«Три монеты за ночь». «Оставайся или проваливай».

Чэн Цянь сбежал быстрее, прежде чем Янь Чжэнмин снова попытался избежать наказания такими бесстыдными методами, как подкуп и мошенничество.

Вернувшись в павильон Цинъань, Чэн Цянь до полуночи переписывал писания. Он провел в комнате весь вечер, за исключением момента, когда Сюэцин пришел, чтобы позвать его на ужин. В подобных ситуациях только Сюэцин мог заставить его отвлечься. Как-то раз Чэн Цянь отмахнулся от Сюэцина, и тот прождал до ночи, так и не притронувшись к еде. С того самого дня, не важно, насколько занят был Чэн Цянь, он больше не решался игнорировать просьбы Сюэцина.

Закончив писать, когда звезды стали ему плащом, а луна — шляпой (1), Чэн Цянь отправился в библиотеку.

 (1) 披星戴月 (pī xīng dài yuè) — звезды вместо плаща и луна вместо шляпы (обр. в знач. работать, при луне и звездах; от зари до зари).

Это был первый раз, когда он сам открыл ворота, и первый раз, когда он вошел туда с разрешения учителя. Чэн Цянь ненадолго задержался возле стеллажей с книгами о мечах, методах самосовершенствования и трактатами по заклинаниям, где он всегда останавливался во время своих предыдущих визитов, после чего спустился на предпоследний этаж, как велел ему учитель.

Чэн Цяню превосходно удавалось внешне выражать согласие, пряча недовольство внутри. Но он не любил вести себя так с учителем.

Предпоследний этаж казался заброшенным, хотя и не таким, как самый последний. Книги были аккуратно разложены по полкам, но к ним почти никогда не прикасались. Чэн Цянь наугад взял несколько томов. На каждой странице находился чей-то портрет, а с обратной стороны — история жизни конкретного ученика: его имя, как его приняли в клан, характер, история о том, как он ступил на путь Дао, каким было его Дао, все его взлеты и падения, рассказ о том, каким достойным человеком он стал, и, наконец, оценка, данная другими после его смерти.

У некоторых учеников не было историй: кто-то пропал без вести, кого-то изгнали из клана.

Поначалу чтение развлекало Чэн Цяня, но вскоре он почувствовал сонливость и задремал, прислонившись к углу полки. Его разбудил звук удара книги о землю, а в следующее мгновение Чэн Цянь обнаружил себя лежащим на полу в оцепенении.

В библиотеке было полно водонепроницаемых амулетов и талисманов, призванных защищать книги от паразитов, но годы отсутствия солнечного света превратили ее в крайне мрачное место. Холодная земля заставила Чэн Цяня вздрогнуть, и в этот момент его взгляд зацепился за что-то под стеллажом.

Щель между нижней полкой и землей оказалась очень узкой; протиснуться в нее могла лишь очень тонкая рука. Чэн Цянь поддался искушению, закатал рукав и сунулся в расщелину, после чего, пошарив вокруг, вытащил какую-то вещь.

Это был портрет, но, как ни странно, разрезанный надвое чем-то острым. Нижняя половина у него отсутствовала, а верхняя явно принадлежала мужчине. Одет он был в старый халат, но его нельзя было назвать бедняком. Благодаря стараниям неизвестного художника, грациозная фигура мужчины, нарисованная лишь несколькими чернильными штрихами, казалась живой.

Кто… этот старший?

Чэн Цянь перевернул портрет, но на обороте ничего не оказалось.

Он не очень хорошо разбирался в живописи, но, с любительской точки зрения, решил, что навыки художника довольно неплохи. Это не было похоже на неудачную работу… так почему на ней нет подписи (2)?

(2) На традиционных китайских рисунках обычно имеются надписи.

Чэн Цянь озадачился, но так как истории незнакомых людей мало волновали его, он быстро потерял к портрету интерес, убрал находку на полку и поднялся наверх, где взял еще несколько книг, намереваясь прочесть их по возвращении.

Время пролетело незаметно. На шестой день шестого лунного месяца учитель и его ученики завершили свои рутинные занятия и, в сопровождении грандиозной процессии, спустились с горы.

Конечно же, «грандиозную процессию» организовал Янь Чжэнмин.

Он приготовил несколько больших повозок: один для него, остальные — для его багажа, но все, что казалось ему жизненно необходимым, для других было лишь кучей ненужного хлама.

Все остальные, не считая Лужи, взяли с собой лишь деревянные мечи и дорожные сумки, и только Чэн Цянь прихватил два свертка с книгами, которые он повесил на седло.

