Скорбь. Часть третья

Поразительно тонкая струна, покрытая особой краской, была практически не заметна для невооруженного глаза. Вэй Усянь, будучи эмоционально подавленным, совершенно не замечал происходящего вокруг, поэтому не увидел опасности и попался на удочку.

Вэй Усянь воскликнул:

— Лань Чжань, нет! Не отходи!

Но Лань Ванцзи, ни секунды не медля, сделал пять шагов назад.

Цзинь Гуанъяо произнёс:

— Превосходно. А теперь попрошу вас вернуть Бичэнь в ножны.

Раздался звон — Лань Ванцзи исполнил его требование.

Вэй Усянь в гневе выкрикнул:

— Ты решил, получив палец, откусить руку?

Цзинь Гуанъяо:

— Разве это называется «получив палец, откусить руку»? В таком случае, как назвать мою следующую просьбу? Ведь я собираюсь повелеть Ханьгуан-цзюню собственноручно запечатать свои духовные каналы.

Вэй Усянь гневно бросил:

— Ах ты…

Он не договорил — горло пронзило острой болью разрезаемой кожи, что-то потекло по шее. Лань Ванцзи болезненно побледнел.

Цзинь Гуанъяо добавил:

— Разве он может ослушаться? Подумайте сами, молодой господин Вэй, ведь его жизнь сейчас находится в моих руках.

Лань Ванцзи отчеканил:

— Не. Прикасайся. К нему.

Цзинь Гуанъяо:

— Вы знаете, что делать, Ханьгуан-цзюнь.

Спустя мгновение Лань Ванцзи повиновался:

— Хорошо.

Лань Сичэнь коротко вздохнул. Лань Ванцзи поднял руку и с силой сделал пару нажимов, тем самым запечатав каналы духовных сил.

Цзинь Гуанъяо слегка улыбнулся и тихо произнёс:

— Просто невероятно…

Лань Ванцзи неотрывно наблюдал за ними.

— Отпусти его.

Вэй Усянь же воскликнул:

— Лань Чжань! Я… я должен тебе кое-что сказать.

Цзинь Гуанъяо:

— Любые слова могут подождать.

Вэй Усянь:

— Нет. Это срочно.

Цзинь Гуанъяо:

— Что ж, можете говорить прямо так.

Он бросил эту фразу не всерьёз, однако и предположить не мог, что Вэй Усянь, будто его внезапно осенило, произнесёт:

— А ведь и правда. — После чего закричит, что есть мочи: — Лань Чжань! Лань Ванцзи! Ханьгуан-цзюнь! Я… тогда я… по-настоящему искренне хотел лечь с тобой в постель!

Воцарилась оглушающая тишина.

Цзинь Гуанъяо ослабил пальцы, струны слетели с шеи пленника, режущая боль исчезла. Вэй Усянь, вне себя от нетерпения, бросился к Лань Ванцзи.

Лань Ванцзи, ошарашенный признанием, прозвучавшим как гром, от которого содрогаются небеса, до сих пор не пришёл в себя от потрясения. В кои-то веки на привычно бесстрастном лице проявилось растерянное и бестолковое выражение. Вэй Усянь далеко не первый раз прижимался к нему, обхватив руками так крепко, будто от этого зависела его жизнь. Однако сейчас Лань Ванцзи словно превратился в неповоротливое бревно: оцепенел, не представляя, куда девать руки.

Вэй Усянь заговорил:

— Лань Чжань, ты слышал, что я сказал?!

Губы Лань Ванцзи шевельнулись, спустя мгновение раздался его голос:

— Ты…

Он привык выражать мысли лаконично, коротко и ясно, речь его никогда не была прерывистой. Однако в этот миг, охваченный нерешительностью, он запнулся. Еще через секунду он добавил:

— Ты сказал…

Он будто хотел повторить сказанное и тем самым убедиться, что не ослышался. Но для Лань Ванцзи произнести подобное было действительно нелегко, слова застряли в горле. Вэй Усянь тут же, нисколько не колеблясь, решил повторить:

— Я сказал, что по-настоящему искренне хотел с тобой…

— Кхм-кхм!

