Глава 121

Тот, кому вернули сердце, тот, кто получил обратно свою кровь…

Человеческая память — сложный механизм, в ней творится самый настоящий хаос. В памяти хранится все: события, что пережил человек, книги, которые он прочитал, и слова, которые он услышал. Это напоминает огромную библиотеку. 

То, что лежит на поверхности сознания и то, что можно почувствовать лишь при помощи особой связи — лишь сиюминутные идеи, похожие на объявления, что висят при входе в эту самую «библиотеку».

Если посетитель решит пройти дальше, ему нужно будет «получить доступ». Это первая и самая главная проблема, с которой сталкиваются все представители духовного класса при проведении допросов. 

Эти двое понятия не имели, что такое «личная жизнь», с самого детства они делили свои мысли с «соседом по комнате». Скрывать чувства для них стало так же естественно, как есть и пить. И опыта в этом им было не занимать. Когда Сюань Цзи начеку, получить «доступ» к его сознанию крайне сложно. Но если вдруг случится так, что их связь «включится» в самый неожиданный момент, тогда даже боги не помогут ему скрыть то, что накопилось у него на душе.  

Когда они отправились в «Небесный нефритовый дворец», огромный коралловый риф застиг Шэн Линъюаня врасплох. Его Величество оказался в невыгодном положении. 

Теперь он предпочитал отвечать противнику его же оружием. 

Разволновавшись, Сюань Цзи вспомнил «тайну русалочьего народа». Это произошло необдуманно, инстинктивно, и Шэн Линъюань, наконец, смог заглянуть за завесу тайны. 

Но увидев то, что скрывалось в глубинах чужого сознания, он застыл от удивления. 

Его Величество знал, что, будучи, по сути своей, всего лишь рыбами, русалки не умели писать. В отличие от множества священных книг, в «тайне русалочьего народа» не было слов. Вероятно, она состояла из русалочьих песен или устных преданий, передаваемых из поколения в поколение. 

Однако это больше напоминало «телевизор», что стоял в гостиной Сюань Цзи. В сознании юноши вспыхивали реалистичные картины... а главным героем был он сам!

Кроме того, в «тайне русалочьего народа» не было «клятвы вечной любви», это было другое, ни с чем не сравнимое «колдовство». Перед глазами Его Величества мелькали сцены, вульгарностью сравнимые с гаошаньским дворцом, чей владелец славился своей тягой к «непристойностям». 

Но вдруг Сюань Цзи хмыкнул и оттолкнул руку Шэн Линъюаня.

Нанесенная туманом рана тут же зажила, и на коже осталось лишь несколько алых капель. Никто из них не знал, кому именно они принадлежат... Сюань Цзи усмехнулся и слизнул размазанную по ладони кровь: 

— Прошу меня простить, но это и есть «тайна русалочьего народа». Если Ваше Величество так хотели это увидеть, можно было просто попросить, я бы с радостью вам показал.

Весна, царившая в чайном домике, в мгновение ока обратилась стужей.  

Сюань Цзи нечего было скрывать, он с радостью позволил сидевшему напротив человеку увидеть все, что было у него на уме. 

— «Тайна русалочьего народа» — это самое прекрасное, самое грязное, самое зловещее и самое бескорыстное колдовство, которое я когда-либо видел. В ней нет слов, ее нельзя прочесть, никто не знает ее настоящего содержания. Она открывается лишь тем, кто слушает свое сердце. Но то, что ждет этих дураков внутри, будет зависеть от их собственных желаний. В прошлый раз я так хотел удержать тебя, что это невероятное сокровище подарило мне «клятву вечной любви». Теперь я думаю… Каким же жестоким может быть человек? Неужели у тебя под кожей камень? Холодный камень. 

— Наглец! — возмутился Шэн Линъюань.

— О да, я наглец, — фальшиво улыбнувшись, ответил Сюань Цзи. —  Так давай же, накажи меня за преступные мысли! Накажи по всей строгости закона, убей меня, и «клятва вечной любви» исчезнет сама собой.

— Странно, в детстве мы не заставляли тебя читать книги, и ты не умел так складно говорить. Какие-то безумцы сговорились и назвали это «клятвой вечной любви», а тебе хватает наглости называть так свой эгоизм, — слова Шэн Линъюаня были острыми, как нож. — Какое совпадение, не правда ли?

— Хорошо, Ваше Величество, я действительно эгоист. Но ты можешь это прекратить.

— Мы избаловали тебя!

