Вэй Усянь наконец понял, какую сцену он наблюдает.

В те годы Не Минцзюэ получил сведения о местоположении врага и нанёс неожиданный удар в Янгуане.

Чифэн-цзунь почти всегда нападал первым и одерживал победу за победой. Однако на этот раз из-за ошибки в разведданных или же простого везения вылазка привела их к главе Ордена Цишань Вэнь – Вэнь Жоханю.

Подобного исхода никто не предполагал, и вскоре перевес сил сделал своё дело – Орден Цишань Вэнь благополучно справился с налётчиками и одержал верх. Они взяли в плен всех заклинателей, участвовавших во внезапной атаке, и увели в Безночный Город.

Мэн Яо опустился подле Не Минцзюэ на одно колено:

— Вот уж не думал, что когда-нибудь увижу Вас в столь затруднительном положении.

Не Минцзюэ произнёс лишь два слова:

— Пошёл прочь.

Мэн Яо рассмеялся и с жалостью в голосе сказал:

— Вы всё ещё считаете себя императором Хэцзяна? Так оглядитесь по сторонам – Вы в Знойном Дворце.

Один из пленных заклинателей с презрением плюнул:

— Знойный Дворец? А, по-моему, всего лишь притон псов из клана Вэнь!

Мэн Яо поменялся в лице и обнажил меч.

Из шеи заклинателя мгновенно хлынул лентообразный фонтан крови: он умер, не успев издать ни звука. Его товарищи из Ордена вскочили на ноги, вопя и изрыгая проклятия. Не Минцзюэ яростно заревел:

— Ты!

Ещё один заклинатель выкрикнул:

— Эй ты, пёс из клана Вэнь! Может быть, ты и меня убьёшь, или кишка тонка?

Мэн Яо, не моргнув и глазом, вновь взмахнул мечом, зажатым в руке, обращённой ладонью вверх, и перерезал заклинателю глотку, забрызгав блестящий пол кровью. Затем улыбнулся:

— Как скажешь.

Стоя в луже крови, с двумя трупами заклинателей в белых одеждах у своих ног, Мэн Яо, держащий меч наготове, с прежней улыбкой спросил:

— Ещё кто-нибудь хочет высказаться?

Не Минцзюэ бесстрастно проговорил:

— Пёс из клана Вэнь.

Он понимал, что теперь, угодив в лапы к Вэнь Жоханю, мог ожидать лишь смерти, поэтому ничего не боялся. Окажись Вэй Усянь на его месте, он тоже доставил бы себе удовольствие и выругался всласть – ведь гибель так или иначе настигнет его. Однако Мэн Яо вовсе не разгневался. Вместо этого он с лёгкой ухмылкой щёлкнул пальцами, и один из адептов Ордена Цишань Вэнь подполз к нему на коленях, поднял обе руки над головой и подал длинный футляр.

Мэн Яо открыл коробку и извлёк из неё какой-то предмет:

— Глава Ордена Не, не желаете ли взглянуть?

Это была сабля Не Минцзюэ, Бася!

Не Минцзюэ остервенело выкрикнул:

— Пошёл прочь, и сейчас же!

Однако Мэн Яо уже вынул Бася и зажал в кулаке:

— Глава Ордена Не, я ведь уже не раз держал Бася в прошлом. Вам не кажется, что уже поздновато неистовствовать?

Не Минцзюэ отчеканил:

— Убери свои руки!

Мэн Яо, словно умышленно пытаясь взбесить его, прикинул вес сабли и небрежным тоном заметил:

— Глава Ордена Не, Ваша сабля вполне способна сойти за перворазрядное оружие заклинателя. Впрочем, сабле Вашего отца, предыдущего главы Ордена Не, она всё же несколько уступает. Попробуйте угадать, сколько ударов понадобится главе Ордена Вэнь, чтобы сломать её на этот раз?

Кровь мгновенно бросилась Не Минцзюэ в голову. Вэй Усянь почувствовал, как кожа на его затылке онемела от внезапного приступа ярости. Он подумал: «Жестоко».

Больше всего в жизни Не Минцзюэ ненавидел то, как умер его отец, и никак не мог утешиться в своём горе.

Давным-давно, когда Не Минцзюэ находился ещё в возрасте юноши, а Орденом Цинхэ Не управлял его отец, некто преподнёс Вэнь Жоханю в подарок редкую саблю. Тот пару дней упивался подношением, а потом спросил у заезжих заклинателей:

— Как вам моя новая сабля?

Он всегда отличался непредсказуемым нравом, мог шутить и веселиться от души, а в следующую секунду вдруг скривиться и забыть о недавнем дружелюбии. Само собой разумеется, все присутствующие принялись лебезить согласно его вкусам, утверждая, что никогда в жизни не видели столь прекрасной сабли. Но, к сожалению, один из гостей, либо затаив обиду на предыдущего главу Ордена Цинхэ Не, либо желая выделиться и привлечь к себе внимание, сказал:

— Ваша сабля, несомненно, достойна всяческих похвал, но, боюсь, кое-кто с этим не согласится.

Вэнь Жохань тут же перестал радоваться подарку и поинтересовался, о ком тот говорил. Гость ответил:

— Конечно же, о главе Ордена Цинхэ Не, испокон веков известном своим использованием сабель в качестве оружия заклинателей. Он совсем задрал нос и на каждом шагу хвастает, что его сабля не имеет равных во всей Поднебесной, и даже несколькосотлетним мечам ни за что не превзойти её. И как бы ваш подарок ни был хорош, он никогда не признает его исключительности, а даже если признает, то в глубине души останется при своём мнении.

Услышав эти слова, Вэнь Жохань расхохотался:

— Ты так думаешь? Что ж, я хочу взглянуть на неё.

Он без промедления призвал к себе предыдущего главу Ордена Не из Цинхэ, подержал в руках его оружие, рассмотрел со всех сторон и в итоге произнёс лишь одну фразу:

— Да, эта сабля действительно неплоха.

Затем он простукал саблю и приказал главе Ордена Не забирать её и отправляться домой.

Тогда никто не нашёл в случившемся ничего необычного. Предыдущий глава Ордена Не также не разглядел никаких скрытых мотивов, а лишь раздосадовался на повелительный тон, коим его пригласили к Вэнь Жоханю. Однако через пару дней после возвращения в Цинхэ предыдущий глава Ордена Не столкнулся на ночной охоте с монстром. В самый разгар битвы его сабля неожиданно развалилась на части, и в результате зверь серьёзно ранил заклинателя своим рогом.

Не Минцзюэ охотился вместе с отцом и видел всё своими собственными глазами.

Предыдущего главу Ордена Не спасли, но тем не менее, он никак не мог смириться с произошедшим, а раны его, к тому же, отказывались заживать. Он промучился на смертном одре около полугода, а затем наконец скончался, то ли от болезни, то ли от охватившего его гнева. Не Минцзюэ и целый Орден Цинхэ Не ненавидели и презирали Орден Цишань Вэнь именно по этой причине.

И вот сейчас, в присутствии Вэнь Жоханя, Мэн Яо взял в руки саблю Не Минцзюэ и вновь напомнил, как извели его отца и как сломали его саблю. Подобная жестокость достигала пределов человеческого понимания!

Внезапно Не Минцзюэ изловчился и ударил Мэн Яо. Тот отлетел на несколько шагов назад и закашлялся кровью. Человек на нефритовом троне слегка подался вперёд, словно намереваясь встать. Мэн Яо тут же поднялся на ноги и пнул Не Минцзюэ в грудь. Тот, вложивший в предыдущую атаку все оставшиеся силы, грузно упал на пол. Клокочущая кровь в его голове вскипела новым наплывом горячечной ярости, не находящей выхода. Вэй Усянь же замер от изумления.

Об этой сцене ходило множество слухов, но в действительности никто не знал столь впечатляющих подробностей – Ляньфан-цзунь попирал Чифэн-цзуня ногой!

Мэн Яо вдавил грудь Не Минцзюэ ногой в пол:

— Как смеешь ты бесчинствовать на глазах у главы Ордена Вэнь!

С этими словами он направил свой меч на Не Минцзюэ, намереваясь пронзить его насквозь, но тот шлепком ладони расколол металл вдребезги и повалил Мэн Яо на землю. Он приготовился нанести решающий удар и выбить дух из Мэн Яо, но тут вдруг почувствовал, как какая-то неведомая сила потянула его тело в противоположном направлении.

Не Минцзюэ молниеносно притащило прямо к трону Вэнь Жоханя. Вслед за ним по блестящей каменной кладке протянулась неровная полоса крови, продолжающая растекаться далее.

Он схватил одного из коленопреклоненных адептов Ордена Цишань Вэнь и швырнул в сторону нефритового трона. Алая кровь с отвратительным чпоком брызгами взорвалась в воздухе, будто лопнувший арбуз, чья перезрелая мякоть расплескалась по всему полу, – Вэнь Жохань расколол череп своего адепта на подлёте. Тем не менее, Не Минцзюэ выиграл этим доли секунд, а бурлящее в нём бешенство неожиданно придало ему сил. Он вскочил на ноги, сложил ручную печать, и Бася мгновенно устремилась к своему хозяину.

Мэн Яо вскричал:

— Глава Ордена, берегитесь!

В ответ раздался иступлённый смех:

— А как же!

Голос звучал совсем по-юношески, чему Вэй Усянь ни капли не удивился. Вэнь Жохань был крайне искусным заклинателем, и, само собой разумеется, его физическое тело всегда оставалось на пике своих возможностей. Тем временем Не Минцзюэ ухватил рукоять Бася и тут же сделал поперечный рубящий замах перед собой. Несколько десятков заклинателей из Ордена Цишань Вэнь, спешивших окружить его, бесформенной массой осели на землю, рассечённые по пояснице!

Несчётное множество обезображенных трупов беспорядочно разлетелось по сверкающему чёрному полу. Внезапно Вэй Усянь ощутил, как мерзкий холодок пробежал по его спине.

В мгновение ока позади него появилась зловещая фигура. Не Минцзюэ сделал ещё один поперечный рубящий замах, и от количества вложенных в удар духовных сил каменная кладка под его ногами пошла мелкими трещинами. Однако он никого не задел, а в следующую секунду почувствовал сокрушительный толчок в грудь, отбросивший его в одну из золотистых колонн дворца. Не Минцзюэ захлебнулся кровью. Тёплая алая жидкость по-прежнему сочилась и с его лба, всё так же застилая взгляд. Заметив приближение расплывчатой фигуры, он замахнулся для следующей атаки, но в этот раз в грудь ему прилетел кулак, вогнав Не Минцзюэ на несколько сантиметров в пол!

Вэй Усянь делил с Не Минцзюэ все пять чувств, и, осязая, как его избили до полусмерти, крайне поразился.

Мощь Вэнь Жоханя и впрямь внушала благоговейный ужас!

Вэй Усянь никогда не сражался с Не Минцзюэ в дружеском поединке, поэтому не знал, кто бы из них выиграл, но, судя по увиденному, Не Минцзюэ входил в тройку сильнейших заклинателей, встреченным им на жизненном пути. И, тем не менее, несмотря на вышесказанное, перед лицом Вэнь Жоханя он оказался абсолютно беззащитным! Вэй Усянь не рискнул бы утверждать, что даже если бы он сам оказался на его месте, Вэнь Жохань покалечил бы его в меньшей степени, чем Не Минцзюэ…

Вэнь Жохань наступил на грудь Не Минцзюэ, и темнота начала сгущаться перед глазами Вэй Усяня, а глотку заполнил привкус сырой крови.

Мэн Яо заговорил, подходя к ним:

— Ваш верноподданный совершенно бесполезен в Вашем присутствии, глава Ордена.

