Долгий разговор с беспутным сыном

Зачем учителю так официально навещать дашисюна?

Чэн Цянь и Хань Юань пришли в полную растерянность, а их учитель продолжал, будто хотел запутать их еще больше:

— Ваш дашисюн простодушен, не нужно его бояться. Просто ведите себя, как ваш учитель.

Что он имел в виду, сказав: «Просто ведите себя, как ваш учитель»?

Так или иначе, Мучунь чжэньжэнь с успехом превратил легкую растерянность своих маленьких учеников в абсолютное недоумение.

Проходя сквозь ворота, они увидели нескольких детей, следовавших вдоль журчащего ручья.

Все они были подростками, к тому же, выглядели очень умными и красивыми, словно золотые мальчики (1) настоящих бессмертных. Рукава их одежд изящно развевались без всякого ветра.

(1) 金童子 (jīn tóngzǐ) — золотые мальчики (слуги бессмертных, также домашнее божество тайских народных верований. Считается, что оно приносит удачу и счастье, если чтить его должным образом).

Глядя на них, даже Чэн Цянь, важничающий всю дорогу, почему-то испытал чувство неполноценности, не говоря уже об ошеломленном Хань Юане.

Из-за чрезмерной чувствительности Чэн Цянь самопроизвольно занял оборонительную позицию. Его взгляд стал строгим, он выпрямил спину и попытался скрыть свое любопытство и невежество.

Лидер юношей-даосов еще издали заметил Мучунь чжэньжэня, и его смех достиг ушей новоприбывших прежде, чем тот успел подойти.

— Глава, где вы пропадали на этот раз? Почему вы выглядите так, словно бежали из голодного края? Где… откуда эти юные господа? — спросил он совершенно непринужденно.

Чэн Цянь внимательно вслушивался в каждое его слово и фразу, но не нашел в них ни капли уважения. Казалось, будто юный даос разговаривал не с «главой клана», а с дядюшкой Ханем из соседней деревни.

Но Мучунь чжэньжэнь против такого нисколько не возражал. Он беззаботно улыбнулся, указав на Чэн Цяня и Хань Юаня:

— Это мои новые ученики. Могу я попросить тебя помочь им устроиться?

— Где мне их поселить? — улыбнулся юноша.

— Этого — в Южном дворе, — Мучунь чжэньжэнь небрежно указал на Хань Юаня. Затем он опустил голову и случайно или намеренно встретился взглядом с Чэн Цянем. В глазах Чэн Цяня мир всегда делился на черное и белое, нетрудно было заметить, каким врожденным самообладанием он одарен. Но несмотря на все это в его глазах, пусть на мгновение, но все же мелькнула необъяснимая паника.

Непринужденная улыбка Мучунь чжэньжэня внезапно исчезла. Помолчав немного, он заговорил с некоторой долей торжественности:

— Пусть Чэн Цянь живет в боковом павильоне.

На деле «боковой павильон» трудно было назвать павильоном, это был небольшой уединенный дворик, находящийся в отдалении от остальных построек. По одну сторону стены протекал спокойный ручей, а по другую находился тихий бамбуковый лес.

Вероятно, лес рос здесь много лет, потому что даже ветер, проносящийся сквозь него, словно окрашивался в изумрудный цвет. Двор напоминал собой бамбуковое море, где свежая зелень очищала разум от желаний.

По обе стороны от дверей горел Вечный огонь, украшенный более изящными амулетами, чем «фамильная реликвия» семьи Чэн. Огонь горел ровно, и его мягкий свет не дрожал от ветра. Висевшая между лампами табличка гласила: «Цинъань» (2). Казалось, что и эти слова, и название «Фуяо», увиденное Чэн Цянем ранее, написал один и тот же человек.

 (2) 清安 (qīngān) — умиротворение, спокойствие.

Юношу, сопровождавшего Чэн Цяня, звали Сюэцин. Он был почти того же возраста, что и Дашисюн Чэн Цяня, и в его внешности не было ничего интересного, что делало его самым неприметным среди всех остальных. Но при внимательном рассмотрении он выглядел довольно привлекательно. Сюэцин казался молчаливым и не искал внимания.

