Жестокость. Часть четвертая

Ученики Ордена Гусу Лань были молоды и неопытны, но, несмотря на крайнее волнение, вовсе не собирались сдаваться. Юноши готовились защитить дом семьи Мо и принялись крепить к стенам талисманы-обереги. Слугу по имени А-Тун уже внесли в зал. Лань Сычжуй левой рукой щупал его пульс, а правой поддерживал спину госпожи Мо. Он не мог позаботиться одновременно о них двоих и столкнулся с ужасной дилеммой, когда лежавший А-Тун неожиданно сел.

А-Дин вскрикнула:

— А-Тун, ты очнулся!

Но не успела она обрадоваться, как А-Тун поднял левую руку и вцепился в свою собственную шею.

Увидев это, Лань Сычжуй три раза нажал на несколько его акупунктурных¹ точек. Вэй Усянь знал, что адепты клана Лань лишь выглядели изящно, но в руках их таилась сила, абсолютно не соответствовавшая этой утонченности. Любой человек едва ли смог двигаться после подобных действий, но А-Тун, казалось, ничего не почувствовал: левая рука стиснула шею ещё сильнее, а лицо искривила гримаса боли. Лань Цзинъи хотел разжать пальцы слуги, сомкнувшиеся на глотке, но с тем же успехом он мог пытаться согнуть кусок стали. Секунду спустя раздался отвратительный хруст, и голова А-Туна безжизненно повисла. Рука ослабла. Но теперь его шея была сломана.

¹ Акупунктурные точки — небольшого размера (1–3 мм) участки на теле, где расположены скопления энергии. В традиционной китайской медицине считается, что воздействия на эти места с помощью массажа или иглотерапии восстанавливают равновесное состояние организма в целом.

Он только что удавил себя на глазах у всех!

Тишину нарушил дрожащий голос А-Дин:

— Призрак! Среди нас невидимый призрак! Это он заставил А-Туна задушить себя!

От звука её пронзительного и звонкого голоса кровь застыла у людей в жилах, и словам девушки охотно поверили. Вэй Усянь же придерживался совершенно противоположного мнения — это точно не ожесточенный призрак.

Он успел проверить талисманы, что выбрали юноши: все они относились к духоотражающему типу и покрывали Восточный Зал чрезвычайно плотным слоем. Будь здесь ожесточенный призрак, то стоило бы ему появиться в зале, талисманы в ту же секунду вспыхнули бы зеленым пламенем. Но ничего подобного не происходило.

Нельзя было винить юношей в том, что они действовали недостаточно расторопно. Это создание, кем бы оно ни являлось, обладало поистине впечатляющей мощью. В среде заклинателей ожесточенному призраку давалось чёткое определение — он должен убивать, по крайней мере, одного человека в месяц на протяжении, как минимум, трёх месяцев. Такой критерий вывел сам Вэй Усянь, и, скорее всего, его использовали по сей день — ведь он лучше всех разбирался в подобных вопросах. Например, убийство одного человека раз в неделю Вэй Усянь также посчитал бы деянием ожесточенного призрака, но того типа, что нападает чаще. Эта же тварь погубила уже троих за столь короткий промежуток времени, и даже опытный заклинатель не смог бы предложить мгновенного решения, что уж тут говорить о новичках, только-только начавших свой путь.

Пока Вэй Усянь размышлял, пламя свечи дрогнуло. Просвистел зловещий ветер, и все источники света и во дворе, и в зале погасли.

В ту же секунду отовсюду зазвучали истошные крики. Все толкались, метались, спотыкались и падали, пытаясь убежать как можно скорее.

Лань Цзинъи выкрикнул:

— Оставайтесь на своих местах! Не разбегаться! Тварь будет охотиться за любым, кто попытается убежать!

Он сказал так вовсе не для красного словца. Злобные твари предпочитали действовать в темноте и суматохе, и чем сильнее была неразбериха и крики, тем больше шанс попасть в беду. В подобных ситуациях находиться одному или излишне дёргаться было весьма и весьма рискованно, но люди пребывали в такой панике, что слова Лань Цзинъи едва ли достигли своей цели. Только спустя некоторое время жители деревни успокоились, и лишь изредка тишину прерывали всхлипывания и чье-то учащенное дыхание. Похоже, убежать удалось всего паре человек.

