Всю жизнь держать его рядом с собой

Внутренние раны Янь Чжэнмина еще не зажили, но он так сильно испугался, что едва не задохнулся от кашля.

Чэн Цянь серьезно посмотрел на своего дашисюна, который, так сильно лил слезы (1), что едва не подавился кровью, но решил, что в этом не было ничего, что стоило бы скрывать. Он снова продолжил:

(1) 梨花带雨 (líhuā dài yǔ) — красавица льет слезы.

— Хань Юань сказал, что твой внутренний демон — это то, о чем я не осмелюсь узнать. Однако, я подумал, что бояться здесь нечего. Даже если ты собираешься восстать против нашего учителя и предков, никого из них больше нет рядом. Ты можешь просто рассказать об этом. Может быть, тебе это поможет.

Какой очаровательный болван…

Выслушав его праведные речи, Янь Чжэнмин вдруг почувствовал себя загнанным в угол. Он бросил на Чэн Цяня тусклый взгляд, и выражение его лица стало еще печальнее. С минуту глядя в его честные глаза, Янь Чжэнмин бессильно махнул рукой:

— Убирайся.

Все сладкие слова, которые он себе представлял, на самом деле оказались вымыслом. Янь Чжэнмин обнаружил, что в жестокой реальности самым частым, что он говорил Чэн Цяню, было: «убирайся».

Чэн Цянь нахмурился, не понимая причину этого бессмысленного гнева, но, обуздав свои чувства, он терпеливо произнес:

— Дашисюн, даже у смертных, чьи дни заняты дровами, рисом, маслом и солью (2), бывают моменты, когда их что-то беспокоит. И нет ничего странного в том, что те, кто, также, как и мы, идет по долгому пути самосовершенствования, порой оказываются в тупике.

(2) 柴米油盐 (chái mǐ yóu yán) (букв. дрова, рис, масло и соль) — будничный, повседневный.

— В этом действительно нет ничего странного. Совершенно ничего. Разве я что-то такое говорил? — из-за непристойных мыслей в его голове, стыд Янь Чжэнмина быстро превратился в гнев, и он тут же отпустил в адрес Чэн Цяня ряд насмешек. Но стоило ему произнести эти слова, как он сразу же почувствовал, что это и в самом деле было неразумно. Однако, собрав всю волю в кулак, юноша все же решил идти до конца. — Ничего я тебе не скажу. Уходи!

Чэн Цянь ничего не ответил.

Под его непонимающим взглядом Янь Чжэнмин еще больше разозлился. Он долго смотрел на Чэн Цяня, представляя, как притягивает его к себе и кричит ему: «Никак не можешь оставить эту тему? Мой внутренний демон — это ты, ублюдок!»

К сожалению, он мог себе это только представлять. Снаружи Янь Чжэнмин остался неподвижным, как лед (3), но его сердце металось во все стороны (4), словно большая обезьяна.

(3) 冰雪 (bīngxuě) — лед и снег (обр. в знач.) сильнейший холод, ледяной.

(4) 上蹿下跳 (shàng cuān xià tiào) — обр. метаться, носиться во все стороны.

В конце концов, ему пришлось собственноручно убить ее. Будучи образцом рациональности, он выбрал подход «с глаз долой — из сердца вон» и отвернулся от Чэн Цяня.

После короткого ночного разговора и гораздо более продолжительной борьбы Янь Чжэнмин вдруг вознамерился продолжить их холодную войну.

Чэн Цянь немного помолчал и внезапно сказал с улыбкой:

— Ну, я не буду тебя расспрашивать. В любом случае, я думаю, ты будешь в порядке.

Янь Чжэнмин покосился на него.

— Ты можешь развлечь себя сам… — добавил Чэн Цянь.

Заметив, что на лице главы его клана и, по совместительству, дашисюна вот-вот разразится буря (5), будто бы он горел от желания наказать его, Чэн Цянь впервые в жизни решил действовать по ситуации.

(5) 山雨欲来 (shān yǔ yù lái) ссылается на: 山雨欲来风满楼 (shān yǔ yù lái fēng mǎn lóu) — надвигается ливень в горах, весь дом пронизан ветром; обр. вот-вот разразится буря. Напряженная обстановка, сложная ситуация.

Сокрушаясь о том, что императрица становился все более и более угрюмым и его все сложнее было уговорить, он достал из своего длинного рукава тонкую палочку и разжал ладонь. Палочка вытянулась, уплотнилась и превратилась в меч, украшенный золотом и нефритами. Это был тот самый меч, который преподнес Чэн Цяню владыка долины Нянь Минмин, перед тем как юноша отправился в путь.

