Забыть о сожалениях. Часть вторая

Три месяца спустя, Гуанлин.

На горе толпа деревенских жителей, вооруженная вилами и факелами, медленно окружила небольшую поляну посреди леса.

На вершине находилось заброшенное захоронение, где последние несколько месяцев было неспокойно. Не в силах больше терпеть нескончаемое нашествие призраков, жители деревеньки у подножия горы попросили проходивших мимо заклинателей истребить злобных духов на корню.

С наступлением сумерек стрёкот насекомых звучал куда отчётливее. То тут, то там из доходившей до пояса травы доносился шорох, словно в темноте изготовилась к нападению неизвестная тварь. Но стоило кому-нибудь беспокойно развести траву руками и поднести факел к подозрительному месту, каждый раз оказывалось, что тревога была ложной.

Заклинатели с мечами в руках осторожно вели жителей деревни через траву в густую чащу.

Злополучное захоронение находилось именно в этом лесу. Могильные плиты, как каменные, так и деревянные, оказались полуразрушенными и поваленными. Тёмные, мрачные ветра пронизывали округу. Переглянувшись, заклинатели вынули талисманы и приготовились к ритуалу изгнания духов. Увидев их спокойствие и собранность, некоторые жители деревни облегчённо вздохнули, решив, что положение вещей не такое уж и серьёзное.

Не успели они толком успокоиться, как услышали громкий хлоп́ок — изувеченный до крайности труп шлёпнулся на могильный холм прямо перед ними.

Стоявший ближе всего к этому месту житель деревни закричал, отшвырнул факел и сорвался с места. Следом упали второй, третий и четвёртый окровавленные трупы. Мертвецы, подобно ливню с неба, безостановочно валились на землю. Лес тут же заполнили громкие крики. Заклинатели ни с чем подобным прежде не сталкивались, но, несмотря на крайнее потрясение, смогли сохранить присутствие духа. Их предводитель крикнул:

— Не разбегаться! Без паники! Всего лишь пара небольших призраков…

Он не договорил, словно кто-то сдавил ему горло, и голос больше не мог вырваться наружу.

Он увидел дерево.

А на дереве человека в чёрном одеянии, полы которого свесились вниз. Узкий чёрный сапог слегка покачивался — расслабленно, почти с весельем.

На поясе блестела сумрачно-чёрная флейта, украшенная кроваво-красной кисточкой, которая также мерно покачивалась с каждым движением ноги.

Заклинатели мигом переменились в лице.

Жители деревни, которые и так были на грани потери рассудка, услышав крик лидера, вроде бы успокоились, но тут к их неподдельному ужасу побледневшие заклинатели все как один рванули прочь из леса и вниз с горы, будто их сдуло порывом ветра. Брошенные на произвол судьбы люди поняли, что на горе, должно быть, поселилось ужасное создание, с которым даже заклинателям справиться не под силу. В мгновение ока бедняги бросились врассыпную, словно перепуганные животные. Один из них бежал немного медленнее и, споткнувшись, упал, так что набрал полный рот земли. Он уж было решил, что раз остался один-одинёшенек, смерть неминуема, но потом вдруг увидел стоявшего рядом молодого мужчину в белых одеждах. В его глазах тут же зажглась надежда.

Человек с прикреплённым к поясу мечом казался неким небесным созданием, окутанным тусклым белым сиянием среди тёмного леса. Он не походил на простого смертного. Житель деревни поспешил позвать на помощь:

— Молодой господин! Молодой господин! Помогите мне, там призрак! С-с-скорее, сделайте что-нибудь с этим демоническим…

Но не успел он договорить, как рядом плюхнулся ещё один труп. Кровоточащее из всех цицяо лицо таращилось ему прямо в глаза.

Житель был на грани того, чтобы потерять сознание от страха, когда мужчина произнёс лишь одно слово:

— Уходи.

Всего лишь слово, но несчастный почувствовал невероятное облегчение, словно его спасли от неминуемой смерти. Силы вдруг вернулись к нему, он поднялся на ноги и, не оглядываясь, пустился наутёк.

Мужчина в белом взглянул на трупы, как попало лежащие на земле под деревьями, с таким выражением, словно не знал, какую оценку дать произошедшему. Он поднял голову. Человек в чёрных одеждах легко спрыгнул с ветки, мгновенно оказался рядом и, прижав мужчину к дереву, прошептал:

— Ах, разве это не благородный и праведный Ханьгуан-цзюнь, Лань Ванцзи? Что привело вас в эту местность?