Неожиданно в темноте вспыхнуло пламя. Лань Сычжуй зажёг огненный талисман.

Зловещие ветры не властвовали над этим огнём. Лань Сычжуй при помощи своего талисмана вновь зажёг все свечи и лампы, а остальные юноши принялись успокаивать людей. При свете свечи Вэй Усянь мимоходом взглянул на свои запястья. Ещё один порез исчез.

Внезапно он осознал, что их число изменилось.

Поначалу каждое его запястье рассекали два пореза. Первый исчез со смертью Мо Цзыюаня, второй — после гибели его отца. Смерть А-Туна, слуги, избавила Вэй Усяня от ещё одного пореза. В сумме выходило три. Оставался четвёртый, самый глубокий и наполненный самой сильной ненавистью.

Однако сейчас оба его запястья были чисты.

Вэй Усянь понимал, что госпожа Мо совершенно точно являлась одним из объектов мести Мо Сюаньюя. Скорее всего, самый глубокий и самый длинный порез обозначал её. Однако и он исчез.

Возможно ли такое, что Мо Сюаньюй внезапно достиг просветления и отпустил свою ненависть? Нет, едва ли. Его душа уже была принесена в жертву в обмен на призыв Вэй Усяня. Лишь смерть госпожи Мо могла исцелить порез.

Вэй Усянь медленно перевёл взгляд на бледную госпожу Мо, которая недавно очнулась и теперь была окружена людьми.

Если, конечно, она уже не была мертва.

Теперь Вэй Усянь ни капли не сомневался: что-то захватило тело госпожи Мо. И если это не дух, то что же?

Внезапно А-Дин крикнула:

— Рука… Его рука! Рука А-Туна!

Лань Сычжуй поднёс огненный талисман к телу А-Туна. И, конечно, его рука уже тоже исчезла.

Левая рука!

В мгновение ока разум Вэй Усяня прояснился, и он, наконец, сложил воедино все части головоломки об исчезающих руках и создании, которое в них заинтересовано. И тут же взорвался смехом.

Лань Цзинъи рявкнул:

— Дурень! Как ты можешь смеяться в такой ситуации?!

Однако, подумав, он понял, что действительно разговаривает с дурачком, и проку от пререканий не было никакого.

Вэй Усянь потянул его за рукав и замотал головой:

— Нет, нет!

Лань Цзинъи раздражённо дёрнул рукой, вырывая ткань из его пальцев:

— Что «нет»? Ты не дурень? Хватит паясничать! Всем сейчас не до тебя.

Вэй Усянь указал на трупы отца Мо Цзыюаня и А-Туна, лежавшие на полу, и сказал:

— Это не они.

Лань Сычжуй остановил злобно пыхтящего Лань Цзинъи и спросил:

— Что ты имеешь в виду, говоря «Это не они»?

Вэй Усянь без тени усмешки заявил:

— Это не отец Мо Цзыюаня, а это не А-Тун.

Серьёзный и торжественный тон в сочетании с макияжем призрака висельника придавал ему вид по-настоящему бесноватый. Тусклый свет свечей дополнил картину, и от слов Вэй Усяня по спинам всех присутствующих пробежал неприятный холодок.

Лань Сычжуй уставился на него и невольно спросил:

— Почему?

Вэй Усянь с гордостью воскликнул:

— Дело в их руках. Все они были правшами. Я уверен в этом, потому что они всегда били меня правыми руками.

Теряя терпение, Лань Цзинъи процедил:

— И чего ты так горд собой? Посмотри на себя, надулся от самодовольства!

Лань Сычжуя, напротив, бросило в холодный пот. Если вспомнить, А-Тун действительно задушил себя именно левой рукой, а муж госпожи Мо левой же рукой толкнул её.

Но ещё вчера днём, во время концерта, который устроил Вэй Усянь в Восточном зале, эти двое пытались поднять его с пола правыми руками. Невозможно, чтобы они внезапно стали левшами перед самой своей смертью.

