Святой отец

«Через меня путь в город скорби. Через меня путь к вечной боли. Через меня путь, пролегающий среди заблудших. Сотворило меня божественное всемогущество, Высшая мудрость и любовь. До меня не было сотворённых вещей, Только вечность, и я вечный последний. Оставь всякую надежду, сюда входящий!» — Данте Алигьери, «Врата ада».

Воспитательная колония для несовершеннолетних. Вместе с другими юношами Ли Кан сидел на лекции по идейно-нравственному воспитанию. Среди воспитанников он был самым младшим; пусть даже вытянулся как ивовая веточка, всё равно детство ещё не сошло с лица.

Для подтверждения своей невероятной догадки Се Линь с Чи Цином, оформив спецпропуск, вошли в здание колонии, чтобы встретиться с Ли Каном в общей столовой. От него уже не ощущалось той зловещей ненависти, как во время задержания. Если при нём не упоминать брата, он вёл себя как обычный подросток, такой же, как миллионы сверстников.

Сейчас столовая пустовала, до обеда оставалось много времени.

Отражаясь в глянцевой поверхности стола, на потолке медленно крутился вентилятор, приносящий лёгкую прохладу.

Ли Кан молча сидел напротив и смотрел на них.

Пока они переглядывались, мальчишка словно почувствовал исходящее от этих двоих странное давление, будто тёмный глубокий омут затягивал на дно, заставляя на миг поверить, что они такие же, как он, «единомышленники». Но через секунду тьма в глазах улыбнувшегося мужчины пропала без следа.

Две расстёгнутые пуговицы на белой рубашке напрочь стирали «официоз» чёрного пиджака. Закатав рукава, мужчина с улыбкой произнёс:

— Ну как ты тут, уже обвыкся?

Но мальчик помнил, по чьей милости оказался здесь, поэтому помрачнел и промолчал.

— Не волнуйся, мы просто хотим кое-что узнать, — расслабленно добавил Се Линь. — Если пойдёшь на содействие, возможно, скоро сможешь вернуться домой.

Чи Цин приподнял бровь, услышав это. Цзи Минжуй ничего подобного им не говорил.

Сегодня Чи Цин не надел перчаток, просто спрятал руки глубоко в карманах.

Не подавая виду, Се Линь коснулся тыльной стороны его ладони.

[Я сказал «возможно», а не «непременно»].

Он ещё и бессовестный обманщик!

Но всё же Ли Кан был ещё ребёнком, и ему, конечно же, не хотелось оставаться здесь надолго.

— Правда? — с надеждой спросил он.

— Правда.

— Что вы хотите узнать?

Се Линь протянул руку, кольцо на его пальце блеснуло так же, как та вещица, что висела на шее мальчика.

— Нас интересует этот крестик у тебя на цепочке.

Очевидно, Ли Кан не ожидал, что он спросит именно об этом.

— Ты сам его купил? Мы были у тебя дома, но не обнаружили ничего, связанного с религией. И твои родители не приверженцы какой-либо веры.

Опустив голову, мальчишка взглянул на крестик, блеснувший серебряным светом.

— Мне его подарили.

— Кто?

Если вернуться во времени в ту дождливую ночь, когда первой кошке распороли живот и тёмная кровь потекла по асфальту, смешиваясь с дождевой водой... Мальчик по имени Ли Кан украл из магазина всяких мелочей зазубренный нож и пришёл в место, где собираются бездомные коты, чтобы выплеснуть на них гнев, скопившийся из-за младшего брата.

Капли дождя падали в грязь, перекрывая приближающиеся шаги.

Ли Кан надел слишком большой плащ, уже перепачканный кровью, движения его были неловкими; перед тем, как нанести первый удар, рука дрожала, нож застрял в грудине кошки и никак не мог продвинуться ниже.

В какой-то момент он хотел всё это прекратить.

Мальчик не знал, что позади него остановился человек, высокий и худой, в чёрной накидке от дождя с заострённым кверху капюшоном, закрывшим лицо. Он походил на колдуна, появившегося из темноты, мистического и опасного.

Сапоги мужчины тоже испачкались в текущей по асфальту крови, каждый шаг отдавался хлюпающим звуком.

