Глава 94

Мир огромен, ты можешь идти куда захочешь. Похоже, небеса все-таки услышали меня, и мое самое заветное желание, наконец, исполнилось.

Старое заброшенное кладбище было усыпано камнями, и каждое дуновение ветра здесь отзывалось душераздирающим воем. Все это напоминало те дни, когда в диких горах стоял военный лагерь... Холодный воздух вокруг полнился запахами железа и навоза, материалов не хватало, и походная палатка сильно протекала. В те времена они были не такими прочными, как сейчас. И глубокими ночами никто не осмеливался закрыть глаза.

Двое молчали. Шэн Линъюань ждал, когда Сюань Цзи заговорит, но этот человек, что без умолку болтал, даже сидя за рулем автомобиля, не проронил ни слова. Он демонстративно опустился на колени и склонил голову, всем своим видом выражая покорность. Это не было похоже на дух меча. Дух меча постоянно грубил старшим, спорил, командовал и кричал. Он бы ни за что не остался в стороне.

Точно также вели себя высокопоставленные чиновники Шэн Линъюаня, когда император понял, что стало с его клинком.

Шэн Линъюань знал, что Сюань Цзи ждал его реакции.

По всем канонам человеческих взаимоотношений, они больше напоминали друзей, встретившихся после долгой разлуки. Друзей, что не виделись большую часть своей жизни. И эта встреча застала их врасплох. Вновь увидеть друг друга через столько поколений, где смешались в вечности семья и государство. Человеческие чувства подобны железу. Они кажутся прочными, но их можно разрушить одним ударом. Если с двух концов железо разъела ржавчина, исправить это будет очень нелегко.

Шэн Линъюань не знал, как долго дух меча пробыл рядом с ним. Двадцать лет он наблюдал его смятение и высокомерие, его непоколебимость и жестокость. Кроме того, в миазмах внутреннего демона, он сам сказал, что «не стоит беспокоиться о делах давно минувших дней». Но теперь, когда первый шок прошел, Сяо Цзи понятия не имел, как себя вести.

Так… как он должен был на это реагировать?

Шэн Линъюань все также сидел в своей палатке. Ткань, из которой она была сделана, слегка просвечивала, и было слышно, как падал снег.

Не нужно быть гением, чтобы понять, что испытывать «основные эмоции» вполне нормально. Когда радость била через край, за ней неизменно следовала грусть. Самым логичным, что можно было сделать в этой ситуации: было схватиться за голову и разрыдаться. А потом, вспоминая прошлое, долго смотреть друг на друга полными слез глазами. О, в этом деле Шэн Линъюань был мастером. В юности он часто проделывал этот трюк — притворялся, что скорбит. Но в те моменты, когда ему действительно было горько, он не мог проронить ни слезинки. Он с детства был таким, и Сяо Цзи это прекрасно знал.

Не было смысла обходиться с Сюань Цзи как с потерянным сокровищем. Он больше не ребенок, которого нужно было уговаривать. Шэн Линъюань знал, что, если будет осторожничать, это только увеличит разрыв между ними. Ему следовало дать волю своим эмоциям, прояснить ситуацию и спросить юношу, почему тот склонился перед ним, как те подданные, что чувствовали грань, отделявшую их от Его Величества. Но не имея возможности подобрать нужных слов, они ранили друг друга острыми ножами... Три тысячи лет назад они были очень близки. И только так они могли преодолеть разрыв во времени и пространстве, могли вернуться в прошлое.

Шэн Линъюань открыл было рот, но так ничего и не сказал. Вместо этого он крепко сжал руки, заставив себя проглотить вертевшиеся на языке слова.

Нет.

Усмехнувшись, Шэн Линъюань молча закрыл глаза, словно старый монах, погрузившийся в созерцание.

А в соседней палатке Сюань Цзи все еще стоял на коленях, ожидая решения. Он и сам не знал, что хотел узнать. Простояв так целую вечность, юноша, наконец, услышал спокойный и приятный голос:

— В этом мире больше нет господ. Нужно уважать нынешние обычаи. Не стоит так послушно соблюдать все эти устаревшие условности.

Стоило Сюань Цзи услышать эти слова, как у него тут же похолодело в груди. Звук этого четкого и ясного голоса только что дал понять, какие между ними отношения. Отношения правителя и подданного.

И пусть в дворцовом этикете больше не было необходимости, но разница между государем и подданными никуда не делась.

Внезапно, Шэн Линъюань умело сменил тон. Он сказал:

— Кроме того, даже будучи детьми мы с тобой никогда не признавали ни законов, ни воли небес. Почему же, став взрослым, ты отделился от нас? Ты винишь нас... Винишь меня в том, что я не защитил тебя?

— Нет, — машинально ответил Сюань Цзи.

Неподалеку от него раздался вздох, легкий, как падавший снаружи снег.

— Тогда не причиняй боли моему сердцу, Сяо Цзи.

Только теперь Сюань Цзи, наконец, понял значение фразы: «Одно слово способно раздавить сердце». Юноша был настолько потрясен, что на мгновение лишился дара речи.