И хотя пока Лань Сычжуй не мог увидеть всю картину в целом, он понял: чтобы выяснить природу существа, наводящего ужас на деревню Мо, необходимо как-то связать его с левыми руками. После подобного озарения юноша удивленно взглянул на Вэй Усяня и не удержался от мысли: «Он упомянул про руки так внезапно и будто бы невпопад… Но, тем не менее, это совсем не похоже на совпадение».

Вэй Усянь лишь улыбнулся. Он знал, что намёк чересчур явный, но выбора у него не оставалось. К счастью, у Лань Сычжуя не было времени обдумывать странное поведение душевнобольного, и он подумал: «Что ж, если молодой господин Мо все же намеренно указал мне на эту деталь, скорее всего, он не желал ничего дурного». Юноша отвернулся от него, мельком посмотрел на А-Дин, которая лишилась чувств от слишком долгого плача, и остановил свой взгляд на госпоже Мо.

Он внимательно осмотрел её с головы до пят. Руки женщины свободно лежали вдоль тела и почти полностью были скрыты рукавами, лишь ладони едва виднелись из-под них. Пальцы её правой руки были тонкие, белые и гладкие, они, без сомнения, принадлежали женщине, которая всю жизнь прожила в комфорте и никогда не работала.

Пальцы же на левой оказались гораздо длиннее и толще. Они были узловатыми и таили в себе силу.

Совершенно очевидно, что рука принадлежала не женщине, а мужчине!

Лань Сычжуй приказал:

— Держите её!

Несколько юношей схватили госпожу Мо.

Лань Сычжуй произнёс:

— Прошу меня простить, — и приготовился использовать на ней талисман, когда левая рука госпожа Мо внезапно изогнулась под странным углом и потянулась к его горлу.

Живой человек не смог бы вывернуть руку подобным образом, если, конечно, его кости не были сломаны. Госпожа Мо атаковала стремительно и почти схватила Лань Сычжуя за шею.

В этот момент Лань Цзинъи вскрикнул:

— Эй! — и бросился наперерез, загораживая юношу от смертоносной руки.

Но стоило ей вцепиться в плечо Лань Цзинъи, как сверкнула яркая вспышка, на рукаве его вспыхнули зелёные всполохи, и рука ослабила свою хватку. Лань Сычжуй чудом избежал смерти и уже собрался было поблагодарить Лань Цзинъи за спасение, как заметил, что часть одеяния юноши сожжена дотла, теперь оно выглядело весьма неприглядно.

Лань Цзинъи снял с себя остатки одеяния и в страшном гневе принялся браниться:

— Зачем ты меня пнул, проклятый дурак? Убить хотел?

Вэй Усянь прикрыл голову руками и пискнул как испуганная мышь:

— Это не я.

Разумеется, он лгал. Верхние мантии членов Ордена Гусу Лань были убористо прошиты тонкими нитями того же цвета, что и само одеяние. Но нити представляли из себя не просто стежки, а тексты защитных заклинаний. Однако против существа столь сильного, как то, которому они противостояли сейчас, эти заклинания могли сработать лишь один раз и сразу же прийти в негодность. Поэтому, оценив грозящую Лань Сычжую опасность, Вэй Усянь толкнул на него Лань Цзинъи, чтобы тот мог заслонить шею юноши своим телом в одежде, испещрённой заклинаниями. Лань Цзинъи намеревался браниться и дальше, но тут госпожа Мо упала на землю. Лицо её стало иссыхать буквально на глазах, будто из неё высасывали всю плоть и кровь. Через несколько мгновений на земле лежал скелет, обтянутый тонкой кожей. Мужская рука, которая не являлась частью её тела, отвалилась от плеча. Пальцы руки начали гнуться в разные стороны, словно разминаясь или растягиваясь, а под кожей чётко проступали пульсирующие вены.

Это и было темное создание, что приманил Флаг, привлекающий духов.

Расчленение — классический пример мучительной смерти, лишь чуть более достойной, чем та, которую принял Вэй Усянь. В отличие от его случая, когда тело буквально разрывают на мелкие кусочки, фрагменты расчленённого трупа несут в себе частички затаенной злобы покойника и стремятся объединиться вновь. Следовательно, части тела ищут друг друга всеми возможными способами. Если им удаётся восстановить целостность, мертвец может упокоиться с миром, а может и продолжить бесчинствовать. Если же собраться в воедино не удаётся, часть тела может избрать иной способ.