Чэн Цянь передал оружие Янь Чжэнмину и с тонким налетом лести, спросил:

— Разве твой клинок не сломался? Воспользуйся этим. Пусть он мне и не нравится, но это хороший меч. Позже, я найду для тебя что-нибудь получше.

Янь Чжэнмин бросил на меч короткий взгляд и тут же с явным отвращением отвернулся.

— Убери его. Как бельмо на глазу.

На это было больно смотреть… Чэн Цянь оказался отвергнут. Он потер переносицу, и решил не обращать на это особого внимания. Долгие годы его дашисюн жил как избалованный богатый господин. Конечно же, его предпочтения были слишком высоки. Вполне естественно, что он не согласился бы принять столь грубо сделанное оружие.

Чэн Цянь улыбнулся и сказал:

— О, ну тогда, если хочешь, я отдам тебе Шуанжэнь.

Янь Чжэнмин был ошеломлен, услышав эти слова. Никто из тех, кто вошел в Дао через меч, не мог не соблазниться этим знаменитым ледяным клинком. Даже несмотря на то, что за ним тянулась дурная слава «меча несчастной смерти». Однако Янь Чжэнмин ничего не ощущал по этому поводу. Все эти годы Шуанжэнь приносил ему лишь воспоминания о своем владельце. Всякий раз, когда он видел это оружие, он чувствовал печаль, но никак не жадность.

Янь Чжэнмин странно посмотрел на Чэн Цяня и осведомился:

— Ты хочешь отдать мне Шуанжэнь?

Не говоря ни слова, Чэн Цянь бросил ледяной клинок прямо ему в руки:

— Забирай.

Янь Чжэнмин вытащил меч из ножен, и мороз, исходивший от лезвия, ударил ему в лицо. Настроение Янь Чжэнмина явно улучшилось. Он невольно приподнял уголки губ, но, прежде чем он успел рассмеяться, Янь Чжэнмин вспомнил, что этот клинок принадлежал Чэн Цяню, но ведь «человек един с мечом, предавший свой меч — погибнет».

Он не мог не подумать: «Независимо от того, что я у него попрошу, неужели он действительно с радостью отдаст мне это?»

Как только эта горько-сладкая мысль промелькнула в его голове, взгляд Янь Чжэнмина снова потемнел.

Янь Чжэнмин несколько раз входил в печать главы клана, наблюдая за Тун Жу и его судьбой. Юноша испытывал сложные чувства к своему ушедшему учителю. Ему казалось, что мысли их шицзу о своем ученике, были несколько… неуместными. В душе он тайно сочувствовал ему, как товарищу по несчастью. С одной стороны, Янь Чжэнмин испытывал к Тун Жу слабую симпатию. С другой, он проецировал на него свое отвращение. И хотя юноша знал, что нельзя беспричинно гневаться на предков, он ничего не мог с собой поделать.

Если бы Чэн Цянь принадлежал к предыдущему поколению или был его старшим братом, Янь Чжэнмин чувствовал бы себя гораздо спокойнее. Его чувства были бы абсолютно искренними. В лучшем случае ему бы казалось, что он лишь слегка отступил от правильного пути. Возможно, он даже стыдился бы своего эгоизма по отношению к Чэн Цяню. А если бы его выгнали из клана, это было бы даже лучше, ведь табу утратило бы всякую силу.

Но, к сожалению, это был не тот случай. Чэн Цянь — его шиди, о котором он заботился с самого детства. Их позиции сильно отличались от вышеописанного сценария. Все было совершенно иначе. Какими бы искренними ни были его чувства, все они превращались в неподобающие мысли, коим в его разуме не было места. Как глава клана, он не должен был вести своего шиди по ложному пути. У Янь Чжэнмина даже не было возможности выразить все то, что лежало у него на сердце. Потому что, каким бы глубоким оно ни было, все это было слишком непристойно.

«Разве я это заслужил?» — с горечью и отвращением подумал Янь Чжэнмин. Не сказав ни слова, он вернул Шуанжэнь Чэн Цяню. Увидев, что Тан Чжэнь и его команда закончили устанавливать защиту, он встал и вошел в разрушенный храм.

Оставшийся позади Чэн Цянь ощутил сильную головную боль. Похоже, его дашисюну теперь было просто невозможно угодить.

Нянь Дада спрятался в разрушенном храме. Увидев вошедшего внутрь Янь Чжэнмина, мальчишка тут же подбежал к нему и воскликнул:

— Старший!