Пока окровавленные трупы вокруг него всеми силами старались — кто озадаченно, кто остервенело — подняться на ноги, человек в чёрном вытянул руку и ладонью оперся о ствол дерева. Невозмутимый Лань Ванцзи оказался зажат между его рукой и деревом.

Человек продолжил:

— И раз уж ты сам явился в мои сети, я… Эй-эй-эй!

Лань Ванцзи одной рукой крепко обхватил оба его запястья.

Ситуация кардинально переменилась. Пойманный человек в чёрном воскликнул:

— Силы небесные, Ханьгуан-цзюнь, ты просто поразителен! Поверить не могу… потрясающе, уму непостижимо! Ты укротил меня всего одной рукой, не оставив ни единого шанса на сопротивление! Ох и страшный же ты человек!

Лань Ванцзи:

— …

Его руки неподконтрольно сжались, и удивление человека в чёрном обернулось ужасом.

— Ой, как больно. Отпусти меня, Ханьгуан-цзюнь. Я больше никогда не посмею такое творить. Не хватай меня вот так. И, пожалуйста, не связывай меня, не прижимай к земле…

Слова и действия человека становились всё более разнузданными, и брови Лань Ванцзи дёрнулись, когда он наконец прервал:

— Прекращай дурачиться.

Вэй Усянь хотел было взмолиться пуще прежнего, но вместо этого удивлённо замер:

— Почему? Я же ещё не закончил молить о пощаде.

— …

Лань Ванцзи сказал:

— Ты каждый день молишь о пощаде. Хватит дурачиться.

Вэй Усянь придвинулся ближе и прошептал:

— Разве не этого ты хотел… Каждый день — значит каждый день.

Его лицо было так близко, что казалось, он вот-вот поцелует Лань Ванцзи, хотя упорно не шёл на прямое прикосновение. Расстояние меж их губ сократилось до крошечного, с толщину листа бумаги, что напоминало о любвеобильной, но упрямой бабочке, кружащей над строгим лепестком, отказывая ему в поцелуе. Глаза раздразнённого Лань Ванцзи сверкнули. Одно легкое движение, словно он больше не мог сдерживаться, и лепесток наконец по собственной воле собрался коснуться крыльев бабочки. Вот только Вэй Усянь уклонился от поцелуя.

А потом приподнял брови.

— Назови меня гэгэ.

— …

— Назови меня гэгэ. И тогда я позволю тебе меня поцеловать.

— …

Губы Лань Ванцзи дрогнули.

Он никогда и никого не звал этим приторно-мягким обращением. Даже при разговоре с Лань Сичэнем он всегда использовал подобающее «Брат» (1).

Вэй Усянь клянчил:

— Просто скажи разок, чтобы я послушал, как оно прозвучит в твоих устах. Я же много раз называл тебя так. Если скажешь, сможем после поцелуя ещё кое-чем заняться.

Даже если Лань Ванцзи уже был готов произнести то самое слово, последняя фраза Вэй Усяня окончательно его сразила — он просто не смог рта открыть. Спустя какое-то время ему удалось выдавить лишь:

— Бесстыдство!

Вэй Усянь спросил:

— Ты ещё не устал одной рукой держать меня? Очень неудобно всё делать одной рукой, знаешь ли.

Восстановив самообладание, Лань Ванцзи довольно вежливо поинтересовался:

— Тогда позволь узнать, как мне следует поступить?

Вэй Усянь предложил:

— Я научу тебя. Разве не удобнее было бы снять лобную ленту и ею связать мне руки?

Лань Ванцзи молча смотрел на ухмыляющееся лицо. Он медленно снял лобную ленту и показательно растянул её перед Вэй Усянем.

А потом молниеносным движением завязал узел вокруг запястий и уверенно задрал бедовые руки Вэй Усяня над головой, а сам припал губами к его шее. Ровно в этот миг из травы донёсся тоненький вскрик.

Двое мигом отпрянули друг от друга. Лань Ванцзи положил ладонь на рукоять Бичэня, но не стал вынимать из ножен, потому что вскрик был звонкий и тонкий, явно исходивший от ребёнка. Разумеется, они не могли позволить себе навредить обычному человеку. Высокая трава зашелестела, а волны этого шелеста всё удалялись — видимо, ребёнок убежал. Вэй Усянь и Лань Ванцзи направились следом и, сделав всего несколько шагов, услышали взволнованный, но в то же время радостный женский голос у подножия взгорья:

— Мянь-Мянь, ты в порядке? Как ты могла вот так убежать без предупреждения? Мамочка до смерти перепугалась!

