Изо всех сил нести бремя ответственности

На противоположных сторонах острова Лазурного Дракона возвышались две горы. На гребне той, что находилась позади — густой лес отдалялся от морских волн. Человеческая фигура быстро пробралась сквозь чащу, двигаясь, словно порыв ветра, и направилась прямо к краю утеса.

Его ступни едва касались неровных выступов, когда он поднимался наверх, взгляд его остановился на «увядшей траве»¹, не имевшей ни цветов, ни листьев, растущей прямо у пропасти. Одним махом он выдернул ее с корнем, а потом подпрыгнул, сделал в воздухе сальто и вцепился пальцами в камень. Его рука напряглась, и он повалился на горный склон.

¹ Увядшая трава: 烏篷草 烏: «Ворона; Ворон; черный»; 篷: «парус лодки»; 草: «трава».

Движения этого человека были столь грациозны и проворны, что создавалось впечатление беззаботности. Только когда он приземлился, стало ясно, что это был юноша лет пятнадцати-шестнадцати. Он обернулся, окинул быстрым взглядом скалу, и со слабой улыбкой продолжил свой путь.

Только тогда гигантский орел, охранявший «увядшую траву», понял, что его сокровище украдено. Он тут же весь раздулся от гнева, взъерошил перья и закричал. Но, несмотря на свою злость, птица оказалась очень умна. Будто зная, что у него нет никаких шансов против преступника, орел на мгновение замер в нерешительности. В конце концов, он не стал бросаться в погоню. Прошло совсем немного времени, но фигура юноши уже бесследно исчезла в густом лесу.

Вдруг послышался протяжный и громкий мужской крик. Вздрогнув, гигантский орел взмыл в небо, стремясь убраться прочь от утеса. В ответ раздались другие голоса, сигнализирующие о засаде, явно подготовленной заранее.

Стаи птиц поднялись над лесом, их крики слились и превратились в гвалт, но стоило им улететь, как все сразу стихло.

Когда юноша услышал их, выражение его лица не изменилось. Он осторожно отряхнул корни «увядшей травы» от комьев земли, прилипших к ним, сунул растение за пазуху и дважды взмахнул обычным деревянным мечом, который держал в руке. Молодой человек прищелкнул языком. 

— Прилипчивые ублюдки². 

² «Прилипчивые ублюдки» здесь используется фраза «陰魂不散». В буквальном смысле это означает, что «душа умершего еще не рассеялась». В менее буквальном смысле это означает, что «влияние учения все еще остается». Чэн Цянь говорит, что Чжан Дасэнь и его люди были как злые духи, преследующие его и отказывающиеся оставить его в покое.

Это был никто иной, как Чэн Цянь.

Пять лет пролетели в одно мгновение. Тогда еще ребенок, теперь он вырос в лихого юношу. Верный благословению своего старшего брата, полученному им при их первой встрече в «Стране нежности», уродливым он не стал.

Внезапно, из леса появились четверо или пятеро человек. Они быстро окружили Чэн Цяня. Их предводитель не отличался приятной внешностью, его лицо было черным, как уголь. Это был Чжан Дасэнь.

До прибытия на остров Лазурного Дракона Чжан Дасэнь уже успел сформировать кое-какую основу для самосовершенствования, так что у него была неплохая репутация среди бродячих заклинателей. Его оружием была двуглавая алебарда. Еще во времена их первой встречи он слыл знатным гордецом, и с тех пор, как никчемные бродяги-заклинатели начали постоянно подлизываться к нему, он становился все более высокомерным.

— Это опять ты, сопляк, — за последние пять лет обида Чжан Дасэня на Чэн Цяня не только не уменьшилась, но и, казалось, стала еще глубже. В тот момент, когда он увидел Чэн Цяня, он не мог не стиснуть зубы. — Отдай мне это, сейчас же.

Чэн Цянь держал обе руки за спиной, деревянный меч висел у него на поясе, время от времени постукивая по ноге. На его лице застыло озадаченное выражение, будто он хотел сказать: «Я не понимаю, что тявкает эта собака».