Сидевший в соседней палатке Шэн Линъюань тоже молчал, давая собеседнику достаточно времени, чтобы прийти в себя. И пока Сюань Цзи с трудом переживал нахлынувшую на него волну боли, Его Величество продолжил:

— Похоже, Вэй Юнь многое скрыл от меня. Как долго ты был со мной?

— Я был там... До Нового года. Шестого года Цичжэн.

Ресницы Шэн Линъюаня дрогнули. Канун Нового года… день, когда он завершил создание печати Чжу-Цюэ. Конечно же, он не мог просто так стать «Хранителем огня».

— Ты виделся с Дань Ли?

В прошлом Сюань Цзи на тысячу концов было десять тысяч нитей. Кроме того, все они смешались с его эмоциями и переживаниями. Сначала юноше казалось, что он не знает, с чего начать, но вопросы Шэн Линъюаня неожиданно очень ему помогли. Сам того не осознавая, он все же смог рассказать свою история.

Его сердце постепенно отпускало.

Если, встретившись после долгой разлуки с человеком, вы чувствуете себя спокойно и комфортно, и ваше общение идет гладко, нельзя утверждать, что между вами сохранилась какая-либо «связь». Если вы чувствуете абсолютное «взаимопонимание», вероятнее всего, ваш собеседник придерживается определенного плана, более того, скорее всего, он прирожденный лидер.

Шэн Линъюань не выглядел безразличным. Намеренно или нет, но он вдруг перешел на древний язык. Пока они говорили о прошлом, он не скупился на слова, и один лишь его вздох мог лишить Сюань Цзи рассудка. В эту тихую снежную ночь они спокойно обсуждали произошедшее. Бушевавшие в сердце Сюань Цзи эмоции постепенно утихли. Что это? Разум, наконец, вернулся к нему или этот старый дьявол оказался превосходным оратором? Сюань Цзи быстро заметил, что даже паузы в речи Шэн Линъюаня не были бессмысленными¹. Они идеально совпадали с его дыханием и сердцебиением.

¹ 无的放矢 (wú dì fàng shǐ) — пускать стрелы без мишени (обр. в знач.: бесцельный; бессмысленный, беспредметный).

Только порядок, никакого хаоса.

Внезапно на тыльной стороне ладоней Сюань Цзи вздулись вены. Он чувствовал себя идиотом, который слишком вжился в роль. Ему казалось, что публика считает его неотразимым, пока он не увидел в руках людей брошюры с рецензиями и попкорн.

Это было неловко, слишком неловко.

— Сердце Вашего Величества и кровь Чжу-Цюэ спрятаны в моем теле, — понизив голос, произнес Сюань Цзи. — Они... целы. Эта крохотная капля согревала ваши тело и душу на протяжении многих лет. Ума не приложу, почему вернувшись в этот мир вы не приняли их обратно, если... Если могли...

Если ты заберешь свое сердце обратно, интерес к жизни вернется к тебе?

Шэн Линъюань говорил, что человеческое сердце и кровь Чжу-Цюэ — не чаша с водой. Если отвергнуть их, они тут же сольются воедино. Когда-то он сам от этого отказался. Он хотел избавиться от этого. Демон небес изменился. Он не знал ни радостей, ни печалей, но невысказанные слова Сюань Цзи тронули его. Постукивая пальцами по коленям, Шэн Линъюань вздохнул:

— Сяо Цзи вырос умным и проницательным. Ты не такой бессердечный, каким был в детстве. Но ты до сих пор пытаешься переложить ответственность на других.

Шэн Линъюань не хотел ранить Сюань Цзи. Он хотел держаться от юноши подальше, чтобы ненароком не навредить ему. Слегка понизив голос, Его Величество продолжил:

—После смерти князя Нина я усыновил его ребенка, рожденного от союза с шаманкой, и сделал его принцем.

— Да, я видел его, — бездумно выпалил Сюань Цзи. — Все тридцать шесть лет, что император Вэнь провел на троне, он усердно трудился. На восемнадцатый год его правления, когда я покинул Чиюань, в стране царили мир и процветание...

— Детским именем наследника престола было Тун-эр, — прервал его Шэн Линъюань.

Сюань Цзи шокированно замолчал.

— Я наблюдал, как ты рос, но так и не успел тебя увидеть. Я много раз представлял себе, как бы ты выглядел. В глубине души я хотел, чтобы принц был похож на тебя, — тихим, почти неслышным голосом отозвался Шэн Линъюань. — Я с детства был одинок, ты был моим единственным собеседником... Я всегда относился к тебе как к брату.

Прежде, чем Сюань Цзи успел насладиться этими словами, он внезапно превратился в «брата». Юноша не знал, что на это ответить.

— Говоря, что человеческие чувства хуже воды, но я... —Шэн Линъюань мягко улыбнулся, —что бы я ни думал о других, мое отношение к тебе не успело измениться.

Он сказал «не успело». Похоже, в словах Его Величества крылся более глубокий смысл. У человеческих чувств есть срок годности. Будучи демоном, Шэн Линъюань был намного равнодушнее, чем другие, но говоря все это, он хотел сказать: «Нам повезло, что ты так рано умер, и наши отношения не успели испортиться».

Эти простые и искренние слова были правдой. И эта правда была поистине жестокой. Услышав ее, Сюань Цзи растерялся, не зная, что сказать.