Вэй Усянь замер.

— Мянь-Мянь?

Это имя казалось очень знакомым. Он определённо где-то его уже слышал. Следом заругался мужчина:

— Я же говорил тебе не убегать на ночной охоте, а ты всё равно куда-то ускакала в одиночку. Что бы мы с твоей мамой делали, если бы тебя сожрал призрак?! …Мянь-Мянь? Что случилось? Что с твоим лицом? — следующая фраза, судя по всему, предназначалась женщине, которая говорила ранее, — Цинъян, скорее взгляни на неё, всё ли с Мянь-Мянь в порядке? Что с её лицом, неужели она увидела там что-то, чего не следовало?

Она и правда увидела то… чего ей видеть не следовало…

Лань Ванцзи бросил взгляд на Вэй Усяня, который посмотрел в ответ с самым невинным видом и одними губами произнёс:

— Какой грех.

Он явно не испытывал вины за оскорбление детского взгляда. Лань Ванцзи покачал головой. Они покинули захоронение и спустились с пригорка. Троица внизу смотрела на них одновременно потрясённо и настороженно. Мужчина и женщина были супругами, они сидели на земле, а между ними стояла девочка лет десяти с хвостиками, закрученными в кольца (2). У женщины, молодой матери с изящными чертами лица, у пояса висел меч, который она обнажила сразу же, как только завидела Вэй Усяня. Она вытянула клинок острием вперёд и крикнула:

— Кто вы?!

Вэй Усянь спокойно ответил:

— Кто я — неважно. В конце концов, я — человек, а не нечто иное.

Женщина хотела сказать что-то ещё, но увидела стоявшего позади Вэй Усяня Лань Ванцзи и тут же замешкалась.

— Ханьгуан-цзюнь?

Лань Ванцзи был без лобной ленты, поэтому она на мгновение засомневалась. Если бы не его незабываемое лицо, она могла бы сомневаться и дольше. Женщина перевела взгляд на Вэй Усяня и слегка растерянно прошептала:

— Т-тогда вы… вы…

Новости о том, что Старейшина Илин вернулся к жизни, давно уже разошлись по миру. Кто бы ни стоял рядом с Лань Ванцзи, это обязательно должен был быть именно он, поэтому удивляться узнаванию не приходилось. Глядя на взбудораженное лицо женщины, которое к тому же казалось ему знакомым, Вэй Усянь подумал: «Неужели она меня знает? Я чем-то её обидел? Расстроил? Нет, я никогда не был знаком с женщиной по имени Цинъян… А, Мянь-Мянь!»

Вэй Усянь осознал:

— Так ты — Мянь-Мянь?

Мужчина рядом с женщиной пристально уставился на него:

— Почему вы называете имя моей дочери?

Оказывается, маленькая девочка, которая убежала от родителей и случайно увидела их — это дочь Мянь-Мянь, которую также зовут Мянь-Мянь. Вэй Усянь посчитал это забавным: «У нас тут большая Мянь-Мянь и маленькая Мянь-Мянь».

Лань Ванцзи приветственно кивнул женщине.

— Дева Ло.

Женщина заправила выбившиеся пряди за ухо и поприветствовала в ответ:

— Ханьгуан-цзюнь. — А потом посмотрела на Вэй Усяня. — Молодой господин Вэй.

Вэй Усянь широко улыбнулся ей.

— Дева Ло. О, вот я и узнал, как вас зовут.

Ло Цинъян застенчиво улыбнулась, словно внезапно вспомнив прошлое, отчего ей стало неловко. Она потянула мужчину, заставляя встать на ноги.

— Это мой муж.

Заметив, что у подошедших людей нет злобных намерений, мужчина заметно смягчился. Они разговорились, а потом Вэй Усянь как бы невзначай спросил:

— Хотелось бы узнать, из какого вы клана, к какому принадлежите ордену?

Мужчина честно и с удовольствием ответил:

— Ни к какому.