В тот день, когда Чэн Цянь оставил его с Люланом, нуждавшимся в срочной помощи, у него не было другого выбора, кроме как вернуться в долину Минмин. Изо всех сил стараясь состряпать для своего отца убедительную историю, он солгал, не моргнув и глазом: «Старейшина Чэн хочет взять меня в ученики, потому я немедленно должен отправиться за ним, чтобы начать обучение». После всех хлопот ему вновь разрешили покинуть долину Минмин, и он попросту увязался за Тан Чжэнем.

Пусть он и солгал отцу, но Нянь Дада действительно не отказался от своего намерения стать учеником Чэн Цяня. После того, как он стал свидетелем великой битвы клана Фуяо, его нежелание сдаваться, похоже, и вовсе превратилось в навязчивую идею. Таким образом, он сразу же решил польстить своему будущему главе клана.

— Я — Нянь Дада, из долины Минмин. Приветствую тебя, старший.

Полный ненависти к себе, Янь Чжэнмин устало посмотрел на Нянь Дада и моментально сформировал о нем первое впечатление.

«Не стой на моем пути, щенок, не видишь, что отец нездоров?», — подумал Янь Чжэнмин.

Нянь Дада увидел, что взгляд его будущего старшего совершенно не отличался дружелюбием. Он выглядел не таким покладистым, каким его описывал Чэн Цянь. Нянь Дада попытался подбодрить себя: «Среди выдающихся заклинателей прошлых поколений так много необычных личностей. Не стоит слишком много думать об этом. Пока я буду держаться рядом с ними, рано или поздно, мое терпение будет вознаграждено. В будущем, я определенно стану великим заклинателем!»

Янь Чжэнмин не обратил на него никакого внимания. Нянь Дада сразу же вспомнил время, которое он провел с Чэн Цянем. Даже если старший его не слушал, он все равно продолжал говорить. Юноша рассказывал ему обо всем, начиная с того, как он восхищался «старейшиной Чэном» и до того, как он улизнул из долины Минмин. Он говорил о том, как преследовал Чэн Цяня, как нагло держался рядом с ним, и как он сделал все, чтобы путешествовать с Тан Чжэнем. Пока Янь Чжэнмин слушал все это, у него непрерывно подергивался глаз. Но стоило ему заподозрить, что это ублюдок вынашивал кое-какие планы относительно Чэн Цяня, как в его сердце тут же вспыхнул гнев.

Из-за того, что Янь Чжэнмин был не самого лучшего мнения о себе, он начал подозревать весь мир. Он остановился и посмотрел на мальчишку. Он легко мог использовать свое положение, чтобы запугать младшего. Янь Чжэнмин тут же выпустил свою ауру учителя клинка и, не разбираясь, в чем дело, безжалостно спросил:

— Каковы твои намерения относительно моего шиди?

Нянь Дада ошеломленно замолчал.

Юноша хотел было признаться, что желал лишь сделать все возможное, чтобы стать лучше, что он обещает с почтением относиться к своим будущим старшим, но, к сожалению, он так испугался, что даже не осмелился поднять глаза. Его ноги затряслись, и мальчишка не смог вымолвить ни слова.

— Говори!

Нянь Дада почувствовал, что вот-вот разрыдается. Это был первый раз, когда он встретился с заклинателем меча лицом к лицу, и он чувствовал, что не хотел бы когда-нибудь вновь пережить этот опыт. Заклинатели меча воистину страшные люди!

Шум, наконец, достиг ушей Ли Юня. Юноша как раз разговаривал с Тан Чжэнем. Причитая про себя: «Как же неловко», — он торопливо подошел к своему старшему брату. Но тот уже успел напугать младшего заклинателя до такой степени, что мальчишка чуть было не обмочил штаны, и Ли Юню ничего не оставалось, кроме как успокоить Нянь Дада.

— В последнее время в нашем клане случилось так много всего… У нашего главы плохое настроение. Молодой господин, пожалуйста, не вините его.

В то же время он оттащил Янь Чжэнмина в сторону и прошипел:

— Что за безумные вещи ты творишь?

Будучи уведенным Ли Юнем прочь, Янь Чжэнмин тут же успокоился. Он понимал, что среагировал слишком остро. Юноша в растерянности открыл рот.

Ли Юнь посмотрел ему в лицо, и его внезапно охватил ужас. Дашисюн с самого детства был неравнодушен к Чэн Цяню. Кроме того, Чэн Цяня не было с ними несколько лет. Вернувшись, он тут же угодил в руки главы клана, который баловал его, как сокровище. И, хотя Ли Юнь часто дразнил его, большинство из его фраз были лишь дешевыми шутками. Он никогда не задумывался об этом всерьез.

