Самый счастливый и одновременно самый болезненный момент.

Нефритовая мгла стелит глаза, и нет ни проблеска надежды* 

Безмятежная долина источала необычную ауру.

В прошлый раз, когда Чэн Цянь вошел в эти земли, он был еще невежественным ребенком, который понятия не имел, как здесь оказался. Теперь же он намеренно искал это место, но в итоге, юноша целый день провел, петляя кругами, словно путник, попавший в ловушку призраков, вынужденный снова и снова возвращаться обратно к исходной точке.

Когда-то давно смерть учителя так сильно поразила его, что все случившееся потом, то, как он забрал Лужу и они вместе пытались сбежать из долины, превратилось в смутные воспоминания. Он помнил только то, что, несмотря на трудности, ничто в этих краях не представляло для них угрозы, не считая диких зверей. 

Однако теперь, самый жестокий и несравненный в мире меч Шуанжэнь жался к нему, словно испуганный ягненок.

Чэн Цянь молча окутал себя аурой изначального духа и принялся читать священные писания «О ясности и тишине». Затем он начертал перед собой заклинание и слегка потер глаза, заставляя их вспыхнуть морозным светом. Демонические уловки не могли обмануть взгляд, усиленный изначальным духом. Однако Чэн Цянь все равно хмурился, осматриваясь вокруг.

Долина выглядела такой мирной, что это даже пугало. 

Горы были подобны драгоценным камням, а зелень казалась потрясающе свежей. Но вокруг не было ни следа темной энергии, более того, не было и живой Ци. 

Со всех сторон не доносилось ни звука. Чэн Цянь чувствовал себя так, словно попал в картину. 

В полной тишине, Чэн Цянь сел и изо всех сил попытался успокоить поднимавшуюся в сердце тревогу. Вдруг, юноша вспомнил одну из очень странных фраз, сказанную когда-то Хань Мучунем. Учитель говорил, что их старший наставник «сражался в битве, распростершейся от горы Фуяо до Безмятежной долины, лежавшей в двухстах ли от нее».

Но почему она называлась «Безмятежной»?

Разве воинам мало было горы Фуяо, чтобы показать свою силу?

В детстве Чэн Цяню недоставало знаний. Он был плохо знаком с миром заклинателей и думал, что призраков можно повстречать только если отправиться бродить по улицам ночью. Позже, когда он уже сформировал изначальный дух и столкнулся с Небесными Бедствиями, он смутно ощутил, что некая сила присутствовала повсюду. У всего в этом мире была другая сторона, скрывавшая за собой истинный облик. 

Но что скрывалось за Безмятежной долиной?

Было ли их попадание сюда простым совпадением?

По мере того, как темнело небо, сияющая как драгоценный камень аура долины постепенно рассеивалась. В шуме ветра слышались бесчисленные шорохи, будто мимо сидящего на земле юноши проходили целые толпы людей. 

Когда последний солнечный луч исчез за горой, Шуанжэнь внезапно зажужжал. 

Вздрогнув, Чэн Цянь открыл глаза, но все, что он увидел перед собой, было всего лишь фигуркой одетого в лохмотья смертного ребенка.

Ребенок был тощим, как палка. Казалось, он никогда в своей жизни не ел досыта. Его голова выглядела несоразмерно большой по сравнению с остальным телом. На вид мальчику было не больше семи или восьми лет. Когда он улыбался, было заметно, что ему недоставало нескольких зубов. 

Ребенок присел на корточки неподалеку от Чэн Цяня. Он подождал, пока юноша откроет глаза, а затем вздернул подбородок и рассмеялся. 

Десятилетиями Чэн Цянь находился в уединении в ледяном озере долины Минмин, потому его тело постоянно источало морозную ауру, заставлявшую незнакомцев держаться от него подальше. Если он не пытался ее скрыть, юношу начинали бояться не только смертные, но и заклинатели. 

