Ночь

В комнату Чи Цина не проникал свет, даже те крупицы, что могли попасть через окно, наталкивались на завесу плотных чёрных штор. Но тем легче было чувствовать дыхание и сердцебиение друг друга.

К этой темноте Се Линь очень долго привыкал, чтобы разглядеть хотя бы очертания лица партнёра.

Его подобные опахалам ресницы, которые сейчас беспокойно опустились.

— Я не буду прятаться, — сказал Чи Цин, — и постараюсь... не отталкивать тебя.

Вероятно, он и не подозревал, что для Се Линя значат эти слова.

Тот грубо выругался в душе, затем, стиснув зубы, склонился ближе и спросил:

— Кто тебя этому научил? Что если я правда не сдержусь? Не стоит слишком полагаться на мой самоконтроль.

Длинные ресницы Чи Цина едва заметно дрогнули, после чего он сказал:

— Ты можешь не сдерживаться.

Он снова взял Се Линя за ворот рубашки. Момент, и горячее дыхание, касавшееся его шеи, стало ближе. Без предисловий, их губы столкнулись в поцелуе.

Несмотря на повышенный градус страсти, их поцелуи каждый раз содержали малую толику осторожности, Се Линь был морально готов к тому, что Чи Цин не выдержит, и придётся отступить. Но в этот раз остатки его самоконтроля окончательно посыпались.

Чи Цин только что принял душ, и Се Линь, зарывшись пальцами в его волосы, ощутил лёгкую прохладу, которая вскоре испарилась от его жара.

Выдав смелую фразу и притянув Се Линя за ворот, Чи Цин на некоторое время занял доминирующую позицию, но ненадолго — от поцелуя Се Линя он всё на свете позабыл.

Тот целовался совсем не как человек без опыта. Боженька подарил ему не только красивое лицо, но и поразительный талант к познанию без учителя.

Серебряное кольцо на его пальце то и дело касалось подбородка Чи Цина.

Единственное ощущение прохлады от металла скользнуло ниже, прошлось по худой спине, ниже поясницы, и остановилось в определённом месте.

— Не против? — пальцы Се Линя замерли. — Если не выдержишь, скажи... Остановиться я не смогу, но буду предельно аккуратен.

Через какое-то время.

Чи Цин всем телом буквально окаменел.

Но в этот раз причина тому была совсем иная — боль.

Его пальцы напряжённо сжались, бледные суставы напряглись, и он, чего почти никогда не случалось, выругался:

— Чёрт...

Спустя некоторое время из темноты послышался голос Се Линя:

— До сих пор больно?

Чи Цин в слегка помутнённом сознании вдруг почему-то вспомнил кабинет психотерапевта, куда уже очень давно не заглядывал.

 И сам доктор У, похоже, что-то про них понял, потому что он больше им не звонил и не приглашал на консультации.

Если вернуться в памяти в тот день, хоть убей, Чи Цин ни за что бы не поверил, что однажды этот псих по фамилии Се прижмёт его к кровати в процессе самого интимного действа на свете.

Се Линь накрыл его ладонь своей, их пальцы переплелись, затем в голове Чи Цина раздался искажённый голос. Остальные звуки исчезли, остался только тихий голос Се Линя.

Он заполнил собой абсолютно весь мир вокруг.

[Расслабься...]

[У тебя такая тонкая талия?]

[Мне двигаться быстрее? Хм? Не молчи].

[...]

Там, где никто не узнает, Се Линь говорил то, что мог слышать только Чи Цин.

Ночь была долгой. После полуночи в окно ворвался ветер, он шевельнул шторы и впустил немного света снаружи. Падая на стену, этот свет нарисовал тенью два неотделимых друг от друга силуэта. Всего на мгновение, а затем ткань снова опустилась, подобно взмаху крыла бабочки, и комната погрузилась в привычную темноту.

На рассвете Чи Цин наконец с трудом смог уснуть, а перед этим в его голове осталась только одна мысль: не надо было ему вообще соваться в эту клинику.

Через пару мгновений появилась другая: вообще-то убийство было отличным вариантом.

Открыв глаза, Чи Цин некоторое время смотрел в потолок, затем снова медленно их закрыл.

Однако долго проспать ему не удалось, из гостиной послышался шум.

Вчера вечером они забыли выключить телевизор, только звук убавили на минимум, и он работал всю ночь. Но сейчас, в рассветной тишине, звук казался слишком громким.

В тёмной гостиной голубые глаза кота испускали почти такой же голубой свет, как от экрана. По новостям как раз говорили о деле Шэнь Синхэ, показали закрытое блюром фото преступника, даже пустили по экрану предупреждение об осторожности при знакомствах в интернете.

Котейка сидел на ковре и как будто копировал манеру хозяев смотреть телевизор. Возможно, его заинтересовало слово «звезда» из имени Шэнь Синхэ, вот он и уставился на фотографию парня, а потом тихонько мявкнул.

