Зелень. Часть седьмая

А-Цин, казалось, помедлила с ответом, но потом всё же произнесла:

— Д-да!

Сяо Синчэнь заметил:

— Тогда не беги так сильно. Ступай себе тихонечко. Негоже будет вновь налететь на кого-то.

Он ни словом не обмолвился о собственной невозможности видеть, и, взяв А-Цин за руку, отвел её к обочине:

— Вот, иди здесь. Тут гораздо меньше прохожих.

И от слов, и от поступков Сяо Синчэня веяло теплотой и заботой. А-Цин протянула руку и на пару мгновений застыла в нерешительности, но, в конце концов, таком стащила мешочек с деньгами, висящий у него на поясе:

— Братец, А-Цин очень благодарна тебе.

Сяо Синчэнь поправил её:

— Не братец. Даочжан.

А-Цин захлопала глазами:

— Но ведь даочжан может быть и братцем.

Сяо Синчэнь улыбнулся:

— Что ж, раз ты считаешь меня братцем, то, может быть, вернёшь братцу кошелёк?

Будь А-Цин и подобные ей уличные бродяжки хоть в десять раз быстрее, им всё равно не удалось бы обмануть чутьё заклинателя. Девушка, поняв, что попалась, встрепенулась, подхватила свой шест и пустилась во всю прыть, однако не успела пробежать и пары шагов, как Сяо Синчэнь одной рукой поймал её за шиворот и вернул на обочину:

— Тебе и впрямь не стоит так лететь, что если опять собьёшь кого-нибудь?

А-Цин крутилась и брыкалась, безуспешно пытаясь вырваться, затем набрала воздуха в лёгкие и растянула губы шире, слегка обнажив зубы. Вэй Усянь тотчас же понял её намерения: «Плохо дело, она собирается закричать «Извращенец!» Но тут неожиданно из-за угла торопливо вывернул мужчина средних лет. При виде А-Цин глаза его вспыхнули, и он быстрым шагом устремился к девушке, на ходу извергая беспрерывную брань:

— Ах ты, маленькая мерзавка, наконец-то я отыскал тебя! Верни мои деньги!

Однако одной лишь ругани не хватило, чтобы излить его ярость, и мужчина замахнулся рукой, намереваясь влепить А-Цин оплеуху. Та тотчас же втянула голову в плечи и крепко зажмурилась, но на полпути к её щеке ладонь мужчины внезапно остановилась.

Сяо Синчэнь сказал:

— Господин, пожалуйста, успокойтесь. Негоже подобным образом обращаться с маленькими девочками, вы так не считаете?

А-Цин украдкой подглядела за происходящим из-под закрытых век. Мужчина средних лет явно вложил в удар всю силу, но сейчас, несмотря на то, что Сяо Синчэнь, казалось, совсем слабо сжимал его запястье, руке его не удавалось сдвинуться ни на десятую цуня. Он заметно оробел, но, тем не менее, упрямо повторил:

— Куда ты лезешь, слепец! Решил героя из себя строить? Или, может быть, эта мерзавка — твоя любовница? Между прочим, она — воровка! Умыкнула мои деньги! И, защищая её, ты сам становишься вором!

Одной рукой держа мужчину, а второй — А-Цин, Сяо Синчэнь повернулся к девушке:

— Верни ему деньги.

А-Цин торопливо вытащила из-за пазухи несколько монет и передала их мужчине. Сяо Синчэнь отпустил его руку, и тот сразу же принялся пересчитывать полученное. Всё оказалось на месте, и, ещё раз оглядев слепого заклинателя и окончательно убедившись, что с ним не справиться, мужчина сконфуженно потрусил прочь.

Сяо Синчэнь удивился:

— Ты слишком отчаянная. Как у тебя хватает смелости воровать, будучи слепой?

А-Цин подскочила, как ужаленная:

— Он меня облапал! Так вцепился в мой зад, что до сих пор болит, почему бы не потребовать платы за ущерб? К тому же, в его огромной мошне лежали лишь жалкие гроши, а он так свирепо набросился на меня в ответ! Голодранец несчастный!

Вэй Усянь подумал: «Ясно как день, что это именно ты врезалась в него, намереваясь обворовать, но сейчас утверждаешь, будто он первый несправедливо обидел тебя. Какое ловкое жонглирование фактами».

Сяо Синчэнь покачал головой:

— Если всё действительно началось подобным образом, то тебе тем более полагалось быть более осмотрительной и не вызывать его гнева. Окажись ты сегодня здесь одна, и боюсь, дело не кончилось бы простой оплеухой. Береги себя, девушка!

Закончив фразу, он повернулся в противоположную сторону и направился прочь. Вэй Усянь отметил про себя: «Он не попросил назад своего кошелька. Мой шишу также с большой сердечностью относится и к женщинам».

Держа в руках мешочек с деньгами, что она украла, А-Цин стояла и несколько секунд оторопело смотрела ему вслед, а потом вдруг запихнула кошелёк за пазуху, бойко застучала бамбуковым шестом по земле и влетела прямо в спину Сяо Синчэню. Тому вновь пришлось поддержать девушку и вернуть ей равновесие:

— Тебе нужно что-то ещё?