Но даже там молодой господин Янь не прекратил жаловаться. Он был нежным цветком, что больше семи лет не покидал гору Фуяо. Тяжесть путешествия убивала его.

Янь Чжэнмин и не думал, что у человека, сидящего в одиночестве в повозке целый день, могут быть какие-то проблемы, но ему было жаль учителя и шиди, вынужденных путешествовать под открытым небом. В конце концов он не выдержал, высунулся наружу и обратился к своему тощему учителю, сидящему на тощей лошади:

— Учитель, прошу вас, садитесь в повозку вместе с шиди, на улице слишком жарко.

— Ученик мой, тебе, оказывается, не чужда сыновья почтительность, — вздохнул Мучунь чжэньжэнь.

За последний год Янь Чжэнмин все же повзрослел. Несмотря на усиливающийся нарциссизм, он стал куда разумнее: к примеру, теперь молодой господин, никогда не понимавший чужих эмоций, уловил в словах своего учителя сарказм.

В конце концов, Мучунь чжэньжэнь отказался от его предложения. Вместо этого он решил проучить своего ученика: выудив из заплечной корзины Лужу, он без лишних слов забросил ее в повозку, позволив девочке безнаказанно пускать слюни на дашисюна. Но, оглянувшись, Мучунь чжэньжэнь заметил Чэн Цяня. Мальчик был бледным и, казалось, еще не до конца оправился от изнуряющей попытки вырезать заклинания, которая едва не вышла ему боком.

— Забирайся в повозку дашисюна и отдохни. Не стоит притворяться сильным. Можешь почитать внутри, — произнес Мучунь чжэньжэнь.

 — Верно. Маленькая медная монетка, приходи поиграть с нашей шимэй. Тут достаточно места, чтобы вы двое могли поваляться, — сказал Янь Чжэнмин.

Чэн Цянь отказал ему без малейших колебаний и не забыл о насмешке:

— Дашисюн, ты слишком скромничаешь. Только взгляни на эти повозки — будто свадебная процессия императрицы.

Янь Чжэнмин редко проявлял доброту, и сейчас к нему отнеслись так бессердечно!

Конечно, у Чэн Цяня была причина не садиться в повозку. Он помнил слова учителя о том, что дашисюн вошел в Дао благодаря мечу. Обычно заклинатели мечей отличались сильной волей, кроме, пожалуй, нескольких эксцентричных личностей, таких как Янь Чжэнмин.

Но Чэн Цянь был другим. Учитель сказал, что он вошел в Дао через сердце.

Что значило «войти в Дао через сердце»?

Этот вопрос терзал разум Чэн Цяня. Он провел в библиотеке немало времени, но так и не понял истинный смысл этих слов и, главное, что это за «сердце». Мнения разнились, и он попросту не знал, кому верить. Но, даже несмотря на несовпадение взглядов, все говорили об одном и том же: «те, кто вошел в Дао благодаря мечу, тренируют тело; те, кто вошел в Дао через сердце, закаляют дух».

Закалять дух — значит закалять свою силу воли. сосредоточенность, терпение, настойчивость. Это значит учиться выдерживать боль. При достижении определенного уровня совершенствования, человек волен делать все, что пожелает, но в разумных пределах. Так как Чэн Цянь был новичком, самым простым методом совершенствования духа, который он смог найти, были усердные тренировки.

Поэтому путешествие по палящей жаре Чэн Цянь рассматривал как возможность отточить силу воли.

После трехдневной дороги учитель и его ученики прибыли на берег Восточного моря.

Рядом находился небольшой городок под названием город Скрывшегося Дракона. Здесь было много лавочек, торгующих всевозможными божественными инструментами, как настоящими, так и поддельными. В хорошую погоду из порта виднелась далекая гора Бессмертных. В город круглый год стекались толпы путешественников со всей страны.

Но еще никогда здесь не было так шумно, как в этом году.

К моменту их прибытия все постоялые дворы были заполнены до отказа. Янь Чжэнмин предложил послать кого-то из служек выяснить, где находился самый дорогой из них и, по возможности, забронировать несколько лучших комнат.

Но учитель притворился глухим, не обратив никакого внимания не эту дурную идею.

Старая ласка знал куда идти. Нигде не останавливаясь, он повел учеников к юго-восточной окраине города, мимо ряда крытых соломой хижин.

С эстетической точки зрения, архитектурный стиль этих лачуг больше подходил для конюшен. У дверей лениво бродили курицы, а к домам прилегали каменные свинарники. Из одного из них на караван повозок молодого господина Яна с любопытством смотрела ленивая свинья.