Когда Чи Цин без тени эмоций, но с большим трудом поднялся с кровати и вышел в гостиную, перед ним предстала именно такая картина.

Се Линь тем временем перевернулся на простыне и потянулся, чтобы обнять своего парня, но нащупал только пустоту. Он босиком подошёл к выходу из спальни и позвал:

— Чего ты вскочил? Поспи ещё.

Чи Цину не очень хотелось сейчас разговаривать с ним.

Впрочем, Се Линь принял это с пониманием.

— Хочешь пить? Я принесу.

Взяв в руки стакан, Чи Цин уселся на диван посмотреть новости, а Се Линь повязал фартук и отправился на кухню, посмотреть, что осталось в холодильнике, и приготовить завтрак.

Репортаж был довольно подробный; показали и фотографии погибших, и снимки с мест происшествий. Пока они мелькали на экране, Чи Цин и бровью не повёл. Но вот ведущий перешёл к следующей части репортажа, к задержанию преступника, и произнёс: «Полицейские обнаружили в общежитии автосервиса доказательства причастности...», а на экране показали фото плаката, исписанного словами. Почерк у мальчика был очень красивый.

На этом моменте Чи Цин наконец шевельнулся. Он поднял глаза и уставился на плакат. И очень долго на него смотрел.

— Будешь сэндвич? У тебя больше ничего нет... — Се Линь осёкся. — На что смотришь?

Никто из них двоих ранее не видел этот плакат.

Во-первых, потому что поисками вещдоков занималась другая группа, они и отправились тогда в автосервис. Во-вторых, Шэнь Синхэ уже во всём признался, и у них не было ни времени, ни желания рассматривать ещё какие-то улики.

Но сейчас взгляд обоих переместился к «плакату». Их внимание привлекли не надписи на плакате и не их смысл. А напечатанный на бумаге под надписями и почти незаметный крест.

— Тебе этот крест не кажется знакомым? — спросил Се Линь, и вскоре Чи Цин вспомнил.

— Кошки.

Чи Цин имел в виду дело о кошках. Тогда, в допросной комнате, Чи Цин чуть не столкнулся с мальчиком, убийцей животных.

Он прекрасно осознавал, что не мог ошибиться.

— У мальчика на шее... висел такой же крест на цепочке.

— К слову, а тот риелтор, по фамилии Чжоу, когда его допрашивали, отказался заходить в кабинет номер тринадцать.

Тринадцать. В христианстве эта цифра обозначает невезение. Предательство и продажу идеалов.

Это своеобразное табу.

Такая деталь как крест ничего не означала, да и в причастности к религии ничего предосудительного нет. Но Чи Цину всё время казалось, что где-то кроется подвох.

Слишком много совпадений.

***

Шэнь Синхэ всё так же сидел в камере. И кажется, ему очень нравилось смотреть на время от времени падающие из окна на пол лучи света. Ранним утром Цзи Минжуй открыл дверь, чтобы перевести его в другое место.

— Ну что, идём, тут уже всё закончилось.

— Всё закончилось? — переспросил Шэнь Синхэ.

Цзи Минжуй не понял, о чём он, и решил, что мальчик просто подхватил разговор.

— Ну да. А что, ты хотел ещё что-то рассказать?

Тот не ответил, лишь странным отсутствующим и долгим взглядом посмотрел сквозь него.

«Ну и странные они, эти гении-убийцы», — подумал оперативник.

Цзи Минжуй как раз вёл мальчика по коридору, когда зазвонил телефон. В трубке раздался голос его лучшего друга, только звучал он почему-то немного хрипло.

— Вы узнавали у Шэнь Синхэ о его религиозной принадлежности?

— О религиозной принадлежности? — Цзи Минжуй, держа телефон, повернулся и глянул на Шэнь Синхэ.

— Он христианин, так?

Цзи Минжуй спросил мальчишку:

— Ты веришь в бога?

— Да, — ответил тот. — Я однажды встретил кое-кого.

— Кого?

— Имени не знаю.

— И чем он занимается?

— Он святой отец, — тихо ответил Шэнь Синхэ.

***

В одной из католических церквей города Хуанань.

Шпили белоснежного здания устремлялись в небо, подобно острым иглам.

Внутри было пусто. Только горели два ряда тусклых свечей по краям от красной дорожки, да на кафедре лежала раскрытая книга.

В книге кроваво-красным цветом были написаны от руки несколько фраз, первая из которых гласила: «Через меня путь в город скорби...»¹

¹Отсылка к «Божественной комедии», «Врата ада», Песнь третья. Целиком цитата звучит следующим образом: «Через меня путь в город скорби. Через меня путь к вечной боли. Через меня путь, пролегающий среди заблудших».