Разлука. Часть третья

Два месяца спустя, Юньмэн.

После падения Ордена Цишань Вэнь в прошлом самый цветущий город испарился за одну ночь, обернувшись руинами. Множество заклинателей разбрелись по другим городам в поисках нового пристанища. Больше всего заклинателей приняли к себе Ланьлин, Юньмэн, Гусу и Цинхэ. По улицам сновали люди. Адепты носили на поясах мечи и с важностью обсуждали судьбу мира. Все они пребывали в приподнятом настроении.

Вдруг люди чуть понизили голоса, и все как один направили свои взоры в конец улицы.

Оттуда неспешным шагом приближался молодой мужчина в белых одеждах и лентой на лбу. При себе он держал меч и гуцинь.

Черты лица человека являли собой непревзойдённое изящество, но его словно окружала ледяная аура неприступности. Едва он приближался, как заклинатели тут же замолкали и с уважением встречались с ним взглядом. Наиболее прославленные из них набирались смелости выступить вперёд и поприветствовать его:

— Ханьгуан-цзюнь.

Лань Ванцзи едва заметно кивал, безучастно отвечая на приветствия, но не замедлял шага. Другие заклинатели не осмеливались более его беспокоить, понимая, что лучше отступить.

Внезапно на пути у Лань Ванцзи появилась улыбчивая девушка в ярком платье. В спешке она лишь соприкоснулась с ним плечом, но потом неожиданно что-то в него бросила.

Лань Ванцзи рассеянно поймал предмет. Опустив взгляд, он обнаружил в руке белоснежный бутон.

На нежном и свежем бутоне блестели капли росы. Лань Ванцзи продолжал хранить молчание, но тут перед ним появилась ещё одна тонкая фигурка, и в мужчину вновь полетел цветок, на этот раз маленький и голубой. Он должен был удариться в грудь, но в итоге попал в плечо. Лань Ванцзи поймал и этот цветок. Повернувшись, он увидел женщину, которая хихикнула и смущённо убежала.

Третьей явилась молоденькая девчонка с затянутыми в два пучка волосами. Она подскочила с охапкой мелких цветков с красными бутонами и убежала сразу, как только бросила их в грудь Лань Ванцзи.

Девицы подходили одна за другой, в руках Лань Ванцзи уже пестрел ворох всевозможных цветов, однако мужчина всё так же стоял посреди улицы с ничего не выражающим лицом. Все узнавшие его заклинатели не осмеливались смеяться, даже если хотели, строили серьёзные лица, но не отводили взгляд. Обычные люди, не знавшие Лань Ванцзи в лицо, уже начали показывать на него пальцами. Лань Ванцзи задумчиво глядел вниз, когда вдруг почувствовал, как что-то упало ему на голову. Он поднял руку, и с волос эффектно слетел полностью распустившийся розовый пион.

Откуда-то сверху послышался весёлый голос:

— Лань Чжань… ой, нет, Ханьгуан-цзюнь. Какая удача встретить тебя здесь!

Лань Ванцзи поднял голову и увидел изящный балкон, оформленный многочисленными слоями газовых занавесей. Стройный человек в чёрных одеждах сидел на устроенной вдоль балкона скамье, покрытой красным лаком. Его рука с зажатым в ней кувшином из чёрной глины свисала вниз. Одна из красных кисточек от кувшина опутала его запястье, в то время как вторая болталась в воздухе.

Увидев Вэй Усяня, наблюдавшие за происходящим адепты почувствовали лёгкую неловкость. Все знали, что отношения Вэй Ина и Ханьгуан-цзюня далеки от доброжелательных. На поле боя во время Аннигиляции Солнца этим двоим несколько раз приходилось участвовать в наступлении вместе, и они частенько начинали спорить, хотя и сражались бок о бок. Невозможно было предсказать, что случится в этот раз. И вот тут притворные приличия слетели, и окружающие во все глаза уставились на занимательную парочку.

Но Лань Ванцзи, вопреки догадкам наблюдателей, не удалился, гневно взмахнув рукавами, а лишь произнёс: 

— Это ты.

