Камень сосредоточения души на дне чашки

— Камень в моем дворе? Ты уверен, что не ошибся? — с легким сомнением в голосе спросил Чэн Цянь.

После возвращения из башни Чжу-Цюэ, они остановились в небольшой чайной в маленьком городке, граничащем с Наньцзяном. Янь Чжэнмин тщательно перебрал все, что увидел в печати главы клана, отбросив только ту часть (1), о которой не стоило упоминать, и пересказал эту историю остальным.

(1) 掐头去尾 (qiā tóu qù wěi) — оторвать голову и отбросить хвост (обр. в знач.: убрать лишнее и оставить главное).

— В жаркие дни я использовал его как стол, когда переписывал священные писания. Я никогда не находил в нем ничего странного, — покачал головой Чэн Цянь. — Разве это не просто плоский камень? Я думал, что, самое большее, чем он мог бы быть — это приличных размеров нефрит.

Лужа с любопытством спросила:

— Неужели в этом мире действительно существует камень, способный исполнить любое твое желание? Третий шисюн, о чем ты думал, сидя за ним и переписывая тексты? Это сбылось?

Чэн Цянь задумался и замолчал.

В те годы он часто гадал, стоил ли этот камень хоть каких-нибудь денег. Он думал, что, если бы клан Фуяо разорился, он смог бы спустить его с горы и найти кого-нибудь, кто вырезал бы из этого нефрита что-то, что сгодилось бы на продажу.

… Но похоже, эта идея не могла стать реальностью.

Чэн Цянь сумел сохранить лицо, будто ничего и не произошло. Он спокойно сказал:

— Переписывая священные писания, мы должны избавляться от всех отвлекающих мыслей. О чем я мог думать?

Услышав это, Лужа преисполнилась восхищения. Самой ей никогда не удавалось сохранить свой разум ясным и свободным от мыслей.

— Твоему третьему шисюну было всего десять лет. Все, о чем он мог думать днями напролет, так это о владении мечом, о том, как выработать хороший почерк, и о том, как скорее достичь стадии поглощения Ци. Или, может быть, о том, чтобы Хань Юань не беспокоил его, когда лазал собирать птичьи яйца, и о том, чтобы наш дашисюн, курильница для благовоний, держался от него подальше… Ой, глава клана, дашисюн, я не это имел в виду, — вмешался Ли Юнь.

Под острым, как нож, взглядом Янь Чжэнмина Ли Юнь выдавил из себя улыбку и поспешно сменил тему.

— С незапамятных времен в мире существовал лишь один чудесный камень. Вряд ли он стал бы реагировать на подобную чепуху (2). Я думаю, так называемое «все, чего вы хотите достичь» должно быть чем-то, что находится за пределами человеческих возможностей.

(2) 鸡毛蒜皮 (jīmáo suànpí) — куриный пух и чесночная шелуха; выеденного яйца не стоит (обр. о мелком, неважном деле).

— Перестань выпендриваться, — перебил его Янь Чжэнмин. — Если ты действительно так много знаешь, тогда скажи мне, что такое «тайное царство трех существований»?

— Не пытайся меня спровоцировать. Я слышал об этом. — Ли Юнь откинулся на спинку стула, слегка вздернул подбородок и торжествующе произнес. — В мире существуют три тысячи больших тайных царств и шесть тысяч маленьких. Большинство из них и по сей день остаются неизвестными, за исключением тех, что обнаруживаются время от времени. Самые ранние записи о «тайном царстве трех существований» встречаются в трактатах о «Темном Пути»…

— Темный Путь? — растерялся Чэн Цянь. — Тот, о котором говорилось в книгах с первого этажа библиотеки? Я читал их в детстве. Там не упоминалось ни о каком «тайном царстве».

— Сначала позволь мне закончить. В большей части книг о Темном Пути записаны методы, отличные от праведных. Это не так интересно. Но последняя книга называется «Истории». Ты определенно не читал ее. — слегка покачал головой Ли Юнь. — Те записи действительно увлекательны. В них кроется множество легенд о великих темных заклинателях, о мести, о порожденной любовью ненависти, об обмане… и многом другом. Некоторые из них действительно хорошо написаны.

Чэн Цянь никак не мог понять, чем так гордился его шисюн.