Вэнь Жохань рассмеялся:

— Никчёмыш.

Мэн Яо подхватил его смех. Вэнь Жохань спросил:

— Это он убил Вэнь Сюя?

Мэн Яо ответил:

— Верно. Это сделал он. Глава Ордена, Вы желаете собственноручно зарезать своего врага прямо сейчас или отвести его в Огненный Дворец? Если позволите, я бы предложил доставить его в Огненный Дворец.

«Огненным Дворцом» называлось личное увеселительное заведение Вэнь Жоханя, где он собрал тысячи различных орудий пыток, используемых им для мучения людей. Выходит, Мэн Яо отказывался предать Не Минцзюэ скорой смерти и вместо этого предлагал отправить его в комнату для истязаний, чтобы испробовать на нем все те жуткие предметы, изготовленные им самим, и убить Не Минцзюэ как можно медленнее.

Слушая, как эти двое шутят и смеются, обсуждая, как лучше расправиться с ним, Не Минцзюэ вновь ощутил в своей груди клубящееся пламя неистовства, вздымающееся до Небес, от которого кровь в его жилах клокотала раскалённой лавой. Вэнь Жохань спросил:

— Какой смысл ещё больше пачкать пол уже полудохлым?

Мэн Яо возразил:

— Раз уж разговор зашёл об этом, то должен признать, что у главы Ордена Не весьма крепкое тело, и может так случиться, что пара-тройка дней отдыха восстановят его в прежней свирепости и мощи.

Вэнь Жохань сказал:

— Делай, что хочешь.

Мэн Яо ответил:

— Слушаюсь.

Одновременно с его словами в воздухе сверкнул тончайший холодный блеск, поначалу рвущийся вперёд, а затем мелькнувший горизонтальной нитью.

Вэнь Жохань внезапно затих.

На лицо Не Минцзюэ брызнуло несколько капель тёплой крови. Похоже, он, почуяв неладное, попытался приподняться и разглядеть, что случилось, однако серьёзнейшие увечья не позволили ему этого сделать. Голова его со стуком упала на пол, а глаза, наконец-то, закрылись.

Вэй Усянь не знал, сколько времени прошло перед тем, как перед его взором вновь забрезжил слабый свет. Не Минцзюэ с трудом разлепил веки.

По пробуждении он обнаружил, что его рука обвита вокруг шеи Мэн Яо. Тот тяжело ступал вперёд, с трудом неся или всё же таща Не Минцзюэ волоком.

Мэн Яо подал голос:

— Глава Ордена Не?

Не Минцзюэ спросил:

— Вэнь Жохань мёртв?

Нога Мэн Яо будто проехала по чему-то скользкому. Он дрожащим тоном ответил:

— Должно быть… мёртв.

В руке он что-то нёс.

Не Минцзюэ низко проговорил:

— Дай мне саблю.

Вэй Усянь не мог видеть выражения лица Мэн Яо. Он лишь услышал его горький смех: «Глава Ордена Не, пожалуйста, хотя бы сейчас, не помышляйте зарубить меня своей саблей…

Не Минцзюэ на секунду замолчал, а затем, напрягши все силы, выхватил оружие из рук Мэн Яо. Тот, безусловно, отличался исключительной ловкостью, но против сокрушительной мощи никакое проворство не выстоит, и, лишённый возможности достойно обороняться, спешно отскочил в сторону:

— Глава Ордена Не, вы всё ещё ранены.

Не Минцзюэ зажал в кулаке саблю и холодно сказал:

— Ты убил их.

Заклинателей, попавших в плен вместе с Не Минцзюэ.

Мэн Яо возразил:

— Глава Ордена Не, вы должны понять, что в подобной ситуации … у меня не было выбора.

Не Минцзюэ до дрожи ненавидел столь уклончивые ответы, перекладывающие ответственность на чужие плечи. Он обнажил саблю и в гневе набросился на Мэн Яо:

— Не было выбора?! Как поступать в том или ином случае, зависит лишь от тебя, и убивать тех людей или же нет, тоже зависело лишь от тебя!

Мэн Яо отпрыгнул от удара и попробовал оправдаться:

— Неужели и вправду от меня? Глава Ордена Не, если мы поставим себя на место друг друга…

Но Не Минцзюэ знал, к чему он клонит, и резко отрезал:

— Не поставим!»

Мэн Яо тоже выглядел чрезвычайно измотанным, и, казалось, держался на пределе своих возможностей. Он попытался избежать очередной атаки, но подошва сапога вновь заскользила по земле, выдавая нелёгкость его положения. Мэн Яо тяжело отдышался, а потом вдруг взорвался и воскликнул:

— Чифэн-цзунь!!! Ты и впрямь не понимаешь, что если бы я не убил их, трупом оказался бы ты сам?!!

Его высказывание фактически равнялось фразе: «Я спас твою жизнь, и теперь ты не можешь убить меня, потому что это будет безнравственным». Однако Цзинь Гуанъяо не просто так звался Цзинь Гуанъяо: тот же самый смысл, но переданный другими словами, обернулся тщательно подавляемым чувством несправедливой обиды и глубоко затаённой печалью. И Не Минцзюэ в самом деле замер на полпути к атаке, а на лбу его проступили вены.

Но постояв на месте какое-то время, он покрепче сжал саблю и взревел:

— Пусть так! Значит, сначала я зарублю тебя, а потом покончу с собой!

Мэн Яо съёжился всем телом. Увидев лезвие Бася, несущееся на него в секущем взмахе, он едва не умер от страха и из последних сил дал стрекача. Один из них отчаянно нападал, а второй также отчаянно спасался бегством, и оба они, с ног до головы перемазанные кровавой жижей, шатались и спотыкались на протяжении всей погони.  Вэй Усянь, ставший свидетелем столь забавной сцены, расхохотался до слёз, когда едва не отрубил руку будущему Верховному Заклинателю. Он подумал, что не будь раны Не Минцзюэ столь серьёзны, а духовные силы – истощены, Мэн Яо уже давно бы умер.

Всю кутерьму прервал изумлённый окрик:

— Минцзюэ-сюн!

Из леса выскочил человек в белоснежных одеждах. Мэн Яо словно узрел божество с Небес и, трясясь и падая, юркнул за его спину:

— Цзэ у-цзюнь!!! Цзэу-цзюнь!!!

Не Минцзюэ свирепо рвался напролом. Он и на секунду не замешкался, чтобы поинтересоваться, как Лань Сичэнь здесь оказался, и на ходу проревел:

— Сичэнь, в сторону!

Бася приближалась столь молниеносно и угрожающе, что Шуоюэ пришлось обнажиться. Лань Сичэнь перехватил Не Минцзюэ на полпути, отчасти чтобы поддержать его качающееся тело, а отчасти – остановить:

— Минцзюэ-сюн, умерь свой пыл! Что произошло?

Не Минцзюэ прорычал:

— У него спроси!

Лань Сичэнь обернулся и посмотрел на Мэн Яо, объятого ужасом и беззвучно шевелящего губами, будто не осмеливаясь высказаться. Не Минцзюэ продолжил:

— Когда ты исчез из Ланъя, я голову сломал, пытаясь сообразить, почему никак не могу отыскать тебя! А ты, получается, стал прихвостнем псов из клана Вэнь, помогая тирану творить его преступления в Безночном Городе!

Лань Сичэнь:

— Минцзюэ-сюн! — Он редко перебивал других, и Не Минцзюэ слегка растерялся. Лань Сичэнь добавил: — Ты знаешь, кто в последнее время передавал тебе тактические схемы и военные планы Ордена Цишань Вэнь?

Не Минцзюэ ответил:

— Ты.

Лань Сичэнь продолжил:

— Я лишь доставлял их. А ты знаешь, кто являлся источником всех разведданных?

В подобных обстоятельствах несложно было догадаться, кого он имел в виду. Не Минцзюэ взглянул на Мэн Яо, с опущенной головой стоявшего за спиной Лань Сичэня, и брови его задёргались, словно он не мог поверить услышанному.

Лань Сичэнь заметил:

— В сомнениях нет нужды. Я ведь и сегодня пришёл сюда, чтобы помочь тебе, только потому, что получил от него сведения о твоём местоположении. А иначе как бы я очутился тут?

Слова не шли к Не Минцзюэ.

Лань Сичэнь добавил:

— После случившегося в Ланъя А-Яо мучился сильными угрызениями совести. Кроме того, он опасался рано или поздно столкнуться с тобой, поэтому ему пришлось проникнуть в Орден Цишань Вэнь и сблизиться с Вэнь Жоханем. Затем он начал инкогнито писать мне. Поначалу я также не знал, кто являлся отправителем, и догадался лишь тогда, когда он выдал себя, упомянув кое-какие подробности некоторых событий. — Он повернулся к Мэн Яо и тихо произнёс: — Ты ничего не рассказал Минцзюэ-сюну?

— …

Зажав рану на руке, Мэн Яо жалко улыбнулся:

— Цзэу-цзюнь, ты же сам видишь. Даже если бы я и рассказал, глава Ордена Не всё равно бы не поверил мне.

Не Минцзюэ хранил молчание. Бася и Шуоюэ намертво скрестились, и ни одно из оружий не поддавалось. Мэн Яо мельком взглянул на вихри меча и сабли и искры, высекаемые ими, и в глазах его отразился священный ужас. Он ещё немного потоптался на месте, а затем вдруг сделал шаг вперёд и опустился на колени перед Не Минцзюэ.

Лань Сичэнь спросил:

— Мэн Яо?»

Тот прошептал:

— Глава Ордена Не, несмотря на то, что в Знойном Дворце я лишь пытался не потерять доверие Вэнь Жоханя, я намеренно делал Вам больно и говорил непозволительные вещи. Я бередил Ваши старые раны, зная, сколь глубоко смерть предыдущего главы Ордена Не задевает Вас… И хотя мои деяния проистекают из отсутствия иного выбора, я всё равно очень виноват перед Вами.

Не Минцзюэ сказал:

—Ты должен падать на колени не передо мной, а перед заклинателями, коих убил собственными руками.

Мэн Яо ответил:

— Вэнь Жохань обладал весьма жестоким нравом и при малейшей дерзости впадал в буйство. А притворяясь тем, на кого он может положиться, разве мог я сидеть сложа руки, когда кто-то оскорбляет его? Так что…

Не Минцзюэ перебил его:

— Отлично. Выходит, ты уже давненько этим занимаешься.

Мэн Яо вздохнул:

— Я был в Цишане.

Лань Сичэнь, не уступая Бася, вздохнул следом:

— Минцзюэ-сюн, он находился в Цишане под прикрытием, и порой случалось то… чего избежать не представлялось возможным. Но, поступая подобным образом, в душе он также…

Вэй Усянь покачал головой: «Цзэу-цзюнь всё же… слишком непорочный, слишком добрый.

Однако, подумав немного, Вэй Усянь заключил, что столь настороженно относится к Цзинь Гуанъяо лишь потому, что заранее питал к нему разного рода подозрения. Но сейчас перед Лань Сичэнем стоял Мэн Яо, поневоле оказавшийся в стане врага и вынужденный в одиночку нести все тяготы и невзгоды. Они смотрели на него под разными углами, поэтому как можно сравнивать их восприятия действительности?

Пару мгновений спустя Не Минцзюэ вновь угрожающе замахнулся саблей. Лань Сичэнь воскликнул:

— Минцзюэ-сюн!

Мэн Яо закрыл глаза. Лань Сичэнь также сжал в руке Шуоюэ:

— Прости…

Но не успел он закончить фразы, как серебристый блеск лезвия неудержимо ринулся вниз, разрубив валун, лежавший неподалёку.