Стоявший рядом Лань Сичэнь сложил правую руку в кулак и поднёс ко рту. Подумав, он со вздохом произнёс:

— …Молодой господин Вэй, вы избрали самое подходящее время для разговора, и место тоже весьма подходящее.

Извинение Вэй Усяня прозвучало без намека на искренность:

— Вы уж простите меня, Глава Ордена Лань, но я на самом деле не мог больше ждать.

Цзинь Гуанъяо, похоже, тоже не мог больше ждать. Он развернулся и крикнул:

— До сих пор не откопали?!

В ответ раздался голос монаха:

— Глава Ордена, вы запрятали слишком глубоко…

Лицо Цзинь Гуанъяо то темнело, то бледнело, и от этого становилось крайне непривлекательным. Однако, несмотря на гнев, он не стал бранить подчинённых, лишь прикрикнул:

— Поторапливайтесь!

В тот же миг небеса прорезала белая вспышка молнии. Спустя мгновение прозвучал раскат грома. Цзинь Гуанъяо посмотрел на небо, и его лицо сделалось мрачным. Совсем скоро заморосил мелкий дождь. Капли косыми росчерками заполнили воздух. Вэй Усянь, вцепившись в Лань Ванцзи, намеревался выплеснуть все переполняющие грудь слова, от которых готов был взорваться. Лишь ледяные капли, коснувшись лица, смогли немного остудить его пыл.

Цзинь Гуанъяо обратился к Лань Сичэню:

— Цзэу-цзюнь, начался дождь, нам лучше укрыться в храме.

Несмотря на то, что Лань Сичэнь оказался в его руках, Цзинь Гуанъяо не утратил по отношению к нему прежнего уважения. В словах не было жестокости, он вёл себя с Лань Сичэнем как раньше, даже немного более вежливо. От этого становилось невозможным выплеснуть на него гнев, как говорится, «рука не поднимется ударить улыбающееся лицо». К тому же Лань Сичэнь сам по себе не являлся обладателем дурного нрава.

Цзинь Гуанъяо первым переступил порог и вошёл в главную залу, остальные последовали за ним. Днём Вэй Усянь и Лань Ванцзи уже были здесь. Просторная зала создавала ощущение величия, красные стены, украшенные золотом, сияли новизной — становилось ясно, что за храмом постоянно ухаживают и держат помещение в чистоте. Заклинатели и монахи копали землю во внутренних чертогах главной залы. Неизвестно, на какой глубине они уже находились, но всё ещё не выкопали то, что когда-то схоронил здесь Цзинь Гуанъяо. Вэй Усянь нечаянно поднял взгляд и обомлел.

Статуя Гуаньинь на божественном постаменте поражала красотой. По сравнению с другими статуями Богини Милосердия, лицо её выглядело чуть менее благожелательным, но чуть более изящным и привлекательным. Обомлел же Вэй Усянь потому, что статуя Гуаньинь показалась ему смутно знакомой, похожей на одного человека. Это ведь был точь-в-точь Цзинь Гуанъяо!

С первого взгляда можно и не заметить, но при сравнении с Цзинь Гуанъяо, который стоял рядом, сходство становилось всё более очевидным, даже больше чем наполовину.

Вэй Усянь подумал: «Неужели Цзинь Гуанъяо настолько самолюбив? Занять место Верховного Заклинателя, властвующего над всеми кланами, ему показалось недостаточно, так он решил ещё и сделать божественную статую по своему образу, чтобы тысячи людей кланялись ему, возносили почести и возжигали благовония? Или это какое-то тёмное искусство, о котором мне ничего не известно?»

Над ухом прозвучал голос Лань Ванцзи:

— Присядь.