Чжан Дасэнь всегда был из тех, кто любит угрожать. Если бы другие обменивались с ним оскорблениями, ему было бы намного спокойнее. Но каждый раз, когда он сталкивался с полным безразличием Чэн Цяня к мирским соблазнам, он всегда чувствовал себя настолько разгневанным, что мог мгновенно отрастить бороду. 

Один из мужчин, пришедших с Чжан Дасэнем, холодно улыбнулся Чэн Цяню. 

— Малыш, будь умницей, поторопись и отдай мне «увядшую траву». Если ты продолжишь сопротивляться, нам придется отбросить всякую вежливость.

Услышав это, Чэн Цянь немедленно повернулся к нему. Держа меч ровно, юноша с почтением склонил голову, а другой рукой уважительно сжал кулак. 

— Помилуйте, я не заслужил такой чести. 

Видя его нежелание сотрудничать, люди вокруг Чэн Цяня обменялись взглядами и, демонстрируя идеальную слаженность, немедленно бросились вперед.

Когда они атаковали, было легко определить, кто из них возглавлял нападение, кто был сторонником, кто предпочитал действовать скрытно, а кто должен был отрезать врагу пути к отступлению. Несмотря на брошенный ему вызов, Чэн Цянь оставался спокойным и собранным, демонстрируя свое мастерство.

Было очевидно, что обеим сторонам отлично знаком этот вид борьбы – один против множества.

Взмах двуглавой алебарды Чжан Дасэня поднял мощный вихрь, полностью заперев Чэн Цяня в кругу нападавших. Три человека приблизились почти вплотную, последний из них кружил позади юноши. С громким воем он обрушил свое оружие на спину Чэн Цяня. 

Чэн Цянь даже не обернулся. Деревянный меч в его руке был подобен проворной змее. Не теряя ни секунды, он с точностью заблокировал удар и прижал запястье подлого нападавшего, а затем, воспользовавшись им как опорой, подпрыгнул в воздух. От этого маневра опилки деревянного лезвия, срезанные противником, взметнулись вверх и немедленно разлетелись, как шипы.

Группа Чжан Дасэня поспешила отступить, их слаженность была нарушена. Воспользовавшись моментом, Чэн Цянь нашел брешь в барьере Ци, выставленном тремя нападавшими. Он поднял руку, чтобы ухватиться за ветку дерева, прыгнул и полетел вверх, как птица, только одежда развевалась позади.

Люди Чжан Дасэня хотели было броситься в погоню, но никто из них не был столь проворен, как Чэн Цянь. Когда они, наконец, пришли в себя, то поняли, что между ними и Чэн Цянем лежит пропасть.

Этот очень краткий пример был всем, в чем нуждался Чэн Цянь.

Движение «Сентиментальный ветер среди накатывающих приливов»³ подняло шум в высоких кронах, ветки и листья громко зашелестели. Чжан Дасэнь не мог свободно орудовать своей двуглавой алебардой в столь узком пространстве, потому получил удар аурой меча.

³ Сентиментальный ветер среди накатывающих приливов: 潮卷有情風
 潮: «прилив»; 卷: «бросать»; 有情: «чтобы быть ласковым, быть в любви»; 風: «ветер»

Проигнорировав преследователя с дубинкой, побеждающей демонов, Чэн Цянь попросту рухнул с воздуха. Стоило ему приземлиться, как он тут же вскочил и не сбавляя скорости ударил в корень большого дерева.

Есть поговорка: «Когда дерево падает, обезьяны разбегаются». Те, кто пытался победить Чэн Цяня, не успели среагировать. Обнаружив опасность прямо над головой, они в спешке повалились на землю. И, пока они боролись с густыми ветками, Чэн Цянь оказался уже далеко, и догнать его стало невозможно.

Уже стоя на приличном расстоянии, Чэн Цянь смахнул с одежды маленький листок и вежливо накрыл ладонью в кулак, как бы говоря Чжан Дасэню: «Прошу прощения за беспокойство, премного благодарен за Ваши наставления». 

Его фигура быстро растворилась в сиянии заходящего солнца, исчезнув без следа.