Мэн Яо подпрыгнул от грохота скалы, расколовшейся на части. Скосив глаза, он увидел, что камень рассекли на две равные половины, сверху донизу.

Даже в подобных обстоятельствах сабля не обрушилась на его голову. Бася вернулась в ножны. Не Минцзюэ ушёл прочь, не оглядываясь.

Со смертью Вэнь Жоханя оставшиеся адепты Ордена Цишань Вэнь пытались продолжать сопротивление, однако их судьба была уже предопределена – поражение стало лишь вопросом времени.

А бесстрашного смельчака Мэн Яо, все эти годы работавшего под прикрытием в Безночном Городе, слава настигла сразу же после битвы в Янгуане.

Вэй Усяню уже и раньше приходилось изумляться, почему Не Минцзюэ, поменявший своё отношение к Мэн Яо, с тех пор, как тот оставил Орден Цинхэ Не, позднее всё же побратался с ним. Судя по увиденному, он предположил, что, если исключить Лань Сичэня, который не терял надежды и постоянно пытался их помирить, главную роль в этом сыграла благодарность за спасение жизни Не Минцзюэ и посланные письма. Одним словом, в своих прошлых сражениях Не Минцзюэ в той или иной степени полагался на помощь Мэн Яо и пользовался данными, передаваемыми им через Лань Сичэня. Кроме того, Не Минцзюэ по-прежнему считал Цзинь Гуанъяо человеком исключительных способностей и намеревался вернуть его на путь истинный. Но Цзинь Гуанъяо больше не приходился ему подданным, и лишь став его названым братом, Не Минцзюэ вновь получил право понукать Цзинь Гуанъяо, так же, как он поучал и наставлял своего младшего брата, Не Хуайсана.

По окончании Аннигиляции Солнца Орден Ланьлин Цзинь устроил грандиозное пиршество, длившееся четыре дня, на которое пригласили бесчисленное множество орденов и заклинателей, призывая всех отметить победу вместе.

Люди туда-сюда сновали по Башне Золотого Карпа. Не Минцзюэ с высоты своего роста наблюдал, как толпа делилась у входа на части и кланялась в знак уважения, называя его «Чифэн-цзунь». Вэй Усянь подумал: «Церемониальность подобного взлетает до небес. Все они побаиваются Не Минцзюэ, но при этом уважают. Меня тоже много кто боялся, но уважали лишь единицы».

Цзинь Гуанъяо стоял у подножия башни. Он уже побратался с Не Минцзюэ и Лань Сичэнем, а также оказался принят в отчий клан, поэтому на лбу его красовалась метка цвета киновари. В бело-золотистых одеждах, отороченных золотом, с Сиянием средь снегов на груди и чёрным головным убором отшельника он выглядел абсолютно другим человеком, приобретя новый и свежий облик. Его сообразительность и смышлёность, впрочем, остались неизменными, но свободная манера держаться появилась лишь сейчас.

Подле него Вэй Усянь с удивлением разглядел знакомый силуэт.

Сюэ Ян.

В то время черты его лица были совсем ребяческими, а сам Сюэ Ян выглядел довольно юным, однако обладал уже весьма высокой фигурой. Он стоял рядом с Цзинь Гуанъяо, одетый в такое же облачение с Сиянием средь снегов на груди, словно весенний ветерок, колышущий ивы, полный юношеской одарённости и очарования. Похоже, они обсуждали нечто крайне забавное. Цзинь Гуанъяо расплылся в улыбке и изобразил что-то в воздухе: юноши обменялись взглядами, и Сюэ Ян расхохотался в голос. Он лениво скользнул взором по спешащим заклинателям, и в глазах его читалось обычное презрение, будто он смотрел не на людей, а на ходячие, ни на что не годные отбросы. Заметив Не Минцзюэ, он не выказал ни малейших признаков страха, как остальные, а наоборот, оскалился и сверкнул клыками. Цзинь Гуанъяо заметил, что Не Минцзюэ посуровел и, торопливо подавив улыбку, прошептал что-то Сюэ Яну. Тот махнул рукой на прощание и вразвалочку ушёл.

Цзинь Гуанъяо приблизился к Не Минцзюэ и почтительно произнёс:

— Брат.

Не Минцзюэ спросил:

— Кто это был?

Цзинь Гуанъяо несколько замешкался, но затем всё же осторожно ответил:

— Сюэ Ян.

Не Минцзюэ нахмурился:

— Сюэ Ян из Куйчжоу?

Цзинь Гуанъяо кивнул. Сюэ Ян с младых ногтей пользовался дурной славой, и Вэй Усянь ощутил, что брови Не Минцзюэ ещё сильнее сошлись на переносице. Он спросил:

— Зачем ты якшаешься с подобным человеком?

Цзинь Гуанъяо ответил:

— Орден Ланьлин Цзинь пригласил его стать адептом.

Он не осмелился пускаться в пространные объяснения и, сославшись на необходимость приёма других гостей, по-быстрому улизнул. Не Минцзюэ покачал головой и повернулся в другую сторону. Перед глазами Вэй Усяня тотчас же вспыхнул яркий свет, словно с неба повалил серебристый снег, окутывающий сиянием лунного венца всех присутствующих. Шагая плечом к плечу, к Не Минцзюэ подошли Лань Сичэнь и Лань Ванцзи.

Два нефрита клана Лань стояли вровень друг с другом, один – с сяо на поясе, другой – с гуцинем за спиной; один – тёплый и приветливый, другой – холодный и нелюдимый. Тем не менее, оба брата были одинаково изящны и одинаково статны; одинаково неотразимы и одинаково благонравны: одно лицо, но разный дух. Неудивительно, что каждый прохожий смотрел на них во все глаза и ахал от восхищения.

В то время Лань Ванцзи ещё сохранял некую невинность в чертах, но холодное выражение лица, держащее всех на почтительном расстоянии, оставалось прежним. Вэй Усянь сразу же прилип к нему взглядом, будучи не в силах оторваться, и, невзирая на то, слышал он его, или нет, радостно воскликнул:

— Лань Чжань! Я до смерти соскучился! Ха-ха-ха-ха-ха!

Внезапно в воздухе раздалось:

— Глава Ордена Не, глава Ордена Лань.

При звуках знакомого голоса сердце Вэй Усяня на миг ускорило свой ход. Не Минцзюэ вновь обернулся. К ним приблизился Цзян Чэн, держащий руку на мече и одетый в фиолетовое облачение.

А рядом с Цзян Чэном стоял не кто иной, как сам Вэй Усянь.

Вэй Усянь узнал себя, одетого во всё чёрное, стоявшего плечом к плечу с Цзян Чэном, заложив руки за спину; с заткнутой за пояс сверкающей флейтой темнее ночи, с которой свисали бахромчатые кисточки алого цвета, однако, без меча. Он кивнул в сторону стоящих, при этом вся его манера держаться сквозила ноткой высокомерия: последние штрихи к облику трудно постижимого человека, смотрящего на всех с пренебрежением. Стоило Вэй Усяню увидеть поведение молодого себя — и в зубах его аж засвербело. Он подумал, что тот в самом деле рисовался, и кулаки его зачесались наподдать себе как следует.

Лань Ванцзи также заметил Вэй Усяня, находившегося подле Цзян Чэна. Брови его слегка дёрнулись, но уже через мгновение Лань Ванцзи отвёл свои светлые глаза, продолжив степенно смотреть прямо перед собой. Цзян Чэн и Не Минцзюэ с каменными лицами кивнули друг другу: никто из них не пожелал перекинуться парой лишних слов, и после спешного приветствия Цзян Чэн и Вэй Усянь продолжили свой путь. Тут Вэй Усянь увидел, как он сам, одетый во всё чёрное и бездумно глядящий по сторонам, наконец-то заметил Лань Ванцзи и остановился. Похоже, он намеревался что-то сказать, но тут вернулся Цзян Чэн и встал подле Вэй Усяня. Они оба склонили головы и с серьёзными выражениями лиц заговорили о чём-то. Вэй Усянь засмеялся в голос. Они направились в другую часть площади, по-прежнему идя плечом к плечу. Люди перед ними расступались, давая дорогу.

Вэй Усянь попытался вспомнить, о чём же они тогда беседовали, но не смог, как ни старался, и, лишь прочитав по губам глазами Не Минцзюэ, восстановил те фразы у себя в памяти. Тогда он сказал:

— Цзян Чэн, а Чифэн-цзунь намного выше тебя, ха-ха.

Цзян Чэн ответил:

— Пошёл прочь. Смерти захотел?

Не Минцзюэ отвернулся от них:

— Почему Вэй Ин без меча?

На торжественных мероприятиях ношение оружия равнялось облачению в парадные одежды – негласному символу соблюдения правил этикета, и заклинатели из именитых орденов придавали этому особо большое значение. Лань Ванцзи бесцветным тоном произнёс:

— Скорее всего, забыл.

Не Минцзюэ поднял бровь:

— Он способен забыть даже о подобном?

Лань Ванцзи ответил:

— Для него в этом нет ничего удивительного.

Вэй Усянь подумал: «Ай-яй-яй, сплетничаешь за моей спиной. Попался».

Лань Сичэнь улыбнулся:

— Молодой господин Вэй как-то сказал, что не желает беспокоиться о вычурных церемониальных условностях. Сегодня он не надел даже своего облачения, не говоря уже о мече. Но разве кто-то в силах воздействовать на него? Он ещё совсем юноша.

Услышав из чужого рта самонадеянные и бахвальные речи, произнесённые им однажды, Вэй Усянь и впрямь испытал неописуемое чувство: ему стало несколько стыдно, но в то же время уже ничего нельзя было поделать. Внезапно он разобрал, как Лань Ванцзи пробормотал себе под нос:

— Какая распущенность.

Голос его звучал крайне тихо, словно Лань Ванцзи обращался лишь к самому себе. Однако эти слова гулом отразились в ушах Вэй Усяня, и сердце его так же гулко застучало в груди.

Лань Сичэнь взглянул на него:

— Хм? Почему ты ещё здесь?

Лань Ванцзи пришёл в некоторое замешательство и с серьёзным видом проговорил:

— Брат здесь, и, само собой разумеется, я тоже здесь.

Лань Сичэнь спросил:

— Почему ты всё ещё не пошёл поговорить с ним? Они скоро уйдут.

Вэй Усянь весьма удивился: «С чего вдруг Цзэу-цзюнь поднял эту тему? Неужели тогда Лань Чжань хотел мне что-то сказать?»

Но он не успел увидеть реакцию Лань Ванцзи: с другого конца площади неожиданно раздался шум и разноголосый гомон. Вэй Усянь услышал крик самого себя, на этот раз кипящего от гнева:

— Цзинь Цзысюань! Ты уже забыл, какие речи произносил и какие поступки совершал? Что за мотивы ты преследуешь сейчас?!

Вэй Усянь вспомнил. Так вот, значит, который момент времени он наблюдал!

Цзинь Цзысюань столь же запальчиво воскликнул:

— Я спрашивал главу Ордена Цзян, а не тебя! И спрашивал я о деве Цзян! Так как же это касается тебя?!

Вэй Усянь ответил:

— Замечательно, просто чудесно сказано! А как тебя касается моя шицзе? Не у тебя ли раньше глаза росли на затылке?

Цзинь Цзысюань продолжил:

— Глава Ордена Цзян, это пиршество нашего Ордена, а он – человек из вашего! Вы намереваетесь вмешаться или так и останетесь в стороне?!

Лань Сичэнь полюбопытствовал:

— Почему они вновь затеяли ссору?

