«Душа художника»

Деревянный меч, вобравший в себя часть изначального духа Чэн Цяня, задрожал. Янь Чжэнмин крепко держал его в руке, ощущая болезненный резонанс между ним и человеком, который его усовершенствовал.

Янь Чжэнмин понятия не имел, что случилось с Чэн Цянем. 

— Сначала я вытащу тебя отсюда, а потом мы поговорим. Если будет, что сказать, — решительно произнес он. 

Юноша протянул было руку, чтобы обнять Чэн Цяня, но тот инстинктивно выставил вперед ладонь, намереваясь оттолкнуть его. 

Всю его сущность переполняла жажда убийства. Стоило Янь Чжэнмину пошевелиться, как Чэн Цянь тут же вздрогнул, с трудом заставляя свой бушующий изначальный дух успокоиться. Он вскинул руку и мягко оттолкнул Янь Чжэнмина в сторону, стараясь не причинить ему никакого вреда. 

Изначальный дух вновь заметался внутри него, и на Чэн Цяня тут же обрушилась невероятная сила ответной реакции. Половина тела юноши онемела. 

Чэн Цянь захлебнулся кровью. Его одежды окрасились в красный, и затуманенное сознание на мгновение прояснилось, повинуясь раздражающей боли. 

— Что ты творишь? — шокированно спросил Янь Чжэнмин. 

Но Чэн Цянь напрочь проигнорировал его. Во-первых, это была длинная история. Во-вторых, он сам не до конца понимал, что происходит, и, наконец, в-третьих, у него попросту не было сил что-либо объяснять. 

В глубине души он прекрасно понимал, что все это полная чушь. Он хотел, чтобы Янь Чжэнмин оставил его, но тот не только не собирался уходить, но и наоборот, постоянно пытался приблизиться. Чэн Цянь с трудом подавил рвущийся наружу безмолвный крик и до боли прикусив кончик языка. Рот юноши наполнился привкусом крови. Он рухнул на землю, согнувшись от боли в суставах, и изо всех сил попытался сосредоточиться на своем бушующем в море Ци изначальном духе, пытавшемся прорваться сквозь установленную Шан Ваньнянем печать. 

Перед смертью Шан Ваньнянь беспокоился о том, что его поврежденный дух не сможет вынесли силу наследия цянькунь. Тогда он запечатал наследие цянькунь. В тот момент, когда изначальный дух Чэн Цяня будет восстановлен, печать разрушится сама. Но сейчас юношу это мало волновало. Он хотел освободиться, хотел воспользоваться способностью «слушать небо и землю», чтобы вырваться из-под влияния «души художника» Тан Чжэня.

 Что касается того, сможет ли его тело вынести тяжесть дарованного наследия? Чэн Цянь об этом не задумывался. 

Пока есть возможность, он будет делать все, что в его силах. Какой бы отчаянной не была ситуация, он никогда не сомневался в том, что в мире нет ничего, с чем он бы не справился. 

Внезапно Янь Чжэнмин почувствовал, что весь окружавший его холод разом устремился к Чэн Цяню. Тело юноши замерзло, и меж его бровей проступила крохотная метка, по виду напоминавшая человеческое ухо.

В тайном царстве горы Дасюэшань гасли любые лампы, застывали любые свечи. Казалось, здесь совершенно не осталось места для света, но сияющий знак во лбу юноши это совершенно не трогало. Он разгорался все сильнее и сильнее, становясь все ярче и ярче. Настолько ярким, что вскоре Янь Чжэнмин мог без труда разглядеть бледные, перепачканные в крови губы Чэн Цяня, и клубящуюся вокруг него темную энергию. 

Долгое время Янь Чжэнмин не мог понять, что происходит. Он не решался сделать ни шагу вперед. В глубине души он чувствовал, что все это похоже на влияние какого-то странного наследия, однако, сейчас для этого было не время и не место. 