— Неужели? Вы так добры ко мне, Ваше Величество. Потому-то вы обманом влезли в мою голову, чтобы увидеть «тайну русалочьего народа»?! Но ничего, я сделаю все сам. Если я умру, хуже уже не будет. Смирите свой гнев, вам даже не придется убивать девять поколений моей семьи. К счастью для вас, они давно вымерли. Как динозавры. В нашем домашнем реестре один единственный холостяк и гнилые кости. Так что, можете делать со мной все, что захотите. Можете содрать с меня шкуру, сварить на пару или обжарить в соевом соусе...

В руках Шэн Линъюаня собрался черный туман. Он взвился вверх, намереваясь отвесить наглецу пощечину. 

Сюань Цзи знал, что Его Величество собирался сделать, связь между ними еще не разрушилась. Однако он не спрятался и не увернулся. Юноша встал ровно и с самым безразличным¹ видом закончил свою речь:

¹ 死猪不怕开水烫 (sǐzhū bùpà kāishuǐ tàng) — букв. мертвая свинья ошпариться не боится (обр. все равно, быть безразличным к чему-либо).

— Мне без разницы, что ты сделаешь, «клятва вечной любви» односторонняя, даже если разорвешь меня на куски, тебе все равно не будет больно.

Сгусток черного тумана рванулся вперед и рассеялся без следа у кончика его носа. 

Они находились друг от друга на расстоянии вытянутой руки, но в чайном домике царила мертвая тишина. 

Шэн Линъюань был злее, чем три разъяренных демона. В ответ на его недовольство, к Его Величеству снова вернулась мигрень. В конце концов, он зашатался и впился пальцами в столешницу.

Но связь никуда не делась. Сюань Цзи вздохнул, и весь его гнев тут же улетучился. Он протянул руку, желая помочь, но внезапно остановился на полпути. Усмешка сползла с его лица, и юноша заметно помрачнел.

Дождавшись, когда боль отступит, и Шэн Линъюань снова сможет дышать, Сюань Цзи сказал: 

— Линъюань, ты настолько привык к роли императора и деспота, что ничье мнение больше не имеет для тебя значения. Перед тобой нет никого… и меня нет, верно? Кто я для тебя? Домашнее животное? Линъюань, иногда я думаю...

Неужели все, что между нами было, осталось в прошлом? Неужели у нас нет будущего?

Но не успел он договорить, как со стороны Шэн Линъюаня до него донеслось странное чувство. Сюань Цзи резко вскинул голову:

— Что ты делаешь?!

— Что ты там говорил? — ахнул Шэн Линъюань, его ресницы задрожали, и капли холодного пота скатились вниз, почти заливая ему глаза, — что я могу… это прекратить?

Темная энергия демона небес медленно стекалась к его груди, обволакивая сердце и сосуды. Сердце, которое так и не успело полностью прижиться. Однажды он уже избавился от него, во второй раз все должно быть намного проще. 

Шэн Линъюань с трудом оперся на стол. Его кожа казалась почти прозрачной. 

— Я считаю, что так будет правильней. Ведь эта твоя «клятва вечной любви»… держится на том, что в наших жилах течет кровь Чжу-Цюэ?

«Клятва вечной любви» породила нити, что «сшили» их вместе. Эти нити брали свое начало в сердце Сюань Цзи, и кровь Чжу-Цюэ служила им посредником. Без этого условия, с кем еще демон мог заключить такую «сделку»? 

Сюань Цзи с ужасом почувствовал, как тонкие нити внутри Шэн Линъюаня натянулись, рискуя быть вырванными с корнем. Он не блефовал.

Это дьявол говорил, что «к словам императора стоит относиться серьезно». Но это ведь чушь! Он редко сдерживал свои обещания, но никогда не сыпал пустыми угрозами. 

Сюань Цзи резко изменился в лице, безразличие сменилось ужасом.

— Стой! Остановись! — сорвавшимся голосом закричал он. 

Сюань Цзи протянул руки и схватил повисшие в воздухе нити. Невидимый шелк тут же окрасил алым его ладони. 

Вот она, истинная суть «клятвы вечной любви». Перепачканный кровью, он тщетно пытался вернуть их Шэн Линъюаню. Но Его Величество отверг собственное сердце. Стоя среди бурного потока, Сюань Цзи только и мог, что хвататься за мелькающий в волнах плавник. Но все его усилия оказались напрасными.

