Первый человек клана "Фуяо"

Кости Янь Чжэнмина, казалось, были полностью раздроблены. На мгновение он потерял всякую чувствительность и мог видеть только глаза Чжоу Ханьчжэна. Мужчина смотрел на него сверху вниз так, словно юноша был всего лишь муравьем в куче грязи.

Вокруг столпилась целая группа людей: может быть, это были его младшие братья или младшие адепты их клана. Они бросились к нему, чтобы помочь подняться, но Янь Чжэнмин не мог собраться с силами. 

Янь Чжэнмин не был уверен, потерял ли он сознание. Казалось, все его существо находилось в каком-то трансе. 

«Чжэнмин, ты родился в богатой семье, поэтому не знаешь трудностей мира смертных и никогда не сталкивался с неблагоприятными обстоятельствами. Для заклинателя это отнюдь не благословение. Сегодня, в качестве наставления, этот мастер дарует тебе слова «отполировать и усовершенствовать»¹.

¹ «Отполировать и усовершенствовать» здесь используется фраза "琢磨". В буквальном смысле это означает «вырезать и полировать». В менее буквальном смысле это означает «задуматься; обдумывать; продумать».

Это было восемь... нет, почти девять лет назад. Он только что вступил в клан Фуяо и проходил посвящение, слушая лекцию своего наставника.

Янь Чжэнмин никогда не любил учиться или заниматься боевыми искусствами, потому тогда он не понял этих слов. Он спросил: «Что это значит, учитель? Что я должен отполировать?»

Мучунь чжэньжэнь ответил: «Будь то нефрит или камень, вначале своего пути они ничем не отличались от песка и гальки на дороге. Шли годы, они подвергались всевозможным испытаниям: их опалял огонь, их безжалостно закаляли в пламени, и они, наконец, начинали обретать форму. Пока они спрятаны в воде и в горах, их никто не обнаружит. Но стоит отполировать и очистить верхний слой, как они смогут стать полезными. Чжэнмин, ты первый ученик клана Фуяо. Отныне, если тебе суждено испытать какое-либо несчастье, ты должен овладеть этим несчастьем, как своим клинком. Используй его, чтобы очистить себя, как очищают нефрит».

Да, тогда он также спросил, что значит «самый первый ученик».

Ответ учителя был таков: «Первый» означает начало наследования и передачи рода. Ты — первый человек в нашем клане, не имеющий себе равных в истории»².

² «Не имеющих равных в истории» здесь используется фраза 前無古人、後無來者 . Это означает «не иметь ни предшественников, ни преемников».

Во рту появился привкус крови. Янь Чжэнмин попытался оттолкнуть руку, протянутую ему, и его вырвало. Он не хотел знать, в каком жалком состоянии находится в данный момент. Его лицо и голова пульсировали от жгучей боли. Когда он потянулся, чтобы коснуться своего лица, то почувствовал, что кровь смешалась с грязью. Его белая одежда давно уже перестала быть узнаваемой, его пояс развязался и запачкался.

Янь Чжэнмин услышал голос Чжоу Ханьчжэна. Голос звучал так далеко и одновременно так близко:

— Вы начинаете свой путь на острове Лазурного Дракона. В будущем, вы можете основать собственный клан, взять учеников. Я хочу дать вам небольшой совет: сейчас самое время усердно трудиться и оттачивать свое мастерство. Вам не следует гоняться за славой, наличие хорошего имени вовсе не гарантирует клану успех. 

Янь Чжэнмин был ошеломлен, рука, которой он упирался в землю непрестанно дрожала. Его гнев и стыд, казалось, слились воедино, как вода и грязь, смешавшиеся в болоте. Он угодил в ловушку, утопая в глубокой скорби, что оказалась даже сильнее вины.

— Старший брат, что с тобой? Брат, ответь мне! — Ли Юнь с силой потряс его за плечо.

Взгляд Янь Чжэнмина, наконец, сфокусировался. Он посмотрел на Ли Юня, на Хань Юаня, потом на Чэн Цяня, и с горечью подумал: «Учитель ошибся. Что я за нефрит? Я просто грубый камень, валяющийся в грязи у стены».

 Учитель, должно быть, потерял рассудок, иначе как он мог передать ему печать главы клана?

Янь Чжэнмин чувствовал, будто слово «Фуяо» превратилось в две огромные горы, давящие на его плечи, но его тело и дух были настолько слабы, что у него попросту не было сил удерживать их вес. 

