Весна

Дула всех пистолетов были наставлены на Z. Дело практически было раскрыто.

— Всё под контролем... — выдохнув, доложил Цзи Минжуй оперативникам снаружи.

Но Се Линь, глядя на Z, не спешил расслабляться:

— Нет. Ещё не всё.

— У него не осталось заложников. Вокруг полно полицейских, что он сделает? — не согласился было Чи Цин. — Неужели он мог устроить западню? — И тут же сам ответил себе на этот вопрос: — Невозможно. Мы отключили электричество во всём районе; здесь ничего нет, а действия его ограничены. Даже если он заложил взрывчатку, сейчас ему никак не удастся достать до детонатора. А если на взрывчатке таймер, он бы следил за временем, но ничего подобного я за ним не заметил.

— Нет, — упорствовал Се Линь, — держите его, он может...

Почти одновременно с его словами Z дёрнулся. Внезапно подскочив, он бросился к стоящему ближе остальных полицейскому. Всего пара секунд — никто не успел ничего сообразить, даже выкрикнуть «не двигаться» — и Z уже цепкой хваткой держался за пистолет.

Собирался завладеть оружием!

В момент нападения противника, при отсутствии иного способа его остановить, первой же реакцией любого полицейского будет открыть огонь. Поэтому оперативник решительно наставил дуло в ногу Z и почти нажал на курок, когда понял, что противник действует вразрез с его ожиданиями. Потому что Z не собирался отбирать оружие. Он схватился за дуло и наставил его на себя.

Затем надавил на палец, уже лежащий на курке.

Без колебаний.

Даже ухмыльнулся слегка.

В какой-то момент полицейскому показалось, будто через чёрное дуло он почувствовал стук сердца, к которому был приставлен пистолет. Но уже в следующий миг через ствол оружия прошла пуля, с неуловимой человеческим глазом скоростью.

Бах...

Выстрел раздался из его оружия.

Бах-бах...

А эти уже из пистолетов других оперативников, поддавшихся панике.

Зрачки Z расширились, потом сузились снова, и его сердцебиение прервалось.

За те несколько секунд, что дуло пистолета было приставлено к его груди, он вспомнил несколько моментов десятилетней давности.

Десять лет назад он стал «сыном» Ян Янь. Сыном, которого нельзя было показать людям.

Ему приходилось любить то, что любил когда-то круглолицый мальчик, включая цвета, еду и занятия.

Однажды вечером, перед сном, он вспомнил слова того мальчишки:

— Как холодно... Тебе не холодно? Я, наверное, простудился. Раньше, когда я болел, мама всегда пела мне песни.

Зима ещё не кончилась, он выключил кондиционер в комнате и открыл окно.

Он рос так, как должен был расти другой ребёнок. А когда пришла пора поступать в старшую школу, женщина покупала для Z учебники, и он по ним занимался.

У круглолицего были плохие оценки по химии, поэтому приходилось ошибаться в паре вопросов, а женщина смотрела на него при этом взглядом, полным материнской любви:

— И почему ты всё не меняешься? По всем предметам успеваешь, кроме химии. Постоянно делаешь ошибки.

Но со временем... те воспоминания стёрлись в череде идущих вперёд дней. И у них с этой женщиной появились собственные воспоминания.

«Давай на Новый год вместе пойдём за покупками?»

«Какие милые кролики! Хочешь, заведём одного?»

«Домашнее задание выполнено на отлично. Тебе полагается награда! Может, завтра сходим в новый музей?»

Этих воспоминаний становилось всё больше, и возможно, из-за того, что давно забытое в глубине души лицо всё отдалялось от неё, Ян Янь стала страдать от головной боли. Она часто носила в сумочке таблетки от головы.

Он навсегда запомнил тот дождливый день.

Ему только исполнилось восемнадцать; так же, как другие парни в этом возрасте, он вытянулся, больше не походил на низенького мальчугана. Худой, в толстовке с капюшоном и маске он вышел из дома, чтобы вынести Ян Янь зонт.