А-Цин выпалила:

— Твои деньги до сих пор у меня!

Сяо Синчэнь улыбнулся:

— Считай, что я их тебе подарил. Всё равно там их не так много. И не кради больше ничего, пока всё не потратишь.

А-Цин спросила:

— Я слышала, как этот гадкий неудачник обозвал тебя. Выходит, ты тоже слепой?

При этих её словах настроение Сяо Синчэня в один миг омрачилось, а улыбка сползла с его лица.

Невинные и простодушные речи ребёнка чаще всего наиболее жестокие. Дети многого не понимают, но именно из-за этого их замечания всегда попадают в самые болезненные места.

Растёкшееся кровавое пятно под слоями лоскутов, обмотанных вокруг глаз Сяо Синчэня, становилось всё темнее и темнее, почти просачиваясь сквозь ткань. Он занёс над веками слегка дрожащую руку, словно прикрыв их — рану, оставшуюся на месте вырванных глаз, было весьма непросто исцелить, а мучительную боль — нелегко снять снадобьями. Но А-Цин, подумав, что у Сяо Синчэня всего лишь закружилась голова, радостно воскликнула:

— Тогда я пойду с тобой!

Сяо Синчэнь с трудом улыбнулся:

— Зачем? Ты хочешь стать заклинательницей?

А-Цин ответила:

— Ты большой и слепой, а я маленькая и слепая — мы будем оберегать друг друга. Моих родителей уже нет на свете, и мне совсем некуда пойти. Я последую за тобой повсюду! Куда угодно! — Затем смышлёная девушка, опасаясь, что Сяо Синчэнь не согласится, воззвала к его благодушию и пригрозила: — Я очень быстро трачу деньги. Если ты откажешь взять меня с собой, я спущу всё в один миг, и мне вновь придётся воровать и обманывать людей. А потом кто-нибудь отвесит мне такую затрещину, что я упаду на землю и совсем потеряюсь. Я такая несчастная!

Сяо Синчэнь засмеялся:

— Разве есть на свете человек, который в состоянии совершить подобное? Столь сообразительная девушка сама может заставить обманом потеряться кого угодно.

Вэй Усянь уже довольно долго наблюдал за происходящим и подметил кое-что удивительное.

Сейчас, увидев своего настоящего шишу, он обнаружил, что мнимый Сяо Синчэнь в исполнении Сюэ Яна и впрямь поразительно походил на истинного! Разнилась лишь внешность, но всё остальное ничем не отличалось от действительности. Если бы кто-то сказал Вэй Усяню, что Сяо Синчэнь захватил тело Сюэ Яна, то он поверил бы.

А-Цин вцепилась в Сяо Синчэня мёртвой хваткой и попеременно то канючила, то ныла, то давила на жалость. Тот несколько раз предупреждал, как опасно находиться рядом с ним, но девушка не слушала. Она не испугалась даже, когда они проходили через небольшую деревушку, и Сяо Синчэнь усмирил много лет одержимую корову. А-Цин прилипла к нему, словно конфета-тянучка, и, по-прежнему называя мужчину «даочжаном», не отставала от него ни на шаг. В конце концов, вероятно, рассудив, что А-Цин была сметливой и храброй милой девчушкой, которая никогда не путалась под ногами, да, к тому же, совсем юной, одинокой и слепой, Сяо Синчэнь молчаливо разрешил ей остаться с ним.

Поначалу Вэй Усянь полагал, что Сяо Синчэнь держал путь в определённое место, но, спустя несколько сменивших друг друга фрагментов воспоминаний А-Цин, изобиловавших разнообразными диалектами и климатическими условиями, понял, что чёткого маршрута Сяо Синчэнь не имел. Казалось, он шёл в абсолютно произвольном направлении, а точнее — занимался ночной охотой в случайных местах, спеша туда, где, по слухам, творились всякие странности. Вэй Усянь предположил: «Возможно, случай с Орденом Юэян Чан оказался для него слишком большим потрясением. Он больше не желал принимать участие ни в каких клановых дрязгах, но не мог предать своей мечты, поэтому решил скитаться и сражаться с тварями, делая всё, что в его силах».

В это время Сяо Синчэнь и А-Цин шли по прямой и широкой дороге, обочины которой поросли сорняками по пояс высотой. Внезапно А-Цин вскрикнула, и Сяо Синчэнь тут же спросил:

— Что случилось?

А-Цин ответила:

— Ай! Ничего страшного. Просто подвернула лодыжку.

Но Вэй Усянь ясно видел, что причиной её вскрика являлась вовсе не подвёрнутая лодыжка. Девушка шагала столь же уверенно, как обычно, и если бы она не притворялась слепой в присутствии Сяо Синчэня, чтобы тот и думать не смел прогнать её, то сейчас скакала бы выше небес. А-Цин ахнула, потому что в пути глазела по сторонам и неожиданно наткнулась взглядом на чёрную фигуру, лежащую в густой траве.

