Гора Фуяо, наконец, открылась

Том 5. Возвращение к истине

Очнувшись, Чэн Цянь обнаружил себя лежащим в «горчичном зернышке».

Еще до того, как солнце достигло середины неба, «горчичное зернышко» превратилось в подобие внутреннего дворика. Точно такого же, какой был на открытии башни Красной птицы. В зеленой сени, словно в персиковом источнике¹, таилась жизненная сила.  

¹ 世外桃源 (shìwài táoyuán) — персиковый источник вне пределов людского мира (обр. в знач.: страна блаженства).

На лбу юноши покоилась чья-то рука.

Чэн Цянь аккуратно убрал ее и, открыв глаза, увидел, что все это время лежал на коленях старшего брата.

На ладони Янь Чжэнмина появилось несколько новых ран. Присмотревшись, можно было увидеть застарелые мозоли, появившиеся следствии длительных тренировок с мечом. Теперь гладкой осталась лишь тыльная сторона, но это было вполне достаточно, чтобы сбить кого-либо с толку². 

² 游刃有余 (yóurèn yǒuyú) — обр. умелый, искусный. 

Янь Чжэнмин позволил ему взять себя за руку, но выражение его лица было не из приятных. Старший брат вскинул брови и выразительно произнес:

— Поднимайся скорее, ты отдавил мне ноги.

Но тело Чэн Цяня так обмякло, что у него попросту не было на это сил. Юноша не сдвинулся с места, продолжив пристально смотреть на Янь Чжэнмина.

От этого внимательного взгляда Янь Чжэнмину стало не по себе. Он сказал:

— Что, едва не превратился в цзянши³? В следующий раз будешь думать, прежде чем рисоваться…

³ 僵尸 (jiāngshī) — закоченевший труп (обр. живой труп, зомби).

Но Чэн Цянь понятия не имел, что именно с ним было не так. Он медленно поднес руку старшего брата к губам и нежно поцеловал тыльную сторону ладони.

Янь Чжэнмин замер, не в силах упрекнуть его. Он едва ощутимо вздрогнул и сдержанно вздохнул, с трудом сохраняя видимость спокойствия. У него напрочь заплетался язык, юноша чувствовал себя «спокойным снаружи и горячим внутри».

Кое-как переведя дух, он, наконец, снова заговорил: 

— Сдается мне, ты не так уж сильно ранен, если можешь заигрывать с главой клана.

Даже сказав эти слова, глава Янь ничуть не изменился в лице. Он выглядел величественным и торжественным. Как если бы он был тем, кто способен спуститься в подземный мир и избавить мертвых от страданий. Его голос звучал мягко, как журчание ручья. На вид юноша казался очень серьезным, но в душе его терзали сомнения.

Похоже, он просто хотел, чтобы его подразнили.

Жаль только, что у Чэн Цяня не было никакой романтической жилки. Свои истинные чувства он предпочитал держать в левой руке, а размышления о красоте в правой⁴. Между ними, подпирая небо, стоял деревянный столб⁵.

⁴ 风花雪月 (fēng huā xuě yuè) — ветер, цветы, снег и луна (романтические объекты, часто используются в литературе, также красота природы четырех времен года), любовь, роман.

⁵ 顶天立地 (dǐng tiān lì dì) — головой подпирать небо, ногами стоять на земле (обр. в знач.: великий и могучий, гигантский, могущественный, гигант, исполин; сильный, крепкий).

И этот столб не понимал намеков. Юноша перевернулся, обнял Янь Чжэнмина за талию и уткнулся носом ему под грудь. 

В «горчичном зернышке» было тихо, но Чэн Цянь догадывался, что снаружи царила полная неразбериха. Что такое «договор десяти сторон», что такое «слушать небо и землю», что есть праведный путь и темный путь… Тысячи мыслей со свистом проносились у него в голове. Окончательно вымотавшись, Чэн Цянь попытался смахнуть их рукавом. Он подумал: «Какая разница, я просто хочу поспать».