— Не бойся меня, Сяо Цзи. Я не причиню тебе вреда, — мягко позвал Шэн Линъюань, — несмотря на то, что возвращение в этот мир не было моим желанием, я очень рад вновь встретить здесь своего старого друга.

Его слова не были небрежными. Прислушавшись, Сюань Цзи различил в его голосе тень улыбки. Шэн Линъюань безжалостно оттолкнул его. Но заметив, что Сюань Цзи вот-вот упадет, он деликатно подал ему руку, оставил стоять на почтительном расстоянии, а в качестве утешения вручил юноше конфету.

Если так подумать, то он был своеобразной «маленькой радостью» для этого бессердечного социопата.

Сюань Цзи чувствовал себя так, будто его окатили холодной водой. Вода потушила бушевавший в его груди пожар, унеся с собой тоску и горечь. Удушливое чувство стыда сдавило его горло, едва не задушив юношу.

Вдруг, откуда-то издалека донесся тихий, почти неслышный шорох. Это была пустая кукла Чжичунь.

Следом за шорохом послышались торопливые шаги. По звуку казалось, что человеку было очень тяжело идти.

Это был Янь Цюшань.

И пусть три души Сюань Цзи были перевернуты вверх дном, а внутри все кипело, но элементарная вежливость еще не покинула его. С минуту подумав, он включил фонарик, демонстрируя тем, кто был снаружи, что он не спит, чтобы ненароком не услышать то, что он не должен был слышать.

Но его чистосердечный порыв остался без внимания. Два снующих по снегу бывших оперативника и бровью не повели.

— Я не собираюсь убегать, — к голосу Чжичуня примешивался шелест ветра. — Какой смысл мне сбегать и снова заставлять тебя страдать? Мне просто стало скучно сидеть в палатке, и я вышел прогуляться.

У Чжичуня не было человеческого тела. Он не страшился ни ветра, ни мороза, он мог не спать ночами и не боялся облысеть. Он просидел в палатке Чжан Чжао полночи, но так и не смог заснуть. А вот с юношей все было наоборот. Стоило Чжан Чжао прилечь, как он тут же «отключился», захрапев, как многолитражный мотоцикл. Чжичунь был в смятении, его деревянное тело тряслось так, что едва не обросло новыми кольцами². Увидев, что ветер утих, он поспешно вышел прогуляться.

² Речь о годичных кольцах на деревьях. Годичные кольца, также годовые кольца, годовые слои — области цикличного прироста тканей у некоторых видов растений, грибов и животных, обусловленных неравномерностью развития организма.

Кто знает, может быть, расположившийся по соседству Янь Цюшань тоже не спал или его разбудило копошение поблизости, но стоило Чжичуню покинуть палатку, как командир Янь тут же бросился за ним.

Увидев перед собой бледное и худое лицо мужчины, Чжичунь почувствовал, как его душу охватила невыразимая тоска.

Янь Цюшань был из тех людей, что предпочитали скрывать свои ранения. Если кто-то хотел проведать его, он хорошенько прибирался, не позволяя никому из гостей увидеть его слабую сторону. Пожалуй, ему давно не было так стыдно.

Однако он продолжал делать вид, будто не обращал никакого внимания на Чжичуня. Не глядя на куклу, Янь Цюшань поднял руки и закрывшись от ветра, закурил сигарету. Лицо мужчины ничего не выражало. Казалось, у него не было других обязанностей, кроме как «присматривать за заключенным».

Но… Настоящий Чжичунь все еще находился рядом с Янь Цюшанем.

Зажав сигарету в пальцах, мужчина прищурился. Пара снежинок, кружась, опустилась ему на брови, а затем, скатилась на ресницы. Чжичунь видел шрамы и мозоли, что покрывали его ладони, и круглый рубец, опасно пересекавший шею. Янь Цюшань был таким худым, будто только что выбрался из лап смерти. Его лицо было лицом незнакомца. Не выдержав, Чжичунь молча протянул руки и крепко обнял мужчину.

Но об этих невесомых объятиях знали лишь небо и земля. Ничего не почувствовав, Янь Цюшань бесцельно уставился вдаль. Мгновение спустя он моргнул, стряхивая с ресниц снег, и следом за ним с сигареты осыпался пепел, бесшумно проходя сквозь тело Чжичуня.

Не выпуская мужчину из объятий, Чжичунь закрыл глаза и позволил пустой кукле заговорить:

— Я хотел вернуться и поговорить с тобой. Но так как я все равно не могу заснуть, можно сделать это и сейчас. Строго говоря, меч был тем, что связывало нас. Своеобразным контрактом. Когда клинок разрушился, контракт был расторгнут. Я вернулся в Управление и принял наказание за причиненный ущерб... Но вся эта история с отравлением, темной жертвой. Я возьму на себя ответственность и стану рабом Управления настолько, насколько потребуется. Это не имеет к тебе никакого отношения.

Янь Цюшань набрал в легкие дым и долго не выдыхал, ожидая продолжения.

— А все остальное, что было между нами… забудь об этом, — произнес Чжичунь.

Дослушав, Янь Цющань, наконец выдохнул, и клубы серого дыма смешались с паром. Он три года учился «говорить с человеком по-человечьи, а с демоном — на его языке», и теперь все зло вернулось обратно к злодею. Казалось, что весь этот бред был лишь для того, чтобы побольнее пнуть его.