Она не знала, жив ли человек или уже мёртв, однако посчитала, что, скорее всего, находка в любом случае принесёт одни хлопоты, поэтому явно не желала, чтобы Сяо Синчэнь обнаружил его. А-Цин нетерпеливо затараторила:

— Идём, идём! Я умираю от усталости! Давай уже доберёмся до ближайшего города и отдохнём.

Сяо Синчэнь удивился:

— Ты же подвернула лодыжку? Хочешь, я понесу тебя?

А-Цин в полнейшем восторге затарабанила бамбуковым шестом о землю:

— Хочу, хочу, хочу!

Сяо Синчэнь улыбнулся и, повернувшись к ней спиной, встал на одно колено, но едва А-Цин приготовилась напрыгнуть сверху, неожиданно остановил её. Он поднялся на ноги и с сосредоточенным выражением лица произнёс:

— Пахнет кровью.

А-Цин также чувствовала слабый запах крови, временами приносимый лёгким ветерком, но попробовала прикинуться дурочкой:

— Да? А я почему-то ничего не чую. Наверное, где-то неподалёку режут свиней или кур.

Однако стоило ей закончить речь, и будто сами Небеса ополчились против неё — человек в кустах кашлянул.

Звук был таким слабым, что едва различался, но всё же уши Сяо Синчэня уловили его: заклинатель мгновенно определил направление, шагнул в травяные заросли и присел подле человека.

Несмотря на все её усилия, Сяо Синчэнь обнаружил незнакомца, и А-Цин, досадливо топнув ногой, принялась делать вид, будто пытается отыскать дорогу:

— Что там такое?

Сяо Синчэнь прощупывал человеку пульс:

— Тут кто-то лежит.

А-Цин сказала:

— Так вот почему здесь так сильно воняет кровью. Он уже мертв, да? Выроем яму и похороним его?

Само собой разумеется, мертвец доставил бы куда меньше забот, чем живой, поэтому А-Цин не чаяла его смерти. Однако Сяо Син Чэнь ответил:

— Пока нет. Всего лишь тяжело ранен.

Немного поразмыслив, он осторожно поднял человека себе на спину.

Глядя, как какой-то гадкий мужчина, с ног до головы заляпанный кровью, занял место, которое предназначалось ей, и понимая, что предложение Сяо Сичэня понести её в город накрылось медным тазом, А-Цин поджала губы и шестом проделала в земле несколько глубоких дыр. Тем не менее, она осознавала, что Сяо Синчэнь ни за что не откажет в помощи страждущему, поэтому нытьё тут ей ничем не поможет, и безропотно вернулась вместе с ним на дорогу. Чем дальше путники шли, тем более знакомым казался пейзаж Вэй Усяню, и тут он вдруг вспомнил: «Это же та дорога, по которой мы с Лань Чжанем пришли в город И!»

И действительно, вскоре в конце тропы замаячили очертания города И.

В то время городские ворота ещё не были настолько разрушены, угловая башня находилась во вполне сносном состоянии, и никто пока не исписал городские стены своими каракулями. При входе в город туман по-прежнему несколько сгущался, но всё же не шёл ни в какое сравнение с непроглядной белой мглой демонической дымки и потому почти не мешал обзору. По обеим сторонам из окон и дверей домов просачивались огни ламп, а иногда даже слышались людские разговоры — место это считалось захолустным, но всё же не совсем безжизненным.

Неся на спине изувеченного человека в одежде, насквозь пропитанной кровью, Сяо Синчэнь прекрасно понимал, что ни один постоялый двор и на порог не пустит подобных гостей, поэтому не стал искать ночлега, а сразу же спросил проходящего мимо ночного сторожа, нет ли в городе пустующих похоронных домов. Тот ответил:

— Вон там есть один. Его сторож-владелец как раз скончался в прошлом месяце, и сейчас там никого нет. — Увидев перед собой слепого, который мог заплутать в поисках пути, прохожий вызвался проводить их.

Строение оказалось тем самым похоронным домом, куда поместили тело Сяо Синчэня после его смерти.

Поблагодарив ночного сторожа, Сяо Синчэнь внёс раненого в средних размеров каморку справа, с маленькой кроватью и ещё несколькими самыми необходимыми предметами обихода. Затем аккуратно уложил человека на койку, достал из мешочка цянькунь пилюлю и пропихнул снадобье сквозь сжатые зубы раненого. Тем временем А-Цин некоторое время покружила по комнате, словно ощупывая всё, и просияла:

— Здесь так много всего! Даже таз есть!

Сяо Синчэнь спросил:

— А печка есть?

— Ага!

Сяо Синчэнь попросил:

— А-Цин, придумай, как вскипятить воды. Только будь осторожна и не ошпарься.

А-Цин надулась ещё сильнее, но, тем не менее, приступила к работе. Сяо Синчэнь потрогал лоб человека, вынул из мешочка ещё одно снадобье и вновь скормил ему. Вэй Усянь изо всех сил старался рассмотреть спасённого, но А-Цин, очевидно, не испытывала к нему никакого интереса, а, напротив, бесилась и отказывалась удостаивать человека хоть единым взглядом. Когда же вода согрелась и Сяо Синчэнь не спеша обтёр кровь с лица раненого, А-Цин всё же окинула незнакомца любопытным взором, тихонько охнув про себя.