Лань Ванцзи устремил взгляд в направлении перебранки, но ноги его так и остались прикованными к земле. Немного потоптавшись на месте, он, кажется, наконец, решился, и сделал шаг вперёд. Однако его прервал долетевший до них голос Цзян Чэна:

— Вэй Усянь, закрой уже свой рот. Цзинь Цзысюань, я приношу свои искренние извинения. Моя сестра поживает хорошо, спасибо за участие. Мы можем обсудить всё позднее.

Вэй Усянь холодно рассмеялся:

— Позднее? Никаких «позднее» не будет! Хорошо ли она поживает или же плохо – тоже не его ума дело! Что он о себе возомнил?

Он развернулся и пошёл прочь. Цзян Чэн выкрикнул:

— Вернись! Куда ты собрался?

Вэй Усянь замахал руками:

— Куда угодно, лишь бы подальше от него! Я всё равно не жаждал приходить сюда. Ты и сам прекрасно со всем справишься.

Когда Вэй Усянь бросил Цзян Чэна в одиночестве, лицо того заметно помрачнело. Цзинь Гуанъяо как раз хлопотал вокруг, шурша то здесь, то там. Он улыбался всем и каждому, разрешал малейшие неурядицы и, увидев, что в той стороне случилась беда, тотчас же поспешил на выручку:

— Молодой господин Вэй, прошу Вас, останьтесь!

Вэй Усянь с угрюмым лицом стремительно летел вперёд, заложив руки за спину и не замечая никого вокруг. Лань Ванцзи сделал ему шаг навстречу, но не успел сказать ни слова. Они столкнулись плечами и разминулись.

Цзинь Гуанъяо не сумел догнать Вэй Усяня. Он досадливо притопнул ногой и посетовал:

— Эх, ушёл. Глава Ордена Цзян, что… что же теперь делать?

Цзян Чэн прогнал со своего лица мрачное выражение:

— Просто не обращайте внимания. Он – не человек приличий, и дома ведёт себя точно таким же образом. На него не найти управы.

А затем он завязал беседу с Цзинь Цзысюанем.

Наблюдая за их разговором, Вэй Усянь глубоко и протяжно вздохнул. К счастью, Не Минцзюэ не слишком интересовался происходящим. Вскоре он отвёл взгляд, и Вэй Усянь больше их не видел.

 

***

Резиденция Ордена Цинхэ Не, Нечистая Юдоль.

Не Минцзюэ сидел на циновке, а рядом находился Лань Сичэнь, перебирающий струны лежащего перед ним гуциня. Когда мелодия затихла, Цзинь Гуанъяо засмеялся:

— Ох, теперь, услышав игру  брата, я буду вынужден разбить свой гуцинь сразу же по возвращении домой.

Лань Сичэнь улыбнулся:

— За пределами Гусу твоя игра может считаться весьма достойной. Мать научила тебя?

Цзинь Гуанъяо ответил:

— Нет. Я наблюдал за исполнением других и учился самостоятельно. Мать никогда не стала бы давать мне подобные уроки. Она обучала меня лишь чтению и письму, а также приобрела дорогой меч и целый ворох различных пособий для заклинателей.

Лань Сичэнь несколько удивился:

— Меч и пособия для заклинателей?

Цзинь Гуанъяо сказал:

— Брат, ты наверняка не видел таких раньше? В народе часто предлагают тонкие книжицы с намалёванными человечками и нарочито таинственными каракулями.

Лань Сичэнь покачал головой и улыбнулся. Цзинь Гуанъяо покачал головой вслед за ним:

— Разумеется, все они продаются шарлатанами для одурачивания несведущих женщин, подобных моей матери, или безграмотных юношей. От занятий по этим пособиям нет никакого вреда, но и пользы также нет. — Он тяжело вздохнул: — Но откуда моя матушка могла разбираться в таких тонкостях? Она охапками скупала для меня эти книжицы, вопреки их высокой стоимости, и говорила, что, если в будущем я вернусь к отцу, то должен буду предстать перед его взором как можно более образованным, чтобы не отстать от остальных. Он тратила на них все свои деньги.

Лань Сичэнь перебрал струны гуциня:

— Ты очень способный, если сумел достичь столь высокого мастерства, лишь наблюдая за другими. Если хороший наставник даст тебе пару советов, ты сможешь весьма скоро улучшить свои навыки.

Цзинь Гуанъяо ухмыльнулся:

— Хороший наставник у меня перед глазами, но я бы никогда не осмелился потревожить его.

Лань Сичэнь ответил:

— Отчего же не осмелишься? Прошу, садись, молодой господин.

Цзинь Гуанъяо оправил полы одежды и чинно уселся напротив него, притворившись учеником, прилежно внимающим каждому слову учителя:

— Наставник Лань, чему вы научите меня?

Лань Сичэнь предложил:

— Может быть, «Песни очищения»?

Глаза Цзинь Гуанъяо загорелись, но не успел он открыть рта, как Не Минцзюэ поднял голову:

— Брат, «Песнь Очищения» — одна из особых мелодий Ордена Гусу Лань. Подобному знанию не стоит просачиваться вовне.

Но Лань Сичэнь, похоже, не заметил его предупреждения. Он улыбнулся:

— Песнь Очищения», в отличие от «Песни Истребления», используется для умиротворения и очищения рассудка. Неужели я настолько скуп, чтобы утаивать столь целительную практику? Кроме того, я хочу научить ей нашего третьего брата — разве подобное можно считать «просачиванием вовне»?

Увидев, что Лань Сичэнь прекрасно понимал, что к чему, Не Минцзюэ больше ничего не добавил.

 

***

Как-то раз Не Минцзюэ вернулся в Нечистую Юдоль и обнаружил в главной зале Не Хуайсана, стоящего подле дюжины складных вееров, расписанных золотой краской. Все веера лежали в раскрытом состоянии, и Не Хуайсан любовно поглаживал их, мурлыча себе под нос и сравнивая затейливые надписи на каждом. На лбу Не Минцзюэ тотчас же проступили вены:

— Не Хуайсан!

Не Хуайсан рухнул на колени.

Он и впрямь в ужасе опустился на колени, и лишь поднявшись на ноги, робко пролепетал:

— Б… Б… Брат.

Не Минцзюэ спросил:

— Где твоя сабля?

Не Хуайсан нерешительно промямлил:

— В… В моей комнате. Нет, на площадке для тренировок. Нет, я… надо подумать…

Вэй Усянь почувствовал, что Не Минцзюэ едва ли не возжелал разрубить его на части прямо здесь и прямо сейчас:

— Ты повсюду таскаешь с собой дюжину вееров, но и при этом даже не знаешь, где твоя сабля?!

Не Хуайсан торопливо выпалил:

— Я сейчас же побегу и найду её!

Не Минцзюэ ответил:

— Нет нужды! Что толку, если ты её найдёшь – всё равно ничему не научишься. Иди и сожги всё это!

Не Хуайсан побледнел от страха. Он поспешил сгрести веера в руки и взмолился:

— Брат, не надо, пожалуйста! Это мои подарки!

Не Минцзюэ стукнул ладонью по столу, проделав в нём длинную трещину:

— Кто прислал их тебе? Скажи этому человеку немедленно показаться мне на глаза!

Раздался чей-то голос:

— Я.

Цзинь Гуанъяо зашёл с улицы. Не Хуайсан мгновенно просиял, словно узрел своего спасителя:

— Брат, а вот и ты!

В действительности же Цзинь Гуанъяо было не под силу успокоить Не Минцзюэ. Однако, как только он появился, гнев того незамедлительно перекинулся на него одного, не оставив возможности побранить кого-либо ещё, поэтому утверждение, что Цзинь Гуанъяо и впрямь спас Не Хуайсана, вполне имело смысл. Не Хуайсан восторженно ликовал и без устали приветствовал Цзинь Гуанъяо, попутно собирая веера. Не Минцзюэ же, наблюдая за действиями своего младшего брата, пришёл в такую ярость, что едва ли не расхохотался. Он повернулся к Цзинь Гуанъяо:

— Не дари ему всякую бесполезную ерунду!

Не Хуайсан в спешке уронил пару вееров на пол, но Цзинь Гуанъяо подобрал их и вложил ему в руки:

— Увлечения Хуайсана довольно изысканны. Он с упоением занимается каллиграфией и живописью, а вовсе не слоняется без дела. Почему ты называешь его страсть «бесполезной ерундой»?

Не Хуайсан закивал головой, подобно болванчику:

— Да-да, брат прав!

Не Минцзюэ возразил:

— Но для главы Ордена эти занятия совершенно бесполезны.

Не Хуайсан сказал:

— Я не хочу быть главой Ордена. Брат, ты – наш глава, а я не собираюсь им становиться!

Однако заметив сверкнувший взгляд своего старшего брата, он тут же затих. Не Минцзюэ обратился к Цзинь Гуанъяо:

— Зачем ты пришёл?

Цзинь Гуанъяо произнёс:

— Наш второй брат упомянул, что оставил тебе гуцинь.

Лань Сичэнь преподнёс Не Минцзюэ гуцинь, когда играл для него «Песнь Очищения» в Нечистой Юдоли, помогая взять себя в руки и стать более сдержанным. Цзинь Гуанъяо продолжил:

— Брат, сейчас Орден Гусу Лань находится на решающей стадии восстановления Облачных Глубин. Ты не разрешаешь нашему второму брату навещать тебя, поэтому он научил меня «Песни Очищения». И я надеюсь, что даже несмотря на то, что я не столь искусен, как он, всё же смогу несколько умиротворить тебя.

Не Минцзюэ отрезал:

— Занимайся лучше своими делами.

Но Не Хуайсан, напротив, выглядел довольно заинтересованным:

— Брат, что это за песнь? А можно мне послушать? И кстати, то ограниченное издание, что ты подарил мне в прошлый раз…

Не Минцзюэ выкрикнул:

— Возвращайся в свою комнату!

Не Хуайсана тут же как ветром сдуло, впрочем, умчался он не в свои покои, а в гостиную, где Цзинь Гуанъяо оставил для него подарки. Не Минцзюэ же немного отвлекли, и ярость его постепенно сошла на нет. Он посмотрел на Цзинь Гуанъяо, чьё лицо выглядело весьма изнурённым, а одежды с Сиянием средь снегов на груди — пыльными: вероятно, он проделал весь путь от самой Башни Золотого Карпа. Не Минцзюэ помолчал, а затем вдруг сказал:

— Садись.

Цзинь Гуанъяо слегка кивнул и послушно присел:

— Брат, если ты беспокоишься о Хуайсане, то ласковые увещевания принесут не меньше толку. Почему ты ведёшь себя подобным образом?

Не Минцзюэ ответил:

— Он останется таким же, даже если к шее его приставить лезвие сабли. Похоже, он так и будет вечным болваном и размазнёй.

Цзинь Гуанъяо возразил:

— Хуайсан вовсе не болван и не размазня. Просто его душа жаждет совсем иного.

Не Минцзюэ спросил:

— А ты, конечно же, ясно распознал, чего жаждет его душа?

Цзинь Гуанъяо улыбнулся:

— Всё верно. Разве не в этом я особенно силён? Единственный, кого я не могу распознать – это ты, брат.