Кроме того, что за наследие могло заставить его младшего брата так себя истязать?

Янь Чжэнмин никогда не слышал ни о чем подобном, более того, он понятия не имел, что могло бы случиться с Чэн Цянем, останови он его на полпути. 

Он никогда бы не посмел рисковать жизнью Чэн Цяня, потому юноше ничего не оставалось, кроме как вернуть деревянный меч во внутренний дворец, и вновь использовать свой изначальный дух, чтобы успокоить дрожащий клинок. 

В конце концов, этот клинок был связан с Чэн Цянем. Вскоре, Янь Чжэнмин уловил слабый отклик, и ему показалось, что до его ушей донесся тихий звон. 

Но, не позволяя себе задумываться над этим, Янь Чжэнмин вдруг почувствовал, что земля под его ногами начала дрожать. Сквозь толстый лед тайного царства горы Дасюэшань он услышал рокот морских волн. 

Море Бэймин откликнулось на наследие Чэн Цяня! 

Янь Чжэнмин был начеку, его нервы были обострены до предела, все его тело почти превратилось в острый клинок. Юноша подумал: «Ничего страшного, если это только море, но что если...»

Стоило ему только вспомнить об этом, как до ушей Янь Чжэнмина донесся резкий свист, исходящий из глубины тайного царства. Свирепый вихрь снова вернулся. На этот раз он прошел мимо, нехотя зацепив валявшиеся неподалеку кости. 

Янь Чжэнмин горько усмехнулся. Впервые в жизни он понял, что у него тоже был вороний рот. 

Тело заклинателя меча не создано из меди и железа, но оно и не податливая глина. Обычное оружие не могло причинить ему вреда. Однако совсем недавно он угодил под сильный порыв ветра, оставивший на его коже раны длиной в несколько чи, и теперь спина Янь Чжэнмина горела от боли. 

Он внимательно посмотрел на бессознательного Чэн Цяня, вновь призвал деревянный клинок и крепко сжал пальцами рукоять. Вокруг него веером выстроились призрачные лезвия, и заключенная во внутреннем дворце аура меча вырвалась на свободу. Тайное царство горы Дасюэшань превратилось в поле мечей.  

Наследие цянькунь растревожило это место. Запоздало обнаружив нарушителя, бушевавший поблизости вихрь тут же устремился к Чэн Цяню. 

Янь Чжэнмин не задумываясь использовал свой изначальный дух, превращая веер клинков в прочнейшую сеть. Юноша глухо вскрикнул. Он попросту не мог сдаться, продолжая удерживать гнев ледяной глыбы. 

Сеть клинков и холодный ветер встретились на узкой дорожке. В мгновение ока в воздухе вспыхнули тысячи сияющих пятен. Острые, режущие железо, как глину, мечи прогибались под яростью стихии. Стоило им столкнуться, как сеть тут же поредела наполовину. 

Холодное сияние отражалось от ледяных стен, некогда яркие фонари казались тусклыми, и воздух бесконечно полнился лязгом металла. Свирепый ветер растрепал длинные волосы Янь Чжэнмина, его походная одежда почти превратившись в лохмотья. 

Юноша с трудом приоткрыл глаза, позволяя деревянному мечу в его руках подняться в воздух. 

Когда-то он думал, что Чэн Цянь погиб, и им больше никогда не открыть замки, сокрытые в печати главы. Когда-то он думал, что настанет момент, и он найдет в себе силы подавить оставленное в печати сознание прошлых поколений, насильно переступить запрет и вернуть гору Фуяо в этот мир. 

Но в этот момент перед лицом Янь Чжэнмина было лишь ужасное тайное царство, поднявшееся из моря Бэймин, и он стоял здесь, неподвижный, как скала, держа в руках деревянный меч...

«Я ведь такой осторожный человек, так почему же я постоянно ищу смерти?» — с досадой подумал Янь Чжэнмин. 