Вэй Усянь воскликнул:

— Это я! Кто же ещё, кроме меня, может вытворять такие нелепости. Как же ты выкроил время, чтобы посетить Юньмэн? Если не спешишь, то поднимайся сюда, выпьем.

Девушки на балконе, взобравшись на сиденье и окружив Вэй Усяня, посмеивались, глядя вниз.

— Да, молодой господин, поднимайтесь и выпейте!

На Лань Ванцзи смотрели те самые девушки, которые прежде бросали в него цветы. Не было необходимости говорить, кто именно попросил их это проделать.

Опустив голову, Лань Ванцзи развернулся и пошёл прочь. Вэй Усянь, увидев, что его завлекания не увенчались успехом, вовсе не удивился подобной реакции. Цокнув языком, он перекатился на сидении и отхлебнул вина из кувшина. И всё же пару минут спустя послышались шаги — лёгкие и неторопливые.

Ровной походкой Лань Ванцзи поднялся по ступеням, раздвинул занавеси и вошёл. Чисто и мелодично звякнули усеянные бусинами нити на занавесях.

Затем он положил охапку цветов, которые ему бросали девушки, на маленький столик.

— Твои цветы.

Вэй Усянь одной рукой облокотился на столик.

— Не стесняйся. Я подарил их тебе. Теперь это твои цветы.

— Почему?

— Без причины. Я просто хотел посмотреть, как ты на это отреагируешь.

— Нелепость.

— Вот такой я и есть, нелепый. Иначе мне не было бы настолько скучно, чтобы затаскивать тебя сюда… Эй-эй-эй, не уходи. Ты ведь уже здесь. Не сделаешь пару глотков?

— Алкоголь запрещён.

— Я знаю, что в твоём ордене запрещён алкоголь, но тут-то вовсе не Облачные Глубины. Ничего страшного, если немного выпьешь.

Девушки тут же достали новую чашу, наполнили её и поставили рядом с цветами. Лань Ванцзи всё ещё не собирался садиться, но и уходить не порывался.

Вэй Усянь сказал:

— Ты в кои-то веки посетил Юньмэн и даже не попробуешь восхитительное местное вино? Хотя, пусть оно и восхитительно, ему никогда не сравниться с Улыбкой Императора из Гусу. Это воистину лучшее в мире вино. Если мне в будущем выпадет шанс снова оказаться в Гусу, я обязательно прикуплю с полдюжины сосудов и выпью их одним махом. Послушай, ну что с тобой такое… Есть куда присесть, а ты всё стоишь. Садись же!

Девушки принялись уговаривать:

— Садитесь же! Садитесь!

Лань Ванцзи смерил красоток холодным взглядом светлых глаз и почти сразу же перевёл внимание на блестящую, угольно-чёрную с красными кистями флейту за поясом Вэй Усяня. Лань Ванцзи опустил голову, словно обдумывая, что лучше сказать. Наблюдая за ним, Вэй Усянь приподнял бровь, догадываясь, какие слова последуют дальше.

Как он и ожидал, Лань Ванцзи медленно произнёс:

— Тебе не стоит проводить столько времени в компании нечеловеческих существ.

Улыбки крутившихся вокруг Вэй Усяня девушек вмиг испарились.

Газовые занавеси покачивались, время от времени загораживая солнечные лучи. Беседку заполняли поочерёдно свет и тень. Теперь белоснежные щёки девушек выглядели уж слишком бледными, бескровными, будто покрытыми пеплом. Их взгляды прикипели к Лань Ванцзи, от них вдруг повеяло угрожающим холодом.

Вэй Усянь поднял руку, приказывая девицам отойти в сторону, и покачал головой.

— Лань Чжань, ты и в самом деле с возрастом становишься всё скучнее и скучнее. Ты же молод. Тебе вроде не семьдесят лет, так что не надо постоянно подражать своему дяде и думать только о том, как бы прочитать нотации окружающим.

Лань Ванцзи повернулся и шагнул к нему.

— Вэй Ин, лучше тебе всё же вернуться со мной в Гусу.

Вэй Усянь помолчал немного.

— Давненько я этого не слышал. Аннигиляция Солнца завершена. Я думал, ты давно отказался от этой идеи.

— Тогда, во время охоты на Горе Байфэн, неужели ты не заметил первых признаков?