Однако дитя перед ним, похоже, не испытывало страха. Напротив, ребенок с любопытством ткнул грязным пальцем в покрытый инеем Шуанжэнь. Но, кажется, меч показался ему слишком холодным, потому что он тут же отстранился и скривившись, спросил: 

— Господин сюцай¹, почему ты сидишь здесь и спишь?

¹ При танской династии существовала система чиновничьих экзаменов. По этой системе кандидатам присваивались следующие степени: сюцай (выдающийся талант), минцзин (знаток канонических книг), цзюньши (даровитый ученый) и т.д. 

С минуту помолчав, Чэн Цянь ответил: 

— Я не сюцай.

— О, так господин цзюйжэнь²? — глаза ребенка стали еще больше. — Мой отец говорил, что только ученые носят длинные одежды. Крестьянам приходится работать на полях, поэтому они не могут позволить себе такие вещи.

² В начале эпохи Сун (960-1279) система государственных экзаменов приобрела трехступенчатый вид. В своем окончательном варианте по итогам сдачи экзаменов присваивались следующие степени: шэнъюань или сюцай  — обладатель диплома первой степени. Аньшоу — шэнъюань с лучшим результатом; гуншэн — старший лиценциат и цзюйжэнь — обладатель диплома второй степени.

Трудно было объяснить что-либо невежественному ребенку, поэтому Чэн Цянь мог только молчать и улыбаться. 

Мальчик вновь одарил его ответной улыбкой, демонстрируя недостаток зубов, и произнес: 

— Меня зовут Эрлан.  Ты идешь в долину? Мой дом там.

С этими словами он указал куда-то в сторону, и Чэн Цянь вздрогнул. С каких это пор в Безмятежной долине живут люди?

Снова взглянув на ребенка, Чэн Цянь почувствовал, что с ним действительно что-то не так. Ухватившись за эту мысль, он встал и последовал за подпрыгивающим малышом.

Как ни странно, вскоре извилистая тропа сменилась узкой дорогой, по которой они вполне могли пройти вдвоем. 

Но идти с Эрланом оказалось не так-то просто. Порой мальчику хотелось поохотиться на светлячков, а иногда он присаживался на корточки, чтобы сорвать цветы. По пути он то и дело подбирал маленькие камешки и бросал их в канаву или хватался грязными руками за одежду Чэн Цяня. Кроме того, он безостановочно болтал.

— Раньше я жил в другом месте, а потом случилась беда. Мой отец умер. Мать больше не хотела заботиться обо мне, поэтому я, дедушка и многие наши соседи из деревни перебрались сюда.

Вдруг, в душе Чэн Цяня возникла смутная догадка. Он спросил:

— Что за беда?

— Понятия не имею, — сказал Эрлан. — Я плохо понял. Мой дедушка сказал, что это было наказание, посланное бессмертными или что-то в этом роде. Бессмертные такие ужасные. Господин цзюйжэнь, а где твой дом? Ты ведь очень важный чиновник, да?

Чэн Цянь на секунду засомневался, но ребенок, казалось, и не ждал от него ответа. Болтая, мальчик бесстрашно схватился за меч Чэн Цяня, затем поднял глаза и внезапно заговорил серьезно, как взрослый: 

— В таком случае ты должен постараться стать честным чиновником!

Рука Чэн Цяня слегка дрогнула.

Из-за его метода самосовершенствования температура тела юноши была намного ниже, чем у обычных людей. К тому же, он носил с собой ледяной клинок. Однако Чэн Цянь чувствовал, что этот ребенок, похоже, не боялся холода. 

Чэн Цянь посмотрел вниз, и Эрлан тут же одарил его своей беззаботной беззубой улыбкой. Однако на шее мальчика и на неприкрытых одеждой участках кожи, виднелись ярко-красные отметины.

Говорят, что такие отметины бывают лишь у тех, кто замерз насмерть.