Её восклицание означало, что сейчас, когда лицо человека вымыли до блеска, он неожиданно оказался весьма хорош собой.

Сердце Вэй Усяня же при виде этого лица ухнуло вниз.

Его дурные предчувствия сбылись — на кровати лежал Сюэ Ян.

Он вздохнул: «Для врагов всякая дорога узка¹. Сяо Синчэнь… злой рок поистине преследует тебя».

¹Пословица, означающая, что все недруги рано или поздно сталкиваются.

Тогда Сюэ Ян выглядел совсем ещё юным, за красотой его лица проглядывало немного ребяческого очарования. Смотря на него, никому и в голову не приходило, что юноша этот, обнажающий в весёлой улыбке пару крохотных клычков, был помешанным, способным в приступе бешенства истреблять целые кланы.

Если подсчитать года, то выходило, что события происходили после становления Цзинь Гуанъяо Верховным Заклинателем, и, скорее всего, Сюэ Ян оказался в столь плачевном положении, поскольку только что спасся от попытки «избавиться» от него. Значит, Цзинь Гуанъяо не удалось убить его, и, само собой разумеется, Верховный Заклинатель не хотел распространения неловких слухов, поэтому скрыл правду. Или, вероятно, полагал, что Сюэ Ян не сможет оправиться от нанесённых ран, и объявил о его уничтожении. Однако так уж повелось, что злодеи невероятно живучи. Вот и Сюэ Яна, находящегося на последнем издыхании, спас его давний недруг. К несчастью, Сяо Синчэнь не догадался благоразумно ощупать лицо человека, и по нелепой случайности помог своему врагу — тому самому, который своими действиями и довёл его до подобной жизни. А-Цин же, даже несмотря на то, что могла видеть, не имела никакого отношения к миру заклинателей и потому не знала ни о Сюэ Яне, ни о смертельной ненависти этих двоих друг к другу. Она не знала даже имени Сяо Синчэня…

Вэй Усянь снова вздохнул. Злой рок и впрямь не отставал от Сяо Синчэня ни на шаг, словно всё невезение этого мира прилипло к нему одому.

Тут Сюэ Ян неожиданно поморщился. Сяо Синчэнь, как раз осматривающий и перевязывающий его раны, почувствовал, что тот очнулся, и произнёс:

— Не шевелись.

Человек вроде Сюэ Яна, совершивший в своей жизни множество пакостей, по своей природе бдительнее остальных людей. Услышав голос, он тут же распахнул веки, в мгновение ока принял сидячее положение и забился в угол к стене, настороженно и свирепо уставившись на Сяо Синчэня. Выражение его глаз напоминало взгляд затравленного зверя и нисколько не скрывало сверкающую в них злонамеренность и безжалостность. От этого зрелища кровь застыла у А-Цин в жилах, и её ощущения передались Вэй Усяню, который зашёлся в немом крике: «Говори же! Сяо Синчэнь ни за что не забыл бы голос Сюэ Яна!»

Сюэ Ян начал:

— Ты…

Слово это отняло у Сяо Синчэня последнюю надежду. Вэй Усянь понял, что тот уже никогда не сможет раскрыть Сюэ Яна.

Глотка Сюэ Яна также пострадала: после отхаркивания огромного количества крови его голос настолько охрип, что никто не узнал бы в нём прежнего человека!

Сяо Синчэнь, сидя на краешке кровати, произнёс:

— Говорю же, не шевелись, иначе твои раны раскроются. Не беспокойся, я спас тебя, а значит, не собираюсь навредить.

Сюэ Ян крайне быстро подстраивался под различные ситуации. Он мгновенно сообразил, что вероятнее всего, Сяо Синчэнь не узнал его. Забегав глазами, он откашлялся и попытался заговорить:

— Кто ты такой?

А-Цин перебила его:

— У тебя что, глаз нету?! Он бродячий заклинатель, который с огромным трудом принёс тебя сюда на своей спине и даже напоил всякими волшебными снадобьями, чтобы спасти от смерти и исцелить, а ты всё равно такой грубый!

Взгляд Сюэ Яна тут же метнулся к ней, он равнодушно спросил:

— Ты слепая?

Вэй Усянь почуял неладное.

Пронырливый мелкий бродяжка всегда оставался начеку, и даже то, что А-Цин смотрела на мир абсолютно белыми глазами, не дало ему повода пустить ситуацию на самотёк. Сюэ Ян не упускал из виду ни одного сомнительного момента, поэтому немедленно сделал стойку на её неосторожную фразу. С самого начала он произнёс всего лишь две фразы, и, судя лишь по ним, невозможно столь категорично заявлять, что Сюэ Ян был грубым. Если, конечно, А-Цин не видела выражения его лица и взгляда.

