Острый клинок, выкованный Небесным Бедствием

Внезапно словно из ниоткуда, появилась темная туча, полностью закрыв собой луну. В ясном небе разбушевалась гроза, и яркие вспышки озарили ночь мертвенно-белым светом.

Одна из молний ударила прямо в башню Чжу-Цюэ. Звон восемьдесят одного бронзового колокола сотряс воздух. Колокола звонили так настойчиво, будто требовали чьей-то жизни.

Вдруг по склону прокатился оглушающий грохот. Башня Чжу-Цюэ, простоявшая тысячи лет, раскололась надвое. Древние стены потрескались и в считанные секунды окончательно разрушились.

То, что так долго скрывали камни, что так жаждали увидеть бесчисленные множества людей, наконец, открылось толпе.

В разрушенной башне было пусто. Всем своим видом она напоминала обшарпанную клетку, в которой, словно призрак, чопорно восседала статуя ее владыки, а прямо над его головой раскачивался простой фонарь.

Черты каменного лица, казалось, были полны печали. В мерцающем свете фонаря с руки статуи упал черепаший панцирь (1). Свалившись на землю, панцирь безудержно закружился на месте, и, если присмотреться, можно было увидеть, что на другой его стороне был вырезан иероглиф «хаос».

(1) Панцирь черепахи: в древние времена в Китае панцири черепахи использовались для гадания. Согласно легендам, трещины на панцирях черепах были источником гексаграмм Яо, а также источником вдохновения для китайской письменности.

К сожалению, никто так и не смог его как следует рассмотреть. В следующий же момент черепаший панцирь вернулся на место, и статуя исчезла.

Из масляной лампы послышался старческий вздох, и огонь постепенно погас.

Башня Чжу-Цюэ перестала существовать, и дух, что охранял ее в течение сотен лет, должно быть, ушел вместе с ней.

В этот момент кто-то очень внимательный заметил нечто странное и поспешил спросить об этом соседа:

— Смотри, разве это не лед? Что там внутри?

Едва он закончил говорить, и толпа, наконец, увидела, что под погасшим фонарем стоял высокий ледяной столб. Внутри него находился человек, черты лица которого невозможно было рассмотреть. Темная энергия, клубившаяся вокруг его тела, въедалась в прозрачные грани, будто желая вырваться наружу и слиться с ночью.

Существовала поговорка: «Пока жив человек, будет жить и его внутренний демон». Полностью уничтожить его было невозможно, поэтому Чэн Цяню пришлось запечатать его во льду.

Чэн Цянь думал, что в башне Чжу-Цюэ не было ничего, кроме мусора и духа-хранителя. Запечатанному в холодной глыбе внутреннему демону попросту не из чего было черпать свою силу, и в будущем он бы непременно ослаб. Даже если бы в ближайшие пару десятилетий столб каким-то образом растаял, заточенный в нем демон оказался бы при смерти от «голода».

Но кто мог ожидать, что, казавшаяся вечной башня Чжу-Цюэ, вдруг рухнет в одно мгновение!

Густые черные тучи, словно явившиеся на зов духи, надвигались с юга, стекаясь вниз и окутывая ледяной столб.

Наблюдая за происходившим, некоторые наиболее мудрые заклинатели уже приготовились бежать.

Оба старика с изначальным духом из охраны избалованного мальчишки, конечно же, были в их числе. Тот, что был выше и тоньше, сказал:

— Темная Ци достигла небес, нелегко будет иметь дело с такой силой.

Его более коренастый приятель, подумав, произнес:

— Люди говорят, что кошмарные путники базируются в Няньцзяне. Это не похоже на беспочвенные слухи. Что бы там ни происходило, давайте сначала уберемся отсюда.

Высокий и худой старик вздохнул и растерянно спросил:

— А что насчет «молодого учителя»?

Прежде чем «коренастый» успел ему ответить, стоящий рядом земледелец испугано воскликнул:

— Старшие, пожалуйста, посмотрите туда!

Вокруг пояса одного из заклинателей был обмотан отрезок серого шелка. Внезапно шелк взвился в воздух, словно живой и, последовав за порывом ветра, медленно поплыл по направлению к башне.

— Старший, эта ткань называется «идущий по следу». — настойчиво произнес заклинатель. — Когда мы приехали сюда, я на всякий случай привязал один ее конец к молодому господину. Прежде ей, скорее всего, препятствовала башня Чжу-Цюэ. Но теперь, когда башня рухнула, шелк снова смог обнаружить местонахождение нашего учителя.