Что же это за «иной способ»? Ей придётся довольствоваться телами других, ещё живых, людей.

Именно так и поступила эта левая рука — пожрала левую руку живого человека, а сама заняла её место. Высосав из несчастного всю кровь и энергию, она покидала безжизненный труп и подобно паразиту искала нового носителя. И продолжила бы делать так до тех пор, пока не объединится с остальными частями своего настоящего тела.

Человек умирал в тот же момент, когда рука захватывала его тело. Но до тех пор, пока она не пожрала всю его плоть, жертва, контролируемая тварью, могла ходить, словно ещё оставалась живой. После того, как флаг привлёк её, первым вместилищем стал Мо Цзыюань, вторым — его отец. Когда госпожа Мо приказала своему мужу созвать всех, он повёл себя не как обычно и толкнул её в ответ. Тогда Вэй Усянь решил, что мужчина скорбел о безвременной кончине своего единственного сына, а ещё устал от чванливости жены. Сейчас же, когда Вэй Усянь повторно обдумал ситуацию, он понял, что отец, только что потерявший сына, вёл бы себя иначе. Это было не безразличие, порождённое страшным горем. От мужа госпожи Мо веяло бесстрастным спокойствием — спокойствием уже почившего человека.

Третьим вместилищем стал А-Тун, а четвёртым — госпожа Мо. Когда погасли огни и воцарилась суматоха, проклятая рука перебралась от слуги к его госпоже. А со смертью госпожи Мо исчез и последний порез на запястье Вэй Усяня.

Юноши из Ордена Гусу Лань видели, что от талисманов не было никакого прока, зато сработали заклинания на их одеяниях. Поэтому адепты сорвали с себя мантии и накрыли ими проклятую руку. Слои ткани укутали её подобно белому кокону, но уже через секунду их охватило зелёное пламя. На некоторое время рука оказалась скована заклинаниями. Но стоит всем мантиям прогореть, она вновь покажется из пепла. Пока никто не видел, Вэй Усянь сорвался с места и побежал в Западный двор.

Около десятка живых мертвецов, которых ранее победили юноши, молча стояли во дворе, запечатанные² начертанными на земле заклинаниями. Вэй Усянь стёр ногой один из символов, тем самым нарушив всю печать, и дважды хлопнул в ладоши. В ту же секунду мертвецы резко вздрогнули, будто от удара током, а белесые глаза принялись вращаться, словно что-то пробудило их.

² «Запечатать» в данной новелле – применить к объекту магическую силу, чтобы он не мог использовать одну или более из своих способностей.

— Просыпайтесь. Пора приниматься за работу! — произнёс Вэй Усянь.

Для контроля таких слабых марионеток ему не нужны были сложные заклинания — хватало и простого приказа. На пошатывающихся ногах ходячие мертвецы сделали пару шагов вперед. Но стоило им дойти до Вэй Усяня, все как один в судорогах попадали на землю, как будто они были живыми людьми, которых обуял страх.

Вэй Усянь нашёл это одновременно и забавным, и раздражающим. Он повторно хлопнул в ладони, теперь уже не так сильно. Но, похоже, эти ходячие мертвецы родились в деревне Мо и здесь же умерли, и, как следствие, немногое повидали в жизни. Они инстинктивно следовали приказам заклинателя, но в то же время, он вызывал в них священный ужас, и мертвецы, напуганные, лежали на земле и боялись встать.

Чем свирепее было создание, тем лучше Вэй Усянь мог его контролировать. Этих ходячих мертвецов он не дрессировал, так что они не могли выдержать его прямого воздействия. Он не имел при себе никаких материалов, из которых можно было изготовить инструмент, чтобы команды стали менее пугающими для них. Вэй Усянь даже не мог смешать части их тел и собрать заново. Тем временем яркое зелёное пламя, полыхающее на Восточном дворе, постепенно тускнело. Внезапно Вэй Усяня осенило.

Почему он вообще решил искать мертвеца с затаённой злобой и жестокой натурой именно здесь? В Восточных залах был не один, а даже несколько таких трупов!