Знакомый аромат, исходивший от Янь Чжэнмина, смешивался с горьким запахом лекарств. Чэн Цянь уютно устроился в его объятиях. На сердце у него было спокойно и ясно. Юноша тут же вспомнил о том фантастическом сне, посетившем его в усадьбе Фуяо.

Он давно уже вырос и стал взрослым, но единственными супружескими парами, которые он видел в своей жизни, были фермеры и деревенские женщины, жившие вместе с ними. Смертные тонули в домашних заботах и каждодневно ссорились. Между ними не было особой любви. Но в те годы Чэн Цянь либо совершенствовался, либо проводил дни в уединении, либо странствовал по миру. И только он справился со своим невежеством, как от него тут же потребовали невозможного, выплеснув на юношу волну человеческих чувств. 

И теперь, ползая вокруг, как безголовая муха, Чэн Цянь мог полагаться только на себя. 

Тем не менее, ему удалось застать Янь Чжэнмина врасплох. Юноша опустил руки и мгновенно замер. Но обнаружив, что Чэн Цянь не собирается его отпускать, он спросил:

— Что ты делаешь?

Чэн Цянь слегка повернул голову и приоткрыл глаза, в которых, казалось, застыла напряженная и усталая улыбка. Он пристально посмотрел на Янь Чжэнмина.

— Старший брат...

Янь Чжэнмин молчал.

Взгляд Чэн Цяня поймал его в ловушку, и юноша затаил дыхание. Но молчание затягивалось, и вскоре он уже не мог дождаться, когда же Чэн Цянь произнесет хоть слово. Однако, вопреки ожиданиям, Чэн Цянь так этого и не сделал.

Он что, заснул?

И тогда Янь Чжэнмин понял, что слишком разволновался. Не зная, куда деть руки, он попросту положил одну ладонь Чэн Цяню на талию, а другой погладил рассыпавшиеся по его коленям волосы.

— Сначала сам меня зовешь, а после не желаешь говорить, в чем дело. Ты становишься все более и более самонадеянным, — пробормотал он себе под нос.

Но стоило ему только произнести эти слова, как якобы заснувший Чэн Цянь внезапно открыл рот. 

— Я не знаю, как к тебе относиться, но будь уверен, я никогда тебя не обману. 

Янь Чжэнмин ошеломленно замолчал.

Услышав это, он будто оцепенел. Наконец, совладав с собой, юноша спросил, словно во сне:

— Что ты сказал?

Достаточно слов. Чэн Цянь отказался повторять, он просто обнял Янь Чжэнмина обеими руками и слегка склонил голову. В этот раз он действительно хотел спать.

Янь Чжэнмин, однако, заупрямился. Юноша похлопал его по плечу и сказал: 

— Медная монетка, что ты только что сказал? Повтори еще раз!

Разбуженный им Чэн Цянь тоскливо подумал: «Как шумно, он так и мертвого разбудит. Похоже, теперь он не успокоится». 

Но слова отказались покидать его рот. Юноша с удивлением обнаружил, что однажды у него попросту не хватит духу ругать старшего брата.

Не открывая глаз, Чэн Цянь прижал палец к губам и лукаво улыбнулся. 

Глаза Янь Чжэнмина вспыхнули, он задержал дыхание. Некоторое время спустя юноша почувствовал жгучую боль в груди.

Ему всегда казалось, что все, что делал Чэн Цянь, было лишь потому, что юноша увидел его внутреннего демона. Он делал это, чтобы выбраться из ловушки. Чэн Цянь никогда не был до конца искренним и никогда не отличался понимание. 

Даже если Чэн Цянь не собирался его обманывать, не станет ли он сожалеть, если в будущем это помешает его самосовершенствованию?

До тех пор, пока Янь Чжэнмин не услышал эти слова, он чувствовал, что даже если Сяо Цянь действительно устанет от него, ему будет достаточно просто помнить о том, что он когда-то сказал. Этого вполне хватит, чтобы поддерживать его на протяжении его долгой заклинательской карьеры. 

Кроме того, каждое обещание Чэн Цяня стоило тысячу золотых⁶. В мире не было человека, который выражался бы яснее, чем он.

⁶ 一诺千金 (yī nuò qiān jīn) — одно обещание — тысяча золотых (обр. выполнять обещания; быть верным своему слову).