— В этой книге также есть записи о мистическом «тайном царстве трех существований». Оно появляется в мире каждые три тысячи лет. Путь, что ведет к нему, нелегко найти, ведь он открывается только обреченным. Проблема в том, что такие места таят в себе большую опасность для тех, кто их находит, но они также могут даровать человеку великие блага. «Тайное царство трех существований» примечательно тем, что оно сводит всех «обреченных» людей с ума. Говорят, что внутри этого мистического места находится зеркало, способное рассказать вам о конце или о том, что вас больше всего волнует.

— Конец? — переспросила Лужа.

Это слово прозвучало довольно зловеще. Будто человек, о котором шла речь, не должен был дожить до старости.

Ли Юнь кивнул.

— Да. Например, тот, кто старается сделать все, чтобы достичь бессмертия, увидит себя стариком, стоящим на пороге смерти (3). Ему придется собственными глазами смотреть на противоположный результат своих трудов. Любой может представить себе, каково это. Это только звучит как пустяк. Но стоит тебе самому оказаться внутри, и ты уже не сможешь избежать влияния открывшейся тебе картины.

(3) 吹灯拔蜡 (chuīdēngbálà) — отдать концы.

Янь Чжэнмин нахмурился.

— Значит, тайное царство связано с «определенным человеком», это и есть проблема?

Он уже почти разобрался в причинах и следствиях происходящего. По какой-то неизвестной причине, учитель Тун Жу, их шицзу Тун Жу, случайно оказался в «тайном царстве трех существований». Исходя из того, что ему удалось услышать, он, должно быть, увидел конец клана Фуяо. После чего он сразу же поспешил к Сюй Инчжи, владыке башни Чжу-Цюэ. Сюй Инчжи рассчитал его судьбу, но это, казалось, больше походило на лотерею.

Впоследствии Тун Жу каким-то образом завладел камнем, исполняющим желания. Хотя великие звери из Долины демонов и владыка Гу пытались остановить его, но он настаивал на своем до тех пор, пока не сделался одержимым. Это повлекло за собой множество последствий. Наконец, как и предсказывал Сюй Инчжи, вопреки его желаниям, Тун Жу сам привел клан Фуяо к упадку.

— Второй шисюн, ты действительно знаешь все, — вздохнула Лужа, а затем ее голос изменился. — Но когда ты вернешь мне человеческий облик?

— Это…

Янь Чжэнмин раздраженно спросил:

— А как же те сорняки, которые ты собрал? Этого хватит, чтобы прокормить козу. Ты уже приготовил из них пилюли, избавляющие от яда?

— Я…

— Тогда приступай к делу, немедленно! — взревел Янь Чжэнмин. Резко отодвинув стул в сторону, он вскочил и направился прочь, бросив напоследок, — я немного вздремну. Не мешайте мне.

В каждом его слове чувствовался характер главы клана. Это заставило оставшуюся троицу в замешательстве переглянуться.

Услышав звук закрывающейся двери, Лужа стряхнула с перьев пыль и запрыгнула на стол, непонимающе осведомившись:

— Кто его разозлил?

Оба ее шисюна на мгновение задумались, словно спрашивая друг друга взглядом: «Это был ты»? Каждый из них пытался свалить вину на другого.

В конце концов, Чэн Цянь стал первым, у кого не выдержала совесть. Он почесал нос и смущенно сказал:

— Кажется, это был я.

— Что ты натворил? — в один голос спросили Лужа и Ли Юнь.

На самом деле, Чэн Цянь был смущен куда сильнее, чем они, он никак не мог этого объяснить. Дашисюн вдруг начал игнорировать его. Он не смотрел в его сторону и не отвечал на его вопросы. Когда он говорил, то либо опускал глаза, либо оглядывался по сторонам, либо делал вид, что о чем-то задумался. Проще говоря, он совершенно перестал обращать на него внимание.

Войдя в комнату, Чэн Цянь намеренно опустился рядом с ним. Его странный глава клана и, по совместительству, дашисюн чопорно сидел за столом с таким напряженным выражением лица, что его натянутую кожу можно было использовать в изготовлении поясов для штанов. У него на лбу словно были написаны слова: «держись подальше». Для полноты картины ему оставалось только спрятаться за веером и сказать: «Я продаю свои товары, но не себя».

Оставшиеся трое переглянулись. Все, что они могли прочесть на лицах друг друга, было: «с главой нашего клана снова что-то не так» или «глава клана как всегда капризничает». Так или иначе, им пришлось сдаться.