— Хорошо, — наконец, отозвался мужчина.

Глаза Чжичуня покраснели, и он с жадностью уткнулся носом в чужую шею. Сидевшая на земле пустая кукла подняла спокойное личико:

— На улице слишком холодно, и ты явно не в лучшей форме. Возвращайся в палатку и отдохни. За последние три года ты так много пережил из-за меня. Если в будущем тебе что-нибудь понадобится, я...

— Управление компенсирует мне это по долгу службы, тебе не нужно ничего возмещать, — упрямо перебил его Янь Цюшань. — Просто верни мне одну вещь и дело с концом.

— Какую…?

— То, что ты забрал с шестидесятого подземного этажа, — мужчина смял сигарету в пальцах, потушил ее и закопал в снег. Его рука прошла сквозь прозрачное тело Чжичуня и потянулась к пустой кукле. — Меч принадлежал мне, и его осколки тоже принадлежат мне. Верни их и покончим с этим.

— Зачем они тебе? Секрет перековки клинков — один из видов колдовства. Кроме того, знания об этом давно утеряны. А еще для этого существует ряд условий...

— Верни мне мои вещи. Не ты ли сказал, что мы должны обо всем забыть? Не твое дело, чем я собираюсь заниматься, — перебил его Янь Цюшань.

Чжичунь едва не поперхнулся и, смягчившись, продолжил:

— Командир Янь, мы можем все обсудить? Давай будем благоразумны. Независимо от того, что ты придумаешь, тебе не преодолеть «законы природы». Чтобы перековать клинок ты должен убить живого человека, потомка гаошаньцев. Ты хочешь, чтобы я вечно жил с этим?

Сидевший в палатке Сюань Цзи вдруг вспомнил, как много лет назад они с Вэй Юнем сидели у плавильной печи и смотрели друга на друга.

Чжичунь снова вздохнул.

— Ты человек, а я... Я всего лишь меч. Меч — это орудие убийства... Орудие убийства, приносящее несчастье. Мы так долго были связаны. Но плохого оказалось больше, чем хорошего. А боли больше, чем счастья... Я... Мне не следовало рассказывать тебе...

Шэн Линъюань медленно поднял глаза.

Похоже, эти слова не на шутку разозлили Янь Цюшаня. Кровь прилила к его бледному лицу, и он вновь с неохотой перебил Чжичуня:

— Верни мне меч.

— Старший Янь, послушай меня…

— Если ты не вернешь мне его, я найду его сам. В любом случае, у меня есть это, — холодно произнес мужчина, сжав в ладони висевший на груди осколок. — Я все еще принадлежу к классу металла. Даже если ты развеешь осколки по ветру, я смогу собрать их все. Один за другим. Даже если ты расплавишь их, я все равно верну свой меч. Если мне придется искать десять лет, я буду искать десять лет. Если двадцать, я буду искать двадцать. Если я не смогу отыскать их и через сто лет, я предпочту умереть в пути.

— Янь Цюшань! — не выдержав, воскликнул Чжичунь.

Люди твердых принципов были надежными и уважаемыми товарищами по команде, но с таким ослиным характером они быстро превращались в бесчувственных чурбанов.

Будь у Чжичуня тело, он бы так разозлился, что у него поднялось бы давление. Он постоянно повторял «ты, ты, ты», но в решающий момент не смог вспомнить ни единого бранного слова. Он хотел было сказать: «Ты желаешь мой смерти?», — но вовремя вспомнил, что он и без того не принадлежал к миру живых. Вряд ли он мог снова умереть. Угрозы пустой куклы были лишь словами, он ничего не мог сделать. Чжичунь чувствовал себя так, будто нес на себе тяжкий грех. Но если уж у него было это «тело», он должен был искупить вину. В его понимании пустая кукла уже давно перешла в категорию «общественной собственности».

Чжичунь оказался загнан в угол. Стоявшая в снегу куколка дрожала от злости, и деревянные суставы издавали тихий треск. Под застывшим взором Янь Цюшаня, он окончательно замолчал.

Эта кукла действительно напоминала Чжичуня. У нее было слишком живое лицо. Один лишь взгляд на него заставил Янь Цюшаня почувствовать резь в глазах. Он сразу же развернулся, чтобы уйти. Но не успел он сделать и шага, как услышал за спиной дрожащий голос. Голос звучал так, будто его обладатель находился при смерти.

— Старший Янь... Я заставил тебя чувствовать себя плохо, поэтому ты хочешь отомстить мне?

Янь Цюшань был потрясен. Мужчина остановился и замер на полпути.

— Ты победил... Считай, что ты выиграл, ясно? Я... Мне правда больно... Своими действиями ты разобьешь множество сердец, но я верну его тебе, — пробормотал Чжичунь. — Мне не следовало возвращаться в этот мир или беспокоить тебя...

Янь Цюшань развернулся и зашагал обратно. Наклонившись, мужчина поднял куклу с земли, и его прямые плечи превратились в обрушившиеся горы. В уголках его глаз стояли слезы.

— Заткнись!

Но эти слезы могли быть лишь растаявшими снежинками.