За последние несколько лет клан Фуяо полностью обосновался на острове Лазурного Дракона. К счастью, надоедливый Чжоу Ханьчжэн, что вечно беспокоил их, все еще исполнял обязанности защитника, поэтому, появившись однажды на первой лекции, он больше никогда не оскорблял их взор. 

Одним из двух главных защитников лекционного зала была Тан Ваньцю с горы Мулань. Чжоу Ханьчжэн, как и она, также не принадлежал к острову Лазурного Дракона. Но его происхождение скрывалось тщательнее, чем происхождение Тан Ваньцю, так что это не было чем-то, что мог бы легко раскопать Хань Юань.

Тан Ваньцю в спешке прибыла на остров Лазурного Дракона вместе с группой Янь Чжэнмина, когда Небесный рынок вот-вот должен был открыться, но Чжоу Ханьчжэн объявился даже позже нее. После первого дня в лекционном зале он поспешно покинул его.

Большинство мастеров, поднимавшихся на платформу после этого, были довольно сдержанны. Они приходили только для того, чтобы прочитать свои лекции, и уходили сразу же после того, как заканчивали говорить, почти не обращая внимания на аудиторию из бродячих заклинателей.

Янь Чжэнмин хорошо усвоил урок о том, как нужно себя вести. С тех пор, в дни открытия лекционного зала, они приходили туда еще до восхода солнца, чтобы занять менее заметное место. Они почти не разговаривали друг с другом, каждый из них медитировал, вырезал амулеты или читал руководство по фехтованию, ожидая прибытия остальных. После окончания лекций они снова молча уходили.

Со временем клан Фуяо был окончательно забыт теми, кто не был напрямую связан с ним. Юноши стали практически незаметными... О, конечно, Чэн Цянь был исключением. Чэн Цянь все реже и реже показывался на людях вместе со своими братьями, в основном предпочитая действовать самостоятельно.

Он все еще был недостаточно силен, поэтому не мог защитить весь свой клан. Он мог лишь привлечь на себя всю враждебность, которую другие испытывали по отношению к его братьям, неся это бремя в одиночку.

В прошлом году Янь Чжэнмин отправил большой корабль, чтобы вернуть младших адептов и девушек, что уже успели вырасти, включая Юй-эр, обратно в дом семьи Янь. В конце концов, они были простыми людьми. Пик их молодости продлится не больше десятилетия, и им не стоило растрачивать свои жизни впустую.

Лишь немногие из них, такие как Сюэцин и Чжэши, решили остаться сопровождать их в предстоящем долгом путешествии.

Большая толпа из клана Фуяо значительно поредела, поэтому все они решили перебраться в один двор и в действительности посвятили себя мирному самосовершенствованию.

Смены четырех времен года на острове Лазурного Дракона не существовало, так что было легко забыть, сколько времени прошло. Люди здесь часто утрачивали себя, стоило им только ослабить бдительность. В подобном месте легко терялся счет тому, сколько весен и осеней прошло за его пределами. 

За эти пять лет Янь Чжэнмин и Чэн Цянь, наконец, расшифровали все пять стилей владения деревянным мечом Фуяо, проведя множество дискуссий и обсуждений. Они передали руководство Ли Юню, который затем передал его Хань Юаню.

То ли потому, что «учение было лучшим способом учиться», то ли потому, что менталитет Янь Чжэнмина изменился, он, наконец, успокоился и стал более зрелым. То, на что он потратил восемь лет, чтобы обучиться менее, чем трем стилям, он, наконец, полностью освоил на острове Лазурного Дракона.

Даже Лужа выросла из ребенка, что только учился говорить, в юную девушку. Вероятно, потому, что еще до того, как она вылупилась из яйца, ей пришлось столкнуть с большим несчастьем, эта маленькая девочка была очень хладнокровной. Хотя точно было неясно, в кого она пошла. Как только она научилась говорить, Лужа больше никогда не плакала. Независимо от того, с какой проблемой она сталкивалась, она просто спокойно излагала ситуацию одному из своих братьев и использовала свою технику «бесконечной болтовни». Это был проверенный временем метод, не раз доказавший свою эффективность. До тех пор, пока она могла достаточно раздражать кого-то из своих братьев, ее желания всегда исполнялись.