— Ты…

Не желая отвечать, Янь Чжэнмин резко отвернулся и сделал вид, что ничего не произошло. Словно пытаясь убежать, он поспешно обратился к Тан Чжэню.

— Старший Тан, я слышал от сяо Цяня, что мы в неоплатном долгу перед вами за спасение его жизни.

Эти двое тут же принялись обмениваться любезностями. Имея дело с чужаками, Янь Чжэнмин всегда держался как глава клана, способный просчитать любой поступок собеседника и принять соответствующие меры. Никто не смог бы сказать, что внутри своей семьи у него была ужасная привычка постоянно вести себя как юный господин.

В присутствии посторонних, Ли Юнь на время отбросил свои смутные сомнения и спросил Тан Чжэня:

— Тан даою проделал столь трудный путь до Няньцязна, но зачем? Можем ли мы вам чем-нибудь помочь?

— Мой юный друг Чэн Цянь, должно быть, рассказал тебе о моем положении, — небрежно произнес Тан Чжэнь. — Хотя моя плоть уже мертва, моя душа все еще здесь. У моего изначального духа нет убежища, и я не хотел бы прибегать к столь бесчеловечной технике, как захват чужого тела. Так что у меня нет другого выбора, кроме как искать трупы недавно умерших людей и превращать их в марионетки, которыми я мог бы пользоваться. Такие марионетки долго не живут, и, к тому же, мне не всегда удается найти подходящий сосуд. Несколько лет назад я воспользовался войной и собрал несколько тел. Но, поскольку, они не могут существовать долго, мне пришлось приложить все усилия, чтобы отправиться к Наньцзяну, на поиски Пламени ледяного сердца. К несчастью, в пути я столкнулся с этим драконом.

Сделав паузу, Тан Чжэнь печально улыбнулся и вновь продолжил:

— Я до сих пор помню, как однажды имел удовольствие встретиться с Хань Юанем. Тогда он был еще ребенком и даже не мог почувствовать Ци. Годы жизни среди людей действительно полны случайностей.

После минутного молчания Янь Чжэнмин произнес:

— В те годы у этого предателя был слишком низкий уровень совершенствования, поэтому он первым угодил в ловушку «души художника», созданную одним вероломным человеком. Затем, по какой-то неизвестной причине, в его теле оказались заперты две души. Половина его «Я» одержима демоном. Неловко говорить это, но его собственная душа, похоже, была подавлена этим существом. Если бы наша шимэй не пробудила ее, боюсь, сегодня мы бы все погибли под когтями демонического дракона и ударами Небесного Бедствия.

Никто из присутствующих не был глупцом. Каждый из них смог услышать истинный смысл слов Янь Чжэнмина. Во всех ужасных вещах, что совершил Хань Юань, он обвинял «неизвестное демоническое существо, овладевшее им». Вполне вероятно, что, в будущем, он планировал вернуть Хань Юаня обратно.

Хотя Тан Чжэнь и Тан Ваньцю были учениками одного и того же клана, у них были абсолютно противоположные характеры. Тан Чжэнь прекрасно умел читать чужое настроение. Как только Янь Чжэнмин произнес это, он тут же разгадал его намерения и промолвил:

— О? Так причина в этом? Если это действительно так, думаю, у меня есть решение. В других делах от меня мало проку, но вопросы, связанные с душой — это по моей части.

— Хотелось бы услышать подробности, — поспешно сказал Ли Юнь.

— Две души в одном теле. Вы, конечно, хотите избавиться от одного из них, но боитесь последствий, я прав? В моем распоряжении есть артефакт под названием «Нить, притягивающая души». Она может привести изначальный дух одного человека во внутренний дворец (6) другого. После чего, вы сможете найти способ защитить члена вашего клана и устранить демона, — ответил Тан Чжэнь.

(6) 紫府 (zǐfǔ) — пурпурный дворец (обр. в знач.: обитель бессмертных).

Поначалу Янь Чжэнмин лишь делал вид, что вежлив с ним. Однако, услышав эти слова, он не на шутку разволновался. Тщательно подавив свое нетерпение, юноша уважительно произнес:

— Тан-сюн, вы так благосклонны к нашему клану. Это действительно…

Но Тан Чжэнь был не из тех, кто сыпал пустыми обещаниями. Если он так сказал, значит, действительно хотел одолжить им этот артефакт. В противном случае он бы просто промолчал.

Чэн Цянь незаметно вошел в храм. Услышав их разговор, он не удержался и сказал:

— В последнее время в Няньцзяне неспокойно. Для вас и этих детей путешествие по таким местам может быть слишком опасным. Мои шисюны должны последовать за нашим четвертым шиди… Но что, если мы поступим так? Если это вас не обременит, я мог бы пойти с вами на поиски Пламени ледяного сердца.