— Это боковой павильон, также называемый Цинъань. Слышал, когда-то здесь жил глава клана, но потом переехал. Он также использовался как обеденный зал. Знает ли третий шишу (3), что такое обеденный зал?

 (3) 师叔 (shīshū) — дядюшка-наставник (вежл. о младшем брате учителя или его младшем соученике)

По правде говоря, Чэн Цянь не совсем понял, что это значит, но кивнул, не выказав особого беспокойства. Тогда Сюэцин провел его во двор и показал раскинувшийся в его центре прудик диаметром в чжан. На стоявшей рядом табличке, сделанной из черного вяза, были начертаны амулеты, предназначенные, вероятно для того, чтобы остановить отток воды. Вода в пруду не двигалась и не расходилась рябью.

Присмотревшись, Чэн Цянь обнаружил, что это был вовсе и не пруд, а редкий драгоценный камень.

Этот камень, не нефрит и не изумруд, был невероятно холодным. Темно-зеленый, с легким синим отливом, он излучал безмятежное спокойствие.

Чэн Цянь никогда раньше не видел такого редкого сокровища. Даже если он и не хотел показаться невеждой, его на мгновение охватило изумление.

— Никто не знает, что это такое, но мы называем его камнем чистых помыслов.  Обычно глава переписывал на нем священные писания. Летом с ним во дворе будет намного прохладнее, — сказал Сюэцин.

Указав на амулеты, Чэн Цянь не удержался от любопытства и спросил:

— Брат Сюэцин, для чего они здесь?

Сюэцин не ожидал, что Чэн Цянь будет так вежлив с ним. Он слегка растерялся от такого обращения, а затем ответил:

— Третий шишу, вы поражаете меня куда больше, чем я мог подумать — это не заклинания.

Чэн Цянь бросил на него быстрый взгляд. Сюэцин, к его удивлению, уловил тень сдерживаемого сомнения. Казалось, глаза этого мальчика могли говорить. По сравнению с другим ребенком, которого привел глава клана, этот казался Сюэцину более привлекательным.

Сюэцин не нашел подходящих слов, чтобы описать свои чувства. Он понимал, что у этого мальчика не было ни благородного происхождения, ни особого образования, но он изо всех сил старался выглядеть настоящим благородным мужем. Правда, получалось очень неуклюже. Каждое его движение было сдержанным, будто он выбирал, какую маску натянуть для того или иного человека.

Проще говоря, Чэн Цянь напускал на себя важный вид, не преследуя никаких конкретных целей.

Обычно те, кто вел себя слишком неестественно, раздражали Сюэцина, даже если были всего лишь детьми. Но по какой-то причине Чэн Цянь таких чувств не вызывал. Напротив, Сюэцин испытывал к мальчику некоторое сострадание.

— Третий шишу, я всего лишь слуга, у меня нет никаких выдающихся способностей. Я отвечаю за повседневную жизнь главы клана и остальных. Искусство создания амулетов — это обширное и глубокое знание, о котором я не имею ни малейшего понятия. Все, что я знаю – это то, что услышал краем уха от главы. Молодой господин может пойти и спросить главу или моего (4)… вашего дашисюна.

 (4) 我家(wǒjiā) — моя семья, мой (о своей семье).

Чэн Цянь уловил слово «мой». Все это наталкивало на мысли о слишком близком и недостаточно почтительном отношении слуг к главе клана, и недоумение Чэн Цяня становилось еще сильнее.

Вскоре Сюэцин познакомил Чэн Цяня с остальной обстановкой в комнате. Он поспешно помог мальчику принять ванну, чтобы смыть дорожную грязь и усталость, переодел и навел порядок в доме, а затем вывел его наружу.

Сохраняя привычную манеру поведения, Чэн Цянь принялся расспрашивать Сюэцина о дашисюне. Наконец, ему удалось узнать, что фамилия его дашисюна была Янь, звали его Янь Чжэнмин, и родился он в богатой семье.