На стадии «входа в ножны» его клинок был более сдержанным, чем обычно, но при этом казался намного длиннее.

Однако его ярости не хватило бы надолго... 

Так началось их с горой противостояние. Янь Чжэнмин не спешил полностью обнажать свой клинок, он ринулся в бой с мечом из внутреннего дворца.

Одолеваемый тираническим вихрем, он снова и снова поднимался на ноги. 

В тайном царстве горы Дасюэшань не было смены дня и ночи. Янь Чжэнмин понятия не имел, сколько времени прошло, его меридианы страдали от давно позабытой боли, он чувствовал себя подушечкой для иголок. Юноша не знал, когда его изначальный дух окончательно иссякнет. 

Много лет Янь Чжэнмин не чувствовал ничего подобного. Он не мог не оглянуться на Чэн Цяня. Лицо юноши было белым, как бумага, и это зрелище, похоже, придавало Янь Чжэнмину сил. 

Внезапно, он почувствовал себя крайне странно. Казалось, с его характером и жуткой непереносимостью боли, он не смог бы продержаться даже до момента, когда прогорит масляная лампа. Он давно бы уже привел себя в порядок и сел дожидаться смерти, но, пока рядом был Чэн Цянь, он был сам не свой. 

Чэн Цянь превратил его из «хрупкого» печенья в тряпку, которую нельзя было ни скрутить, ни разорвать. И пусть на вид она выглядела ужасно, но, как ее не сжимай, она все равно возвращалась в форму. 

Боль от игл постепенно распространилась по всему телу. Конечности Янь Чжэнмина разрывало на части. Это было серьезным предупреждением от пересохших меридиан. Но юноша напрочь проигнорировал его. Окружавший его барьер исчез, внутренний дворец опустел. В ушах оглушительно зазвенело, и все его клинки разом вырвались на свободу! 

Повисший в воздухе меч изначального духа превратился в чистое намерение и хлынул вперед, снося горы и опрокидывая моря¹. В воздухе раздался дикий, почти звериный рев, и налетевший на лезвие свирепый вихрь в миг оказался отброшен назад. 

¹ 排山倒海 (pái shān dǎo hǎi) — сносить горы и опрокидывать моря (обр. в знач.: всесокрушающий; неодолимый, сокрушая всё на своём пути). 

Янь Чжэнмин содрогнулся всем телом, вопреки ожиданиям, его раны истекали кровью. Юноша ударил мечом по земле, приказывая себе оставаться на ногах, но перед его глазами стояла темнота. 

— Сяо Цянь... — бессознательно пробормотал он. 

Всю свою жизнь он ненавидел себя за то, что не смог защитить юного Чэн Цяня. Но спустя годы, Чэн Цянь стал таким сильным, что больше не нуждался в старшем брате. Лишь остаточный страх, зародившийся в сердце Янь Чжэнмина в те годы, так и не желал покидать его.

Губы Янь Чжэнмина тронула странная улыбка, и юноша тут же потерял сознание, застыв там же, где и стоял. 

Деревянный клинок замер, но не упал. Его лезвие так и зависло в воздухе, держась ровно перед хозяином. 

Однако, вопреки ожиданиям, никакого удара не последовало. Столкнувшись с таким сильным противником, яростный вихрь словно растерялся и предпочел скрыться в недрах тайного царства годы Дасюэшань. 

Заключенная в клинок часть души Чэн Цяня, казалось, вздохнула с облегчением. Это было поистине неописуемое  чувство. Его сознание было разделено надвое: одна половина оставалась в теле, а другая — в деревянном мече. Словно две головы, что думали одновременно, постоянно мешая друг другу. Теперь Чэн Цянь действительно понимал, что чувствовал Хань Юань. Будь то «душа художника» или разделение души. 

Чэн Цянь отчаянно сопротивлялся влиянию заклинания. Юноша изо всех сил пытался сохранить здравомыслие, ведь, когда печать наследия цянькунь спала, помещенная в клинок часть его сознания все еще защищала Янь Чжэнмина.  Находясь под подавляющим влиянием «души художника» он озадаченно размышлял над причинами и следствием. 