Вдруг, Чэн Цяня словно осенило. Лишь в месте вечного покоя можно было быть свободным от печалей человеческого мира. 

Он немного помолчал и, понизив голос, спросил: 

— Ты не замерз?

Услышав это, Эрлан снова улыбнулся и покачал головой. 

— Напротив, мне жарко!**

На лице мальчика сияло беззаботное выражение, но его кожа казалась бледной до синевы.

Вдруг, откуда-то донесся тихий голос старика: 

— Эрлан, немедленно возвращайся домой!

Услышав это, Эрлан тут же отпустил руку Чэн Цяня и бойко ответил:

— Иду!

Он покружился на месте и сказал Чэн Цяню: 

— Меня зовет дедушка. Господин цзюйжэнь, если тебе куда-то нужно, ты должен найти того, кто подскажет тебе дорогу.

Сказав это, мальчик развернулся и вприпрыжку побежал прочь, напевая какую-то деревенскую песенку.

Но было в его образе еще кое-что, что сильно насторожило юношу. У ребенка не было тени. 

— Эй, — внезапно окликнул его Чэн Цянь. Эрлан обернулся и посмотрел на него широко раскрытыми глазами человека, свободного от мирской суеты.

Чэн Цянь остановился и оперся на Шуанжэнь, забравший бесчисленное количество душ. В темноте ночи он казался статуей прекрасного божества. 

— Когда я был ребенком, меня тоже звали Эрлан.

В это самое мгновение, он словно собственными глазами увидел, как в хаосе полной чувств и страстей жизни пересекаются человеческие судьбы.

С тех пор, как его изначальный дух вошел в камень сосредоточения души, он почти забыл о радостях и печалях этого мира.

Эрлан удивленно посмотрел на него, почесал лохматую голову, улыбнулся и убежал.

Чэн Цянь тихо выдохнул. Его сердце наполнилось тоской. Если это был тот самый край, куда стекались души умерших, то…

Он превратился в тень и, словно ветер, пронесся сквозь красивую, но безжизненную деревню, держа путь прямо в глубь долины.

По пути он не заметил никаких признаков пребывания в этих краях тигров и волков, рыскавших здесь в те времена, когда они с Лужей пытались найти выход. Чэн Цянь понял, что в те годы он был всего лишь слабым ребенком, а дикие звери, что так сильно напугали его, обычными кошмарами. 

На этот раз Чэн Цянь не заблудился. Он быстро нашел то место, где находились останки Тун Жу.

Стояла ночь новолуния. Озаренное светом бесчисленных звезд небо было хрустально чистым. Старые кости совсем не казались юноше страшными. Наоборот, они словно лучились умиротворением. Чэн Цянь почувствовал смутную связь между Шуанжэнем и человеческими останками перед ним.

В этот момент пейзаж перед его глазами внезапно изменился, будто кто-то резко раздернул плотный занавес. 

До ушей Чэн Цяня донесся тихий голос. Он спросил: 

— Какой самый счастливый момент в твоей жизни? Какой самый болезненный момент? Почему ты так стремишься идти по этому пути? Сожалел ли ты о чем-либо в последние годы?

Этот голос показался Чэн Цяню знакомым, но юноша никак не мог вспомнить, где он мог его слышать. Но уже через несколько мгновений Чэн Цянь увидел своего, так похожего на ласку, учителя. Старик нес на руках его детское «Я», спеша поскорее укрыться от дождя и все время о чем-то бессвязно бормотал. А потом он увидел полуразрушенный храм. Ребенок с перепачканным сажей лицом поднял голову и удивленно посмотрел на него. В руках он держал курицу нищего, с которой только что снял запекшуюся глиняную корку…

Вдруг, прямо перед ним появилась длинная тропа. Тропа превратилась в гору Фуяо. В богато украшенной «Стране нежности» восседал надменный юноша. Он приказал своей служанке дать детям по горсти конфет с кедровыми орехами. Но едва переступив порог комнаты, маленький Чэн Цянь, еще не достигший и половины роста взрослого человека, с презрительным выражением лица отдал конфеты своему беззаботному младшему брату, которого он считал таким же невыносимым. 