Любовь моя, войди в мою дверь. Тебе ли не знать, как в мне разлуке грустно.

Понимай они, что человеческие чувства могут подставить им подножку, не лучше ли было никогда не знать друг друга?

Никто не знал, как давно ушли мужчина с куклой, но оперативники, патрулировавшие территорию, уже выбились из сил. Снегопад прекратился, облака рассеялись, луна исчезла, и на небе осталась висеть лишь одна предрассветная звезда. Она одиноко освещала этот мир, пока дни и месяцы сменяли друг друга.

Не выдержав, Сюань Цзи снова заговорил:

— Ваше Величество, я... Я приберег для вас последние слова, но так и не успел их сказать. Вы хотите их услышать?

Шэн Линъюань молчал, как будто спал.

«Линъюань, я...»

Когда Вэй Юй разбил клинок демона небес, он не успел закончить эту фразу. За долгих три тысячи лет у него ни разу не было шанса продолжить.

— Я жил, ни о чем не тревожась, — Сюань Цзи так и не дождался ответа, но ему уже было все равно. Маленькая родинка в уголке его глаза стала ярче, а сиявший в центре лба тотем засиял красным, как проклятая метка. Ни к кому конкретно не обращаясь, юноша продолжил, — но я не мог представить себе лучшей жизни, чем эта, Ваше Величество.

Шэн Линъюань вздрогнул. Его омытые огнем плоть и кости, казалось, истончились, стали легкими и хрупкими. Такими хрупкими, что их могло сломать даже перо.

В этот момент он был несказанно рад, что у него больше не было сердца.

Сюань Цзи прождал целую вечность, прежде чем снова услышал голос:

— Ох, большое тебе спасибо.

И между ними снова все стихло. Похоже, это был поистине счастливый конец для чувств, зародившихся в прошлом.

«Вот и все, — с опозданием подумал Шэн Линъюань, когда за стенками палатки уже занимался рассвет. —Учитель, похоже, мы оба проиграли».

Сначала они с Дань Ли зависели друг от друга, а после долгие годы сражались не на жизнь, а насмерть. Но даже три тысячи лет спустя между ними все равно сохранялось молчаливое взаимопонимание.

Сюань Цзи назвал причину и следствие, и Его Величество все понял.

В тот день, когда он покончил с собой, бросившись в пламя Чиюань, он, сам того не зная, выполнил условия, необходимые для перековки меча демона небес. В огне алой бездны смешались «кровь», «клинок» и «человеческая жизнь», именно это позволило Сюань Цзи восстановить меч.

Но чего Шэн Линъюань никак не мог понять, так это то, каким образом Сюань Цзи оказался связан с великим массивом Чиюань.

По правде говоря, тело духа меча создавалось из золота и железа. «Кровь» и «кости» были лишь частью ритуала. Принесенные в жертву плавильной печи, они становились бесполезными. После перековки от них ничего не оставалось. Однако кости Чжу-Цюэ, что были заложены в великий массив Чиюань, стали частью Сюань Цзи. Это подарило ему силу огненной птицы и способность сдерживать демонов, но в то же время накрепко связало его жизнь с Чиюань.

Конечно, причиной тому было не восстановление клинка. Проблема заключалась в таинственной технике Дань Ли.

На самом деле, Дань Ли не планировал избавляться от духа меча.

В тот год, когда император лишился своего клинка, он оказался застигнут врасплох. Шэн Линъюань не ожидал, что Дань Ли обратит свое внимание на меч демона небес.

В конце концов, Дань Ли был статуей Чжу-Цюэ, а Сяо Цзи последним из ее духов небес. Они прекрасно подходили на роли учителя и ученика. Но Шэн Линъюань всегда чувствовал, что Дань Ли относился к духу меча более предвзято.

Если Дань Ли изначально знал секрет духа меча, почему он сперва уничтожил клинок, а затем не дал Вэй Юню рассказать правду? Вэй Юнь боялся, что, если он умрет, владыка людей не примет гаошаньцев. Но Дань Ли это мало беспокоило. Этот старик опасался лишь, что чудовище осталось в живых.

Кроме того, Дань Ли знал, как создать камень нирваны.

Изучая эту технику, Сюань Цзи никогда не углублялся в ее смысл. Используя камень, он никогда не интересовался его происхождением. Он понятия не имел, что камень нирваны — это не какой-то мелкий трюк, вроде пустой куклы, которому может научиться каждый. Это секрет, что хранился среди божественных птиц клана Чжу-Цюэ.

Древние книги называли камень нирваны «сутью жизни и смерти». По «законам небес» все, что было «связано с жизнью и смертью» стояло на одной ступени и перековкой клинков. В этом и заключалась причина того, что созданные Сюань Цзи камни нирваны были такими хрупкими. Он сам был тем, кому «даровали жизнь», но его тело принадлежало инструментальному духу. Теоретически у него попросту не хватало сил для использования техники такого уровня. Потому все, что он создавал, оказывалось подделкой.

Метод, что использовал Сюань Цзи, был сложным и не совсем верным, но Дань Ли точно знал, что из себя представляет камень нирваны.