К счастью, А-Цин с малолетства привыкла врать и тотчас же парировала:

— А что, ты презираешь слепых? Ну ты так знай же — слепой тебя спас! Все чихать хотели на тебя, и если бы не он, ты так и сгнил бы в придорожной канаве! А ты, вместо того, чтобы первым делом поблагодарить даочжана, так грубо себя повёл! И таким тоном назвал меня слепой… Пф! Ну и что такого, что я слепая…

Ловко сменив тему разговора и сместив акцент замечания, А-Цин приняла недовольный, и в то же время обиженный вид, продолжая бормотать себе под нос, поэтому Сяо Синчэню пришлось поспешно утешать её. Сюэ Ян, по-прежнему прижимаясь к стене в углу комнаты, закатил глаза. Сяо Синчэнь вновь обратился к нему:

— Не сиди у стены. Я ещё не обработал рану на твоей ноге. Пересядь ближе.

Сюэ Ян, сохраняя безразличное выражение лица, остался размышлять на прежнем месте. Тогда Сяо Синчэнь добавил:

— Если её не залечить как можно быстрее, ты превратишься в калеку.

Услышав его слова, Сюэ Ян решительно сделал выбор.

Вэй Усянь догадывался, о чём тот думал: тело Сюэ Яна получило слишком сильные повреждения, что лишало его возможности передвигаться самому, и без должного ухода ему не обойтись. А коль уж Сяо Синчэнь оказался таким простофилей, что сам вызвался присматривать за ним, то почему бы и не принять его помощь?

И тогда Сюэ Ян внезапно поменялся в лице и голосом, полным признательности, произнёс:

— Спасибо за заботу, даочжан.

Наблюдая, как талантливо Сюэ Ян за доли секунды менял свирепый настрой на дружелюбное расположение духа, Вэй Усянь почувствовал, как его прошиб пот от страха за обоих слепцов, истинного и мнимого, а в особенности за А-Цин. Она могла видеть, и прознай Сюэ Ян об этом, он бы старался скрыть свою тайну любыми способами, а значит, девушке грозила неминуемая гибель. И хотя Вэй Усянь прекрасно понимал, что, в конце концов, А-Цин, скорее всего, всё равно погибнет от руки Сюэ Яна, сердце его волей-неволей замерло, поскольку сейчас он проживал эти моменты вместе с ней.

Неожиданно Вэй Усянь заметил, что Сюэ Ян постоянно следит, чтобы Сяо Синчэнь не трогал его левую руку. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что его левый мизинец был отсечён, причём, судя по срезу, рана уже давно зажила – ещё в те годы Сяо Синчэнь определённо знал, что у Сюэ Яна лишь девять пальцев. Недаром мелкий бродяжка, разыгрывая представление, носил на левой руке чёрную перчатку.

Сяо Синчэнь принялся усердно и добросовестно ухаживать за больным. Наложив на ногу целебную мазь, он весьма элегантно перевязал конечность и сказал:

— Вот и всё. Но лучше тебе пока не двигаться, иначе кости могут опять сместиться.

Сюэ Ян уже убедился в чрезвычайном простодушии Сяо Синчэня, из-за которого заклинатель не узнал его. Сейчас запёкшаяся кровь обагряла одежды Сюэ Яна, а сам он находился в весьма плачевном состоянии, но, тем не менее, подобие млеющей и самодовольной усмешки вновь появилось на его лице:

— Даочжан, ты не собираешься спрашивать, кто я такой и почему так сильно изувечен?

Будь на месте Сюэ Яна кто-то иной, он бы тщательно избегал подобных тем, чтобы ненароком не сболтнуть мелочей, способных раскрыть его личность. Однако Сюэ Ян, решив действовать в противоположном направлении, умышленно завёл этот разговор. Сяо Синчэнь, прибираясь в своей перевязочной сумке, мягко ответил:

— Если ты сам не рассказываешь, то и мне незачем знать. Я совершенно случайно наткнулся на тебя и решил протянуть руку помощи, к тому же никаких хлопот ты мне не доставляешь. А после того, как твоё тело окрепнет, каждый из нас пойдёт своей дорогой. Окажись я тобой, я также предпочёл бы, чтобы незнакомцы не совали свой нос в мои дела.

Вэй Усянь подумал: «Даже если Сяо Синчэнь и расспросил бы, мелкий бродяжка насочинял бы историю, к которой ни за что не придерёшься, и, так или иначе, обвёл бы его вокруг пальца. Прошлое большинства людей неизбежно таит клубок проблем, и Сяо Синчэнь исключительно из уважения к чужой жизни не стал задавать слишком много вопросов. Однако Сюэ Яну его деликатность пришлась как раз на руку». Вэй Усянь понимал, что мерзавец не только обманом заставит Сяо Синчэня вылечить себя, но и, оправившись от ран, наверняка не позволит «каждому из них идти своей дорогой»!

Оставив Сюэ Яна набираться сил в каморке сторожа похоронного дома, Сяо Синчэнь вернулся в главную комнату, открыл новый гроб, собрал с пола охапки рисовой соломы и толстым слоем устлал дно ящика. Затем он повернулся к А-Цин:

— Тот человек сильно пострадал, поэтому давай уступим ему кровать. Не обижайся, что приходится заставлять тебя спать здесь. Я постелил вниз соломы, так что должно быть не очень холодно.