— Дружок, — услышал Ли Кан за спиной чуть хриплый голос. — Так тебе будет очень трудно убить кошку.

Рука мальчика дрогнула, он сам едва не порезался о лезвие ножа. А мужчина добавил:

— Лучше целься прямо в сердце.

***

Вспоминая об этой встрече, Ли Кан добавил:

— Он сказал, что работает в церкви и просто проходил мимо. Спросил, почему я убиваю кошек. Сказал, если признаюсь, то бог меня простит.

Мальчик, пойманный на плохом поступке, не обладал достаточно сильной волей, он уронил нож на землю, в стороны разлетелись кровавые брызги.

Сам не понимая, почему, он рассказал этому незнакомцу о своём брате.

Может быть, повлияла темнота, дождливая ночь, убийство, текущая кровь и большие остекленевшие кошачьи глаза... А может, завлекающий тон мужчины.

— Я ненавижу его, — Ли Кан подобрал нож, в опаске выставил его перед собой и обратился к мужчине, лица которого даже не видел. — Ненавижу так, что хочу придушить. Каждый раз, когда он плачет по ночам, я слышу его крик и хочу задушить его.

— Бог услышал тебя, — мужчина медленно опустился на корточки, но Ли Кан всё ещё не видел его лица.

Дождь усилился, пошёл сплошной пеленой, закрывая мужчину от мальчика, и едва различимые черты незнакомца совсем расплылись.

Ли Кан видел только его глаза.

Казалось, эти глаза могут видеть смерть.

— Ты знаешь, — по одному слову медленно сказал он. — сердце твоего младшего брата находится примерно в том же месте, что у этой кошки.

Капли дождя, стекая по капюшону, текли по щекам Ли Кана будто холодные ядовитые змеи.

***

— Подстрекательство к преступлению?!

Брови У Чжибиня сошлись к переносице.

Несколько дел были полностью завершены и раскрыты, У Чжибиню выписали долгий отпуск, чтобы отдохнул как следует, проверил здоровье, подлечил ногу... И только бумаги об отпуске были подписаны, случилось непредвиденное.

Се Линь и Чи Цин, вернувшись из колонии для несовершеннолетних, первым делом пошли к У Чжибиню с просьбой ещё раз допросить всех задержанных по последним делам.

— Но... та ассистентка, она ведь верила в буддизм, раз ходила покупать тайские амулеты.

— Не факт, — Чи Цин в этом деле имел право голоса. — В кругах шоубизнеса нет настоящей «религии».

Женщина по фамилии Ли, которую уже посадили в тюрьму, была самой настоящей атеисткой.

Она «верила» во всё, что могло принести ей удачу.

Се Линь и Чи Цин взяли на себя по одному допрашиваемому.

Первый сел напротив ассистентки Инь Ваньжу.

Женщина за это время сильно похудела, выдались скулы, увеличенные операционным путём глаза впали, блестящие и ухоженные волосы выглядели как солома. Она теперь походила на престарелую европейку, со всеми своими пластическими операциями.

А в соседней допросной комнате перед Чи Цином посадили риелтора по фамилии Чжоу.

Оба в тюремной форме, явно не первой свежести, убийцы выглядели так, словно много дней не выходили на солнечный свет.

— Верю ли я в бога? — женщина, которая давно ни с кем не общалась, по привычке поправила сухие волосы, чтобы выглядеть хоть немного симпатичнее. — Почему вы спросили об этом?

Она улыбнулась.

— Я не верю в себя, поэтому, конечно, верю во всё остальное.

— А как насчёт христианства? — спросил Се Линь.

— И в него тоже. Вообще-то я не очень разбиралась в этой религии, но однажды зашла в церковь, где кое-кто дал мне некоторые... наставления.

Через серую стену справа от женщины.

Чи Цин сидел в кабинете, где на металлической табличке значился номер тринадцать.

Чжоу Чжии, только оказавшись здесь, заметно занервничал. Он то озирался по сторонам, то постукивал по столу пальцами, и выглядел очень напряжённо, точно так же, как в тот день, когда его привели в тринадцатую допросную после задержания.

Чи Цин с непроницаемым лицом спросил:

— Хочешь перейти в другой кабинет?

— А можно? — с надеждой поднял глаза Чжоу Чжии.