Насколько состоятельной была его семья? Чэн Цянь не очень хорошо это понимал. Всего лишь обездоленный ребенок, он не имел определенного представления о достатке. Насколько ему было известно, так называемые «богатые люди» являлись не более чем соплеменниками землевладельца Вана. Этот мужчина женился на третьей наложнице в шестьдесят лет. По мнению Чэн Цяня, он мог считаться очень богатым человеком.

По слухам, когда Янь Чжэнмину было семь лет, он сбежал из дома по пустяковому поводу и встретил их хитрого… Нет, крайне дальновидного учителя, который сразу же обнаружил талант Янь Чжэнмина к совершенствованию.

Ловко используя свой подвешенный язык, старый шарлатан успешно заманил юного и неискушенного Янь Чжэнмина в клан Фуяо, и он стал самым первым учеником Хань Мучуня.

Исчезновение молодого господина, конечно же, повергло семью Янь в большое беспокойство. Они истратили все свои силы пока, наконец, не отыскали своего беспутного сына. Никто не знал, одурманил ли его Мучунь или то было его собственное решение, но молодой господин, словно одержимый, отказался вернуться домой и настоял на том, чтобы остаться со своим наставником и идти по пути самосовершенствования.

Янь Чжэнмин был избалованным ребенком, и его семья ни за что не смирилась бы с тем, что их маленький сын страдает от выходок шарлатана и бездельника. Но споры ни к чему не привели, и обе стороны решились на компромисс. Родители Янь Чжэнмина обеспечивали клан Фуяо деньгами. Похоже, они считали, что содержат театральную труппу, призванную развлекать молодого господина.

Ведь в мире существовало слишком много кланов заклинателей, среди которых находилось очень мало настоящих и праведных, остальные, в основном, представляли собой «фазаньи кланы» (5).

(5) 野鸡 (yějī) — фазан (так же в значении: официально не зарегистрированный, несанкционированный).

Чэн Цянь подумал, что, клан Фуяо, поддерживаемый богатой семьей, что позволяло им вести относительно приличное существование, можно было грубо назвать «кланом домашних птиц».

Как Чэн Цянь успел понять, их дашисюн был не только дашисюном, но и «благодетелем клана Фуяо» и «личным учеником главы». Таким образом, он занимал настолько высокое положение, что даже глава заискивал перед ним.

Все четыре слова — «расточительный», «развратный», «праздный» и разнузданный» подходили ему как нельзя кстати, но, поскольку их дашисюну было всего пятнадцать лет, он не осмеливался вести развратный образ жизни, так что оставались только три: «высокомерный», «расточительный» и «праздный».

Когда Мучунь чжэньжэнь привел к Янь Чжэнмину своих аккуратно одетых учеников, молодой господин как раз расчесывал волосы. Не то чтобы глава клана проявил грубость, решив побеспокоить их дашисюна рано утром, до того, как тот привел себя в порядок, просто дашисюн причесывался по несколько раз на дню.

К счастью, он был еще молод, и облысение ему не грозило.

К служанкам, которым полагалось ухаживать за волосами дашисюна, предъявлялся ряд требований: это должна была быть девушка, не слишком молодая и не слишком старая, у нее не должно было быть недостатков во внешности, и никакого неприятного запаха. Единственными ее обязанностями должны быть расчесывание волос молодого господина и возжжение благовоний, ведь ее рукам надлежало оставаться мягкими и белыми, как нефрит, без этих ужасных, портящих настроение мозолей.

Юноши-даосы, такие как Сюэцин, изначально были слугами семьи Янь. После тщательного отбора их отправили в клан Фуяо в качестве помощников. Но рядом с молодым господином не было ни одного из них. Все потому, что Янь Чжэнмин не очень-то любил общество юношей, считая их на редкость неуклюжими. Его двор был полон хорошеньких девушек и, казалось, что в нем круглый год жила весна.