— Я... — он открыл было рот, чтобы что-то сказать, но горечь в груди, казалось, придавила его язык, и он не смог произнести ни слова.

И тут заговорил Чэн Цянь.

— Когда мы возвращаемся?

Стоило прозвучать этим словам, как группа потеряла дар речи.

Оказавшись перед лицом брошенного ему вызова, Янь Чжэнмин, возможно, действительно хотел бы сбежать. Хань Юань и Ли Юнь, вероятно, тоже не очень-то готовились остаться. Любой из них мог бы произнести эти слова, но только не Чэн Цянь.

Их третий брат всегда был самым странным человеком на горе Фуяо. Его преданность самосовершенствованию была очевидна любому, у кого были глаза. Он готов был подчиняться любым приказам того, кто открыл для него библиотеку, так почему же он предложил уйти?

Хань Юань понизил голос и спросил: 

— Младший брат, что ты говоришь? Вернуться куда?

— Вернемся на гору Фуяо, — холодно сказал Чэн Цянь. — Сначала мы поможем старшему брату. Кроме книг из библиотеки, мне больше нечего взять с собой. Я сейчас же найду лодку, только сначала дай мне денег.

С этими словами, он без колебаний обошел Янь Чжэнмина с другой стороны, вместе с Ли Юнем они помогли ему подняться и вышли из толпы.

— Подожди, Сяо Цянь, послушай меня! — Ли Юнь все еще говорил очень тихо. — В своей лекции он расскажет о важных ключах к самосовершенствованию. Ты не собираешься слушать?

— Нет, — лицо Чэн Цяня оставалось бесстрастным. — Вы все можете оставаться, а я ухожу, мне все равно.

Хань Юань и Ли Юнь, конечно же, не остались бы здесь в одиночестве. С начала лекции не успела догореть и одна палочка благовоний. Их уход непременно должен был привлечь внимание людей. Даже взгляд Чжоу Ханьчжэна был прикован к ним, так что Ли Юню ничего не оставалось, кроме как повернуться и посмотреть на него, все еще стоявшего на платформе. 

— Прошу левого защитника простить нас за это пренебрежение, но наш глава нехорошо себя чувствует.

Чжоу Ханьчжэн сделал вид, что обмахивается веером, и насмешливо сказал: 

— О, тогда пусть ваш глава хорошенько позаботится о себе.

После этого Чжоу Ханьчжэн перевел взгляд на Чэн Цяня, стоявшего к нему спиной. Он медленно произнес, растягивая слова: 

— Этот мальчик... Хм, мальчик, ударивший человека по лицу деревянным мечом. Ты не слишком примечателен, но твой стиль фехтования был довольно интересным. Если ты хочешь совершенствоваться дальше, ты можешь тренироваться под моим руководством. Если бы ты прошел испытание, то нашел бы место, где можно было бы как следует попрактиковаться.

Шаги Чэн Цяня не замедлились, когда он помогал Янь Чжэнмину уйти, будто он и вовсе не слышал ни одного из этих слов.

Хань Юань в недоумении уставился на Чэн Цяня. Он не знал, действительно ли Чэн Цянь ничего не слышал, поэтому прошептал: 

— Младший брат, этот парень Чжоу…

— К черту все это дерьмо, — сквозь зубы выдавил Чэн Цянь свои первые ругательства. 

Хань Юань мог только закрыть рот, больше не говоря ни слова, и последовать за своим братом.

Половина всех присутствующих внимательно следили за ними. Их взгляды были насмешливыми, будто они видели перед собой лишь стаю жалких бродячих собак.

Юноши не боялись ни неба, ни земли, но их страшило, что на них будут смотреть сверху вниз. В этом отношении все они были одинаковы.

Ли Юнь резко отвернулся, вытирая слезы.

Как раз, когда они собирались покинуть горный склон лекционного зала, кто-то громко окликнул их сзади: 

— Стойте!

Женщина встала прямо у них на пути. Это была нищая заклинательница Тан Ваньцю.

Когда она сражалась с Цзян Пэном, против превосходящих сил врага на Восточном море, ее действия очень помогли Чэн Цяню. Он думал, что если они останутся на острове Лазурного Дракона, то он обязательно найдет время навестить эту Тан чжэньжэнь, которая всегда все делает по-своему. Вот только он не ожидал, что остров Лазурного Дракона окажется таким ужасным местом для проживания.