Словно в бреду, Чэн Цянь шагнул вперед, взял пакетик кедровых конфет и поспешно сунул одну в рот. Острая сладость на языке пробудила его чувства. Чэн Цянь, давно не пробовавший никакой еды, слегка опешил.

Не удержавшись, он пропустил спускавшегося по лестнице ребенка и медленно подошел к юноше, требовавшему, чтобы его волосы расчесывали не менее восьми раз на дню. Он наблюдал, как этот избалованный юный господин распоряжался своими служанками. В этот момент что-то внутри Чэн Цяня сломалось, и чувства затопили его с головой. 

Он внезапно шагнул вперед и обнял мальчика так, будто держал в руках самое ценное сокровище в своей жизни. 

В столь юном возрасте старший брат Чэн Цяня еще не до конца сформировался. Мальчик был стройным и тонким. Янь Чжэнмин казался меньше своих сверстников и был ощутимо ниже Чэн Цяня.

Чэн Цянь слегка приподнял голову и положил подбородок мальчику на макушку. На мгновение его взгляд затуманился.

Это был самый счастливый и одновременно самый болезненный момент в его жизни. 

Чэн Цянь посмотрел на себя, обнимающего человека, по которому скучал больше всего на свете, и отчетливо понял, в чем же на самом деле заключался смысл его жизни. В то же время он понял, что все это лишь иллюзия, и что все его надежды так же тусклы, как лучи закатного солнца. Время течет вперед, смерть неизбежна.

Вдруг, до его ушей донесся тихий вздох, и руки Чэн Цяня опустели. Подняв глаза, он увидел, что все иллюзии исчезли. Мучунь чжэньжэнь стоял перед ним уже бог знает сколько времени. Чуть дальше сидел Господин Бэймин. Тун Жу. Его конечности были скованы черными, как смоль, цепями, и все его тело было окружено сферой белого света. Многочисленные клинки появлялись прямо из сферы, раз за разом безжалостно вонзаясь в его плоть. Однако он продолжал все также мирно сидеть рядом со своим скелетом и, казалось, совершенно не чувствовал боли.

— Учитель? Старший наставник? Это… — спросил Чэн Цянь.

Тун Жу кивнул ему издалека и ответил: 

— За все те непростительные поступки, что я совершил, после смерти я должен быть предан казни тысячи клинков. Надеюсь, это не выглядит слишком кроваво? 

Чэн Цянь растерянно промолчал.

 Мучунь чжэньжэнь, находившийся в своем истинном обличье, лукаво улыбнулся Чэн Цяню и знаком велел юноше подойти поближе. 

— Даже будучи взрослым, ты все еще ходишь с этим каменным лицом. Совсем не мило, — сказал он. 

— Значит, привычка моего старшего брата каждый день находить все новые и новые неприятности — это мило? — мягко произнес Чэн Цянь.

— Если он так сильно тебя раздражает, то, что же ты так крепко в него вцепился, не желая отпускать? — улыбнулся Мучунь чжэньжэнь.

Чэн Цяня нахмурился и закрыл глаза. После долгого молчания он тихо сказал: 

— Действительно, это было слишком самонадеянно с моей стороны.

Улыбка Мучунь чжэньжэня исчезла. Он хотел было по привычке погладить Чэн Цяня по голове, но, подняв руку, осознал, что его ученик стал выше, и теперь Мучуню не так-то просто было дотянуться до него, как раньше. На секунду он даже смутился. 

Чэн Цянь тихонько отодвинул Шуанжэнь в сторону и опустился на колени.

— Как тебе удалось сюда попасть? — наконец, спросил Хань Мучунь.