Когда-то у них было одно на двоих тело, но теперь они могли делиться друг с другом лишь некоторыми, весьма поверхностными мыслями, например о том, как тяжела чужая ноша или о собственном самочувствии. Но что до настоящей боли… теперь один мог узнать о ней лишь основываясь на реакции другого. Больше они не могли ее разделить. Кроме того, построенная на крови связь почти исчерпала себя. 

Сюань Цзи понятия не имел, что чувствовал Шэн Линъюань. Он видел лишь, как тот стоял на одном колене, держась рукой за стену чайного домика. Но его лицо ничего не выражало. Оно было таким же, как в тот день, когда Его Величество шагнул в огненную бездну Чиюань. 

Это сумасшедший все еще смеялся. Он ответил Сюань Цзи его же словами:

— Если можешь… то… сшей этим мое тело… тело демона небес…

Сюань Цзи схватился за грудь.

— Шэн Линъюань, какой же ты ублюдок!

Дыхание Шэн Линъюаня стало поверхностным. Без воздуха он с трудом мог говорить, его голос был очень тихим, но слова, что срывались с его губ, казались пугающе четкими:

— Мы что, первый день знакомы?

— Прошу, не делай этого... Не делай этого, остановись!

У Шэн Линъюаня больше не было сил говорить, он усмехнулся.

— Если ты так этого хочешь, я освобожу тебя! Ты ведь разрешишь мне это сделать, правда? Потерпи...  Просто дай мне немного времени! — Сюань Цзи в спешке схватился за спутанные нити, но «обрывков» оказалось больше, чем он ожидал. Они с легкостью завязывались в узлы, и их невозможно было распутать. Но упрямству Сюань Цзи позавидовали бы даже русалки. Однако чем больше он спешил, тем дольше возился! 

Сердце бешено колотилось в его ушах, что несказанно раздражало юношу. Раны, оставленные темной энергией, быстро затягивались, разорванные сосуды из красных превратились в черные, а сияющие шелковые нити, созданные «тайной русалочьего народа», истончились и исчезли, отравленные черным туманом. Увидев это, Сюань Цзи засуетился еще больше.

В конце концов, он почти отчаялся. Шелк в его руках путался и рвался. 

— Я умоляю тебя... Линъюань, не делай этого... Пожалуйста...

Что-то теплое упало на тыльную сторону ладони Шэн Линъюаня. Его Величество сжал пальцы и почувствовал… нечто мокрое. 

Он опешил. На мертвенно бледном лице отразилось недоумение. Шэн Линъюань замер, затем медленно протянул руку и коснулся лица Сюань Цзи. Но что-то заставило его отшатнуться. 

Сюань Цзи… плакал.

Его глаза были красными, и дело не в том, что юноша был превосходным актером. Они были такими же, как в детстве, когда он заходился в оглушительных рыданиях. 

Но сейчас он тихо сидел перед Шэн Линъюанем и старательно сдерживал слезы. Его напряженные плечи казались железными горами, и только руки продолжали мелко дрожать.

Эти слезы, казалось, весили сто цзюней. Безжалостный черный туман Шэн Линъюаня в ужасе остановился. 

«Неужели я разбил ему сердце?» — подумал Шэн Линъюань.

Повсюду на полу валялись алые шелковые нити, почти похоронив под собой этих двоих. Никто не произнес ни слова. Сюань Цзи протянул руку и схватил нити в охапку. Его губы шевельнулись, но он не издал ни звука. Слова русалочьего языка медленно, но верно уничтожили повисший между ними шелк.

Лицо Сюань Цзи ничего не выражало, лишь на дрожащих ресницах покачивались соленые капли.

Шэн Линъюань в ужасе уставился на них, и темная энергия постепенно покинула его меридианы. Его измученное сердце рухнуло обратно в грудь, и черная тень, плескавшаяся на дне его глубоких, как бездна, глаз, наконец, рассеялась. Сюань Цзи опустил голову, и слезы упали с его ресниц. Шэн Линъюань инстинктивно потянулся к нему и вдруг ощутил небывалую легкость. Его тело освободилось он невидимых оков. 

Разбросанные повсюду обрывки нитей вспыхнули и вновь вернулись к Сюань Цзи. 

Запретное колдовство... «Клятва вечной любви» возвратилась к своему создателю и исчезла без следа.

Тот, кому вернули сердце, тот, кто получил обратно свою кровь… Их некогда нерушимая² связь разрушилась. Теперь каждый сам за себя. 

