Немедленно отправляемся на гору Тайинь

Все молчали. В полной тишине, Лужа взяла в руки оставленное У Чантянем приглашение и прочла:

— Пятнадцатого числа первого месяца¹ на Тайхане²… Старший брат, что это? Мы туда пойдем?

^{​​​​​​​1} 正月十五 (zhēngyuè shíwǔ) — праздник фонарей (15-го числа 1-го месяца по китайскому лунному календарю).

^{​​​​​​​2} 太行 (tàiháng) — Тайхан (горный хребет, находящийся в провинциях Хэнань, Шаньси и Хэбэй).

Янь Чжэнмин задумался, но так ничего и не ответил.

— Люди из Управления небесных гаданий путешествуют днями и ночами, доставляя эти приглашения. Наверняка они хотят, чтобы весь мир узнал об этом событии. Будь я Хань Юанем, я бы непременно явился туда, чтобы раз и навсегда разобраться с ними. Это ведь объявление войны, разве нет? — сказал Ли Юнь.

У темных заклинателей с Южных окраин нет никаких порядков. Они повсюду сеют хаос, народ не может спокойно жить. Управление небесных гаданий не обладает ни силой, ни харизмой, чтобы объединить людей. Если обе стороны продолжат сражаться просто из прихоти, в стране никогда не наступит мир. Лучше всего найти пустынное место, собраться там и драться, сколько душе угодно. И Тайхан подходит для этого лучше всего.

— Если бы я был Хань Юанем, я бы не явился на это шумное сборище, — тихо отозвался Янь Чжэнмин, — я бы воспользовался тем, что все собрались на горе, и отправился прямо в столицу, чтобы убить императора и уничтожить логово Управления небесных гаданий. Это ведь куда удобнее, не так ли?

— Нет никакого способа узнать правда ли все сказанное У Чантянем или нет, но я слышал и еще кое-что. Сейчас в Управлении небесных гаданий определенно неспокойно. Похоже, они хотят отделиться от императорского двора. Им нет никакого дела до правителя. Им все равно, жив он или мертв.

Тень печали омрачила лицо Ли Юня, и юноша продолжил:

— Хань Юань… Ох, должно быть, он затеял эту великую битву, чтобы отомстить Управлению небесных гаданий. Но ведь теперь ему придется понести наказание за ущерб, причиненный темными заклинателями с Южных окраин?

Янь Чжэнмин повернулся и серьезно сказал:

— Нужно отправить Чжэши сообщение. Мы должны найти Хань Юаня до того, как это сделает Управление небесных гаданий.

Молчавший все это время Чэн Цянь неожиданно произнес:

— Мне все время кажется, будто что-то не так.

— Что? — переспросил Ли Юнь.

— Как говорилось в древности: «Когда Великий Путь в упадке, являются «человечность» и «долг». Когда возникают суемудрие и многознайство, является великая ложь. Когда среди родичей нет согласия, является «сыновняя почтительность». Когда государство во мраке и в смуте, являются «преданные чиновники»*. Управление небесных гаданий утверждает, что они «восстанавливают справедливость», но разве их «справедливость» не противоречит «истинному пути»? — нахмурился Чэн Цянь. — Такое отношение идет вразрез со всем, чему учил нас мастер. Я не могу придумать ни единой причины, по которой предки нашего клана подписали бы подобную клятву с кем-то вроде них. Должно быть, за всем этим кроется что-то еще. Ли Юнь, я помню, что, когда мы жили на острове Лазурного дракона, мы нашли один из экземпляров хроники, в котором было записано множество важных событий. Он все еще у нас?

— Вероятно, да, — произнес Ли Юнь, — в те годы Чжэши постоянно беспокоился, что книги, которые мы привезли с горы Фуяо, и те, что мы нашли на острове Лазурного дракона, потеряются, поэтому он вечно носил их с собой. Вот почему даже после нашего поспешного побега они все еще с нами. За бамбуковой рощей находится новая библиотека, ты можешь заглянуть туда.

Услышав эти слова, Чэн Цянь немедленно встал. Он тут же вспомнил слова, сказанные ему Цзи Цяньли. В речах старого сумасшедшего было немало подсказок.

Следуя указаниям Ли Юня, юноша направился в бамбуковую рощу и вскоре наткнулся на легендарную башню.

Хотя это место тоже называли «башней», оно едва ли могло сравниться со старой девятиэтажной библиотекой, в которой были собраны книги со всего мира. Это же было небольшое двухэтажное деревянное здание, настолько хрупкое, что казалось, будто оно вот-вот рухнет.