Развернувшийся у подножия горы Тайинь Массив десяти сторон, в конце концов, превратился в фарс.

Огромный круг багуа Тан Чжэня не был божественным артефактом и мог существовать лишь вместе с массивом. Когда печать рухнула, он тут же последовал за ней, приземлившись в кровавое море среди гор трупов.

Но кровавая клятва не рассеялась, так что, согласно условиям договора, темные заклинатели потерпели поражение. 

К несчастью, не было никого, кто пожелал бы об этом говорить. 

Третий принц погиб, и Печать перерождения перестала существовать. Заклинатели тут же пришли в себя, они бросились к великому наставнику, намереваясь во что бы то ни стало схватить его.

Когда все закончилось, терзаемые ненавистью люди растерянно смотрели друг на друга, не зная, что им теперь делать.

Именно Управление небесных гаданий заставило все крупные кланы выступить против темных заклинателей, прибегнув к силе печали истребителей демонов. Эта битва закончилась ничем⁷, многие мастера оказались пойманы в ловушку Массива десяти сторон. Взволнованные вспыхнувшим среди людей Управления восстанием, они тут же угодили в Печать перерождения. Третий принц внедрил в различные школы множество шпионов, убив тем самым больше людей, чем погибло в массиве. Это был еще один кровавый долг, который не с кого было взыскать.

⁷ 虎头蛇尾 (hǔ tóu shé wěi) голова тигра, хвост змеи (обр. в знач.: пойти на спад, не довести до конца, кончиться ничем).

Так не кстати… Но в конце концов, он лично сломал барьер и освободил пленников Печати перерождения.

Один только любовный треугольник мог заставить людей разволноваться, что уж говорить о треугольнике ненависти. 

Подножие горы Тайинь, куда ни глянь, тонуло в страданиях. Могильщики убирали трупы, а целители лечили раны. Девять мудрецов пали, большинство их последователей получили увечья. Похоже, стая драконов осталась без головы⁸. Боясь грядущей ответственности, они поспешно покинули поле боя.

⁸ 群龙无首 (qúnlóng wúshǒu) — стая драконов без главы (обр. в знач.: масса людей без вождя; остаться без руководства).

Согласно условиям договора, теперь Хань Юань должен был проследовать в столицу под надзором Управления небесных гаданий, но Управление начало междоусобную войну. У них почти не осталось людей. У Чантянь был мертв, великий наставник убит представителями главных кланов, а Ю Лян забрал одежду У Чантяня и исчез. Оставшиеся заклинатели оказались лишь мелкими сошками, никто из них не посмел бы провоцировать его, даже несмотря на кровавую клятву.

Хань Юань стал первым в мире темным заклинателем, сидевшим на корточках у ворот «горчичного зернышка». Он не мог войти внутрь, но и уйти не мог. 

Вскоре, из дворика вышел Ли Юнь и некоторое время смотрел на него со смешанными чувствами. Хань Юань медленно поднялся на ноги, разминая затекшие конечности. Ли Юню показалось, будто ему это снится. Человек перед ним уже не был тем ребенком, что бегал за братом хвостом, предлагая разорить птичье гнездо.

Хань Юань посмотрел на него, но ничего не сказал.

— Что ты собираешься делать? — спросил Ли Юнь.

Хань Юань на мгновение задумался, а после ехидно ответил:

— Я ведь уже говорил тебе, что я очень расчетливый?

Ли Юнь на мгновение потерял дар речи. Хань Юань тут же спросил: 

— Чэн Цянь жив?

— Он потратил слишком много сил, но вскоре он сможет восстановить свою Ци. 

Хань Юань усмехнулся.

— Правда? А мне показалось, что глава Янь так встревожился, будто его женушка вот-вот должна была родить. 

Ли Юнь промолчал.

Хань Юань бросил взгляд на дворик, раскинувшийся внутри «горчичного зернышка», и увидел Лужу. Девушка сидела на стене и смотрела на него, не решаясь подойти. 

Может, ей просто нечего было сказать, а может, она боялась его.