— Безмятежная долина — царство мертвых, стоящее среди мира людей, — небрежно произнес Тун Жу. — Заблудшие души со всего мира приходят сюда, чтобы затем исчезнуть. Но есть и те, кому нет места ни среди живых, ни среди мертвых. Они вынуждены ждать здесь, пока их души полностью не сгниют, превратившись в землю под ногами. Обычно, живые не могут сюда войти. Когда два великих зла, я и Поглощающая души лампа, сошлись в смертельном бою, то недоделанное заклинание слежения, наконец, заработало. Эти двое были детьми и, следовательно, не считались полноценными людьми, поэтому их и занесло сюда. Но тело этого юноши не из плоти и крови, так что ему не составило труда попасть в долину. 

Чэн Цянь печально улыбнулся. 

— Моя душа все еще пребывает в этом мире, но моего тела здесь действительно больше нет. Я больше не могу сказать, что «действую по велению сердца».

Мучунь чжэньжэнь бросил на него пронзительный взгляд и спросил: 

— Малыш, зачем ты пришел сюда, в Безмятежную долину?

И Чэн Цянь рассказал ему все от начала до конца.

— О, — Хань Мучунь не изменился в лице. Мгновение спустя он заговорил, и от каждого оброненного им слова в жилах стыла кровь: 

— Я думал, ты пришел сюда, чтобы проведать мою могилу. Но, как оказалось, ты здесь лишь для того, чтобы ее раскопать. 

Чэн Цянь молчал.

Сказать по правде, все было именно так. 

Хань Мучунь сложил руки на груди и жалобно произнес:

— Увы, лучше уж держать собак, чем воспитывать таких учеников. Все они в итоге вырастают в неблагодарных ублюдков. 

Сидевший неподалеку Тун Жу с улыбкой сказал:

— На самом деле, заклинателям меча из клана Фуяо не нужны никакие артефакты. Их проводник на этом нелегком пути — обычный деревянный клинок. Мастер для них словно украшение, и, конечно же, здесь не может быть и речи ни о каком постороннем воздействии. Если ты хочешь поговорить о проводнике, то нет ничего, кроме деревянного меч клана Фуяо. Что? Разве ты уже забыл свои первые шаги? Каково это было позволить мечу направлять тебя? 

Когда ученик клана Фуяо впервые брал в руки деревянный клинок и полностью погружался в практику, изучая первые комичные движения, оружие являло ему волю меча. Чэн Цянь повернул голову и неожиданно кое-что осознал.

Тун Жу тихо рассмеялся, и цепи, сковавшие его руки, глухо лязгнули. 

— Тебе пора идти. Не возвращайся сюда больше. Если ты придешь снова, боюсь, нас ты здесь больше не встретишь.

Ему нигде не было места. Ни среди живых, ни среди мертвых. Ему оставалось только сидеть здесь и ждать, когда его кости сгниют и превратятся в почву под корнями деревьев. 

Чэн Цянь не удержался и спросил: 

— Старший, ты и вправду вошел в тайное царство трех существований?

Уголки глаз Мучуня слегка дернулись. Казалось, в словах Чэн Цяня было что-то болезненное. 

— Да, я был там, — выражение лица Тун Жу, напротив, осталось неизменным. Он был похож на старого монаха, предававшегося глубокой медитации. — Потом я решил поговорить об этом с Сюй Инчжи. Он сделал для меня три дурных предсказания, посоветовав повиноваться воле небес и смиренно ждать смерти. Тогда я понял, что дружба с такими как он не имеет никакого смысла, поэтому, вернувшись, я отдал печать главы клана Сяо… твоему учителю и отправился в «Башню отсутствия сожалений».

— Отсутствия сожалений… что это?