На первом этаже здания хранились трактаты о техниках самосовершенствования, собранные Янь Чжэнмином и другими со всех концов страны. Они включали в себя описания практик как истинного, так и темного путей. В некоторых из них на момент покупки недоставало страниц. В итоге, Янь Чжэнмину и Ли Юню пришлось пересмотреть их содержание. И, по чистой случайности, в книгах стало на несколько новых описаний больше.

На втором этаже находилась собственность клана Фуяо. Тут были и священные писания, скопированные Янь Чжэнмином, и руководства по технике владения деревянным мечом, некогда пересмотренные самим Чэн Цянем, а также различные записи, которые они привезли с собой, когда покинули гору. Эти книги прошли через множество невзгод. И хотя на обложке каждой из них были начертаны заклинания, защищавшие их от влажности и вредителей, на страницах все равно можно было увидеть печальные следы времени.

Чэн Цянь с тоской провел пальцами по книжным корешкам. Он никогда так не скучал по горе Фуяо, как в этот момент. Помимо замка «человека», от дома их отделяло великое множество неизвестных опасностей и тайных заговоров вокруг печати истребителей демонов.

На корешке хроники острова Лазурного дракона был нарисован отличительный знак, поэтому Чэн Цяню не составило труда отыскать ее в книжном хаосе. За все эти годы клан Фуяо не принял ни одного нового ученика. Их было слишком мало, и все священные писания, все записи, что хранились в библиотеке, были попросту разбросаны по полкам. Если не было нужды что-то в них найти, к ним никто не прикасался. Когда Чэн Цянь взял в руки хронику, и несколько других книг попадали вниз, поднимая облако пыли.

Цокнув языком, Чэн Цянь наклонился, чтобы вернуть их на место и обнаружил, что теперь в библиотеке появилось целых два экземпляра Священных писаний «О ясности и тишине».

Кто-то сделал лишнюю копию?

Чэн Цянь аккуратно поднял книги и стряхнул с них пыль. Один из экземпляров был написан тонким изящным почерком. Вероятно, это была работа Ли Юня. Записи в другой копии были донельзя небрежными, с грубыми палочкообразными штрихами, как у маленького ребенка. Этот экземпляр определенно принадлежал кисти его старшего брата, когда тот был еще подростком.

В детстве Чэн Цянь столько раз переписывал за Янь Чжэнмина писания, что научился безупречно имитировать его почерк. Вот почему он с первого взгляда понял, чья это работа.

Немного расстроившись, Чэн Цянь открыл книгу и с удивлением обнаружил, что под обложкой «Священных писаний» была еще одна обложка. На ней был изображен человек, окруженный сказочными цветами. Человек держал в руке нефритовую флейту и кокетливо улыбался читателю. Рядом с рисунком виднелась маленькая надпись: «Музыка ветра»^{​​​​​​​3}.

^{​​​​​​​3} Название с подвохом. 风流谱 (fēngliú pǔ) завуалированно действительно можно перевести как «Музыка ветра», но истинное название буквально «сборник разврата», а одно из значений 风流 (fēngliú) — продажная любовь. Кроме того 风流薮泽 ист. Прерия разврата (район публичных домов столицы династии Тан, куда приходили кутить студенты после сдачи экзаменов).

Чэн Цянь ошеломленно замер.

Нет… Это что, шутка?!

После минутного замешательства юноша словно одержимый принялся листать книгу. Содержание фальшивого Священного писания «О ясности и тишине» оказалось донельзя разнообразным. Стихи и проза сопровождались иллюстрациями. Книга рассказывала историю любви, произошедшую в борделе мира смертных. Красавец ученый и одна из куртизанок были так сильно одурманены чувствами, что дали друг другу обещание, но, в конце концов, сорокопуты и ласточки, как всегда, разлетелись в разные стороны^{​​​​​​​4}. Рассказ перемежался песнями, как нежными, так и довольно грубыми, а искусное повествование фонтанировало эмоциями.

^{​​​​​​​4} 劳燕分飞 (láoyànfēnfēi) — сорокопуты и ласточки разлетелись в разные стороны; обр. разлучиться, разлука; расстаться, разойтись, развестись (обычно о супругах).

Но поистине невероятными были сами иллюстрации. В них не было никакой сдержанности. Они не только в красках показывали действия главных героев, но и изображали всевозможные интимные подробности. Можно сказать, что они являлись великолепными проводниками в «погоне за удовольствиями».

На них нельзя было смотреть спокойно.