— Признаков чего?

— Потери контроля.

— Ты имеешь в виду тот момент, когда я чуть не ввязался в драку с Цзинь Цзысюанем? Думаю, тут ты что-то напутал. Я хочу подраться с Цзинь Цзысюанем каждый раз, как его вижу.

— А ещё то, что ты сказал потом.

— Что я сказал? Я много всего каждый день говорю. И уже давно забыл, что говорил два месяца назад.

Лань Ванцзи смотрел на него, осознавая, что разговор не воспринимается всерьёз. Он сделал глоток воздуха и произнёс:

— Вэй Ин. — А потом упрямо продолжил: — Путь Тьмы разрушает тело, разрушает душу.

У Вэй Усяня словно разболелась голова, он беспомощно вздохнул.

— Лань Чжань, ты… Я более чем достаточно наслушался подобных слов, а ты упорно продолжаешь думать, что этого мало? Ты говоришь, что этот путь наносит вред телу, но я в полном порядке. Ты говоришь, что страдает и душа, но я ведь не превратился в безумца!

— Сейчас ещё не поздно. Но в будущем поздно будет даже сожалеть…

Он не успел договорить, как Вэй Усянь поменялся в лице и вскочил.

— Лань Чжань!

В глазах девушек позади него в какой-то момент загорелись красные огоньки.

Вэй Усянь приказал им:

— Не вмешивайтесь.

После этих слов девушки послушно отступили, меж тем неотрывно глядя на Лань Ванцзи.

Вэй Усянь вновь обратился к нему:

— Что я могу сказать? Хоть я и не считаю, что «будет поздно даже сожалеть», мне всё же не по нраву слушать, как люди строят догадки о моём будущем.

Помолчав, Лань Ванцзи ответил:

— Извини за бестактность.

— Не стоит извиняться. Видимо, мне и в самом деле не стоило приглашать тебя сюда. Всему виной моя наглость.

— Вовсе нет.

Вэй Усянь улыбнулся и вежливо сказал:

— Правда? Ну, хорошо. — Он одним глотком допил остатки вина в чаше: — Но, как бы то ни было, мне стоит тебя поблагодарить. Восприму это как знак того, что ты беспокоишься обо мне. — Вэй Усянь взмахнул рукой. — Что ж, больше не буду задерживать Ханьгуан-цзюня. Встретимся в другой раз, если нам будет суждено.

***

Когда Вэй Усянь вернулся в Пристань Лотоса, полировавший меч Цзян Чэн поднял взгляд:

— Вернулся?

Вэй Усянь ответил:

— Вернулся.

— Ты мрачный как туча. Только не говори, что столкнулся с Цзинь Цзысюанем?

— Хуже. Угадай, с кем?

— Намекни.

— Хочет запереть меня куда подальше.

Цзян Чэн нахмурился:

— Лань Ванцзи? Зачем он явился в Юньмэн?

— Понятия не имею. Шатался по городу. Наверное, искал кого-то. После Аннигиляции Солнца он очень долго не поднимал эту тему. И вот снова!

— Сам виноват, что подозвал его.

— А ты откуда знаешь, что это я его подозвал?

— Ты ещё спрашиваешь? Хоть раз было иначе? Ты тоже странный. Каждый раз вы с ним расходитесь на дурной ноте, так почему ты постоянно пытаешься вывести его из себя?

Вэй Усянь задумался.

— Может, дело в том, что я нелепый?

Цзян Чэн закатил глаза, говоря про себя: «Хорошо, что ты сам это понял». Затем снова перевёл всё внимание на меч.

Вэй Усянь спросил:

— И сколько раз в день тебе нужно полировать меч?

— Трижды. А где твой? Сколько ты уже его не касался?

Вэй Усянь взял грушу и откусил.

— Валяется где-то в комнате. Раз в месяц вполне достаточно.

— С этого момента носи свой меч на важные мероприятия вроде охоты или Совета кланов. Отсутствие меча — грубый пример невоспитанности, над которым другие только насмехаются.

— Ты же знаешь. Больше всего я ненавижу, когда меня заставляют что-то делать. Чем больше меня принуждают, тем меньше мне хочется подчиняться. Вот и не буду носить меч, что они мне сделают?