— Когда пойдешь туда, откуда нет возврата, не оглядывайся назад. Башня отсутствия сожалений — это место, где мать способна отдать своего ребенка, ни проронив ни слезинки. Ах, оно также известно, как «Башня внутреннего демона», — произнес Тун Жу. — Гора Фуяо действительно священное место. Ты, должно быть, уже слышал об этом. Легенда гласит, что когда-то один могущественный заклинатель вознесся, вошел в пределы трех царств и принес в этот мир гору, призванную охранять Башню внутреннего демона. Гора стала барьером между миром людей и миром чудовищ. Родословная нашего клана Фуяо — это родословная хранителей, которым было поручено защищать врата. 

Услышав об этом, Чэн Цянь был ошеломлен. 

— Это правда?

— Скорее всего, нет. Это просто легенда, такая же, как те истории о Хунцзюне³, Паньгу⁴ и сотворении мира, — Тун Жу посмотрел на юношу с добродушной улыбкой. В этот момент Повелитель всех демонов вовсе не выглядел таким страшным. Напротив, он казался совершенно обычным человеком. — Но Башня отсутствия сожалений действительно существует, и в ней хранится артефакт, противный воле небес.

³ Хунцзюнь (hóngjūn) также известный в Китае как мудрец Дао — это путь небес в древнекитайской мифологии.

⁴ 盘古 (pángǔ) —миф. Паньгу (первый человек на земле согласно китайской мифологии).

— Камень, исполняющий желания? — выпалил Чэн Цянь.

— Из тайного царства трех существований я вернулся одержимым, я почти заработал отклонение Ци. Я рискнул всем, чтобы подняться по восемнадцати тысячам ступеней Башни отсутствия сожаления и найти камень, что тысячелетиями хранился на горе Фуяо. А после, проигнорировав все советы Четырех Святых, я принес в жертву этому камню миллионы жизней в обмен на одно только несбыточное желание.

От последних слов старшего наставника веяло ужасом. Чэн Цянь вдруг вспомнил, что сказал его учитель, когда впервые запечатал Господина Бэймина: «Скорбящие души, погибшие от твоих рук». 

— Откровенно говоря, призраки, которых ты встретил в долине — жертвы той страшной жатвы. — печально улыбнулся Тун Жу. — Мое преступление непростительно, но, по крайней мере, мое желание было… искренним. 

Чэн Цянь не мог удержаться от вопроса: 

— Тогда кто привел тебя в тайное царство трех существований?

На лице Тун Жу не было ни обиды, ни ненависти. Он спокойно ответил: 

— Тот, кто получил по заслугам. 

Чэн Цянь хотел еще немного порасспрашивать старшего наставника, но Мучунь, бывший в своем истинном обличье, внезапно вздохнул и перебил его: 

— Сяо Цянь, уже светает.

На востоке занимался рассвет. Заметив это, Чэн Цянь искренне удивился.

Мучунь чжэньжэнь посмотрел на него и ласково улыбнулся. 

— Я надеялся, что ты сможешь остаться еще на какое-то время, но, похоже, это невозможно.

В юности, невежество служило ему щитом, но сейчас, услышав эти слова, Чэн Цянь едва не расплакался.

— Я хочу остаться здесь с тобой навсегда, но я обещал ему, что вернусь через сто дней. Я не могу потерпеть неудачу. 

Сидевший неподалеку Тун Жу печально улыбнулся. Казалось, ему вдруг стало смешно или, может быть, он что-то вспомнил. 

Господин Бэймин поднял руку, и сковавшие его цепи зазвенели. Мечи, чей гнев служил ему наказанием, взлетели вверх, отбросив Чэн Цяня прочь. 

Фигура Хань Мучуня постепенно растворилась в воздухе, а под ногами юноши замелькали души умерших.

В это мгновение Чэн Цянь потерял сознание.

Примечания: 

* Слова Сыкун Ту (837-908, китайский поэт времён династии Тан), означают встречу с неизбежным.

**Примечание автора: некоторые люди, замерзая, перед смертью испытывают обманчивое ощущение тепла.