А-Цин с самого детства скиталась по улицам и вела жизнь обездоленной, засыпая на росе и питаясь ветром, где только ей не приходилось ночевать, поэтому девушка безразлично ответила:

— На что здесь обижаться? Мне есть, где спать — и это уже неплохо. И я не замёрзну, так что тебе не за чем вновь отдавать мне свою верхнюю одежду.

Сяо Синчэнь погладил девушку по макушке и, с мечом и метёлкой из конского волоса за спиной, вышел за порог. Ради её же безопасности, Сяо Синчэнь, отправляясь на ночную охоту, никогда не позволял А-Цин следовать за ним. Девушка забралась в гроб и, немного полежав, вдруг услышала голос Сюэ Яна, зовущего её из каморки по соседству:

— Слепышка, поди сюда.

А-Цин высунула голову из гроба:

— Зачем?

Сюэ Ян предложил:

— Я дам тебе конфету.

Кончик языка А-Цин защипал, словно она и в самом деле очень хотела сладкого, но, тем не менее, девушка отказалась:

— Я их не ем, так что никуда не пойду!

Сюэ Ян сладким голосом пригрозил:

— Так уж прямо и не ешь? Или, может быть, ты просто боишься подойти ко мне? Ты же не думаешь, что я действительно не могу двигаться? И что, если ты не придёшь ко мне, я не встану и не найду тебя сам?

А-Цин вздрогнула, услышав, каким странным тоном он говорил, и представила, как зловещая улыбка вдруг возникает над её гробом. Страх ещё сильнее обуял её, и, немного поколебавшись, она всё-таки подобрала бамбуковый шест и, медленно простукивая себе путь, подошла к каморке. Однако не успела произнести ни слова, когда небольшой предмет полетел прямо в неё.

Вэй Усянь невольно хотел увернуться, опасаясь, что это метательный кинжал или нечто подобное, но, разумеется, тело А-Цин ему не подчинилось. Однако в следующую же секунду он вдруг испуганно сообразил: «Ловушка!»

Сюэ Ян проверял А-Цин — будь она и в самом деле слепой, то не стала бы уклоняться!

Однако А-Цин собаку съела на притворстве слепой, к тому же, была человеком неглупым, поэтому, глядя, как к ней что-то приближается, не повела и бровью и осталась стоять на прежнем месте. Она, наоборот, позволила предмету врезаться в её грудь, после чего отскочила и гневно воскликнула:

— Эй! Ты чем там бросаешься!

Сюэ Ян, видя, что она не попалась, ответил:

— Это конфета, угощайся. Я совсем забыл, что ты не видишь и не сможешь поймать. Она лежит у твоих ног.

А-Цин, недовольно фыркнув, присела, пошарила вокруг руками, точно настоящая слепая, и нашла конфету. Она никогда раньше не пробовала ничего подобного, и, сглотнув слюнки, обтёрла сладость, а затем отправила её в рот, довольно захрустев. Сюэ Ян наблюдал за ней, лежа на боку и подпирая щёку рукой:

— Вкусно, Слепышка?

А-Цин ответила:

— У меня есть имя. И это не Слепышка.

Сюэ Ян заметил:

— Ты не сказала мне своего имени, поэтому мне приходится называть тебя так.

До сих пор А-Цин представлялась лишь тем людям, что проявляли к ней доброту, но сейчас девушке не нравилось, что Сюэ Ян зовёт её таким неприятным словом, поэтому ей ничего не оставалось, кроме как сказать:

— Слушай внимательно. Меня зовут А-Цин. Так что хватит уже талдычить «Слепышка» да «Слепышка»! — Закончив речь, она вдруг почувствовала, что звучала довольно резко и, боясь навлечь гнев этого человека, А-Цин быстро сменила тему: — Ты такой чудной: весь в крови и изранен, но в карманах у тебя конфеты.

Сюэ Ян ухмыльнулся:

— Ребёнком я очень любил сладости, но мне никогда не удавалось их раздобыть. Приходилось мне глотать слюнки, глядя, как другие поглощают их. Поэтому я решил, что если когда-нибудь разбогатею, то всегда буду носить с собой целую гору конфет, чтобы они никогда не заканчивались.

А-Цин как раз прикончила угощение и быстро облизнулась, желая получить ещё. Её жажда конфет пересилила неприязнь к этому человеку:

— Значит, у тебя есть ещё?

Сюэ Ян усмехнулся:

— Ну конечно. Я дам тебе ещё, если подойдёшь ближе.

А-Цин поднялась с корточек и, стуча перед собой бамбуковым шестом, направилась к нему. Однако, когда до цели оставалось меньше полпути, Сюэ Ян, с неизменной усмешкой и жутким блеском в глазах, бесшумно выудил из рукава обоюдоострый меч, сверкнувший холодом.

Цзянцзай.

Он направил острие меча на А-Цин. Пройди она ещё несколько шагов вперёд — и Цзянцзай пронзит её насквозь. Но если же А-Цин замешкается хоть на шаг, то её мнимая слепота раскроется!