Ли Юнь отправился в уединение и за пару дней создал несколько бутылочек с противоядием. Никто не знал, для чего их можно было бы использовать, но лучше уж, чтоб они были, чем если бы их не было. В эти два дня Лужа чувствовала, что скрытая сила, мешавшая ей превратиться обратно в человека, начала ослабевать, поэтому она изо всех сил старалась совершенствовать свое птичье тело, работая куда усерднее, чем раньше.

Глава клана Янь проводил свои дни, не выходя из комнаты. Никто даже не видел его. Общался он только через дверь.

В том, что их дашисюн, безо всякой на то причины, закатил истерику, не было совершенно ничего необычного. Эта дурная привычка была у него с детства. Обычно, решением Чэн Цяня было спокойно сосредоточиться на своем самосовершенствовании и не обращать на него внимания, потому что уже через пару дней все приходило в норму.

Однако на этот раз Чэн Цянь чувствовал, что не может игнорировать его. Он снова и снова прокручивал в памяти то, что сказал ему Ли Юнь под знаменем истинного дракона.

В конце концов Чэн Цянь встал, оглядел безупречно чистую комнату, чайник с холодной водой на столе, и почувствовал, как же он на самом деле жалок. Он повернулся, распахнул дверь, и вскоре приземлился перед комнатой Янь Чжэнмина. Его движения были настолько легкими, что, когда он опустился на слегка изогнутую крышу, ни один лист или пылинка не сдвинулись с места.

Сегодня был пятнадцатый день по лунному календарю, праздник середины осени. Но в этом году он был полон сожалений. Ночное небо в Няньцзяне было таким чистым, а луна такой яркой, что, если смотреть на нее слишком долго, становилось больно глазам. Будь то горы вдалеке или деревья, что росли поблизости, их силуэты в ночи выглядели поистине изящными.

Когда он был ребенком, каждый праздник середины осени учитель брал их с собой, чтобы поклониться предкам и луне. Затем он отводил их в «Зал Неизвестности», где они делили пирожные и фрукты. В то время их Дашисюн уже считал себя взрослым, поэтому он постоянно просил учителя позволить ему попробовать свежеприготовленное вино. Однажды, Хань Мучунь обманул его, как ребенка. Прежде, чем наполнить чашку, он налил туда сироп из османтуса, затем подал ее Янь Чжэнмину и сказал, что это действительно вино.

Позже, дашисюн продолжил следовать этой привычке даже на острове Цинлун. Каждый раз, когда он пил, он смешивал вино со сладким сиропом из османтуса, иначе вкус был совсем не тот.

На бесконечном пути самосовершенствования ежегодные праздники были подобны опорным пунктам, пройдя которые, можно было смело перелистнуть страницу.

Однако, когда Чэн Цянь вспоминал об этом, он ощущал, что все его прошлые воспоминания, казалось, были скрыты за занавесью. Словно он смотрел на цветы сквозь густой туман.

Юноша ощутил, как у него кровь застыла в жилах.

Чэн Цянь внезапно спрыгнул с крыши.

К тому моменту хозяин, будучи уже в довольно преклонном возрасте, лег спать. В доме осталась только его дочь, занимавшаяся счетами. Когда Чэн Цянь внезапно появился перед ней, девушка вздрогнула. Его привычка игнорировать других людей произвела на нее неизгладимое впечатление, потому она побаивалась говорить с ним. Но сейчас, юная барышня робко подошла к нему и спросила:

— Молодой господин, чем я могу вам помочь?

— О… — едва эти слова слетели с его губ, Чэн Цянь тут же почувствовал себя глупо. Он замешкался на мгновение, затем улыбнулся, с некоторой долей самоиронии, и достал несколько монет.

— Барышня, пожалуйста, помогите мне купить кое-что.

Немного погодя Чэн Цянь, с двумя кувшинами вина и пакетом из промасленной бумаги в руках, уже вовсю стучал в дверь Янь Чжэнмина.

Из-за двери донесся нетерпеливый голос:

— Я в уединении. Что за шум?

Чэн Цянь впервые видел кого-то, кто отправлялся в уединение так внезапно.

Юноша молча стоял у входа и думал: «Почему это я должен быть с ним таким обходительным?»

Оглядываясь назад, он размышлял: когда это он так вежливо стучал в дверь комнаты Янь Чжэнмина? Когда это он так старательно успокаивал Янь Чжэнмина?

«Может быть, я тоже боюсь?» — решил Чэн Цянь.