Услышав это, высокий старик сразу же изменился в лице и удивленно сказал:

— Как молодой учитель мог попасть внутрь? Что же нам делать?

Но ответа на этот вопрос у них не было. В этот момент откуда-то издалека, сотрясая землю, донеслось рычание, и темная энергия закружилась вокруг ледяного столба, поднимая вихрь. На глазах всех присутствующих, клубящаяся тьма приняла облик дракона и оторвалась от земли.

Кто-то пробормотал:

— Водяной дракон принес хаос на земли этого мира…

Зверь поднял голову к небу и утробно зарычал. Его голос сотряс десять тысяч великих гор Няньцязна. Ледяной столб треснул, а затем раскололся на части. Запечатанная в нем тень и огромный дракон стали единым целым и, взмыв ввысь, унеслись прочь.

Все девять небес задрожали, луна и звезды потускнели, а ужасающая темная Ци окутала горы, словно дикий пожар, который невозможно было потушить. Половину мира проглотила чернота.

Даже боги были напуганы.

Коренастый старик боязливо произнес:

— Уходим! Уходим! Скорее уходим!

Можно было сколько угодно молить о снисхождении, но здесь, каким бы великим заклинателем он не был, его голос звучал не громче стрекота сверчка. Стиснув зубы, старик решительно устремился прочь, бросив оставшихся людей позади. Словно падающая звезда, он изо всех сил попытался сбежать.

Как только меч под его ногами поднялся в небо, земля, где стояла башня Чжу-Цюэ, разверзлась, словно пропахшая кровью гигантская пасть, и поглотила всех, кто оказался поблизости. Ни тренированного тела, ни изначального духа оказалось недостаточно, чтобы спастись.

Увидев это, старик побледнел и, не смея оглянуться, полетел прямо на север.

В этот же момент в одной из комнат чайного дома в пограничном городке Янь Чжэнмин не на шутку испугался, когда Чэнь Цянь внезапно рухнул на пол.

Какое-то время он кричал и звал Чэн Цяня по имени, прежде чем понял, что тот попросту опьянел от смешанного с сиропом вина. Это было поистине удивительное открытие. Янь Чжэнмин не знал, смеяться ему или плакать.

Янь Чжэнмин не ожидал, что его, казалось бы, непобедимого младшего брата так легко одолеть. Он долго смотрел на Чэн Цяня в замешательстве. Наконец, он вспомнил, что должен был сделать. Юноша шагнул вперед и внезапно сказал неизвестно кому:

— Иди спать.

Естественно, никто ему не ответил. Сказав это, Янь Чжэнмин словно получил какое-то разрешение. Затаив дыхание, он осторожно наклонился, чтобы обнять Чэн Цяня, и уложил его в чистую, без единого волоска на одеяле, постель.

Юноша какое-то время внимательно смотрел на Чэн Цяня, затем поднял руку и легонько похлопал его по щеке.

— Эй, неужели тебя не хватает даже на один глоток?

Чэн Цянь не ответил.

Но даже несмотря на это, настроение Янь Чжэнмина заметно улучшилось. Юноша и сам не знал, чему радовался. Если бы у него был хвост, он бы подметал им небеса. Он ткнул пальцем в лоб Чэн Цяня и произнес:

— Посмотри, вот чего ты на самом деле стоишь.

Повинуясь движению чужой руки, голова Чэн Цяня слегка склонилась на бок. От его дыхания слабо тянуло подслащенным вином. В любом случае, это было всего лишь вино. Учитывая особенность Чэн Цяня, даже если он находился без сознания, его духовная энергия запросто могла вытеснить алкоголь. Его опьянение не продлится долго.

Воспользовавшись моментом, Янь Чжэнмин осторожно присел на край кровати. Он тихо восхищался чертами лица Чэн Цяня. Будто кто-то кинул маленький камешек в озеро его сердца, и вода, что едва успокоилась, вновь пошла рябью.

Он был похож на бедного ребенка, которому поручили охранять сахар. Ему не терпелось обокрасть самого себя, но не хватало смелости совершить преступление. Он вынужден был жадно наблюдать и одновременно лихорадочно думать. Хотя он и не осмеливался прикоснуться к Чэн Цяню, его сердце чуть не выскочило из груди, а на лице застыла странная улыбка.