Янь Чжэнмин распахнул дверцу повозки, с неприязнью на лице оглядел обстановку, после чего протянул руку и ткнул Чэн Цяня в бок:

— Что это за жуткое место? Сортир?

К этому моменту он уже забыл, что злился на Чэн Цяня. Похоже, Янь Чжэнмин отличался от тех узколобых идиотов, что подолгу таили обиду. Основным его занятием было упиваться собственной красотой во всех ее проявлениях, конечно же, он позабыл, что несколько дней назад поссорился с Чэн Цянем, и первым пошел на мировую.

Чэн Цянь сочувственно посмотрел на него.

— Я только что видел, как учитель постучал в ворота — боюсь, что здесь мы и остановимся.

Янь Чжэнмин промолчал.

Он бы предпочел ночевать в повозке.

Ничто так не угнетало его, как это путешествие. Возмущенный, Янь Чжэнмин внезапно задумался о своей ответственности в качестве дашисюна. Он огляделся по сторонам и проворчал, обращаясь к Ли Юню:

 — Где маленький подлец?

С того дня, как Ли Юнь, глядя на успехи Чэн Цяня, обрел мотивацию к учебе, он всячески избегал игр и веселья. Следуя примеру третьего шиди, он всю дорогу не выпускал из рук книгу, даже сидя верхом на лошади, потому, услышав вопрос, он не глядя указал куда-то в сторону. Там, куда он показал, у ворот рос большой куст с ягодами годжи. Из просвета между ветвями высунулась помятая голова, будто ее обладателя хорошенько отходили кулаком.

— Ищете меня? Я собираю для вас ягоды годжи, — крикнул Хань Юань своим шисюнам, застывшим со сложными выражениями на лицах. — Их так много, и они такие сладкие!

 Этот идиот…

Янь Чжэнмин решил, что скорее умрет, чем ступит на эту землю, и демонстративно захлопнул дверцу повозки.

Но несколько мгновений спустя он все же вышел. Их маленькая шимэй, ничего не знавшая о терпении, описалась.

Янь Чжэнмин, вынужденный ночевать в лачуге с соломенной крышей, до ночи ходил мрачнее тучи.

У ряда соломенных хижин было название, которое очень точно описывало их: «Убогий постоялый двор».

По обеим сторонам от ворот виднелись надписи. Слева было написано: «Три монеты за ночь», а справа: «Оставайся или проваливай». На самих воротах красовалась морда свирепого чудовища. Здесь не было даже слуг, чтобы поприветвовать гостей. Кто вообще управлял этим постоялым двором?

Хозяин появился только тогда, когда учитель постучал второй раз. Это был крепкий мужчина ростом более восьми чи, всем своим видом он напоминал небольшую гору — его высота и толщина были практически одинаковыми!

С торчащими волосами и такой же бородой, с лицом, похожим на бронзовый таз, и толстыми губами, кривившимися книзу, он напоминал сборщика долгов.

Лошадь Ли Юня испугалась его появления. Она заржала и в панике попятилась назад, едва не врезавшись в повозку Янь Чжэнмина. Морда лошади от испуга вытянулась на три цуня.

Учитель, однако, дружелюбно улыбнулся и склонился в приветственном поклоне:

 — Брат Вэнь Я, давно не виделись.

Ученики и служки поразевали рты, чувствуя, что они больше никогда не смогут смотреть на иероглифы: «Вэнь» и «Я» (3).

(3) 温 (wēn) — нежный, ласковый; 雅 (yā) — изящный, красивый.

Когда «Железная башня» появился у ворот, он казался раздраженном, но стоило ему понять, что посетителем был Мучунь чжэньжэнь, как его лицо немного смягчилось.

— Сяо Чунь? Что привело тебя сюда?

Столь фривольное обращение настолько потрясло Чэн Цяня, что он едва не свалился с лошади, а по его коже побежали мурашки.

— Входите, — Вэнь Я окинул взглядом грандиозную процессию молодого господина Яня и нахмурился. — Вы всей семьей сопровождаете невесту в дом жениха?

Ли Юнь, Чэн Цянь и Хань Юань принялись хихикать, поглядывая на Янь Чжэнмина. Янь Чжэнмин ничего не ответил, он лишь вынул свой новый меч и, злобно усмехнувшись, хлестнул робкую лошадь Ли Юня по крупу. Бедняга встала на дыбы и в истерике прыгнула вперед, всполошив зафыркавшую свинью, которая, в свою очередь перепугала гулявших у ворот цыплят. Птицы разлетелись в стороны и лошадь резво припустили галопом.

Янь Чжэнмин с важным видом и безнадежной печалью в сердце вошел в ворота самого убогого постоялого двора из всех, где ему когда-либо приходилось бывать.