Из-за этого юноши много раз втихаря обсуждали таинственную родословную Королевы монстров. Они верили, что она вполне могла являться воплощением майны. Иначе, как еще она могла произвести на свет такое болтливое яйцо?

С безжизненной на вид «увядшей травой» Чэн Цянь вернулся во двор. Стоило ему подойти ко входу, как его лицо против воли исказилось – ранее, когда он был в лесу, один из людей Чжан Дасэня ударил его по спине дубинкой, побеждающей демонов. Тогда он не успел увернуться. Теперь на его коже, скорее всего, красовалась «метка сороконожки», причинявшая ему сильную боль при малейшем движении. 

Чэн Цянь хотел было обернуться, чтобы посмотреть, но стоило ему слегка пошевелить шеей, как он почувствовал, что его спина вот-вот расколется надвое. Ему оставалось лишь поблагодарить судьбу за то, что в этот день он был одет в темную одежду и мог спрятать эти следы.

С некоторым трудом придя в себя, Чэн Цянь, наконец, вошел. Он все еще казался немного напряженным. 

Маленькая Лужа стояла во дворе с несчастным лицом. Кто-то нарисовал у ее ног круг из заклинаний, превратив землю в клетку, призванную удерживать ее на месте. Тонкая и тесно связанная резьба, требовавшая минимального количества штрихов, скорее всего, являлась работой старшего брата. Из метода обучения их младшей сестры можно было сделать вывод о том, что глава клана был строг с другими, но снисходителен к себе.

На шее Лужи висел свиток. Это были те же самые писания «О ясности и тишине», что заставляли ее братьев желать смерти много лет назад. Эта штука была для них поистине пагубной вещью, чье влияние уходило корнями в далекое прошлое. Говорили, что у Хань Юаня, при одном лишь взгляде на нее, начинала болеть голова.

— Третий брат! — Лужа выглядела так, словно увидела своего спасителя в лице Чэн Цяня. Она поспешила окликнуть его. — Третий брат, помоги!

Чэн Цянь бросил на нее быстрый взгляд и подошел ближе. 

— Ли Юнь в комнате?

С сердцем, полным надежд, Лужа поспешно кивнула головой.

— Да, да, второй брат — это…

Из дома неподалеку послышался голос Ли Юня.

— Почему ты вернулся так поздно, что ты там делал?

Чэн Цянь издал в ответ неопределенный звук. Не заботясь о Луже, он повернулся на слова брата.

Лужа вскрикнула: 

— Ах! Третий брат, не уходи, выпусти меня, мне нужно в уборную, я сейчас обмочу штаны!

Она использовала этот трюк так много раз, что никто из ее братьев больше не попадался на него. Чэн Цянь покачал головой. Вдалеке распахнулось окно. Ли Юнь высунул голову и безжалостно ответил девочке:

— Сделай это, только не забудь прибрать за собой.

Лужа была в шаге от того, чтобы разреветься.

— Нет! Второй брат, третий брат, я еще так молода! Я не хочу заучивать эти трудные писания! Ты не можешь так обращаться со мной, наш учитель на небесах будет убит горем!

Чэн Цянь не мог пошевелить головой, поэтому ему пришлось развернуться полностью. Он улыбнулся ей и ласково проговорил: 

— Он не будет плакать, маленькая сестричка. Учитель обращался с нами точно так же.

Надежды Лужи были разрушены.

Проигнорировав ее завывания, Чэн Цянь прошел прямо в комнату Ли Юня и закрыл за собой дверь, чтобы не слышать шума. Когда он обернулся, то сразу же сменил позицию и заговорил в пользу сестры.

— Ей всего шесть или семь лет, почему ты так жесток с ней? Эти заклинания дело рук Императрицы, не так ли? В прошлом наш учитель никогда не запирал его в Традиционном зале.

Комната Ли Юня была полностью заполнена клочками бумаги и перепутанными книгами, духовными травами и амулетами, разбросанными повсюду. Услышав эти слова, Ли Юнь высунул голову из кучи мусора и сказал: 

— У нашего клана нет верного метода совершенствования, но мы научились поглощать Ци примерно в то же время, что и другие заклинатели. Подумай об этом. В прошлом наш старший брат только и делал, что игрался, но уже через три-четыре года он начал с успехом прогрессировать. Как ты думаешь, почему так?