Цзинь Гуанъяо разбирался в людских чаяниях, поэтому к каждому находил свой подход; он всегда угождал их желаниям и добивался максимальных успехов при минимальной затрате сил. Его даром и впрямь можно было назвать способность делать выводы, исходя из увлечений человека, а Не Минцзюэ и впрямь был единственным, кого Цзинь Гуанъяо так и не смог «прощупать» и извлечь полезную для себя информацию. Вэй Усянь уже наблюдал его попытки, когда Мэн Яо работал под руководством Не Минцзюэ: вино, женщины, богатство – всё одинаково неинтересно; живопись, каллиграфия, предметы старины – куча грязи и чернил; отборные листья зелёного чая или помои с придорожных лавок – никакой разницы. Мэн Яо испробовал всё, что пришло ему на ум, но так и не смог обнаружить никаких пристрастий Не Минцзюэ, кроме ежедневных тренировок с саблей и истребления псов из клана Вэнь: он действительно напоминал неприступную крепость, которую ничем нельзя пробить. Однако услышав в голосе Цзинь Гуанъяо насмешку над самим собой, Не Минцзюэ неожиданно перестал чувствовать к нему прежнюю неприязнь:

— Не поощряй подобное поведение Не Хуайсана.

Цзинь Гуанъяо мягко улыбнулся, а затем спросил:

— Брат, а где гуцинь нашего второго брата?

Не Минцзюэ указал ему направление.

С тех пор Цзинь Гуанъяо каждые несколько дней спешил в Цинхэ из Ланьлина и исполнял «Песнь Очищения», помогая Не Минцзюэ побороть его ярость. Он старался изо всех сил и никогда и ни на что не роптал. Меж тем, «Песнь Очищения» и в самом деле оказывала положительное воздействие на Не Минцзюэ: Вэй Усянь явно ощущал, как свирепость и жестокость в его сердце подавлялись мелодией гуциня. Кроме того, во время её исполнения мужчины мирно беседовали, и их общение даже несколько напоминало те дни, когда они ещё не начали скандалить у всех на глазах. Вэй Усянь подумал, что, возможно, неотложное восстановление Облачных Глубин, во время которого их никак нельзя было покинуть, являлось обычным предлогом. Вероятно, Лань Сичэнь просто-напросто давал Не Минцзюэ и Цзинь Гуанъяо возможность снизить накал кипящих между ними страстей.

Однако мысли его прервала новая волна необузданного бешенства Не Минцзюэ.

Глава Ордена Не широкими шагами обогнул двух адептов, которые не осмелились остановить его, и направился прямиком в Цветущий Сад. Лань Сичэнь и Цзинь Гуанъяо сидели в рабочем кабинете и что-то с серьёзным видом обсуждали. На столе перед ними лежали чертежи, помеченные тушью разных цветов. При виде вломившегося в комнату Не Минцзюэ Лань Сичэнь слегка растерялся:

— Брат?

Не Минцзюэ выпалил:

— Ты, сиди здесь.

А затем повернулся к Цзинь Гуанъяо и холодно приказал:

— А ты, пойдём на улицу.

Цзинь Гуанъяо мельком взглянул на него, а затем вновь повернулся к Лань Сичэню с улыбкой:

— Брат, не мог бы просмотреть вот этот момент для меня? Мне нужно переговорить с нашим старшим братом по личному вопросу. А когда я вернусь, то буду очень признателен, если ты разъяснишь мне кое-какие непонятные места.

Лицо Лань Сичэня омрачилось тревогой, но Цзинь Гуанъяо глазами остановил его и вышел из Цветущего Сада вслед за Не Минцзюэ. Когда мужчины подошли к краю Башни Золотого Карпа, Не Минцзюэ занёс ладонь для удара.

Адепты, стоявшие по сторонам, крайне смутились. Цзинь Гуанъяо проворно избежал атаки и дал им знак оставаться на своих местах. Затем он обратился к Не Минцзюэ:

— Брат, почему ты вновь гневаешься? Давай спокойно поговорим.

Не Минцзюэ спросил:

— Где Сюэ Ян?

Цзинь Гуанъяо ответил:

— Заключён в темницу, на всю оставшуюся жизнь…

Не Минцзюэ вскипел:

— А что ты мне обещал?

Цзинь Гуанъяо хранил молчание. Не Минцзюэ продолжил:

— Я требовал, чтобы он ответил за свои преступления кровью, но ты решил пожизненно посадить его под стражу?

Цзинь Гуанъяо осторожно и вдумчиво произнёс

— Сейчас он уже отбывает наказание и больше не может творить свои злодеяния, поэтому, возможно, искупать вину кровью…

Не Минцзюэ перебил его:

— Хороших же дел наворотил хороший заклинатель, приглашённый, между прочим, по твоей рекомендации! Ситуация уже обернулась подобным образом, а ты до сих пор осмеливаешься покрывать его!

Цзинь Гуанъяо возразил:

— Я вовсе не покрывал его, и случай с Орденом Юэян Чан поразил меня не меньше, чем остальных. Но откуда же я мог знать, что Сюэ Ян способен на убийство более пятидесяти человек? К тому же, мой отец непременно хочет оставить его в живых…

Не Минцзюэ воскликнул:

— Поразил? Но кто пригласил его в Орден? Кто оказывал ему протекцию? Кто превозносил его таланты до небес? Хватит прикрываться отцом. Ты так и продолжишь утверждать, будто ни о чём не подозревал?!

Цзинь Гуанъяо вздохнул:

— Брат, я и в самом деле исполнил лишь то, что приказал мой отец. Разве мог я отказать ему? Ты просишь меня разобраться с Сюэ Яном, но, что, по-твоему, я должен сказать родителю?

Не Минцзюэ отрезал:

— Не нужно городить никакой бессмыслицы. Просто принеси мне голову Сюэ Яна.

Цзинь Гуанъяо открыл рот, намереваясь ответить, но Не Минцзюэ уже совсем потерял терпение:

— Мэн Яо, прекращай заговаривать мне зубы. Все твои штучки уже давно не работают на мне!

В ту же секунду по лицу Цзинь Гуанъяо пробежала некая тень смущения и невозможности выносить подобное, словно кто-то, страдающий уродливой и постыдной болезнью, вдруг оказался перед глазами тысяч людей. И этому человеку было негде укрыться.

Он произнёс:

— Мои штучки? Какие штучки? Брат, ты всегда бранил меня за то, что я просчитываю свои действия наперёд, и полагаешь, что я недостаточно благороден. Ты говорил, что ты честный и прямой человек, который ничего не боится; твёрдому духом мужу, гордо ступающему по дороге добродетели, нет нужды плести интриги и строить коварные планы. Что ж, хорошо. Ты искусный заклинатель, родившийся в уважаемом клане. Но что же я? В чём я похож на тебя? Во-первых, под ногами у меня никогда не будет фундаментальных основ ведения боя и прочих заклинательских практик. Разве кто-то обучал меня в детстве так же, как и тебя? Во-вторых, за плечами у меня никогда не будет могучего рода и достойного происхождения.  Думаешь, что здесь, в Ордене Ланьлин Цзинь, я нахожусь в надёжном положении? Думаешь, что после смерти Цзинь Цзысюаня я мог бы резко взлететь вверх? Да Цзинь Гуаншань скорее притащит ещё одного ублюдка, чем позволит мне стать его наследником! Считаешь, что я не должен ничего бояться? Ну так я всего боюсь, даже проходящих мимо людей! Вот уж действительно говорят, сытый голодного не разумеет.

Не Минцзюэ холодно ответил:

— Говоря по существу, вся твоя речь сводится к одному: ты отказываешься убивать Сюэ Яна, потому что не хочешь, чтобы твоё положение в Ордене Ланьлин Цзинь пошатнулось.

Цзинь Гуанъяо вскричал:

— Разумеется, не хочу!

Он поднял голову на Не Минцзюэ, и в глазах его заплясали странные огоньки:

— Но, брат, я уже давно хотел узнать: твои руки, без сомнения, отняли в разы больше жизней, чем мои; я был вынужден убить нескольких заклинателей в отсутствии иного выхода, но почему ты, тем не менее, постоянно напоминаешь мне об этом, вплоть до сего момента?

Не Минцзюэ впал в столь сильное бешенство, что расхохотался в голос:

— Отлично! Я с радостью тебе отвечу. Несметное множество душ пало от моей сабли, но никого из них я не убил по собственной прихоти, и уж, тем более, в попытках вскарабкаться наверх!

Цзинь Гуанъяо сказал:

— Брат, я понял твою мысль. Ты утверждаешь, что все те, кого ты убил, заслуживали смерти, не так ли?

Он рассмеялся и, неизвестно откуда набравшись мужества, подошёл ближе к Не Минцзюэ. Тон его голоса повысился, звуча едва ли не угрожающе:

— Тогда, осмелюсь спросить, как ты решаешь, кто заслуживает смерти? Твои нормы определения вины столь безупречны? А что, если я убью одного во имя сотен, добро перевесит зло на твоих весах? Или я по-прежнему буду заслуживать смерти? Великие свершения требуют жертв.

Не Минцзюэ спросил:

— Тогда почему ты не принесёшь в жертву самого себя? Считаешь себя выше их? Считаешь, что чем-то отличаешься от них?

Цзинь Гуанъяо долгое время пристально смотрел на него, а затем, словно, наконец, определился, или же отрёкся от чего-либо, спокойно сказал:

— Считаю, — Цзинь Гуанъяо ещё выше задрал голову. На лице его читалась смесь высокомерия, спокойствия и капля скрытого умопомешательства: — Я и они, безусловно, — мы отличаемся!

Не Минцзюэ вспыхнул неугасимой яростью и от его слов, и от его вида.

Он поднял ногу, но Цзинь Гуанъяо не предпринял никаких попыток ни уклоняться, ни прикрываться, и ступня опустилась прямо ему на грудь. Цзинь Гуанъяо вновь кубарем покатился с лестницы Башни Золотого Карпа.

Не Минцзюэ посмотрел вниз и выкрикнул:

— Неудивительно слышать подобное от сына шлюхи!

Цзинь Гуанъяо пересчитал своим телом более пятидесяти ступеней, и наконец приземлился. Однако он не стал долго лежать на земле, а почти сразу же поднялся, жестом отослал адептов и слуг, окруживших его, отряхнул одежды с Сиянием средь снегов на груди и медленно поднял глаза на Не Минцзюэ. Взгляд его излучал спокойствие, едва ли не безразличие. Не Минцзюэ обнажил саблю, но тут из дворца вышел Лань Сичэнь, взволнованный их долгим отсутствием и спешащий узнать, что случилось. Увидев развернувшуюся перед ним картину, он тотчас же вынул из ножен Шуоюэ:

— Что произошло между вами на этот раз?

Цзинь Гуанъяо ответил:

— Ничего. Брат, премного благодарен тебе за урок.

Не Минцзюэ воскликнул:

— С дороги!

Лань Сичэнь сказал:

— Брат, для начала вложи свою саблю в ножны – твой рассудок в смятении!

Не Минцзюэ ответил:

— Вовсе нет. Я отдаю себе отчёт в своих действиях. Его уже ничем не спасти. А если всё так и будет продолжаться, он непременно принесёт несчастья в этот мир. Чем скорее его убить, тем скорее мы сможем спокойно жить дальше!

Лань Сичэнь замер:

— Брат, что ты такое говоришь? В последнее время он только и делал, что метался между Ланьлином и Цинхэ, а взамен получает от тебя лишь «его уже ничем не спасти»?

В общении с людьми, подобными Не Минцзюэ, самым лучшим способом воздействия на них было напомнить о благодеяниях и подлостях их оппонентов: Не Минцзюэ и в самом деле остановился и взглянул вниз на Цзинь Гуанъяо. По лицу того ручьями стекала алая кровь, но кроме свежей ссадины от падения с лестницы, на лбу его также оказался старый шрам с прошлого раза, замотанный бинтами и изначально скрытый головным убором отшельника из лёгкой газовой ткани. Сейчас обе раны раскрылись, и Цзинь Гуанъяо, сорвав с головы перевязку, промокнул ей кровь, чтобы не запачкать свои одежды. Затем он бросил тряпки на землю и безмолвно застыл на месте, размышляя о неизвестном. Лань Сичэнь обратился к нему:

— Возвращайся обратно, а я пока побеседую с нашим старшим братом.