В этот момент за окном раздался странный шум.

Янь Чжэнмин был похож на мышь, упавшую в горшок с рисом. Быстро очистив свой разум от вороха непристойных заблуждений, юноша напустил на себя самый, что ни на есть, внушительный вид, и распахнул створки.

Птицы, кружившие вокруг дома, вели себя так, будто были чем-то ужасно напуганы. Небо на юге становилось темнее. Густые облака напоминали морские волны в прилив. Повсюду в воздухе чувствовалось огромное напряжение. Не имея больше сил смотреть на спящего Чэн Цяня, Янь Чжэнмин положил руку юноше на грудь, послав в его тело острый, как лезвие, поток духовной энергии. Через несколько секунд заснувшая Ци, циркулирующая в теле Чэн Цяня, пришла в движение. Крошечная капля алкоголя тут же исчезла из его крови.

Чэн Цянь проснулся, закашлялся, и поперхнулся, задохнувшись от такого напора. Конечно, такой метод пробуждения был не из приятных. Дыхание застряло в груди, в висках стучало, Чэн Цянь нахмурился, с трудом приходя в себя. Если императрица Янь посмеет сказать ему, что все это только потому, что он улегся в кровать не разуваясь, юноша определенно устроит бунт.

Но Янь Чжэнмин уже стоял перед окном, повернувшись к Чэн Цяню спиной:

— В чашке простая вода, выпей и поднимайся. Что-то не так.

Шуанжэнь, ранее брошенный Чэн Цянем на стол, глухо гудел. Юноша потер лоб, и осведомился:

— Что случилось?

Едва он произнес эти слова, как дверь в комнату Янь Чжэнмина вновь распахнулась от пинка. Ли Юнь нес на плече огромную птицу с длинными ногами. Птица была высотой в половину человеческого роста. Юноша тут же бросился вперед.

— Дашисюн! А, сяо… Сяо Цянь?

Не было ничего удивительного в том, что Чэн Цянь был здесь. Удивительным было место, на котором он сидел.

Одной ногой Ли Юнь уже перешагнул порог комнаты и теперь выглядел одновременно и радостным, и смущенным. Он не мог ни войти, ни выйти.

Окруженный неизвестной опасностью, Янь Чжэнмин увидел, что Ли Юнь все еще выглядел виноватым из-за мыслей, блуждавших в его голове. Юноша раздраженно произнес:

— Что ты там встал? Иди сюда!

Посмотрев на большую птицу, Чэн Цянь спросил:

— Это наша маленькая шимэй?

— Ее кости начали меняться, — произнес Ли Юнь, опустив птицу на стол. Температура ее тела была такой высокой, что руки юноши покрылись множественными ожогами. Как только птица коснулась столешницы, послышались булькающие звуки. Вино, в стоявшем поблизости кувшине, нагрелось и закипело.

Полуживая Лужа плюхнулась на живот, как хорошо прожаренный цыпленок с золотистой корочкой.

— Дашисюн, я умру.

Но сразу после этого «умирающая» наклонила голову и увидела бумажный сверток с пирожными, который Янь Чжэнмин ранее отложил в сторону. Клювом она проделала в пакете дыру и произнесла, попутно жуя:

— Даже если я умру, я хочу быть сытой.

Чэн Цянь спокойно промолчал.

Он обнаружил, что дашисюн оказался неожиданно хорош в воспитании детей, особенно, если дело касалось их способностей. Ему удалось сохранить птичий дух их шимэй.

В этот момент, небо снаружи сделалось совершенно черным, как чернила. Немногочисленные посетители чайной проснулись и теперь в ужасе выглядывали на улицу, вытянув шеи. Чэн Цянь взглянул поверх людских голов, силясь рассмотреть, что же там на самом деле творилось. Вдали, среди туч, кружился черный дракон. Это был совсем не тот древний зверь из сломанного знамени, что умер более восьми тысяч лет назад. Дракон громко зарычал, и его угрожающая аура, смешавшаяся с темной энергией, накрыла половину неба.

Внезапно тело Лужи издало жуткий хруст. Ее огромные крылья, достигавшие в длину уже больше половины человеческого роста, резко увеличились. Неведомая сила подбросила птицу вверх. Столб пламени высотой в один чи моментально сжег деревянный стол.