Они давно переехали из дома, где все соседи знали о смерти её сына. Жить стало намного проще.

— Мама, — он стоял у входа в магазинчик и говорил с ней по телефону.  — На улице дождь, а ты ушла без зонта. Я тебя встречу.

У магазина тёрлась бездомная кошка, и он, в хорошем настроении, немного наклонил зонт, чтобы закрыть животное от капель воды с крыши.

Ян Янь шла домой с жуткой головной болью. Она хмыкнула в трубку, убрала телефон и принялась искать в сумке таблетки. Но никак не могла их найти. Поэтому пришлось терпеть боль в ожидании «сына».

А голова болела всё сильнее... и сильнее...

Как больно...

И вдруг она смутно услышала далёкий детский голос:

«Мама...»

Кто звал её?

«Мама...»

Сознание Ян Янь совсем помутилось, в полуобморочном состоянии она даже не заметила, что, пересёкши мокрую улицу, к ней уже подошёл юноша ростом выше неё на голову.

И она услышала уже настоящий голос, который обратился к ней «мама».

— Идём, — произнёс он, держа над ней зонт. — Нам пора домой.

Но они прошли совсем немного, когда Ян Янь повела себя немного странно.

Её шаги замедлились. И когда они остановились на перекрёстке, она вдруг спросила:

— Кто ты?

На дороге было шумно, и он не расслышал сразу:

— Что?

Ян Янь вдруг застыла, не замечая, что вышла из-под зонта. Не обращая внимания на капли дождя, бегущие по лицу, она спросила:

— Ты не мой сын. Кто ты такой?

— Мам, ты чего? Я твой сын.

— Нет, — в ясном сознании взгляд Ян Янь сделался суровым, в её глазах больше не было той «любви». — Разве мой сын мог вырасти таким как ты? Вы совершенно разные. Мой мальчик был добрым, позитивным... Он никогда не был таким как ты.

Они стояли на перекрёстке, за его спиной замигал красный светофор. Сделав шаг к женщине, он медленно повторил её слова:

— Таким... как я?

Ян Янь заволновалась, решив, видимо, что юноша сейчас на неё нападёт. Она вскинула руки и попала ровно по зонту, так что зонт упал на землю.

Ба-бах.

Вдалеке раздался гром.

— Ты не мой сын. Мой сын не стал бы таким как ты... таким... исчадием ада...

Дождь пошёл сильнее.

Он хорошо запомнил, что тогда долго смотрел на Ян Янь, потом поджал губы и сказал:

— Я... — И больше ничего.

Дальше Ян Янь ничего не расслышала. Может, он ничего и не сказал. Да и какое кому теперь дело.

Почему же он вспомнил тот день?

В последнюю секунду своей жизни.

Не удовольствие от убийства людей, не ощущение от ножа, врезающегося в плоть. Не момент, когда он шептал на ухо своим подопечным, что им следует сделать, а потом наблюдал, как они погружаются во тьму, так же как он сам. А тот дождливый день. И те слова, которые хотел сказать.

Стоя под дождём, он почти произнёс их вслух.

— Я думал... Что смогу жить нормальной жизнью.

Какая ирония...

Дождь шёл так сильно.

Что он весь промок.

И в тот день он наконец осознал. Что из ада нет дороги назад.

— Кто стрелял?! Это ты выстрелил?!

— Не я, это он... сам!

В какой-то момент в крохотное помещение вбежали все работники скорой помощи, врачи в белых халатах, ассистенты с аптечками, даже все оперативники, которым было велено ждать снаружи.

Несмотря на то, что все знали: после выстрела в сердце у него не было шансов.

Труп Z безмятежно лежал на полу. После констатации смерти его накрыли белым полотном, через которое на месте раны просочилась кровь.

Чи Цин стоял и смотрел на расплывающийся на белой ткани красный круг. В тот момент, когда Z вскочил, его сердце тоже подпрыгнуло.  