Ло Цинъян посмотрела на своего мужа и с улыбкой объяснила:

— Мой муж не из мира заклинателей. Он был торговцем, но всё же добровольно захотел ходить вместе со мной на ночную охоту…

Самый обычный человек, более того, мужчина, добровольно отказавшийся от стабильной жизни и осмелившийся путешествовать по миру вместе с женой, не чураясь ни опасностей, ни скитаний, определённо заслуживал восхищения! Вэй Усянь не мог не проникнуться уважением.

Он спросил.

— Сюда вы тоже пришли на ночную охоту?

Ло Цинъян кивнула:

— Да. Я слышала, что духи одолевают заброшенное захоронение на этой горе и тревожат местных жителей, вот и решила посмотреть, не смогу ли чем-нибудь помочь. Надо думать, вы вдвоём уже всё зачистили?

Если Вэй Усянь и Лань Ванцзи уже со всем разобрались, дальнейшее вмешательство уж точно не требовалось. И всё же Вэй Усянь сказал:

— Вы были одурачены местными.

Ло Цинъян замерла.

— Как это понимать?

— Они всем говорили, что им докучают назойливые духи, но на самом деле это они ограбили могилы и растревожили мёртвых, после чего и получили ответный удар от тех, кто был там захоронен.

Голос мужа Ло Цинъян звучал озадаченно:

— Неужели это правда? Но даже если речь идёт об ответной реакции духов, откуда в таком случае взялось столько жертв?

Вэй Усянь и Лань Ванцзи обменялись взглядами.

— Тут они тоже солгали. Никаких жертв не было, мы проверили. Только несколько жителей из тех, кто грабил могилы, на несколько дней слегли от испуга перед призраками, а ещё один сломал ногу, пока бежал что есть сил. За этим исключением никаких человеческих жертв не было. Все эти сказки выдумали лишь для привлечения внимания.

Муж Ло Цинъян воскликнул:

— Так вот что произошло! Совершеннейшее бесстыдство!

Ло Цинъян вздохнула:

— Ох, эти люди… — Казалось, она что-то припомнила и покачала головой. — Они везде одинаковы.

Вэй Усянь кивнул.

— Я их припугнул. Скорее всего, после этого они вряд ли снова примутся грабить могилы, а значит и духи их больше беспокоить не будут. Дело сделано.

Ло Цинъян сказала:

— Но что если они найдут других заклинателей, чтобы силой подавить духов…

Вэй Усянь усмехнулся.

— Я показал своё лицо.

Ло Цинъян всё поняла. Если Старейшина Илин показался сам, заклинатели наверняка разнесут весть об этом. Люди будут считать, что он объявил это место своей территорией. И какой заклинатель после этого осмелится явиться и навлечь на себя его гнев?

Ло Цинъян улыбнулась.

— Так вот в чём дело. Увидев, как перепугалась Мянь-Мянь, я подумала, что она наткнулась на какого-то духа. Пожалуйста, простите нас за бесцеремонность.

Вэй Усянь подумал: «Нет-нет, думаю, самые бесцеремонные тут как раз мы». Но вслух он сказал со всей серьёзностью:

— Конечно, не беспокойтесь. Пожалуйста, простите нас за то, что испугали малышку Мянь-Мянь.

Муж Ло Цинъян поднял дочь на руки. Сидя у отца на руках, Мянь-Мянь с надутым видом разглядывала Вэй Усяня. Она явно очень злилась из-за смущения, но сказать об этом стыдилась. На девочке было лёгкое розовое платьице. Большие черные глаза, напоминающие хрустальный виноград, украшали милое белоснежное личико. Вэй Усяню очень хотелось потискать её за щёчки, но под присмотром отца девочки он лишь дёрнул её за болтающийся хвостик и, пряча за спиной другую руку, широко улыбнулся.

— Мянь-Мянь — вылитая вы в юности, дева Ло.

Лань Ванцзи взглянул на него, но промолчал. На лице Ло Цинъян расцвела улыбка.

— Молодой господин Вэй, и вам не стыдно это говорить? Вы действительно помните, как я выглядела в юности?

Её улыбающееся лицо воскресило в памяти ту девушку из прошлого, одетую в лёгкое розовое платье. Вэй Усянь ни капли не смутился.

— Конечно, помню! Вы с тех пор не слишком изменились. Так, а сколько ей лет? Я подарю ей денег для отвода злых духов (3).

Ло Цинъян вместе с мужем тут же запротестовали:

— Что вы, не нужно.

Вэй Усянь рассмеялся.

— А вот и нужно. Всё равно платить буду не я. Ха-ха.