Вэй Усянь побежал обратно в Восточный двор. Поскольку первый план Лань Сычжуя уже провалился, он придумал ещё один. Юноши обнажили свои мечи и воткнули их в землю, тем самым построив из них своеобразное заграждение. Проклятая рука яростно билась об него, а ученики сосредоточили все свои силы, сжимая рукояти клинков, чтобы она не вырвалась наружу, и не обращали никакого внимания ни на входящих, ни на выходящих из зала людей.

Вэй Усянь в два прыжка добрался до Восточного зала, подхватил трупы госпожи Мо и Мо Цзыюаня, по одному в каждую руку, и вполголоса произнёс:

— Просыпайтесь!

Одного приказа достаточно, чтобы духи немедля пробудились!

В тот же миг белесые глаза госпожи Мо и Мо Цзыюаня закатились, и оба мертвеца взвыли и заверещали тонкими пронзительными голосами, которые издают ожесточённые призраки, вернувшиеся к «жизни».

Под эти леденящие кровь крики ещё один труп вздрогнул и поднялся, издав самый тихий и слабый вопль. Это был муж госпожи Мо.

Их вой показался Вэй Усяню достаточно громким, а затаенная злоба вполне сильной.

Он удовлетворённо улыбнулся:

— Вы узнаете ту руку снаружи? — И приказал. — Разорвите её на части!

Все три члена семьи Мо вылетели на улицу подобно порывам черного ветра.

Проклятая рука уже расколола один из мечей и почти прорвала оборону, но стоило ей вырваться, на нее набросились три лютых мертвеца³ без левых рук.

³ Лютый мертвец — высокоуровневый преображенный труп исключительной мощи и злобы. Крайне яростен и быстр в атаках; подробнее см. главу 10.

Вдобавок к невозможности ослушаться приказа Вэй Усяня вся семья Мо испытывала жгучую ненависть к существу, что убило их, и теперь они принялись вымещать на нем свой гнев. Основной атакующей силой, вне всяких сомнений, стала госпожа Мо. Чаще всего именно женские трупы после преображения становились особо неистовыми. Сейчас госпожа Мо выглядела поистине безумной в своей ярости: волосы её стояли дыбом, глаза налились кровью, ногти вытянулись и заострились, в уголках рта пузырилась пена, а её пронзительное верещание, казалось, могло обрушить потолок. За ней следовал Мо Цзыюань, помогая матери зубами и рукой. Последним шёл его отец, атакуя в промежутках между свирепыми выпадами первых двух. Юноши, из последних сил державшие оборону, застыли в изумлении.

Раньше им доводилось только слышать о таких яростных боях с участием нескольких лютых мертвецов или же видеть их изображения на страницах книг. А сейчас они, раскрыв рты, впервые в жизни наблюдали, как во все стороны летели кровь и ошмётки плоти, и были не в силах отвести взгляд. Юноши находили эту сцену… просто потрясающей!

Три мертвеца и рука были в самом разгаре сражения, как вдруг Мо Цзыюань внезапно отшатнулся в сторону. Проклятая рука распорола ему живот, и часть кишок вывалилась наружу. Стоило госпоже Мо увидеть это, как она тут же завыла пуще прежнего и закрыла его своим телом как щитом. Она начала атаковать с удвоенной жестокостью, а в пальцах её было столько силы, что они стали подобны стальному оружию. Но Вэй Усянь знал, что для тела госпожи Мо такая мощь была уже чрезмерной.

Три лютых мертвеца, умерших совсем недавно, не могли усмирить одну-единственную руку!

Вэй Усянь внимательно наблюдал за битвой. Губы его были напряжены, а язык сложен трубочкой — он был готов свистнуть в любую секунду. Свист пробудил бы в лютых мертвецах ещё больше враждебности, что могло переломить ход сражения. Однако тогда появлялся риск, что его действия заметят. Внезапно рука, двигаясь с невероятной быстротой, неумолимо и точно нацелилась на шею госпожи Мо и сломала её.

Семья Мо была близка к поражению, и Вэй Усянь набрал в лёгкие побольше воздуха, готовясь оглушительно свистнуть, как вдруг издалека эхом донеслись мелодичные переливы струн гуциня⁴.