Цзян Чэн сердито посмотрел на него.

Вэй Усянь добавил:

— К тому же, я не хочу, чтобы какой-нибудь незнакомец втянул меня в поединок на мечах. Стоит моему мечу обнажиться, обязательно прольётся кровь. Пока мне не выдадут на убиение пару человек, никто не может меня беспокоить. Поэтому я просто не буду брать меч с собой — тем самым я решу множество проблем, буду жить тихо и мирно.

— Разве ты раньше не любил кичиться перед людьми своими навыками фехтования?

— Я был ребёнком. Не могу же я остаться ребёнком навсегда?

Цзян Чэн усмехнулся.

— Ладно, можешь не носить с собой меч. Это не столь неважно. Но больше не провоцируй Цзинь Цзысюаня. В конце концов, он — единственный сын Цзинь Гуаншаня и станет следующим главой Ордена Ланьлин Цзинь. Если ты его побьёшь, что делать мне, Главе Ордена? Побить его вместе с тобой? Или наказать тебя?

— Но ведь теперь есть ещё и Цзинь Гуанъяо, разве нет? Он мне кажется куда лучшим вариантом.

Цзян Чэн закончил с полировкой. Пристально осмотрев Саньду, он наконец убрал меч в ножны.

— И какой в том прок, если он кажется лучше? Неважно, насколько он хорош, насколько умён, — он может быть лишь слугой, приветствующим и провожающим гостей. Только это ему в жизни и остаётся. Он не может тягаться с Цзинь Цзысюанем.

Вэй Усяню показалось, что в его словах прозвучало одобрение Цзинь Цзысюаня.

— Цзян Чэн, ответь честно… чего ты добиваешься? В прошлый раз ты специально повёл шицзе посмотреть на состязание в охоте. Ты что, хочешь, чтобы она с ним…?

— Почему нет.

— Почему нет? Ты забыл, что он сделал в Ланъя, раз говоришь теперь — почему нет?

— Думаю, он сожалеет об этом.

— Да кому какое дело до его сожалений! Мы что, должны простить его только потому, что он осознал ошибку? Ты только посмотри, каков его отец. Может, он в будущем станет таким же, примется убивать время поисками женщин, чтобы поразвлечься. Шицзе — с ним? Ты сможешь это стерпеть?

Голос Цзян Чэна наполнился льдом:

— Пусть только попробует! — Помолчав, Цзян Чэн взглянул на Вэй Усяня и продолжил: — Но у тебя едва ли есть право голоса в вопросе, прощать его или нет. Кто ж виноват в том, что он нравится сестре?

Вэй Усянь в один момент лишился дара речи. После долгого молчания он выдавил несколько слов:

— Почему ей обязательно любить такого… — Он отшвырнул грушу. — Где шицзе?

— Не знаю. Наверное, там же, где и всегда: в кухне, или в спальне, или в Храме Предков. Куда ещё она может пойти?

Покинув Зал Познания Меча, Вэй Усянь направился в кухню. На огне в горшочке томился суп, но Цзян Яньли в кухне не было. Потом он пошёл в её покои, которые также оказались пустыми. В итоге Вэй Усянь отправился в Храм Предков, где и обнаружил девушку.

Цзян Яньли сидела на коленях и чистила памятные таблички родителей, при этом что-то неслышно говоря себе под нос. Вэй Усянь просунул голову в дверь.

— Шицзе? Снова разговариваешь с Дядей Цзяном и Госпожой Юй?

Голос Цзян Яньли звучал тихо:

— Вы не приходите к ним, так что остаётся только мне.

Вэй Усянь вошёл внутрь, сел рядом с ней и принялся помогать чистить таблички.

Цзян Яньли бросила на него взгляд.

— А-Сянь, почему ты так смотришь на меня? Хочешь что-то сказать?

Вэй Усянь улыбнулся.

— Ничего. Я тут просто валяю дурака.

Сказав это, он и в самом деле повалился на пол. Цзян Яньли спросила:

— Сянь-Сянь, сколько тебе лет?

— Три годика!

Увидев, что смог рассмешить Цзян Яньли, он наконец сел. Подумав немного, Вэй Усянь всё же решил поднять волновавшую его тему.