Кто просил его говорить ей, что он собирается вытащить из нее кости Небесного Чудовища?

Хань Юань цинично посмеялся над собой. Чувствуя себя бельмом на глазу, он повернулся и зашагал к остаткам Массива десяти сторон.

Ли Юнь на мгновение засомневался, но все же остановил его.

Казалось, сейчас он собрал все свое мужество, как в тот день, когда он признался, кто именно обманом заманил Хань Юаня в пещеру на заднем склоне горы. 

— Ты знаешь, почему гора Фуяо все еще закрыта? Причина в том, что мастер оставил в печати главы клана три замка: «неба», «земли» и «человека».

Хань Юань слегка приподнял бровь и безразлично посмотрел на юношу, как бы говоря: «Это дела вашего клана, какое отношение это имеет ко мне?» 

Ли Юнь спокойно выдержал его взгляд. 

— Чтобы открыть эти замки, нам нужен изначальный дух пятерых из нас. Пять человек, включая тебя.

Сперва Хань Юань не на шутку удивился, а после, мышцы его лица слегка дернулись, будто близкий друг только что отвесил ему оплеуху. Его сердце переполняла невероятная обида, и не было никого, кому бы он смог об этом рассказать.

Ли Юнь понизил голос и спросил: 

— Сяо Юань, тот свет, пролившийся из рукавов третьего принца, действительно открыл тебе тайное царство трех существований? Что ты там видел?

Хань Юань усмехнулся.

— Наверное, ваши могилы?

В это время сидевшая на стене Лужа внезапно открыла рот.

— Тайное царство трех существований олицетворяет путь небес. С древних времен люди из клана Фуяо следуют по пути человечности, это не имеет никакого отношения к тем кто... кто... к... э-э ... это… это… тому самому!

Последнее слово явно было неприличным.  Лужа не осмелилась произнести такое вслух, потому намеренно опустила его.

Чтобы она ни говорила, но по-настоящему грубить девушка просто не могла. Выслушав ее, Хань Юань сказал: 

— Передай главе Яню, что его дела — это только его забота. 

С этими словами, он резко развернулся, но, не успел юноша сделать и пары шагов, как снова остановился. В мгновение ока его тело вновь сменило хозяина.

Хань Юань оглянулся, улыбнулся Ли Юню и вынул из рукава чешуйку размером с ладонь: 

— Второй брат, пожалуйста, отдай это первому старшему брату.

Ли Юнь протянул руку, чтобы взять драконью чешуйку, и та плавно опустилась к нему на ладонь. Казалось, чешуйка была насквозь пропитана чернилами. Она слабо поблескивала на солнце. Едва он коснулся ее, как тут же почувствовал внутри присутствие изначального духа. 

Сказав это, Хань Юань поднялся на вершину Массива десяти сторон и, оставшись в одиночестве, опустился на колени. Казалось, своими действиями он бросал вызов целому миру. Он словно говорил: «Я здесь. Что вы мне сделаете?»

Ли Юнь долго смотрел на лежавшую на его ладони чешуйку, после чего спокойно подозвал к себе Лужу. 

— Иди, отдай это старшему брату.

Лужа хитро прищурилась:

— А ты не идешь?

Ли Юнь передал ей драконью чешуйку и невозмутимо произнес:

— Поторопись. Сколько еще старшему брату тебя ждать?

Лужа схватила чешуйку и устремилась прямо к воротам в «горчичное зернышко».

Но стоило ей только переступить порог, как перед ее взглядом предстало то, чего ей не следовало видеть. Чэн Цянь лежал на коленях Янь Чжэнмина. Он был весь перепачкан, то ли в крови, то ли в грязи, на его одежде виднелись обожженные участки. Но старший брат, начинавший ругаться уже от того, что кто-то слишком давно не мыл руки, спокойно склонился и поцеловал его в лоб. 

Лужа так и застряла на пороге, не смея ни войти, ни выйти. Девушка вскинула руки, с зажатой в ладонях чешуйкой, и ошарашенная застыла в молитвенной позе.

 «Теперь из меня точно вытащат изначальный дух… Нет, меня просто убьют!» — подумала она. 