Вэй Усянь немедленно пришёл в чувство. Лань Ванцзи отыскал на полу в храме четыре подушки для сидения: две отдал Лань Сичэню и Цзинь Лину, две оставил для себя и Вэй Усяня. По какой-то причине и Лань Сичэнь, и Цзинь Лин устроились на своих подушках как можно дальше от них, и к тому же, не сговариваясь, устремили взгляды вдаль.

Цзинь Гуанъяо и остальные направились во внутренние чертоги залы, проверить, как продвигаются работы. Вэй Усянь, держа Лань Ванцзи за руку, усадил его на подушку и уселся сам. Возможно, пребывая в замутнённых чувствах, Лань Ванцзи от рывка покачнулся и лишь после этого сел ровно. Вэй Усянь, немного успокоившись, вгляделся в его лицо.

Лань Ванцзи опустил веки, так что невозможно было разглядеть его настроения. Вэй Усянь понимал, что всего несколько слов, произнесённые ранее, не смогут до конца убедить Лань Ванцзи. Он, по незнанию, столько раз подвергал его мучениям пострашнее линчи, при этом радостно смеясь, что теперь недоверие было бы более чем нормальной реакцией. У Вэй Усяня неприятно защемило в груди при мыслях об этом, сердце кольнуло болью так, что по телу прошла лёгкая дрожь. Вэй Усянь не решился углубляться дальше в размышления; он знал лишь одно — нужно сделать ещё несколько решительных шагов навстречу Лань Ванцзи¹.

¹Оригинальная фраза: влить несколько доз сильнодействующего лекарства.

Он произнёс:

— Лань Чжань, смотри… смотри на меня.

В его голосе слышалось напряжение. Лань Ванцзи ответил:

— Мгм.

Глубокий вдох. Вэй Усянь тихо заговорил:

— …У меня в самом деле очень плохая память. Многое из того, что случилось в прошлом, я совсем не помню. Произошедшее в Безночном городе и несколько дней спустя… я нисколько не запомнил.

После его слов глаза Лань Ванцзи чуть округлились.

Вэй Усянь внезапно схватил его за плечи и сразу продолжил:

— Но! Но с сегодняшнего дня я буду помнить всё, что ты мне говорил, что ты для меня делал! Я не забуду ничего!

— ……

Вэй Усянь:

— Ты замечательный. Ты нравишься мне.

— ……

— Или лучше сказать по-другому. Сердце радуется при виде тебя, люблю тебя, хочу тебя, не могу без тебя, всё-что-угодно тебя.

— ……

— Я хочу всю жизнь ходить с тобой на ночную охоту.

— ……

Вэй Усянь сложил три пальца вместе, указал на небо, на землю, затем приложил к сердцу и произнёс:

— И ещё каждый день делить с тобой ложе. Я клянусь, это не какой-то спонтанный порыв и не глупые забавы, которыми я дразнил тебя раньше, и тем более благодарность здесь ни при чём. В общем говоря, никакой другой ерунды. Ты просто по-настоящему нравишься мне, нравишься так, что я хочу делить с тобой постель. Не хочу никого, кроме тебя, никто не сможет заменить тебя. Можешь делать со мной всё, что хочешь, как хочешь, мне всё нравится, лишь бы ты только пожелал со мной…

Его речь прервал внезапный порыв ветра, ворвавшегося в храм, который потушил все горящие внутри свечи, ряд за рядом.

Они даже не заметили, как мелкий дождик обернулся ливнем. Бумажные фонари, что со стуком покачивались за стенами храма Гуаньинь, давно промокли и погасли. Всё вокруг погрузилось в непроглядную тьму.

Вэй Усянь не мог произнести ни звука. В этой темноте Лань Ванцзи крепко прижал его к себе и закрыл рот поцелуем.

Дыхание Лань Ванцзи сделалось частым и прерывистым, охрипший голос раздался возле уха Вэй Усяня:

— …Сердце радуется при виде тебя…

Вэй Усянь прижался к нему крепче.

— Да!

Лань Ванцзи:

— …Люблю тебя, хочу тебя…

Вэй Усянь повторил громче:

— Да!