Пролистав несколько страниц, Чэн Цянь заметил, что ни один из рисунков не повторился. Кроме того, в книге было перечислено великое множество необычных техник. По сравнению с тем, что здесь было изображено, темные заклинатели из Чжаояна казались просто кучкой дикой деревенщины!

Чэн Цянь не осмелился слишком внимательно разглядывать эти иллюстрации.

Когда он уже собрался было закрыть книгу, юноша вспомнил, что его старший брат замаскировал обложку под писания «О ясности и тишине».

Лицо юноши приобрело странное выражение.

Прежде, чем он осознал свои чувства, за его спиной послышались быстрые шаги. Янь Чжэнмин поднялся по библиотечной лестнице и спросил:

— Что ты тут нашел?

Чэн Цянь пораженно замер на месте. У юноши задрожали руки. Фальшивое писание «О ясности и тишине» выскользнуло из его пальцев и упало на землю, открывшись ровно на одном из весенних пейзажей^{​​​​​​​5}.

^{​​​​​​​5} 春光 (chūnguāng) — весенний пейзаж (в переносном значении эротическая сцена).

Янь Чжэнмин замолчал.

Это было как гром среди ясного неба. В тот момент Чэн Цяню показалось, что ни одно Небесное Бедствие не сможет с этим сравниться.

Заметив замешательство Янь Чжэнмина, Чэн Цянь решил воспользоваться выпавшим ему шансом. Сделав вид, что ничего не произошло, юноша придал своему лицу самое, что ни на есть, спокойное выражение и шагнул вперед, чтобы поднять сомнительную книгу. Однако ее тут же выхватили у него из рук.

У главы клана Янь было множество серьезных дел. Он давно забыл все свои дурные подростковые привычки. Но стоило ему только увидеть эту книгу, и он даже не подумал о том, что его собственная совесть может оказаться нечиста. Он тут же разозлиться. Юноша пришел в такую ярость, словно кто-то оставил черные следы на снежном поле.

Он шлепнул Чэн Цяня по руке и сердито сказал:

— Что это за ересь? Ты ведь пришел сюда, чтобы найти хронику острова Лазурного дракона? Почему у тебя в руках это?

У Чэн Цяня не было другого выбора, кроме как робко объяснить:

— Она упала с полки...

Держа в руках книгу, Янь Чжэнмин почувствовал, что картинки в ней были слишком уж вызывающими.

— Ты читал ее? — зло спросил он.

Чэн Цянь промолчал.

Дыхание Янь Чжэнмина участилось. Его гнев разгорелся еще сильнее.

— Я думал, от тебя будет меньше хлопот, чем от тех двоих. А теперь посмотри на себя! Зачем ты вообще такое читаешь? Ты уже забыл о своей внутренней травме? Почему бы тебе не сосредоточиться на сохранении душевного равновесия и на лечении, вместо того, чтобы рассматривать всякую чепуху?

Чем больше он говорил, тем больше злился. Юноша ударил Чэн Цяня книгой в грудь с такой силой, что та едва не порвалась.

— Бесстыдник!

Чэн Цянь не возражал. Он и сам не знал, что сказать.

— Если бы я знал, что за ублюдок притащил это в нашу библиотеку, я бы… — горячо произнес Янь Чжэнмин.

— Старший брат, похоже, это был ты... — наконец, прошептал Чэн Цянь.

— Что?...

Чэн Цянь деликатно перевернул книгу, которую Янь Чжэнмин едва не порвал, и указал на фальшивое название писаний «О ясности и тишине».

Янь Чжэнмин посмотрел на знакомые слова и ошеломленно замер.

— Все в порядке, старший брат. Я знаю, что в те времена ты не был таким благоразумным, — «понимающе» сказал Чэн Цянь.

Прежде, чем юноша успел договорить, Янь Чжэнмин и сам понял, что был неправ. В детстве именно он тайно прятал такие вещи в Священных писаниях. И кто после этого был самым беспутным сыном клана Фуяо?

Конечно же, лицо Янь Чжэнмина тут же позеленело, а уши покраснели. Он забрал у Чэн Цяня книжку с картинками, молча развернулся и зашагал прочь.

Вдруг, что-то шевельнулось в сердце Чэн Цяня. Он оперся на перила. В слабом свете защитных заклинаний черты его обычно равнодушного лица казались гораздо мягче.