Цзинь Гуанъяо поклонился в их сторону и ушёл. Увидев, что Не Минцзюэ ослабил хватку на рукояти сабли, Лань Сичэнь также вложил меч в ножны, похлопал его по плечу и увёл в противоположном направлении.

На ходу Лань Сичэнь заговорил:

— Брат, боюсь, ты не знаешь, что сейчас наш младший брат находится в ужасном положении.

Не Минцзюэ ответил прежним холодным тоном:

— Судя по его словам, он всегда находится в положениях одно хуже другого.

Однако, несмотря на эту фразу, сабля его уже вернулась в ножны. Лань Сичэнь продолжил:

— Думаешь, что нет? Но несколькими минутами ранее он дерзил и перечил тебе, не так ли? Можешь ли ты вспомнить, чтобы он раньше вёл себя подобным образом?

И действительно, нынешнее поведение Цзинь Гуанъяо резко отличалось от обычного. Он никогда не принадлежал к числу несдержанных людей, срывающих злость на других. Кроме того, Цзинь Гуанъяо понимал, что справиться с Не Минцзюэ можно было лишь, пойдя ему на уступки: он ни за что не стал бы взрываться и препираться на пустом месте.

Лань Сичэнь добавил:

— Мачеха с самого начала невзлюбила нашего младшего брата, а после кончины Цзысюань-сюна и вовсе принялась постоянно бить и бранить его. В последнее же время и отец перестал прислушиваться к нему и отклонил все его предложения.

Вэй Усянь вспомнил груду чертежей на столе и подумал: «Смотровые башни».

Лань Сичэнь подытожил:

— Давай пока не будем давить на него. Я верю: он знает, что делает. Нужно лишь дать ему немного времени.

Не Минцзюэ ответил:

— Надеюсь, что так.

Вэй Усянь полагал, что, получив удар ногой от Не Минцзюэ, Цзинь Гуанъяо ненадолго затаится. Однако через несколько дней он, как обычно, явился в Нечистую Юдоль.

Не Минцзюэ находился на тренировочной площадке, строго надзирая за Не Хуайсаном  и самолично обучая его бою на саблях. Он сделал вид, будто не замечает Цзинь Гуанъяо, и тот остался смиренно стоять на краю площадки и почтительно ожидать. Не Хуайсан же не проявлял никакого интереса к занятиям, к тому же, солнце светило непомерно ярко, и в итоге он начал манкировать и жаловаться на усталость уже после нескольких движений. Кроме того, Не Хуайсан весь горел от нетерпения, намереваясь скорее подойти к Цзинь Гуанъяо и узнать, какие подарки тот принёс ему на этот раз. Обычно Не Минцзюэ лишь хмурился на подобное расхлябанное поведение, но сегодня вспылил:

— Не Хуайсан, хочешь, чтобы следующий удар прилетел тебе в голову?! А ну вернись сейчас же!

Если бы Не Хуайсан оказался на месте Вэй Усяня и ощутил всю мощь ярости Не Минцзюэ, он не рискнул бы столь легкомысленно и беспечно ухмыляться:

— Но, брат, время тренировки уже вышло! Теперь настало время отдыхать!

Не Минцзюэ сказал:

— Ты отдыхал тридцать минут назад. Продолжай тренироваться, пока не овладеешь этим движением.

Не Хуайсан продолжил весело хихикать:

— Мне всё равно не под силу овладеть им! Хватит занятий на сегодня!

Он часто говорил подобное, но на этот раз Не Минцзюэ отреагировал совершенно иначе, нежели чем обычно. Он выкрикнул:

— Даже самый бестолковый баран уже давно бы овладел этим приёмом, а тебе всё никак не под силу?!

Не Хуайсан никак не ожидал, что Не Минцзюэ вдруг разъярится, и, побледнев от страха, сжался в комок подле Цзинь Гуанъяо. Не Минцзюэ же, увидев этих двоих вместе, разошёлся ещё сильнее:

— Ты уже целый год не можешь освоить несколько жалких приёмов, потому что пребываешь на площадке каких-то тридцать минут, а потом начинаешь ныть, что устал! Я не требую от тебя выдающих достижений, но ты ведь не способен защитить даже самого себя! И как только в Ордене Цинхэ Не могла появиться на свет такая бесполезная шваль! Вас обоих следует связать и сечь каждый день! Тащите всё из его комнаты!

Последняя фраза предназначалась адептам, стоящим по краям площадки. Увидев, что те поспешили исполнять приказ, Не Хуайсан беспокойно заёрзал на месте. Вскоре адепты вернулись, действительно неся с собой веера, произведения каллиграфии и живописи и фарфоровую утварь из его комнаты. Не Минцзюэ постоянно угрожал спалить дотла все его вещи, но никогда ещё не претворял своих намерений в жизнь. Тем не менее, на этот раз он был серьёзен, и Не Хуайсан в панике бросился к нему:

— Брат! Ты не можешь их сжечь!

Поняв, что дело принимало совсем дурной оборот, Цзинь Гуанъяо подал голос:

— Брат, не поступай, повинуясь сиюминутному порыву.

Однако Не Минцзюэ уже взмахнул саблей, и все изящные предметы тонкой работы, сваленные в беспорядочную кучу в центре тренировочной площадки, охватили яркие языки пламени. Не Хуайсан издал истошный вопль и рванул в огонь, пытаясь спасти хоть что-нибудь, но Цзинь Гуанъяо поспешно оттащил его:

— Хуайсан, осторожно!

Не Минцзюэ занёс руку для удара, и пара фарфоровых изделий, вытащенных Не Хуайсаном из пекла, рассыпались у него в ладонях. Свитки и картины также постепенно обращались в пепел, а Не Хуайсану оставалось лишь стоять и бессильно наблюдать, как дорогие его сердцу вещи, любовно собираемые годами, тают в огне. Тем временем, Цзинь Гуанъяо взял его ладони в свои и тщательно осмотрел:

— Ты обжёгся? — Затем обратился к адептам: — Прошу вас, приготовьте снадобье.

Адепты ответили утвердительно и удалились, а Не Хуайсан по-прежнему ошалело стоял на месте и дрожал всем телом, глядя на Не Минцзюэ. В глазах его алели налитые кровью прожилки, и Цзинь Гуанъяо, заметив недоброе выражение его лица, приобнял Не Хуайсана за плечи и прошептал:

— Хуайсан, ты как? Лучше не смотри туда. Отправляйся к себе в комнату и немного отдохни.

Не Хуайсан, не издавая ни звука, смотрел перед собой совершенно красными глазами. Цзинь Гуанъяо добавил:

— Ничего страшного, что те вещи пропали. В следующий раз твой третий старший брат достанет тебе новые…

Не Минцзюэ перебил его голосом ледянее льда:

— Я сожгу их в ту же секунду, как он притащит их в Орден.

На лице Не Хуайсана неожиданно промелькнули ненависть и гнев. Он отшвырнул свою саблю на землю и вскричал:

— Ну так жги!!!

Цзинь Гуанъяо торопливо сказал:

— Хуайсан! Твой брат всё ещё разъярён. Не…

Не Хуайсан зарычал на Не Минцзюэ:

— Сабля, сабля, сабля! Да кому она нахрен сдалась вместе с твоими тренировками?! Что с того, что я хочу быть бесполезной швалью?! А кому надо, тот пусть и становится главой Ордена! Если я говорю, что мне это не под силу, значит, мне это не под силу! Если я говорю, что мне это не нравится, значит, мне это не нравится! Какой смысл меня заставлять?!



Комментарии: 37

  • «Церемониальность подобного взлетает до небес. Все они побаиваются Не Минцзюэ, но при этом уважают. Меня тоже много кто боялся, но уважали лишь единицы».

    Его боялись многие, уважали лишь единицы, а любил всего один...


    (До этого мне нечего было комментировать, но тут прям захотелось это написать)

  • Как говорится кого вы кинните из этой главы... Я вот лично очень извиняюсь но Мэн Яо

  • тут все пишут такие огромные комментарии, но я просто хочу сказать, что я кайфую от описания Вэй Ина в прошлой жизни. он действительно был красавцем, мне так нравится его предыдущее тело....ыыыы

  • Валентина, захотелось втащить самому себе...и сделать вид, что вообще не знаю этого человека, ну и позорище....

  • Ниже Илина написала:
    «…Не Миндзюэ, для которых нравственные идеалы, честь, достоинство и благородство не пустой звук.»

    Офигеть, Ваш Миндзюэ столько народу переубивал, просто это были «чужие», поэтому можно конечно) ну о мирное населите немного задевало то тут, то там. Вспомните хоть в начале прошлой главы описание мамы и дочки, которые вжимаются в пол под столом, при виде (далее цитата автора) «Не Минцзюэ, с ног до головы покрытого кровью и обуреваемого жаждой убийства»

    Этому человеку НРАВИЛОСЬ УБИВАТЬ, он любил это делать.

    Его от Мэн Яо много что отличает, это да, например, что убивал он в удовольствие, пока Мэн Яо убивал для выгоды.

  • Раз уж все тут высказываются огромными текстами, я тоже порассуждаю.

    Что мне очень нравится в этой новелле, как, в принципе, и в других новеллах Мосян, так это неоднозначность каждого персонажа. Тут нет чисто чёрного и белого, тут очень много оттенков серого в каждом из героев. Не Минцзюэ в своей голове поделил всё на чёрное и белое и, собрав для себя личный кодекс чести, считает, что все должны делать так, как "правильно", но из-за того, что он сам разделил всё только на хорошее и плохое, и не видел ситуацию со стороны Цзинь Гуанъяо, который буквально прогрыз себе дорогу к свету, считал его из-за этого скользким типом. Минцзюэ вырос в клане Не, воспитывался там и с самого детства тренировал тело и дух, в отличие от Гуанъяо, который только юношей смог пробиться в клан, чтобы стать заклинателем. Он считал, что все могут и должны делать то, что может и считает правильным сам Минцзюэ. Он не может или не хочет смотреть на ситуацию со стороны Гуанъяо. То же самое в ситуации с Хуайсаном, от которого тот скрыл инфу о разрушающей силе сабель клана Не (хотя он действительно хотел оградить брата от столь грустной информации), всё же он муштровал брата по максимуму, не объясняя: зачем. У Минцзюэ нет наследников, а его сабля уже начала разрушать сознание своего хозяина, и Минцзюэ понимал, что осталось ему недолго, и хотел научить Хуайсана защищать себя. Но из-за пелены "правильно-неправильно" в глазах старшего Не, он держал в неведении брата, который думал, что нафиг ему это вообще сдалось, если у него есть старший брат, который будет главой ордена до конца своей "долгой" жизни и будет его защищать.

    Не Хуайсана я не защищаю, но и не осуждаю. Он действительно многого не знал, ибо от него это скрывали в бесполезной попытке защитить, но, при этом, он не старался понять брата, он просто хотел спокойно тихо заниматься своими хобби, и чтобы его никто не трогал.

    Вот эта проблема молчания среди братьев-сестëр в новелле, на самом деле, очень жизненная. Те же Вей Усянь с Цзян Ченом не смогли нормально поговорить, что привело в итоге к смерти Вей Усяня. Братья Не не хотели слушать друг друга и не пытались поговорить. Каждый считал, что он прав, и не хотел уступать, лбами упираясь в эго и мнения друг друга. Очень грустно, но жизненно, к сожалению.