⁴ Гуцинь — китайский семиструнный щипковый музыкальный инструмент, разновидность цитры.

Звучание его было чистым и воздушным. Будто кто-то, поддавшись порыву вдохновения, вдруг решил исполнить «Смурное дуновение пронизанных ветром сосен»⁵. Лишь заслышав мелодию, создания, только что неистово сражавшиеся, застыли на месте.

⁵ Автор дает отсылку к стихотворению Лю Чанцина.

Юноши из Ордена Гусу Лань засияли от радости, словно вновь родились.

Лань Сычжуй стёр кровь с лица, поднял голову и счастливо воскликнул:

— Ханьгуан-цзюнь!

Вэй Усянь же, едва услышав отдалённые звуки гуциня, развернулся и вспугнутым зайцем бросился наутёк.

Меж тем мелодия сменилась, и теперь тембр её был выше, с лёгкой примесью горечи. Три лютых мертвеца отступили и закрыли уши сохранившимися правыми руками. Но это не помогло им укрыться от «Песни истребления» — знаменитой мелодии Ордена Гусу Лань. Семья Мо успела сделать всего несколько шагов, как внутри их голов раздались лёгкие лопающиеся звуки.

Проклятая же рука, изнурённая жестокой битвой, едва услышав «Песнь истребления»⁶, замертво шлёпнулась на землю. И хотя пальцы её ещё слабо подрагивали, двигаться она уже не могла.

⁶ Песнь истребления — одна из многочисленных уникальных мелодий Ордена Гусу Лань; используется для нападения.

Повисла недолгая тишина, которая вскоре взорвалась радостными возгласами юношей, празднующих своё чудесное спасение. Они пережили захватывающее приключение и дождались подкрепления своего ордена. И им было всё равно, даже если бы их наказали, ибо «невоспитанное создание излишнего шума вредит репутации ордена».

Лань Сычжуй, помахав рукой в сторону луны, вдруг понял, что кого-то не хватает. Он толкнул Лань Цзинъи:

— Где он?

Лань Цзинъи, поглощённый ликованием, рассеянно ответил:

— Кто? Ты о ком?

— Молодой господин Мо, — ответил Лань Сычжуй.

Лань Цзинъи недоумевал:

— Хм? На что тебе сдался этот сумасшедший? Кто знает, куда он мог убежать. Наверное, испугался моих угроз поколотить его.

— …

Лань Сычжуй знал, что Лань Цзинъи всегда был беспечным и непосредственным, никогда не думал дважды над одним и тем же и никого ни в чём не подозревал. Он лишь подумал: «Я дождусь Ханьгуан-цзюня и расскажу ему всё».

Казалось, что деревня Мо крепко спала, но было ли это правдой — неясно. На шум громкой и кровавой битвы лютых мертвецов с рукой никто из жителей не выбежал. В конце концов, даже главные деревенские сплетники осознают, куда им стоит совать свой нос. А туда, где раздаются нечеловеческие вопли, всё же лучше не показываться.

Вэй Усянь спешно стёр с пола своей комнаты заклинания, что могли выдать тайну его призыва Мо Сюаньюем, и выбежал на улицу.

Ему крупно не повезло: откликнувшийся на сигнал юношей заклинатель принадлежал к клану Лань. Усугубляло ситуацию ещё и то, что заклинателем оказался сам Лань Ванцзи!

Он был одним из тех людей, с которыми Вэй Усянь сражался в прошлой жизни, так что необходимо бежать как можно скорее, и он в спешке метался в поисках ездового животного. Внезапно, пробегая мимо какого-то двора, Вэй Усянь заметил большой жернов, к ручке которого был привязан меланхолично жующий осёл. Когда он увидел Вэй У Сяня, носившегося туда-сюда, то будто заинтересовался и совсем как человек покосился на него. Вэй Усянь на секунду встретился с ним взглядом, и тут же его сразил лёгкий оттенок презрения в глазах животного.

Вэй Усянь схватил верёвку и попытался потащить осла за собой, на что тот отреагировал недовольным и громким ревом. Вэй Усяню пришлось применить и силу, и уговоры, чтобы заставить упрямое животное покориться ему и покинуть двор. Когда горизонт окрасился белой полосой зари, они выехали на главную дорогу.