Лань Ванцзи:

— Не могу без тебя… Не хочу никого, кроме тебя… никто не сможет заменить тебя!

Он раз за разом повторял слова, сказанные ему Вэй Усянем, голос дрожал вместе с телом; Вэй Усяню даже в какой-то момент показалось, что он вот-вот заплачет.

С каждой фразой его руки на талии Вэй Усяня сжимались крепче, до сдавливающей боли, но Вэй Усянь смыкал руки за его спиной всё сильнее и сильнее в ответ, будто готов был перестать дышать, но стерпеть, и даже пожалеть, что нельзя прижаться ещё крепче.

Перед глазами стояла темнота.

Они прижимались друг к другу так тесно, что биение сердец скрыть было невозможно. Вэй Усянь впервые столь явственно ощущал, как бешено колотится сердце Лань Ванцзи, как рвётся из него невыносимый жар. И ещё как на его шею упала и тут же бесследно исчезла, будто её и не было вовсе, слеза.

В передней зале послышались чьи-то торопливые шаги. Это Цзинь Гуанъяо и несколько заклинателей вернулись из внутренних чертогов, куда уходили проконтролировать процесс. Двое монахов вышли против бушующего ветра, лишь с огромным усилием им удалось закрыть распахнувшиеся створки ворот, а затем запереть на увесистый засов. Цзинь Гуанъяо в свою очередь вынул огненный талисман и легко подул на него. При помощи горящей бумаги талисмана он снова зажёг красные свечи, чьё тусклое желтоватое пламя стало единственным источником света в одиноком храме среди ночного дождя. Внезапно снаружи послышался отчётливый стук.

Кто-то стучал в ворота. Все, кто находился внутри, моментально насторожились и посмотрели в сторону входа. Двое монахов, что запирали засов, будто перед встречей с опасным врагом бесшумно направили острия мечей на ворота.

Цзинь Гуанъяо без тени эмоций спросил:

— Кто это?

Снаружи раздался голос:

— Глава Ордена, это я!

Голос принадлежал Су Шэ.

Цзинь Гуанъяо подал знак, и монахи отворили засов. Су Шэ вместе с порывом ветра и брызгами дождя ворвался в храм.

Пламя красных свечей всколыхнулось от ветра и заморгало, грозясь в любой момент погаснуть. Монахи поспешили запереть ворота. Ливень промочил Су Шэ до нитки, от взгляда веяло холодом. Он весь продрог, даже губы слегка посинели. Правую руку мужчина держал на мече, левой тащил человека. Оказавшись внутри, он уже собирался бросить ношу, но тут увидел сидящих рядом на двух подушках Вэй Усяня и Лань Ванцзи, которые всё никак не могли оторваться друг от друга.

Совсем недавно эти двое принесли ему большие неприятности, и теперь он в один момент изменился в лице и выхватил меч из ножен. Глянув на Цзинь Гуанъяо, Су Шэ увидел, что тот стоит с видом, будто ничего страшного не произошло. Тогда он успокоился и понял, что теперь эти двое — их пленники.

Цзинь Гуанъяо спросил:

— Что случилось?

Су Шэ:

— Встретил его по дороге сюда. Подумал, что пригодится, вот и схватил.

Цзинь Гуанъяо подошёл, опустил взгляд и задал ещё вопрос:

— Ты его не поранил?

— Нет. Он потерял сознание от испуга. — Договорив, он бросил человека на пол.

Цзинь Гуанъяо:

— Миньшань, не будь столь жестоким. Он испуга не вынес, а ты его бросаешь.

Су Шэ поспешил ответить:

— Есть, — и немедля приподнял только что брошенного пленника, после чего осторожно положил его рядом с Лань Сичэнем.

Тот присмотрелся, убрал с лица человека прилипшие от дождевой воды волосы и увидел, что перепугавшимся до обморока был не кто иной, как Не Хуайсан. По всей видимости, закончив восстановление сил в Пристани Лотоса, он направлялся обратно в Цинхэ, по дороге Су Шэ его и схватил.