Увидев, что ветер отступил, Чэн Цянь быстро перевел дух. Однако, в его душе уже зародилось сомнение. 

Что такое «душа художника»?

Зачем Тан Чжэню желать, чтобы он убил Янь Чжэнмина? 

Если бы Тан Чжэнь хотел повергнуть мир в хаос, он мог бы избавиться от Хань Юаня, Шан Ваньняня и других, но никак не от Янь Чжэнмина. У старшего брата клана Фуяо было столько перевернутых чешуек², что их все можно было пересчитать одной рукой. Если бы никто и никогда не трогал его, он мог бы оставаться на горе Фуяо всю жизнь. Он никогда не желал брать на себя инициативу по созданию проблем. 

² 逆鳞 (nìlín) — чешуя против ворса [под горлом дракона]. 触逆鳞 затрагивать чешую дракона, посаженную против ворса (обр. в знач.: затрагивать больное место).

Почему Тан Чжэню нужно было настроить против себя столь свирепого и сильного заклинателя меча? Зачем было тратить столько времени и сил, чтобы обманом заманить его в тайное царство горы Дасюэшань?

Даже если Тан Чжэнь и вправду был сумасшедшим и действительно хотел убить Янь Чжэнмина, почему он не сделал этого там, на горе Фуяо? 

Пока они были на горе, никто бы ничего не заподозрил. Они проводили рядом день и ночь. Янь Чжэнмин не смог бы от него сбежать. Так почему именно здесь? 

Никто не знал, какие опасности поджидают их в тайном царстве горы Дасюэшань. С момента попадания сюда, юноши постоянно были начеку, напасть на них со спины было практически невозможно. 

С чего Тан Чжэнь вообще взял, что ему удастся убить Янь Чжэнмина?

Чэн Цянь давно совершенствовал свой изначальный дух, он уже пережил семь Небесных Бедствий. Его уровень был далек от некогда слабого Хань Юаня. Если бы он понял, что с ним что-то не так, он бы тут же начал сопротивляться. Но если Тан Чжэнь полагал, что Чэн Цянь слишком увлечется и случайно ранит заклинателя меча, достигшего уровня «Божественного Царства», то, похоже, он ни капли его не уважал.

Однако заклинание «души художника», спрятанное в теле юноши, пробудилось именно сейчас. Какой смысл ворошить осиное гнездо³?

³ 打草惊蛇 (dǎcǎo jīngshé) — косил траву, спугнул змею; обр. вспугнуть, насторожить; разворошить осиное гнездо. 

Янь Чжэнмин ненадолго пришел в себя. Юноша с позором прислонился к стене и почувствовал, как в глубине тайного царства бушует ветер. После этого он принялся приводить в порядок свой изначальный дух. Глубоко вздохнув, Янь Чжэнмин посмотрел в ту сторону, где должен был быть Чэн Цянь. Чэн Цянь все также неподвижно стоял на месте. 

— Я еще не умер... — пробормотал Янь Чжэнмин. — Эй... Когда ты собираешься расчесывать мои волосы?

Отметина на лбу Чэн Цяня становилась все ярче и ярче. Чем глубже он проникал в суть разрушающейся печати, тем сильнее становилось жжение. Знакомое чувство ворвалось в его тело, грозя превратить юношу в горстку пепла. 

Все это неизбежно повлияло на частицу сознания Чэн Цяня, заключенную в деревянном мече. Клинок тихо загудел. 

Янь Чжэнмин отвернулся от Чэн Цяня и внезапно поднял голову, всматриваясь в глубины горы Дасюэшань. Вдруг, в его душе родился странный импульс, будто что-то в тайном царстве изо всех сил взывало к нему. Юноша не мог произнести ни слова, сердце бешено колотилось в его груди. 