— Шицзе, я хочу тебя кое о чём спросить.

— Спрашивай.

— Почему человеку кто-то нравится? Ну, в этом смысле.

Цзян Яньли на миг удивлённо замерла.

— Почему ты спрашиваешь меня об этом? Тебе кто-то нравится? Что это за девушка?

— Нет. Мне никто никогда не понравится. Во всяком случае, не слишком сильно. Ведь это всё равно что хомут себе на шею надеть.

— Три года… многовато. Может, всё же только год?

— Вот и нет, мне три! Трёхгодовалый Сянь-Сянь голоден! Что же делать?

Цзян Яньли хихикнула.

— На кухне есть суп. Можешь поесть. Вот только сможет ли Сянь-Сянь достать до очага?

— Если не смогу, шицзе просто поднимет меня, и тогда у меня получится… — Вэй Усянь продолжал нести чушь, когда в Храм предков вдруг вошёл Цзян Чэн.

Услышав этот бред, Цзян Чэн выплюнул:

— Снова валяешь дурака! Я, твой глава ордена, уже налил тебе миску супа и поставил снаружи. Преклони передо мной колени, выкажи благодарность и проваливай есть свой суп!

Вэй Усянь подскочил и вышёл прочь, но вскоре вернулся.

— Что это значит, Цзян Чэн? Где мясо?

— Я его съел. Остались только коренья лотоса. Можешь не есть, если не хочешь.

Вэй Усянь врезал ему локтем.

— А ну выплюни!

— Я не против. Выплюну — и посмотрим, как ты его съешь!

Увидев, что они снова ссорятся, Цзян Яньли вмешалась:

— Ладно-ладно. Сколько вам двоим лет, если вы спорите из-за пары кусочков мяса? Я просто сварю ещё…

Вэй Усянь больше всего любил суп из свиных рёбрышек и корня лотоса, который готовила Цзян Яньли.

Помимо того, что этот суп был очень вкусным, он навевал воспоминания о том, как Вэй Усянь его впервые попробовал.

Это случилось вскоре после того, как Цзян Фэнмянь привёл Вэй Усяня из Илина. Только Вэй Усянь переступил порог, как увидел на тренировочном поле гордого маленького господина, который бегал по кругу вместе с щенками на поводках. Ладошки Вэй Усяня тут же взметнулись к лицу, и он зарыдал. Весь день он провёл на руках Цзян Фэнмяня, наотрез отказываясь слезать. На следующий день щенков Цзян Чэна отдали другим хозяевам.

Это так сильно разгневало Цзян Чэна, что он закатил нешуточную истерику. Как бы ласково Цзян Фэнмянь его ни утешал, говоря, что им нужно «стать добрыми друзьями», Цзян Чэн отказывался разговаривать с Вэй Усянем. Несколькими днями позже, когда Цзян Чэн немного смягчился, Цзян Фэнмянь решил ковать железо, пока горячо, и сказал Вэй Усяню спать в одной комнате с Цзян Чэном, надеясь, что мальчики привяжутся друг к другу.

Поначалу Цзян Чэн, хоть и дулся, всё же был на грани того, чтобы согласиться. Но надо же было такому случиться, что Цзян Фэнмянь, обрадовавшись, взял Вэй Усяня на руки. Глядя на это, Цзян Чэн потерял дар речи от шока. Госпожа Юй тут же холодно рассмеялась и вышла из комнаты, в гневе взмахнув рукавами. И только потому, что у супругов были срочные дела и им пришлось в спешке уйти, они не завели очередной спор.

Той ночью Цзян Чэн запер дверь своей комнаты и отказался впускать Вэй Усяня.

Вэй Усянь постучал в дверь.

— Шиди, шиди, впусти меня, я хочу спать!

Цзян Чэн, стоя спиной к двери, крикнул:

— Кто это твой шиди?! Верни мне Принцессу, верни мне Жасмин, верни мне Милашку!

Принцессой, Жасмин и Милашкой звали его щенков. Вэй Усянь понимал, что Цзян Фэнмянь отослал их подальше только из-за него. Он прошептал:

— Прости. Но… но я и правда их боюсь.