Лань Сичэнь, подняв взгляд, спросил:

— Зачем тебе понадобился Хуайсан?

Цзинь Гуанъяо ответил:

— На одного Главу Ордена в моих руках стало больше, это нагонит страха на остальных. Впрочем, не изволь беспокоиться, брат. Ты всегда знал, каково моё отношение к Хуайсану. Когда придёт время, я непременно отпущу вас в целости и сохранности.

Лань Сичэнь бесстрастно произнёс:

— Должен ли я тебе верить?

— Как сочтёшь нужным. Поверить или не поверить, выбора у тебя особенно нет.

Тем временем Су Шэ перевёл полный неприязни взгляд на Вэй Усяня и Лань Ванцзи. Затем премерзко усмехнулся и произнёс:

— Ханьгуан-цзюнь, Старейшина Илин, вот уж не думал, что мы с вами свидимся так скоро. Да к тому же ситуация кардинально изменилась. Ну как, по нраву ощущения?

Лань Ванцзи не удостоил его ответом. Он никогда не обращал внимания на низкие провокации. Вэй Усянь же подумал: «Разве ситуация кардинально изменилась? С горы Луаньцзан ты в панике бежал, а теперь разве не находишься в бегах?»

Однако Су Шэ, очевидно, многие годы держал все в себе, и теперь ему не требовалось внешнего раздражителя, чтобы злость взметнулась до небес и слова, пусть даже оставшиеся без ответа, потекли наружу. Он бросил на Лань Ванцзи оценивающий взгляд и насмешливо произнёс:

— Даже в такой момент всё разыгрываешь из себя само спокойствие? До каких пор собираешься держаться?

Лань Ванцзи по-прежнему молчал. Лань Сичэнь ответил вместо него:

— Глава Ордена Су, не припомню, чтобы во время вашего обучения искусствам в Ордене Гусу Лань мы чем-то обидели вас. Почему вы так накинулись на Лань Ванцзи?

Су Шэ:

— Разве я посмел бы накинуться на второго молодого господина Ланя, который с детства одарён настолько, что все непомерно гордятся им? Мне всего-то не по душе его облик, который всем своим видом говорит, насколько выдающейся личностью он сам себя считает.

Вэй Усянь не единожды убеждался, что ненависть к человеку может быть абсолютно беспричинной, однако в этот раз он не смог удержаться от мысли, что всё это очень странно. Он произнёс:

— Разве Ханьгуан-цзюнь говорил когда-то, что считает себя выдающимся? Насколько я помню, среди правил Ордена Гусу Лань есть одно, гласящее «запрещено держаться высокомерно и заносчиво».

Цзинь Лин:

— Откуда тебе известны правила Ордена Гусу Лань?

Вэй Усянь потёр подбородок.

— Приходилось не раз переписывать, вот и запомнил.

Цзинь Лин без раздумий выпалил:

— Тебе что, больше делать было нечего, как переписывать правила Ордена Гусу Лань? Ты же не… — он собирался сказать «ты же не из этого клана», но на середине фразы посчитал её неуместной, поэтому с потемневшим лицом прикусил язык.

Вэй Усянь рассмеялся.

— Только не говорите, что Глава Ордена Су такого мнения лишь потому, что лицо Ханьгуан-цзюня с детства выглядит холодным словно лёд? Если так, Ханьгуан-цзюню должно быть смертельно досадно это слышать. Он ведь абсолютно ко всем обращается с тем же лицом. Глава Ордена Су, вам следовало бы возрадоваться, что вы обучались искусствам не в Ордене Юньмэн Цзян.

Су Шэ холодным тоном спросил:

— Почему же?

Вэй Усянь ответил:

— В таком случае я бы давно обозлил вас до смерти. В юности я каждый день совершенно искренне мнил себя исключительным, потрясающим талантом, поистине, мать его, выдающимся и невероятным. Кроме прочего, я не просто считал так в душе, я ещё и повсюду заявлял об этом вслух.