Но Янь Чжэнмин, похоже, обрел самую прочную в мире опору. Он спокойно посмотрел на Лужу, понизил голос и спросил:

— В чем дело?

Девушка подняла глаза и, встретившись с ним взглядом, вздрогнула.

— Я...Даже если я умру, мой призрак будет преследовать Ли Юня! — выпалила она.  

Янь Чжэнмин непонимающе посмотрел на девушку.

Лужа тут же пришла в себя и быстро положила перед ним чешуйку: 

— Четвертый старший брат попросил меня отдать это тебе.

Янь Чжэнмин кивнул: 

— Ты сказала то, о чем я тебя просил?

— Сказала. Четвертый старший брат просил меня передать тебе, чтобы ты сам разбирался со своими делами.

Янь Чжэнмин фыркнул и пробормотал что-то ругательное. Вдруг, юноша поднял глаза и увидел, что Лужа все еще смотрит на них. Он поспешно кашлянул и осведомился: 

— На что ты смотришь? Случилось что-то еще? 

Его голос, казалось, взбудоражил хрупкое сердце Лужи. Она встрепенулась и тут же бросилась прочь. Но, прежде чем уйти... девочка запнулась об порог. 

Хань Юань просидел на остатках Массива десяти сторон три дня, но никто из присутствующих заклинателей так и не смог составить новый договор. Демонический дракон напоминал горячую картошку. Когда никто не мог его поймать, все они желали ему смерти. Но когда он оказался в ловушке, никто из них никак не мог решить, что же с ним делать. 

Весь путь, что Хань Юань проделал от Южных окраин на север, за ним повсюду тянулись реки крови. Он нес с собой великий разрушения. Можно сказать, что за все те преступления, что он совершил, его давно должны были казнить. 

Если бы он погиб в Массиве десяти сторон, это было бы наилучшим исходом. Но он не только отказывался умирать, но еще и выбрался оттуда без единой царапины.

Это было самой настоящей проблемой. 

В настоящее время, чтобы избежать подозрений, клан Фуяо вынужден был хранить молчание. Управлению небесных гаданий попросту нечего было сказать. Те двое из Четырех Святых, что еще оставались в живых, отказывались появляться. Они только и делали, что посылали к горе своих учеников, но они постоянно твердили одно и то же. Более того, предательство людей Управления нанесло им непоправимый ущерб. У них хватало своих забот, им просто некогда было волноваться о других.

Тан Чжэнь пытался исцелить себя. Другим же кланам либо недоставало влияния, либо они не хотели оскорблять клан Фуяо. Не было никого, кто осмелился бы сказать: «Этого человека нужно убить».

Ситуация зашла в тупик.

Когда они, наконец, вышли из «горчичного зернышка», то увидели, что «плененный» Хань Юань восседал над остатками Массива десяти сторон с самым, что ни на есть, высокомерным видом. 

Янь Чжэнмин взмахнул рукой, забирая «горчичное зернышко», и все представители известных кланов немедленно обратили на него свои взоры. Наконец, к ним подошел Люлан. Юноша почтительно осведомился:

— Мастер Тан послал меня узнать куда направляется глава Янь?

— После стольких лет странствий, нашему клану, наконец, настала пора вернуться. Я собираюсь открыть гору Фуяо. Если Тан даою это по душе, то он вполне может приехать и пожить у нас какое-то время, — сказал Янь Чжэнмин.

Окружившие их зеваки немедленно бросились перешептываться друг с другом. Еще несколько лет назад никто и знать ничего не знал о «Фуяо». Но теперь, после событий на Платформе Бессмертных и сражения у горы Тайинь, не было никого, кто не слышал бы о них. 

Даже среди демонов с Южных окраин ходили слухи, что на горе Фуяо были спрятаны необычайные сокровища. Конечно же, теперь людям было крайне любопытно.

Но, к сожалению, не было никого, кто осмелился бы подсматривать за ними.

В этот момент Люлан задал еще один вопрос, который слишком сильно беспокоил всех присутствующих.

— Поздравляю главу. Мастер Тан также просил меня узнать, какова позиция клана Фуяо по отношению к демоническому дракону?