    Вей Усянь, кстати, сквозь призму прожитых лет смотрел на себя молодого и очень жёстко оценивал свои тогдашние поступки и характер, что тоже очень грустно. Сичень правильно сказал, что Усянь ещё очень молод, и оценивать себя молодого с высоты прожитых лет и набранного опыта очень жестоко. Хотя, признаюсь, сама так делала, поэтому понимаю Вей Усяня.

    Видела комментарий, что Лань Чжань хотел поговорить с Вей Усянем, чтобы признаться ему в своих чувствах, но в корне не согласна с этим. Война с кланом Цишань Вень только завершилась, все празднуют победу и оплакивают погибших. Очень неудачное время для признания, и Ванцзи очень умён и понимает это, как и то, что Усянь не ответит на его чувства (по крайней мере, тогда)))))))). Не могу предположить, о чем Лань Чжань хотел поговорить, возможно, прочитать Вей Усяню лекцию об опасности Тёмного Пути или о том, что на него уже начали точить зуб многие заклинатели, но точно не признание.

    Сичень в этой главе, как кот Леопольд со своим "давайте жить дружно" или "возлюби ближнего своего". Прям котик, булочка, обожаю его

  • Да, живя в мире, полном таких как Мэн Яо, где каждый идет по головам ради своей цели, все больше начинаешь ценить людей как Не Миндзюэ, для которых нравственные идеалы, честь, достоинство и благородство не пустой звук.

  • Видя большое количество огромных полотен комментариев с размышлениями понимаешь только одно:
    ГЛАВА БЫЛА ОПУПЕННАЯ

  • Я не понял комментарий, который прочитал, но он внёс некоторую ясность, теперь у меня появились мысли, что Мо Сюаньюй был вовсе не ебалаем, и то, что он приставал к Гуанъяо - очень преувеличенный слух. Раз он был потенциальным наследником, лично приглашённым своим батей {в отличие от того же Мэн Яо}, шансы его явно возрастали. Возможно они просто поддерживали неплохие отношения, но стремление жёлтого стать главой ордена было ему дороже, поэтому он что-нибудь распиздел и Мо Сюаньюя, оклеветав, позорно выперли наху
    Тогда более логично и его последующее поведение по возвращению. Говорилось ведь, что он резко изменился. Может, как раз из-за навалившихся проблем, что и человек, казалось бы, близкий ему по судьбе, да и родственно, распустил такой слух о нём, и с обучения его силком погнали, и в целом всё не задалось. Мне слабо верится, что будь он правда таким неудачником и «деревенским сумасшедшим», смог бы так легко принести себя в жертву. На это требуется множество крови - раз {я о том, что второй попытки у него не было и он призвал душу Вэй Усяня с первого раза. Нихуёво так, звучит непросто}, и вряд ли у каждого получается - два, да и раз он саму инструкцию добыл, значит мозгов хватило.
    А в числе людей, которым он желал мести не было Цзынь Гуанъяо просто потому что они находились в хороших отношениях, и что бы там не происходило, на деле Мо Сюаньюй не желал ему смерти.

  • В главе четко показан момент, когда Мэн Яо принял решение убить Не Минцзюэ. Когда тот спустил его с лестницы и дал понять, что видит его насквозь и не позволит ему ни устранять неугодных на пути к месту главы клана, ни занять это место. Весьма недальновидно поступил Не Минцзюэ.
    А Не Хуайсан то характер проявил, зарычав на брата.

  • Тут все друг друга не слышат и не понимают. Глава вызвала ощущение, будто люди вроде и разговаривают друг с другом, но как такового разговора нет. Они ни к чему не приходят. Да и неконтролируемая злоба Минцзюэ какая-то пустая, безрезультатная. Минцзюэ будучи человеком четких моральных ориентиров с несгибаемой волей и твердым характером, не осознает, как тяжело рядом с ним находиться другим людям. Но Хуайсан тоже четко расставил свои жизненные приоритеты, поэтому тут их противостояние с братом, как видно, окончилось ничем. А все потому что между ними нет диалога.

    Я читаю новеллу впервые, и Гуанъяо вызывает у меня некоторую жалость, но все же стараюсь быть беспристрастной к нему и в троице Лань Сичень — Не Минцзюэ — Цзинь Гуанъяо скорее предпочту наблюдательную и миротворческую сторону Лань Сиченя. Я пока не знаю как себя проявит Гуанъяо в дальнейшем, но склонна не ждать от этого персонажа ничего хорошего. Он будет с вами добрым, пока вы не решитесь перейти ему дорогу. Сильных противников он предпочтет держать в неведении. Очень интересно, знает ли Сичень его так же хорошо, как узнал Минцзюэ? И как это в дальнейшем повлияет на его мнение о Гуанъяо?

  • Мне еще раз захотелось проверить свою мысль, и она все больше кажется мне похожей на правду.

    Итак, известно что до смерти Цзинь Цзысюаня Цзинь Гуаншань принципиально не признавал своих внебрачных детей:
    "Неудивительно, что при таком образе жизни количество его внебрачных детей не поддавалось исчислению. К тому же, предыдущий глава ордена отличался крайне ветреным характером, и любая женщина, какой бы замечательной она ни была, очень быстро ему наскучивала. После того, как это случалось, Цзинь Гуаншань напрочь забывал о её существовании и не нёс никакой ответственности за своих отпрысков. Среди огромного количества его незаконнорожденных детей только один проявил свои способности в достаточной мере, и отец признал его и забрал к себе. Это был нынешний глава Ордена Ланьлин Цзинь — Цзинь Гуанъяо."
    +
    " У Цзинь Гуаншаня целый выводок ублюдков, по меньшей мере, дюжина незаконнорожденных сыновей и дочерей. И ты когда-нибудь слышал, чтобы он признавал хоть кого-то из них?"

    По сути, Мэн Яо Цзинь Гуаншань признал лишь вынужденно: он не мог отказаться принять в свой клан героя, убившего Вэнь Жоханя, да еще и побратавшегося с Не Минцзюэ и Лань Сичэнем.
    Однако, даже после смерти Цзинь Цзысюаня (неполных 13 лет с момента текущих событий), Цзинь Гуаншань не рассматривает Цзинь Гуаньяо как возможного наследника (даже несмотря на престижную женитьбу на Цинь Су, произошедшую где-то в год смерти Цзысюаня):
    " Думаешь, что после смерти Цзинь Цзысюаня я мог бы резко взлететь вверх? Да Цзинь Гуаншань скорее притащит ещё одного ублюдка, чем позволит мне стать его наследником! "
    (плюс у хозяев Башни Кои назревает недовольство Мэн Яо: "Мачеха с самого начала невзлюбила нашего младшего брата, а после кончины Цзысюань-сюна и вовсе принялась постоянно бить и бранить его. В последнее же время и отец перестал прислушиваться к нему и отклонил все его предложения.")
    Этот разговор происходит приблизительно за 11 с хвостиком лет до текущих событий (после того, как Сюэ Ян уничтожает клан Чан). Максимум через год Цзинь Гуаншань умирает (спойлер - не без помощи А-Яо).

    Единственным незаконнорожденным сыном, которого (вероятно, именно в этом промежутке - 11.5-10.5 лет до текущих событий) признал и забрал в Орден на обучение Цзинь Гуаншань был Мо Сюаньюй, так что "еще один ублюдок" - это именно он! Более того, позже, когда Цзинь Гуаньяо озвучит свою обиду к отцу, там не будет никаких других имен - Мо был единственным:
    "Не потому, что он признал Мо Сюаньюя, и не потому, что впоследствии придумывал всяческие способы выставить меня пустым местом."
    Вполне возможно, что старик Цзинь бы не ограничился одним потенциальным кандидатом, но позже в новелле проскользнет информация, что остальные незаконнорожденные дети весьма удачно "исчезли" +-в этот период времени.

    Таким образом, похоже что
    - Мо Сюаньюя признали (пусть и не дали ему фамилию) и забрали на обучение исключительно из-за смерти Цзынь Цзысюаня
    - и при этом Цзинь Гуаншань его вполне серьезно рассматривал как потенциального наследника!!! Ордена Цзинь.
    Сюаньюю тогда было 14, он только начал обучение, был милым и миловидным и происходил из неплохой (в сравнении с Мэн Яо) семьи - внук богатого человека, старосты деревни. То, что он не проявил еще особенных талантов было не страшно ведь и Гуаньяо был, по сути, посредственностью, слишком поздно начавшим обучение и нахватавшимся по верхам.

    В результате смерть Гуаншаня была ускорена именно потому, что нужно было, чтобы она произошла до того, как Мо Сюаньюй (предположительно) сумеет стать его наследником. А поскольку 15летний мальчик не представлял для Гуаньяо угрозы - тем более, что он боготворил брата, был робким и мягким по характеру, и, вполне возможно, А-Яо ему даже где-то сочувствовал из-за того, что они оба - незаконнорожденные, - его терпели еще несколько лет. Судя по тому, что Мо Сюаньюя неплохо помнит в лицо Цзинь Лин, которому на момент смерти Гуаншаня было всего 2 годика.

  • К комментариям: не забываем, что все они были очень и очень молоды, в те времена не существовало психологов, и тем более какого-то понятия индивидуализма и личностных особенностей. Я вам более скажу, поколение, которое росло отнюдь не в Китае, и в 80-90е 20 века - точно так же росло, с родительскими тараканами всех видов, коверкающими жизнь.
    А Минцзюэ, к сожалению, честный, но очень тяжелый человек с менталитетом фанатика. Есть то, как нужно поступать "правильно" - и хоть убейся, хоть вырасти в изначально других условиях (как Мэн Яо), хоть будь другим (Хуайсан) - а делай, как "надо".

    Вэй Ин сейчас слишком строго спрашивает с себя-молодого. Смотрит с точки зрения прошедшего времени (когда он уже старательно забыл о тогдашней собственной травме) и произошедших последствий (потеря братских отношений с Цзян Чэном, смерть сестры, всеобщая ненависть к себе, смерть людей, которых он хотел защитить), обвиняет в этом себя и думает, что к этому привело его поведение. Но на самом деле тогда он вряд ли мог бы себя вести иначе, с той-то гордостью и (не буду спойлерить) причиной.

    Лань Чжань так хотел поговорить с ним...
    (к комментам) "Признание в любви" - 100% нет, особенно в таком людном месте, на официальном приеме и человеку, который не отвечает взаимностью (вспоминаем указанное время - сразу после конца войны, тогда Вэй Ину было не до флирта, розыгрышей и предложений "давай дружить" он сражался с врагами и ругался из-за наездов на его методы). Просто не такая уж частая возможность и официальный повод увидеться после окончания Аннигиляции Солнца (а в этот момент Лань Чжань уже довольно давно влюблен), плюс все время переживает, что Вэй Ин со своими темными практиками идет к саморазрушению (и, возможно, понимает, что со своим характером он уже начинает всех против себя восстанавливать), а еще представьте себе, что объект любви появился во всем своем великолепии - красивый, гордый, яркий... как не потянет ближе? даже такого, у кого реакция, чем сильнее тянет - тем дальше отбежать.

  • Читательница, какое имеет значение, поступают ли комментаторы всегда правильно? можно подумать, чтобы отличать вкусное блюдо от несъедобной дряни, нужно непременно самому уметь готовить на уровне шеф-повара.
    не говоря уже о том, что ошибаться — это общечеловеческая функция из разряда "по умолчанию" и [всегда правильно] не поступает никто. другое дело, способен ли человек проанализировать случившуюся ситуацию, найти ошибочные решения и сделать выводы. способен, чисто для себя? хорошо: значит, обучается, работает над ошибками. может ещё и с другими поделиться этим анализом? так вообще отлично, это может помочь не только ему, но и окружающим.
    искренне не понимаю вашего скепсиса и саркастичной критики. рефлексия или экспозиционная терапия — вполне рабочие техники, дающие видимые результаты. не смотря на то, что применяющие её психологи не всегда и не во всём поступают правильно сами.