^{​​​​​​​2} 藕断丝连 (ǒuduànsīlián) — корневище лотоса переломлено, но волокна тянутся (обр. ещё не все связи порваны; внешне разошлись, но по-прежнему связаны друг с другом (о любовных отношениях).

Все, что было между ними, исчезло без следа. 

Сюань Цзи встал, и Шэн Линъюань не раздумывая схватил его за руку.

— Нити разорваны, — не поворачиваясь, сдавленно бросил Сюань Цзи. — Ваш подданный повел себя бестактно и просит разрешения откланяться. Ваше Величество, пожалуйста, найдите себе другого секретаря. 

Шэн Линъюань на мгновение задумался и разжал пальцы. 

Сюань Цзи устал. Он не хотел больше видеть этого сумасшедшего. Ни слова не говоря, юноша вышел из чайного домика и зашагал прочь.

Но на полпути с холма Сюань Цзи вдруг развернулся и со скоростью ветра бросился назад. 

Шэн Линъюань даже не успел подняться. Он сидел на коленях среди разбросанных бумаг и в изумлении смотрел на того, кто только что ушел. 

В лучах восходящего солнца маленький домик на вершине холма казался мрачным и одиноким. 

Сюань Цзи стоял против света, его лицо невозможно было рассмотреть, но убийственная аура волнами накатывала на Шэн Линъюаня. Отринув вежливость, он тут же потребовал объяснений:

— Ваше Величество, я давно хотел вас спросить. Неужели огромные рыбы из «Небесного нефритового дворца» ошибались на мой счет? Если в вашем сердце и найдется место для кого-то, то точно не для меня. Ты любишь не меня, а того маленького глупого дурачка, который во всем полагался на тебя! Ничтожество, о котором ты мечтал во временном разломе! Без мыслей, без идей. Если дать ему сладость, он рассмеется. Но неважно, сколько времени пройдет, тебе лучше забыть о нем!

Шэн Линъюань не мог больше выносить это яркое свечение. Его Величество поднял руку, силясь закрыться от утренних лучей, и с трудом прищурился. 

Прождав полминуты, Сюань Цзи так и не услышал ответа, и с грустью обнаружил, что знатно опозорился. Шэн Линъюань, вероятно, хотел забыть все, что случилось в «Небесном нефритовом дворце», и торопливо согласился с его словами. Старый ублюдок, это было на него похоже. 

Но, к изумлению Сюань Цзи, Шэн Линъюань тихо произнес: 

— Нет.

Сюань Цзи замер.

— Я думал не о духе меча, — Его Величество отодвинулся назад и расслаблено прислонился к стене. Он выглядел отстраненным и спокойным, отчего глаза Сюань Цзи покраснели еще больше.

— Я надеялся, что, когда война закончится и в стране воцарится мир, на трон взойдет мой брат, князь Нин. Он был дотошным и вдумчивым, заботливым и послушным. Он во всем был лучше меня. Я мог лишь сражаться и бороться за власть. Меня раздражала экономика и мало занимала жизнь простого народа. В то время я понятия не имел, кто я такой, и постоянно предавался бесплотным мечтам. Я думал о том, что будет, если я исчезну? Станет ли «матушка» скучать по мне? Я хотел вернуться с тобой в Дунчуань… Когда-то, Дунчуань был разрушен из-за меня. Я хотел высадить на пепелище персики, собрать остатки клана шаманов... Князь Нин благоволил клану шаманов, он мог бы мне помочь. В те годы в моей жизни были только две цели: одна — восстановить Дунчуань, а вторая — дождаться, когда ты вырастешь. 

Сюань Цзи замер и затаил дыхание. Он чувствовал, что своими неосторожными выходками разбил раковину тысячелетнего моллюска. Если он упустит этот шанс, другой возможности узнать о прошлом у него уже не будет. 

Обезумев от счастья, он опрометчиво выпалил: 

— Брат Линъюань!

— Если бы к тому моменту я не умер от старости, у меня, вероятно, была бы борода и тронутые сединой виски, — слабо улыбнулся Шэн Линъюань. — Но в юности меня это мало беспокоило. А потом наши пути разошлись. Это был просто весенний сон. Пустяки.

Оказывается, он с нетерпением ждал будущего. 

Его маленькая мечта... незадолго до смерти увидеть, как расцветает цветок, о котором он заботился всю свою жизнь. 

Вот и все. 

— Дурные, дурные мысли, — едва слышно произнес Шэн Линъюань. — Я этого недостоин.