Янь Чжэнмин взглянул на стоявшего неподалеку Тан Чжэня.

— Этот вопрос должно было решить Управление небесных гаданий, но так как все они покинули нас, я думаю, что лучше позволить их свидетелю, Тан даою, вынести окончательный вердикт.

Тан Чжэнь почтительно поклонился.

— Я не смею. Я был тяжело ранен в Печати перерождения. Думаю, это вполне уважительная причина. Лучше всего, если господа совершенствуются обговорят этот вопрос с остальными кланами. Давайте вновь соберемся здесь пятнадцатого числа следующего месяца и хорошенько все обсудим? 

С этими словами он снова повернулся к Хань Юаню и равнодушно произнес: 

— Я считаю, что такой человек, как Хань чжэньжэнь, безусловно, не станет сбегать от кровавой клятвы.

Хань Юань холодно фыркнул и даже не взглянул на него.

После того, что сделал третий принц, считавший себя выше человечества, если Хань Юань действительно сдержит свое обещание и целый месяц проведет здесь, привязанный к остаткам массива, это будет очень благородно с его стороны.

Более того, гора Тайинь находилась у подножия горы Фуяо. Принимая во внимание влияние клана Фуяо, другие крупные школы действительно могли дать ему шанс. Мысли Янь Чжэнмина были ясны, как зеркало. Он вздохнул с облегчением, осознав, что Тан Чжэнь, похоже, ратовал за справедливость и в самом деле хотел отпустить Хань Юаня.

Взглянув на Хань Юаня, Янь Чжэнмин произнес: 

— Он скорее умрет, чем сделает это. Этот ублюдок заслуживает того, чтобы целый месяц страдать под ветром и дождем. 

Затем он решительно сказал:

— Идем.

Все собравшиеся у горы Тайинь заклинатели постепенно разошлись. Тан Чжэнь же удостоился приглашения отправиться к месту, где некогда стояла гора Фуяо, вместе со всеми жителями клана Фуяо.

Наконец, все три замка: «небо», «земля», и «человек», были открыты. Стоя у подножия горы, Янь Чжэнмин сделал глубокий вдох. Пока никто не видел, Чэн Цянь осторожно приобнял его за талию. 

В печати главы, звезды, наконец, пришли в движение. Изначальный дух и сознания множества предыдущих поколений накладывались друг на друга, взывая к горе. 

С ранних лет они вынуждены были скитаться по свету, боясь даже упоминать о родном клане, ведь вокруг было столько жадных людей. Теперь они, наконец, вернулись и могли войти в этот мир с достоинством. Никто больше не посмеет являться к ним без приглашения, никто больше не посмеет оскорблять и презирать их. 

За последние сто лет Янь Чжэнмин не раз ощущал свою беспомощность перед тремя замками. Казалось, ничто и никогда не сможет их открыть. Бесчисленное множество раз он предавался отчаянию, засыпая учителя жалобами. И только теперь он понял, ради чего все это. 

Если бы он никогда об этом не задумывался, смог бы он принять всю тяжесть наследия их предков?

Раздался шум, и гора Фуяо, наконец, открылась. 

За сотню лет пейзаж горы так и остался неизменным. Легкий ветерок шелестел в кронах деревьев. 

У входа все также стояли ворота, и на видневшейся сверху табличке можно было различить летящего дракона и танцующего феникса. У подножия горы до сих пор стоял соломенный домик учителя, резко контрастируя с окружающей действительностью. 

Казалось, что время здесь остановилось. Казалось, что за прошедшую сотню лет здесь совсем ничего не изменилось. Сбоку от каменных ворот стоял один из младших служек, которого они когда-то решили не брать с собой, и спокойно потягивался. Он выглядел так, будто только-только очнулся ото сна. Увидев гостей, юноша был потрясен. Когда они покидали дом, все они были еще подростками, но теперь он с трудом узнал их.

Печать, закрывшая гору, исчезла, и застывшее время, наконец, потекло растаявшей водой. 

Вдалеке, у развалин Массива десяти сторон, сидевший в одиночестве Хань Юань поднял голову. Лицо его было залито слезами.