Цзян Чэн не мог припомнить и пяти раз, когда бы Цзян Фэнмянь брал его на руки. И каждого такого случая хватало, чтобы он ходил счастливым многие месяцы. Внутри Цзян Чэна полыхало пламя, не в силах вырваться наружу. Он задавался лишь одним вопросом: «Почему? Почему? Почему?» Вдруг Цзян Чэн увидел в своей комнате ещё один, не свой, комплект постельного белья. Гнев и возмущение прилили к вискам, заставляя его схватить чужие простыни и одеяла.

Вэй Усянь долго ждал снаружи. Когда дверь открылась, не успела радость появиться на лице мальчика, как в него с силой полетели какие-то вещи, которыми его едва не сбило с ног. Дверь снова захлопнулась.

Цзян Чэн сказал ему изнутри:

— Иди спать куда-нибудь ещё! Это моя комната! Ты хочешь даже комнату у меня украсть?!

В то время Вэй Усянь совсем не понимал причин гнева Цзян Чэна. Помолчав немного, он ответил:

— Я ничего не крал. Это дядя Цзян сказал мне ночевать с тобой.

Вновь услышав имя отца из его уст, Цзян Чэн воспринял это как намеренную насмешку, глаза у него покраснели, и он завопил:

— Убирайся! Если снова тебя увижу — позову свору собак, чтобы покусали тебя!

Услышав, что собаки могут прибежать и покусать его, стоявший снаружи Вэй Усянь почувствовал, как внутри забурлил ужас. Выкручивая руки, он поспешил сказать:

— Я уйду, уйду. Не зови собак!

Он выбежал с веранды, волоча за собой вышвырнутые из комнаты простынь и одеяло. Поскольку в Пристани Лотоса он оказался совсем недавно, то пока не осмеливался бродить где попало. Каждый день мальчик покорно сидел в тех местах, где говорил ему оставаться Цзян Фэнмянь, поэтому даже не знал, где находится его комната, и уж тем более не мог набраться смелости, чтобы постучаться к другим людям, из боязни нарушить чей-то сон.

Поразмыслив, он пошёл к безветренному углу деревянной террасы, разложил простыни и улёгся прямо там. Но чем больше проходило времени, тем громче звучал в его голове голос Цзян Чэна, говорящего «Я позову свору собак, чтобы покусали тебя». Чем больше Вэй Усянь об этом думал, тем страшнее ему становилось. Он ворочался и крутился под одеялом, борясь с появлявшимся при малейшем шорохе ощущением, будто вокруг собралась свора собак. Промучившись какое-то время, он понял, что больше не выдержит. Вскочив, Вэй Усянь скатал простыни, сложил одеяло и выбежал из Пристани Лотоса.

Отдуваясь и пыхтя, он довольно долго бежал наравне с ночным ветром. Увидев дерево, Вэй Усянь без лишних размышлений на него залез. Он всеми конечностями обхватил ствол и успокоился, только почувствовав, что взобрался достаточно высоко. Вэй Усянь не знал, как долго провисел на дереве, как вдруг откуда-то издалека его позвал по имени мягкий голос. И голос этот постепенно приближался. Вскоре под деревом появилась одетая в белое девушка с фонарём.

Вэй Усянь узнал сестру Цзян Чэна. Он сидел тихо, надеясь, что она его не найдёт. Однако Цзян Яньли позвала:

— А-Ин? Зачем ты забрался туда?

Вэй Усянь упорно молчал. Цзян Яньли подняла фонарь повыше.

— Я тебя увидела. И твоя обувь упала под дерево.

Вэй Усянь посмотрел на свою левую ногу и воскликнул:

— Мой сапог!

— Спускайся. Пойдём обратно.

— Я… я не спущусь. Там собаки.

— А-Чэн всё придумал. Нет никаких собак. Тебе там сидеть не на чем. Руки скоро устанут, и ты упадёшь.

Что бы она ни говорила, Вэй Усянь продолжал цепляться за дерево, отказываясь слезать. Опасаясь, что он упадёт, Цзян Яньли поставила фонарь под дерево и развела руки, чтобы поймать Вэй Усяня. Она боялась отойти даже на шаг. Полчаса спустя руки Вэй Усяня наконец онемели, он отпустил ствол дерева и упал. Цзян Яньли поспешила поймать его, но Вэй Усянь всё равно приземлился с громким стуком. Он начал кататься по земле, хватаясь за ногу и подвывая:

— У меня нога сломана!