В этот момент его сердце было переполнено такой яростью, что он не мог даже выразить какие-либо дружеские чувства к Тан Ваньцю. Увидев, что она преграждает им путь, Чэн Цянь снял с пояса меч Янь Чжэнмина и выставил его перед собой. Он заговорил, отбросив всякую вежливость.

— Какое дело Тан чжэньжэнь до нас?

— Разве лекционный зал похож на базар, куда вы можете прийти или уйти, когда вам заблагорассудится? – прямо ответила Тан Ваньцю.

Стоявший с другой стороны Ли Юнь с трудом подавил гнев в своем сердце. Он сжал кулак, прижав язык к небу, и изо всех сил старался говорить спокойно.

— Мы объяснились с левым защитником Чжоу и собираемся отвести нашего главу назад.

Тан Ваньцю прервала его.

— Неужели удар был достаточно силен, чтобы искалечить его, и теперь ему нужно так много людей, чтобы отвести его обратно? Должна ли я вызвать для вас паланкин с восемью носильщиками³?

³ «Паланкин с восемью носильщиками» здесь используется фраза "八抬大轎". Это паланкин, обычно предназначенный для высоких чиновников.

— Мы… — растерянно произнес Ли Юнь.

Чэн Цянь резко выступил вперед. В данный момент он почти ничего не боялся. Под встревоженным взглядом Ли Юня он грубо сказал Тан Ваньцю: 

— Отойди!

Взгляд Тан Ваньцю скользнул мимо Янь Чжэнмина и упал на Чэн Цяня. Она холодно рассмеялась.

— Значит, ты был пристыжен и впал в гнев... О, я понимаю. Вы собираетесь бежать с острова, не так ли? Кучка ни на что не годных бездельников.

Пальцы Чэн Цяня скользнули вверх по мечу.

Тан Ваньцю, казалось, совсем не понимала выражение «остановись, пока можешь», она безжалостно продолжила. 

— Что, мои слова не были правдой? Есть ли у вас хоть капля стыда из-за того, что вас унизили?

Чэн Цянь нагло выхватил меч Янь Чжэнмина из бесценных ножен и отбросил их в сторону. Не обращая внимания на призывы своих братьев, он бросился вперед, не заботясь о последствиях.

Последние полгода Чэн Цянь проводил по десять часов в день, упражняясь в фехтовании. Даже если его продвижение не было быстрым, по крайней мере, теперь он мог влить свою Ци в оружие. Но обычно он пользовался деревянным мечом, поэтому его сила была ограничена. Это впервые, когда он использовал настоящий клинок. Он ударил «Путешествием в юность», движением из «Долгого полета птицы Рух», и безжалостное намерение убивать заполнило его целиком. 

— Хороший удар!

Тан Ваньцю даже не вытащила меч, ответив на атаку одними лишь ножнами. Прежде чем лезвие успело коснуться их, ауры обоих клинков столкнулись, и разница в их навыках сразу же стала очевидной. Запястье Чэн Цяня онемело, на коже между большим и указательным пальцами появился небольшой порез, но он не выронил оружие, вместо этого изменив движение.

Это был динамичный переход от стиля «Поиск и преследование» к «Циклу повторения».

Снова раздался скрежет металла о камень. Тан Ваньцю развернула ножны в воздухе и точно подавила безрассудную атаку Чэн Цяня. Доминирующая сила правого защитника заставила Чэн Цяня упасть на одно колено.

— Остановись! Сяо Цянь! Старший брат, останови Сяо Цяня!

Губы Янь Чжэнмина сделались бесцветными. У него было такое чувство, будто его разум улетел в далекую страну. Голос отчаянно кричал в его сердце: «Ты позволяешь маленькому ребенку заступаться за тебя! Какая от тебя польза как от главы клана? Какая тебе польза от того, что ты жив?»

Но его тело, казалось, замерзло, не в силах сдвинуться ни на дюйм.

Богатства мира смертных были подобны плывущим облакам, приходящим и уходящим без следа. Сняв всю позолоту, Янь Чжэнмин почувствовал, будто его грудь и живот были вспороты, обнажив под небесами его гнилые внутренности.

Тан Ваньцю вовсе не рассердилась, вместо этого она только рассмеялась:

— Что, ты все еще хочешь обменяться со мной ударами? Разве твои старшие никогда не учили тебя писать слова «переоцениваешь себя»?