Супруги удивлённо застыли. Они не успели осознать происходящее, а Лань Ванцзи уже вложил что-то в ладонь Вэй Усяня. Вэй Усянь взял тяжёлые монеты и настоял на том, чтобы отдать их Мянь-Мянь. Поняв, что дочка не может отказаться, Ло Цинъян повернулась к ней и сказала:

— Мянь-Мянь, а ну-ка, поблагодари Ханьгуан-Цзюня и молодого господина Вэя.

Мянь-Мянь пробормотала:

— Спасибо, Ханьгуан-цзюнь.

Вэй Усянь спросил:

— Мянь-Мянь, это ведь я дал тебе монеты. Почему ты не поблагодарила меня?

Мянь-Мянь бросила на него сердитый взгляд. И как бы он её ни дразнил, она упорно отказывалась с ним разговаривать, смотрела вниз и теребила красный шнурок на шее, на котором висел искусно сшитый мешочек для благовоний. С великой осторожностью она положила деньги внутрь. Вскоре семья направилась прочь с горы, и Вэй Усяню оставалось лишь с сожалением попрощаться и продолжить свой путь по другой дороге, бок о бок с Лань Ванцзи.

Когда фигуры мужчин пропали из виду, Ло Цинъян принялась отчитывать дочку:

— Мянь-Мянь. Ты вела себя очень невежливо. Этот человек спас жизнь твоей маме.

Удивлению её мужа не было предела.

— Серьёзно?! Мянь-Мянь, ты слышала? Подумай только, как невежливо ты себя вела!

Мянь-Мянь пробормотала:

— Мне… Он мне не нравится.

Ло Цинъян сказала:

— Ну что за несносное дитя. Если бы он тебе действительно не нравился, ты бы уже давно выбросила деньги.

Мянь-Мянь зарылась маленьким покрасневшим личиком в грудь отца и проныла:

— Он делал плохие вещи!

Ло Цинъян не знала, как поступить — рассердиться или рассмеяться. Когда она уже собралась что-то сказать, её муж задумчиво протянул:

— Цинъян, я помню, как ты упоминала этого Ханьгуан-цзюня. Помню, что он — важный человек из именитого ордена. С чего ему появляться в таком захолустном местечке и охотиться на мелкую добычу?

Ло Цинъян терпеливо объяснила:

— Ханьгуан-цзюнь совсем не такой, как другие именитые заклинатели. Он всегда появляется там, где творится хаос. Если где-то нечисть докучает людям, он всегда придёт на помощь вне зависимости от размеров добычи или возможной благодарности.

Её муж кивнул.

— Истинный великий заклинатель. — Он с некоторым замешательством и тревогой продолжил расспрашивать: — Тогда что насчёт этого молодого господина Вэя? Ты сказала, что он спас тебе жизнь, но не припоминаю, чтобы ты упоминала этого человека… Твоей жизни когда-то угрожала опасность?!

Ло Цинъян забрала Мянь-Мянь себе на руки, её глаза необычно блеснули. Она улыбнулась.

— Этот молодой господин Вэй…

Тем временем а другой тропе Вэй Усянь сказал Лань Ванцзи:

— Поверить не могу, что у той девчонки из прошлого уже есть дочь, такая же юная девушка!

Лань Ванцзи ответил:

— Мгм.

— Но так нечестно. Ясно же, что она увидела, как именно ты делал со мной плохие вещи. Почему же сочла меня более неприятным? — Лань Ванцзи даже ответить не успел, когда Вэй Усянь резко развернулся к нему лицом и пошёл спиной вперед, продолжая: — О, я понял. На самом деле я ей очень понравился. Точно так же, как кое-кому другому в прошлом.

Лань Ванцзи смахнул с рукава несуществующую пылинку и прохладно ответил:

— Пожалуйста, верни мне мою лобную ленту, Вэй Юаньдао (4).

Услышав незнакомое имя, Вэй Усянь всё понял только после некоторых раздумий. Он цокнул языком и рассмеялся:

— Эй, Второй Молодой Господин Лань, да ты уксус попиваешь (5), как я посмотрю?

Лань Ванцзи опустил голову. Вэй Усянь остановился перед ним, обнял одной рукой за талию, а второй приподнял его подбородок, затем со всей серьёзностью произнёс:

— Скажи мне правду. Сколько лет ты уже пьёшь из этой бутыли с уксусом? Как тебе удавалось так хорошо это скрывать? Я ни разу не учуял даже нотки кислинки.