Цзян Яньли принялась утешать его:

— Она не сломана. Даже трещины быть не должно. Сильно болит? Ничего страшного. Не шевелись. Я отнесу тебя обратно.

Вэй Усянь всё думал о собаках и всхлипывал:

— А… а собаки уже здесь?..

Цзян Яньли снова и снова заверяла:

— Нет. А если придут, я отгоню их от тебя. — Она подняла потерянный Вэй Усянем сапожок. — Почему у тебя слетел сапог? Он тебе велик?

Вэй Усянь сдерживая слёзы боли, поспешно ответил: 

— Нет, как раз по ноге.

На самом деле, сапоги ему не подходили. Хоть и на несколько размеров больше нужного, тем не менее, это была первая купленная ему Цзян Фэнмянем пара обуви, и Вэй Усянь слишком стеснялся попросить его потратить время на покупку другой пары, поэтому не сказал, что они ему велики. Цзян Яньли помогла ему надеть сапог и нажала на оставшийся пустым нос.

— Всё-таки немного великоваты! Я перешью, когда вернёмся.

Услышав это, Вэй Усянь почувствовал беспокойство, словно снова сделал что-то не так.

Когда живёшь в доме других людей, нет ничего хуже, чем доставить неудобства хозяевам.

Цзян Яньли посадила его себе на спину и пошла обратно, покачиваясь под весом. Она заговорила:

— А-Ин, что бы там А-Чэн тебе ни сказал, не принимай близко к сердцу. Характер у него не самый хороший, потому он часто играет дома в одиночестве. Те щенки были его любимцами, поэтому, когда отец их отослал, Цзян Чэн расстроился. На самом деле он очень счастлив, что теперь ему есть с кем общаться. Ты убежал и долго не возвращался. Я отправилась искать тебя лишь потому, что он беспокоился, как бы с тобой чего не случилось, и пошёл меня будить.

На самом деле Цзян Яньли была всего на пару лет старше него. Ей тогда едва исполнилось двенадцать или тринадцать. Несмотря на детский возраст, в сложившейся ситуации она говорила как взрослая, пытаясь поднять настроение Вэй Усяню. Низенькая ростом, худенькая и слабая Цзян Яньли то и дело спотыкалась и останавливалась, чтобы поддёрнуть повыше Вэй Усяня, который так и норовил сползти. И всё же, пока он прижимался к её спине, Вэй Усяня наполняло ни с чем несравнимое чувство безопасности — даже более сильное, чем когда он сидел на руках Цзян Фэнмяня.

Вдруг ночной ветер донёс до них звуки плача. Цзян Яньли вздрогнула от страха.

— Что это за звук? Ты слышал?

Вэй Усянь показал пальцем в сторону.

— Я слышал. Звук шёл вон из той ямы!

Вдвоем они подошли к яме и осторожно заглянули внутрь. На дне на четвереньках стоял ребёнок. Когда он поднял голову, Цзян Яньли и Вэй Усянь увидел две полоски от слёз на грязном лице. Он выдавил:

— Сестра!

Цзян Яньли облегчённо вздохнула.

— А-Чэн, разве я не сказала тебе собирать остальных и искать его всем вместе?

Цзян Чэн лишь помотал головой. Он прождал какое-то время после ухода Цзян Яньли, но беспокоился столь сильно, что в итоге решил побежать следом. Мальчик так спешил, что забыл фонарь, в итоге споткнулся обо что-то на полпути и свалился в яму. А ещё поранил голову.

Цзян Яньли протянула руку и вытащила младшего брата из ямы. Достав носовой платок, она приложила его к кровоточащей ране на голове Цзян Чэна. Тот, казалось, совсем поник. Его чёрные глаза на мгновение дёрнулись в сторону Вэй Усяня. Цзян Яньли произнесла:

— Возможно, ты чего-то не сказал А-Ину?

Цзян Чэн прижал платок ко лбу и очень тихо произнёс:

— Прости.