Но этот старик перестарался³. В противном случае камень не превратился бы в игрушку в руках Хранителя огня и не пришлось бы тратить кости Чжу-Цюэ. Судя по всему, Дань Ли не собирался уничтожать меч демона небес и освобождать Сюань Цзи. Однако, по случайному стечению обстоятельств, он снова превратился в дух меча.

³ 脱裤子放屁 (tuōkùzi fàngpì) — снимать штаны, чтобы пустить ветры (обр. принимать излишние предосторожности, усложнять, перестараться).

Вероятно, Дань Ли надеялся, что Сюань Цзи, будучи последним из духов небес Чжу-Цюэ, когда-нибудь станет ключом к возрождению клана божественных птиц.

Когда птиц истребили, от них оставалось последнее яйцо. Яйцо с незрелым плодом внутри. Никто не смог бы высидеть птенца, потому Дань Ли пришлось пойти обходным путем и «понизить» его до духа небес. Воспользовавшись жертвоприношением, он создал из того, кому «даровали жизнь» клинок, а затем, дождавшись, когда дух подрастет, уничтожил его. Таким образом Дань Ли заменил око массива из костей Чжу-Цюэ на «Хранителя огня».

И пусть Сюань Цзи не был полноценным духом Чжу-Цюэ, он стал единственным хранителем Чиюань, обладавшим властью и способностями Чжу-Цюэ.

С давних времен считалось, что божественные птицы родились в пламени Чиюань. И боги, и демоны имели общее происхождение. Но позже человечество вознесло божественную птицу Чжу-Цюэ слишком высоко, и упоминание о ее происхождении стало неуважительным. Люди больше не говорили об этом, но Дань Ли знал эту тайну.

Сюань Цзи думал, что то, что он хранил, было сердцем Линъюаня. На самом деле, Дань Ли использовал его, чтобы сохранить в этом мире последнюю частицу крови Чжу-Цюэ. Он ждал, что «полуживая бездна» озарится истинным пламенем, и Чиюань вновь проснется. Это случится в тот день, когда «божественная кровь», «демоническое начало» и «душа Чжу-Цюэ» очистятся и вернутся к своему первоначальному состоянию. Тогда Чиюань родится вновь и подарит жизнь новому богу-покровителю.

Тогда камень нирваны поглотит и прошлое, и настоящее. Сюань Цзи не будет помнить ничего, кроме этого имени. И клан Чжу-Цюэ возродится вновь.

Учитель... ваш план был идеален.

Шэн Линъюань вздохнул. Он вдруг вспомнил тот год, когда они с Дань Ли покинули Дунчуань, и недоигранную партию в ци.

Тогда он был юн, невинен и глуп. Они с Дань Ли сидели друг напротив друга перед доской. Переставляя камушки⁴, он слышал, как Дань Ли рассказывал о восшествии владыки людей на престол. Но на самом деле он не слушал, что говорил учитель. Юноша беспорядочно совершал ходы. Его спина была так напряжена, что боль отдавалась в поясницу.

⁴ 手谈 (shǒután) — беседа руками (обр. об игре, например, в облавные шашки)

Видя, что юноше нездоровится, Дань Ли тут же оставил игру и тепло осведомился:

— В чем дело, Ваше Высочество?

Перед тем, как ответить, Шэн Линъюань внезапно вздохнул с облегчением и прошептал:

— Все прошло... Ох, о чем говорил учитель?

Дань Ли взял со столика чайник и налил ему полчашки воды:

— Кажется, вы чем-то расстроены, Ваше Высочество?

— Нет, ничего такого, — Шэн Линъюань медленно опустил голову и под проницательным взглядом Дань Ли сделал маленький глоток. — Это все Сяо Цзи… Тун. Теперь он может действовать самостоятельно. Ему больше не нужно одалживать мои глаза...— юноша кашлянул. — Это так странно. Он все время смотрит на меня. Я еще не привык к этому.

— Все дело в том, что вы не привыкли к этому? — тихо спросил Дань Ли.

Шэн Линъюань не знал, что на это ответить. Дух меча закрыл от него свои мысли. Он понятия не имел, о чем думал Тун. Юноша лишь чувствовать на себе его взгляд и сидел как на иголках. В тот день дух меча сбежал от Дань Ли. Шэн Линъюань почувствовал, как тот выплыл из окна. На улице было тепло, стояла ранняя осень. В сознании Шэн Линъюаня появился пейзаж, на который смотрел дух меча, и душа юного принца невольно устремилась туда.

— Ваше Высочество, Тун — дух меча, — вздохнул Дань Ли.

Шэн Линъюань пришел в себя и понял, что уголки его рта невольно поползли вверх. Он тут же выпрямился и собирался уже что-то сказать, как из окна внезапно подул легкий ветерок. Почувствовав, что Его Высочество закрыл свои мысли, улизнувший поиграть дух меча несказанно удивился и оглянувшись, посмотрел в дом. Шэн Линъюань снова напрягся, он намеренно не смотрел в окно и только хмурился, будто думал о чем-то серьезном.

Тогда Сяо Цзи облокотился на подоконник и окликнул юношу. Шэн Линъюань тут же сделал вид, что только сейчас заметил его. Он спокойно поднял голову и приветливо осведомился: «В чем дело?»