  • "Лань Сичэнь взглянул на него:
    — Хм? Почему ты ещё здесь?
    Лань Ванцзи пришёл в некоторое замешательство и с серьёзным видом проговорил:
    — Брат здесь, и, само собой разумеется, я тоже здесь.
    Лань Сичэнь спросил:
    — Почему ты всё ещё не пошёл поговорить с ним? Они скоро уйдут."

    Ну и вот этот момент тоже хорошо добавляет интриги

  • Каждый раз во время этой сцены сердце сжимается. Нельзя заставить человека полюбить одно и разлюбить другое... Бесполезное и жестокое занятие

  • "— Песнь Очищения», в отличие от «Песни Истребления», используется для умиротворения и очищения рассудка. Неужели я настолько скуп, чтобы утаивать столь целительную практику? Кроме того, я хочу научить ей нашего третьего брата — разве подобное можно считать «просачиванием вовне»?"

    Эхх...
    Нет, не так
    ЭХХ...

  • В комментах столько "экспертов", ну конечно, вы же всегда правильно поступаете, чужую беду руками разведу лол.

  • добавлю про конфликт братьев не. и про то, кому как поступать стоило (раз уж в комментах и так оазис экспертных мнений).
    тут, во-первых, лучи респекта ann за мнение: всё подробно и на языке фактов. хуайсана любят в фандоме обелять – по крайней мере, до его мастер-плана – но реальность такова, что он и правда капризный белоручка, пусть в его мотивах избегания ответственности злого умысла и нет. это один фиг наносит ущерб окружающим, а сам он, увы, даже не задумывается об этом.
    если говорить о фамильных чертах, от себя добавлю, что оба брата ни в какую не хотят поставить себя на чьё-либо место и вникнуть в чужой контекст. тут не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понимать, какая ответственность свалилась на минцзюэ, когда он был ещё подростком, и висит на нём всё это время. достаточно просто задаться вопросом о его мотивах – зачем он в столь неспокойное время пытается муштровать младшего брата – и выводы сами придут на ум. но, увы, для хуайсана это какая-то лишняя мозговая активность. один не хочет объяснять, другой – вникать – и это зарубает возможность компромисса на корню.
    им явно нужен посредник. и яо мог бы таким стать, если бы его не выставили из цинхэ со всеми вытекающими. да, именно выставили, потому что никто по факту минцзюэ о рекомендации не просил, он сам всё решил в ультимативной форме, мол, вали к отцу – и баста, не надо благодарности.
    ах да, Radistka, будьте внимательны, пожалуйста: в этой же главе говорится, что ни о каком искажении ци из-за сабель хуайсан не знал, потому что минцзюэ, добрая душа, решил его от этой информации оградить. тоже, кстати, джиниус мув: всучить брату саблю, но не сказать на кой гуй. а потом удивляться отсутствию у него мотивации этой саблей махать. дагэ, ты либо крестик сними, либо трусы надень, какое ж это нахрен ограждение.
    но ещё бо́льший вопрос у меня вызывает попытка не просто сделать из хуайсана способного защитить себя заклинателя, что мега понимаемо и оправдано. а слепить полноценного главу ордена, что и не пахнет последовательностью, ибо на кой ляд его тогда столько лет баловали. типа – почему за всё это время минцзюэ не нашёл себе жену и не обзавёлся наследником?! да, я помню, что он не особо заинтересован в женщинах, но это уже не вопрос его амурных интересов, здесь речь о будущем цинхэ не, при том, что дух сабли за тебя уже взялся всерьёз. фраза про тикающие часики ещё никогда не была такой актуальной! устроить смотрины и выбрать невесту, которая хотя бы не будет тебя раздражать – куда проще, чем стряпать могучего лидера из инфантильного миллениала (ну слишком архитипично, сори), который всеми правдами и неправдами сопротивляется выходу из своей зоны комфорта.

  • > Ты просишь меня разобраться с Сюэ Яном, но, что, по-твоему, я должен сказать родителю?
    Не Минцзюэ отрезал:
    — Не нужно городить никакой бессмыслицы. Просто принеси мне голову Сюэ Яна.

    в ту же копилку "возвращайся в орден ланьлин цзинь, раскайся и начни жизнь с нового листа."
    if you're homeless just buy a house ©
    обожаю, дагэ, как у тебя всё просто. можно мне в твой маня-мирок, где между "захотел" и "получил" ни цуня промежуточных этапов нет?

  • Их мир жесток. И так же, как и в настоящей жизни человеку достаточно часто приходится идти на уступки или делать то, что не совсем нравится. Конечно Не Хуйсан знал об искажении ци, которое преследует всех успешных глав его клана и именно по этому он не развивал свои способности. Но если не развивать спосособности в их мире, то можно погибнуть в достаточно юном возрасте. Он же всецело полагался на брата, который нёс ответственность за себя, за целый клан и за него. Но жизнь всё всегда расставляет по своим местам.

  • Знаете, чем похожи Се Лянь и Вэй Ин? Они оба наблюдая за собой в прошлом хотят побить себя...

  • kvaha, эх, обидно, если он хотел признаться Вэй Ину в любви, но не успел....

  • интересно, что хотел лань чжань сказать вэй усяню?

  • Не Минцзюэ у меня совсем не вызывает сочувствия. Он смелый воин, придерживающийся закона, но его жестокость чрезмерна. Можно сказать, что это проблем с Ци, но он явно был таким с тех пор как мы о нём знаем, и да это стало хуже. Он считает себя непогрешимым судьей, только он вправе миловать и забирать жизни, и повелевать как жить и какое место занимать другим. Даже зная, что за человек Мэн Яо, его в этой арке можно понять гораздо больше. Он точно прав, что сытый голодного не понимает. Минцзюэ совершенно ослеплённый своей яростью и всесилием явно потерял связь с реальностью, если его брат не чувствует сердцем, что может стать главой и владеть саблей, разве не пора подумать о плане Б? Не ожидала, что в новелле Минцзюэ окажется для меня таким отталкивающим персонажем.

  • ммммда, бедный Хуайсан как я его прнимаю

  • черт, они все по-своему правы, но поступают неправильно. ужас какой-то

  • Очень интересное переплетение отношений. С одной стороны – Не Минцзюэ мог рассказать Незнайке о опасностей сабель, ведь тот банально не понимал, что старшему грозит искажение ци
    С другой... Не Минцзюэ вспыльчивый, и его слова можно оправдать этим самым искажением, но лучше не становится. Ведь разве не он говорил своим солдатам, что происхождение не важно?
    И все же Старший Не давал Мэнь Яо шанс. Не раз. Вот только наша маленькая крыска из кожи вон вылезет чтобы заслужить уважение отца
    А Лань Сичэнь... Он булочка, вот он – единственный, кого мне жаль без оговорок

  • Я пожалуй займу позицию того, что в данном случае все виноваты по-своему. Старший брат обычно был снисходителен к занятиям младшего хоть и ворчал. Тут скорее просто стечение обстоятельств, Минцзюэ вспыльчив по природе, а тут просто резко всё навалилось вот он и не выдержал, сорвался. Его можно понять, но он всё равно поступил плохо. А Не Хуайсан не хочет этим заниматься, но всё-таки есть вещи, которые необходимо делать. Без самозащиты в их мире никак, так что базу знать обязательно. Хотя бы ради своей безопасности мог бы постараться, либо чтобы брат просто отстал. Но конечно эта сцена изрядно доставила боли, воспоминания похожие всплыли.

  • 10 неадекватных уродов из 10.
    Не Минцзюэ нельзя воспитывать детей и, вообще, общаться с людьми. Чуть что машет кулаками, и считает свою точку зрения самой верной.
    Активно-агрессивный чел, неодобряю.

  • я перечитываю новеллу и обожаю не хуайсана, но я считаю, что в данной ситуации он был не прав и сам довел до такого.
    не хуайсан не ребёнок - он из поколения, которое росло во время войны, его примерные ровестники уже герои войны. вэй усянь - уже скрывается на горе луаньцзань с вэнями, он пугающий некромант; цзян чэн уже годы отвечает и восстанавливает свой орден; лань ванцзи и цзинь цзысюань участвовали в сражениях и побеждали. из всех молодых господ, что познакомились в гусу лань, не хуайсан самый избалованный и изнеженный. сколько времени прошло с обучения, сколько времени прошло с войны - и ведь не минцзюэ ему потакал и защищал. да, он угрожал, но только года спустя он действительно что-то сделал своему брату. братьев не объединяет любовь друг к другу и упрямство - и у не хуайсана упрямства _гораздо_ больше. как будет понятно дальше, у него незаурядные способности - которые он, однако, не применял ни для обучения, ни для помощи брату. не хуайсан не мог пойти на уступки и стать посредственным воином, чтобы успокоить не минцзюэ - и в этом он виноват.
    не минцзюэ стал главой ордена будучи ещё юношей, стал воином, который защищал свою семью и своих людей. и он был человеком, который понимал, что у их рода недолгая жизнь, а это значит, что он не сможет защищать не хуайсана до его смерти. всё, что он хотел, - чтобы его брат был способен защитить себя, когда останется один. но не хуайсан либо этого не видел, либо не понимал, и это печально.
    я не осуждаю хуайсана, потому что я его уважаю за то, что он не был амбициозным и не лез туда, куда не хотел. может быть позже, но он осознавал свои границы и за них не ступал и не хотел. он не хотел становиться главой клана, но он не ценил того, какой безмятежной была его жизнь под защитой не минцзюэ. если судить по спин-оффу, он только позже осознал насколько же его защищал брат, и уже было поздно.
    что мне нравится в новелле помимо прочего - отношения сиблингов тут воистину из жизни, что у вэй ина с цзян чэном, что у братьев не. не минцзюэ резко оказался главой ордена, который должен был защитить своего младшего брата, и именно к этому он стремился, пока хуайсан воспринимал всё только со своей точки зрения (что абсолютно нормально). к сожалению, у них оказалась ситуация, когда оба брата не умели высказывать свои чувства (но спасибо спин-оффу за то, что там они осознали). нет такого, что один брат был неправ, а второй был жертвой. их недопонимание - это стечение обстоятельств, где на минцзюэ всё свалилось, он переживал, не умел высказывать и в результате давил, а не хуайсан не осознавал картину в целом. это грустно. мне искренне жаль братьев не и я понимаю их обоих. но всё же к подобному концу с сожением довел сам хуайсан, который не мог сделать уступку брату, пока тот просто хотел, чтобы брат не остался беспомощным.

  • Ужасно заставлять человека заниматься тем, что ему не по душе. Когда Миндзюэ сжёг дорогие ему вещи, я почувствовала себя ужасно.

  • "— Неудивительно слышать подобное от сына шлюхи!"

    Ну зачем! Ты мне так нравишься кпк персонаж и нахера ты такие вещи говоришь QAQ

  • Лань Сичень: Ларисочка Гузеева

  • Вей Усянь, каково было наблюдать за собой со стороны и анализировать свои прежние поступки уже в реальном времени по истечении стольких лет?

  • Жаль, что братья не имеют возможности поговорить. Ясно же, что Минцзюэ пытается обучить брата, чтобы он мог за себя постоять. Так печально :с

  • Бедный ребёнок прав. Нельзя заставлять человека заниматься тем, что ему ненавистно. Это омрачает душу и взращивает тёмные намерения

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *