Клан уже не станет лучше

Зачастую дети, растущие вместе, становились ближе друг к другу, и между ними завязывалась крепкая дружба. Но только не дети горы Фуяо. Один был настоящим занудой, второй — хулиганом, еще один держался слишком отстраненно, а последний не заделывал края одежды (1). Но после путешествия в Долину Демонов пропасть между четырьмя учениками постепенно исчезла, и они начали показывать себя настоящих.

(1) 不修边幅 (bùxiū biānfú) — не заделать как следует край одежды, обр. одеваться кое-как, одеваться небрежно, не обращать внимания на внешний вид.

Мучунь чжэньжэнь первое время был очень этим доволен. Но вскоре он понял, что им стоило бы оставаться прежними.

Один озорной ребенок — все еще просто ребенок, двое таких вместе напоминали тысячу горланящих уток, трое — способны были перевернуть вверх дном моря и реки (2), а уж четверо…

(2) 翻江倒海 (fān jiāng dǎo hǎi) — перевернуть вверх дном реки и моря (обр. в знач.: перевернуть все вверх дном; устроить беспорядок).

Мир покинул гору Фуяо.

В один из дней зарвавшемуся Янь Чжэнмину пришла в голову мысль поставить на стол каждого шиди курильницы для благовоний. Так Зал Проповедей сутками утопал в дыму, будто большая кастрюля, а виновник спокойно спал в бескрайней белизне, как плавающий в супе цзяоцзы.

Мстительный Ли Юнь не мог вынести его довольного вида. С очередным приливом вдохновения он где-то раздобыл формулу «Благовоний концентрации».

 ««Благовония концентрации», вне всяких сомнений, были запретной и отнюдь не такой невинной забавой, как казалось по их названию. По слухам, даже небольшое их количество было способно создавать в сознании человека весенние сны, от которых тот испытывал бескрайнее блаженство.

Ли Юнь придумал секретный рецепт, и Хань Юань вызвался составить его.

Но, как известно, Хань Юань всегда делал все как попало. Что вообще можно было ожидать от человека, который до сих пор не запомнил правила клана? Что он мог приготовить, если не умел прочесть формулу?

Но хуже всего было то, что маленький нищий питал недюжинную страсть ко всему новому. Он смело добавил в формулу свои ингредиенты — примешал пару дополнительных специй, даровавших «Благовониям концентрации» наркотический эффект, Хань Юань с надеждой сунул их в курильницу, пока дашисюн предавался «утреннему сну».

В тот день все, кто оказывался вблизи Зала Проповедей, теряли рассудок.

Две бабочки, хлопая крыльями, порхали над головой учителя, отчего казалось, будто у Мучунь чжэньжэня в волосах яркая женская шпилька.

Новый любимец Ли Юня, пузатый зеленый кузнечик, пьяно выполз из клетки, и в каком-то странно-замедленном темпе плюхнулся в тушечницу Чэн Цяня. Рука Чэн Цяня, державшая занесенную над чернилами кисть, замерла в воздухе. Темные пятна, расползавшиеся по его рукаву, напоминали веточку сливовых цветов.

Учитель никогда еще не был настолько привлекателен для бабочек. Он с трудом мог читать священные писания. Сидевшая за его спиной Лужа забралась к учителю на голову, чтобы поохотиться, и Мучунь чжэньжэню пришлось запихивать ее обратно в корзину. Он раздраженно упрекнул Хань Юаня и, протяжно, словно лаодань, приказал ему немедленно потушить курильницу.

Ли Юнь беззастенчиво хихикал над новым образом учителя, сидевший рядом с ним Хань Юань нахально усмехнулся, достал из-под стола благовония и уже собирался было выплеснуть в них чашку чая, когда Чэн Цянь двумя кистями для каллиграфии вытащил из тушечницы кузнечика и бросил его прямо в курильницу.

Все это произошло одновременно, и когда Ли Юнь понял, что что-то не так, он тут же перестал хихикать.

— О, нет!

Но было уже слишком поздно. И кузнечик, и чай угодили в горящие благовония. Курильницы, принесенные сюда молодым господином Янем, украшали водонепроницаемые талисманы. Если кто-то хотел потушить их, воду следовало заливать через специальные отверстия и каналы, в противном случае срабатывала защита. Пламя взметнулось вверх, но настоящее золото огня не боится. Кузнечик Ли Юня не сгорел, он выскользнул из курильницы и, полыхая, ринулся в усы учителя, оставляя за собой блестящую полосу искр.

Добавленные в благовония специи тут же проявили себя — кузнечик сжег усы учителя, превратив их в прядь ароматных обугленных волос.

Хань Юань и Ли Юнь понесли наказание: им пришлось переписывать священные писания двадцать раз. Янь Чжэнмин тоже не избежал этой участи: его заставили переписывать тексты десять раз, так как он был виновником и с его стороны было слишком неразумно открыто наслаждаться сном на утреннем занятии. И хотя Чэн Цянь тоже сыграл в происшествии немалую роль, его единственного пощадили, ведь он изначально не собирался этого делать и своевременно признал свою вину.

Тем же вечером Янь Чжэнмин беззастенчиво остановил Чэн Цяня, возвращавшегося в павильон Цинъань.

— Маленькая медная монетка, у меня есть свободная минутка, хочешь, дам тебе несколько советов по обращению с мечом?

За все время общения с ним Чэн Цянь успел многое разузнать. Когда дело касалось еды или игр, молодой господин Янь всегда вызывался первым. Но когда приходило время садиться за учебу, он сразу же превращался в «больную Си Ши» (3), причитая, что у него болит все от ногтей до волос.

(3) 病西施 (bìng xī shī) — больная Си Ши (обр. о заболевшей девушке, которую болезнь делает еще краше). Си Ши — одна из несравненных красавиц Китая.

Но в этот вечер дашисюн стал той самой залетевшей в окно совой (4).

(4) В древнем Китае считали, что залетевшая в дом сова — дурное предзнаменование. Она сулила хозяину скорую смерть.

Чэн Цянь без раздумий отказался от его предложения:

— Дашисюн, ты должен переписывать священные писания, я не посмею утруждать тебя столь тяжелой работой, как обучение владению мечом. Боюсь, ты можешь надорвать спину.

Янь Чжэнмин пораженно замолчал.

И почему люди не могут всегда оставаться такими же, какими они привыкли быть? почему люди не могут оставаться такими же, как всегда? Неужели он больше никогда не увидит учтивого лицемера Чэн Цяня?

— Подожди! — Янь Чжэнмин не желал сдаваться. Он огляделся и, не заметив никого поблизости, приобнял Чэн Цяня за шею, притянул к себе и прошептал, — сделай для меня пару копий писания, а я расскажу тебе секрет.

Чэн Цянь вздохнул и со всей серьезностью ответил:

— Дашисюн, если твой секрет — это «как завязать пояс так, чтобы он развевался на ветру», то не стоит говорить его мне.

Не говоря ни слова, Янь Чжэнмин воспользовался преимуществом своего роста, подхватил Чэн Цяня под мышки и попросту потащил за собой. Он шел так быстро, будто под его ногами дул ветер. Сейчас Янь Чжэнмин мало походил на человека, способного получить тепловой удар.

Чэн Цянь редко бродил по горе, вся его жизнь ограничивалась небольшой прогулкой от павильона Цинъань до Зала Проповедей.

Конечно, виной тому было не отсутствие любопытства, а очень высокий самоконтроль. Чэн Цянь считал, что неприемлемо носиться без дела, пока он не выучит что-нибудь стоящее. И даже несмотря на то что Чэн Цянь знал о множестве пещер, оставленных предшественниками, он никогда не посещал ни одну из них.

Янь Чжэнмин держал Чэн Цяня в заложниках, пока не притащил на вершину холма. Под свист ветра он подвел Чэн Цяня к похожему на обезьяну камню.

— Вот!

— Вот!

Чэн Цянь удивился, мельком взглянув на камень.

— Неужели… Неужели ты воздвиг эту статую в честь четвертого шиди?

Пока он говорил, Янь Чжэнмин достал платок и смахнул с камня пыль, явив взгляду трещину в форме двери.

Дашисюн положил ладонь на «дверь», опустил голову и на мгновение закрыл глаза. Раздался глухой скрип, и в животе каменной обезьяны открылся проход. Внутри находилась темная узкая пещера со ступенями, уходящими вниз.

— Эту дверь способен открыть только тот, кто способен накапливать Ци. Никто, кроме меня, не сможет впустить тебя внутрь. Если ты, конечно, не пойдешь умолять об этом учителя.

С этими словами Янь Чжэнмин наклонился и вошел в проем.

Чэн Цянь медленно и неохотно последовал за ним. Он не питал к этой авантюре особого интереса, потому вяло спросил:

— Что это за место?

— У него нет названия, но учитель говорит, что это библиотека, — ответил Янь Чжэнмин, прокладывая путь.

Чэн Цянь опешил.

С обеих сторон своды пещеры украшали вырезанные символы. Казалось, будто они реагировали на присутствие людей. С каждым их шагом темные стены начинали испускать тусклый свет, не ослепительный, но достаточно яркий для того, чтобы разглядеть путь.

— Здесь находится обширная коллекция древних книг и документов, передающихся в клане из поколения в поколение вот уже тысячу лет. Кроме обожаемых учителем священных писаний, привезенных из разных школ, здесь хранятся трактаты со множеством методов совершенствования и техник владения мечом, — если бы у Янь Чжэнмина был хвост, он бы сейчас стоял торчком. — Маленькая медная монетка, если станешь помогать мне с поручениями учителя, касающимися переписываний правил клана и священных писаний… Я буду приводить тебя сюда каждые десять дней. Что думаешь?

Пока Янь Чжэнмин говорил, они пришли, и в нос ударил запах туши.

— Если все так, то почему я никогда не видел, чтобы дашисюн спускался сюда? — с сомнением спросил Чэн Цянь.

— Не откусывай больше, чем можешь прожевать. Сейчас я сосредоточен на освоении техник владения деревянным мечом Фуяо. Легко отвлечься, если изучать одновременно больше нужного, — строго ответил Янь Чжэнмин.

На освоение одного стиля у Янь Чжэнмина ушло семь или восемь лет, и ему действительно хватило наглости сказать это… Чэн Цяню было лень препираться, и он оставил слова дашисюна без внимания. Но то, что он увидел после, ошеломило его.

Узкий темный проход вывел их в открытый зал, и огромная пещера предстала перед учениками во всей красе. От земли до самого верха величаво тянулись стеллажи с книгами. Бамбуковые дощечки, шелковые свитки, шкуры и бумажные книги были заботливо распределены по категориям: методы самосовершенствования, техники владения мечом, различные запретные учения, а также путевые заметки о величественных пейзажах. Можно было смело сказать, что здесь хранились горы книг.

В глубине пещеры находился еще один проход, ведущий ниже.

— Всего в библиотеке девять этажей со множеством коллекций. Все те грязные фокусы, что использует Ли Юнь, он выкрал, когда мы вместе приходили сюда убираться. Тц, бездельник… Кстати, Медная монетка, что ты там решил про переписывание текстов? — спросил Янь Чжэнмин, сложив руки за спиной.

Чэн Цянь почувствовал себя мышью, падающей в горшок с рисом.

Он еще никогда не находил дашисюна настолько приятным для глаз. Чэн Цянь готов был ответить согласием на все, даже на предложение выйти замуж за Янь Чжэнмина, не говоря уже о том, чтобы переписывать священные тексты!

С этих самых пор Чэн Цянь начал вести еще более уединенную жизнь. Он не только усердно учился, но и тратил каждую минуту своего свободного времени на все возрастающее число наказаний дашисюна, успевая при этом переваривать книги, которые читал в библиотеке по ночам.

Янь Чжэнмин, как и обещал, каждые десять дней открывал ему проход. Чэн Цянь напоминал жадную змею. Он дошел до того, что ему хотелось держать в уме всю библиотеку. За раз он поглощал несколько отрывков, а следующие несколько дней тратил на то, чтобы осознать их.

Такие дни заканчивались очень быстро, сезоны сменяли друг друга и вот, словно яркая вспышка, пролетел год.

В течение этого года Лужа сполна проявила свою нечеловеческую сторону. Девочка научилась ползать, ходить и прыгать намного раньше положенного времени, ее рост сравнялся с ростом трех- или четырехлетней смертной девочки.

Учитель не мог обучить их всему, потому Чэн Цянь постоянно искал дополнительную информацию. Отчего его бесполезный дашисюн, Янь Чжэнмин, сделал вывод, что Медная монетка сошел с ума.

Чэн Цянь с неисчерпаемым упорством продолжил регулярно посещать библиотеку. Между тем его почерк улучшился, становясь все больше и больше похожим на иероглифы с каменных ворот у горной гряды. Чэн Цянь даже научился копировать почерк Янь Чжэнмина.

Поначалу Янь Чжэнмин думал, что Чэн Цянь украдкой возьмет несколько книг или рассказов про различные хитрости, как сделал Ли Юнь. Но, к его большому удивлению, однажды Янь Чжэнмин мельком увидел, как Чэн Цянь со всей серьезностью читает о путях самосовершенствования и техниках владения мечом.

Янь Чжэнмин, ничего не стоящий дашисюн, на основе этого сделал вывод — медная монетка сошел с ума.

Чэн Цянь на горе Фуяо «отклонился от праведного пути», особенно если сравнивать его с Хань Юанем, который даже спустя год после своего посвящения в клан все еще не мог распознать все иероглифы, включенные в правила.

Однажды Янь Чжэнмин снова открыл для Чэн Цяня библиотеку и, не удержавшись, задал мальчику вопрос, который давно хотел задать:

— Медная монетка, — серьезно произнес молодой господин Янь. — Скажи-ка честно, что ты задумал? Хочешь захватить Южные Небесные Врата?

Чэн Цянь понимал, что ласточкам и воробьям не понять устремлений величественного лебедя (5).

(5) 燕雀安知鸿鹄之志 (yànquè ānzhī hónghú zhī zhì) — ласточкам и воробьям не понять устремления величественного лебедя; простому человеку не понять цели великого человека.

— Учитель говорил, что и стебелек, и столб, и глава клана, и даже красавица Си Ши, всевозможные странности и редкие явления — все едино с точки зрения великого Дао*. Дао может принимать различные формы, но оно никогда не отходит от первоначальной цели. Я хочу прочесть больше, чтобы дополнить методы самосовершенствования нашего клана, — уклончиво ответил Чэн Цянь.

Примечание автора: цитата из «теории Ци». Второй главы трактата «Чжуанцзы».

— Тебя только год как посвятили в клан, зачем так спешить с изучением этих методов? — изумился Янь Чжэнмин.

— В прошлом, когда мы вернулись из Долины Демонов, дашисюн сказал, что вырвет все перья Цзыпэн чжэньжэнь, верно? Как ты собираешься одолеть ее, если не освоишь ни одного метода самосовершенствования?

Янь Чжэнмин еще больше удивился.

— Да, я так сказал. Но еще я сказал «однажды». Старой курице больше восьмисот лет, а мне всего шестнадцать. К чему такая спешка? Может, через семьсот или восемьсот лет я буду сильнее нее.

Чэн Цянь промолчал.

За год Янь Чжэнмин заметно подрос, и становился все более похожим на взрослого мужчину. Незрелость исчезла из его поведения, зато прибавилось спокойствия и изящества. Чэн Цянь ему в какой-то степени завидовал: он часто смотрел на своих худые руки и медленный рост, а затем на дашисюна.

Янь Чжэнмин выглядел так, будто считал, что его красота способна затмить Сун Юя и опозорить Пань Аня (6). Любая отражающая поверхность, будь то лужи после дождя или блестящие лезвия мечей, использовалась им как зеркало. По его выражению лица Чэн Цянь мог сказать, что сердце Янь Чжэнмина полно самолюбования.

(6) Сун Юй и Пань Ань — двое из Четырех Красавцев Древнего Китая, оставшиеся двое — принц Лань Линь и Вэй Цзэ. На Ютубе есть видео развлекательного характера под названием «Четыре самых горячих парня древнего Китая». Прикрепляем ссылку, вдруг кому-то из вас захочется посмотреть: https://www.youtube.com/watch?v=Vp_3saAZrUc&feature=youtu.be

Разве человек, использующий мечи как зеркало, станет хорошим заклинателем?

Никто никогда о таком не слышал.

Разве для человека, который использует мечи как зеркало, могла быть разница между тем, будет он совершенствоваться восемьсот или восемь тысяч лет?

Чэн Цянь не придумал, что ответить, и отошел в сторону, чтобы продолжить чтение книги, которую не смог дочитать в прошлый раз.

Его переполняло чувство, что клан Фуяо никогда не станет лучше.