— Помоги А-Ину перенести обратно простыни и одеяло, ладно?

Цзян Чэн шмыгнул носом.

— Я уже перенёс.

Оба мальчика поранили ноги и не могли идти. До Пристани Лотоса было ещё далеко, поэтому Цзян Яньли пришлось понести одного на спине, а второго на руках. Вэй Усянь и Цзян Чэн обхватили руками её шею. Каждые несколько шагов ей приходилось останавливаться, чтобы передохнуть, причитая:

— Ну что же мне с вами делать?

Глаза у обоих были на мокром месте. Мальчики с жалостливым видом прижимались к ней ещё крепче.

Наконец, останавливаясь через каждый шаг, ей удалось принести братьев обратно в Пристань Лотоса. Она шёпотом разбудила лекаря и попросила его перевязать раны Вэй Усяня и Цзян Чэна. Потом она беспрерывно повторяла «простите» и «благодарю», провожая лекаря. Глядя на ноги Вэй Усяня, Цзян Чэн забеспокоился. Если бы о произошедшем проведал кто-то из слуг или адептов, а потом рассказал Цзян Фэнмяню… Узнав, что сын вышвырнул из комнаты простыни Вэй Усяня, который в результате поранился, Цзян Фэнмянь наверняка остался бы ещё больше недоволен Цзян Чэном. Именно по этой причине Цзян Чэн осмелился побежать за ними в одиночку, никого не позвав.

Заметив его беспокойство, Вэй Усянь заговорил первым:

— Не волнуйся. Я ничего не скажу дяде Цзяну. Я поранился только потому, что ночью вдруг решил взобраться на дерево.

Цзян Чэн облегчённо вздохнул и поклялся:

— Можешь тоже не волноваться. Стоит только мне увидеть собаку, и я сразу же отгоню её от тебя!

Увидев, что мальчики наконец помирились, Цзян Яньли радостно подбодрила их:

— Так-то лучше!

Не спавшие полночи, оба сильно проголодались, и поэтому Цзян Яньли пошла на кухню и занялась готовкой, стоя на цыпочках. Она подогрела для каждого по чашке супа из свиных рёбрышек и корня лотоса.

Аромат этого супа заполнил сердце Вэй Усяня и задержался в нём навсегда.

Сидевший во дворе Вэй Усянь отставил на землю пустую чашку. Он посмотрел на разбросанные по небу звёзды, а потом улыбнулся.

Наткнувшись на Лань Ванцзи на улице Юньмэна, он вспомнил много чего из того, что произошло во время обучения в Облачных Глубинах.

Поддавшись порыву, он остановил Лань Ванцзи, желая направить разговор в сторону тех времен. Но тот напомнил ему, что с тех пор всё изменилось.

И всё же, стоило Вэй Усяню возвратиться в Пристань Лотоса, к Цзян Чэну и Цзян Яньли, он поддался иллюзии, будто всё осталось по-прежнему.

Вэй Усяню вдруг захотелось найти то дерево, на которое он когда-то взобрался.

Он встал и пошёл к выходу из Пристани Лотоса. Адепты, которых он встречал по пути, с уважением кивали ему. Вэй Усянь не узнавал их лица. Шиди, которые, словно обезьянки, отказывались ходить как положено, слуги, которые корчили гримасы и не приветствовали как положено… всех их давным-давно не стало.

Миновав тренировочное поле и ворота Пристани Лотоса, он оказался на широком причале. В любое время суток здесь всегда стояли лоточники с едой. От сковороды с шипящим маслом исходил восхитительный аромат.

Вэй Усянь, не выдержав, подошёл и с улыбкой спросил:

— Сегодня приправ не пожалели, да?

Торговец улыбнулся в ответ.

— Молодой господин Вэй, хотите? Для вас бесплатно, денег не нужно.

Вэй Усянь ответил:

— Не откажусь. Но всё равно запишите мне в долг.

Неподалёку от торговца на корточках сидел человек, полностью покрытый грязью. Он дрожал, обхватив руками колени, словно страдал от холода и усталости. но, услышав голос подошедшего Вэй Усяня, резко вскинул голову.

Глаза Вэй Усяня чуть округлились.

— Ты?!