Чэн Цянь, безусловно, не мог бы их обременить. Башня Чжу-Цюэ рухнула, откуда ни возьмись появился демонический дракон, темные заклинатели Няньцязна и могущественные кланы со всего света пребывали в хаосе. Даже если Тан Чжэнь был очень хорошо осведомлен, физически он был слаб. Из двух его спутников Люлан был всего лишь подростком, еще не вошедшим в Дао, в то время как Нянь Дада совершенно ничего не знал о внешнем мире. На них в принципе нельзя было положиться. Получить Чэн Цяня в качестве защитника было наивысшим благом для Тан Чжэня.

А Чэн Цянь, в свою очередь, мог бы вернуть ему долг от имени своего клана.

Услышав такие решительные слова, Янь Чжэнмин хотел было возразить. Он совершенно не желал упускать Чэн Цяня из виду. Однако он тут же проглотил все возражения, уже вертевшиеся у него на языке.

«Могу ли я всю жизнь держать его рядом с собой?» — подумал Янь Чжэнмин. Он молча подсчитал все глупости, которые успел совершить, все свои неконтролируемые дурные мысли, и вдруг почувствовал, что было бы лучше действительно отпустить его на некоторое время.

Чэн Цянь был разумным человеком и редко затевал драки по пустякам. Его уровень совершенствования значительно возрос по сравнению с прошлым…

Но едва только на лице Янь Чжэнмина промелькнула тень нерешительности, как Тан Чжэнь сразу же ее заметил.

Он тактично улыбнулся.

— Чэн сяою, ты не должен этого делать. Ты слишком добр к людям. У нас с кланом Фуяо давняя связь. Когда я был еще молод и невежественен, мы с моей шимэй путешествовали по миру. В дороге я ввязался в неприятности и едва не лишился жизни. К счастью, старший Тун из вашего уважаемого клана помог нам. Я остался на горе Фуяо, чтобы немного оправиться от ран и встретил твоего учителя. Я уже потерял счет тому, кто и сколько кому должен. Мои способности ограничены, я могу помогать вам лишь в мелочах. Не нужно мне платить.

Ли Юнь как раз обдумывал его слова. Его ладони слегка вспотели, и он поспешно бросил на Янь Чжэнмина взволнованный взгляд. Похоже, речь шла вовсе не о том, чтобы послать Чэн Цяня сопровождать Тан Чжэня и его спутников. Это был выбор дашисюна между правильным и неправильным.

Янь Чжэнмин поднял глаза и уставился прямо перед собой. Его сердце переполнилось до тошноты.

Избегая смотреть на остальных, он ответил, глядя в землю:

— Даою, ты так долго заботился о сяо Цяне, что теперь он просто обязан помочь тебе. Пусть идет. Если Тан даою может оценить доставшийся ему меч, зачем отказываться?

После того, как Янь Чжэнмин закончил говорить, со стороны Тан Чжэня было бы просто невежливо отказаться. В итоге, все они решили отдохнуть в безымянном полуразрушенном святилище. Через три дня Лужа, наконец, проснулась, и у Тан Чжэня не осталось причин задерживаться здесь. Они ушли прежде, чем Чэн Цянь смог увидеть, насколько же выросли кости Небесного Чудовища.

У Янь Чжэнмина было слишком много слов, которые он хотел сказать. Однако, каждый раз прокручивая их в своей голове, он чувствовал, что все они слишком постыдные. Он позволил им всем остаться и сгнить в глубине своего сердца. Янь Чжэнмин махнул рукой и коротко бросил:

— Иди.

Но у Чэн Цяня, напротив, не хватало духу уйти. Несколько раз наказав своим шисюнам заботиться об их шимэй, он все еще медлил. В конце концов, он вздохнул:

— Если бы только существовал хоть какой-то артефакт, способный перенести меня к вам в случае чего.

Эта фраза потрясла Янь Чжэнмина до глубины души, едва не заставив его тут же передумать. Он собрал всю свою волю в кулак и притворился нетерпеливым.

— Ладно, ладно, ты здесь единственный способный и везде нужный. Иди. Перестань тратить чужое время. Не мозоль мне глаза.

Сказав это, Янь Чжэнмин собрал осколки своего сердца, а затем решительно развернулся и первым ушел прочь.

С севера на юг, с востока на запад, было ли в целом свете такое место, где он мог бы завершить все свои дела и, наконец, успокоиться?