Длинные рукава Янь Чжэнмина затрепетали, когда его холодная, как клинок, аура окутала всю комнату, будто прозрачная клетка. Ли Юнь достал из-за пазухи сверток с киноварью и растворил его содержимое в стоявшем на подоконнике кувшине с вином. Вся его фигура почти превратилась в тень, а на полу, подобно плывущим облакам и текущей воде (2), появился слой ярко-красных заклинаний.

(2) 行云流水 (xíngyún liúshuǐ) — плывущие облака и текущая вода (обр. в знач.: подвижной, живой, свободный (о стиле литературы, рисования и пения).

Чэн Цянь хотел было крикнуть ему: «Здесь нельзя оставаться, ты можешь идти». Но, увидев печать, он тут же проглотил ненужные слова. Юноша схватил ледяной клинок, выскочил наружу и запрыгнул на крышу, с твердым намерением защитить остальных.

Под его ногами слышался шум ожесточенной борьбы. Сила Небесного Чудовища неумолимо пыталась прорваться сквозь птичьи кости, но Янь Чжэнмин жестко подавлял ее.

Всякий раз, когда Лужа подрастала и ее скелет увеличивался, Янь Чжэнмин и Ли Юнь вынуждены были рисковать своими жизнями. И хотя уровень совершенствования Янь Чжэнмина быстро повышался, сила Небесного Чудовища тоже становилась все более свирепой. Аура меча срезала перья на спине птицы, и они тут же разлетелись во все стороны. Неумолимое истинное пламя Самадхи (3) вышло из-под контроля. Огонь коснулся даже Чэн Цяня, находившегося за пределами ауры клинка.

(3) 三昧真火 (sān mèi zhēn huǒ) — даосизм относится к изначальному духу и изначальной сущности. Совершенствование может породить истинный огонь, который называется истинным огнем Самадхи.

Чэн Цяню показалось, что у него загорелась спина. По сравнению с жаром, окружавшим башню Чжу-Цюэ, пламя Лужи оказалось гораздо сильнее.

Внезапно позади Чэн Цяня раздался жалобный крик. Красное облако пробило крышу и взмыло в небо, разрывая густую черноту ночи. Оно больше напоминало нарисованную мишень, видимую за тысячи ли вокруг.

Затаившийся среди туч черный дракон, внезапно повернул голову в том же направлении. Его взгляд встретился со взглядом Чэн Цяня. По спине юноши пробежал холодок, и он инстинктивно крепче сжал меч. Прошло много времени с тех пор, как он в последний раз испытывал это чувство.

Вдруг неподалеку от него раздался тихий голос:

— Потомок феникса… Может быть, она и есть красный журавль (4)?

(4) Журавль (鹤 — he), также называемый 仙鹤 (xiānhè) — журавль бессмертных. В китайской мифологии птица, связанная со светлым началом ян. Считалось, что журавль черпает силу из огня и металла, поэтому в 7 лет с ним происходят «малые изменения», в 16 лет — «большие», в 160-летнем возрасте изменения завершаются, тело становится белым и чистым, а крик достигает небес. Белый журавль в возрасте 1000 лет становится сине-зеленым, а еще через тысячу лет — черно-красным. Считалось, что белые журавли искусны в танцах, а черно-красные тонко чувствуют музыку. Кроме того, в легендах упоминаются еще желтые и изредка красные журавли.

Этот голос показался ему очень знакомым. Чэн Цянь повернул голову и удивленно спросил:

— Тан даою? Что ты здесь делаешь?

Человеком, появившимся рядом с ним, был Тан Чжэнь. В темноте, под черными тучами, он выглядел еще хуже, чем обычно. Словно находившийся при смерти больной чахоткой.

С обеих сторон его осторожно поддерживали двое молодых людей. Одним из них был Нянь Дада, драгоценное дитя Нянь Минмина, любивший поболтать сам с собой. Другим — Люлан, чью душу Чэн Цянь недавно пригвоздил к телу при помощи трех ледяных гвоздей.

Но Тан Чжэнь явился сюда не для того, чтобы вести с Чэн Цянем светские беседы. Он посмотрел на приближающегося дракона и тихо прошептал:

— Среди трех тысяч путей демонического самосовершенствования самый редкий путь — это тот, где человек восходит к Дао через внутреннего демона. Заклинатель позволяет демону использовать свое собственное «Я». Если ему удастся дойти до конца, он сможет впитать в себя силу целого мира и сформировать непобедимого демонического дракона. Однако, внутренний демон — это обоюдоострый меч. Это впервые, когда я вижу заклинателя, который бы так далеко продвинулся на этом пути. Мой юный друг, пожалуйста, будь осторожен. Кости Небесного Чудовища отлично подходят для позвоночника дракона.