Разделяя с А-Цин её чувства, Вэй Усянь ощутил, как затылок её онемел, а по телу пробежали мурашки. Но, несмотря на это, девушка проявила недюжинную храбрость и самообладание: сохраняя расслабленное выражение лица, продолжила идти на ощупь. Она не прогадала — когда между кончиком меча и её животом оставалось примерно пол-цуня, Сюэ Ян убрал его и спрятал обратно в рукав, достав взамен пару конфет. Одну он передал А-Цин, а вторую закинул себе в рот.

Он спросил:

— А-Цин, куда твой даочжан отправился посреди ночи?

А-Цин, похрустывая конфетой и облизываясь, ответила:

— Кажется, на охоту.

Сюэ Ян хихикнул:

— На какую ещё охоту? Может, на ночную охоту?

А-Цин удивилась:

— Да? А я думала, это одно и то же. По-моему, никакой разницы: ты всем подряд помогаешь бороться с чудищами, а в ответ не получаешь ни гроша.

Вэй Уcянь же подумал: «Необычайная сообразительность».

А-Цин никак не могла забыть, что именно рассказывал ей Сяо Синчэнь, более того, она, как никто, отлично помнила все его слова. А-Цин намеренно оговорилась, и Сюэ Ян поправил её, тем самым невольно признавшись в том, что он сам был заклинателем. Все его попытки вывести А-Цин на чистую воду провалились, вместо этого мелкий бродяжка сам угодил в западню. Не по годам находчивая девушка и сама умела устраивать проверки.

Сюэ Ян презрительно глянул на неё, но голос его зазвучал с сомнением:

— Он же слепой. Как он может ходить на ночную охоту?

А-Цин разозлилась:

— Опять ты за своё. Слепой, и что с того? Даже слепой даочжан всё равно очень силён! И его меч такой: шух, шух, шух — одно слово — быстрый!

Пока она скакала на месте, изображая сражение, Сюэ Ян неожиданно спросил:

— Ты ведь ничего не видишь, откуда знаешь, что его меч быстрый?

Он рассчитывал застать её врасплох, но А-Цин тоже не зевала и грубо отрезала:

— Он быстрый, потому что я так сказала! Меч даочжана должен быть быстрым, как же иначе! Пусть я не вижу, но слышать могу прекрасно! Ты вообще на что намекаешь? Опять смотришь на слепых, вроде нас, свысока! — Она вела себя в точности, как глуповатая девчонка, хвастающаяся человеком, которого она обожала, и звучала при этом совершенно естественно.

Поняв, что она прошла все три его испытания, Сюэ Ян наконец расслабился, и, похоже, и в самом деле поверил в её слепоту.

А-Цин же, напротив, прониклась к Сюэ Яну ещё большей подозрительностью. На следующий день Сяо Синчэнь отыскал немного дерева, соломы и обломков черепицы для починки кровли. Когда он вернулся в дом, А-Цин потихоньку вытащила его обратно и шёпотом рассказала о своих сомнениях, о том, что этот человек явно таит дурные намерения, ведь недаром он ничего не говорит о себе, даже несмотря на то, что они с Сяо Синчэнем оба заклинатели. К несчастью, она посчитала отсечённый мизинец пустяком и не упомянула о самом роковом признаке. Сяо Синчэнь успокоил девушку:

— Он же угостил тебя сладостями, так что тебе пора бросать попытки прогнать его. Когда он поправится, то непременно уйдёт. Никто не захочет жить с нами в похоронном доме.

Его слова имели под собой основания. В этой полуразвалившейся хибаре была лишь одна кровать. На их счастье, пока сильные ветры и проливные дожди не налетали на город, иначе худая крыша довершила бы безрадостную картину. Никто не стал бы оставаться здесь по своей воле. А-Цин открыла рот, намереваясь продолжить обличительные речи, но вдруг услышала за своей спиной голос Сюэ Яна:

— Вы говорите обо мне?

К её вящему удивлению, Сюэ Ян встал с кровати. Однако А-Цин ни капли не боялась, что её раскрыли, и лишь хмыкнула в ответ:

— О тебе? Ну и самомнение! — а затем подхватила свой шест, зашла в дом и спряталась у окна, украдкой подслушивая.

На улице Сяо Синчэнь обратился к Сюэ Яну:

— Твои раны ещё не затянулись, но ты не слушаешь наставлений и уже двигаешься. Ты уверен, что тебе лучше?

Сюэ Ян ответил:

— Небольшая разминка лишь ускорит мое выздоровление, ведь ноги у меня не сломаны. К тому же, я привык к подобным увечьям. В детстве меня часто били, так и рос побитым.

Сяо Синчэнь, по-видимому, не знал, как отреагировать на его слова, обратить всё в шутку или же посочувствовать. Помявшись, он ответил:

— М-м…

Сюэ Ян продолжил:

— Даочжан, кажется, ты собираешься чинить крышу, раз принёс весь этот хлам?

Сяо Синчэнь подтвердил:

— Да. Похоже, я на некоторое время задержусь здесь, а худая кровля не полезна ни для А-Цин, ни для твоих ран.