«Ты что, закрыл от меня свой слух? Зачем ты это сделал? Ты жаловался на меня этому старику?», — недовольно произнес Сяо Цзи.

Шэн Линъюань поднял брови и, как ни в чем не бывало, спросил: «Ты ведь сам убежал, потому что тебе стало скучно, разве нет? Я боялся, что ты вновь будешь возмущаться, потому сделал так, чтобы ты ничего не слышал. Думаешь, у меня так много времени, чтобы каждодневно говорить только о тебе? Скандалист».

«Тогда я тоже хочу послушать!» — недовольно заявил дух меча.

«Тогда сиди и слушай. Не перебивай и не создавай проблем».

С этими словами Шэн Линъюань отвернулся и перестал обращать внимание на дух меча. Им с Дань Ли еще нужно было обсудить «дела». Наблюдая за этой сценой, учитель ничего не сказал, напротив, он пошел юноше навстречу и поспешно увел разговор в другое русло. Они говорил долго, порой в их непонятных речах проскальзывали поистине сложные аргументы. Некоторое время спустя духу меча захотелось спать. От услышанного у него разболелись уши и голова.

Вдруг, Дань Ли заметил, что Шэн Линъюань замолк на середине фразы и уставился на опустевшую чашку в своей руке. Не трудно было догадаться, что дух меча вновь покинул их.

Дань Ли не стал торопить юношу, он просто сидел и со спокойным видом переставлял камушки на доске.

Несколько долгих мгновений спустя Шэн Линъюань снова заговорил:

— Учитель, порой, когда на улице солнечно, меня посещают нелепые мечты. Я надеюсь, что так будет всегда. Не будет ни ветра, ни дождя, ни холодов. Как бы я хотел, чтобы это лето длилось вечно.

— Я много лет хожу по свету, и лишь немногие из них были наполнены радостью. Нет ничего плохо в том, что мы порой слишком увлекаемся, — камушки тихо ударились о деревянный столик. — Но если к осени не приготовить ватных халатов, а к весне холщовых одежд, люди поднимут вас на смех.

В юности Шэн Линъюань часто не соглашался с Дань Ли.

— Но если совершенствоваться и усердно тренироваться, ни холод, ни жара не смогут тебя коснуться. Разве совершенствующим есть дело до ветра и дождя, когда их взоры устремлены в вечность?

Дань Ли выпрямился, засунул руки в рукава и сел. С этой странной маской на лице он больше напоминал равнодушного злого духа.

— Ваше Высочество, — спокойно начал Дань Ли, — снежные бури смертельны для бродяг, простой народ слаб. Что до совершенствующихся, пусть их и не страшит ни холод, ни жара, но им все еще следует опасаться грозы. У всех свои бедствия и свои неудачи. Единственная постоянная вещь в этом мире — это непостоянство.

Шэн Линъюань долго молчал, мрачно глядя перед собой. Наконец, собравшись с духом, он спросил:

—Учитель, в Дунчуане рассказывают множество разных легенд. Говорят, чувства нельзя изменить, они останутся с тобой до самой смерти. Вы в это верите?

— Эти легенды передаются из поколения в поколения, у них свои корни, своя основа, они заслуживают доверия, — отозвался Дань Ли. — Но, Ваше Высочество, шаманы живут не более ста лет, для неба и земли это всего лишь мгновение. Разве не смешно сравнивать себя с муравьями и цикадами? Шаманы говорят «до самой смерти», потому что конец их жизней не за горами. Но что, если они не могут умереть? Что, если Чиюань действительно источник долголетия, и они будут жить вечно?

В те времена Шэн Линъюань был слишком молод, чтобы понять скрытый смысл его слов, он не знал, что может прожить более сотни лет. Он услышал лишь, что «жизнь коротка, дух меча проживет тысячу лет и, когда-нибудь, им придется пойти разными дорогами». Наследник престола был обескуражен. Насилу погасив в себе юношеские чувства, он раздраженно сказал:

— Это вряд ли. В любом случае, ни мне, ни учителю столько не прожить.

Услышав его слова, Дань Ли на мгновение растерялся, а позже со смехом сказал:

— Так и есть.

Собрав с доски все камушки, Дань Ли сбросил их в корзину.

— Ваше Высочество сегодня особенно рассеяны. Не думаю, что есть смысл продолжать игру, давайте прервемся. Как вы смотрите на то, чтобы заключить со мной пари?

Шэн Линъюань был ошеломлен.

— Это всего лишь сплетни. Как учитель может относиться к этому серьезно...

Но Дань Ли взмахнул рукой и прервал его.

— Я уже говорил Вашему Высочеству, что вам не удастся охватить все. Будь то заговор или обман, мир переменчив, а мы лишь жалкие глупцы. В этом мире мы слепы, наши знания поверхностны. Нам ли судить о том, что верно, а что нет? Все это считается нормой сегодня, но пройдет тридцать или пятьдесят лет, а может триста или пятьсот лет, и все это станет шуткой, над которой посмеются даже нищие. Все, что вам нужно, это оставаться в стороне и позволить небесам судить, что правильно, а что неправильно. Но верить в постоянство и верить в то, что в мире существует единственная верная истина, все равно что своим копьем пробить свой же щит⁵.