— Старший брат, — окликнул он Янь Чжэнмина и смело спросил, — Чжуан Наньси рассказал мне, что ему нравилась одна бродячая заклинательница. До такой степени нравилась, что его чувства к ней не изменились бы, даже стань она обычной смертной. Когда мы были юными, ты читал эти... м-м-м, старые истории. Был ли в твоей жизни такой человек, о котором ты мог бы сказать: «Он мне нравится», даже несмотря на короткую жизнь смертного?

Внизу свет был куда тусклее, и большая часть лица Янь Чжэнмина оказалась скрыта в тени книжной полки. Чэн Цянь не мог его рассмотреть. Юноша долго молчал. На мгновение Янь Чжэнмин, казалось, перестал дышать и превратился в неподвижную каменную статую.

Спустя долгое время он, наконец, спросил:

— Кто такой Чжуан Наньси?

— Очень разговорчивый ученик горы Белого тигра.

Тон голоса Янь Чжэнмина внезапно стал холодным.

— С этого момента ты больше не должен общаться с такими неприличными людьми. Чтобы преодолеть Небесные Бедствия ты отказался от всех чувств и удовольствий, тебе ли не знать, что значит «сохранять ясность ума и следовать истинному пути»? Если ты собираешься думать о ерунде, то отправляйся обратно в Цинань и делай это там!

Глаза Чэн Цяня внезапно потемнели.

Звук шагов становился все тише и тише. Глузо щелкнула дверь библиотеки. Благодаря наложенному на нее заклинанию, она закрывалась сама собой. По зданию пронесся холодный ветерок.

Чэн Цянь аккуратно поднял книги, которые он по неосторожности уронил, и поставил их обратно на полку. После этого он взял хронику острова Лазурного дракона, сел на скамейку у окна и приступил к чтению.

Висевшая на стене маленькая масляная лампа загорелась сама по себе. Чэн Цянь перелистнул несколько страниц и вдруг почувствовал, что все это попросту бессмысленно.

Все эти годы он сражался с небом и землей, сражался со своими сверстниками, сражался не на жизнь, а на смерть. Он никогда не отступал, и он никогда не хотел верить, что в этом мире есть что-то, чего он не смог бы сделать.

Только в этот момент он понял, что не всегда все идет в соответствии с его желаниями.

Может быть, все дело было в его раненом изначальном духе, но Чэн Цянь чувствовал себя подавленным и уставшим. Глядя на скучные записи, он вдруг подумал: «Какой смысл становиться знаменитым и могущественным заклинателем? Ведь все закончится тем, что ты станешь объектом зависти и мишенью для разговоров. В чем смысл стремиться к вознесению и искать бессмертия, если для этого нужно отбросить все человеческие чувства и идти по дороге, которую никто не видит? Разве в конце концов не придется смотреть на то, как привычный тебе мир исчезает без следа?»

Их жизни стоят меньше, чем жизнь обычных смертных, как бы коротка она ни была.

Сердцебиение Чэн Цяня замедлилось, и юноша снова стал самим собой. Ему казалось, что все его мысли завязались в сложный узел.

На душе у него было неспокойно.

Он так часто возвращался к этой теме, что, возможно, ему действительно стоило отправиться в уединение и посвятить себя самосовершенствованию...

Поскольку Чэн Цянь считал вознесение бессмысленной затеей, он принялся листать хронику острова Лазурного дракона, не зацикливаясь на поиске конкретно того, что имело бы отношение к клану Фуяо. Внезапно, его взгляд остановился. Он что-то нашел.

Хотя остров Лазурного дракона и лежал посреди моря, в его записях встречались сведения о множестве территорий. Следуя примеру обычных людей, помимо событий на острове, летописцы того времени записывали и все основные события, что происходили в мире заклинателей.

Чэн Цянь обнаружил в этих записях некую закономерность. Люди, которым потребовалось триста лет, чтобы сформировать свой изначальный дух, в основном останавливались именно на этом уровне. С ними не происходило ничего экстраординарного. Они доживали, в среднем, до восьмиста лет, а затем умирали.

И совсем другое дело те, кто, благодаря ли твердому сердцу или природному таланту, сформировали свой изначальный дух в достаточно раннем возрасте. Некоторые из их историй также были записаны в хронике. Должно быть, в свое время они были очень важными персонами. Однако все они либо стали отшельниками и вскоре исчезли, либо сошли с ума от отклонения Ци, или и вовсе встретили безвременный конец из-за Бедствий.

Ни в одной из записей острова Лазурного дракона не было ни слова о вознесении.