Подождав еще немного, юноша начертил в воздухе тонкую линию и без труда открыл дверь. После чего, у всех на виду, он неторопливо приподнял подол своего ханьфу и без малейшего колебания вошел в комнату главы клана. Пока Янь Чжэнмин стоял с открытым ртом, Чэн Цянь небрежно, будто это было его собственное жилище, поставил на стол вино и пакет с угощениями, а затем сказал:

— Ты в порядке? Разве тебе уже недостаточно?

Янь Чжэнмин растерянно молчал.

Чэн Цянь взглянул на него, открыл пакет из промасленной бумаги, вынул несколько наскоро сделанных пирожных и откупорил один из сосудов. Из горлышка тут же пахнуло вином. В другом кувшине был сироп. Опасаясь, что сахар осел на дно, Чэн Цянь поднял кувшин и энергично встряхнул его. Затем он смешал их содержимое и позвал Янь Чжэнмина:

— Иди, поешь.

— Мне не нужна твоя благотворительность, — произнес Янь Чжэнмин.

—Ты действительно не хочешь попробовать? — ответил Чэн Цянь.

Янь Чжэнмин на некоторое время замолчал, а затем, без особого энтузиазма, подошел к нему.

Чэн Цянь встал и произнес:

— Я позову Ли Юня и шимэй…

— Эй, — Янь Чжэнмин потянул его назад. — Не надо их звать. Они были очень заняты в эти дни. Кроме того… после твоего ухода у нас не было привычки отмечать праздники. Садись и выпей со мной чашечку.

Поколебавшись мгновение, Чэн Цянь все же сел за стол, и принялся наблюдать за тем, как Янь Чжэнмин взял две чашки, наполнил их и пододвинул одну к нему.

— Ты сможешь это выпить?

— Да, — кивнул Чэн Цянь, — но я давно его не пил.

С другой стороны стола Янь Чжэнмин пристально смотрел на лицо Чэн Цяня. В пятнадцатый день месяца луна всегда светила слишком ярко. У Чэн Цяня возникло стойкое ощущение, что взгляд его дашисюна был необычайно глубок.

— Я заметил, что ты пьешь только чистую холодную воду. Поэтому я подумал, что из-за метода своего самосовершенствования ты не можешь пить или есть что-либо еще.

Чэн Цянь сделал небольшую паузу, а затем небрежно сказал:

— Я сформировал свой изначальный дух в камне сосредоточения души, поэтому у меня нет необходимости в пище. Хорошая еда и вино легко пробуждают желания. Они тревожат разум, это может стать фатальным при встрече с Небесным Бедствием. Потому я вынужденно отбросил все эти ненужные вещи.

В конце концов, у всех заклинателей смертное происхождение. Желания плоти будут преследовать их всю жизнь, особенно потребность в еде. Даже практикуя инедию, большинство заклинателей все еще сохраняли эту привычку из прошлого. Если бы они, в определенный момент, не очищали бы свой разум и не отказывались бы от желаний, они до сих пор оставались бы во власти смертных страстей.

Янь Чжэнмин кивнул. Существовало так много слов, которые он хотел сказать Чэн Цяню. Но юноша не знал, с чего начать, поэтому он мог только дуться и пить.

Чэн Цянь сделал маленький глоток из чашки. От вина там было только название. Сахарный сироп почти полностью подавил алкогольный привкус. Когда сладость достигла его лба, Чэн Цянь на мгновение почувствовал себя ошеломленным. Он поджал губы и поставил чашку на стол. Прошло некоторое время, прежде чем ощущение во рту исчезло. Казалось, будто это пробудило его заржавевшие чувства.

Из его груди по венам хлынул поток тепла. Мелко дрожа, Чэн Цянь вдруг отчетливо ощутил себя человеком. Это чувство, исчезнувшее на долгое время, снова вернулось.

— Сяо Цянь, ты так строг к себе… Это потому, что ты тоже ищешь небесный путь, стремясь достичь бессмертия? — внезапно спросил его Янь Чжэнмин.

Не понимая, с чего дашисюн так решил, Чэн Цянь немного растерялся, а затем ответил:

— Я никогда не думал об этом.

Янь Чжэнмин искоса посмотрел на него.

— Наш учитель однажды сказал, что вознесение и смерть ничем не отличаются друг от друга. Тогда я этого не понимал. Но теперь, думая об этом, я вижу, что, в обоих случаях это означает безвозвратный конец всех наших прижизненных отношений. Небесный путь так узок, так почему же мы должны тратить на него все наши усилия? Лучше уж жить как можно ярче, чтобы все были счастливы, — произнес Чэн Цянь.