Однако он так и не сдвинулся с места. Пальцы Янь Чжэнмина слегка погладили рукоять деревянного меча, и юноша пробормотал себе под нос: 

— Странно, такое чувство, там, внутри, есть кто-то очень упрямый. Прямо как ты. 

Чэн Цянь изо всех сил пытался понять, что делать с наследием цянькунь, но едва услышав эти слова, он растерялся. Деревянный меч снова задрожал. 

Янь Чжэнмин остановился в трех шагах от Чэн Цяня. Он не стал подходить слишком близко, чтобы не беспокоить юношу, но стоял так, чтобы видеть только его одного. Казалось, так он мог противостоять необъяснимой силе, тянувшейся к нему из недр горы. 

Юноша быстро облизнул потрескавшиеся губы. Он отчетливо понимал, что это не только с ним что-то не так, но и тайное царство горы Дасюэшань, казалось, было чем-то взбудоражено. 

Вдруг, он слегка зажмурился, и увидел, как сквозь темноту ледяной глыбы пробился золотистый луч света. Сперва это была лишь тонкая нить, но она стремительно удлинялась и вот, в этом невероятно мрачном месте расцвели десятки тысяч золотых цветов. 

Среди бесконечного холода и стужи, в безмолвии колыхался загадочный ореол. Его свет отражался отовсюду, словно блики на воде, превращая это место в настоящий рай на земле. 

Это зрелище казалось таким неописуемым, что, у каждого, кто увидел бы его, наверняка перехватыватило бы дыхание. 

Янь Чжэнмин был потрясен. Вдруг, в его душе появилась догадка — это и был тот самый лист золотого лотоса с горы Дасюэшань?

Неужели, этот лист и вправду существовал? 

В тот момент, когда золотое сияние разрезало темноту, Чэн Цянь понял, что не сможет так легко избавиться от «души художника». Темная энергия тут же окутала его внутренний дворец, и ослабевший изначальный дух почти полностью утонул в ней. Лишь та далекая часть, где было сокрыто наследие цянькунь, оставалась нетронутой. 

Чэн Цянь, до того стоявший неподвижно, внезапно открыл глаза. Его взгляд был холоднее, чем на изнуряющих тренировках. Казалось, в нем можно было увидеть куски льда. 

Янь Чжэнмин тут же пришел в себя.

— О предки, неужели ты проснулся? 

Но Чэн Цянь не обратил на него никакого внимания. Его конечности и суставы заскрипели, и юноша выпрямился, мелко дрожа. Все его тело было покрыто инеем. Его движения казались резкими и неестественными, а окровавленный Шуанжэнь, зажатый в его руке, являл собой неприкрытую жажду убийства. 

В этот момент деревянный клинок Янь Чжэнмина внезапно вышел из-под контроля. Пусть его разум был поврежден, но частица изначального духа Чэн Цяня смогла взять верх над мечом. Аура клинка наполнилась силой, и оружие устремилось к юноше.  

Янь Чжэнмин вытянул руку, намереваясь схватиться за рукоять деревянного меча, но так и не сумел его остановить. Ему оставалось лишь смотреть на то, как аура клинка погрузилась в тело Чэн Цяня. 

Конечно же он понимал, что этот вредоносный деревянный клинок был частью Чэн Цяня. Но сейчас он был так удивлен и рассержен. 

— Чэн Цянь, ты совсем рехнулся?!

Тело Чэн Цяня содрогнулось. Казалось, он и вовсе не чувствовал боли. По шее юноши пробежал холодок, и из уголка рта потянулась тонкая струйка крови. Он все еще был не в себе, глядя вперед безжизненным взглядом. Это зрелище казалось таким знакомым... По спине Янь Чжэнмина пробежали мурашки. «Душа художника»!

Вдруг, Чэн Цянь поднял руку, сжимавшую Шуанжэнь. Острие клинка рассекло лед, и юноша, пошатываясь, шаг за шагом двинулся к Янь Чжэнмину. 