Чэн Цянь задумчиво произнес:

— Но ведь дело не в писаниях?

— Не говори так, — Ли Юнь достал из какого-то угла схему меридианов. На ней были круги и точки, оставленные повсюду заметки, от которых у Чэн Цяня начала пульсировать голова. 

— Несколько дней назад я обнаружил, что в писаниях «О ясности и тишине» может быть сокрыта какая-то тайна.

Только тогда Чэн Цянь понял, что все эти годы он был так непочтителен к «Священным писаниям о ясности и тишине, скрывающим какие-то тайны». Он тут же спросил: 

— Какая тайна?

— Я пока этого не знаю, — беспечно отозвался Ли Юнь, — это то, что хранилось в нашем клане тысячелетиями, разве я могу так быстро найти ответ? Я заставил Лужу читать их, ради эксперимента.

Чэн Цянь промолчал.

Когда он выглянул в окно, то увидел Лужу, «ради эксперимента» сидевшую в кольце заклинаний с уныло опущенной головой и поджатыми губами. В руках она вертела священные писания. Ее фигура была настолько жалкой, насколько это вообще было возможно.

Чэн Цянь вздохнул.

— Ладно, это не впервые, когда ты используешь нас, чтобы «что-нибудь попробовать». Она ничего не потеряет, просто читая все это, но... как насчет ее чудовищной ауры?

Ли Юнь с досадой почесал затылок. 

— Я как раз собирался сказать тебе об этом. Она становится все больше и больше, эти заклинания, возможно, не смогут долго сдерживать ее. Так как мы собираемся приготовить снадобье, мне все еще нужна «увядшая трава». Я искал ее весь прошлый год, но так и не смог найти. Если с этим действительно ничего нельзя поделать... Мне придется придумать способ продолжить поиски за пределами острова.

Услышав это, Чэн Цянь улыбнулся ему.

Ли Юнь смутился: 

— Что?

Чэн Цянь сунул руку за пазуху, вытащил небольшой бумажный пакет и положил его на стол. Кончик сухой травы выглядывал из обертки.

Когда взгляд Ли Юня упал на сверток, он невероятно удивился. Он схватил растение в руки, и его голос дрогнул от переизбытка эмоций.

— Где ты это взял? Это основной ингредиент для снадобья поглощения энергии. Если что-то подобное есть на острове, люди должны были обнаружить его, как только оно впервые проросло... Подожди-ка.

— М-м-м, я его нашел, — отмахнулся Чэн Цянь, — хватит спрашивать. Все хорошо, пока ты можешь его использовать. Я пойду.

Закончив говорить, он повернулся, собираясь уйти, но Ли Юнь вдруг схватил его за плечо. Чэн Цянь немедленно подавил стон, боль от легкого прикосновения едва не заставила его упасть.

Ли Юнь был практически вне себя.

— Подожди! Что случилось?

В последние годы, по мере того как Чэн Цянь рос, его «плохая привычка» в этом отношении также становилась все более и более очевидной. Если он что-то и пронюхал, то не стал бы обсуждать это с другими и в ближайшие дни сам бы обо всем позаботился, так что, раны на его теле стали почти постоянным явлением.

Он лишь тайком приходил за лекарствами и ничего не говорил, даже когда его спрашивали. Только потому, что он часто полагался на Хань Юаня, способного выведать у кого-то какую-либо конкретную информацию, Янь Чжэнмин и другие могли понять: что он делает, его причины и кому он перешел дорогу.

— Ничего... Ой. — Чэн Цянь подавил боль и слегка пошевелил плечом, чтобы Ли Юнь мог это увидеть. — Возможно, я встал сегодня не с той стороны кровати, к тому же, по мне немного постучали дубинкой. Не говори Императрице, я не хочу, чтобы он ворчал…

Говорят, что днем нельзя ругать людей, а вечером – призраков. Прежде чем Чэн Цянь закончил фразу, занавеска на двери во внутренние покои слегка шелохнулась. Грациозно, держа в руке книгу, вошел Янь Чжэнмин.