Лань Ванцзи как обычно подчинился и поднял голову, и в этот момент шаловливая рука скользнула к его груди. Он снова посмотрел вниз, но рука Вэй Усяня уже исчезла, прихватив кое-что с собой. Вэй Усянь изобразил удивление:

— И что же это у нас?

Это был мешочек для денег Лань Ванцзи.

Вэй Усянь покрутил в одной руке мешочек тонкой работы и ткнул в него пальцем другой.

— Ханьгуан-цзюнь, ох, Ханьгуан-цзюнь, взять без спроса — значит украсть. Как тебя тогда называли? Наследником знаменитого ордена? Образцом для подражания? Хорош образец — пьёт тайком сильнейший уксус и крадёт подаренный мне девушкой мешочек для благовоний, чтобы потом носить в нём деньги. Неудивительно, что придя в сознание, я не мог найти его, как ни искал. Если бы на шее малышки Мянь-Мянь сейчас не висел точь-в-точь такой же мешочек для благовоний, я бы даже не вспомнил о нём. Ты только посмотри на себя, ай-яй-яй. Признавайся. Как ты мог забрать его у меня, когда я был без сознания? Как долго ты ощупывал меня, чтобы его найти?

Лицо Лань Ванцзи на мгновение едва заметно скривилось, когда он протянул руку, чтобы отобрать мешочек. Вэй Усянь подбросил мешочек, уклонился от Лань Ванцзи и отошёл на пару шагов.

— Отбираешь силой, поскольку нечего сказать в ответ? К чему смущение? Смущаться из-за такого… я наконец понял, почему я такой бесстыдник. Нам действительно судьбой предназначено быть вместе. Всё потому, что весь мой стыд был вверен на хранение тебе.

Мочки ушей Лань Ванцзи слегка порозовели, но лицо осталось непроницаемым. Его руки были быстры, но ноги Вэй Усяня — ещё быстрее.

— Когда-то ты сам хотел отдать мне свой мешочек с деньгами. Так почему же сейчас не желаешь отдавать? Ты только посмотри на себя. Не только тайком воруешь вещи, у тебя ещё и тайная любовная интрижка. Да к тому же противоречишь сам себе. Испортился до мозга костей!

Лань Ванцзи одним прыжком настиг его и наконец поймал, крепко сжав в объятиях, а потом возразил:

— Мы совершили три глубоких поклона, так что уже считаемся… супругами. Назвать это интрижкой нельзя.

Вэй Усянь возразил:

— Между супругами не должно существовать такого насилия, как у тебя по отношению ко мне! Ты всегда заставляешь меня умолять тебя, и даже если я подчиняюсь, никогда не останавливаешься. Узнав, каким ты стал, все предки Ордена Гусу Лань наверняка сойдут с ума от ярости…

Не в силах больше это выносить, Лань Ванцзи наконец заткнул его рот своим.

Приложения:

(1) Гэгэ и Сюнчжан (именно второе использует Лань Ванцзи) — слова, применимые для обращения к старшему брату, только гэгэ — более родственное, а сюнчжан — более формальное.

(2) Подобную причёску — два высоких хвостика, закрученные жгутами и убранные в кольца, в древности носили исключительно молодые незамужние девушки и девочки.

(3) В китайском фольклоре пожилая пара использовала деньги, чтобы охранить своего ребёнка от злых духов. В итоге это вылилось в традицию дарить детям на Новый Год красные конверты с деньгами.

(4) В древнекитайском стихотворении неизвестного автора есть строка «Мянь Мянь Сы Юань Дао», что переводится примерно как «Бескрайность тоскует по дальним краям». Вэй Усянь в прошлом назвался Мянь-Мянь Юаньдао, поскольку это означало бы, что Мянь-Мянь изнывает от любовной тоски по нему.

(5) Есть уксус — китайская идиома, которая означает “испытывать ревность”. У этого выражения есть интересная история происхождения: император Тайцзун решил наградить своего канцлера Хуанлиня, предоставив ему выбор из своих наложниц. Жена Хуанлиня из-за ревности отказалась принять новую женщину. Император был крайне рассержен и велел ей либо принять новую любовницу мужа, либо выпить чашку отравленного вина. Она предпочла выпить яд, который оказался уксусом. Следовательно, “съесть уксус” стало символическим обозначением женской ревности.