— Он... покончил с собой? Но почему? — Чи Цин не мог понять. — Ты знал, что он так поступит?

Ему и без того трудно давались сложные эмоции; несмотря на прогресс, он мог пока что распознать только настоящую и фальшивую радость, а ещё разные виды печали. Но «самоубийство» выходило за рамки его понимания каких-либо эмоций.

Се Линь тоже смотрел на белое полотно, вокруг шумели голоса, и из-за шума тело Z теперь казалось ещё более тихим.

— Потому что ему давно надоело играть. Он не видел разницы в том, выживет или умрёт. Он не боялся, что мы его найдём. Напротив, он давно ждал этого. Смерть для него стала избавлением. И только смерть могла дать ему это избавление. Он был крайне пессимистичным и высокомерным человеком. Со своей гордостью. Не желая вновь подчиняться кому-либо, он выбрал закончить свою жизнь. Всё-таки в его собственном мирке... — Перед глазами Се Линя возник образ сгоревшей церкви. — Он был богом.

***

— Мама...

— Папа... У-а-а-а...

На выходе из парка развлечений спасённые дети бежали к своим родным.

— Мне было так страшно! — плакал кто-то в объятиях матери. — Я так сильно испугался!

Женщина с покрасневшими от слёз глазами, выплаканными за эти семь дней, не могла показать слабости своему ребёнку, она погладила мальчика по голове.

— Ты молодец, ты такой храбрый... Пойдём домой...

Се Линь и Чи Цин тоже сели в машину.

Через окно Чи Цин увидел медиков, несущих к машине скорой носилки с трупом. Напряжённые до предела нервы в тот момент вдруг расслабились, на него накатила усталость. Он запоздало осознал, что рану на его руке до сих пор не перевязали. Но тогда Ян Янь была слишком взволнована, чтобы как следует наложить ему повязку.

Рану на плече Се Линя ему помогли перевязать врачи. Он уже собирался завести мотор, когда заметил, что Чи Цин нахмурился.

— Что такое? — Опустив взгляд, он увидел рану на руке Чи Цина. — Дай руку. — Се Линь достал маленькую аптечку, развязал кое-как намотанный на ладонь Чи Цина бинт, и взгляд его упал на совсем не обработанную рану. — Что это за повязка? Тебе не больно?

Чи Цин ответил как есть:

— Нормально. Потерплю.

Дело раскрыли, и Се Линь тоже заметно расслабился, даже мимоходом попросил:

— Ты что, не мог в такой момент состроить для меня жалостный вид?

Брови Чи Цина нахмурились ещё сильнее.

Брызгая на рану антисептиком, Се Линь на месте приступил к обучению:

— Линь-гэгэ, мне так больно!

Чи Цин предпочёл промолчать. Но тот не унимался:

— Мне срочно нужно, чтобы ты меня зацеловал и заобнимал.

— Пшёл вон из машины.

— Ладно, тогда так, — Се Линь не желал сдаваться. — Ласковые слова можешь оставить при себе, но какие-то действия ты же должен совершить.

Чи Цин и мускулом не дрогнул:

— Второй раз повторять не собираюсь.

Бормоча под нос «бессовестный», Се Линь закончил дезинфекцию, вскрыл стерильный бинт, крепко намотал его на руку Чи Цину, а затем вдруг заговорил о своём брате:

— Не знаю, почему... Но у меня такое странное чувство, что сегодня я... был ближе к нему, чем когда-либо.

Се Фэна от истины отделял всего шаг. И он до последнего не отступался. Десять лет назад самый молодой капитан активного состава уголовного розыска, зацепившись за тонкую ниточку, пришёл сюда. Возможно, тогда этот исполненный стремления к справедливости человек, движимый добрыми намерениями, приходил и в этот парк.

А теперь и они прошли по пути Се Фэна, завершив то, чего он когда-то не смог.

Бросив взгляд на светлеющее небо за окном, Се Линь сказал:

— Когда Z заговорил о нём, я не чувствовал ни сожаления, ни скорби. Только гордость за брата.