Янь Чжэнмин посмотрел на него с фальшивой улыбкой и спросил.

— О ком ты говорил?

— Кхм... Старший брат.

К счастью, Янь Чжэнмин, казалось, не был заинтересован в продолжении этого вопроса. Он переложил старую книгу в другую руку и повернулся к Ли Юню.

— То, о чем ты упомянул ранее. Я действительно планировал вернуться на гору Фуяо в ближайшем будущем. Недавно я кое-что понял, поэтому решил поискать подтверждение в наших древних записях. Даже при том, что в нашей библиотеке царил беспорядок, и вещи никто никогда не сортировал, мы могли бы найти там некоторые сведения, унаследованные нашим кланом. Кроме того…

Он слегка нахмурился

— В прошлом году я увидел, что Юй-эр и другие успели подрасти, поэтому я отослал девочек обратно. В то же время я попросил их доставить письмо домой, но ответа до сих пор не последовало. Остров Лазурного Дракона не запрещает отправлять и получать письма. За все это время от них не было ни малейшей весточки, может быть, что-то случилось в дороге. Я хочу вернуться туда и все проверить.

— Но тебе, вероятно, не позволят так свободно покинуть остров после того, как ты вошел в лекционный зал. – тихо пробормотал Ли Юнь. — Как насчет того, чтобы Сюэцин или Чжэши отправились вместо тебя? Я слышал, что Сюэцин обрел чувство энергии некоторое время назад? Неужели он не сможет войти в библиотеку?

— Не каждый, кто способен чувствовать энергию, может войти в библиотеку. Тогда медная монетка и я были ведомы самим мастером, — Янь Чжэнмин покачал головой, — забудь об этом, мы не спешим разобраться с методом совершенствования нашего клана прямо сейчас. В будущем, когда мы вернемся, у нас будет много времени на это. Я позволю Сюэцину отправить письмо домой и съездить к горе Фуяо, чтобы проверить, как обстоят дела.

Пока они обсуждали это, Чэн Цянь собрался было сбежать без их ведома. Но не успел он дойти до выхода, как в комнату ворвался Хань Юань и чуть не приложил его дверью по носу.

— Эй-е, Сяо-Цянь, что ты здесь делаешь! — Очень открыто объявил он о местонахождении Чэн Цяня, после чего последовало еще одно громкое восклицание. — Старший брат, у меня есть две замечательные новости!

Янь Чжэнмин бросил на Чэн Цяня резкий взгляд, отступил на шаг, нахмурился и слегка поднял руки.

— Говори медленнее, ты меня слюной забрызгаешь.

Хань Юань коротко и беззаботно рассмеялся, сообщив: 

— Уголька Чжана кто-то избил. Его лицо распухло, как маньтоу, даже шеи больше не видно.

Взгляды Янь Чжэнмина и Ли Юня непроизвольно обратились к Чэн Цяню. Чэн Цянь только сухо кашлянул и сделал вид, что смотрит на пейзаж за окном.

— Кроме того, — продолжал Хань Юань, — в порт прибыл большой корабль. Я навел справки. Кажется, тот симпатичный мужчина по фамилии Чжоу вернулся.

Чжоу Ханьчжэн?

В конце концов Чэн Цянь отказался от своих планов уйти. Он прислонился к двери и молча стоял в стороне, бессознательно положив ладонь на свой деревянный меч.

— В прошлом он вернулся к открытию лекционного зала, и я предполагаю, что на этот раз на острове тоже должно произойти что-то важное, — уверенно сказал Хань Юань.

Каждый раз, когда он сообщал о чем-нибудь, он всегда мнил себя рассказчиком. Трое его братьев не желали потакать ему, поэтому Хань Юань мог только насмешливо улыбнуться и сказать:

— Я слышал, что лекционный зал собирается провести грандиозное соревнование. Победители удостоятся чести войти во внутренние залы, предназначенные для учеников острова Лазурного Дракона, чтобы продолжить свои тренировки.