На лбу Су Шэ вздулись вены.

— Закрой рот! — Он собирался ударить, однако Лань Ванцзи прижал Вэй Усяня и защитил объятием.

Су Шэ застыл на полпути, размышляя, стоит ли осуществить задуманное, когда Вэй Усянь высунулся из-за спины Лань Ванцзи и произнёс:

— Не стоит действовать опрометчиво, Глава Ордена Су, всё-таки Ляньфан-цзунь весьма почтительно относится к Цзэу-цзюню. Как думаете, обрадуется ли Ляньфан-цзунь, если вы пораните Ханьгуан-цзюня?

Су Шэ остановился именно потому, что ему в голову пришла такая же мысль. Но стоило Вэй Усяню её озвучить, как это разозлило его ещё сильнее. Не в силах смириться с поражением, он решил вновь бросить насмешку:

— Не думал я, что легендарный Старейшина Илин, наводящий ужас на оба мира — живых и мёртвых, тоже может испугаться смерти!

Вэй Усянь, ни капли не смутившись, ответил:

— Благодарю за комплимент. Вот только, я не боюсь смерти, всего лишь не хочу умирать.

Су Шэ с холодной усмешкой бросил:

— Глупые придирки к словам, просто смешно. Разве существует разница между страхом смерти и нежеланием умереть?

Вэй Усянь, удобно устроившись в объятиях Лань Ванцзи, ответил:

— Разумеется, разница существует. К примеру, если сказать — «я не хочу отрываться от Лань Чжаня» и «я боюсь оторваться от Лань Чжаня» — разве это одно и то же? — Однако, поразмыслив, он добавил: — Прости, я беру слова назад. По моим ощущениям, в данном случае фразы действительно практически равнозначные.

Лицо Су Шэ буквально позеленело от злости, на что Вэй Усянь как раз рассчитывал. Как вдруг где-то рядом прозвучал лёгкий смешок.

Настолько тихий, что могло показаться, будто он ослышался.

Резко вскинув голову, Вэй Усянь отчетливо увидел в уголке рта Лань Ванцзи слабую, словно чистое сияние солнечного света на снегу, улыбку, которая ещё не успела растаять.

И в этот раз шокировано застыл не только Су Шэ, но и Лань Сичэнь, и Цзинь Лин.

Все на свете знали, что лицо Ханьгуан-цзюня никогда не трогает улыбка, оно словно покрыто инеем и отражает полное отсутствие интереса к жизни. Почти никто никогда не видел, чтобы он улыбался, даже чтобы слегка приподнимал уголок рта. Никто не мог предположить, что сможет лицезреть его улыбку в подобной ситуации.

Глаза Вэй Усяня моментально сделались большими и круглыми.

Мгновения спустя он сглотнул, кадык перекатился вверх-вниз, затем раздался его голос:

— Лань Чжань, ты…

Именно в этот момент снаружи послышался стук.

Су Шэ выставил перед собой меч, крепко сжал оружие в руках и настороженно спросил:

— Кто?!

Вместо ответа створки ворот разлетелись на части!

Вместе с дождём и ветром внутрь ворвалась сверкающая фиолетовая молния, которая нанесла удар прямо в грудь Су Шэ, отбросив того далеко прочь. Су Шэ с силой ударился о колонну из красного дерева, изо рта фонтаном хлынула кровь. Двое монахов, задетые ударной волной, повалились на землю, не в силах подняться. Человек в фиолетовых одеяниях перешагнул порог и уверенным шагом вошёл в главную залу.

Несмотря на перекрёстный ветер и дождь снаружи, он совершенно не промок, лишь полы одежды немного потемнели от воды. В левой руке он держал зонт из промасленной бумаги, капли дождя стучали по поверхности зонта, разбиваясь брызгами. В правой руке всё ещё сверкал холодным светом Цзыдянь, заполняя пространство яростным треском. Выражение лица человека было ещё темнее, чем ночь с грозой и ливнем.