Сюэ Ян предложил:

— Моя помощь не нужна?

Сяо Синчэнь благодарно сказал:

— Тебе не стоит утруждаться.

Сюэ Ян спросил:

— Даочжан, а ты умеешь?

Сяо Синчэнь рассмеялся:

— Стыдно признать, — он отрицательно покачал головой, — честно говоря, я никогда и не пробовал.

В результате оба мужчины принялись латать крышу: один работал руками, а другой подсказывал, что делать. Сюэ Ян оказался весьма красноречивым и гораздым на остроумные замечания, произнесённые развязным тоном обитателей рыночных площадей. Сяо Синчэнь, скорее всего, едва ли не впервые в жизни столь близко сошёлся с человеком подобного рода и, будучи неискушённым в юморе, хохотал над каждой фразой Сюэ Яна. А-Цин же, слыша, как весело они болтают, бесшумно шевелила губами, и при тщательном рассмотрении казалось, словно она с глухой злобой говорила: «Когда-нибудь я доберусь до тебя, дрянь».

Вэй Усянь полностью её в этом поддерживал.

Вина за тяжёлые травмы Сюэ Яна, почти унесшие его жизнь, если углубиться в прошлое, частично лежала на Сяо Синчэне. Эти двое, можно считать, пылали друг к другу смертельной ненавистью. Вероятно, в душе Сюэ Ян желал Сяо Синчэню, чтобы тот изошёл кровью из семи цицяо и помер так, чтобы целого трупа не осталось… но сейчас, как ни в чём не бывало, балагурил и вёл непринуждённые беседы. Находись за окном сам Вэй Усянь, он, не задумываясь, первым делом умертвил бы Сюэ Яна на месте, дабы предотвратить возможные дурные последствия. Однако это тело ему не принадлежало, а А-Цин, хоть и жаждала убить Сюэ Яна, всё же была недостаточно сильна.

Примерно через месяц неусыпной заботы Сяо Синчэня раны Сюэ Яна практически зажили, и, не считая лёгкой хромоты, появляющейся при ходьбе, ничто не приносило ему неудобств. Тем не менее, он по-прежнему и не заикался о том, чтобы покинуть А-Цин и Сяо Синчэня, продолжая тесниться в похоронном доме вместе с ними. Вэй Усянь не имел ни малейшего представления, что же Сюэ Ян замышлял.

Однажды, уложив А-Цин спать, Сяо Синчэнь, как обычно, снарядился на ночную охоту и собрался выйти за порог, но Сюэ Ян неожиданно задержал его:

— Даочжан, возьми меня сегодня с собой.

К тому времени его глотка, должно быть, уже восстановилась, однако он намеренно искажал тембр и говорил не своим голосом. Сяо Синчэнь рассмеялся:

— Ну уж нет. Стоит тебе заговорить, и мне захочется смеяться. А стоит мне засмеяться, и мой меч не будет твёрд.

Сюэ Ян жалобно взмолился:

— Тогда я ничего не скажу. Я буду нести твой меч и поддержу тебя в битве. Не гнушайся моей компанией.

Он всегда с особым мастерством ластился, словно избалованный ребёнок, и, разговаривая с людьми старше его, вел себя как их младший брат. Сяо Синчэнь, находясь в учениках у саньжэнь Баошань, возможно, нянчился со своими шиди и шимэй, поэтому непроизвольно видел в Сюэ Яне младшего товарища. К тому же, тот также являлся заклинателем, поэтому, в конце концов, Сяо Синчэнь охотно принял его помощь. Вэй Усянь подумал: «Сюэ Ян наверняка вызвался подсобить Сяо Синчэню в ночной охоте отнюдь не по доброте душевной. Если А-Цин не последует за ними, то пропустит нечто весьма существенное».

И вновь А-Цин доказала свою смышлёность. Она также сообразила, что от Сюэ Яна не стоит ждать ничего хорошего, и, когда мужчины отправились в путь, выскочила из гроба и, держась на достаточном расстоянии, покралась за ними. Опасаясь быть пойманной, девушка отходила от них всё дальше, а заклинатели передвигались довольно быстро, поэтому вскоре она совсем потеряла их из виду. К счастью, Сяо Синчэнь, мывший накануне овощи, упомянул о небольшой деревеньке поблизости, жителей которой беспокоят ходячие мертвецы, и сказал им обоим не носиться там почём зря. А-Цин помнила, где находилось это поселение, и со всех ног помчалась туда, вскоре добравшись до места. Она проскользнула в собачью дыру, вырытую под изгородью, спряталась за одним из домов и тихонько высунула голову из укрытия.

Вэй Усянь не знал, понимала ли А-Цин, что она видит, однако сердце его внезапно обдало холодом.

Сюэ Ян, скрестив на груди руки, стоял на обочине дороги и, слегка склонив голову, улыбался. Напротив него стоял Сяо Синчэнь. Он неторопливо обнажил меч, и Шуанхуа, сверкнув серебряным блеском, вонзился в сердце крестьянина.

На тот момент человек был ещё жив.