— Нет. Я просто из вежливости поинтересовался.  

Пришлось мужчине сидеть как на иголках и обтекать потом по вискам.

— Тебе не нравится число тринадцать? Почему?  

— Потому что кое-кто сказал, что это табу...

Помощница упомянула «кое-кого», и Чжоу Чжии тоже. Их показания практически совпали с показаниями Шэнь Синхэ и Ли Кана.

В обоих кабинетах, разделённых стеной, воцарилось молчание. Из-за отсутствия окон темнота будто обнимала их, не встречая сопротивления. И пусть напротив допрашиваемых сидели разные люди, оба консультанта одновременно задали один и тот же вопрос:

— Кто?

И в ответ, так же, как и в двух предыдущих случаях, не услышали ничего вразумительного. Только:

— Он — глас божий.

— Он — святой отец.

Когда ассистентка работала на Инь Ваньжу, чем популярнее становилась актриса, тем тяжелее чувствовала себя женщина.

В тот день она за рулём повезла Инь Ваньжу в компанию, чтобы договориться о высокой цене за сотрудничество с фирмой, которая хотела заполучить Инь Ваньжу в качестве своего амбассадора. Скоро фотографии женщины появятся на всех экранах города Хуанань... и это будет результат её собственных усилий.

Но её это нисколько не радовало. Нисколько.

На обратном пути она сначала увезла домой Инь Ваньжу, потом заехала в торговый центр и долго сидела в машине на стоянке под открытым небом. Выйдя из авто, она просто пошла по улице, не понимая, куда идёт. Постепенно стемнело, загорелись яркие неоновые вывески, но когда женщина подняла глаза, сквозь многочисленные блики она увидела стремящиеся к небу острые церковные шпили.

Но приблизившись, заметила, что это какая-то необычная церковь. Не было ни определённого времени посещения, ни прихожан.

Она села на пустую лавку на втором с конца ряду и долго смотрела на картину распятия Иисуса перед ней.

Внезапно позади неё раздались тихие шаги, а затем кто-то сел на лавку за ней. Женщина машинально хотела обернуться. Но кто-то мягко положил руку ей на шею, не давая это сделать, после чего послышался голос:

— Не оборачивайтесь. — затем хриплый голос продолжил. — Красавица, что-то гложет вашу душу?

— Кто вы?

— О, господь послал меня, чтобы выслушать вашу беду.

Перед глазами женщины плясали огни церковных свечей.

Пальцы мужчины были мягкими, однако от них совсем не чувствовалось тепла.

Однако женщине очень захотелось ему подчиниться. Сама не понимая, почему, она спросила:

— Неужели вы можете мне помочь?

— А что если могу? — сказал незнакомец.

Чжоу Чжии познакомился со «святым отцом» примерно таким же образом. Когда его бросила самая важная девушка в жизни, он провалился в пучину страдания, ненависти и сожаления.

В этой церкви. Несколько убийц, не имевших друг с другом никакой связи, сидели примерно на одном и том же месте. Спиной к «святому отцу», покуда догорали свечи, они позволяли темноте вокруг поглотить себя.

Если бы время и пространство можно было нарезать по кадрам, в разное время на одном и том же месте появились бы три разные фигуры.

Их тени вытягивались от света свечей.

Длинные волосы женщины спадали на плечи.

— Я хочу осуществить мечту. Хочу стать красивой. Это я должна быть звездой.

На Чжоу Чжии был рабочий костюм риелтора.

— Я хочу, чтобы любимая женщина навсегда осталась со мной.

И Шэнь Синхэ тоже сидел там, касаясь подушечками пальцев рукавов школьной формы.

— Я хочу отомстить. Хочу заставить тех, кто убил моего брата, поплатиться жизнью.

Разные люди, но за ними стоял один и тот же человек.

Мужчина, сидящий на последнем ряду, скрывался во тьме, на нём была чёрная шляпа, надвинутая низко на лоб и закрывающая лицо. Он сидел, опустив голову, так что даже в светлом помещении можно было бы разглядеть только его подбородок.

Он тихо произнёс:

— Почему же ты не последуешь зову своего сердца? Почему не протянешь руку? Ведь то, чего ты хочешь, прямо перед тобой.