Волосы на висках Чэн Цяня взмокли от пота. Внезапно он издал разочарованный рык и напрягся, чтобы повернуть свой меч под определенным углом. Все еще недостаточно окрепшая кость юноши дала трещину, но он, казалось, не чувствовал боли. Вскинув лезвие вверх, он нацелился на Тан Ваньцю.

Третий стиль деревянного меча Фуяо, «Ответный огонь». Это движение называлось «Сделай или умри».

Глаза Тан Ваньцю сузились. С резким звуком она выхватила свое оружие, на мгновение вспыхнувшее ярким светом. Движения женщины были быстрыми, плавными, и Чэн Цянь был без труда отброшен на два чжана.

Она холодно фыркнула и убрала меч в ножны. 

— Даже если ты тренируешься, не теряя концентрации, тебе придется практиковаться, по меньшей мере, сто восемьдесят лет, прежде чем ты сможешь сравниться со мной. Но этот день, вероятно, никогда не наступит. Кто-то вроде тебя, кто дрожит от страха, даже не начав…

— Я не боюсь тебя, Тан Ваньцю. 

С мечом, направленным в землю, Чэн Цянь попытался подняться на ноги. Он повернул голову, чтобы вытереть кровь с уголков губ, и произнес эти слова хриплым голосом.

Он верил, что если он будет один, то сможет сделать все сам.

Для одиночки, когда он достигает вершин, он все еще одинок; когда он падает в Бездну, он тоже все еще одинок. Даже если его голова упадет с плеч, разве это не будет всего лишь шрам на его теле? Чего тут бояться?

Но где-то на этом пути он приобрел так много слабостей. Если бы кого-то из них задело, ему было бы так больно, что он предпочел бы умереть или сдаться, даже против собственной воли. 

Чэн Цянь пристально посмотрел на человека перед собой и тихо сказал: 

— Я не боюсь тебя... Я никого не боюсь.

Много раз он пытался подняться на ноги, но всегда падал обратно. Его все еще стройное тело дрожало под широкими одеждами, но в его действиях не было ни следа страха.

Янь Чжэнмин был так потрясен, что его взгляд затуманился.

Внезапно он громко взревел, яростно стряхнул руку Ли Юня и подошел, чтобы обнять Чэн Цяня.

«Ты что, бесполезная куча грязи?»

 Янь Чжэнмин чувствовал себя так, словно ему в грудь несколько раз всадили нож, стоило ему спросить себя: «Неужели ты позволишь клану Фуяо превратиться в жалких бродяг, что могут лишь прятаться в горах? Неужели ты собираешься опозорить своих предков в глубинах ада и на небесах? Ты собираешься прервать родословную, за сохранение которой так упорно боролся твой мастер, использовавший свой последний вздох, чтобы завладеть телом зверя? «Не имеет себе равных в истории»? Что это за шутка такая?»

Янь Чжэнмин пытался дышать, его глаза налились кровью. Он резко повернулся, посмотрел прямо на Тан Ваньцю и произнес, четко выговаривая каждое слово: 

— Мы никогда не говорили, что уйдем. Даже если и так, сейчас не время.

Тан Ваньцю оставалась неподвижной, как скала. 

Янь Чжэнмин с трудом помог Чэн Цяню подняться и прошел мимо нее.

Ли Юнь и Хань Юань поспешили за ним. На этот раз Тан Ваньцю не остановила их. Она стояла неподвижно, ожидая, когда они уйдут, и наконец, без всякого выражения собрала свои растрепанные длинные волосы. Ее одинокая фигура выглядела неопрятно.

Младший адепт из лекционного зала увидел ее издалека во время патрулирования и поспешил подобострастно поприветствовать: 

— Приветствую Тан чжэньжэнь. Почему Тан чжэньжэнь не вошла сразу после прибытия? Чжоу чжэньжэнь уже начал читать лекцию.

Не удостоив его и взглядом, Тан Ваньцю безжалостно сказала: 

— Самый большой позор в моей жизни — быть товарищем этому человеку. 

После этого она развернулась и уверенно зашагала прочь.

Путь от горного склона лекционного зала до их жилищ был так долог, что казался бесконечным. Тан Ваньцю сдерживалась, так что Чэн Цянь не сильно пострадал, не считая того, что он поранил себе руку из-за того удара. Какое-то время он приходил в себя, но в остальном молчал.

Наконец, когда они уже подходили к воротам, Ли Юнь не удержался и спросил: 

— Старший брат, что нам теперь делать?