— И быть… с нами навсегда? — мягко спросил Янь Чжэнмин.

— А почему бы и нет? — после стольких лет, проведенных вдали от суеты, Чэн Цянь, кажется, смог наконец согреться лишь сделав глоток самого слабого вина. Вдруг он перегнулся через стол, схватил Янь Чжэнмина за запястье и тихо сказал, — дашисюн, я знаю, что тебя беспокоит.

Янь Чжэнмин вздрогнул, едва не пролив содержимое чашки на стол, и его тело тут же напряглось. Но уже спустя мгновение он неловко стряхнул руку Чэн Цяня и пожаловался:

— Мы ведь уже взрослые. Перестань так внезапно прикасаться ко мне.

До этого хмурый Янь Чжэнмин, наконец-то немного успокоился. Он вздохнул и добавил:

— Все в порядке. Не думаю, что в этом есть какая-то проблема. Особенно для тебя.

Чэн Цянь потер кончиками пальцев чашку с вином и улыбнулся.

— Я знаю.

— Что ты знаешь? — Янь Чжэнмин громко рассмеялся и покачал головой. Когда он взял одно из пирожных, что принес ему Чэн Цянь, тревога в его сердце, наконец, улеглась. Он подумал, что в нынешней ситуации нет ничего плохого. Что бы ни случилось, Чэн Цянь никуда не денется. Он будет скитаться с Янь Чжэнмином по всем уголкам мира, пока они вместе ищут способ вернуться на гору Фуяо. Зачем тогда ему требовать большего?

Тоска, терзавшая его в течение двух последних дней, постепенно отступала. Янь Чжэнмин протянул руку и поддел ногтем твердую корку одного из пирожных. Не изменяя своим старым дурным привычкам, юноша произнес:

— Эй, сколько ты потратил на них? Они такие твердые, что их можно использовать как оружие. Как ты можешь это есть?

Чэн Цянь произнес с усмешкой:

— Если тебе не нравится, не ешь. Ты такой суетливый.

С этими словами он взял свою чашку и допил смешанный с вином сахарный сироп.

Как только вино достигло его горла, Чэн Цянь сразу же почувствовал, что что-то не так. К сожалению, он не мог выплюнуть содержимое чашки обратно, как бы сильно он об этом ни сожалел. Прежде чем Янь Чжэнмин ответил, он увидел, что Чэн Цянь внезапно замер, а затем протянул руку, будто силясь удержаться за что-то, как если бы он больше не мог сидеть на месте. Однако, не успев схватиться даже за край стола, Чэн Цянь внезапно рухнул на пол.

Как оказалось, это отродье, созданное из камня сосредоточения души, пьянел уже после одной чашки!

К сожалению, под яркой осенней луной не все могли оставаться такими спокойными.

В последние дни окружение избалованного сопляка делало почти все, чтобы найти своего внезапно пропавшего без вести молодого господина.

В ночь праздника середины осени башня Чжу-Цюэ была окружена людьми, нетерпеливо ждавшими, когда луна достигнет вершины киноварной крыши. Однако, стоявшие перед роскошной повозкой, два заклинателя изначального духа с тревогой ждали результаты расследования своих подчиненных.

Вдруг к старикам подошел мужчина средних лет. Он с достоинством кивнул им и тихо сказал:

— Старейшины, новостей нет… Молодой господин всем сердцем желал войти в башню Чжу-Цюэ. Неужели вы думаете, что в тот день он последовал за теми людьми?

Один из старейшин покачал головой.

— Разве ты не знаешь, что за воспитание у нашего молодого господина? Даже если бы он принес с собой редкие артефакты, у него не было бы ни единой возможности проникнуть в башню, как бы он того ни хотел. Продолжайте поиски! Увы, так как наш молодой господин покинул дом по своей прихоти, наш учитель приказал мне тщательно охранять его…

Прежде чем он закончил говорить, по толпе прокатился испуганный вздох. В момент, когда, по ежегодной традиции, двери башни должны были открыться, свирепый жар вокруг нее немедленно спал. Тяжелые створки со скрипом распахнулись, но оттуда никто не вышел. Внутри клубилось лишь облако темной энергии.

— Послушайте, кажется, в этом году с башней Чжу-Цюэ что-то не так …