По пути сюда Сюэцин сообщил Чэн Цяню, что Мучунь поселил его в павильоне Цинъань, потому что хотел, чтобы Чэн Цянь очистил свои мысли и успокоил разум. Услышав это, мальчик почувствовал себя неловко, не слишком-то хотелось признаваться в том, что у него беспокойный ум. Теперь же, глядя на табличку с надписью: «Страна нежности» (6), венчавшую двери в жилище дашисюна, он вздохнул с облегчением.

(6) 温柔乡 (wēnróuxiāng) — царство нежности и ласки, уютное гнездышко (обр. в знач.: нежные объятия женщины, иногда используется как метафора борделя).

Хань Юань, в силу своего невежества воспринимавший все как новую игру, по-детски спросил:

— Учитель, что написано на табличке?

Мучунь вновь погладил усы и прочел надпись.

— Это значит, что дашисюн должен быть понежнее? — снова спросил Хань Юань, тупо уставившись на учителя.

Услышав это, Мучунь побледнел и предупредил:

— Не дай дашисюну это услышать!

Увидев, что почтенный глава клана вздрогнул, как бездомная собака, поджавшая хвост, Чэн Цянь и Хань Юань впервые подумали об одном и том же: «Возмутительно! Полное пренебрежение порядком старшинства!»

Подумав так, они посмотрели друг на друга. Вид у обоих был одинаково шокированный. Оба были выходцами из бедных семей, и пусть каждый отличался острыми углами, они отлично умели их скрывать. Им ничего не оставалось, кроме как поджать хвосты вместе с учителем и приобрести самое важное умение клана Фуяо — не высовываться.

На самом деле, дашисюн поразил Чэн Цяня с первого взгляда.

Янь Чжэнмин обладал редкой красотой, и несмотря на юный возраст, выглядел крайне соблазнительно. Одетый в белоснежный атласный халат, расшитый невидимыми узорами, переливающимися на свету, он расслабленно откинулся на спинку резного стула и подпер рукой подбородок. Его веки были слегка опущены, а волосы струились по плечам, словно разлитые по бумаге чернила.

Услышав шаги, Янь Чжэнмин безразлично приоткрыл глаза. Уголки их были острыми, словно нарисованные кистью. Юноша излучал надменную энергию Инь (7) и мягкую Ци (8). Увидев своего учителя, он даже не удосужился встать и остался неподвижно сидеть на стуле.

— Учитель, ты ушел из дома и притащил с собой двух бездельников?

(7) 阴 (yīn) — инь. В философии отрицательное (женское) начало мироздания, категория отрицательного, негативная субстанция космогонии.

(8) 气 (qì) — одна из основных категорий китайской философии, фундаментальная для китайской культуры, в том числе и для традиционной китайской медицины. Чаще всего определяется как «энергия», «жизненная сила».

По сравнению со своими сверстниками Янь Чжэнмин, казалось, не спешил взрослеть. Его голос все еще был голосом избалованного подростка, в котором то и дело звучали кокетливые нотки.

Слыша его, сложно было понять, мужчина это говорит или женщина.

Но невероятнее всего было то, что в этой особенности не было ничего странного.

Глава клана улыбнулся и заговорил, потирая руки:

— Это твой третий шиди, Чэн Цянь. А это твой четвертый шиди, Хань Юань. Оба они маленькие и незрелые. Отныне, как их дашисюн, ты должен заботиться о них для меня.

Услышав имя Хань Юаня, Янь Чжэнмин слегка вскинул бровь. Он даже снизошел до того, чтобы одарить четвертого шиди снисходительным взглядом из-под полуопущенных век, но тут же отвел глаза, будто увидел что-то грязное.

— Хань Юань? — медленно переспросил Янь Чжэнмин. — Это имя тебе подходит, ты сполна оправдываешь его страданиями от своего уродливого вида.

Но Янь Чжэнмин уже оставил его в стороне и повернулся к Чэн Цяню.

— Мальчик, — позвал он, — подойди сюда.