У Янь Чжэнмина в сердце не было ни малейшей зацепки. Казалось, что их долгому пути не будет конца, но ему не хотелось показывать свою беспомощность перед братьями, поэтому он постарался придать своему лицу обычное выражение и сказал, будто беззаботно:

— Кто знает? Разберемся по ходу дела. 

Хань Юань был менее обходителен в своих словах и прямо спросил:

— Старший брат, когда все перестанут презирать нас?

Янь Чжэнмин действительно не мог ответить на этот вопрос, он молча отвесил Хань Юаню подзатыльник и с тяжелым сердцем вернулся в свою комнату.

Некоторые люди привыкли тяготиться заботами, они могли беспокоиться о самой незначительной проблеме в течение нескольких дней подряд. Янь Чжэнмин же был человеком с большим сердцем. Он заперся в своей комнате, отослал слуг и попытался примириться со своими тревогами.

Но ему это не удалось. Даже после захода солнца он все еще пребывал в смятении.

Он знал, что должен немедленно пойти во двор и попрактиковаться с мечом, или взять свой нож для вырезания амулетов, или, может быть, посвятить все свое свободное время медитации и созданию собственной основы для совершенствования. Но несмотря ни на что он все еще не мог успокоиться, чтобы сосредоточиться на этих задачах.

Сердце Янь Чжэнмина переполняло такое количество мыслей, что он даже не мог понять, с чего начать их сортировку. Наконец, он вздохнул и лег на кровать, тупо уставившись на занавески, пытаясь очистить свои мысли и придумать какой-нибудь выход для их клана. К сожалению, всю свою короткую жизнь он был слишком сосредоточен на внешности. Даже если бы он полностью очистил свой разум, он все равно не смог бы выдать ничего существенного.

Ему некуда было выплеснуть свое внутреннее смятение, и он искренне желал просто взять и закатить истерику.

И тут дверь со скрипом отворилась.

Янь Чжэнмин глубоко вздохнул и раздраженно сказал: 

— Чжэши, разве я не сказал, что собираюсь спать?

— Это я.

Янь Чжэнмин был удивлен. Он приподнялся на кровати, чтобы посмотреть. 

– Медная монетка, почему ты здесь?

У Чэн Цяня в руке была маленькая бутылочка со снадобьем, вероятно, для лечения боевых ран. С тех пор, как он добавил два часа к своим ежедневным тренировкам, этот тонкий лекарственный запах часто цеплялся за него.

— Чтобы осмотреть твои раны, — просто ответил Чэн Цянь.

Янь Чжэнмин замолчал и позволил неуклюжим рукам Чэн Цяня ощупать синяки на своем теле.

Когда Чэн Цянь уже собирался уходить, собрав свои вещи и вытирая руки куском ткани, Янь Чжэнмин внезапно заговорил: 

— Сяо Цянь, ты ничего не хочешь у меня спросить?

Чэн Цянь поколебался, прежде чем ответить:

— Сегодня... Когда ты упал с платформы, ты позвал мастера.

Похоже, он не слишком умел утешать других. Он беспокойно поерзал на месте и, наконец, похлопал Янь Чжэнмина по плечу.

Обнаружив, что он все еще не сказал ни слова, Чэн Цянь был немного разочарован этим и тихо вздохнул.

— Я говорю не об этом, — произнес Янь Чжэнмин.

Чэн Цянь посмотрел на него в замешательстве. 

— А о чем?

Например, о планах на будущее для их клана? Или о том, когда их глава, наконец, отрастит хребет?

Теперь Янь Чжэнмин действительно узнал разницу между Чэн Цянем и другими. Чэн Цянь никогда не заботился о том, что именно имел в виду глава его клана, и никогда не надеялся, что кто-то станет сильнее, чтобы уменьшить его страдания на острове Лазурного Дракона. Когда на него смотрели сверху вниз, он добавлял к своим тренировкам еще больше времени. Даже если небеса рухнут или земля провалится, его глаза будут видеть только путь, проложенный перед ним.

— Мастер показал тебе все стили владения деревянным мечом Фуяо? — Янь Чжэнмин внезапно сменил тему.

Чэн Цянь кивнул. 

— Но я все еще не могу полностью понять последние три.

— Воспоминаний достаточно. 

Янь Чжэнмин накинул верхнюю одежду и схватил меч, принесший ему бесчисленные обиды.

— Иди на задний двор. Помоги мне записать все стили владения деревянным мечом Фуяо в руководство.