхватить жар? Я ведь не заболевал уже много лет.

Лань Ванцзи не стал оспаривать его «с такой лёгкостью», произнеся лишь:

— Ложись.

Вэй Усянь беспрекословно повиновался, и Лань Ванцзи, взяв его за руку, принялся передавать ему свои духовные силы.

Полежав немного, Вэй Усянь снова сел, на что Лань Ванцзи возразил:

— Тебе нужно лежать.

Вэй Усянь ответил, забирая руку назад:

— Не нужно делиться со мной духовной силой, у тебя самого её почти не осталось.

Но Лань Ванцзи вновь схватил его за руку и повторил:

— Тебе нужно лежать.

Несколько дней тому назад обессиленный Лань Ванцзи подвергался издевательствам со стороны Вэй Усяня, а теперь настал его черёд, оставалось только терпеть, как отыгрывается на нём Лань Ванцзи.

Но Вэй Усянь даже лёжа не желал скучать, спустя некоторое время он запричитал:

— Мне всю спину натёрло.

— И что ты предлагаешь?

— Хочу лечь на другое место.

— И куда же ты собираешься лечь?

— К тебе на колени, куда же ещё.

На что Лань Ванцзи без всякого выражения произнёс:

— Не болтай глупостей.

— Я не шучу. У меня так сильно кружится голова! Ну что ты строишь из себя благородную девицу, давай же, сделай милость, чего тебе бояться?

— Даже с кем-то, кроме благородных девиц, стоит соблюдать приличия.

Увидев его хмурое лицо, Вэй Усянь насупился:

— Я не болтаю глупостей, это ты болтаешь глупости. Я не отступлюсь, Лань Чжань. Ну ответь мне, почему?

— Что — почему?

Вэй Усянь с трудом перевернулся на живот и произнёс:

— Все на свете ругают меня на чём свет стоит, но на самом деле в душе я им нравлюсь; но почему же, как дело доходит до тебя, ты всегда так груб со мной? Мы же, можно сказать, вместе стояли на пороге смерти, а ты не желаешь даже позволить мне лечь к тебе на колени, да ещё успеваешь поучать меня. Ты что, дряхлый старик?

Лань Ванцзи бесстрастно ответил:

— У тебя от жара помутился разум.

Возможно, так и было, ведь через какое-то время Вэй Усянь провалился в сон.

Пока он спал, ему казалось, что он лежит на чём-то очень мягком, похожим на колени, а прохладная ладонь касается его лба, очень приятно и нежно. От радости он начинал ворочаться из стороны в сторону, при этом никто его не порицал. А когда скатывался на землю, чувствовал, как кто-то осторожно гладит его по голове, поднимает за шею и снова кладёт себе на колени.

Вот только проснувшись, он снова обнаружил себя на земле, лишь под головой лежала охапка сухих листьев вместо подушки, что было ненамного удобнее, чем твёрдый камень. Лань Ванцзи же сидел вдалеке от него и разводил костёр, разгорающееся пламя озаряло его лицо мягким тёплым сиянием, делая его похожим на прекрасное нефритовое изваяние.

Вэй Усянь подумал: «Так, значит, это всё-таки был сон».

Дорога на свободу для них была закрыта, они оказались заперты в пещере, поэтому оставалось лишь дожидаться подмоги из Ордена Юньмэн Цзян. Так минуло ещё два дня. В течение этого времени Вэй Усянь мучился небольшим жаром, то засыпая, то приходя в себя, затем снова засыпая. Лань Ванцзи время от времени передавал ему духовные силы, только так можно было поддерживать его состояние стабильным.

Вэй Усянь то и дело вздыхал:

— Эх… Как скучно.

— Ужасно скучно.

— Слишком тихо.

— А-а-а…

— Я проголодался. Лань Чжань, а ну поднимайся, добудь мне поесть. А хоть бы и мяса этой проклятой черепахи.

— Ладно, не нужно, наверняка мясо этого монстра-людоеда ужасно воняет. Лучше вовсе его не трогать.

— Лань Чжань, ну как ты можешь быть таким унылым. Не открываешь ни рта, ни глаз, не говоришь со мной, и даже не удостоишь меня взглядом. Ты предаешься медитации? Ты что, монах? Ах да, ведь ваш предок и был монахом. Я совсем забыл.

Лань Ванцзи прервал его разговоры:

— Успокойся. У тебя всё ещё жар. Не трать силы на болтовню.

— Ну наконец-то ты откликнулся. Сколько мы уже ждём? Почему всё ещё никто не пришёл нас спасать?

— И дня не прошло.

Вэй Усянь накрыл лицо руками.

— Ну почему ожидание столь невыносимо?! Наверняка потому, что я вместе с тобой. Вот если бы вместо тебя остался Цзян Чэн, было бы замечательно. Переругиваться с ним куда интереснее, чем сидеть с тобой в молчании. Цзян Чэн! Куда ты, чёрт побери, запропастился?! Скоро уже седьмой день пойдёт!!!

Лань Ванцзи ткнул сухой веткой в костёр, словно фехтовальным выпадом, от чего искры взвились в воздух, заплясав над юношами ярким огненным танцем. Затем холодно проговорил:

— Отдыхай.

Вэй Усянь свернулся калачиком лицом к нему и возразил:

— Ты что-то путаешь, я ведь только что проснулся, а ты опять гонишь меня в сон; я понял, ты просто не желаешь видеть меня бодрствующим!

Убирая ветку из костра, Лань Ванцзи спокойно ответил:

— Ты придумываешь.

Вэй Усянь подумал: «Ты такой упрямый и бесчувственный, что тебя не проймёшь. Я уже скучаю по тому Лань Чжаню, что был здесь несколько дней тому назад, с лицом чернее дна старого котла. Он и говорил со мной поживее, и сердился так, что даже укусил меня. Жаль только, что такого Лань Чжаня можно встретить лишь случайно. Боюсь, что впредь мне больше с ним не свидеться».

А вслух сказал:

— Я умираю от скуки. Лань Чжань, давай поговорим. Начинай.

Лань Ванцзи задал вопрос:

— Во сколько ты обычно ложишься спать?

Вэй Усянь ответил:

— Ну какой же скучный вопрос ты задал, настолько скучный, что на него просто не хочется отвечать. Но я всё-таки отвечу, из уважения к тебе. Так вот, в Пристани Лотоса я не ложусь раньше часа ночи. А иногда и вовсе не сплю целую ночь.

— Это вредоносная и дурная привычка.

— А ты что, думал, все остальные люди такие же, как адепты твоего ордена?

— Тебе нужно перестать так делать.

Вэй Усянь закрыл уши руками и забормотал:

— Я болен. У меня жар. Лань-гэгэ, ну неужели нельзя сказать мне что-нибудь приятное? Пожалей меня, несчастного!

Лань Ванцзи молчал, и тогда Вэй Усянь продолжил:

— Не хочешь? Ну и ладно. Я так и думал. Ну раз ты не умеешь говорить, может быть, споёшь? Спой песню, а?

Он сказал это наобум, просто чтобы убить время за разговором ни о чём, вовсе не предполагая согласия на свою просьбу. Но кто бы мог подумать, что после минутной тишины он вдруг услышит тихую и нежную мелодию, которая эхом разлетится под сводом пещеры.

Лань Ванцзи в самом деле пел для него.

Вэй Усянь закрыл глаза, перевернулся, расправив руки и ноги, и тихо произнёс:

— Очень красиво, — затем добавил: — Как называется эта мелодия?

Лань Ванцзи, кажется, очень тихо ответил ему что-то, отчего Вэй Усянь открыл глаза и переспросил:

— Как?