 «Он хочет убить меня?» — промелькнуло в мыслях Янь Чжэнмина. Все его тело заледенело. Он оказался в смятении и на какое-то время просто застыл на месте. 

Внезапно, юноша краем глаза заметил золотое свечение, и его сердце снова забилось сильнее. Лист золотого лотоса! 

Неважно, кем он был, и не важно, что его противником был Чэн Цянь. Пока он мог заполучить лист золотого лотоса, ему не страшна была и дюжина «душ художника».

Подумав об этом, Янь Чжэнмин внезапно схватил деревянный клинок, не позволив Чэн Цяню использовать собственный изначальный дух, чтобы навредить себе, и бросился к золотистому сиянию.

Заключенная в деревянный меч частица души Чэн Цяня тут же поняла, что он собирался сделать. 

— Старший брат! Стой! 

Но никто не слышал голос клинка. 

Тан Чжэнь заманил их сюда, используя ярость свирепого ветра. Он растревожил три духа⁴, чтобы пробудить «душу художника».

⁴ 魂魄 (húnpò) — дух и душа (3 положительных бессмертных и отрицательных смертных частей человеческой души).

Этот человек владел всеми видами духовных проклятий, так зачем ему понадобилась «душа художника»?

Вдруг, в сердце Чэн Цяня возникла догадка. Все потому, что, когда они были в Восточном море, Янь Чжэнмин уже видел это заклинание и мог без труда узнать его. Никто в клане Фуяо не смог бы его забыть. 

Конечно же, Тан Чжэнь знал, что Чэн Цянь не смог бы убить Янь Чжэнмина. Именно поэтому он решил вспугнуть притаившуюся в траве змею. Если бы Янь Чжэнмин увидел своего младшего брата в ловушке «души художника», что бы он сделал? 

Конечно же, раздобыл бы лист золотого лотоса!  

В этот момент заключенное в меч божественное сознание Чэн Цяня содрогнулось, едва не зацепив внутренний дворец Янь Чжэнмина. Янь Чжэнмин почувствовал его и инстинктивно остановился. 

Чэн Цянь решительно призвал свое божественное сознание обратно в захваченный аурой клинка внутренний дворец, и направил прямо к печати наследия цянькунь. 

В мгновение ока сломанная печать распалась на куски, и сокрытые внутри нее чудеса вспыхнули ярким пламенем, грозя опалить все тело юноши изнутри. Темная печать между бровей Чэн Цяня разбилась и исчезла, и «душа художника» обратилась в пепел.

Но вслед за этим тут же последовало более суровое испытание. 

Чэн Цяню казалось, что его кожа пылала огнем. Слой инея, покрывавший его тело, растаял, его одежда и волосы моментально промокли. Его изначальный дух отделился от тела, как когда-то давно, много лет назад, когда он еще не до конца сформировал себя из камня сосредоточения души, и первое же Небесное Бедствие едва не убило его. 

Чэн Цянь потерял контроль над своим телом и медленно повалился на землю.

Тайное царство горы Дасюэшань содрогнулось. Напрочь позабыв о «душе художника», Янь Чжэнмин схватил Чэн Цяня за руку, притянул к себе и подумал в глубине души: «Если он хочет убить меня, пусть убьет».

Кожа Чэн Цяня была такой горячей, что Янь Чжэнмин вздрогнул. Вдруг, словно из ниоткуда налетел яростный ветер. Будто острое лезвие, он метался по тайному царству, как табун диких лошадей. Казалось, он окончательно обезумел. 

Янь Чжэнмин крепче прижал Чэн Цяня к себе, и земля под их ногами внезапно обрушилась. Юноша использовал ауру меча, чтобы защитить себя и младшего брата. Ведь, как говорится, лучшая защита — это нападение. Аура меча образовала вокруг них защитный барьер, и они вместе провалились в глубины тайного царства.