Пока они говорили, черный дракон приближался к чайной. И смертные, и заклинатели, по сравнению с ним, все они казались обычными насекомыми. Люди с криками бросились кто куда, мгновенно разбежавшись.

Вой демонического зверя был подобен удару молнии, под мощью которой не выстоял бы никто. Ночь сотряс рокот сильнейшего взрыва. Кроме дома, на крыше которого стоял Чэн Цянь, больше ни одно из строений или деревьев вокруг не избежало участи быть уничтоженным.

— Прочь с дороги! — прокричал Чэн Цянь.

Шуанжэнь в его руках немедленно вырвался из ножен. Морозная аура клинка, подобно волнам, разлилась вокруг. Гул, похожий на гудение струн, был слышен отовсюду.

Во влажном жарком воздухе каждая капля воды, казалось, давила на него. Холод окутал всю чайную. Чэн Цянь стоял на крыше с мечом в руке. Он держался твердо, подобно течению, разделяющему море, и не собирался уступать.

Мороз и черные облака столкнулись друг с другом.

Бах!

На узкой дорожке (5) света и мрака, два каменных льва, украшавших первый этаж чайной, превратились в пыль. Под металлический визг Шуанжэня, клинок и черный дракон бешено закружились по небу.

(5) 狭路相逢 (xiálù xiāngféng) — встретиться на узкой дорожке (о врагах).

Как раз в тот момент, когда обе стороны сошлись в ближнем бою, Тан Чжэнь подбросил вверх разноцветный камень, тут же превратившийся в клетку, накрывшую всех троих. Когда сияние исчезло, на клетке появился заметный след.

Камень треснул.

Нянь Дада был настолько ошеломлен, что даже начал заикаться.

— Тан… Тан… это… это пятицветный камень богини Нюйвы (6), оставленный ею в царстве смертных?

(6) 女娲 (nǚwā) — Нюйва (одна из великих богинь китайского пантеона, сестра (и супруга) легендарного императора Фуси. Создательница человечества; починила небосвод и избавила мир от потопа; богиня сватовства и брака).

В отличие от него, Тан Чжэня, кажется, не слишком волновала судьба такой мелочи.

— Это всего лишь обломок, — мягко произнес мужчина. — Разве он может выстоять против демонического дракона? Так как ему удалось создать зверя, этот заклинатель мог бы иметь все шансы завоевать титул Господина Бэймина.

Нянь Дада от удивления округлил глаза.

— Он может стать господином Бэймином?!

— Нет, — сказал Тан Чжэнь, — на Темном Пути или все или ничего. Чтобы стать господином Бэймином, ему необходимо проложить дорогу (7) через останки своего предшественника. Но душу предыдущего Бэймина запечатал талантливый даою. Следовательно, теперь он ни жив, ни мертв. Титул, соответственно, тоже запечатан, и никто больше не может претендовать на него.

(7) 铺路 (pūlù) — обр. подготовить; создать условия.

У Нянь Дада не хватило духу слушать его рассказы. Он с тревогой спросил:

— Моему шишу чуть больше ста лет. Разве он может сравниться с повелителем демонов?

Услышав его слова, до этого молчавший Люлан, вдруг крепко сжал кулаки.

Тан Чжэнь ничего на это не ответил, он просто поднял голову и посмотрел вверх. Чэн Цянь все еще стоял на крыше. Юноша был потрясен. Половина кончика лезвия ледяного клинка почернела. Не сводя глаз с дракона, он поднял руку, чтобы вытереть кровь с уголка рта.

Один коготь этого зверя был размером с трех Чэн Цяней, и он нацелился ему прямо в голову. Чэн Цянь прыгнул вперед и собрал вокруг себя все рассеявшиеся по чайной ледяные осколки. Движение «Все или ничего» из стиля «Неприятные последствия» плавно слилось с волей меча, и Шуанжэнь точно вонзился острием между когтей дракона.

Тан Чжэнь похлопал Люлана по руке и тихо сказал:

— Не волнуйся. Он — острый клинок, выкованный Небесным Бедствием.