Перевязка завершилась. Се Линь осторожно поцеловал кончики пальцев Чи Цина:

— А вот ещё специальная лечебная процедура, с особым эффектом.

Пальцы Чи Цина чуть шевельнулись.

Снаружи полицейские вывели из здания под руки едва идущую Ян Янь.

Женщина была совершенно потеряна, словно душа оставила её.

Глядя на её слабые шаги, Се Линь подметил одну деталь:

— Кстати, не знаю, заметил ты или нет...

Но не успел он договорить, когда Чи Цин понял, о чём речь:

— Ты про тот шаг?

Се Линь не стал продолжать. Он понял, что Чи Цин тоже это увидел. С его наблюдательностью он не мог не заметить, что Ян Янь, едва оказавшись в комнате, сделала один маленький шаг... Увидев полный беспорядок в помещении, она бросила взгляд на брызги крови в раковине, и... невольно отшатнулась.

Совсем незаметно.

Ни оперативники, ни Цзи Минжуй не обратили на это внимания. Если бы кто и заметил, то только трое из присутствующих там.

Это Се Линь, Чи Цин и Z.

Вероятно, Z понял это с того момента, как женщина появилась в поле его зрения.

С той самой секунды он осознал, что это больше не его «мама».

Разве мать, любящая своего ребёнка больше жизни, отступит назад при виде крови, даже машинально?

Но возможно... в тот момент Z подумал: пусть это всё неправда, ничего.

Ему давно было всё равно. Да и не мог он требовать, чтобы фальшивое стало настоящим.

***

Снаружи машины.

Оперативники, которые держали под руки Ян Янь, беспокоясь за её психическое состояние, постоянно с ней разговаривали. Сейчас один из них утешал:

— Всё закончилось, уже всё в прошлом, всё в порядке...

Ян Янь молчала.

Может быть, она просто слишком устала, её ноги будто вообще не опирались на землю.

Оперативники посадили её в машину, чтобы увезти домой. Женщина села на заднее сиденье. На крыше горела синяя мигалка, ещё нужно было собрать улики с места происшествия и всё осмотреть, поэтому полицейские машины всё гудели своими сиренами.

Авто медленно тронулось.

Мужчина хотел заботливо поинтересоваться, везти Ян Янь домой или куда-то ещё, ведь у неё «дома» до сих пор оставалось множество напоминаний о «сыне». Но стоило ему открыть рот, как он тотчас через зеркало заднего вида увидел потерянный взгляд Ян Янь, а потом из её глаз без предупреждения потекли слёзы.

Потекли градом.

Ян Янь сама не заметила, что заплакала. Только спустя долгое время, когда машина уже далеко отъехала от парка, она пальцами коснулась щеки. И переместила взгляд, будто хотела посмотреть в зеркало заднего вида.

Но парк позади уже превратился в неразличимое тёмное пятно.

***

— Светает.

Чи Цин смотрел на светлеющий понемногу горизонт, окрашивающийся в белый.

Се Линь тоже взглянул на небо. И увидел мало-помалу прорывающиеся через тёмные облака лучи утренней зари. Из чернильно-синего небосвод постепенно сделался светло-голубым.

Тёмная ночь наконец отступила.

Эта зима непостижимо слилась с зимой десятилетней давности, когда в такую же зиму произошло массовое похищение. Но теперь все знали, что это конец. И старое дело сегодня наконец закрылось окончательно.

Факт неоспорим: преступник мёртв.

И больше не будет никаких жестоких игр, не будет такой же холодной зимы, не будет «зла», передающегося по наследству от наставника к ученику.

Чи Цин ощутил каплю теплоты, и погода вокруг тоже потеплела. За пару дней температура поднимется ещё выше, и уже сейчас ему стало жарко в зимней куртке.

Уже и на сухой ветке за окном тихонько появились новые нежные ростки.

Зима подошла к концу.