⁵ 自相矛盾 (zìxiāng máodùn) — своим копьем пробить свой щит (обр. противоречить самому себе, впасть в противоречие). Дань Ли имеет в виду, что верить в то, что мир меняется и при этом не допускать мысли о том, что что-то может измениться кардинально – нелогично.

Бесчувственные речи Дань Ли привели шестнадцатилетнего Шэн Линъюаня в замешательство. Юноша доверял этому старику и попросту не мог скрыть от учителя то, что было у него на уме. Но внезапно учитель превратился в дряхлого, словно вырезанного из вяза, монаха. Надев маску «человека, давно живущего на свете», он тихо усмехнулся, а затем прочитал принцу Священные Писания.

Столкнувшись с этой стороной Дань Ли, юный Шэн Линъюань почувствовал отвращение к учебе.

Все юноши такие. Их души заняты их собственными мыслями. Они уверены, что, если они чего-то не понимают, другие тоже этого не поймут. Когда Шэн Линъюань чувствовал, что ему нечем заняться, он отправлялся на поиски Дань Ли, самого бесчувственного человека, чтобы поговорить с ним о лирике. Лишь много лет спустя, оглядываясь назад, он понял, насколько многозначительными были слова, что сказал ему Дань Ли в тот день за партией в ци.

Они так и не закончили ту игру, и у них больше никогда не будет шанса продолжить.

Дань Ли так и не сказал ему, на что они спорили.

Позже Шэн Линъюань стал хозяином Поднебесной и превзошел своего учителя.

Но теперь ему казалось, что он действительно переоценил свои возможности.

С самого рождения он, шаг за шагом, следовал идеальному плану Дань Ли. Этот человек знал о каждом его движении, о каждой попытке проявить непокорность. Три его души и те были тщательно расписаны кистью Дань Ли.

Не удивительно, что, обладая столь посредственными способностями, он так и не освоил «технику марионетки», созданную этим человеком.

К сожалению, ни богам, ни демонам не дано знать всего. Никто не ожидал, что Шэн Линъюань спрыгнет в Чиюань и заберет с собой обломки меча демона небес. Он вырезал из груди сердце, отказался от своего происхождения и самолично избавился от семи чувств. Пришло время забыть об этой юношеской привязанности. Кроме того, реши он сохранить клинок в качестве сувенира, пришлось бы носить на шее подвеску с обломком. Даже без ножен, одна лишь рукоять меча демона небес весила восемьдесят один цзинь. Кто стал бы постоянно таскать на себе несколько десятков цзиней ломаного железа?

Но в то время Шэн Линъюань не задумывался об этом. Когда он вырвал себе сердце, в его груди образовалась зияющая пустота. Ему нужно было бросить туда что-то тяжелое. Но в этом мире у него не было ничего, кроме тех обломков. Одним словом, он не хотел избавляться от них. Обернув осколки меча в черный туман, Его Величество спрятал их в своей груди.

Без этой важной детали пламя Чиюань не смогло оживить божественную птицу. И Сюань Цзи снова вернулся в клинок.

Все труды Дань Ли пошли прахом⁶, начался хаос.

⁶ 功亏一篑 (gōng kuī yī kuì) — для завершения холма недостало одной корзинки земли (обр. в знач.: все труды пошли прахом; бросить большое дело на пороге его завершения).

Теперь Шэн Линъюань вернулся, чтобы закончить ту игру. Он не смеялся и не плакал. Он был даже благодарен этим негодяям, что строили козни за его спиной. Если бы не они, у него не было бы шанса все исправить.

«Что ж, — подумал Его Величество. Его мысли еще никогда не были такими ясным. — Я буду сопровождать тебя, я помогу тебе. Мир огромен, ты можешь идти куда захочешь. Похоже, небеса все-таки услышали меня, и мое самое заветное желание, наконец, исполнилось».

П/п для тех, кто ничего не понял: у Дань Ли изначально был план, использовать птенца Чжу-Цюэ и вырастить из него нового бога, возродить клан божественных птиц. Но плод внутри яйца был мертворожденным, никто не смог бы его высидеть, потому Дань Ли придумал еще один хитрый план - создать из птенца меч демона небес, тем самым понизив его характеристики, а потом уничтожить клинок и при помощи костей возродить птицу. Но, как это обычно бывает... что могло пойти ТАК? Линъюань, прыгая в бездну, сам того не зная, выполнил условия перековки, вот только осколки меча были в его теле, а значит, не соприкасались с огнем Чиюань напрямую. Ритуал сработал, но не в полную силу. Сюань Цзи привязался к костям Чжу-Цюэ, привязался к печати Чиюань, но божеством не стал.

Для тех, кто не понял про «все, что было «связано с жизнью и смертью» стояло на одной ступени и перековкой клинков»: создание камня нирваны было равносильно созданию меча с духом внутри. У Сюань Цзи просто не было сил, чтобы повторить такую мощную магию, и камушки получались тяп-ляп.

Для тех, кто не знаком с понятием «око массива» и не читал Лю Яо: Око массива — некий предмет или место силы, центр печати. Это может быть что угодно, звезда на небе, камень, гора или, как тут, Хранитель огня. Если сломать око, рухнет и сам массив. Если убить Хранителя огня — Чиюань освободится.