Чэн Цянь потер лоб и попытался собраться с мыслями, но в его сердце уже закралось сомнение... Может быть, те, кто вознесся, были слишком скромны? Или может быть с тех пор как начали вести эту хронику и до момента падения острова Лазурного дракона, никто никогда не добивался успеха на этом пути?

Чэн Цянь отложил книгу и быстро спустился вниз. Тщательно направляя свою духовную энергию, он начертил в воздухе заклинание, послал его в сторону украшенной резьбой книжной полки, и тихо произнес:

— Я хочу посмотреть записи о «вознесении».

Деревянная полка тут же покрылась тонким слоем инея. Стоявшие на ней книги слегка затряслись, а затем, несколько старых томов озарились слабым светом. Чэн Цянь забрал их и, один за другим, перенес в павильон Цинань.

В тот день из-за Чэн Цяня Янь Чжэнмин вышел из себя. Но стоило ему только переступить порог библиотеки, как он сразу же пожалел об этом. Тогда у него попросту не было другого выхода. Видит Небо, когда Чэн Цянь прислонился к перилам и задал ему этот вопрос, он почувствовал себя так, словно огромный валун рухнул ему на грудь, дробя внутренности и причиняя ему нестерпимую боль. Прикрывшись гневом, он ушел и какое-то время избегал Чэн Цяня.

Однако, вскоре юноша обнаружил, что в этом не было никакой необходимости. После этого происшествия Чэн Цянь больше не покидал Цинань. Они жили по соседству, но не виделись больше десяти дней.

Тогда-то и написал Чжэши.

Умевшая превращаться по желанию, Лужа стала их птичкой на побегушках. Чтобы скрыть ее более заметную форму, Ли Юнь использовал весь свой талант и превратил ее в воробья.

До смерти обиженная на своего второго брата, Лужа улетела прочь. Однако она довольно скоро обнаружила, что эта форма была крайне удобной. Маленькая птичка могла проникнуть куда угодно, не будучи обнаруженной. Хитрее нее были только мухи.

Благодаря этому она наконец-то встретилась с Чжэши.

— Брат Чжэши сказал, что в Управлении небесных гаданий существует сложная иерархия. Посвященные вынуждены шпионить снаружи десятки или даже сотни лет. Затем все они должны пройти строгую проверку, чтобы убедиться в подлинности их слов. Только после этого они смогут официально вступить в Управление. Однако недавно между внутренними учениками произошла крупная ссора. Всего за одну ночь половина из них исчезла, а затем случилось восстание четвертого… ах, демонического дракона. Управление небесных гаданий нуждалось в большем количестве рабочих рук, поэтому они принялись в спешке набирать новых учеников. Брат Чжэши и несколько других шпионов, вроде него, вполне годились, кроме того, они не совершали никаких ошибок, потому их быстро допустили до внутренних дел. Их послали устроить засаду у горы Тайинь. В приказе не было ничего конкретного, но брат Чжэши сказал, что их целью является четвертый брат.

Гора Тайинь находилась менее чем в пятидесяти ли от горы Фуяо.

Янь Чжэнмин ни секунды не сомневался. От сразу же принял решение.

— Завтра усадьба будет запечатана. Мы немедленно отправляемся на гору Тайинь.

Ли Юнь тут же поспешил за ним:

— Мы явимся на гору Тайинь, а что потом? Что мы будем делать? Ты планируешь помочь Управлению небесных гаданий захватить Хань Юаня? Или мы нарушим клятву истребителей демонов и выступим против всего мира, чтобы помочь Хань Юаню отомстить?

— Мы должны исполнить клятву истребителей демонов, — ответил Янь Чжэнмин голосом, не терпящим возражений.

Стоило ему только произнести эти слова, как у всех присутствующих сделалось тяжело на сердце.

Немного помолчав, Янь Чжэнмин продолжил:

— Однако мы не можем допустить, чтобы Хань Юань попал в плен к Управлению небесных гаданий. Мы должны остановить его до начала Великого Тайханского съезда и доставить сюда. Он один из нас, один из клана Фуяо. Даже если он пробил дыру в небесах и должен быть разрублен на куски, мы не должны допускать к этому делу посторонних.

*Когда Великий Путь в упадке… XVIII глава «Дао дэ цзин», освещающая два важнейших понятия конфуцианской нравственности, в древности нередко служившие для обозначения морали вообще.

Еще один вариант перевода:

Забыли великое Дао —

Понадобились милость и правосудие.

Началось мудрствование —

Настало великое лицемерие.

В семье раздор —

Заговорили о сыновней почтительности и отцовской власти.

В стране беспорядки —

Требуют любви к отечеству.